Текст книги "Три гроба"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Глава 10
КРОВЬ НА ПИДЖАКЕ

– Я не знал, что мне делать, – продолжал Дреймен. – Спешиться я не осмеливался, опасаясь не удержать рвущуюся лошадь, а ускакать прочь стыдился. Мне в голову лезли легенды о вампирах и прочей адской чепухе. Откровенно говоря, я был напуган до смерти. Помню, я кружил, как юла, пытаясь одной рукой придерживать лошадь, а другой достать револьвер. Когда я снова обернулся, «нечто» уже выбралось из могилы и направлялось ко мне.

Вот так, джентльмены, я повстречал одного из моих лучших друзей. Человек подобрал лопату, очевидно забытую одним из могильщиков. Когда он подошел ближе, я крикнул по-английски: «Что вам нужно?» – так как от страха не мог вспомнить ни слова на любом другом языке. Человек остановился и ответил тоже по-английски, но с иностранным акцентом: «Не бойтесь, милорд, помогите мне», после чего бросил лопату. Лошадь успокоилась, чего нельзя было сказать обо мне. Мужчина был невысоким, но очень крепким; грязное, опухшее лицо покрывали струпья, казавшиеся в сумерках розоватыми.

Он стоял под дождем и продолжал кричать, указывая на могилы: «Милорд, я не умер от чумы, как эти двое бедняг. Я даже не заразился. Это просто кровь из царапин на коже. Смотрите, как дождь смывает ее». Мужчина даже высунул язык, чтобы показать, как он почернел от сажи и становится чистым под дождем. По его словам, он был не уголовником, а политическим заключенным и бежал из тюрьмы.

Дреймен снова наморщил лоб и улыбнулся.

– Естественно, я помог ему – ведь меня самого обуревали идеи свободы. Пока мы строили планы, мужчина все рассказал мне. Он был одним из трех братьев, студентов Клаузенбургского[23]23
  Клаузенбург (ныне Клуж-Напока на территории Румынии) – столица Трансильвании.


[Закрыть] университета, которых арестовали за участие в борьбе за независимую Трансильванию под протекторатом Австрии, какой она была до 1860 года. Все трое сидели в одной камере, и два брата умерли от чумы. С помощью тюремного врача, также заключенного, третий брат сфальсифицировал симптомы и притворился мертвым. Едва ли кто-нибудь стал бы приближаться к телу, чтобы проверить заключение врача, – вся тюрьма обезумела от страха. Даже те, кто хоронили трех братьев подальше от тюрьмы, отворачивались, бросая тела в сосновые гробы и наспех заколачивая гвоздями крышки. Врач тайком положил в гроб кусачки, которые мой воскресший друг показал мне. Сильный мужчина, сохранивший самообладание и не расходовавший слишком много кислорода после погребения, мог приподнять крышку гроба головой, вставить в щель инструмент, чтобы перекусить гвозди, и выбраться из свежей могилы.

Когда беглец узнал, что я учился в Париже, разговаривать стало легче. Его мать была француженкой, и он владел этим языком в совершенстве. Мы решили, что ему лучше всего отправиться во Францию, где он сможет обосноваться под другим именем, не вызывая подозрений. У него было припрятано немного денег, а в его родном городе жила девушка, которая…

Дреймен внезапно осекся, словно сообразив, что зашел слишком далеко. Хэдли кивнул.

– Думаю, мы знаем, кто была эта девушка, – сказал он. – Пока что мы можем оставить мадам Дюмон в стороне. Продолжайте.

– Можно было не сомневаться, что она доставит деньги и последует за ним в Париж. Суматохи из-за побега не произошло – ведь Гримо считали мертвым. Тем не менее он был так напуган, что предпочел покинуть эти края, даже не удосужившись побриться и переодеться в мой костюм. Паспортов тогда не существовало, и Гримо, выезжая из Венгрии, назвался моим другом-англичанином, с которым я должен был встретиться в Традже. Прибыв во Францию… но остальное вы знаете. – Дреймен вздохнул и устремил на слушателей отсутствующий взгляд. – Можете проверить все, сказанное мной…

– А как насчет треска? – вмешался доктор Фелл.

Вопрос прозвучал так неожиданно, что Хэдли резко повернулся. Взгляд Дреймена стал искать говорившего. Красное лицо доктора Фелла задумчиво наморщилось, он постукивал по ковру тростью.

– Думаю, это важно, – продолжал доктор, обращаясь к камину, как будто кто-то возразил ему. – Хмф. Ха. У меня к вам только два вопроса, мистер Дреймен. Вы слышали треск поднимающейся крышки гроба, не так ли? Это означает, что могила, откуда выбрался Гримо, была неглубокой?

– Весьма неглубокой, иначе он мог никогда из нее не выбраться.

– Второй вопрос. Эта тюрьма была хорошо или плохо управляемой?

Дреймен выглядел озадаченным:

– Не знаю, сэр. Но я слышал, что многие государственные чиновники критиковали тюремное начальство за то, что оно допустило распространение болезни, помешавшей использовать заключенных на соляных копях. Между прочим, имена умерших были опубликованы – я сам их видел. И снова спрашиваю вас: какой смысл раскапывать древние скандалы? Это ничем вам не поможет. Вы ведь понимаете, что это нисколько не дискредитирует Гримо, но…

– В том-то и дело, – прервал его доктор Фелл, с любопытством глядя на него. – Я как раз хотел это подчеркнуть. Разве это может заставить человека скрывать все следы своего прошлого?

– …но это может дискредитировать Эрнестину Дюмон, – продолжал Дреймен, повысив голос. – Неужели вам не ясно, что я имею в виду? Как насчет дочери Гримо? К тому же все это копание основано на нелепой идее, будто один или оба его брата могут быть живы. Они умерли, а мертвецы не встают из могил. Могу я спросить, откуда у вас родилось предположение, что Гримо убил один из его братьев?

– От самого Гримо, – сказал Хэдли.

Какое-то время Рэмпоулу казалось, что Дреймен не понял ответа. Потом он поднялся со стула, дрожащей рукой расстегнул пальто, ощупал горло, словно ему было трудно дышать, и опять сел. Только его остекленевший взгляд оставался прежним.

– Почему вы лжете мне? – осведомился он с детской обидой в голосе.

– Это правда. Прочтите сами.

Хэдли придвинул ему записку доктора Питерсона. Дреймен протянул к ней руку, но тут же опустил ее и покачал головой:

– Мне это ничего не сообщит, сэр. Я не могу… Вы имеете в виду, что он сказал что-то перед…

– Он сказал, что убийца – его брат.

– А он говорил что-нибудь еще? – неуверенно спросил Дреймен. Хэдли не ответил, позволив работать его воображению. – Но это невообразимо! Вы намекаете, что шарлатан, который угрожал ему и которого он никогда раньше не видел, был одним из его братьев? Не понимаю. Как только я услышал, что его зарезали…

– Зарезали?

– Да. Как только…

– Гримо застрелили, – прервал его Хэдли. – Кто сказал вам, что его зарезали?

Дреймен пожал плечами. На его сморщенном лице мелькнула печальная усмешка.

– Очевидно, я никудышный свидетель, джентльмены, – спокойно сказал он. – Я из лучших побуждений сообщаю вам то, во что вы не верите. Возможно, я делал поспешные выводы. Мистер Мэнген сказал мне, что Гримо подвергся нападению и умирает и что убийца исчез, разрезав картину на куски. Поэтому я решил… – Он потер переносицу. – У вас еще вопросы?

– Как вы провели вечер?

– Я спал. Понимаете, у меня за обедом так болели глаза, что я не пошел на концерт в Альберт-Холл, принял снотворное и лег. К сожалению, я не помню ничего примерно с половины восьмого и до того, как мистер Мэнген разбудил меня.

Хэдли разглядывал его расстегнутое пальто с опасным спокойствием человека, готового к атаке.

– Понятно. Вы разделись, прежде чем лечь, мистер Дреймен?

– Разделся? Нет, только снял ботинки. А что?

– Вы покидали вашу комнату в течение этого времени?

– Нет.

– Тогда откуда у вас кровь на пиджаке? Встаньте и стойте на месте! А теперь снимите пальто.

