Текст книги "Три гроба"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Глава 4
НЕВОЗМОЖНОЕ

Она стояла в дверном проеме, переводя взгляд с одного на другого. У Рэмпоула создалось впечатление, что это незаурядная женщина, хотя он сам не знал почему. Внешне в ней не было ничего примечательного, кроме блестящих черных глаз, слегка покрасневших скорее от горя, чем от слез. Женщина была невысокой, с крепкой фигурой, широким скуластым лицом, лоснящейся кожей и свисавшими на глаза каштановыми локонами, но Рэмпоул испытывал странное ощущение, что она могла бы быть красивой, если бы постаралась. На ней было простое темное платье с белыми вставками на груди, однако она не выглядела одетой убого.

Что же в ней было необычным – поза, осанка? Слово «наэлектризованная» кажется бессмысленным, тем не менее оно в точности характеризовало исходившее от нее ощущение внутренней силы. Женщина направилась к ним, скрипя туфлями, ища взглядом Хэдли и нервно потирая ладони. Рэмпоул был убежден, что убийство профессора Гримо нанесло ей удар, от которого она никогда не сможет оправиться и который оставил бы ее опустошенной и плачущей, если бы не жажда мести.

– Я Эрнестина Дюмон, – сказала женщина, словно прочитав его мысли. – Я пришла помочь вам найти человека, который стрелял в Шарля.

Она говорила почти без акцента, но с нечеткой дикцией и без всякого выражения, продолжая потирать ладони.

– Когда я услышала об этом, то сначала не могла подняться. Потом я хотела поехать с Шарлем в лечебницу в машине скорой помощи, но врач запретил мне. Он сказал, что полиция захочет поговорить со мной. Полагаю, он был прав.

Хэдли поднялся и придвинул женщине кресло:

– Пожалуйста, садитесь, мадам. Вскоре мы выслушаем ваше заявление. А сейчас я прошу вас внимательно послушать мистера Миллса на случай, если понадобится подтвердить его показания.

Эрнестина Дюмон поежилась от холода, и доктор Фелл, наблюдавший за ней, приковылял к окну, чтобы закрыть его. Потом она бросила взгляд на камин, где под слоем горелой бумаги огонь едва тлел. Осознав смысл слов Хэдли, женщина кивнула и посмотрела на Миллса с подобием улыбки.

– Да, конечно, он славный дурачок, и у него добрые намерения. Не так ли, Стюарт? Продолжайте, а я послушаю.

Если Миллс рассердился, то ничем этого не проявил. Его веки слегка дрогнули, и он скрестил на груди руки.

– Раз пифии[9]9
  Пифия – в Древней Греции жрица-прорицательница в храме Аполлона в Дельфах.


[Закрыть] нравится так думать, я не возражаю, – отозвался он. – На чем я остановился?

– Вы сказали, что доктор Гримо при виде посетителя воскликнул: «Господи, кто вы такой?» Что было потом?

– Ах да! Профессор был без очков – они висели на шнурке, – а зрение у него так себе, поэтому у меня создалось впечатление, что он принял маску за настоящее лицо. Но прежде чем он смог надеть очки, незнакомец быстро метнулся в комнату. Доктор Гримо пытался преградить ему дорогу, но не успел, и я услышал смех незнакомца. Когда тот вошел в комнату… – Миллс оборвал фразу с озадаченным видом. – Это очень странно, но мне показалось, что мадам Дюмон, хотя и отшатнулась к стене, закрыла за ним дверь. Помню, что она держалась за ручку.

Эрнестина Дюмон вспыхнула.

– Что вы под этим подразумеваете, глупый мальчишка? – осведомилась она. – Думайте, что говорите! По-вашему, я намеренно оставила этого человека наедине с Шарлем? Он захлопнул за собой дверь и повернул в замке ключ…

[Иллюстрация «План верхнего этажа»[10]10
  http://oldmaglib.com/book/c/Carr_John_Dickson__The_Three_Coffins(Dr_Gideon_Fell-6)_plan1.jpg


[Закрыть] ]

– Минутку, мадам… Это правда, мистер Миллс?

– Я хочу, чтобы вы понимали, – отозвался Миллс, – что я всего лишь стараюсь сообщить о каждом факте и даже о каждом своем впечатлении. Я ничего под этим не подразумевал и согласен с поправкой. Как говорит пифия, он повернул в замке ключ.

– Ему кажется, что «пифия» – это остроумная шутка! – нервно произнесла женщина.

