Текст книги "Злые клятвы (ЛП)"

Автор книги: Джо Макколл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– Принужденно? – я вскрикиваю от удивления. – Что значит «принудительно»?

Кензо поворачивается ко мне с рычанием на губах.

– Не волнуйся об этом, Эвелин.

– Почему нет? – спрашивает мой отец. – Почему она не должна знать? В конце концов, именно она платит цену.

Плачу цену?

– Что он имеет в виду? – я дергаю Кензо за пиджак.

– Продолжай, сынок, – подстрекает мой отец. – Скажи ей.

– Не называй меня сыном, – рявкает Кензо, но это не останавливает моего отца. Сейчас, наблюдая, как он покачивается на стуле, я понимаю, что он пьян.

– Расскажи ей, как однажды ночью ее мать сбила твоего старшего брата, когда она ехала домой, – икает он. – Расскажи ей, как твой отец требовал жизнь за жизнь.

ГЛАВА 20

Эвелин

Тяжесть его слов повисла в воздухе, каждое слог как острое лезвие прорезало мое замешательство.

– Жизнь за жизнь, – повторяет он, его голос напрягается от эмоций.

Мой разум лихорадочно пытается понять смысл его загадочного заявления. Мой язык сухой и толстый, как пустыня, выжженная солнцем, и я изо всех сил пытаюсь понять все, что происходит.

Лицо Кензо исказилось от боли, от его затравленного взгляда у меня по спине пробежала дрожь. А затем появляется его мать, скользя в комнату с видом царственной власти.

– Скажи ей, – ее голос сильный и требовательный. – Она заслуживает того, чтобы знать, почему ее заставили выйти за тебя замуж. Во-первых, от нее никогда не следовало скрывать это.

Когда она подходит к нему, они говорят приглушенным голосом, и я не могу не чувствовать тошноту. Под поверхностью их разговора скрывается что-то темное и тревожное.

Я никогда не заблуждалась, думая, что Кензо женился на мне по любви. Нет, это был стратегический шаг для обеих наших семей – способ получить власть и влияние. И теперь, стоя перед ними, я не могу не задаться вопросом, какие еще секреты от меня скрывают.

– Окаасан, – в его голосе слышится умоляющая нотка, которую я никогда раньше не слышала. – Конна кото ва синайде кудасай. Соре ва канодзё о хакаи сурудешо.

Я не выросла, учась быть идеальной женой для Кензо, не научившись говорить по-японски. Вроде, как бы, что-то вроде. Не делай этого. Это уничтожит ее.

– Просто скажи мне, – умоляю я его. – Нет ничего хуже, чем не знать.

– Искорка, – выдыхает он. – