Текст книги "Три гроба"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Глава 7
ВИЗИТЕР В МАСКЕ

– Конечно, теперь мы понимаем, что это был не Петтис, – продолжал Мэнген, щелкнув зажигалкой перед сигаретой девушки. – Рост Петтиса – всего пять футов четыре дюйма. Кроме того, сейчас я вспоминаю, что и голос был не очень похож. Но он использовал слова из лексикона Петтиса и так же растягивал их.

Доктор Фелл нахмурился:

– А вам не показалось странным, что Петтис, хотя он и коллекционирует истории о привидениях, расхаживает по городу наряженный, как в ночь Гая Фокса? Он что, любит шутки?

Розетт Гримо застыла с сигаретой в руке, потом бросила взгляд на Мэнгена. Когда она снова повернулась, в ее узких глазах мелькнул гнев. Мэнген выглядел обеспокоенным. У него был вид человека, который хочет жить в мире с окружающей действительностью, если только она ему это позволит. Рэмпоул чувствовал, что эти тайные мысли не связаны с Петтисом, так как Мэнген запнулся, прежде чем понял смысл вопроса доктора Фелла.

– Шутки? – переспросил он, нервно проведя рукой по черным курчавым волосам. – Кто – Петтис? Господи, конечно нет! Он всегда корректен, хотя бывает немного суетлив. Но дело в том, что мы не видели лица посетителя. Мы сидели в гостиной возле парадной двери после обеда…

– Минутку, – прервал его Хэдли. – Дверь в холл была открыта?

– Нет, – виновато отозвался Мэнген. – Но мы же не могли сидеть на сквозняке, да еще во время снегопада! Ведь дом не обогревается центральным отоплением! Я знал, что, если в дверь позвонят, мы услышим звонок, но, честно говоря, вообще не думал, что может что-то произойти. За обедом у нас сложилось впечатление, что речь идет о каком-то розыгрыше и что профессор устраивает много шума из ничего…

Хэдли перевел взгляд на девушку:

– У вас тоже создалось такое впечатление, мисс Гримо?

– Ну, в некотором роде… Не знаю. Всегда трудно определить, – сердито добавила она, – когда отец беспокоится всерьез, а когда шутит или притворяется. У него странное чувство юмора, и он обожает театральные эффекты. Со мной он обращается как с ребенком. Едва ли я хоть раз в жизни видела его испуганным. Но последние три дня он вел себя так странно, что когда Бойд рассказал мне об этом человеке в пабе… – Розетт пожала плечами.

– В каком смысле странно?

– Ну, к примеру, бормотал себе под нос. Внезапно выходил из себя из-за мелочей, что раньше бывало крайне редко, а потом начинал смеяться. Но главное было в этих письмах. Отец начал получать их с каждой почтой. Не спрашивайте меня об их содержании – он сжег все. Они приходили в простых дешевых конвертах… Я бы вообще не обращала на них внимания, если бы не его привычка… – Она заколебалась. – Мой отец принадлежит к тем людям, которые, получая письма в чьем-то присутствии, тут же сообщают, от кого они и о чем. Он тут же восклицал: «Чертов мошенник!», «Какая наглость!» или с удивлением «Ну и ну, мне пишет этот старый сукин сын!», как будто ожидал, что кто-то в Ливерпуле или Бирмингеме находится на оборотной стороне Луны. Не знаю, понимаете ли вы…

– Понимаем. Пожалуйста, продолжайте.

– Но, получая эти письма, отец ничего не говорил и никогда не уничтожал их открыто, кроме того, которое получил вчера утром во время завтрака. Взглянув на письмо, он скомкал его, встал из-за стола, подошел к камину и бросил его в огонь. Как раз в этот момент тетя… – Девушка бросила быстрый взгляд на Хэдли. – Миссис… мадам… ну, я имею в виду тетю Эрнестину! Как раз в этот момент она спросила, хочет ли он еще бекона. Внезапно отец повернулся от камина и рявкнул: «Убирайся к черту!» Это было настолько неожиданно, что, прежде чем мы успели опомниться, он вышел из комнаты, бормоча, что ему нигде нет покоя. В тот же день отец вернулся домой с картиной. Он снова был в хорошем настроении, усмехался и помогал таксисту и еще кому-то отнести ее наверх. Не хочу, чтобы вы думали… – Очевидно, на Розетт нахлынули воспоминания – она помолчала и добавила дрожащим голосом: – Не хочу, чтобы вы думали, будто я не любила его.

Хэдли проигнорировал это сообщение:

– Ваш отец когда-нибудь упоминал об этом человеке в таверне?