Миллс улыбнулся:

– Не сомневаюсь, что пифия была возбуждена. Она начала звать доктора Гримо по имени и дергать дверную ручку. Я слышал голоса внутри, но находился достаточно далеко, а дверь, как видите, прочная. – Он указал на дверь. – Я ничего не мог разобрать, пока секунд через тридцать, во время которых высокий мужчина, очевидно, снял маску, доктор Гримо не крикнул пифии сердитым голосом: «Убирайся, дура! Я сам могу во всем разобраться».

– Понятно. Он казался… испуганным?

Секретарь задумался.

– Напротив, я бы сказал, что в его голосе звучало облегчение.

– А вы, мадам, сразу повиновались и ушли?

– Да.

– Хотя, полагаю, – вежливо заметил Хэдли, – к вам в дом нечасто являются шутники в «фальшивых лицах», которые ведут себя столь дико. Вероятно, вы знали об угрозах вашему хозяину?

– Я повиновалась Шарлю Гримо более двадцати лет, – спокойно ответила женщина, хотя слово «хозяин» явно задело ее. – И я никогда не видела ситуации, с которой он не мог бы справиться. Конечно, я повиновалась, как всегда. – Презрение сменилось полуулыбкой. – Но интересно с психологической точки зрения, как сказал бы Шарль, что вы не спрашиваете Стюарта, почему он повиновался и не поднял тревогу. Очевидно, вы думаете, что он просто испугался. Благодарю за подразумеваемый комплимент. Пожалуйста, продолжайте.

Рэмпоулу казалось, что он наблюдает за ловкими выпадами фехтовальщика. По-видимому, Хэдли чувствовал то же самое, хотя обратился к секретарю:

– Вы не помните, мистер Миллс, точное время, когда высокий мужчина вошел в комнату?

– Было без десяти десять. На моем столе с пишущей машинкой стоят часы.

– А когда вы услышали выстрел?

– Ровно в десять минут одиннадцатого.

– Вы имеете в виду, что все это время наблюдали за дверью?

– Разумеется. – Миллс откашлялся. – Несмотря на трусость, которую приписывает мне пифия, я первым подбежал к двери, когда раздался выстрел. Она все еще была заперта изнутри, как вы сами видели, джентльмены, прибыв вскоре после этого.

– В течение двадцати минут, когда профессор и незнакомец оставались наедине, вы слышали голоса, движения или какие-нибудь звуки?

– Один раз мне показалось, что разговор идет на повышенных тонах и что-то стукнуло. Но я был слишком далеко… – Он опять начал раскачиваться под холодным взглядом Хэдли, и на его лбу снова выступил пот. – Конечно, я понимаю, что моя история звучит невероятно. Тем не менее, джентльмены, я готов поклясться… – Его голос стал пронзительным.

– Все в порядке, Стюарт, – мягко произнесла женщина. – Я могу подтвердить ваши слова.

– Думаю, это было бы очень кстати, – мрачно сказал Хэдли. – Последний вопрос, мистер Миллс. Можете вы хотя бы поверхностно описать визитера, которого видели?.. Минутку, мадам! – Он быстро повернулся к женщине. – Всему свое время. Ну, мистер Миллс?

– Я могу с уверенностью заявить, что на нем были длинное черное пальто и остроконечная шапка из какой-то коричневой ткани, а также темные брюки. На обувь я не обратил внимания. Его волосы, когда он снял шапку… – Миллс оборвал фразу. – Странно! Не хочу казаться фантазером, но теперь я помню, что его волосы выглядели неестественно, как будто вся голова была сделана из папье-маше и раскрашена.

Хэдли, ходивший взад-вперед мимо большой картины, повернулся к Миллсу с таким видом, что тот испуганно ойкнул.

– Вы же сами просили меня, джентльмены, рассказать вам, что я видел. А я видел именно это!

– Продолжайте, – мрачно буркнул Хэдли.

– По-моему, на нем были перчатки, хотя он держал руки в карманах, так что я не могу быть абсолютно уверен. Он был высоким – на добрых три-четыре дюйма выше доктора Гримо – и средней… э-э… анатомической структуры.

– Он походил на Пьера Флея?

– Ну… В каком-то смысле да, а в каком-то – нет. Я бы сказал, что этот человек был еще выше Флея и не таким худым, но не могу в этом поклясться.

Во время опроса Рэмпоул наблюдал уголком глаза за доктором Феллом. Доктор в мятой накидке и с широкополой шляпой под мышкой бродил по комнате, ковыряя тростью ковер. Он то и дело наклонялся к разным предметам, пока очки не съехали с носа. Его взгляд скользил по картине, рядам книг, жадеитовому буйволу на письменном столе. Потом доктор Фелл склонился к камину и снова выпрямился, изучая герб над ним. Но Рэмпоул заметил, что он все время посматривает на мадам Дюмон, словно она его приворожила. Женщина видела это. Она пыталась его игнорировать, но то и дело на него поглядывала. Казалось, между ними происходил невидимый поединок.

– Есть и другие вопросы, мистер Миллс, – сказал Хэдли. – В частности, о происшествии в «Уорикской таверне» и этой картине. Но они могут подождать своей очереди… Не возражаете спуститься и пригласить сюда мисс Гримо и мистера Мэнгена, а также мистера Дреймена, если он вернулся?.. Спасибо. Погодите! У вас есть вопросы, Фелл?

Доктор Фелл дружелюбно покачал головой. Рэмпоул видел, как побелели костяшки пальцев на стиснутых руках женщины.

– Вашему другу обязательно расхаживать по комнате?! – внезапно воскликнула она пронзительным голосом. – От этого с ума можно сойти!

Хэдли посмотрел на нее:

– Понимаю, мадам. К сожалению, это его давняя привычка.

– И вообще, кто вы такие? Вы явились в мой дом…

– Я суперинтендент отдела уголовного розыска. Это мистер Рэмпоул. А это доктор Гидеон Фелл, о котором вы, возможно, слышали.

– Кажется, да. – Она кивнула и хлопнула ладонью по столу. – Даже если так, почему при этом нужно забывать о хороших манерах? Зачем вымораживать комнату, открывая окна? Нельзя хотя бы развести огонь, чтобы согреться?

– Не советую, – сказал доктор Фелл. – Пока мы не разберемся, что за бумаги сожгли в камине. Похоже, там был настоящий костер.

– Почему вы ведете себя так глупо? – устало промолвила Эрнестина Дюмон. – Почему сидите здесь? Вы отлично знаете, что это сделал Флей, так почему не ищете его?

В ее взгляде мелькнула ненависть. Казалось, она пребывала в трансе и видела Флея, поднимающегося на эшафот.

– Вы знаете Флея? – резко осведомился Хэдли.

– Нет, я никогда его не видела. Я имею в виду, что не видела до сегодняшнего вечера. Но я знаю то, что рассказывал мне Шарль.

– И что же он вам рассказывал?

– Этот Флей – сумасшедший! Шарль не был с ним знаком, но этот человек вбил себе в голову безумную идею, что Шарль высмеивает оккультизм. У него есть брат – такой же… – Она покрутила пальцем у виска. – Шарль сказал мне, что Флей может прийти в половине десятого и чтобы я его впустила. Но когда я в половине десятого принесла Шарлю поднос с кофе, он засмеялся и сказал, что если этот человек не пришел до сих пор, то не придет вовсе. «Люди, одержимые злобой, не опаздывают», – добавил он. – Женщина расправила плечи. – Но Шарль ошибся. Без четверти десять раздался звонок, и я открыла дверь. На крыльце стоял мужчина. Он протянул визитную карточку и сказал: «Передайте ее профессору Гримо и спросите, примет ли он меня».

Хэдли прислонился к краю кожаного дивана, разглядывая Эрнестину Дюмон.

– А как же фальшивое лицо, мадам? Вам это не показалось немного странным?

– Я не видела никакого фальшивого лица! Вы заметили, что в нижнем холле горит только одна лампа? Позади него был уличный фонарь, и я могла видеть только его силуэт. Он говорил так вежливо и передал карточку, поэтому я не сразу поняла…

– Одну минуту. Вы бы узнали этот голос, если бы услышали его снова?

Женщина шевельнула плечами, словно передвигая ношу на спине.

– Думаю, да. Но голос звучал приглушенно – очевидно, из-за маски. Ах, почему мужчины такие… – Она откинулась на спинку стула, и ее глаза без видимой причины наполнились слезами. – Я не понимаю таких вещей! Я обыкновенная женщина. Если кто-то причинил вам вред, вы подстерегаете и убиваете его. Потом ваши друзья идут в суд и клянутся, что вы были в это время в другом месте. Но вы не станете надевать размалеванную маску, как старый Дреймен с детьми в ночь Гая Фокса,[11]11
  Фокс, Гай (1570–1606) – глава так называемого Порохового заговора английских католиков, собиравшихся взорвать здание Парламента 5 ноября 1605 г., когда там должен был присутствовать король Иаков I. Взрыв удалось предотвратить. С тех пор вечером 5 ноября в Англии устраивают праздник с маскарадными костюмами, фейерверками и сожжением чучела Гая Фокса.


