Текст книги "Любовь без границ"
Автор книги: Джоанна Троллоп
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
…Накануне заходила Джулия. Толком поговорить не удалось просто потому, что некуда было скрыться от детей, играющих или дерущихся, шума и дребезга стиральных машин и споров о том, нужно ли искать у полиции управу на сожителя Пат. Вид у Джулии был все еще утомленный, но не в пример более счастливый. Первым делом она сказала, что Хью вернулся.
– Конечно, ты права, нужно уметь ждать. Только мне еще пришлось как следует на него разозлиться.
Если злость и была, то уже испарилась. Джулия была теперь само обаяние. Понятное дело, речь зашла и о том, что Кейт намерена делать дальше.
– Да нет у меня никаких намерений, – призналась она. – Рада бы иметь, но не получается. Видишь ли, у тебя есть карьера, а я могу рассчитывать только на место. Я не жалуюсь, просто сознаю разницу.
На предложение подыскать ей что-нибудь на студии, Кейт, поколебавшись немного, ответила отказом.
– Я должна оставаться поблизости от Оксфорда. Из-за Джосс.
– Ах, Кейт…
– Вот ведь как обернулось дело. Я думала, они все тянутся к мисс Бачелор, а оказалось, к Джеймсу. Только мое присутствие мешало им собраться вокруг него. Леонард, Джосс, Хью, сама мисс Бачелор, эта американка…
– Ну, я не настолько знаю Джеймса, чтобы судить.
– Но ты ведь знаешь Хью.
– Хью не так уж сложно узнать, – засмеялась Джулия.
Кейт не подхватила смеха.
– Как вышло, что я покинула этот клуб избранных? Что на меня нашло?
– Ты подчинилась инстинкту. Такое может случиться с каждым. Раньше я этого не понимала, но теперь знаю наверняка. Принято считать, что разум всего сильнее, хотя бы потому, что за ним стоят многие поколения цивилизации. Но иногда наша изначальная натура все-таки прорывается.
– И зря, – вздохнула Кейт.
– Что поделаешь. А насчет моего предложения подумай, ладно? – Джулия поднялась со скамьи под дряхлым деревом, куда они забились в поисках уединения…
…Кейт лежала, закрыв глаза, и думала: «Я бы и рада подумать, но не знаю, с чего начать. Все во мне как будто впало в спячку, даже инстинкты. Единственное, что приходит в голову (и что совершенно ничего не значит): я чем дальше, тем меньше сочувствую Соне и тем больше – ее мужу. А может, как раз это и значит. Значит, что я возвращаюсь к жизни».
– Мисс Бейн!
Кейт открыла глаза. В дверях комнаты стояла пожилая женщина в старомодных очках и мешковатом, закрытом до горла и запястий летнем платье в цветочек. Она держала в руках кофту и дышала так, словно явилась сюда в большой спешке.
– Мисс Бачелор! – вырвалось у Кейт, и ее как пружиной подбросило на кровати.
– Вижу, я вам помешала. Прошу прощения. Нет-нет, вставать не нужно. Я пришла, потому что должна наконец составить о вас подлинное впечатление. – Переложив кофту в левую руку, гостья протянула правую для пожатия. – Как поживаете? К сожалению, нас некому правильно представить друг другу.
– Куда же я вас посажу?
– А что, на кроватях здесь не сидят?
– Разумеется, садитесь, если не возражаете!
– С чего бы вдруг я стала возражать?
– Мисс Бачелор… – Кейт невольно прикрыла ладонью уже зажившую щеку. – Я не знаю, как вести себя с вами, я ведь… я ведь не…
– Да, нам давным-давно следовало познакомиться, – кивнула Беатрис, усаживаясь на кровать Сони. – Ложитесь, ложитесь. По всему видно, что у вас болит голова.
– Да, немного. – Кейт скованно опустилась на подушку.
– К сожалению, мы не можем позволить себе роскошь постепенно узнавать друг друга. Придется узнать сразу и окончательно.
Отчего-то именно это помогло Кейт расслабиться. Она подвинула подушку выше и приняла полусидячее положение. Даже на кровати Беатрис Бачелор сидела очень прямо, как на стуле с жесткой спинкой.
– Мисс Бейн…
– Кейт.