– Один раз – когда я спросила его. Он сказал, что это был один из шарлатанов, которые часто угрожали ему за насмешки над… над магией. Конечно, я знала, что дело не только в этом.

– Почему, мисс Гримо?

– Потому что я чувствовала, что эта угроза – настоящая. И я часто думала, было ли что-нибудь в прошлом отца, что могло бы навлечь на него подобные угрозы.

Это был прямой вызов. Во время длительной паузы в комнате слышались приглушенные скрипы и тяжелые шаги по крыше. Эмоции на лице Розетт постоянно сменяли друг друга – страх, ненависть, боль, сомнение… Иллюзия варварского происхождения возникла вновь – как будто норковое манто прежде было шкурой леопарда. Скрестив ноги, девушка откинулась на спинку стула – отсветы пламени поблескивали на ее шее и в полузакрытых глазах. Губы застыли в улыбке; на щеках четко выделялись скулы. Тем не менее Рэмпоул видел, что она дрожит.

– Навлечь угрозы? – с легким удивлением переспросил Хэдли. – Я не вполне понимаю. У вас были причины так думать?

– Нет. Да я так и не думаю – это просто фантазии… – Однако ее грудь стала быстрее подниматься и опускаться. – Вероятно, это связано с хобби моего отца. К тому же моя мать – она умерла, когда я была ребенком, – считалась ясновидящей. Но вы спрашивали меня…

– О сегодняшнем вечере. Если вы считаете, что было бы полезно покопаться в прошлом вашего отца, Ярд, безусловно, это сделает.

Она быстро оторвала сигарету от губ.

– Но, – продолжал Хэдли тем же бесстрастным голосом, – давайте вернемся к тому, о чем рассказывал мистер Мэнген. После обеда вы оба сидели в гостиной, и дверь в холл была закрыта. Профессор Гримо говорил вам, в котором часу он ожидает опасного визитера?

– Э-э… да, – ответил Мэнген. Он достал носовой платок и вытер лоб. При свете огня на его худом угловатом лице четко обозначились морщинки. – Это еще одна причина, по которой я не догадался, кто это. Посетитель пришел слишком рано. Профессор говорил о десяти часах, а он явился без четверти.

– Вы уверены, что речь шла о десяти вечера?

– Ну… да. По крайней мере, так я думаю. Около десяти, верно, Розетт?

– Не знаю. Мне отец ничего не говорил.

– Понятно. Продолжайте, мистер Мэнген.

– Мы включили радио – зря, так как музыка была громкой, – и играли в карты у камина. Тем не менее я услышал звонок и посмотрел на часы на каминной полке – они показывали без четверти десять. Я встал, когда услышал, что открылась входная дверь. Потом голос мадам Дюмон произнес что-то вроде «Подождите, я узнаю», и раздался звук, как будто дверь захлопнулась. Тогда я крикнул. «Кто там?» Но радио так вопило, что я, естественно, подошел выключить его. И мы сразу услышали голос: «Привет, ребята! Это Петтис. Что это за нелепые формальности насчет того, можно ли повидать босса? Я поднимусь к нему в комнату».

– Это его точные слова?

– Да. Петтис всегда называл доктора Гримо «босс» – больше никто не осмеливался на такое, кроме Бернеби, который называл его «папаша»… Поэтому мы ответили: «Ладно» – и больше об этом не думали. Но я заметил, что время приближается к десяти, и с тех пор был настороже…

Хэдли что-то рисовал на полях записной книжки.

– Значит, человек, назвавший себя Петтисом, – задумчиво промолвил он, – говорил с вами через дверь, не видя вас? Откуда же он знал, что вы там вдвоем?

Мэнген нахмурился:

– Полагаю, он видел нас через окно. Поднимаясь на крыльцо, можно заглянуть в ближайшее окно передней комнаты. Я сам всегда так делал, и если видел там кого-нибудь, то стучал в окно, чтобы не звонить.

Суперинтендент продолжал рассеянно рисовать в книжечке. Казалось, он собирался задать очередной вопрос, но передумал. Розетт устремила на него немигающий взгляд.

– Продолжайте, – сказал Хэдли. – Вы ждали до десяти…

– И ничего не происходило, – сказал Мэнген. – Но с каждой минутой после десяти я не успокаивался, а, напротив, нервничал все сильнее. Я говорил вам, что не ожидал прихода этого человека и вообще каких-либо неприятностей. Но я представлял себе темный холл и японские доспехи с маской и чем больше думал об этом, тем меньше мне это нравилось…

– Я понимаю, что ты имеешь в виду. – Розетт бросила на него странный, удивленный взгляд. – Я думала о том же, но не хотела говорить тебе, чтобы ты не назвал меня дурой.