[Закрыть] протягивать визитную карточку, подниматься наверх и убивать человека, а потом исчезать через окно, как это пугало! Это похоже на легенды, которые нам рассказывали в детстве… – Ее сдержанность сменилась истерикой. – Господи, Шарль! Мой бедный Шарль!

Хэдли терпеливо ждал. Женщина быстро взяла себя в руки, став такой же отчужденной и непроницаемой, как картина, стоящая напротив. Эмоциональная вспышка принесла ей облегчение, хотя она тяжело дышала. Было слышно, как ее ногти царапают подлокотники кресла.

– Значит, – заговорил Хэдли, – посетитель попросил вас передать карточку профессору Гримо и спросить, примет ли он его. Отлично. Насколько мы поняли, мисс Гримо и мистер Мэнген находились в гостиной возле парадной двери?

Женщина с любопытством посмотрела на него:

– Странный вопрос. Почему вы его задаете? Думаю, что да, я не заметила.

– А вы помните, дверь гостиной была открыта или закрыта?

– Не знаю. Но думаю, что закрыта, иначе в холле было бы больше света.

– Пожалуйста, продолжайте.

– Когда этот человек передал мне карточку, я собиралась сказать: «Пожалуйста, войдите, и я узнаю», но вспомнила о Флее и побоялась остаться наедине с сумасшедшим. Поэтому я сказала: «Подождите на крыльце, и я узнаю» – и захлопнула дверь у него перед носом, чтобы пружинный замок защелкнулся, и он не мог войти. Потом я отошла к лампе и посмотрела на карточку. Она была пустой.

– Пустой?

– На ней ничего не было написано или напечатано. Я поднялась наверх, чтобы показать ее Шарлю и попросить его спуститься. Но бедный маленький Миллс рассказал вам, что произошло. Я собиралась постучать в дверь, когда услышала, что кто-то поднимается по лестнице позади меня. Повернувшись, я увидела его. Но я готова поклясться на кресте, что заперла входную дверь. Я его не испугалась! Нет! Я спросила, зачем он поднялся. Но я снова не увидела маску, так как он стоял спиной к яркой лампе на лестнице, которая освещает этот конец холла и дверь комнаты Шарля. «Мадам, вы не можете держать меня на крыльце», – сказал он по-французски, потом опустил воротник пальто и сунул шапку в карман. Я открыла дверь, так как знала, что он не осмелится причинить вред Шарлю, который одновременно открыл дверь изнутри. Тогда я увидела маску розоватого цвета, похожего на телесный. Прежде чем я опомнилась, он прыгнул внутрь, захлопнул дверь и повернул в замке ключ.

Женщина сделала паузу, словно завершила худшую часть повествования и теперь могла дышать свободнее.

– А затем?

– Я отошла, как велел мне Шарль, не суетясь и не устраивая сцен. Но далеко я не отходила – только спустилась на несколько ступенек, откуда могла видеть дверь этой комнаты, и не покидала свой пост, как бедный Стюарт. Это было ужасно! Я ведь уже не молода. Я стояла там, когда раздался выстрел, когда Стюарт подбежал к двери и стал колотить в нее, даже когда вы начали подниматься по лестнице. Но я больше не могла этого выносить. Я знала, что произошло. Когда я почувствовала, что теряю сознание, то успела добраться до моей комнаты у подножия лестницы. С женщинами иногда такое бывает. – Дрожащие бледные губы на лоснящемся лице раздвинулись в улыбке. – Но Стюарт сказал правду – никто не выходил из комнаты. Не знаю, как этот ужасный человек оттуда выбрался, но только не через дверь… А теперь, пожалуйста, разрешите мне пойти в лечебницу и увидеть Шарля!

Глава 5
ТАИНСТВЕННЫЕ СЛОВА

Ей ответил доктор Фелл. Он стоял спиной к камину, словно феодальный барон, в черной накидке, под рапирами и гербом, с книжными полками и белыми бюстами по обеим сторонам. Но доктор не походил на ужасного Фрон де Бефа.[12]12
  Фрон де Беф – персонаж романа Вальтера Скотта «Айвенго».