– Благодарю. Видите ли, Кейт, моя совесть в этом деле не вполне чиста. Я пришла потому, что считаю ваше бегство с виллы Ричмонд отчасти следствием моего появления в жизни ее обитателей. Если то, что я их навешаю, мешает вам вернуться, я больше не стану обременять их своим присутствием. Могу, если нужно, дать слово.
Кейт во все глаза смотрела на мисс Бачелор.
– Я права?
– Да! – решилась Кейт, внезапно полная острого желания снять с души камень, ответить откровенностью на откровенность. – Я с самого начала вам завидовала. Вы такая умная, интеллигентная, во всем особенная! Вы… вы запали Джеймсу в душу. Но вам не стоит себя винить – это была лишь одна из причин, и притом не самая весомая.
– Это я тоже понимаю, – ровно произнесла Беатрис. – Вам показалось, что вы потеряли контроль над ситуацией.
– Откуда вы знаете?!
– Я тоже женщина, – ответила гостья и добавила с оттенком иронии: – Хотя на первый взгляд, быть может, и не скажешь. Каждая из нас хочет быть хозяйкой своей судьбы. Когда бразды правления ускользают из рук, это приводит в ужас. Приятно думать, что все и всегда решает разум (не это ли делает человека царем природы?), но на деле это не так. Куда чаще мы идем на поводу у своей натуры, следуем ее зову, не понимая, что далеко не всегда она манит нас к лучшему, что небольшое усилие мысли могло бы поставить все на свои места, вернуть чувство перспективы. Мы мечемся в поисках счастья, часто иллюзорного, и эти метания в конечном счете и есть жизнь.
Пока Беатрис говорила, Кейт все больше подавалась к ней и в конце концов уселась, свесив ноги.
– Похоже, самую большую глупость я совершила, избегая вас.
– Не стоит открещиваться от принятого решения, чем бы оно ни обернулось. Так называемый задний ум разрушает уважение к себе.
– Прошу вас, продолжайте приходить на виллу Ричмонд! – сказала Кейт, неожиданно для себя и тем более для мисс Бачелор. – Они не просто к вам привыкли, они вас полюбили. Даже Джосс, хотя вы и зовете ее Джозефиной.
– Не выношу уменьшительно-ласкательных имен. Должна сказать, что характер этой девочки хорошо говорит о вас как о матери.
– Я очень переживаю за Джосс, – призналась Кейт, понурив голову. – Не хочу, чтобы ее задело то, что случилось со мной.
– Ну конечно, это ее заденет. Не может не задеть. Девочке-подростку страшно вдруг осознать, что в мире хватает мужчин, способных ударить более слабого. Но если вы опасаетесь, что это надломит Джозефину, поселит в ней недоверие к мужчинам вообще, смело могу вас заверить: ничего такого не случится. Это сильная личность, достаточно гибкая и эластичная, чтобы приспосабливаться. Она очень к вам привязана, хотя и не спешит это демонстрировать. Если вы в принципе способны смириться с ее возвращением на виллу Ричмонд, сделайте над собой усилие и смиритесь. Это не первый и не последний случай, когда два близких и любящих человека не могут ужиться под одной крышей.
– С вами все кажется так просто!
Беатрис отвела взгляд, а чтобы не показаться невежливой, сделала вид, что стряхивает что-то с кровати.
– Что касается красивой, всесторонне развитой американки, она не представляет для вас угрозы.
– Мать Гарта?
– Кто же еще? – Беатрис едва заметно улыбнулась.
– Поясните!
– Не собираюсь.
– Не слишком ли вы все усложняете?
– Вы только что сказали, что со мной все кажется просто.
– Ну хорошо. Как поживает Леонард?
– Все еще сильно потрясен, но понемногу приходит в себя. Хотелось бы знать, что такое случилось с ним в молодости… что заставило надеть маску чудовища, когда на деле он сама доброта? Возможно, это результат столкновения личности с бездушной машиной английского образования… Мисс Бейн! Если я приглашу вас в гости, вы придете?
– К Деве Марии?
– Что, простите?
– Джосс говорила, что у вас все стены увешаны Девой Марией с младенцем Иисусом на руках.
