Текст книги "Просвещённый (ЛП)"
Автор книги: Джоанна Чемберс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Дэвид сглотнул. Не хотелось задавать вопрос, что вертелся на кончике языка, но пришлось, правда, ответ он уже и так знал.
– Мне можно вернуться в Эдинбург, доктор? К адвокатской практике?
Высказаться доктор Логан не успел, ибо заговорил Мёрдо:
– Опять сидеть до рассвета за столом и забывать поесть? – рявкнул он. – Бегать туда-сюда по длинным лестничным пролетам до квартиры?
В ответ на вероломные интимные замечания лицо у Дэвида залилось краской.
– У меня больше нет этой квартиры, – прошептал он.
Сложно держать себя в руках, скрывать ярость, вызванную этими опрометчивыми изречениями. Мёрдо прекрасно знал, что Дэвид отказался от аренды. Вообще-то именно он и убедил Дэвида вернуть ключи и перевезти вещи в особняк.
– Можно арендовать квартиру этажом пониже, – нарушив неловкое тягостное молчание, добавил Дэвид.
Доктор Логан откашлялся.
– Советую поискать квартиру на самом нижнем этаже, – обратился он к Дэвиду. – И сидеть часами на стуле не рекомендуется. К прежним занятиям возвращайтесь постепенно, периодически прерывайтесь и осторожно разминайтесь. При соблюдении этих мер предосторожности вам можно вернуться к практике.
– Замечательно. Рад слышать.
Мёрдо молча глядел на них сердитым взором.
Доктор хлопнул ладонями по коленям и встал.
– Оставляю вас одеваться, мистер Лористон, пора в путь. – Он быстро надел пиджак и собрал сумку, после чего энергично пожал Дэвиду руку. – Поосторожнее с ногой.
Дэвид кивнул.
– Хорошо, – пообещал он.
– Я вас провожу, пока мистер Лористон одевается, – не глядя на Дэвида, изрек Мёрдо.
После их ухода Дэвид сидел на краю кушетки с пылавшими щеками и сжимавшимся сердцем, размышляя, что подумал доктор об этой беседе и необычном интересе, что хозяин дома проявил к своему поверенному.
Наконец-то он встал и неторопливо оделся. Желания продолжать разговор с Мёрдо не возникало.
Как оказалось, Мёрдо тоже не желал беседовать. В гостиную он не воротился, а когда Дэвид отважился выйти, выяснилось, что Мёрдо попросил оседлать лошадь и уже отправился в Перт.
Отсутствовал Мёрдо весь день и вернулся незадолго до ужина.
За ужином Мёрдо любезно поведал о поручениях, выполненных за день, о том, с кем встретился и пообщался. Эдакий обычный, повседневный и совершенно безличный разговор, наполненный хорошими манерами. Манеры всегда выходили на первый план, когда Мёрдо был в плохом настроении, – одно из любопытных противоречий.
В гостиной они заняли кресла по обе стороны от камина, и только тогда Дэвид прервал затянувшееся молчание вопросом, что не давал покоя весь день, а точнее, после ужасающей сцены, развернувшейся перед доктором Логаном.
– Мне нужно подумать о возвращении домой.
Он не был готов к тому, каково это – произнести эту мысль вслух. Слово «домой» будто песок во рту, неправильное и неведомое.
Желая уточнить хотя бы для себя, он дополнил:
– В Эдинбург.
Мёрдо не проронил ни слова, даже не глядел на Дэвида. Он не отрываясь рассматривал ковер, словно витиеватый узор его очаровал.
Нарушая долгое молчание, Дэвид изрек:
– Прошло пять месяцев.
– Ты не готов, – не сводя глаз с ковра, молвил Мёрдо.
– Нет, готов.
По правде говоря, он никогда не будет готов, если быть готовым – значит собраться и навсегда покинуть Лаверок и Мёрдо.
– Ты не сможешь о себе позаботиться, – добавил Мёрдо не терпящим возражений тоном.
Дэвид осерчал – возможно, и не только осерчал, ибо у упрека имелись основания.
– Временами ты хуже треклятой курицы-наседки! – огрызнулся он. – Я, знаешь ли, вполне способен о себе позаботиться.
Мёрдо вскинул темные глаза, в коих полыхало пламя.
– О да, ты наглядно продемонстрировал это в понедельник. Ты с трудом осилил три ступени до входной двери, когда вернулся от Макнелли!