Рэмпоул увидел кровь, когда Дреймен, неуверенно стоя рядом со стулом и стаскивая пальто, проводил рукой по груди жестом человека, ощупывающего пол. Темное пятно сбоку, тянущееся вниз к правому карману, четко выделялось на светло-сером пиджаке. Пальцы Дреймена нащупали его и потерли.

– Это не может быть кровь, – пробормотал он с той же обидой в голосе. – Не знаю, что это, но только не кровь!

– Нам придется это проверить. Пожалуйста, снимите пиджак. Боюсь, я должен просить вас оставить его здесь. В карманах есть что-нибудь, что вы хотели бы забрать?

– Но…

– Откуда взялось это пятно?

– Клянусь Богом, понятия не имею! Почему вы думаете, что это кровь?

– Пожалуйста, дайте мне пиджак. – Хэдли внимательно наблюдал, как Дреймен дрожащими пальцами вынимал из карманов несколько монет, билет на концерт, носовой платок, пачку сигарет «Вудбайн» и коробок спичек. Потом он взял пиджак и положил его на колени. – Вы не возражаете против обыска вашей комнаты? У меня нет полномочий производить его в случае вашего отказа.

– Не возражаю. – Дреймен потер лоб. – Если бы вы только объяснили мне, как это произошло, инспектор! Я старался все делать правильно. Я не имею к этому никакого отношения… – Он снова улыбнулся с озадачившей Рэмпоула горечью. – Я арестован? Против этого у меня тоже нет возражений.

Что-то здесь явно было не так. Рэмпоул видел, что Хэдли разделяет его иррациональные сомнения. Перед ними был человек, сделавший несколько противоречивых заявлений. Он поведал кошмарную историю, которая могла быть и не быть правдой, от которой за милю разило театральщиной. Наконец, на его пиджаке была кровь. И тем не менее Рэмпоул по какой-то непонятной ему самому причине верил его рассказу – по крайней мере, думал, что Дреймен сам в него верит. Возможно, он был слишком простодушен, и ему не доставало проницательности. Дреймен стоял перед ними без пиджака, выглядевший еще более высоким и костлявым в полинявшей почти до белизны голубой рубашке с рукавами, закатанными на жилистых руках, съехавшем набок галстуке и с висящим на руке пальто, продолжая улыбаться.

Хэдли выругался сквозь зубы.

– Беттс! Престон! – крикнул он, нетерпеливо стуча каблуком по иолу, пока оба не появились. – Беттс, отправьте пиджак в лабораторию для анализа этого пятна. Утром доложите о результатах. На сегодня это все. Престон, идите с мистером Дрейменом к нему в комнату и обыщите ее. Вы знаете, что искать, – не забывайте также о маскарадных принадлежностях. Я вскоре к вам присоединюсь… Подумайте как следует, мистер Дреймен. Утром жду вас в Ярде. Это все.

Дреймен поплелся к двери, тряся головой и натыкаясь на мебель, как летучая мышь.

– Откуда могла взяться кровь? – спросил он у Престона, потянув его за рукав.

– Не знаю, сэр, – ответил Престон. – Не ударьтесь о дверной косяк!

Когда Дреймен и полицейские удалились, Хэдли медленно покачал головой.

– Я в тупике, Фелл, – признался он. – Не знаю, в каком направлении двигаться. Что вы думаете об этом типе? Выглядит он мягким и податливым, но такого можно колотить, как боксерскую грушу, а он будет продолжать покачиваться, как ни в чем не бывало. Кажется, ему вообще наплевать, что о нем думают или что с ним сделают. Может быть, поэтому он не нравится молодым людям.

– Хм, да. Когда я соберу бумаги в камине, то отправлюсь домой, чтобы подумать, – сказал доктор Фелл. – Так как то, что я думаю сейчас…

– Да?

– …просто ужасно.

Доктор Фелл поднялся с кресла, надвинул на глаза широкополую шляпу и взмахнул тростью.

– Не хочу изобретать теории. Вам придется отправить телеграмму, чтобы выяснить правду. Ха! Но в историю о трех гробах я не верю – хотя в нее, возможно, верит Дреймен. Чтобы наша первоначальная теория не рассыпалась в пух и прах, мы должны допустить, что двое других братьев Хорват не умерли.