– Ах это! – Беатрис поднялась. – Я вот еще что хочу сказать, мисс Бейн… Кейт. – Она посмотрела ей прямо в глаза. – Вы самостоятельная, законченная, полноценная личность. Отсутствие мужа не делает вас менее достойной женщиной, как меня не делает менее достойной отсутствие детей. – Она протянула руку в знак прощания. – Провожать не нужно, я вполне способна сама найти дорогу к выходу. Еще раз повторяю приглашение в гости. До встречи! Ложитесь и собирайтесь с духом для дороги назад, к жизни.
Кейт пожала мисс Бачелор руку, поражаясь сухости ладони. Кожа напоминала папиросную бумагу, скомканную, а потом разглаженную утюгом.
– Что, если… – она помедлила, не выпуская руки, – что, если окажется, что назад дороги нет? Что я сломала все так основательно, что уже не починить?
– Такое возможно, и тут уж, конечно, ничем не поможешь. Но лучше все-таки знать наверняка, а для этого придется спросить.
Беатрис мягко, но решительно высвободила руку и вышла из комнаты. Было слышно, как она спускается по лестнице.
Разговор в индийском ресторане лишь отчасти успокоил Гарта. Джеймс был парень что надо, и как раз в этом состояла главная проблема. Если уж он, сам того не желая, поддался обаянию этого человека, то что говорить про Блуи? Она должна быть от Джеймса без ума! Восхищаясь отцом как ученым, Гарт сознавал, что как человеку ему многого недостает. Не то чтобы Рэндольф Ачесон был холоден и неприступен, просто придавал слишком большое значение правилам, режиму, рутине. Джеймс хоть и ценил порядок, но не держался за него с таким бульдожьим упорством и умел на многое смотреть сквозь пальцы. То же самое можно было сказать о Хью. Эти двое были много старше Рэндольфа, но как-то… живее, что ли. Умели дурачиться, много смеялись. Выходило, что способность радоваться жизни зависит не от возраста, а от характера.
Если отца Гарт уважал и побаивался, то мать любил всем сердцем. Видя, что в Оксфорде она чувствует себя не в своей тарелке, он ставил это всецело в вину Оксфорду зато, что не сумел по достоинству оценить такой бриллиант, как Блуи Ачесон. Поначалу ее знакомство с Джеймсом казалось большой удачей, средством воздать ей наконец по заслугам, однако вскоре возникло ощущение, что Джеймс, пожалуй, чересчур рьяно за это взялся. Перехватывая его по дороге с Обсерватори-стрит, Гарт собирался дать ему это понять самым ясным и недвусмысленным образом, но в конечном счете не решился даже намекнуть.
Трудно было не заметить, что Блуи ему нравится, очень нравится, ее ценят и уважают, более того, что ценит именно Джеймс Маллоу. Отец, однако, ухитрялся ничего не замечать, хотя от него вряд ли укрылись бы запачканные кроссовки или подтекающий кран. Впрочем, он мало обращал внимания на живых людей. Мысль открыть ему глаза ни разу не закралась в голову Гарта – он был неколебимо лоялен по отношению к матери. Вот с ней поговорить стоило, но было как-то неловко, а кроме того, не хотелось стирать у нее с лица отпечаток счастья. Может, обратиться за помощью к Джосс?
Джосс, однако, уже не была такой легкой добычей, как когда-то. За последние полгода с ней произошла перемена столь разительная, что трудно было поверить собственным глазам. Это и восхищало, и пугало, и заставляло вспоминать тот вечер, когда Гарт впервые столкнулся с Джосс и мисс Бачелор на улице. В то время она была ни дать ни взять задрипанный воробышек. Малолеткой. Теперь у нее был круг друзей (весьма широкий круг), почти все из которых бывали у нее в доме, в том числе смуглый угловатый парнишка по имени Нат Темпл, с копной черных кудрей и без малейших способностей к спорту. Они с Джосс почти не разлучались, дважды даже надевали одинаковые майки! Куда уж больше. Но Нат или не Нат, а предпринять что-то следовало, поэтому Гарт начал выслеживать Джосс, дожидаясь момента, когда она окажется в одиночестве. Проблема Джеймса и Блуи была важнее гордости.
– Я заходила к твоей матери.
Экзамены были сданы (с переменным успехом), и Джосс могла с полным правом валяться в саду под деревом, что и делала. На ней был серо-голубой топик и просторные оранжевые шорты. На ногах извечные бутсы. Слова мисс Бачелор заставили ее отбросить журнал с возгласом: «Вау!»
