Текст книги "Любовь без границ"
Автор книги: Джоанна Троллоп
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
У него и в мыслях не было присваивать Джосс. Он даже никогда не думал на эту тему, он с самого начала знал, что не имеет на нее прав (точно так же, как знал теперь, чем все кончается, когда считаешь кого-то своим – как он фатально, губительно позволил себе думать о Кейт). Однако в последнее время между ним и Джосс что-то возникло, и хотя этому было еще далеко до настоящего родства душ, оно присутствовало и, похоже, согревало жизнь им обоим. Не то чтобы Джосс стала более приятной в общении: сердечной или, скажем, обаятельной – но она его… она его замечала. То есть по-настоящему замечала, что он, Джеймс, существует бок о бок с ней, и как следствие, признавала его права и привилегии в этом сосуществовании, уважала их наряду со своими. Теперь она больше ему доверяла, чаще с ним делилась и вообще не записывала автоматически в недруги только потому, что он взрослый. Уже одно это было громадной уступкой со стороны подрастающей девочки. Теперь, когда кто-нибудь из них троих: сам Джеймс, Леонард или Беатрис – давал ей нагоняй, она не пыталась огрызаться. Если бы не постоянное сознание того, что скоро идиллии придет конец, можно было бы (без большой натяжки) назвать их тесный кружок счастливым…
Оказавшись у шлюза, Джеймс побрел вдоль него, мимо новеньких эллингов и старых лодочных сараев. Двери некоторых еще стояли нараспашку. Хозяева или чем-то занимались в глубине, или сидели у самого входа, лениво переговариваясь. «Да нет, я просто отказался! Сказал, что не смогу прочесть всю книгу до пятницы, а он…», «Обернулся я и вижу, стоит эта чудачка…», «Кому нужно эссе с таким позитивным подходом? Наш препод его просто не зачтет…», «Кто-нибудь хочет марципан?..», «Ты посмотри в зеркало! Жиру, как на ките! Ничего странного, что яхта едва ползет, когда ты на борту…», «Слушай, откуда ты этого нахватался?..»
Джеймс шел, ловя обрывки фраз. Это все была молодежь, парни и девушки немногим старше Джосс… но когда Джосс будет столько, сколько им, ему стукнет семьдесят, Кейт перевалит за сорок, а Леонард… Леонард скорее всего не дотянет до этого момента…
Последний сарай был закрыт, и замок на нем заржавел. Джеймс уселся перед ним на прибрежную траву, положив ноги на причальный понтон, который мягко покачивала вода. Небо оставалось ясным и чистым, в густеющей тишине над гладью реки разносились приглушенные голоса и смех людей на другом берегу, идущих по своим, скорее всего весьма ординарным делам, к ничем не примечательным семьям (на ужин перед телевизором) или в неказистый паб. Ему было некуда идти. Некуда, но надо. Уперев локти в колени, Джеймс положил на них подбородок и устремил невидящий взгляд через реку. Надо идти, думал он. Надо жить дальше. Рано или поздно что-то произойдет, будут перемены и события, которые невозможно предвидеть, и не стоит заранее планировать, как тогда поступишь, нельзя даже надеяться на перемены. Нужно сжиться с теперешним положением дел. Он будет видеться с Джосс, и Кейт в его жизни останется, даже если теперь ее все равно что нет. Горе никуда не денется, но сжиться с ним можно, а сжившись, заново научишься жить.
Поднявшись, он постоял, примеряясь к качанию понтона, потом повернулся и выбрался на берег. Путь его лежал теперь на север, к вилле Ричмонд – к дому.
Долго он шел, и на последних метрах пути случилось нечто неожиданное. Джеймс понял, что втайне, не признаваясь даже себе самому, лелеял безумную надежду, что Джосс отказалась переезжать. Что между ними с Кейт все кончилось очередным скандалом и он обнаружит ее на кухне с журналом в руках, чем-нибудь вредным для желудка в руке и выражением ослиного упрямства на бледном личике.
Он повернул ключ, толкнул дверь и сразу понял, что ничего этого не будет. Дом был пуст и темен. Для верности Джеймс заглянул в кабинет, потом на кухню, где обнаружил, что Кейт вымыла бокалы (они стояли кверху донышком возле раковины) и убрала початую бутылку вина в холодильник. Стол был девственно чист, если не считать набора баночек с мармеладом, медом и прочим, постоянно обитавших посреди него. Наверху тоже царило запустение. Леонард еще не вернулся и не должен был вернуться по крайней мере до девяти. Его дверь была закрыта, но соседняя была распахнута, и это заставило Джеймса заглянуть туда.
Судя по всему, Джосс укладывала вещи в ужасной спешке – дверцы и ящики оставались полуоткрытыми, отовсюду свисали и торчали предметы одежды. Он попробовал представить, как все происходило: с криками ярости, радостными восклицаниями или чисто механически? С постели исчезло одеяло, без которого вид у нее был оголенный и обезличенный. Невольно возникал вопрос: хороший это знак или плохой? С одной стороны, Джосс покинула виллу Ричмонд, с другой – взяла с собой что-то знакомое и любимое, явно для большего комфорта в новом (и чуждом?) окружении.
Джеймс прошелся по комнате, подбирая свисающие майки и закрывая ящики, поднимая с пола носки, трусики и журналы, бросая в переполненную мусорную корзину комки жевательной резинки и обертки от шоколадок – словом, наводя милый его сердцу порядок. Он даже начал было снимать постельное белье, но остановился, не в силах продолжать, потому что это живо напоминало вечер, когда ушла Кейт. Он тогда лег в постель – еще вчера их общую постель – и нелепо, беспомощно зарылся лицом в подушку, хранившую ее запах. Не следовало ни к чему прикасаться в комнате Джосс, ее надо было оставить миссис Ченг. Бросив простыню на постель, Джеймс вышел в коридор и плотно закрыл за собой дверь.
Проклятая Джосс! Проклятая Кейт! Ни одна не оставила даже прощальной записки.
На кухне Джеймс сразу прошел к шкафчику для спиртного. Бутылка турецкого вина оставалась на месте, но уже в полном одиночестве. Ее вид смутно напоминал о днях давно минувших, о вечеринках, где спиртное поглощалось без закуски, и эти полуразмытые образы из прошлого вгоняли в еще большую депрессию. Джеймс закрыл шкафчик. Нет, он не станет пить на пустой желудок. Приготовит что-нибудь посолиднее, настоящий ужин, и за ужином элегантно выпьет вина – белого, которое начал с Кейт, а к концу ужина, глядишь, подоспеет и Леонард. Все-таки какое-то развлечение. Кстати, как бы поделикатнее довести до его сведения, что Джосс больше с ними не живет?
Осмотр холодильника принес неутешительный результат. Там нашлись: унылое синеватое тельце бройлера, угрюмый вялый салат и несколько неописуемо тоскливых остатков былой роскоши по кастрюлькам и мискам. Еще было несколько идиотских – на ножках – баночек йогурта, купленных Джосс. Пришлось закрыть и холодильник. Это был не тот вечер, когда можно обойтись сандвичем. Хочешь не хочешь, а приходилось выходить за жареной рыбой, картошкой и бутылкой крепкого портера. Настроив себя на неизбежное, Джеймс полез за деньгами на хозяйственные расходы и уже совал их в карман, когда в дверь позвонили.
Бросив взгляд на часы, он выругался. Без четверти восемь – самое время для всяких мормонов, Свидетелей Иеговы и тому подобных паразитов. Очень кстати вспомнилось, как однажды, когда у него в гостях был Хью, тот открыл дверь сам. Стоявший за ней миссионер доверительно спросил: «Скажите, с вами ли Бог?» Хью ответил: «Более того, друг мой, более того! Я и есть Бог. Рад познакомиться» – и захлопнул дверь.
Кривя губы в улыбке, Джеймс повернул ручку с заранее приготовленным «Не интересуюсь!», но за дверью оказался Хью с шикарным парусиновым саквояжем. В другой руке он держал пакет, из которого торчало горлышко бутылки.
Они сидели в кабинете, в креслах лицом друг к другу, без света в быстро густеющих сумерках, а на полу валялись пустые упаковки из-под жареной рыбы и картошки, все в масляных пятнах. Виски в бутылке сильно поубавилось. Наверху, в комнате для гостей (сразу за Леонардовой), саквояж Хью коротал время на постели.
– Ты не можешь тут оставаться, – говорил Джеймс. – Придется вернуться к Джулии и мальчикам. Нельзя бросать семью только потому, что жена ведет себя не так, как тебе бы хотелось.
Потом они сидели молча, уже при свете, и Джеймс скользил взглядом по полкам в поисках чего-то известного лишь ему, а когда нашел, это оказался томик писем Сильвии Таунсенд Уорнер.
– Вот послушай! – сказал он, отыскав нужную страницу, а потом и абзац. – «Скажу от всего сердца: самое худшее, что можно совершить по отношению к тому, кто тебя любит, – это заковать себя с головы до ног в сияющие доспехи безупречного поведения».
– Как это верно! – воскликнул Хью.
– Нет, ты правильно сделал, что приехал, пусть даже на пару дней. Пока здесь была Джосс, Кейт в каком-то смысле оставалась со мной. Теперь нет ни той, ни другой. К твоему приходу я чуть не зажалел себя до смерти! И это при том, что я ненавижу себя жалеть.
Довольно долгое время они молча смотрели друг на друга. Немая сцена была прервана звуком автомобильного гудка.
– Это Леонард, – объяснил Джеймс. – Вернее, Леонард и Беатрис. У нас традиция: она его привозит, выпивает чашку чаю, а потом я пешком провожаю ее до дому.
Хлопнула дверца. Чуть позже в холле послышались голоса.
– Джосс?! – кричал Леонард. – Что, что насчет Джосс? С ней что-то случилось?
– А как по-твоему, что с ней могло случиться? – ответил внятный, резковатый голос Беатрис. – Вас, мужчин, хлебом не корми, дай только соблюсти условности. Джеймс ее просто вышвырнул как котенка.
– А теперь, конечно, торчит в кабинете! – с едкой горечью заметил Леонард. – Топит муки совести в вине.
Дверь приоткрылась, и два старческих встревоженных лица нелепо и трогательно просунулись в кабинет.
– Что здесь происходит? – фальцетом осведомился Леонард.
– А, это вы! – усмехнулся Джеймс, вставая. – Плохая новость в том, что Джосс здесь больше не живет. Но есть и хорошая – к нам перебрался Хью.
Глава 13
Джосс лежала в полутьме, комкая на груди край одеяла. Было довольно тихо, но не настолько, как на вилле Ричмонд, где комната у нее была в задней части дома, а не во фронтальной, как здесь. Вспоминать про ту, другую, комнату не хотелось, но образ ее таился где-то близко, напоминая о хорошем и вызывая детское желание расплакаться. Эта комната была, мягко выражаясь, странной. Усевшись с левой стороны кровати и раскинув руки, можно было коснуться стен, а окно, грубо рассеченное переборкой, было узким и длинным, как крепостная бойница. За переборкой, на диване в большей комнате, спала Кейт. Наверное, нужно было думать, что это мама, но Джосс не могла. Слово «мама» не подходило к женщине, спавшей за переборкой.
…Когда этим вечером, вернувшись с театрального кружка, Джосс вошла на кухню, то, к своему изумлению, обнаружила там Кейт, мывшую бокалы с таким видом, словно никуда и не уезжала. Эта мирная, абсолютно домашняя картина заставляла снова ощутить себя дочерью. Да и как было не ощутить? Мама была на месте и занималась тем, чем занималась вечерами с тех пор, как Джосс себя помнила. Это выбило из колеи, сделало уязвимой и податливой, а потому на слова Кейт, что сейчас они вместе поедут в Осни, она ответила согласием, вместо того чтобы устроить давно задуманный скандал. Они вместе уложили самое необходимое, потом Кейт вызвала такси, и только когда шофер уже готов был завести двигатель, Джосс вспомнила про одеяло.
– Оно тебе не понадобится. Я купила новое.
– Нет, понадобится! Понадобится! – крикнула Джосс, внезапно исполняясь отчаяния. – Я должна его забрать, просто должна!
Она выскочила из машины и бросилась назад в дом. Комната выглядела ужасно – обобранная, перевернутая вверх дном, словно над ней только что надругались. Отчаяние Джосс перешло в панику. Она не может вот так, с бухты-барахты, бросить все: комнату, Джеймса, дядю Леонарда… но не может и позволить Кейт уехать одной! Тихонько хныча, она стояла у постели, не зная, что предпринять, пока с улицы не раздался гудок. Сильно вздрогнув, она схватила одеяло и зарылась в него лицом, шепча: «Помоги мне, помоги!» Еще один, более настойчивый гудок заставил опомниться. Прижимая одеяло к груди, как обожаемого щенка или котенка, Джосс сбежала вниз по ступенькам.
– Ты заставила меня натерпеться страху, – с укором сказала Кейт. – Я уж решила, что ты передумала.
Понурив голову, в безмолвном страдании, Джосс сунула одеяло в пакет с нижним бельем. Она была не в силах смотреть на Кейт, да и вообще на что бы то ни было, а потому так и сидела с поникшей головой, пока не раздаюсь: «Приехали!»
Комнаты были буквально заставлены цветами, и на одном из кресел стояла бумажная сумка из любимого бутика Джосс с перекинутой через нее толстовкой, черной, с капюшоном.
– Если не нравится, можешь поменять на что захочешь. Я договорилась, – ласково объяснила Кейт.
Разложив вещи и застелив постели, они дошли до пиццерии и там выпили вина, после чего Джосс охватило истерическое веселье. Все казалось ужасно забавным, они смеялись до упаду. Кейт повторяла, что вот так хорошо им теперь будет всегда, и скоро стало казаться, что в самом деле будет. В пиццерии ужинали несколько знакомых Кейт, которые подошли поздороваться и были по всей форме представлены Джосс. Это было приятно и в то же время как-то тревожно, потому что в бытность свою на вилле Ричмонд Кейт не общалась с такими людьми и не держалась так свободно. Там она была, какой положено быть маме.
Тем не менее вечер удался, и все шло в лучшем виде, но лишь до тех пор, пока Джосс не оказалась в постели, наедине со своим одеялом. Вот тогда пришла настоящая тревога. Сколько времени займет теперь дорога до школы и каким автобусом туда добираться? Смогут ли Энжи с Эммой выбираться в Осни? Как быть в те дни, когда у Кейт вечерняя смена – неужели оставаться с чудовищным мистером Уинтропом, у которого такой вид, словно, забытый в углу сырого подвала, он оброс плесенью снаружи и изнутри! Как впихнуть в эту конуру остальные вещи, которые еще предстоит привезти? И – о Боже! – каково Джеймсу и дяде Леонарду, которые вернулись домой и не нашли ее?!
Почему-то Джосс вспомнился йогурт в любимых баночках на ножках и его вкус, который Джеймс ненавидел, а она обожала: шоколадный, банановый, карамелевый. Мысль о том, что йогурт сейчас понапрасну ждет ее в холодильнике на вилле Ричмонд, стала последней соломинкой. Плотно прижав одеяло ко рту, чтобы заглушить звуки, Джосс заплакала.
Кейт ее прекрасно слышала. Диван был не слишком удобным и недостаточно длинным даже для ее роста, а напряжение первого совместного вечера спадало слишком медленно. Кейт было не до сна, и это казалось странным. Она ведь получила желаемое, добилась (и притом с поразительной легкостью) поставленной цели, но конечный результат ощущался как не вполне правильный. Лежа в милой ее сердцу комнате, лицом к окну с видом на канал и лодки (неизменно захватывающее зрелище!), под одной крышей с Джосс, которую теперь можно было целовать на сон грядущий (как в былые времена, еще до Джеймса, только лучше!), Кейт, Бог знает почему, не чувствовала себя счастливой. Она ворочалась с боку на бок в поисках позы поудобнее и думала: это от перевозбуждения. Все еще войдет в колею, совсем ни к чему торопить события. Должно войти. Три месяца – небольшой срок, к тому же они виделись раз в неделю…
Прислушавшись, Кейт бесшумно вздохнула – Джосс продолжала плакать. Она на цыпочках подошла к двери.
– Джосси!
Молчание.
– Не бойся, Джосси, все будет хорошо. Это всего лишь шок, потому что ты, конечно, никак не могла ожидать… все случилось слишком внезапно, ведь верно? И насчет школы можешь не волноваться. На завтра я вызвала такси, а потом выясним насчет автобуса. – Она помолчала. – Я так счастлива, что ты со мной! Что ты наконец ко мне вернулась!
– Угу, – буркнула Джосс, но плакать перестала.
– Спокойной ночи! На завтрак будут круассаны.
Как это круассаны? – удивилась Джосс. Почему вдруг круассаны? На вилле Ричмонд было принято покупать круассаны только по большим праздникам, как, например, в день рождения дяди Леонарда. Он съел только один. «Дерьмо сыпучее! Я знал, что не стоит доверять лягушатникам!» – ворчал он, отряхивая одежду от маслянистых пластинок слоеного теста.
Джосс прикусила губу. Не хватало только удариться в воспоминания!
– Спокойной ночи! – повторила Кейт голосом, полным любви.
Джосс собралась с духом и выдавила:
– И тебе тоже…
– Я подумала, что мне одной все не съесть, – сказала Блуи Ачесон. – Угощайтесь, это лучшее печенье в Бостоне.
Сияя улыбкой, она протянула коробку Джеймсу, который вышел открыть без малейшего подозрения, полагая, что за дверью окажется почтальон или, скажем, молочник. Но там стояла миловидная женщина со свертком.
– Я мама Гарта.
– Вот оно что! – Джеймс тоже просиял. – Наш личный поставщик пионов!
– Верно.
– Прошу вас, входите. – Он шире распахнул дверь, и она скользнула в дом, невысокая изящная шатенка в красном кардигане. – Только учтите, за чистотой тут никто не гонится.
– Неловко признаться, но я знаю. Гарт рассказал. Насколько я поняла, у каждого из вас ситуация не из приятных. Рэнди сейчас в отъезде, и я подумала…
– Рэнди?
– Мой муж, – ответила Блуи без малейшего энтузиазма (у нее были совершенно прямые, с отливом, каштановые волосы). – Он, знаете ли, физик-ядерщик. Сейчас ездит с лекциями. Должен быть в Гааге… или еще где-то.
– Миссис Ачесон…
– Зовите меня просто Блуи.
– Извините, Блуи, но мой дядя, наверное, еще в халате.
Он и был. Сидя за безобразно захламленным кухонным столом, Леонард разгадывал кроссворд, время от времени принимаясь бормотать себе под нос. Напротив сидел Хью в кашемировом джемпере прямо на голое тело. Этот составлял близнецам иллюстрированное письмо с помощью фломастеров, которые потихоньку умыкнул из комнаты Джосс. Двери в сад стояли открытыми, и можно было видеть, как мисс Бачелор (все еще в пальто вопреки солнцу и теплу) обрезает на олеандре засохшие соцветия.
– Внимание! – провозгласил Джеймс. – Имею честь представить миссис Блуи Ачесон, мать известного вам Гарта Ачесона. В своем безмерном великодушии она пришла угостить нас печеньем!
Блуи одарила мужчин ослепительной улыбкой. Хью подскочил к ней с протянутой рукой.
– Вам не следует здесь находиться, любезнейшая миссис Ачесон! Вы воплощение гигиены, а у нас условия, как видите, антисанитарные. – Он зашевелил бровями в сторону Леонарда и зашептал: – Ты бы хоть встал, замшелый старый пень!
Тот и не подумал, буравя Блуи взглядом. Она для пробы улыбнулась ему.
– Джосс при вас?
– Нет, при мне только печенье, – ответила она виновато.
– А ведь уже десять дней! – Леонард нацелил на Блуи обвиняющий перст, словно переезд Джосс в Осни был делом ее рук.
Гостья уселась. На Леонарде был исключительно гнусный и обтерханный халат с пижамными штанами немногим лучше. Он не брился три дня, но Блуи держалась так, словно перед ней был лощеный, одетый с иголочки джентльмен.
– Гарт навещал Джосс на новом месте, – сообщила она. – Они ходили в кино, и он думает, что живется ей недурно.
– Нет, дурно! Еще как дурно! С чего бы ей там могло недурно житься?
Блуи опустила глаза. На самом деле Гарт не сказал ничего подобного. Наоборот, его поразило, как сильно Джосс скучает по вилле Ричмонд. На вопрос, зачем тогда оставаться в Осни, она ответила: «Из чувства долга». И добавила: «Где бы я ни жила, все равно буду перед кем-то виновата». Почувствовав слабинку, Гарт попробовал ее поцеловать, но схлопотал по физиономии. Этого он, само собой, не довел до сведения Блуи…
– Разве не естественно, что Джосс живет с матерью? – осторожно спросила она.
– Что за чушь! – возмутился окончательно расстроенный Леонард. – Для нее естественно жить с нами!
– Прошу вас быть снисходительной к моему престарелому дяде, – сказал Джеймс, ставя перед гостьей чашечку кофе. – Он нарочно грубит, чтобы скрыть врожденную мягкость натуры.
Блуи улыбнулась шутке, отпила кофе и огляделась. Кругом царил тот приятный беспорядок, без которого невозможен подлинный уют. Нетрудно было предположить, что это всеми любимое помещение.
– Мне здесь нравится, – заметила она.
– Что?! – воскликнул Хью, вспоминая (вопреки данному себе слову) строго упорядоченное очарование кухни в Черч-Коттедже. – Но это невозможно!
– Отчего же? По сравнению с вашей моя кухня выглядит скучно. Ни книжек, ни кресла, ни… – Блуи запнулась.
– Ни бутылок? – любезно подсказал Джеймс.
– Нет, бутылки там имеются, но… как бы это сказать?.. благопристойные! Оливковое масло, ароматический уксус и прочее, предписанное журналом «Гурман».
Джеймс и Хью придвинулись поближе. От Блуи исходил нежный, свежий ток, как от альпийской фиалки, только что раскрывшейся на краю горного утеса.
– Ее мужа зовут Рэнди [4]4
В Англии «хам» или «развратник».
[Закрыть], – сообщил Джеймс.
– Он, конечно, шутит? – уточнил Хью.
– Вовсе нет. – Блуи засмеялась, довольная. – В Америке это вполне достойное имя. – Глаза ее лукаво блеснули. – У меня там есть кузина по имени Поки [5]5
В Англии «тюряга».
[Закрыть], и поверьте, ничего такого ее имя не значит!
Друзья не сводили с нее глаз, невольно улыбаясь в ответ. Она была само очарование и к тому же прехорошенькая – эдакий подарок судьбы, озаривший их мужской монастырь. Леонард, у которого так и чесался язык отпустить что-нибудь едкое, счел за лучшее удалиться. Он поднялся (с пыхтением и хрюканьем, как старый боров из грязи), не глядя нащупал трость и потащился в сад. Последним, что достигло его слуха, были слова Хью: «Значит, ваш муж физик-ядерщик. А чем занимаетесь вы?»
Несколько по кривой Леонард пересек травянистый участок земли (который, кстати сказать, не мешало бы выкосить) и приблизился к Беатрис. Она его прекрасно слышала, но не посмотрела через плечо, пока он не запыхтел у нее над самым ухом.
– Почему ты еще в халате?
– В субботу имею полное право! Угадай что?
– И не подумаю.
– У нас там женщина!
Это заставило Беатрис повернуться по-настоящему, всем телом. Сухие головки цветов у нее в горсти откликнулись громким шорохом.
– Какая еще женщина?
– Мать Гарта. Вот это, я скажу тебе, куколка! Принесла нам печенья.
– Очень мило с ее стороны.
– Что? Мило? Черта с два это мило! Прошел слух, что на вилле Ричмонд живут три бесхозных мужчины, и – бац! Женский пол слетается как мухи. Сперва ты, теперь эта…
– Твои намеки оскорбительны! – сказала Беатрис и, вспыхнув, отвернулась к олеандру.
Часы недавно били половину одиннадцатого, и она надеялась, что Джеймс догадается принести ей чашечку кофе. Она бы выпила его не спеша, за разговором, но Леонарду не полагалось этого знать.
– Оденься все-таки. Выглядишь неприлично.
– Ах вот как, неприлично? – Леонард скривил ехидную гримасу. – Надо прикрыться, чтобы, не дай Бог, не воспламенить миссис Ачесон своими прелестями?
Беатрис не удержалась от смешка. Он заковылял обратно в дом, бормоча:
– Чтоб мне пропасть! Старая кошелка ревнует. Как быть, если она в меня втюрилась?
На кухне по-прежнему царило приподнятое, праздничное настроение. Блуи говорила, должно быть, что-то забавное, так как мужчины покатывались со смеху. Появление Леонарда прошло незамеченным.
– Чертовы болваны! – сказал он громко и зашаркал мимо к лестнице, чтобы как следует приодеться.
Кейт остановилась на верхней площадке спиральной лестницы, чтобы пропустить поднимающуюся с кухни Кристину – сама она несла всего-навсего грязные тарелки, зато в руках Кейт было по порции ригатони с томатом, пармезаном и кедровыми орешками.
– Там тебя хотят видеть, – с неудовольствием объявила владелица пиццерии. – Смотри не задерживайся! Я предупредила, что у нас полно работы.
– А кто, мужчина или женщина?
– Женщина, женщина! – пренебрежительно ответила Кристина, проплывая мимо.
Это оказалась Джулия – стояла у задней двери, куда ее, без сомнения, оттеснила Кристина, чтобы не дать и шанса отвлечь Бенджи от дела праздной болтовней. У нее был неожиданно бледный, осунувшийся вид, хотя одежда, макияж и прическа по-прежнему были безупречны. Кейт и сама не ожидала, что так обрадуется этой встрече.
– Привет! Вот здорово! – воскликнула она в восторге и, сунув тарелки куда попало, бросилась к гостье.
Джулия раскрыла ей объятия. Прежде они обменивались чисто символическим поцелуем, однако теперь она обняла Кейт крепко, как родную.
– Неловко отрывать тебя от работы, но нам нужно поговорить.
– С удовольствием!
– Когда заканчиваешь?
– Примерно в половине четвертого. Джосс не вернется домой до шести (о, блаженная возможность небрежно вставить это в разговор!), так что у нас будет полтора часа.
С лестницы, ведущей в зал, послышался цокот каблуков Кристины. Взгляд Джулии загнанно метнулся в ее сторону и вернулся к Кейт.
– Буду ждать тебя у черного хода.
– Да, в половине четвертого.
– Спасибо! Ох, спасибо, Кейт! – Джулия расцеловала ее в обе щеки. – Как выйдешь, так сразу меня и увидишь.
Когда она ушла, подоспела Кристина.
– Кто это? Выглядит знакомо.
– Она здесь обедала пару раз.
– Нет… по телевизору, вот где я ее видела!
– Да, конечно. Джулия ведет передачу «Ночная жизнь города», – оживилась Кейт. – Она…
У Кристины была головная боль, а позже в этот день предстояла встреча с фининспектором.
– Главное, чтобы эта дамочка тебя не отвлекала! – сердито бросила она.
– Я не знаю, как быть, – просто сказала Джулия. – Не представляю, как поступают в такой ситуации.
Они с Кейт сидели за столиком у окна крупного кафе в Сент-Джайлзе. Джулия сдавила над чашкой чаю ломтик лимона.
– Он утверждает, что не может жить без мальчиков и что по-прежнему меня любит, но домой возвращаться не хочет. Говорит, что мое поведение его убивает.
– Это какое поведение? – спросила Кейт (чем больше она сочувствовала Джулии, тем сильнее и увереннее выглядела в собственных глазах).
– Я хочу ему помочь, только и всего. Кейт, я люблю его! Боже мой, как я по нему скучаю! Но ведь, согласись, нужно, чтобы он как-то примирился с положением дел. А главное…
Потянулась звенящая напряжением пауза. Кейт не спешила с вопросами, искоса наблюдая за Джулией, в которой явно шла мучительная внутренняя борьба. Наконец та решилась:
– Главное в том, что я не справляюсь без Хью. Думала, что справлюсь, но нет, у меня просто опускаются руки. И мысли такие странные: какой смысл утруждаться, если его нет рядом? Он мне необходим, как воздух, понимаешь? Теперь я точно это знаю.
– А ему ты это говорила?
– Пыталась. Он не позволил, – печально ответила Джулия.
Попытки позвонить сводились к обмену парой-тройкой ничего не значащих фраз. Однажды, набравшись смелости, она даже заглянула на виллу Ричмонд, где оказалось полно народу, где царило веселье и оживление. Красивая женщина на кухне учила Леонарда делать гамбургеры, а он, похоже, был счастлив, как ребенок в песочнице. Джеймс тепло принял Джулию, и Хью был с ней мил, но не более того, и в конце концов пришлось уйти ни с чем.
– Я умоляла Хью вернуться, – сказала она, погружаясь в эти гнетущие воспоминания. – Было непросто оказаться с ним наедине, потому что рядом все время кто-то крутился. Там множество людей, в том числе американка, которую я прежде не встречала. Ну так вот, я просила Хью вернуться – если не ради меня, то ради детей, – а он ответил, что еще слишком рано. Когда же я хотела рассказать, как дела у мальчиков, он заметно расстроился, и пришлось замолчать, потому что мне совсем не хочется и дальше его расстраивать.
Кейт приготовилась высказать что-нибудь сочувственное, но у нее вдруг вырвалось:
– Что за американка?
– Кажется, мать того парнишки, с которым встречалась Джосс. Прямо-таки создана для благотворительности, в которой остро нуждается их чисто мужской коллектив. Это Джеймс так сказал при ней. Она нисколько не смутилась, а наоборот, была польщена.
– Как мальчики? – спросила Кейт, чтобы сменить тему.
– Стали совершенно неуправляемы! – с отчаянием ответила Джулия. – Все время спрашивают, когда вернется папа, а если зазвонит телефон, кидаются к нему с криком: «Папочка! Папочка звонит!» Представляешь, писаются в постели, как маленькие! Я думала, что Сэнди – подарок судьбы…
– А нет?
– Она многое умеет, это верно, но в отсутствие Хью попросту выкручивает мне руки.
– Надеюсь, это не сказывается на работе?
– О, работа! – Лицо Джулии просветлело. – Это единственное, где все в порядке. Приятная рутина, куда я прячусь от проблем.
– Значит, финансовый вопрос не стоит?
– Слава Богу, нет. Я зарабатываю даже больше, чем удавалось Хью. – Гримаса боли исказила ее правильные черты. – Мне совестно, Кейт! Я всегда придавала деньгам такое значение! Думала: будут деньги – будет все. И вот у меня их более чем достаточно, но если нельзя поделиться ими с Хью – зачем они мне? Понимаешь, я боюсь, что… – Она снова запнулась.
– Он вернется, Джулия, – тихо сказала Кейт.
– Вернется ли? – Та впилась взглядом ей в глаза. – Видела бы ты их вместе, Хью и Джеймса!
Несколько минут они молча смотрели друг на друга.
– Было между ними… были они когда-нибудь?..
– Нет, что ты!
– Но если так… если речь не о сексе и они все-таки необходимы друг другу, это еще страшнее! Тогда это подлинная дружба, а против подлинной дружбы бессильна даже любовь. – Джулия прижала ладони к щекам, и на пальце у нее блеснуло обручальное кольцо, подарок Хью: полумесяц из опалов и бриллиантов. – По крайней мере в тот неудачный визит я себя чувствовала третьей лишней. С тобой такое случалось, когда они бывали вместе? Не приходило тебе в голову, что для Джеймса Хью важнее и нужнее, чем ты?
Кейт поразмыслила. Взаимная привязанность этих двоих начала раздражать только в самом конце, а в то время ее раздражало почти все на свете.
– Нет, не приходило, – честно ответила она.
– Я знаю, что на данный момент не тяну против Джеймса. Стала слишком респектабельной, слишком правильной буквально во всем и вдобавок потеряла чувство юмора. На моем фоне Джеймс – воплощение лучших человеческих качеств! Наверное, с ним Хью не чувствует себя неудачником, потому что от него не требуется ничего большего, чем просто оставаться собой. Точно того же хочу от него и я, но, наверное, в это плохо верится. По крайней мере Хью думает, что рухнул с пьедестала, на котором стоял в моих глазах. Как же со всем этим разобраться? Как все наладить? Я словно брожу по нескончаемому лабиринту, с дорожки на дорожку, но не могу ни попасть в центр, где ждет приз, ни выбраться наружу!
– Иногда нужно просто подождать.
– Ты так думаешь?
– Я так и поступила. Набралась терпения и ждала, а когда почувствовала, что пора действовать, сделала решительный шаг. Теперь Джосс со мной… – Кейт сдвинула брови. – Вообще-то я не сама почувствовала, Бенджи натолкнул на мысль, что час настал. Так или иначе ты не пропустишь нужный момент.
– А если он никогда не настанет?
– Настанет! Хью не сможет всю жизнь оставаться вдали от тебя. Я уверена, он тоже скучает, но рана еще слишком свежа. Постепенно он излечится, и его потянет назад.