– Вопрос в том…

– …что с ними стало. Харрумф, да. То, что, по моему мнению, могло произойти, основано на предположении, что Дреймен верит, будто говорит правду. Пункт первый. Я не верю, что братьев отправили в тюрьму по политическому обвинению. Гримо, у которого было «припрятано немного денег», бежит из тюрьмы. Пять лет или более того он старается не высовываться, а потом внезапно «наследует» солидное состояние под чужим именем и от родственников, о которых мы ничего не знаем. Но он ускользает из Франции, чтобы наслаждаться наследством, не вызывая комментариев. Пункт второй, подтверждающий. В чем заключается страшная тайна жизни Гримо, если все это правда? Большинство людей сочло бы побег в стиле Монте-Кристо всего лишь возбуждающим и романтичным, а что касается политического обвинения, то для английского уха это не большее преступление, чем поставить полисмену фонарь под глазом вечером после гребных гонок. Черт возьми, Хэдли, это не пойдет!

– Вы имеете в виду…

– Я имею в виду, – спокойно сказал доктор Фелл, – что Гримо был жив, когда крышку его гроба заколотили гвоздями. Предположим, двое других тоже были живы? Предположим, все три смерти были сфальсифицированы? Предположим, что, когда Гримо выбрался из своего гроба, в двух других гробах оставались два живых человека? Но они не смогли выбраться, так как кусачки были у Гримо и он предпочел больше ими не пользоваться. Едва ли врач мог обеспечить беглецов несколькими экземплярами кусачек. Они достались Гримо, так как он был самым сильным, и ему не составило бы труда выпустить остальных, как и было условлено. Но он благоразумно решил оставить их похороненными заживо, чтобы не делить с ними деньги, украденные втроем. Блестящее преступление!

Никто не отозвался. Хэдли поднялся – его лицо выражало недоверие.

– О, я знаю, что это черное дело! – проворчал доктор Фелл. – Того, кто его совершил, оно преследовало бы в кошмарных снах до конца дней. Но только это может объяснить, почему Гримо подвергся бы преследованиям, если бы его братья выбрались из могил… Почему Гримо так отчаянно стремился как можно скорее увести Дреймена подальше от этого места, даже не избавившись от тюремной одежды? Почему он рисковал быть замеченным с дороги, когда убежище возле зачумленной могилы было бы последним местом, куда отважились бы заглянуть местные жители? Могилы были неглубокими. Если бы братья начали задыхаться, и никто их не освободил, они стали бы кричать и колотить в крышки своих гробов. Дреймен мог бы услышать эти звуки или увидеть, как подрагивает земля на могильных холмиках.

Хэдли достал платок и вытер лицо.

– Нет! – заявил он. – Такого не может быть, Фелл. У вас разыгралось воображение. Кроме того, в таком случае братья не выбрались бы из могил и были бы мертвы.

– Разве? – рассеянно произнес доктор Фелл. – Вы забываете о лопате.

– О какой лопате?

– О лопате, которую в страхе или спешке забыл какой-то бедняга, когда рыл могилу. Тюрьмы – даже самые скверные – не допускают такой небрежности. За лопатой наверняка прислали бы кого-нибудь. Я представляю происшедшее во всех деталях, хотя у меня нет ни крупицы доказательств! Подумайте о том, что безумный Пьер Флей говорил Гримо в «Уорикской таверне», и вы увидите, что все сходится… Два крепких вооруженных надзирателя возвращаются за забытой лопатой. Они видят или слышат то, что, как опасался Гримо, мог увидеть или услышать Дреймен. Надзиратели либо разгадывают трюк, либо руководствуются простой человечностью. Они вскрывают гробы, и два брата выбираются наружу, окровавленные, в полуобморочном состоянии, но живые.

– И никакой суматохи по случаю побега Гримо? Они должны были перевернуть вверх дном всю Венгрию в поисках человека, который…

– Хмф, да. Я тоже об этом думал. Тюремные власти так бы и поступили… если бы тогда не подвергались столь ожесточенным нападкам. Подумайте, что сказали бы критикующие их чиновники, если бы стало известно, что подобное произошло в результате их небрежности. Куда лучше было бы замять эту историю, верно? Отправить двух братьев в одиночные камеры и помалкивать о третьем.