– Что за бессмысленное буквосочетание! – с неудовольствием заметила Беатрис. – Как его прикажешь понимать? Как радость, удивление или протест?
– Как радость, конечно. – Джосс уселась. – Понравилась вам мама?
– Да.
– А о чем вы говорили?
– О тебе.
– Обо мне?!
– Именно. Я сказала, что твой характер хорошо говорит о ней как о матери и что ты, на мой взгляд, достаточно эластична.
– Это как?
– Посмотри в толковом словаре.
Вообще-то Беатрис явилась повидать Леонарда, но тому был предписан «тихий час», который еще не закончился. Это был хороший предлог для беседы с Джосс.
– Ты чувствуешь себя в ответе за то, что случилось с Кейт?
– Вроде того.
– Теперь, когда я ее повидала, могу смело утверждать, что она ни на кого не возлагает ответственности, кроме самой себя.
– Вот именно, – с нажимом заметила Джосс. – За ней нужно присматривать ради ее же блага.
– И кто этим займется? Ты? Каким образом?
Вместо ответа Джосс принялась расшнуровывать ботинки. Шнурки были могучие и такие длинные, что им не видно было конца-края. Минуты через три она наконец сумела раздвинуть края настолько, чтобы вытащить ногу в черном носке с зеленым рисунком. Сняв носок, уставилась на белую ногу с пятнами прозелени.
– Упс!
– Ты слышала мой вопрос?
– Я его обдумывала. Каким образом, каким образом… не представляю! Я хочу быть независимой, и она тоже.
– Существует такая штука, как компромисс.
Джосс начала прочищать между пальцами ноги.
– Фу! Не смей заниматься этим в моем присутствии, Джозефина!
– Компромисс возможен не всегда. – Снова откинувшись на траву, Джосс задрала обутую ногу, помахала ею в воздухе, вытянула обе сразу и загляделась на них, сравнивая. – К примеру, я думаю, что жить нужно там, где хочется. Тут не место компромиссам.
– Значит, не место?
– Угу.
– И что ты предлагаешь?
– Кому-то придется пожертвовать своими предпочтениями. Понятно кому.
Опустив ноги, Джосс выгнулась дугой, разглядывая теперь уже ребра, отчетливо обрисовавшиеся пониже края топика.
– Джозефина!
– Ладно, хватит об этом. Какой смысл? Разговорами делу не поможешь.
– Принести жертву – значит, испортить жизнь себе и другому.
– Почему это и другому?
– Потому. Если другой – человек хороший, его замучит совесть. Ну а если плохой, он вообще не заслуживает жертв.
– Вот вы где!
В проеме кухонной двери стоял, помахивая тростью, Леонард. Он приковылял под дерево и встал над Джосс.
– Лентяйка чертова! Ну и дурацкий у тебя вид!
– Не дурацкий, а модный.
– Я что-то не вижу твоего нового ухажера.
– Нат пошел вставить бусину в правое ухо. В левое вставил вчера.
С пыхтением и хрустом сочленений Леонард опустился в кресло рядом с Беатрис.
– Там пришел Хью, собирает оставшиеся вещи. Всем принес подарки. Сроду не догадаетесь, что досталось мне. Литровая бутылка бренди! Не перевелись еще на свете душевные люди.
– А мне? – заинтересовалась Джосс.
– Я так и знал, что ты умрешь от зависти. Откуда мне знать, что он принес другим? Не бегай за ним, ему не до тебя! Они с Джеймсом уходят обмыть отъезд. Слезливая бабья привычка. Ну и мужики пошли! Просто с души воротит.
– Меня не воротит, – строго сказала Беатрис. – Как раз наоборот. Когда все хорошо кончается, это солидный повод для дружеской пирушки. Вообще стоит более открыто и часто проявлять свою привязанность.
– Я тоже так думаю, – сказала Джосс, не глядя на них и крутя в пальцах длинный стебель.
Гарту повезло: Джосс отправилась домой без целого хоровода друзей. Выждав подходящий момент, он заступил ей дорогу.
– Привет! – сказала она небрежно, словно ничего не случилось.
– Мне нужно с тобой поговорить. Уже несколько дней за тобой хожу, никак не могу застать одну.
– Ну вот, я одна. Говори.