[Закрыть] В съехавших на нос очках, он откусил кончик сигары, повернулся и бросил его в очаг.

– Мэм, – заговорил доктор Фелл, снова повернувшись, – мы не задержим вас надолго. Справедливость требует добавить, что я нисколько не сомневаюсь в ваших словах, как и в показаниях мистера Миллса. Прежде чем перейти к делу, я докажу, что верю вам… Вы помните, мэм, в котором часу прекратился снегопад?

Женщина с вызовом посмотрела на него. Очевидно, она слышала о докторе Фелле.

– Думаю, около половины десятого. Да, я помню это, так как когда я поднималась забрать кофейную посуду Шарля, то посмотрела в окно и увидела, что снег больше не идет. Разве это имеет значение?

– Очень большое, мэм. В противном случае ситуация была бы только наполовину невозможной… Но вы абсолютно правы – снегопад прекратился примерно в половине десятого. Верно, Хэдли?

– Да, – согласился суперинтендент, с подозрением глядя на доктора Фелла. Он привык не доверять его рассеянному взгляду. – Ну и что из того?

– Снегопад прекратился не только за сорок минут до того, как посетитель выбрался из этой комнаты, – задумчиво продолжал доктор, – но и за пятнадцать минут до его прихода в этот дом. Не так ли, мэм? Он позвонил в дверь без четверти десять? Отлично!.. Вы помните, Хэдли, когда мы прибыли сюда? Вы обратили внимание, что прежде, чем вы, Рэмпоул и молодой Мэнген вбежали в дом, на ступеньках крыльца и даже на тротуаре под ними не было ни единого следа? Я специально задержался, чтобы убедиться в этом.

Хэдли резко выпрямился.

– Верно! – воскликнул он. – Снег на тротуаре был нетронутым. Но… – Он бросил взгляд на мадам Дюмон. – И поэтому вы верите рассказу мадам? Должно быть, вы тоже спятили, Фелл! Мы слышали историю о том, как человек позвонил и вошел через запертую дверь через пятнадцать минут после прекращения снегопада, и все же…

Доктор Фелл открыл глаза и усмехнулся:

– Почему вы так удивлены, сынок? Если он вышел отсюда, не оставив следов, то почему не мог войти таким же образом?

– Потому что, по своему опыту с убийствами в запертых комнатах, я знаю, что войти туда и выйти оттуда – две большие разницы. Если бы я столкнулся с ситуацией, когда преступнику удалось и то и другое, это опрокинуло бы все мои представления о мироздании!

Мадам Дюмон побледнела и стиснула зубы.

– Клянусь Богом, я говорю чистую правду! – заявила она.

– И я вам верю, – отозвался доктор Фелл. – Не позволяйте суровому шотландскому здравомыслию Хэдли запугать вас. Он тоже вам поверит, когда я все ему объясню. Но я хочу предупредить вас, чтобы вы не пытались уничтожить эту веру. Я не сомневаюсь, что до сих пор вы говорили правду, но очень сомневаюсь, что вы скажете ее сейчас.

Хэдли прищурился:

– Этого я и боялся. Меня всегда пугает, когда вы начинаете выступать с вашими чертовыми парадоксами.

– Продолжайте, – сказала женщина.

– Хмф! Благодарю вас. Скажите, мэм, сколько времени вы были экономкой Гримо? Нет, я изменю вопрос. Сколько времени вы пробыли с ним?

– Более двадцати пяти лет. Когда-то я была больше чем экономкой.

Эрнестина Дюмон вскинула голову. Ее взгляд был настороженным, словно она смотрела из-за угла на врага, готовая к немедленному бегству.

– Надеюсь, вы дадите мне слово хранить это в тайне, – продолжала она. – Розетт Гримо – моя дочь. Она родилась здесь, так что вы можете найти запись в иностранном отделе на Боу-стрит. Но ни Розетт, ни кто другой об этом не знают. Могу я рассчитывать на ваше молчание? Это не имеет никакого отношения к делу.

Женщина не повышала голос, но в нем послышались умоляющие нотки.

Доктор Фелл наморщил лоб:

– Не думаю, чтобы это касалось нашего расследования, мэм. Нам незачем разглашать это.

– Вы говорите правду?