– Это всего лишь теория, – после паузы сказал Хэдли. – Но если это правда, я готов поверить в злых духов. В таком случае Гримо получил по заслугам. Но мы тем не менее должны попытаться найти его убийцу. Если это все…

– Конечно, это не все! – прервал его доктор Фелл. – Не все, даже если моя теория верна, и это хуже всего. Вы говорили о злых духах. Боюсь, что существует злой дух куда хуже Гримо, – и это наш полый человек, братец Анри! Почему Пьер Флей признался, что боится его? Было бы естественно для Гримо бояться своего врага, но почему Флей опасается своего брата и союзника? Почему опытный иллюзионист боится иллюзии, если только братец Анри не маньяк-преступник, умный, как сатана?

Хэдли положил в карман записную книжку и застегнул пальто.

– Если хотите, отправляйтесь домой, – сказал он. – Мы здесь закончили. Но мне нужен Флей. Кем бы ни был другой брат, Флей это знает и расскажет об этом, обещаю вам. Я осмотрю комнату Дреймена, но на многое не рассчитываю. Флей – ключ к этому шифру, и он приведет нас к убийце.

Но Флей был уже мертв, хотя они узнали об этом только утром. Его застрелили из того же пистолета, что и Гримо. И хотя рядом были свидетели, убийцу никто не видел, и он не оставил следов на снегу.

Глава 11
УБИЙСТВО ПРИ ПОМОЩИ МАГИИ

Когда доктор Фелл постучал в дверь в девять утра, оба его гостя пребывали в сонном состоянии. Рэмпоул ночью спал очень мало. Когда он и доктор вернулись в половине второго, Дороти не терпелось услышать все подробности, которые ее супруг охотно согласился поведать. Они запаслись сигаретами и пивом и удалились в свою комнату, где Дороти, подобно Шерлоку Холмсу, бросила на пол груду диванных подушек и расположилась на них со стаканом пива и с «всезнающим» выражением лица, покуда Рэмпоул ораторствовал, меряя шагами пол. Ее суждения были весьма энергичными, хотя и несколько путаными. По описаниям ей понравились мадам Дюмон и Дреймен, но она сразу ощутила острую неприязнь к Розетт Гримо. Даже когда Рэмпоул процитировал высказывание Розетт на университетском диспуте, которое они оба одобрили, Дороти осталась неумолимой.

– Запомни мои слова, – сказала она, направляя на мужа сигарету. – Эта смазливая блондинка каким-то образом замешана в преступлении. Она жаждет крови. Держу пари, из нее не вышло бы даже хорошей… э-э… куртизанки, используя ее же термины. А если бы я когда-нибудь обошлась с тобой, как она обходится с Бондом Мэнгеном, и ты не заехал бы мне по физиономии, я бы никогда не стала с тобой разговаривать!

– Давай оставим личные чувства, – сказал Рэмпоул. – Кроме того, что плохого Розетт сделала Мэнгену? Насколько я понимаю, ничего. И ты ведь не можешь всерьез полагать, что она могла убить своего отца, даже если бы не была заперта в гостиной?

– Нет, потому что не понимаю, как она могла бы напялить этот маскарадный костюм и одурачить мадам Дюмон, – отозвалась Дороти. – Но уверяю тебя, что мадам Дюмон и Дреймен невиновны. Что касается Миллса, то он выглядит слишком чопорным, но твое мнение пристрастно, так как тебе не по душе ученые и разговоры о светлом будущем. И ты ведь сам признаешь, что его рассказ звучит правдиво?

– Да.

Дороти задумчиво курила.

– Мне лезут в голову потрясающие идеи. Наиболее подозрительными кажутся те двое, которых ты еще не видел. – Петтис и Бернеби.

– Почему?

– Вот почему. Петтиса ты отвергаешь, потому что он чересчур мал ростом, верно? Думаю, доктор Фелл с его эрудицией легко устранил бы это препятствие… Вспоминаю одну историю – не помню, где я ее читала, но она, кажется, фигурирует в нескольких средневековых легендах. На турнир приезжает огромный рыцарь в латах с опущенным забралом и побеждает всех противников. Потом против него выступает другой могучий рыцарь, ударяет его копьем в шлем и, к ужасу зрителей, сносит ему голову. Но тут из брони слышится тоненький голосок, и выясняется, что доспехи принадлежали красивому юноше, который был слишком мал и худ, чтобы заполнить их целиком.

Рэмпоул уставился на нее.

– Это вздор, милая моя, – с достоинством произнес он. – Ты хочешь сказать, что Петтис мог расхаживать с фальшивыми головой и плечами?

– Ты слишком консервативен. – Дороти сморщила нос. – По-моему, это неплохая идея. Тебе нужно подтверждение? Отлично! Разве Миллс не говорил о блестящих волосах и о том, что голова выглядела так, будто была сделана из папье-маше? Что ты на это скажешь?

– Скажу, что это чушь. У тебя нет более практичной идеи?

– Есть! – Дороти была охвачена вдохновением. – Это касается невозможной ситуации. Почему убийца не хотел оставлять следов на снегу? Вы все изобретаете замысловатые причины, которые сводятся к тому, что он просто решил поиздеваться над полицией. Чепуха, дорогой! Какой может быть единственная подлинная причина, по которой человек не хочет оставлять следы ног? Потому что эти следы могут указывать непосредственно на него. Очевидно, у убийцы имеется какая-то деформация ноги, след которой способен привести его на виселицу…

– Ну?

– А ты говорил мне, что Бернеби страдает косолапостью.

Когда незадолго до рассвета Рэмпоул наконец заснул, его преследовали сны, в которых деформированная нога Бернеби выглядела более зловеще, чем человек с фальшивой головой. Конечно, это была чепуха, но в кошмарном сне Рэмпоула она смешалась с загадкой трех могил.

Когда доктор Фелл постучал в дверь незадолго до девяти утра, Рэмпоул быстро побрился, оделся и побрел через безмолвный дом. Для доктора Фелла (как, впрочем, и для всякого другого) было необычно подниматься в столь ранний час по воскресеньям, и Рэмпоул понимал, что ночью произошла какая-то новая чертовщина. В коридорах было холодно, и даже огромная библиотека, где полыхал камин, приобрела нереальный облик, который присущ всему окружающему, если встаешь на рассвете, чтобы успеть на поезд. Завтрак на троих подали в эркере, выходящем на террасу. Небо было пасмурным и грозило снегопадом. Полностью одетый доктор Фелл сидел за столом, стиснув голову руками и уставясь в газету.

– Братец Анри снова взялся за дело, – проворчал он, ударив газетой по столу. – Хэдли только что звонил, сообщив кое-какие детали, и будет здесь с минуты на минуту. Для начала взгляните на это. А мы-то думали вчера вечером, что столкнулись с неразрешимой проблемой… Просто поверить не могу! Это напрочь вытеснило убийство Гримо с первой полосы. К счастью, газетчики не увидели связи между двумя преступлениями, а может быть, Хэдли велел им об этом помалкивать. Вот!

Рэмпоул, наливая кофе, читал заголовки. «МАГ УБИТ ПРИ ПОМОЩИ МАГИИ!» – гласил один из них, являя удовлетворение беллетристических амбиций автора. Другие были: «ЗАГАДКА КАЛИОСТРО-СТРИТ», «ВТОРАЯ ПУЛЯ ДЛЯ ТЕБЯ!».

– Калиостро-стрит? – переспросил американец. – Где это? Я думал, что слышал все причудливые названия улиц, но такое…

– При обычных обстоятельствах вы бы его никогда не услышали, – сказал доктор Фелл. – Это один из переулков, на которые натыкаешься случайно, пытаясь сократить путь и неожиданно обнаруживая целый район, затерянный в центре Лондона… Калиостро-стрит не более чем в трех минутах ходьбы от дома Гримо. Это маленький тупик за Гилфорд-стрит, по другую сторону Расселл-сквер. Насколько я помню, там полно лавчонок, которые не поместились на Лэмс-Кондьюит-стрит, и несколько жилых домов… Братец Анри отправился туда после стрельбы в доме Гримо, побродил там немного и завершил свою работу.

Рэмпоул пробежал глазами статью.