Она двинулась дальше, не переставая жевать резинку. Гарт лихорадочно подбирал слова. Через четыре минуты они будут на автобусной остановке, и хорошо еще, если кто-нибудь (Энжи, Эмма, Нат, Питер, Труди и прочие) не припустится за Джосс. На вступительное слово нет времени, надо сразу переходить к сути.
– Это насчет моей матери и Джеймса.
– Понятно. – Джосс сделала шаг в сторону и ловким плевком отправила комок жевательной резинки в канаву.
– Меня беспокоят их отношения. Сказать по правде, очень беспокоят. Во-первых, моя мать замужем, во-вторых…
– Перестань беспокоиться.
– Как я могу? Они ходят вместе по выставкам, на прогулки, в рестораны! И все это видят!
– Это ненадолго, – сказала Джосс, и лицо ее озарилось мимолетной всезнающей улыбкой. – Что-нибудь непременно случится. Что-нибудь такое, что поставит на всем этом точку.
Глава 18
Хью и Джеймс сидели за столиком на тротуаре под полосатым тентом «Королевского герба». Так как по всему Оксфорду начались летние каникулы, в пабе было больше туристов, чем студентов, и атмосфера царила менее панибратская. Оба заказали биттер, как каждый раз в течение сорока лет, когда собирались вместе для выпивки. Это был уже третий заказ.
Хью только что признался Джеймсу, что все эти дни тот был для него спасательным кругом, а Джеймс возразил, что как раз наоборот.
– Сейчас просто жуть берет, как близко я подошел к потере любимой жены и детей… почти принял это как неизбежность.
– А у меня дело обстоит иначе. Образно выражаясь, я потерял жену, зато обрел дочь.
– Знаешь, ты кто? – Хью улыбнулся, вспомнив, как Джулия однажды назвала близнецов. – Ты самодостаточная структура.
– Правда?
– Специалист по выживанию. Потому нас всех к тебе и тянет как магнитом. Втайне мы верим, что у тебя есть какое-то оружие против ударов судьбы, какой-то дар, который можно перенять, если долго находиться рядом с тобой.
– Вот уж нет. – Джеймс приложился к стакану с пивом. – Когда ушла Кейт, я думал, что умру. Хотел этого.
– Ты мне ничего не говорил!
– А зачем? Говорить об этом стоило разве что с Кейт. Только она могла помочь, если бы захотела.
– Это и сейчас так?
Взгляд Джеймса стал рассеянным, ушел вдаль, к громаде Шелдонианского театра, перед которым под взрывы смеха группа подростков пыталась выстроиться в пирамиду для фотографии на память.
– Все течет, все меняется, – наконец ответил он, – хотя процесс выздоровления долог и труден. Чтобы выжить, человек наступает на горло своим чувствам, а когда они умирают, бывает неприятно этим поражен.
– Ты хочешь сказать, что можно отучить себя от любви?
– Я хочу сказать, что не вечна даже мученическая мука безответной любви. Когда источник перекрыт, она понемногу себя изживает. Я вот что думаю, Хью: упорно настаивать на любви к человеку, который не может ответить взаимностью, – это чистой воды эгоизм. Если знаешь наверняка (если это сказано тебе чуть ли не открыто), что твоя упорная любовь мучает и ранит, то наивысшее великодушие как раз в том, чтобы ее обуздать. К сожалению, если это удается, начинаешь подозревать себя в бессердечии.
– Джеймс! – Хью придвинулся ближе. – Я хочу быть уверен (не только ради тебя, но и ради собственного душевного покоя), что с тобой все в порядке. То есть ты так выглядишь, но…
– Не только выгляжу, – ровно перебил тот. – Со мной в самом деле все в порядке. Кажется странным, что временами я могу быть счастлив совсем как прежде, и даже когда это не так, по большому счету я… – он помедлил, глядя на Хью, – я здоров, понимаешь? Возможно, моя самодостаточность – просто независимость души, которую женщины называют отчужденностью и которая их бесит.
– Уж эти мне женщины!
Обменявшись понимающей улыбкой, они дружно, со скрежетом отодвинули металлические стулья, сняли со спинок пиджаки, перекинули через плечо и не спеша двинулись туда, где была припаркована машина Хью. Молодая женщина на противоположном тротуаре, тоже за столиком, проводила их взглядом.
– Видишь вон ту пару?
– Ну вижу, – сказала ее подруга, приподняв очки. – И что?