– Какой вздор, – буркнул Дэвид.
Он прошествовал к серванту, подавив желание выругаться из-за боли в колене, что сопутствовала резким движениям. Взяв графин с виски, он плеснул приличную порцию янтарной жидкости в бокал и поднес к губам, но не успел сделать ни глотка, ибо Мёрдо схватил его за запястье. Напиток потек по руке и тотчас впитался в кожу, оставив после себя лишь холод и запах алкоголя.
– Опять виски? – процедил Мёрдо. – Стоит тебе столкнуться с чем-то неприятным, это твое решение, да?
Дэвид вперился взором в Мёрдо, пораженный ядом в голосе. За запястье Мёрдо держал не больно, но тем самым требовал к себе внимания.
– Другие выпивохи много болтают, – продолжил Мёрдо. – Ты – нет. Ты замыкаешься в себе. Как только ты берешь виски, я понимаю, что не вытяну из тебя ни слова.
– Я не выпивоха, – обиженно бросил Дэвид.
С момента приезда в Пертшир он значительно сократил употребление алкоголя. Казалось, Мёрдо об этом знал.
«Но Мёрдо же прав, – прошептал лукавый внутренний голос. – Так случается всегда, когда ты печалишься или волнуешься, как Мёрдо и сказал». Дэвид мучительно сглотнул ком, что подступил к горлу.
Мёрдо вздохнул. Злость испарилась из глаз, он выпустил запястье и прошел к камину, где принялся ворочать кочергой прогоревшие поленья.
– Не только я замыкаюсь в себе, – прошептал Дэвид. – Всякий раз, стоит мне упомянуть возвращение в Эдинбург, ты пресекаешь беседу.
– Если тебе так не терпится уехать... – начал бубнить Мёрдо.
– Нет, – перебил Дэвид полным горечи голосом. – Последние месяцы были лучшими... – Он остановился, голос грозился надломиться. Засим он сделал глубокий вдох и спокойнее продолжил: – Слушай, мы оба знаем, что рано или поздно мне придется вернуться. Мне нужно зарабатывать на жизнь, Мёрдо! Столько лет я выстраивал практику... Если есть шанс все сберечь, я обязан вернуться к работе. А ты... ну у тебя свои планы.
Планы вроде супружества. Мёрдо никогда этого не скрывал. Он хотел того, что было у него с Дэвидом, но еще хотел и атрибутов респектабельности.
Мёрдо, приняв мрачный и несчастный вид, обратил взор на Дэвида.
– Знаю, в какой-то момент нам придется все обсудить. Но тебе же необязательно все решать прямо сейчас, правда? Суть в том, что твоя нога еще не зажила – ты сам сознался, – а мне завтра или послезавтра нужно отправиться в Лондон и кое с чем разобраться. Давай сначала покончим с этим? Пожалуйста!
Вот уже несколько недель Мёрдо говорил о сей поездке в Лондон. В столице у него имелось дело, кое он откладывал, и ждать дольше уже нельзя, однако он всегда давал расплывчатые ответы, что это за дело такое.
– Почему эта поездка в Лондон столь важна?
Как и ожидалось, Мёрдо отвел взгляд.
– Все сложно. Не могу объяснить... пока что. Прошу, попытайся понять.
Разочаровавшись, Дэвид воззрился на него и плотно поджал губы, дабы не начать уговаривать. Несчастный вид Мёрдо стал еще несчастнее.
– Пожалуйста, Дэвид, ты должен... – он печально вздохнул, – то есть я прошу тебя: дождись моего возвращения. Я уеду недели на две, но мне было бы спокойнее, если б ты дал себе больше времени на восстановление. – Выдержав паузу, он добавил: – И если ты будешь здесь, когда я вернусь. Тогда мы поговорим обо всем как следует.
Сразу ответить не вышло. Тяжесть в груди лишила дара речи, и он не мог взять в толк, откуда взялась эта самая тяжесть.
Дэвиду удалось кивнуть и пробормотать:
– Хорошо.
Мёрдо привлек его к себе, и Дэвид, силясь забыть обо всем, растворился в его объятиях.
Глава 3
На следующий день после визита доктора Логана состояние ноги значительно улучшилось – стало почти так же хорошо, как было до злополучной прогулки до Макнелли. Он заметил изменения, поднявшись рано поутру с кровати Мёрдо. Осторожно встав на ноги, он ждал неизбежной боли в колене, но вместо нестерпимых мук пришло лишь незначительное покалывание.
