Текст книги "Злые клятвы (ЛП)"

Автор книги: Джо Макколл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА 16

Кензо

Дом ее отца переполнен всем высшим обществом Нового Орлеана, присутствовавшим на нашем репетиционном ужине. Не то чтобы это была большая репетиция, поскольку моя невеста в настоящее время отказывается со мной разговаривать. Она была немного замкнутой, когда мы покидали Харуми после ужина, но теперь она полностью меня заморозила.

И все из-за одного чертова любопытного репортера.

Я не сомневаюсь, что это подстроила Саори. Угол фотографии подсказал мне, что она была сделана прямо за дверью патио. Я не был уверен, как он туда вернулся. Он не мог пройти через ресторан. Если бы он это сделал, мои люди остановили бы его.

Колсон Уэллс хорошо известен моим людям, и ему запрещено посещать почти все мои заведения. А это значит, что ему пришлось пробраться внутрь. Ватару нашел слабое место в сетчатом заборе сразу за садовой комнатой, где я всегда устраиваю ужины в ресторане.

– Похоже на болторезы, – сказал он мне. – Кто-то тебя подставил.

И этот кто-то, без сомнения, Саори. Чего я не могу понять, так это почему. Мы разорвали наши отношения за несколько лет до того, как я собирался жениться на Эвелин. Какими бы ни были ее доводы, фотография, которую Колсон сунул моей жене, когда мы выходили из ресторана, сыграла свою роль. И теперь она снова ненавидит меня.

Не помогает и то, что я отказался отвечать ни на один из ее вопросов, касающихся ситуации или Саори. Это не ее дело, и хотя она меня сейчас и выгнала, это не будет длиться вечно. Я мог бы сказать ей, что Саори меня поцеловала. Что я отказал ей в предложении, но я этого не сделал, потому что это гарантирует, что моя жена поймет, что наш брак – не что иное, как договоренность.

Любви здесь не будет.

Эвелин закусывает нижнюю губу, пока мы проходим через парадную дверь. Я беру ее руку в свою и крепко сжимаю, когда она пытается отстраниться. Здесь нам нужно выглядеть единым фронтом, а ей нужно сыграть роль любящей невесты.

– Эвелин, – женщина лет сорока пяти приветствует мою жену, целуя ее в каждую щеку, как будто мы находимся в чертовой Франции.

– Мейбл, – моя жена улыбается пожилой женщине, но улыбка не достигает ее глаз. – Как вы?

– Я в порядке, дорогая, – говорит она, делая глоток мартини и глядя на меня. – Я была очень рада услышать, что вы вернулись из поездки за границу. Как ужасно, должно быть, вам было находиться в месте, где нет водопровода и элементарных средств гигиены.

На лице моей жены промелькнуло замешательство, прежде чем она вспомнила, что должна была помогать менее удачливым людям в стране третьего мира.

– Это было не так уж и плохо, – она держит свой ответ расплывчатым. – Я просто рада вернуться.

– Конечно же, – женщина смеется, фальшивое счастье шумит у меня в ушах. – Ну, мне нужно найти этого моего толстого мужа. Я обязательно приведу его к тебе, когда приду. Твой отец говорил о новой игровой лицензии, которая ему нужна.

Это подогревает мой интерес.

– Ой, – говорит моя жена в замешательстве. – Простите меня. Должно быть, я забыла. Для чего это?

Мэйбл пренебрежительно машет рукой.

– То новое казино на речном судне, на которое он делал ставки. Похоже, он вот-вот выиграет джекпот и заполучит его, и он хочет убедиться, что все пройдет гладко, как только он это сделает. Простите за каламбур.

Это новость для моей жены, и для меня тоже новость. Казино на речном судне – это то, что я хотел приобрести уже довольно давно. Владелец отказывается продавать. Но даже если бы он вдруг решил это сделать, откуда Джерард возьмет финансирование для чего-то столь крупного? Минимальная рыночная стоимость составляет почти двадцать миллионов долларов, и когда я проверял в последний раз, у него не было таких денег, которые можно было бы сжечь.