– Какое-то время я за ними наблюдала. Просто глаз не могла оторвать, до того это было странно. Знаешь, они не просто трепались ни о чем, а по-настоящему общались – как мы, женщины! И притом непохоже, чтобы были голубые!
– Пфф! Что на тебя нашло – наблюдать за такими стариками?
Отправляясь в гости к Беатрис Бачелор, Кейт купила букет ярко-синих ирисов и коробку рассыпчатого песочного печенья. Цветы были благосклонно приняты и поставлены в глазированный цилиндрический кувшин из тех, в которых во времена детства Кейт сбивали заварной крем.
– Когда мне в последний раз дарили цветы, это были гиацинты, – задумчиво заметила Беатрис. – В горшочке. Их принес Джеймс.
– Да, я знаю.
Кейт устроилась в предложенном кресле (в самом деле на редкость неудобном, как и утверждал Джеймс), а кошка уселась перед ней и смотрела неотрывно, как бы прикидывая: если прыгнуть на колени, прогонят или нет?
– В самом деле всюду Дева Мария… – начала Кейт. Кошка сделала прыжок. – Ай! Ну и когти!
– Спихните ее. Крайне избалованное создание.
– Нет, пусть сидит. Я люблю кошек, а вскрикнула просто от неожиданности.
Беатрис неторопливо заваривала чай (электрический чайник с кипятком был заранее принесен с кухни).
– Да уж, неожиданной она быть умеет. Вкладывает много сил и энергии в то, чтобы как можно чаше и неприятнее удивлять мою невестку. Если бы существовала премия за зловредность, Кэт бы ее уже не раз заработала.
– Джосс мне рассказывала о вашей кошке. И не только о ней. Насколько я поняла, вы с невесткой не ладите?
– В самом деле это так. Полагаю, Джосс не догадывается, что эта маленькая междоусобица придает смысл жизни как моей, так и Грейс. В каком-то смысле между нами царит равенство сил: у нее в руках вся полнота финансовой мощи, а у нас с Кэт вся мощь интеллекта. – Беатрис уселась в кресло напротив. – Со всей прямотой могу заверить, что у вас на лице больше нет и следа синяков.
Кейт невольно коснулась щеки. Кэт тут же вскочила и (словно из сочувствия) положила ей на грудь обе широкие полосатые лапы, заглядывая в лицо.
– Какая прелесть!
– Вот уж нет, – хмыкнула Беатрис. – Ею движет чистой воды расчет. Не советую поддаваться на эти происки.
– Хочу вам что-то показать.
Перегнувшись через кошку, Кейт сунула руку в брошенную у ножки кресла сумку, достала газетную вырезку и протянула Беатрис.
– Колледж Сент-Эдмунд-Холл подыскивает помощницу директрисы для надзора за крылом младших классов. С проживанием.
Развернув вырезку, Беатрис начала читать.
– Для разнообразия я с радостью побуду среди детей, – сказала Кейт. – В каникулы у меня будет отпуск, и хотя жалованье невелико, мне это не в новинку. Я, знаете ли, в этом смысле никогда не шиковала. В возрастные рамки я вхожу, не хватает только… – она поколебалась, – не хватает только рекомендации. Может, вы согласитесь мне ее дать?
Аккуратно сложив вырезку, Беатрис устремила на Кейт внимательный взгляд.
– С удовольствием. Не думаю, чтобы вашу кандидатуру отвергли даже в отсутствии рекомендаций, но в любом случае буду рада помочь. Помнится, однако, у вас были другие намерения.
– Они не изменились, – с легким вздохом ответила Кейт. – Это всего лишь так называемый «план Б», на случай если… – она запнулась, но заставила себя продолжать, – если «план А» с треском провалится.
– Понимаю. – Беатрис посмотрела на часы, кивнула и поднялась, чтобы налить чаю. – И думаю, это разумно.
Наконец-то Блуи удалось заполучить Джеймса к себе. Рэндольф снова был в отъезде (на этот раз на двухдневном семинаре в Лондоне); Гарт, неожиданно сдружившийся с сыном одного из его коллег, отправился на первый в жизни урок рил-тенниса, на закрытый корт по Мертон-стрит; Леонард ни за что не пропустил бы «вторничный бридж» с Беатрис; Джосс помогала Энжи заново обустроить комнату. На этот вечер намечалась окраска стен клеевой краской – по словам Гарта, жуткое мероприятие, состоявшее в том, чтобы нашлепывать свежеразбавленную краску гигантскими кистями. («Воображаю, что из этого выйдет», – сказал Гарт в заключение, но без насмешки, с нежностью и грустью.)