Дэвид глянул на Мёрдо, подумывая поделиться вестями, но он все еще спал, во сне лицо стало мальчишеским и безмятежным. Дэвид замер, любуясь знакомыми притягательными чертами, улыбаясь тому, как сон его смягчал. Очень тянуло его разбудить, но было еще рано, да и Мёрдо выглядел таким спокойным.
Дэвид пересек комнату, почти бесшумно ступая босыми ногами по устланному ковром полу, и отодвинул тяжелую бархатную штору. Сквозь щелку заструилось утреннее солнце, озаряя опочивальню, проникая в самый конец комнаты и заливая спавшего Мёрдо золотом. Мёрдо, заворчав, закопошился. Дэвид тихо закрыл шторы, глядя, как Мёрдо перевернулся и снова уснул.
Дэвид бросил взор на каминные часы: начало седьмого. Ничего страшного, если он снова ляжет спать. Но вернувшись в постель, он будет просто лежать и, вероятно, разбудит Мёрдо. Лучше пойти в свою опочивальню, где можно почитать или разобрать письма.
Надев кальсоны, он направился к двери в кабинет, что связывал их с Мёрдо опочивальни, медленно повернул ручку, дабы свести шум до минимума, и столь же тихо закрыл за собой дверь. Прежде вместо кабинета здесь располагалась общая хозяйская гардеробная, но когда Мёрдо впервые приехал в Лаверок, ему настолько приглянулось утреннее освещение, что он решил проводить в комнате рабочее время. Как выяснилось, это удачный выбор. Кабинет, коим они оба пользовались, больше подходил на роль потайного хода между опочивальнями, нежели гардеробная, где у Дэвида не имелось ни малейшей причины находиться.
Дэвид миновал два стола – свой и Мёрдо, – улыбнувшись аккуратным стопкам корреспонденции и документации, что ждали своей очереди, и открыл дверь, что вела в его опочивальню. Здесь шторы тоже были задвинуты, покрывала осторожно смяты, а дверь, выходившая в главный коридор, надежно заперта. Все это часть вечернего распорядка.
Из шкафа он вытащил удобный костюм – тот, что не жаль испачкать. Ибо нога уже почти не тревожила, можно чуть позже сходить на рыбалку, а мягкие изношенные бриджи, что он надел – когда-то их носил Мёрдо, – идеально для этого подходили, парный жилет сидел свободно.
После того как Дэвид завязал шейный платок небрежным узлом, осталось лишь привести отросшие волосы в порядок, с чем помогла капелька помады. Полностью одетый, он осмотрел себя в зеркале и удовлетворенно заключил, что выглядел не так уж и постыдно. Возможно, в здание парламента его бы и не пустили – он напоминал деревенщину в этом сельском наряде, – но для завтрака в Лавероке вполне сгодится.
Как и у Мёрдо, окна в опочивальне Дэвида выходили на восток. Утренний солнечный свет лился в комнату, озаряя темно-рыжие волосы яркими проблесками меди и золота. Дэвид мог поклясться, что видел в зеркале брата Дрю. Волосы у Дрю всегда были краснее, чем у него, да и подобные одежды Дрю носил ежедневно.
Тревога побудила снова посмотреть в зеркало... Зачем? Увидеть брата? Конечно же, он лицезрел только себя, свойственный только горожанам бледный цвет лица и темно-рыжие волосы. Качая головой, он отвернулся от зеркала.
Странный момент подтолкнул к размышлениям о семье, и разместившись за письменным столом подле окна, что выходило на огород, он взял матушкино послание, полученное несколько дней назад. Он прочитал его раз, затем второй, представляя, как она произносила слова, написанные в жалостливой манере.
Большая часть письма состояла из вопросов и советов. Как он сейчас ходил? Делал ли он припарки из окопника, которые она рекомендовала? Нужно делать раз в неделю, даже сейчас, когда он начал ходить. Много ли окопника в Лавероке? Мазал ли он ногу линиментом перед сном?
Матушка была убита горем, узнав о травмах несколько месяцев назад. Она растерялась и обиделась, что, вместо того чтобы приехать домой, он будет жить в Лавероке. Дабы она сумела смириться, пришлось сказать, что Мёрдо предложил ему временную должность.