– Это верно, – моя жена щелкает пальцами. – Я совсем забыла. Спасибо, и да, пожалуйста, пришлите сюда своего мужа. Я буду рада поговорить с ним о делах.

И вот еще что меня беспокоит. Почему эта женщина посылает комиссара по игре поговорить с моей женой, а не с ее отцом, которого интересует лицензия?

Мэйбл машет пальцем на прощание и исчезает в толпе людей.

– Похоже, нам нужно немного поговорить, жена, – шиплю я себе под нос.

Эвелин наклоняет голову ко мне.

– И о чем нам говорить, муж? – рычит она в ответ. – Возможен развод? Я могла бы прочитать контракт, который подписал твой отец, и посмотреть, есть ли в нем пункт о неверности. Хотя, если бы он был чем-то похож на тебя, я сомневаюсь, что так было бы.

Я останавливаюсь и поворачиваю ее лицом к себе, кладя обе руки ей на плечи.

– Не смей так говорить о моем отце, – рычу я достаточно тихим голосом, чтобы никто вокруг нас не услышал. – Мой отец любил мою мать и был предан ей.

Эвелин усмехается.

– Значит, яблоко упало далеко от дерева, – она пожимает плечами. – Тогда, возможно, я смогу выйти из этого брака.

Я обхватываю рукой ее затылок и притягиваю к себе. Любому наблюдателю может показаться, что между нами двумя происходит личный момент, а не битва воли.

– Единственный способ выйти из этого брака, искорка, – угрожаю ей. – Это в гробу.

Ее лицо бледнеет, глаза округляются от страха. Отлично. Теперь она это понимает.

– А теперь, – я нежно целую ее в лоб. – Верни улыбку на свое лицо, и мы обсудим твои связи позже.

К счастью, взгляды не могут убить, потому что взгляд, который она посылает мне, прежде чем мы расстанемся, может содрать плоть с моих костей, где я стою.

Отпустив ее, я беру ее за руку и веду сквозь толпу гостей к столовой. За эти годы я бывал в этом доме больше раз, чем могу сосчитать. В основном с отцом. После его смерти я стал более занят, и у меня было мало времени для посещения моей будущей невесты. Оглядываясь назад, я задаюсь вопросом, сбежала бы она, если бы я нашел время позволить ей познакомиться со мной.

– Ага, вот и человек часа, – ее отец приветствует меня так, как будто его дочь не стоит рядом со мной. – Я так рад, что нам удалось это сделать, – говорит он, его тон меняется, когда он мрачно смотрит на Эвелин. – Снова.

У моей жены перехватывает горло, когда она отводит глаза и смотрит на свои туфли. Раньше я никогда по-настоящему не обращал внимания на их взаимодействие. Интересно, куда делся огонь, который она не так давно показала за ужином? Есть что-то в том, как она почти покорно склоняет голову, что заставляет меня кричать о тревоге.

– Я всегда готов хорошо отпраздновать, – говорю я ему. – И завести новые связи.

Мужчина хлопает меня по спине и лает от смеха.

– Конечно, – ревет он. – Конечно. Для чего еще был нужен этот брак?

Это вопрос на миллион долларов.

– Пойдем, – говорит он, жестом приглашая меня следовать за ним. – Позволь мне познакомить тебя с некоторыми людьми. Они будут очень полезны в твоих будущих начинаниях.

Крепко держа жену за руку, я позволил ему вести меня через схватку, знакомя меня с одним гостем за другим, большинство из которых совершенно бесполезны и все, кажется, больше интересуются моей женой, чем ее отцом. Кажется, он этого не замечает. Либо так, либо ему, похоже, все равно. Легкость, с которой она работает с толпой, поражает меня. Как будто она была главной, а не наоборот. Эти люди уважают ее и ценят ее мнение.

Моя милая, невинная жена – это нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Это точно.

– Окаасан, – я приветствую маму, когда она подходит к нам. Я наклоняюсь и целую ее в щеку. – Как прошел день?