К приходу дорогого гостя Блуи охладила бутылку калифорнийского шардонне, купила большую упаковку мексиканских чипсов и приготовила к ним гуакамоле. Стол в саду она застелила свежей розовой скатертью, хорошо оттенявшей соломенный оттенок вина и бледную зелень соуса из авокадо, не говоря уже о белизне фарфора, тонком лучистом стекле бокалов и сливочном бархате розовых лепестков в букете, собранном на решетке возле дома (ваза тоже была подобрана со всем тщанием – настоящий викторианский антиквариат, по счастливому случаю купленный в лавке старьевщика).
– Приглашаю тебя на бокал вина, – так сказала Блуи Джеймсу. – Ты не можешь отказать мне в этой невинной просьбе.
– Мне бы такое и в голову не пришло, – был ответ.
Ей стоило больших усилий не возлагать больших надежд и не анализировать эту фразу до бесконечности: разделять на слова, взвешивать и оценивать каждое, потом соединять снова в надежде, что вместе они каким-то чудом окажутся более весомыми и значительными (ведь если Джеймсу даже в голову не пришло отказать, значит, он желает встречи, может быть, даже очень желает, а из этого логически следует, что он жаждет быть с ней наедине, из чего опять же вытекает, что… и так далее). Смысл мог быть и прост: «Я не хочу обижать тебя, потому что вижу, что для тебя это много значит» – из чего логически вытекало, что для него самого это значит куда меньше (а может, даже и ничего). «Нет, – подумала Блуи, – я не стану заниматься таким анализом, чтобы не сойти с ума».
Явившись, Джеймс поцеловал ее в губы, но мимолетно. Он ничего не принес, и хотя не было ни причины для подарков, ни договоренности насчет них, Блуи ощутила разочарование. В конце концов, его не затруднило бы сорвать в собственном саду ветку жимолости!
По крайней мере он похвалил ее садик.
– Я многому научился у Беатрис. Трудно поверить, что у интеллектуалки могут быть способности к садоводству, но они есть, и это здорово. Собираюсь присоединиться к ней в самое ближайшее время. Для мужчины моего возраста копание в земле – самое подходящие занятие.
– Что значит «твоего возраста»! – возмутилась Блуи. – Ты же не считаешь себя старым?
– Милая, я не только много старше тебя, но и куда старше, чем был когда-то… и процесс идет дальше.
Он оценил сервировку стола, одобрительно почмокал над вином, полюбопытствовал, что это за дивный сорт роз. Затем рассказал о воссоединении Хью с Джулией, о его приезде на виллу Ричмонд с детьми, чтобы похвалиться личной комнатой в бытность свою под этой крышей. О том, как благоговейно Джордж и Эдвард разглядывали постель – но не папину, а Джосс, так что в конце концов пришлось разрешить им на ней попрыгать. О том, как Джосс поила их кока-колой с мороженым и как они по-настоящему наклюкались. О том, что Леонард настоял на повышении жалованья миссис Ченг, а когда она в знак благодарности сунулась наводить порядок в его комоде, страшно на нее накричал. О том, что Джосс рьяно обрабатывает всех на предмет покупки щенка. О своем новом ученике, поразительно даровитом и прилежном, из которого наверняка выйдет толк. О статье, заказанной одним журналом, за которую он не чает взяться: о том, что пора бы перестать бессмысленно изводиться насчет состояния амазонских джунглей, озоновой дыры и всего того, что за тысячу миль, а следует подумать о своем ближнем, которого завещано любить.
Он говорил и говорил, так что Блуи не выдержала и перебила:
– Джеймс! Мне нужно тебе кое-что сказать!
– Дорогая, я прекрасно это знаю, – серьезно сказал Джеймс, глядя ей в глаза. – Нам нужно поговорить, и как раз для этого я здесь.
– Я люблю тебя! О чем тут говорить? Я люблю тебя, и этим все сказано!
– Это я знаю тоже, – тем же тоном произнес он, сжав ей запястья, словно в ласковых тисках.