Следовало написать и успокоить ее по меньшей мере по нескольким вопросам: у Мёрдо в саду окопник рос с молниеносной скоростью, и Дэвид каждый день добросовестно пользовался линиментом. Признаваться, что он частенько прибегал к помощи своего нанимателя, без надобности.
Раз уж он начал разбираться с корреспонденцией, можно заодно ответить и на другое письмо, полученное на этой неделе, – на письмо от Элизабет Чалмерс.
Он удивился, что Элизабет начала ему писать, однако во время выздоровления посланий ждал с нетерпением. В их последнюю встречу она слилась с толпой, спасаясь бегством от свирепого мужа, сэра Аласдера Киннелла. Участие Дэвида в побеге привело к сломанной ноге и трещине на голове. Однако Элизабет благополучно сбежала, сыскала в толпе их соучастника, Йена Макленнана, и уехала в Лондон.
Первое письмо от Элизабет было не чем иным, как залитым слезами извинением за травмы, что он получил из-за нее, но присутствовал и признак непокорности – в самом конце она витиевато подписалась «Элизабет Чалмерс», девичьей фамилией. Да и Йен упоминался все чаще. В последних письмах Элизабет называла его не «мистер Макленнан», а «Йен». А в самом последнем письме они с Элизабет стали «мы».
«Мы снова переехали. На этот раз в Блекфрайерс. Отсюда ближе до издательства, где Йен проводит очень много времени. Стало быть, так даже лучше».
Дэвид надеялся, что это самое «мы» означало, что любовь Йена к Элизабет стала взаимной или однажды станет. Они заслужили немного счастья в жизни.
Он писал не прерываясь целый час, сначала матери, потом Элизабет. Он запечатывал второе письмо, как вдруг дверь кабинета распахнулась, и появился Мёрдо.
– Вот ты где. – На последнем слове Мёрдо зевнул.
Скромности ради он надел кальсоны, но ничего больше. Мёрдо заполнил собой дверной проем, и Дэвид залюбовался широкими плечами, мягкими темными волосками, что покрывали грудь и сбегали вниз по плоскому животу, который он сейчас почесывал.
– Давно проснулся?
Дэвид снова перевел взор на его лицо, а Мёрдо растянул губы в лукавой улыбке. Дэвид улыбнулся в ответ, правда, из-за того, что его поймали, вспыхнули щеки.
– В шесть. Не хотел тебя будить. Ты так мирно спал.
– Наверное, устал после вчерашних упражнений.
Мёрдо ухмыльнулся, а Дэвид усмехнулся. Они встретились взглядами, теплыми, веселыми и полными тайного блаженства.
Мёрдо прислонился головой к дверной коробке.
– Ты уже завтракал?
Дэвид покачал головой. Не хотелось сознаваться, что он ждал Мёрдо, но это правда. Вряд ли в будущем они будут часто вместе завтракать. Завтра Мёрдо уедет в Лондон, а когда он вернется, Дэвид воротится в Эдинбург. В общем, у них осталось всего несколько дней.
– Ладно. – Мёрдо зевнул. – Дай мне умыться и одеться, и через пятнадцать минут спустимся вместе.
– Чем планируешь сегодня заняться? – спросил Мёрдо, намазывая тост маслом.
Если б Дэвид поднес лютик к подбородку Мёрдо, отражаемый свет наверняка сиял бы, как сигнальный огонь. Мёрдо не просто любил масло, он его обожал.
– Первым делом разберусь с последней партией документов, подтверждающих право собственности. Их вчера привезли от мистера Уркхарта. Надеюсь получить недостающую информацию об усадьбе.
Мистер Уркхарт – это солиситор сэра Хамиша. Ибо письма с просьбой предоставить документы по усадьбе остались без ответа, Дэвиду пришлось отправиться в Перт на личную встречу. Причина, по которой Уркхарт не отвечал, вмиг стала ясна: ему было лет девяносто или около того, и честно говоря, он несколько рассеянный. Его единственная компаньонка – незамужняя племянница – чуть со стыда не сгорела, узнав о поручении Дэвида, пообещала приказать клерку проверить все бумаги и разыскать те, что имели отношение к Лавероку.