Моя мать улыбается мне.

– Полно событий, – говорит она мне, а затем понижает голос, чтобы никто не услышал. – Комиссия по игровому совету посетила несколько казино.

Я хмурюсь.

– В этом нет ничего необычного, – напоминаю я ей.

Мама качает головой.

– Это когда они поражают всех пятерых в один и тот же день, – говорит она. – Мало того, у нас также есть несколько борделей, подлежащих проверке со стороны совета по здравоохранению.

Вот это необычно.

– Кусо, – ругаюсь я себе под нос. – Это новый окружной прокурор. Альварес. Картель Синалоа держит его в своих задних карманах.

– Я вижу, как они охотятся за борделями, – шепчет моя мать. – Но почему казино?

Качая головой, я не могу дать ей ответа. У меня его нет. Это не имеет никакого смысла.

– Если против казино будут предъявлены обвинения в нарушении законов штата об азартных играх, комиссия по азартным играм может закрыть вас и заставить продать, – тихо заявляет моя жена. Я не осознавал, что она подслушивает. – Фактически, закон Луизианы гласит, что, если будет обнаружено, что казино грубо пренебрегает законом, комиссия по азартным играм может конфисковать собственность для себя и продать ее по сниженной цене, не давая вам любое имущество.

Вот она меня снова удивляет. Откуда, черт возьми, она это знает? Женщина хочет стать пекарем, и вот она излагает законы об азартных играх.

– Это означает, что тот, кто поддерживает Картель Синалоа, может конфисковать недвижимость практически за бесценок, а Картель имеет большую власть над городом и куда-то, через что можно направить свои грязные деньги, – утверждает моя мать.

– Я хочу знать, кто поддерживает Синалоа? – задаюсь вопросом вслух. – Это должен быть кто-то могущественный, иначе они бы не завоевали такую большую точку опоры.

– Кензо Накамура, – кто-то выкрикивает мое имя через всю комнату. Говорить о дьяволе.

Сантьяго Альварес, новый окружной прокурор Нового Орлеана, шагает сквозь толпу с улыбкой на лице и бутылкой в руке, как будто ему нет до этого дела в мире.

– Сантьяго, – я вынуждаю улыбнуться и пожимаю ему руку. – Как вы?

– Хорошо. Хорошо, – его взгляд падает на мою жену, которая делает небольшой шаг в мою сторону. – Канун.

У моей жены тревожно перехватывает горло.

– Мистер Альварес, – она приветствует его, но не очень тепло. Откуда они знают друг друга?

– Приятно видеть вас снова. Что это было? Пять лет после академии?

Вот откуда они знают друг друга. Через школу.

– Что-то в этом роде, – холодно отвечает она, но то, как ее рука сжимает мою, говорит совсем о другом, чем тот гладкий фасад, который она показывает сейчас.

– Нам как-нибудь придется пообедать, – он улыбается ей сверху вниз, как хищник, улыбающийся своей жертве. – Настигнуть упущенное.

– Этого не произойдет, – уверяю я его.

Сантьяго усмехается.

– Слишком боишься позволить своей жене пообедать с другим мужчиной, Кензо? – насмехается он в шутку.

– Вовсе нет, – говорю я ему. – Я просто не хочу, чтобы моя жена сидела с человеком, который позволил Картелю Синалоа бесчинствовать на улицах Нового Орлеана. Ты едва можешь обеспечить безопасность города, Сантьяго. Зачем мне позволять своей жене приближаться к тебе?

За долю секунды его тщательно выстроенный фасад вежливости рушится, обнажая скрывающуюся под ним грубую тьму. Как будто завеса была приподнята, ненадолго обнажая истинную природу, которую он так усердно скрывал, прежде чем она снова быстро закрывается.

– Я не знаю, на что ты намекаешь, – приветливая улыбка вернулась на место. – Мой офис работает день и ночь, чтобы добиться того, чтобы все преступники в городе были привлечены к ответственности.

– Продолжай продвигать линию партии, Сантьяго, – усмехаюсь я. – Это не продвинет тебя дальше твоего предшественника.