«Тело убитого человека, найденного прошлой ночью на Калиостро-стрит, Западный округ, 1, было опознано. Это Пьер Флей, французский фокусник и иллюзионист. Хотя он уже несколько месяцев выступал в мюзик-холле на Коммершл-роуд, Восточный округ, две недели назад он снял комнату на Калиостро-стрит. Вчера вечером, около половины одиннадцатого, его обнаружили застреленным при обстоятельствах, похоже указывающих на то, что мага убили при помощи магии. Три свидетеля утверждают, что никого не видели и не заметили никаких следов, но четко слышали, как чей-то голос произнес: «Вторая пуля для тебя».

Длина Калиостро-стрит всего двести ярдов, и она упирается в глухую кирпичную стену. Несколько магазинов в начале улицы были уже закрыты, но кое-где светились витрины, а тротуары перед ними были подметены. Однако ярдов через двадцать и на тротуаре, и на мостовой начинался нетронутый снег.

Мистер Джесс Шорт и мистер Р.Г. Блэкуин, приехавшие в Лондон из Бирмингема, направлялись в гости к другу, живущему в конце улицы. Они шли по правому тротуару, спиной к началу улицы. Мистер Блэкуин, повернувшись, чтобы посмотреть на номера домов, заметил человека, идущего позади на некотором расстоянии. Этот человек двигался медленно, нервно озираясь по сторонам, словно ожидал увидеть кого-то рядом. Он шел посередине улицы, но свет был тусклым, и кроме того, что это высокий мужчина в шляпе с опущенными полями, мистер Шорт и мистер Блэкуин больше ничего не могли разглядеть. В то же время констебль Генри Уизерс, патрулировавший Лэмс-Кондьюит-стрит, подошел к углу с Калиостро-стрит. Он увидел идущего по снегу мужчину, который оглянулся, но не заметил его. И через три или четыре секунды это произошло.

Мистер Шорт и мистер Блэкуин услышали позади крик – почти что визг. Потом послышался голос, четко произнесший слова: «Вторая пуля для тебя», за которыми последовали смех и приглушенный пистолетный выстрел. Когда они повернулись, человек, шедший сзади, пошатнулся, снова закричал и упал лицом вниз.

Они видели, что улица абсолютно пуста от начала до конца. Более того, мужчина шел посредине мостовой, и оба заявляют, что на снегу были только его следы. Это подтверждает констебль Уизерс, который прибежал от самого начала улицы. При свете витрины ювелирного магазина они видели жертву, лежащую лицом вниз, раскинув руки, и кровь, вытекающую из раны под левой лопаткой. Оружие – длинноствольный револьвер «кольт» 38-го калибра устаревшего образца, тридцатилетней давности, – валялось на снегу несколькими футами позади тела.

Несмотря на слова, которые они все слышали, и оружие, лежащее на некотором расстоянии, свидетели при виде пустой улицы решили, что мужчина застрелился. Они увидели, что он еще дышит, и отнесли его в приемную доктора М.Р. Дженкинса в конце улицы, покуда констебль убеждался в отсутствии следов убийцы. Жертва вскоре умерла, так и не заговорив.

Далее последовали удивительные открытия. Пальто незнакомца возле раны было обожжено и почернело. Это доказывало, что оружие, очевидно, было прижато к спине или находилось всего в нескольких дюймах от нее. Но доктор Дженкинс высказал мнение, впоследствии подтвержденное полицией, что самоубийство исключается. По его словам, ни один человек не мог выстрелить себе в спину под таким углом, особенно из длинноствольного оружия. Это было убийство, но абсолютно невероятное. Если человека застрелили с некоторого расстояния из окна или двери, отсутствие убийцы или даже следов ног не означало бы ничего. Но его убил тот, кто стоял рядом, говорил с ним и исчез.

Никаких документов и предметов, позволяющих идентифицировать убитого, при нем не обнаружили. Никто его не опознал. После некоторой задержки тело отправили в морг…»

– А как же полисмен, которого Хэдли отправил за Флеем? – спросил Рэмпоул. – Разве он не мог опознать его?