В силу огромного количества документов, хранившихся у мистера Уркхарта, не говоря уже о полном отсутствии системности, сия задача заняла несколько недель. Тем не менее последняя партия уже прибыла, и Дэвиду оставалось лишь надеяться, что бумаги помогут наконец-то разобраться с правом собственности, раз и навсегда прояснить оставшиеся сомнения. Дэвид уже очень давно силился распутать юридические нити мириад земельных участков, из коих состояла усадьба – унаследованных, приобретенных, нажитых в браке, – и до отъезда из Лаверока хотел завершить свои изыскания.
– Лучше ты, чем я.
– Что насчет тебя?
– Поеду к Хоуи, взгляну на скот. Кое с кем он готов расстаться. Слышал, удою завидует весь Пертшир.
– Ты превращаешься в сельского джентльмена.
– Учусь.
– Хочешь чуть позже порыбачить?
Мёрдо расплылся в улыбке.
– С радостью.
Дэвид тихо хохотнул, правда, щеки раскраснелись. Вопрос он задал совершенно без задней мысли, однако теперь вспомнил последнюю рыбалку и что они вытворяли в маленьком укромном уголке за камнями.
В тот день они не поймали ни рыбешки.
Ответить Дэвид не успел, ибо раздался стук в дверь. Лакей Арчи принес утреннюю почту. Серебряный поднос он поставил по правую руку от Мёрдо и справился, не нужно ли что-то еще, а после того как они покачали головами, испарился. Мёрдо принялся перебирать корреспонденцию.
– Два письма тебе. – Он протянул два тонких конверта и сосредоточился на своей корреспонденции.
Дэвид вгляделся в письма. Он признал витиеватый почерк старого приятеля Дональда Фергюсона – зятя Элизабет. Покуда Дэвид жил в Лавероке, Дональд занимался делами и регулярно писал, дабы держать в курсе и попросить совета.
Сломав печать, Дэвид развернул письмо и начал читать.
Мой дорогой Лористон!
Пишу вам с печальными новостями. Патрик Чалмерс умирает...
– Дэвид?
В голосе Мёрдо звучало беспокойство, но Дэвид не мог оторвать взгляд от письма и затейливых букв.
Чалмерс – наставник, мужчина, коему Дэвид обязан карьерой, – умирал.
Чалмерс, его друг.
Дэвид вспомнил об Элизабет, прятавшейся от мужа в Лондоне. Вероятно, ей не представится случая повидаться с обожаемым отцом. При этой мысли сердце разболелось.
– Дэвид, что такое?
– Дональд написал, – оцепенев, вымолвил Дэвид. – Патрик Чалмерс умирает и хочет меня видеть.
Он вскинул взгляд. Пронзительная жалость у Мёрдо в глазах делала ситуацию реальнее. Дэвид сглотнул подступивший к горлу ком.
– Я обязан поехать в Эдинбург.
Мёрдо кивнул и добавил:
– Ты уверен, что вынесешь поездку?
– Да, конечно. – Он принялся лихорадочно размышлять: – Как думаешь, ты сможешь сегодня отправиться в Лондон? Тогда я доехал бы с тобой до Эдинбурга. Так гораздо быстрее, нежели нанимать дилижанс. Это возможно? – Задумавшись, он насупился. – Если нет, тогда, может, Уолтер сумеет довезти меня до Перта, и я найму карету там...
– Дэвид, угомонись, – перебил Мёрдо. – Мы поедем сегодня, но...
– Спасибо, я...
– …но ты обещаешь остаться в эдинбургском особняке, пока я в Лондоне? – Выдержав паузу, он продолжил: – Ты обещаешь не заключать долговременных соглашений до моего возвращения?
Дэвид вперился в Мёрдо взором, разглядывая потерянное лицо и новые хмурые морщинки, что разрезали уголки рта.
– Хорошо, – осторожно изрек он. – Обещаю.
Услышав клятву, Мёрдо сиюминутно расслабился, причем настолько, что ему удалось печально улыбнуться.
– Замечательно. – И бодро добавил: – Тогда нам пора паковаться.
Глава 4
Поездка в Эдинбург разительно отличалась от путешествия в противоположном направлении, состоявшегося пятью месяцами ранее. В физическом плане было гораздо удобнее. Без надобности полулежать, на ногу не наложены шина и повязки. На сей раз он сидел в карете, как обычно, напротив Мёрдо, а самое большое неудобство доставляла затекшая нога.
Поездка отличалась и в других отношениях. В прошлый раз он ехал незнамо куда, неведомо насколько. Мёрдо говорил, что на ближайшее время Лаверок станет Дэвиду домом. Сейчас же он покидал этот дом. По всей вероятности, навсегда.