Мужчина делает еще один глоток.

– Ну… – он делает глубокий вдох. – Я очень надеюсь, что это не была угроза, сэр. Потому что ты не хочешь знать, что происходит с теми, кто мне угрожает.

– Я не угрожаю, – уверяю я его. – Я обещаю и могу обещать, что если ты когда-нибудь приблизишься к моей жене или свяжешься с ней, тебе придется спуститься в ад.

Не взглянув ни разу, я отворачиваюсь от коррумпированного окружного прокурора, сопровождая жену, и иду в официальную столовую. Всю дорогу я чувствую на себе его взгляд.

ГЛАВА 17

Эвелин

Это должен быть самый счастливый день в моей жизни. День, о котором мечтают все маленькие девочки. Я провела последнюю неделю, готовясь к этому моменту. Это тот момент, когда все, кого мы знаем, увидят, как я посвящаю себя Кензо Накамуре, хотя формально мы уже женаты.

За окном моего номера для новобрачных гремит гром – зловещий знак того, что должно произойти. Моя мама сидит на диване, ее макияж уже сделан, и она уже в платье. Это ярко и ужасно. Только моя мама могла бы подумать, что персиковый цвет льстит ее чрезмерно загорелой коже.

Кензо почти не был дома с момента нашего свидания в ресторане. Тот, который закончился тем, что я заснула одна после того, как увидела фотографию, которую мне дал один из наркоманов, на которой он и Саори целуются в том самом месте, где мы только что трахались. Он не пытался сказать мне, что ничего не произошло. Никакого умиротворения. Он просто сказал мне не беспокоиться об этом.

Когда я начала планировать свадьбу с Лиззи, я подумала, что это значит, что он старается. Что он хотел, чтобы это сработало, даже если он никогда не сможет меня полюбить. Эта фотография и его беспечность сожгли мост прямо в реку. Я была в восторге от этого дня, когда примеряла свое свадебное платье. Теперь все, что я хочу сделать, это сжечь его и посмотреть, как он превратится в пепел.

Точно так же, как и в первый раз, когда я ждала выхода за него замуж, я не чувствую себя невестой. Я чувствую себя коровой, ожидающей убоя. Жертвенный ягненок.

Кора, стилист, завивает мне последнюю прядь волос, прежде чем облить ее лаком для волос. Одну сторону она закалывает большим гребнем, покрытым изумрудами и бриллиантами. Я не узнаю её ни в одной из своих вещей.

– Эта булавка принадлежала моей матери, – сообщает мне мать Кензо с другого конца комнаты. Должно быть, она заметила мой вопросительный взгляд. – И ее мать до нее, и так далее с тех пор, как наша семья зародилась в Японии. Конечно, со временем это изменилось, но это всегда традиция, – она встает со стула и направляется ко мне, вся элегантность в платье от Oscar de la Renta. Это глубокий красный оттенок с кокеткой из иллюзорного тюля, украшенной цветами с блестками. Рукава с эффектом накидки и нисходящий подол, который создает драматические движения при движении.

– Спасибо, – шепчу я с трепетом, глядя на него в зеркало. – Это красиво, – через зеркало я вижу, как моя мать закатывает глаза и тихо усмехается, выпивая еще один бокал шампанского.

– Не сердись, Чарити, – язвит мать Кензо. – Это заставляет тебя выглядеть запором, – от слов миссис Накамура мне приходится скрывать смех кашлем. Лицо моей матери сердито искажается, прежде чем она встает и уходит из комнаты.

– Всегда актриса, – миссис Накамура цокает языком. Она бросает еще один долгий взгляд на меня в моем платье. – Я бы хотела, чтобы мой муж был здесь и увидел это, – я узнаю в ее глазах далекий взгляд. Это тоска. Я слишком хорошо это знаю.

– Жаль, что мои родители этого не сделали, – бормочу я себе под нос, но по полуулыбке, которая украшает ее губы, я понимаю, что она меня услышала.