– Знаешь, но не любишь. Это так?
– Отчего же, люблю. Но не так, как тебе хотелось бы. Люблю в тебе человека, а не женщину. И пусть – извини за прямоту – так оно и остается.
– Между тобой и мной?
– Между мной и любой женщиной.
Прислушавшись к себе, Блуи с удивлением поняла, что не чувствует сокрушительной боли. Ей было грустно и жаль, только и всего.
– Это из-за Кейт, да? Еще слишком рано?
– В самом деле, – кивнул Джеймс, по-прежнему не сводя с нее взгляда, – Кейт была как будто только вчера. Но истина в том, что я устал любить. В медицине есть диагноз «сердечная недостаточность», а у меня… скажем так, сердечная усталость. Я люблю быть с тобой, люблю твою улыбку, твое уникальное очарование, живость твоих чувств – но и только. Думаю, при всем желании я уже не могу ощущать ничего более сильного.
– Не можешь или не хочешь?
– И не хочу тоже.
Блуи приготовилась услышать: «Очень скоро ты была бы этому только рада», – но не услышала. Джеймс позволил ее запястьям выскользнуть, и когда у него в ладонях остались лишь ее ладони, он коротко пожал их и выпустил.
– Я сделала глупость, да?
– Нет.
– Но ты не хочешь, чтобы я даже начинала? Затем и пришел?
– Я пришел просить, чтобы ты прекратила строить воздушные замки и населять их совершенно обычными стариками, облекая их в сияющие рыцарские латы.
– Джеймс!
– Мне пора. Это были счастливые месяцы, Блуи. Ты сделала меня счастливым, наделив лучшими качествами, чем… – Он оборвал себя. – Думаю, я уже сказал достаточно.
Проводив Джеймса, Блуи вернулась в сад с подносом, собрала со стола все, что там было, сложила скатерть и отнесла на кухню. Там, с обычной своей аккуратностью, она поставила остатки гуакамоле и вина в холодильник, открытый пакет с чипсами – в продуктовый шкаф, скатерть положила в корзину для грязного белья, бокалы – в моечную машину… а потом вдруг как подкошенная рухнула на стул у столика для завтраков. Потому что боль все-таки пришла и была именно такой сокрушительной, как Блуи и предполагала. Она уткнулась лицом в сложенные руки и плакала, плакала, плакала…
Прекрасно зная, что скоро получит расчет, Сэнди не слишком этим огорчалась. Расчет был дело житейское, к тому же он близился давно: поначалу, в отсутствие Хью, мало-помалу, а с его возвращением просто стремительно – но в любом случае неумолимо. Нетрудно было представить, как все произойдет. Джулия отзовет ее в сторонку на кухне и методично, ничего не упуская, перечислит все аспекты, в которых она оказалась несостоятельной как няня, и, уж конечно, не последнее место в этом списке будет занимать фирменный костюмчик Эдварда, выстиранный в машине, отчего он сел вдвое. На этот случай у Сэнди было припасено особенно презрительное и наглое выражение лица.
Однако вышло все совсем не так. Расчет дала не Джулия, а Хью, и совсем не на кухне, а в своем кабинете, куда самым дружеским образом попросил Сэнди заглянуть на минутку. Вместо разноса он (с милой улыбкой, от которой, однако, по коже шли мурашки) заговорил о том, что ей, конечно, надоело торчать в глуши в таком-то молодом возрасте, что ей недостает простого человеческого общения, и они с Джулией (из чистого сочувствия и понимания) решили отпустить ее как можно скорее. Хоть прямо сейчас – все равно уже конец месяца.
Ничего не оставалось, как ответить улыбкой, которая вышла натянутой и даже растерянной – состояние новое и неприятное. Сэнди заверила, что Хью совершенно прав: она будет только счастлива вернуться в более населенные места. Это на редкость удачное совпадение – что такой разговор зашел, – потому что буквально на днях одна подруга сказала, что квартира ей не по карману и не переберется ли, мол, Сэнди к ней в Коули. К тому же она давно собиралась сменить род занятий. Все это была выдумка, и Хью, сидевший на краю стола со скрещенными руками, наверняка это понимал, но кивал, сияя улыбкой. Затем он пожелал Сэнди всяческих успехов, выписал чек на жалованье плюс месячное выходное пособие и распрощался.