Пакуя сундук после завтрака, Дэвид поймал себя на мысли о скудности своих пожитков. Большая часть вещей хранилась в эдинбургском особняке Мёрдо. Помимо книг и документов, в Лавероке у него имелось всего несколько костюмов – все, что требовалось, Дэвид одалживал у Мёрдо. Очень жаль, что он сумел упаковать пять месяцев жизни – самые ценные счастливые месяцы, по его собственному признанию, – в единственный сундук. Оставлять что-то незачем.
Несколько часов назад он взирал из окна кареты, как Лаверок становился все меньше и меньше и наконец-то исчез из вида. «Возможно, я никогда сюда не вернусь», – подумалось Дэвиду. При этой мысли навалилась тоска.
– Как нога?
Мёрдо отвлек его от дум. У него такой необычный голос с глубоким сочным тембром, лишь намеком на шотландский диалект, согласные он произносил очень мягко. Мёрдо кивнул на колено, и Дэвид осознал, что рассеянно его поглаживал. Осознал, что оно болело, и поморщился.
– Немного затекла.
– У тебя с собой линимент, – подсказал Мёрдо. – Если хочешь, могу размять.
С ответом Дэвид медлил. С одной стороны, массаж ноги казался чем-то дивным, но с другой – мысль, что придется обнажиться в карете, не пришлась по душе. Что подумает кучер, если вдруг остановится и заглянет к ним?
А если, а если...
Окружающий мир уже и так вторгся в их жизнь. Дэвид уразумел, сколь беспечными были месяцы, проведенные в Лавероке. Незачем гадать, что подумают люди. В этом укромном уголке их с Мёрдо близость оставалась незамеченной.
Мёрдо разглядел его нерешительность.
– Ну же, давай снимем эти бриджи. Чем скорее мы все сделаем, тем быстрее ты оденешься.
Дэвид взвесил риски. С последней остановки прошло двадцать минут, в ближайшее время карета не остановится. Более того, дорога весь день была пустынна. Вероятность, что кучер или кто-то другой застанет его полунагим, ничтожна. Дэвид, вздохнув, в молчаливом согласии протянул ногу и криво усмехнулся, когда Мёрдо победно осклабился, схватился за каблук и начал осторожно стягивать ботинок.
Мёрдо, как скрупулезный камердинер, одним плавным движением стащил с чувствительной ноги кожаный ботинок. Со вторым, как всегда, дело обстояло проще. В то время как Дэвид расстегивал бриджи, Мёрдо пересел к нему, скинул пальто и сделал из него подушку, не обращая внимания на изящность и элегантность.
– Подложи под спину и прислонись к стене. – Он вручил Дэвиду свернутое пальто. – Вытяни ногу мне на колени, и я о тебе позабочусь.
Снова вздохнув, на сей раз более умиротворенно, Дэвид повиновался. Простое изменение положения ноги помогло облегчить боль. Мёрдо уложил ноющую конечность на мощные бедра.
– Можешь снять бриджи?
– Возможно, одну ногу лучше оставить...
Мёрдо, перебив его без слов, разочарованно фыркнул и принялся стягивать с Дэвида брюки, отчего Дэвиду пришлось приподнять бедра. Секунду спустя Мёрдо бесцеремонно бросил их на противоположное сиденье, а еще миг спустя стянул с правой ноги чулок.
Дэвид безмолвно наблюдал, как обнажали травмированную конечность, бледную и слегка исхудавшую. Вопреки регулярным упражнениям правая нога оставалась чуть тоньше левой. С коленом что-то не так, оно располагалось не по центру. Дэвид скривился, этот признак слабости ему не приглянулся. И дело не только в том, как выглядела нога. Она служила физическим напоминанием обо всем, чем Дэвид не мог заняться: гулять пешком, взобраться на холм, бегать. О том, что он всегда любил и до настоящего момента воспринимал как должное. Вполне вероятно, эти способности он никогда не вернет.
– Что случилось? – спросил Мёрдо. Он на все обращал внимание, черт бы его побрал.
– Мне не нравится, как выглядит нога, – бросил Дэвид. – Она безобразна.