– Он потом его и опознал, – ответил доктор Фелл. – Но когда полисмен добрался туда, вся суматоха уже подошла к концу. Хэдли говорит, что он наткнулся на констебля Уизерса, когда тот опрашивал живущих на Калиостро-стрит, и сообразил, что к чему. А человек, которого Хэдли послал в мюзик-холл на поиски Флея, сообщил по телефону, что его там нет. Флей предупредил администратора театра, что этим вечером не намерен выступать, и удалился с каким-то загадочным замечанием… Хозяина дома, где Флей снимал комнату, доставили в морг для опознания, а чтобы исключить ошибку, попросили приехать кого-нибудь из мюзик-холла. Ирландец с итальянской фамилией, который тоже значился в вечерней программе, но не смог выступать из-за какой-то травмы, вызвался приехать и подтвердил, что это Флей. Итак, Флей мертв, а мы угодили в еще большую неразбериху.

– А эта статья правдива? – допытывался Рэмпоул.

Ему ответил Хэдли, чей звонок прозвучал весьма воинственно. Он размахивал портфелем, как томагавком, и облегчил душу, прежде чем притронулся к бекону и минам.

– Достаточно правдива, – мрачно сказал Хэдли, топая ногами у камина, чтобы согреться. – Я позволил газетам напечатать это, чтобы мы могли обратиться по радио с просьбой об информации ко всем, кто знал Пьера Флея или его распросукиного братца Анри. Это ваше прозвище, Фелл, застряло у меня в голове, и я никак не могу от него избавиться. Я уже отзываюсь о братце Анри, словно уверен, что это его настоящее имя. Даже представляю, как он выглядит. По крайней мере, скоро мы узнаем, как его зовут на самом деле. Я телеграфировал в Бухарест. Мы только напали на след братца Анри, как тут же его потеряли!

– Ради бога, успокойтесь! – сказал доктор Фелл. – Незачем бушевать – ситуация и без этого достаточно скверная. Полагаю, вы работали всю ночь? Получили какую-нибудь информацию? Хмф, да. Тогда садитесь и утешьте хотя бы свой желудок. Это поможет обрести… э-э… философский подход к делу.

Хэдли заявил, что не хочет есть. Однако, прикончив две порции, выпив несколько чашек кофе и закурив сигару, он пришел в более-менее нормальное состояние.

– Для начала, – сказал он, решительно расправив плечи и достав из портфеля бумаги, – проверим эту статью пункт за пунктом – что она сообщает и о чем умалчивает. Прежде всего, что касается Блэкуина и Шорта. Они вполне надежны, а кроме того, никто из них никак не может быть братцем Анри. Мы телеграфировали в Бирмингем – они прожили там всю жизнь и хорошо известны в своем районе. Оба преуспевающие бизнесмены, и на их свидетельские показания вполне можно полагаться. Констебль Уизерс тоже надежный и добросовестный человек. Если они утверждают, что никого не видели, то не лгут – разве только сами обмануты.

– Каким образом?

– Понятия не имею. – Хэдли тяжко вздохнул. – Я осмотрел улицу, хотя не заходил в комнату Флея. В смысле освещения это не Пикадилли-Серкус, но там не настолько темно, чтобы зрячий человек мог ошибиться насчет того, что он видит. Что касается следов, если Уизерс клянется, что их не было, я верю ему на слово.

Доктор Фелл что-то буркнул.

– Теперь относительно оружия, – продолжал Хэдли. – Флея застрелили из того же кольта 38-го калибра, что и Гримо. В барабане были две стреляные гильзы, и братец… и убийца оба раза попал в цель. Современный револьвер, как вам известно, отбрасывает гильзы, подобно пистолету, но это оружие настолько старое, что у нас нет никаких шансов отследить его происхождение. Оно в рабочем состоянии, стреляет современными стальными патронами, но кто-то прятал его много лет.

– Да, братец Анри ничего не упустил. А вы отследили передвижения Флея?

– Да. Он собирался навестить Анри.

Глаза доктора Фелла широко открылись.

– Что? Вы имеете в виду, что у вас появилась зацепка…

– Это единственная зацепка, – с горечью прервал его Хэдли, – и если она не даст результатов в течение пары часов, я съем свой портфель. Помните, я говорил вам по телефону, что Флей вчера вечером отказался выступать и ушел из театра? Мой человек опросил театрального администратора по фамилии Айзекстайн и акробата О'Рорка, который был более дружен с Флеем, чем остальные, и потом опознал труп.