– Да, я тоже боюсь попасть впросак. Вот почему, – с горечью добавил Мэнген, – меня отовсюду увольняют и, вероятно, уволят теперь за то, что я не позвонил в редакцию и не сообщил о случившемся. Шеф будет в ярости. Но я не Иуда. – Он переминался с ноги на ногу. – Было почти десять минут одиннадцатого, когда я почувствовал, что больше не могу этого выносить. Я бросил карты и сказал Розетт: «Давай включим свет в холле, выпьем или сделаем хоть что-нибудь». Я собирался позвонить Энни, но вспомнил, что сегодня суббота и у нее свободный вечер…

– Энни – это служанка? Совсем забыл о ней. Ну?

– Поэтому я подошел открыть дверь, но она оказалась запертой снаружи. Я сразу почувствовал… Знаете, как бывает, когда в вашей спальне есть какой-то предмет вроде картины или орнамента, настолько обычный, что вы его едва замечаете. Потом однажды вы входите в комнату, и у вас возникает смутное ощущение, будто что-то не так. Это раздражает и беспокоит вас, так как вы не можете понять причину. А затем вы внезапно осознаете, что этот предмет исчез. То же происходило и со мной – я знал, что что-то не так. Я чувствовал это с тех пор, как услышал голос этого типа в холле, но полностью осознал, только обнаружив, что дверь заперта. А когда я, как последний идиот, начал дергать ручку, мы услышали выстрел. Огнестрельное оружие в доме поднимает адский грохот, и мы услышали его даже внизу. Розетт закричала…

– Ничего подобного!

– Потом она сказала то, о чем подумал и я. «Это был не Петтис. Он пробрался к отцу».

– Можете назвать точное время выстрела?

– Да, было ровно десять минут одиннадцатого. Ну, я попытался взломать дверь. – Несмотря на неприятное воспоминание, в глазах Мэнгена мелькнула усмешка. – Вы когда-нибудь обращали внимание, как легко взламывают двери в книгах? Это просто рай для плотника. Двери взламывают там одну за другой под малейшим предлогом – например, если кто-то внутри не ответит на обычный вопрос. Но попробуйте проделать такое с одной из этих дверей! Я колотил в нее, пока чуть не сломал плечо, а потом решил вылезти в окно и войти снова через парадную или заднюю дверь. Но я наткнулся на вас, и остальное вы знаете.

Хэдли постукивал карандашом по записной книжке.

– А парадная дверь всегда остается незапертой, мистер Мэнген?

– Понятия не имею! Но это было единственным, что пришло мне в голову. Как бы то ни было, она оказалась незапертой.

– Вы можете что-нибудь добавить, мисс Гримо?

Веки девушки опустились.

– Ничего… Хотя кое-что могу. Но вас интересует все странное, верно, даже если это на первый взгляд не имеет отношения к делу? По-видимому, так оно и есть, но я все-таки расскажу… Незадолго до того, как позвонили в дверь, я подошла к столу между окнами взять сигареты. Радио было включено, как сказал Бойд, но я услышала где-то на улице или на тротуаре перед дверью какой-то стук – словно тяжелый предмет упал с большой высоты. Это был не обычный уличный звук – как будто упал человек.

Рэмпоулу стало не по себе.

– Стук? – переспросил Хэдли. – Вы не выглянули посмотреть, в чем дело?

– Выглянула, но не смогла ничего разглядеть. Конечно, я только отодвинула штору, но могу поклясться, что улица была пус… – Она оборвала себя на полуслове и застыла с открытым ртом. – О боже!

– Да, мисс Гримо, – кивнул Хэдли. – Все шторы были задернуты. Я заметил это, так как мистер Мэнген запутался в одной из них, вылезая в окно. Вот почему меня заинтересовало, каким образом посетитель мог увидеть вас в комнате через окно. Но может быть, они были задернуты не все время?

Последовало молчание, нарушаемое лишь приглушенными звуками на крыше. Рэмпоул посмотрел на доктора Фелла, который прислонился спиной к одной из неподдающихся взлому дверей, подперев рукой подбородок и надвинув на глаза широкополую шляпу. Потом Рэмпоул перевел взгляд на бесстрастного Хэдли и снова на девушку.

– Он думает, что мы лжем, Бойд, – холодно сказала Розетт Гримо. – Пожалуй, нам больше не стоит что-либо говорить.

Внезапно Хэдли улыбнулся:

– Я не помышляю ни о чем подобном, мисс Гримо, и объясню почему, так как вы единственная, кто в состоянии нам помочь. Я даже собираюсь рассказать вам, что произошло… Фелл!

– Что? – Доктор вздрогнул и поднял голову.

– Я хочу, чтобы вы тоже это послушали, – мрачно продолжал суперинтендент. – Недавно вы с удовольствием заявляли, что верите явно невероятным историям Миллса и миссис Дюмон, не называя никаких причин своего доверия. Я отплачу вам той же монетой, сказав, что верю не только им, но и этим двоим. Объясняя почему, я заодно объясню невозможную ситуацию.

На сей раз доктор Фелл встрепенулся, надул щеки и уставился на Хэдли, словно готовясь ринуться в бой.

– Признаю, что могу объяснить не все, – добавил суперинтендент, – но достаточно, чтобы сузить круг подозреваемых и рассказать о причине отсутствия следов на снегу.

– Ах это! – с презрением сказал доктор Фелл, тут же расслабившись. – Какое-то время я надеялся, что вы действительно что-то обнаружили. А это очевидно и так.

Хэдли с усилием сдержал гнев:

– Человек, которого мы ищем, не оставил следов на тротуаре и ступеньках крыльца, потому что не ходил ни там, ни там – после того, как снегопад прекратился. Он все время находился в доме, либо будучи его обитателем, либо – что более вероятно – прячась там после того, как ранее воспользовался ключом от парадной двери. Это объясняет все несоответствия в показаниях свидетелей. В нужное время он облачился в маскарадный костюм, вышел через парадную дверь на подметенное крыльцо и позвонил в звонок. Это объясняет, откуда он знал, что мисс Гримо и мистер Мэнген находятся в гостиной, несмотря на шторы, – он просто видел, как они туда вошли. Наконец, это объясняет, каким образом он смог войти снова после того, как входную дверь захлопнули у него перед носом и велели ему ждать на крыльце, – у него был ключ.

Доктор Фелл медленно кивал, бормоча себе под нос.

– Хмф, да, – сказал он, скрестив руки на груди. – Но зачем даже слегка чокнутому субъекту проделывать столь изощренный фокус-покус? Если он проживает в этом доме, то еще куда ни шло, – он хотел, чтобы визитера сочли посторонним. Но если он действительно явился снаружи, зачем было рисковать, прячась в доме задолго до того, как он был готов действовать? Почему не прийти в нужное время?

– Во-первых, – ответил Хэдли, методично загибая пальцы, – он должен был выяснить, где находятся обитатели дома, чтобы ему не помешали. Во-вторых – что более важно, – он хотел добавить завершающие штрихи к трюку с исчезновением, не оставив следов на снегу. Трюк этот был самым главным для… скажем, для чокнутого братца Анри. Поэтому он вошел во время снегопада и ждал, когда снег прекратится.

– Кто такой братец Анри? – резко осведомилась Розетт.

– Это всего лишь прозвище, дорогая моя, – вежливо отозвался доктор Фелл. – Я говорил вам, что вы его не знаете… А теперь, Хэдли, я вынужден возразить вам. Мы так легко говорим о начале и прекращении снегопада, словно его можно регулировать как водопроводный кран. Но каким образом убийца мог определить, когда снегопад начнется или прекратится? Едва ли он думал: «Ага! В субботу вечером я совершу преступление. Думаю, снег пойдет ровно в пять часов и прекратится в половине десятого. Это даст мне время войти в дом и приготовить мой трюк к концу снегопада». У вашего объяснения больше препятствий, чем у вашей проблемы. Куда легче поверить, что человек прошел по снегу, не оставив следов, чем что он точно знал, когда будет снег, чтобы пройти по нему.

Суперинтендент был раздосадован:

– Я пытаюсь добраться до сути дела. Но если вы возражаете… Неужели вам не ясно, что это объясняет последнюю проблему?

– Какую?

– Наш друг Мэнген говорит, что посетитель угрожал нанести визит в десять, а миссис Дюмон и Миллс – что в половине десятого… Погодите! – остановил он Мэнгена. – Лжет ли кто-то из них? Во-первых, какая может существовать причина, чтобы впоследствии лгать о времени, когда угрожал прийти посетитель? Во-вторых, если один говорит о десяти часах, а другие – о половине одиннадцатого, значит, кто-то из них, виновен он или нет, должен был знать заранее о времени визита. И кто же оказался нрав?

– Никто, – сказал Мэнген. – Визитер явился без четверти десять.

– Да. Это признак того, что никто не лгал и что визитер назвал время прихода не точно, а приблизительно – от половины десятого до десяти. А Гримо, хотя и старался изо всех сил притворяться, будто угроза его не напугала, тем не менее упомянул обе цифры, дабы обеспечить присутствие всех. Моя жена делает то же самое, приглашая на игру в бридж… Но почему братец Анри не мог назвать точное время? Потому что, как сказал Фелл, он не мог регулировать выпадение снега, как мы регулируем поток воды в кране. Он мог рискнуть, рассчитывая, что этим вечером, как и несколькими предыдущими вечерами, будет снегопад, но должен был ждать хоть до полуночи, пока снег не прекратится. Но ему не пришлось ожидать долго – снегопад закончился в половине десятого. После этого он действовал, как действовал бы любой маньяк, – подождал пятнадцать минут, чтобы потом не было споров, и позвонил в дверь.

Доктор Фелл открыл рот, собираясь заговорить, но посмотрел на напряженные лица Розетт и Мэнгена и промолчал.

– Итак, – продолжал Хэдли, расправив плечи, – я доказал вам обоим, что верю всему, что вы рассказали, потому что мне нужна ваша помощь… Человек, которого мы ищем, не просто знакомый. Он знает этот дом сверху донизу – комнаты, распорядок, привычки обитателей. Он знает ваши фразы и прозвища. Он знает, как мистер Петтис обращается не только к Гримо, но и к вам, следовательно, не может быть случайным деловым знакомым профессора, которого вы никогда не видели. Поэтому я хочу знать все обо всех, кто часто посещает этот дом и кто достаточно близок к доктору Гримо, чтобы соответствовать описанию.

Розетт вздрогнула:

– Вы думаете, что кто-то из… О, это невозможно! Нет, нет, нет! – Это прозвучало своеобразным эхом голоса ее матери.

– Почему вы так говорите? – резко спросил Хэдли. – Вы знаете, кто стрелял в вашего отца?

– Конечно нет!

– Или подозреваете?

– Нет. Кроме того, я не понимаю, почему вы ищете кого-то за пределами дома. Вы дали нам прекрасный урок логики, и мы вам очень благодарны. Но если этот человек проживает здесь и действовал так, как вы описали, то это выглядит вполне логично, не так ли? Это куда лучше подошло бы…

– К кому?

– Дайте подумать… Вообще-то это ваше дело, а не мое. Конечно, вы еще не всех видели. Вы не встречались с Энни… и с мистером Дрейменом, если на то пошло. Но ваша другая идея просто нелепа. Прежде всего, у моего отца очень мало друзей. Помимо живущих в этом доме, только двое соответствуют вашим требованиям, и никто из них не может быть человеком, который вам нужен. Они не подходят по физическим характеристикам. Один из них – Энтони Петтис; он не выше меня, а я отнюдь не амазонка. Другой – Джером Бернеби, художник, который написал эту странную картину. У него имеется физический недостаток – небольшой, но скрыть его невозможно, и любой заметил бы это за милю. Тетя Эрнестина или Стюарт узнали бы его немедленно.

– Тем не менее, что вам о них известно?

Девушка пожала плечами:

– Оба средних лет, достаточно обеспечены и все время посвящают своим хобби. Петтис лысый и привередливый, но его не назовешь старой бабой. Он из тех, кого мужчины называют славным парнем, и к тому же очень умен. И почему только они не стараются чего-нибудь добиться? – Она стиснула кулаки, но бросила взгляд на Мэнгена, и ее лицо смягчилось. – Впрочем, Джером… Бернеби добился кое-чего. Он достаточно известный художник, хотя предпочел бы стать известным криминалистом. Бернеби высокий и шумливый, он обожает говорить о преступлениях и похваляться давними успехами на спортивном поприще. По-своему Джером привлекателен, и Бойд ужасно к нему ревнует. – Девушка улыбнулась.

– Мне этот тип не нравится, – проворчал Мэнген. – Фактически я терпеть его не могу, и мы оба это знаем. Но в одном Розетт права. Он бы никогда такого не сделал.

Хэдли снова раскрыл записную книжку.

– Какой у него физический недостаток?

– Косолапость. Скрыть ее он не в состоянии.

– Благодарю вас. Пока это все. – Хэдли захлопнул книжку. – Предлагаю вам отправиться в лечебницу, если только… У вас нет вопросов, Фелл?

Доктор шагнул вперед и посмотрел на девушку, склонив голову набок.

– Только один последний вопрос, – сказал он, легким движением отбросив в сторону черную ленту очков, словно смахнул муху. – Харрумф! Ха! Мисс Гримо, почему вы так уверены, что преступник – мистер Дреймен?