Мёрдо недоуменно нахмурил брови и перевел взор на оскорбленную конечность, поглаживая по всей длине, а Дэвид отслеживал его движения. У Мёрдо сильные умелые руки, что могли избавить Дэвида от боли, нежные руки, что могли принести столь острое удовольствие, что Дэвиду не удавалось удержаться от вскрика.
Дэвид зачарованно любовался, как Мёрдо совершал знакомые уже действия: открыл банку линимента, окунул пальцы, чтобы зачерпнуть немного густой, похожей на воск смеси, а потом растер ее меж ладонями. Дэвид учуял аромат, который навеки будет связан с успокоением, уютом и облегчением. Засим Мёрдо неторопливо коснулся бедра, впиваясь пальцами в измученные, вечно утомленные мышцы, основаниями ладоней разминал травмированную конечность.
Дэвид сомкнул веки, отдаваясь удовольствию, принимая этот щедрый дар.
– Она не безобразна, – пробормотал Мёрдо. – Для меня в тебе нет ничего безобразного.
Голос звучал мягко и глубоко, без единого намека на веселье. От уловленной искренности сердце у Дэвида сжалось. Дэвид сглотнул, смущенно осознав, что Мёрдо наверняка заметил, как он дернул кадыком, и обо всем догадался.
С каждым днем эта уязвимость возрастала соразмерно глубине чувств – одно неразрывно связано со вторым. Привязанность к Мёрдо вселяла в него ужас. Защитные барьеры, что он всю жизнь выстраивал, рушились перед лицом эмоций, кои нельзя отрицать. Когда все завершится, он останется без прикрытия.
А финал приближался.
Страшное падение, ожидавшееся после финала, вскоре его настигнет. Однажды Дэвид уже это пережил, но на сей раз будет гораздо, гораздо хуже.
Мёрдо прекратил успокаивающий массаж. Дэвид, распахнув глаза, заметил, что Мёрдо глядел на него с выражением печали и смятения на лице. В груди заныло. Дабы унять это ощущение, Дэвид отвел взор. Он принял сидячее положение, убрал ноги с колен Мёрдо и сделал вид, будто обыскивает пол кареты.
– Куда запропастился чулок? – изрек он, изумленно уловив нотки уныния в голосе.
Наконец-то Дэвид сыскал чулок, не глядя на Мёрдо, раскатал тонкий материал по липкой после линимента ноге, а потом взял измятые бриджи с противоположного сиденья.
– Дэвид...
Мёрдо потянул его назад. Он не противился, позволил Мёрдо себя усадить, однако разглядывал руки и мягкую коричневую ткань, зажатую меж пальцами.
– Что такое?
Дэвид сидел молча. А что сказать? Что их взаимная привязанность, столь явственная еще минуту назад – «Для меня в тебе нет ничего безобразного», – вызвала у Дэвида чувство... тревоги? Еще хуже, он знал, что о спокойствии можно забыть, он лишился своего надежного благословенного уединения в тот миг, когда полгода назад Мёрдо Балфор вернулся в его жизнь?
Что с каждым днем он становился все уязвимее? Что мысль об их разлуке...
– Пустяки, – солгал он. – Просто... – Он смолк.
– Дело в Чалмерсе?
После предположения Мёрдо чувство вины лишь усилилось. Как Дэвид смел думать о себе, сидя в карете по одной-единственной причине: он ехал в последний раз повидаться с Чалмерсом перед его кончиной?
Он сглотнул.
– В письме Дональд сказал, что ему осталось недолго.
– Не переживай, – откликнулся Мёрдо. – Мы успеем вовремя.
Реальность – неизбежная смерть друга – обрушилась на Дэвида, будто огромная волна. Раскатисто грохоча, она захлестнула сердце, а затем отступила, оставив после себя каменистые обломки сожаления и скорби, что его терзали.
Как же хрупка жизнь.
– Мне нужно скоро повидаться с семьей, – удивив себя, молвил Дэвид.
– Ты по ним тоскуешь.
– Да. Они славные люди.
Они прививали Дэвиду только хорошее, принося столько же пользы, сколько и приготовленная матушкой похлебка.
Мёрдо улыбнулся.
– Ну да, откуда-то в тебе должна была взяться эта добродетель.
Дэвид тихо хохотнул.
– Опять ты надо мной потешаешься? Знаю, временами ты считаешь меня ханжой.
Мёрдо тоже захохотал, смех прозвучал мягко и ласково, без намека на издевку.