– Знаешь, он очень заботился о тебе, – говорит она мне, занимая место моей матери на диване.

– Я не хочу обижать вашего покойного мужа, миссис Накамура, – говорю я ей, стараясь говорить тихим голосом, но внутри меня все еще живет горькая обида. Ему было все равно. Если бы он это сделал, меня бы здесь не было. – Он вообще не должен был это устраивать.

Мать Кензо слегка наклоняет голову, изучая меня.

– Как ты думаешь, тебе бы больше подошёл кто-то другой?

Я не могу не посмеяться.

– Думаю, я бы лучше пошла в колледж и прожила свою жизнь так, как хотела, вместо того, чтобы бежать от мужчины, который явно меня не хочет.

– Он гонялся за тобой, когда в этом не было необходимости, – отмечает она. – Я хотела аннулировать соглашение, но Кензо настоял на своем и сказал нет.

– Ваш сын ясно дал понять, что сделал это ни по какой другой причине, кроме бизнеса, – он вбил это мне в голову достаточно, чтобы я запомнила. – Все, что его волнует, – это выполнение контракта. Он дал это совершенно ясно.

– Иногда сердце не знает, чего хочет сам.

Я почти уверена, что у ее сына нет сердца.

– Ну, его сердце, очевидно, подсказывает ему, что он не хочет жениться на мне, поскольку его сфотографировали целующимся с другой женщиной.

Когда я рассказываю ей эту маленькую пикантную новость, она нахмуривает брови, но больше вопросов не задает. Вместо этого мы сидим в дружеской тишине, пока Кора наносит последние штрихи на мой макияж.

Три женщины помогают мне надеть платье и туфли, и когда я полностью одета и смотрю на них, на лице миссис Накамура омывает что-то вроде меланхолии.

– Ты выглядишь великолепно, дорогая, – говорит она мне без всякого намека на обман.

Я не могу удержаться от смеха.

– Не как блудница?

Женщина улыбается мне, и я ошарашена тем, как сильно Кензо ей следует.

– Испытание, которое ты прошла прекрасно, моя дорогая.

Конечно, это было испытание.

Со смиренным кивком головы я выражаю благодарность госпоже Накамуре. Она отвечает на этот жест собственным поклоном.

– Ты можешь звать меня Мегуми, – любезно предлагает она. – Или ты можешь использовать окаасан, что означает мать.

Внезапно у меня в горле возникает комок, и я изо всех сил пытаюсь сдержать слезы, которые грозят испортить мой тщательно нанесенный макияж.

– Спасибо, окаасан, – шепчу я, переполненная эмоциями от этого неожиданного акта доброты и принятия. Слово «мать» кажется мне чуждым на языке, это острое напоминание о том, что моей семье нужна орда терапевтов, чтобы решить проблемы, происходящие внутри нее. Моей матери никогда не нравилось, что я называю ее этим титулом. Это слишком знакомо и заставляет ее чувствовать себя старой.

– Все в порядке, – Лиззи взволнованно хлопает в ладоши, прерывая момент. – Давай выдадим тебя, – она делает паузу и подмигивает мне. – Снова.

Я жду у входа в большую комнату, где сотни представителей элиты Нового Орлеана будут смотреть, как я выхожу замуж за человека, который уже держит цепь на моей лодыжке. От него больше не уйти. Интересно, было ли все это иллюзией с самого начала? Мы всегда собирались оказаться здесь же и Кензо Накамура не собирался бежать.

Сделав глубокий вдох, я киваю Лиззи, которая мягко улыбается мне, открывая двери, которые приведут меня к моей судьбе. Люди встают, когда я начинаю свой одиночный путь к алтарю к человеку, который держит мою жизнь в своих руках. Мой отец с красным лицом стоит в конце прохода и злится, что я попросила его не сопровождать меня. Отец, отдающий свою дочь мужчине, за которого она должна выйти замуж, – это священная традиция, которую я не запятнаю его жадностью. У него не будет возможности продать меня, как дорогую лошадь на аукционе. Я отказываюсь дать ему это.