– Я незнаком с молодой леди, – мягко произнес доктор, – но готов держать пари, мэм, что все эти годы вы напрасно беспокоились. Она, вероятно, уже все знает и пытается скрыть это от вас. С детьми всегда так. Все неприятности в мире происходят оттого, что мы думаем, будто люди моложе двадцати и старше сорока лет не имеют никаких эмоций. Давайте забудем об этом, ладно? – Он улыбнулся. – Я хотел спросить вас, когда вы впервые встретили Гримо? До приезда в Англию?

– Да. В Париже, – рассеянно отозвалась женщина, словно думая о другом.

– Вы парижанка?

– Что? Нет, я родилась в провинции. Но я работала в Париже, когда встретила Шарля. Я была костюмером.

Хэдли оторвал взгляд от записной книжки.

– Костюмером? – переспросил он. – Вы имеете в виду, портнихой?

– Нет-нет. Я была одной из женщин, которые изготовляли костюмы для оперы и балета. Мы работали в театре «Гранд-опера» – можете проверить. И чтобы сэкономить вам время, скажу, что я никогда не была замужем и Эрнестина Дюмон – мое девичье имя.

– А Гримо? – спросил доктор Фелл. – Откуда он родом?

– Думаю, с юга Франции. Но он учился в Париже. Все его родственники умерли, так что это вам не поможет. Он унаследовал их деньги.

В ее голосе чувствовалось напряжение, которого вроде бы не подразумевали эти обычные вопросы. Однако следующие три вопроса доктора Фелла были настолько необычными, что Хэдли снова оторвался от своих записей, а взгляд Эрнестины Дюмон, успевшей взять себя в руки, опять стал настороженным.

– Какого вы вероисповедания, мэм?

– Я унитарианка.[13]13
  Унитарии – христиане, отвергающие догмат о Троице.


[Закрыть] А что?

– Хм, да. Гримо когда-нибудь посещал Соединенные Штаты или имел там друзей?

– Никогда не посещал. И друзей у него там не было, насколько я знаю.

– Слова «семь башен» означают что-нибудь для вас, мэм?

– Нет! – крикнула Эрнестина Дюмон, внезапно побелев.

Доктор Фелл, кончив зажигать сигару, посмотрел на нее сквозь облачко дыма. Потом отошел от камина и указал тростью на гряду белых гор на заднем плане картины.

– Я не стану спрашивать, знаете ли вы, что здесь изображено, – продолжал он, – но спрашиваю, рассказал ли вам Гримо, почему он купил эту картину. Какими она обладает чарами, способными уберечь от пули или дурного глаза? Какая сила… – Не договорив, доктор Фелл с трудом поднял картину и стал двигать ее из стороны в сторону. – О, моя шляпа! – воскликнул он. – О боже! О, Бахус! Bay!

– В чем дело? – встрепенулся Хэдли. – Вы что-то обнаружили?

– Нет, я ничего не обнаружил, – отозвался доктор Фелл. – В том-то все и дело. Ну, мадам?

– По-моему, вы самый странный человек, какого я когда-либо встречала, – дрожащим голосом сказала женщина. – Нет, Шарль ничего мне не рассказывал – только посмеивался. Почему бы вам не расспросить художника? Картину написал Бернеби – он должен знать. Похоже, здесь изображена какая-то несуществующая страна.

Доктор Фелл мрачно кивнул:

– Боюсь, вы правы, мэм. Не думаю, что эта страна существует. И если там были похоронены три человека, их могилы будет нелегко найти, не так ли?

– Перестаньте болтать вздор! – рявкнул Хэдли, но тут же умолк, ошеломленный тем, что этот «вздор» подействовал на Эрнестину Дюмон как удар. Она поднялась с кресла, чтобы скрыть эффект этих кажущихся бессмысленными слов.

– Я ухожу, – заявила женщина. – Вы не можете задерживать меня. По-моему, вы все безумны. Сидите здесь и порете чушь, позволяя Пьеру Флею убежать. Почему вы не преследуете его? Почему вы ничего не делаете?

– Потому что, мэм, сам Гримо сказал, что Пьер Флей не стрелял в него. – Доктор Фелл со стуком опустил картину на пол и прислонил к дивану. Изображение несуществующей страны с тремя надгробиями среди скрюченных деревьев внушало Рэмпоулу необъяснимый ужас. Он все еще смотрел на картину, когда на лестнице послышались шаги.

Было истинным утешением увидеть продолговатое прозаичное лицо сержанта Беттса, которого Рэмпоул помнил по делу о лондонском Тауэре.[14]14
  См. роман «Загадка безумного шляпника».