Дэвид натянул бриджи, застегнул и поправил одежду, а потом сел рядом с Мёрдо, упиваясь теплом, что исходило от его ноги.
Немного погодя Мёрдо промолвил:
– Мне казалось, у вас с отцом плохие отношения. Ты говорил, он ударил тебя, когда застукал вас с другом.
Он имел в виду тот случай, когда отец наткнулся на целующихся Уильяма и шестнадцатилетнего Дэвида. Это открытие побудило ласкового отца первый и последний раз ударить Дэвида.
Дэвид покачал головой.
– У нас вовсе не плохие отношения. Мы вообще об этом не говорим. Отец староста в кирке, он печется о моей душе, но верит, что, если я не стану потворствовать своим желаниям, Господь меня не покарает. Так что он способен с этим жить.
– Я так понимаю, ты не даешь ему повода полагать, что все-таки потворствуешь своим желаниям?
– Нет, и ни в жизнь не стану. Не хочу лишний раз его тревожить. Он и без того много ночей из-за меня не спал.
Мёрдо хохотнул.
– Боже, мы с тобой совершенно разные. Много лет я с огромным удовольствием ни в грош отца не ставил. До сих пор не ставлю.
Дэвид оцепенел. Мёрдо никогда не говорил об отце. Во всяком случае, добровольно. После долгой паузы Дэвид с деланной беспечностью проговорил:
– Он знает, что ты предпочитаешь мужчин?
Мёрдо безрадостно хмыкнул.
– Отец знает все обо всех. Всю жизнь он мне втолковывал, что знание – это сила. При помощи сведений он вынуждает людей делать то, что ему хочется. – В голосе улавливались нотки горечи.
– Он использовал сведения, чтобы подчинить тебя своей воле?
Приняв мрачный вид, Мёрдо вперился взором в пустое сиденье.
– Всю жизнь – во всяком случае, пытался. Он, должно быть, ликовал и потирал руки, узнав о моих предпочтениях. Какие замечательные факты для шантажа.
– Но ведь сын с такими предпочтениями подмочит его репутацию, разве нет? – спросил Дэвид отчасти возмущенно, а отчасти из любопытства. – Он должен быть лично заинтересован в том, чтобы хранить это в тайне.
– На первый взгляд – да. Но отец гораздо хитрее, чем можно помыслить. Когда я обратил внимание на то, что сын-содомит не принесет пользы его политической карьере – тогда мне вроде было семнадцать, – в ответ он заявил, что мой позор не получит огласки. Он не позволит моим наклонностям создать угрозу для почтенной фамилии, лучше сдаст меня в психиатрическую лечебницу на исцеление.
Дэвид в ужасе вытаращил глаза.
– Возможно, он переживал за тебя и рассудил, что боязнь госпитализации поможет тебе встать на праведный путь?
И опять Мёрдо залился смехом, полным ненависти, резким и презрительным.
– О нет, его не волнуют мои предпочтения. В отцовском мире у всего есть свое предназначение. Как только мы достигли взаимопонимания – моя покладистость в обмен на его терпимость, – он быстро нашел мне применение. Вскоре мне поручили сдружиться с мужчиной, отцу нужны были о нем сведения. У нас совпадали... интересы. По сути... – Мёрдо заметно побледнел и замолчал, резко выдохнув. – Неважно.
Дэвид никогда не видел, чтобы Мёрдо вот так дрожал. Он осторожно коснулся колена любовника и нежно погладил большим пальцем.
– Расскажи.
Дэвида встревожило, что Мёрдо спрятал лицо в ладонях и прерывисто вздохнул. В такой позе он просидел довольно долго, однако все-таки тихо проговорил:
– Помнишь, я рассказывал, как первый раз занимался содомией?
«Занимался содомией». Дэвид разгорячился, услышав возмутительные слова, к Мёрдо они неприменимы. Он припомнил разговор, что состоялся несколько месяцев назад.
– Помню. Ты говорил, их было двое. И они вели себя грубо. – На него снизошло своего рода озарение, подступила дурнота. – Пожалуйста, скажи, что это не связано с твоим отцом.
Однако отрицать Мёрдо не стал:
– Того, с кем отец просил меня подружиться, звали Гиллиам. Ему как-то удалось выяснить, кто я такой. Мы договорились встретиться в загородном доме в выходные. Они – он и его друг – задали мне настоящую взбучку, а потом швырнули в карету и отправили домой в качестве послания отцу.