Когда я иду по проходу, музыка уходит на задний план, а лица в толпе начинают размываться. Мы уже женаты, но почему-то это делает наши отношения более реальными. Я отдаю свою жизнь тому человеку, который сможет разрушить ее одним щелчком пальцев.

Комок застревает у меня в горле, когда я грациозно шагаю по белому ковру. Все, на чем я могу сосредоточиться, это Кензо у алтаря. На его лице широкая сияющая улыбка, благодаря которой он выглядит моложе и мальчишески. Улыбка, которую мне так понравилось видеть на нем. На нем приталенный черный смокинг с ярко-розовым бантом. Его руки сложены за спиной, на лице ухмылка, когда он наклоняется и что-то говорит Ватару и Хиро, двум мужчинам, которых он выбрал стоять рядом с ним.

У меня нет человека, достаточно значимого, чтобы занять эту должность. Единственный человек, на которого я бы обратила внимание, – это Лиззи, но именно она руководит всей операцией, поэтому я пошла ни с кем. На что-то моя мать нахмурилась, сказав мне, что это плохо отражается на нашем доме, потому что у меня нет друзей, которые могли бы быть моей подружкой невесты или подружками невесты.

Его взгляд останавливается на мне, пока я делаю шаг за шагом к алтарю, где он ждет. Его темные глаза сжимают меня собственническим взглядом, его взгляд переполняется голодом, от которого по моей коже бегут мурашки, но возбуждение остается прямо под поверхностью.

Не привыкшая ходить на каблуках, не говоря уже о паре лабутена, я слегка покачиваюсь, поднимаясь на помост. Улыбаясь, он наклоняется и берет меня за руку, ведя меня на последнюю ступеньку. Лиззи выходит вперед, чтобы поправить мой шлейф, а я стою перед Кензо, моим мужем.

Музыка прекращается, и присутствующие занимают свои места, а священник выходит вперед. Кензо крепко держит меня за руки, без сомнения, потому, что он боится, что я сделаю еще одну попытку.

Кензо выглядит удивленным, когда Чиё приносит поднос для церемонии раздачи сакэ. Мы никогда не говорили о том, какие традиции он или его мама хотели бы преподнести во время церемонии. Помимо критики моего платья, Мегуми не сказала ни слова о каких-либо японских обычаях, которые она могла бы добавить, поэтому я поговорила с Чиё о том, что современные японские пары включают в свою одежду.

Церемония раздачи сакэ, также известная как сан-сан-кудо, является одной из них.

Перед нами лежит традиционный набор для сакэ с тремя чашками разного размера. Жених и невеста пьют сакэ из одной чашки, прочно объединяя их как мужа и жену. Каждый размер чашки символизирует определенный момент времени. Малый: прошлое, средний: настоящее, большой: будущее. Питьё из маленькой чашки символизирует то, что жених и невеста благодарны своим предкам, воспитавшим их, и прошлому, с которым они встретились. Средняя чашка символизировала стремление пары пожениться и работать вместе. И самое главное – их желание построить счастливую семью и поклясться в вечной любви.

Жених и невеста делают по три глотка из каждой чашки, передавая их взад и вперед, всего девять глотков, объединяя семьи.

– Ты можешь поцеловать свою невесту, – объявляет священник после того, как мы завершили церемонию сакэ. Кензо проводит языком по нижней губе и притягивает меня к себе, прижимаясь своим ртом к моему.

Его губы мягкие, но требовательные. Нет недостатка в страсти, когда он обнимает меня, поглощая. Всего на один-единственный миг я забываю, что меня заставили выйти за него замуж. Что он похитил меня и надел мне на палец свое кольцо. Я забываю все, кроме нас, потому что в этот момент больше никого не существует.

Он не целует меня так, будто этот брак – деловая сделка.

Я не целую его так, как будто он заставил меня выйти за него замуж.

Мы целуемся так, будто мир вокруг нас рушится.

Как будто нам суждено быть вместе.

Пока момент не разбился градом выстрелов.