[Закрыть] За ним следовали двое в штатском, неся фотографическое и дактилоскопическое оборудование. Полисмен в униформе стоял позади Миллса, Бойда Мэнгена и девушки, которая была в гостиной. Она протиснулась сквозь группу и шагнула в комнату.

– Бойд сказал, что вы хотели меня видеть, – заговорила девушка тихим, дрожащим голосом. – Но я настояла на том, чтобы поехать в «скорой помощи». Лучше поторопитесь, тетя Эрнестина. Они говорят, что он… уходит.

Она стянула перчатки, стараясь выглядеть решительной, но это ей не удавалось. Подобные властные манеры свойственны перешагнувшим двадцатилетний рубеж, но они являются результатом отсутствия опыта и противодействия. Золотистые волосы девушки были завиты за ушами. Квадратное скуластое лицо не отличалось красотой, но приковывало к себе внимание. Широкий рот с темно-красными губами контрастировал с мягкими карими глазами. Быстро оглядевшись, девушка отошла назад к Мэнгену, кутаясь в меховую шубку. Она явно пребывала на грани истерики.

– Пожалуйста, скажите поскорее, что вам от меня нужно! – вскрикнула девушка. – Неужели вы не понимаете, что он умирает? Тетя Эрнестина…

– Если эти джентльмены закончили со мной, – спокойно сказала женщина, – я ухожу.

Она внезапно стала покорной, но в этой покорности ощущался вызов. Обе женщины искоса посмотрели друг на друга – в глазах Розетт Гримо мелькнуло беспокойство. Хэдли молчал, словно на очной ставке между двумя подозреваемыми в Скотленд-Ярде.

– Мистер Мэнген, – заговорил он наконец, – пожалуйста, отведите мисс Гримо в комнату мистера Миллса в конце холла. Благодарю вас. Мы вскоре к вам присоединимся. Одну секунду, мистер Миллс… Беттс!

– Сэр?

– Хочу поручить вам важную работу. Мэнген передал, чтобы вы захватили веревки и фонарь?.. Отлично. Поднимитесь на крышу и обыщите каждый дюйм на предмет любых следов – особенно над этой комнатой. Потом спуститесь на задний двор и поищите следы там и в соседних дворах. Мистер Миллс покажет вам, как пройти на крышу… Престон! Он здесь?

Востроносый молодой человек вбежал из холла. Сержант Престон был специалистом по обыскам, обнаружившим тайник за панелью в деле о часах смерти.[15]15
  См. роман «Часы смерти».


[Закрыть]

– Проверьте, нет ли из этой комнаты какого-нибудь потайного выхода, – приказал суперинтендент. – Если понадобится, разберите все на кусочки. Посмотрите, не мог ли кто-нибудь выбраться через дымоход… А вы, ребята, займитесь отпечатками и фотографиями. Перед съемкой отметьте мелом каждое пятно крови. Но не трогайте обгоревшую бумагу в камине… Констебль! Где он, черт побери?

– Здесь, сэр.

– На Боу-стрит выяснили адрес человека по имени Пьер Флей?.. Отлично. Отправляйтесь по этому адресу и доставьте Флея сюда. Если его там нет, подождите. Уже послали в театр, где он работает?.. Хорошо. Это все. Приступайте.

Хэдли вышел в коридор, бормоча себе под нос. Доктор Фелл последовал за ним.

– Слушайте, Хэдли, – обратился он к суперинтенденту, – идите вниз и займитесь опросом. Думаю, я принесу больше пользы, если останусь здесь и помогу этим тупицам с фотосъемкой.

– Будь я проклят, если позволю вам испортить еще несколько фотопластинок! – огрызнулся Хэдли. – Они стоят немалых денег, а кроме того, нам нужны улики. А теперь я хочу поговорить с вами начистоту. Что означает весь этот бред о семи башнях и людях, похороненных в странах, которые никогда не существовали? Я и раньше видел ваши приступы мистификаций, но они никогда не выглядели так дико. Давайте обменяемся информацией. Что вы… Да, в чем дело?

Он сердито повернулся, когда Стюарт Миллс потянул его за рукав.

– Прежде чем проводить сержанта на крышу, – невозмутимо произнес секретарь, – я хочу сообщить вам на тот случай, если вы захотите повидать мистера Дреймена, что он дома.

– Дреймен? Когда он вернулся?

Миллс нахмурился:

– Насколько я могу судить, он вообще не уходил. Недавно я заглянул к нему в комнату…

– Зачем? – осведомился доктор Фелл с внезапным интересом.

– Из любопытства, сэр, – спокойно ответил секретарь. – Я обнаружил, что он спит, и разбудить его будет нелегко. Полагаю, мистер Дреймен принял снотворное – это его привычка. Я не имею в виду, что он наркоман, но снотворное он любит.

– Самый сумасшедший дом, о каком я когда-либо слышал! – заявил Хэдли. – Что-нибудь еще?

– Да, сэр. Внизу друг доктора Гримо. Он только что прибыл и хочет повидать вас. Не думаю, что это очень важно, но он член клуба в «Уорикской таверне». Его зовут Петтис – мистер Энтони Петтис.

– Петтис? – переспросил доктор Фелл, поглаживая подбородки. – Интересно, тот ли это Петтис, который составляет сборники историй о привидениях и пишет к ним отличные предисловия? Хм, да. Как он оказался в этом замешанным?

– А как все остальные? – отозвался Хэдли. – Сейчас я не могу повидаться с ним, если у него нет важной информации. Узнайте его адрес и скажите, что я загляну к нему утром. Спасибо. – Он повернулся к доктору Феллу: – А теперь расскажите о семи башнях и несуществующей стране.

Доктор дождался момента, когда Миллс повел сержанта Беттса по коридору к двери в противоположном конце. Тишину нарушали только приглушенные звуки в комнате Гримо. Яркий желтый свет все еще струился через арку лестницы, позволяя видеть весь коридор. Доктор Фелл окинул его взглядом и подошел к тремя задрапированным окнам. Отодвинув коричневые портьеры, он убедился, что все окна надежно заперты изнутри, потом подозвал к лестнице Хэдли и Рэмпоула.

– Признаю, что было бы неплохо сравнить наши данные перед опросом следующих свидетелей, – сказал он. – Но пока я не буду говорить о семи башнях. Я подойду к ним постепенно, как герой английской сказки Чайлд Роланд. Несколько бессвязных слов Хэдли – единственная реальная улика, которой мы располагаем, так как она исходит от жертвы, – могут оказаться самым важным ключом. Я имею в виду слова, которые пробормотал Гримо, прежде чем потерял сознание. Надеюсь, мы все их слышали. Помните, вы спросили, стрелял ли в него Флей? Гримо покачал головой. Тогда вы спросили его, кто это сделал. И что же он ответил? Я хочу спросить по очереди каждого из вас, что, по вашему мнению, вы слышали.

Доктор посмотрел на Рэмпоула. Мозги американца пребывали не в лучшем состоянии. Он помнил отдельные слова, но целое заслоняло слишком четкое видение окровавленной груди и изогнутой шеи Гримо.

– Первое слово, – неуверенно сказал Рэмпоул, – показалось мне похожим на «хор»…

– Чепуха! – прервал его Хэдли. – Я записал всю фразу. Первым словом было «вата», хотя пусть меня повесят, если я понимаю…

– Спокойно, – сказал доктор Фелл. – Ваш бред почище моего. Продолжайте, Тэд.

– Ну, я не могу в этом поклясться, но мне показалось, что следующими словами были «не самоубийство» и «он не мог использовать веревку». Далее упоминались «крыша», «снег» и «лисица». Последнее, что я слышал, звучало как «слишком много света». Опять же не могу ручаться за последовательность…

– Вы все перепутали, даже если уловили кое-что правильно, – снисходительно произнес Хэдли. – Впрочем, должен признаться, что в моих записях смысла не больше. После слова «вата» он сказал «соленый» и «окоп». Вы правы насчет веревки, хотя я ничего не слышал о самоубийстве. Крыша и снег тоже фигурировали, потом он сказал «слишком много света» и «заполучил оружие». Далее следовало что-то насчет лисицы, а под конец – я едва это расслышал из-за кровотечения – что-то вроде «не вините беднягу…». И это все.

– О боже! – простонал доктор Фелл, переводя взгляд с одного на другого. – Это ужасно! Я собирался одержать над вами верх – объяснить, что сказал Гримо. Но вы меня посрамили. Я не расслышал и половины того, что расслышали вы, хотя осмелюсь предположить, что вы оба достаточно далеки от истины. Bay!

– Ну и какова же ваша версия? – осведомился Хэдли. Доктор прошелся взад-вперед.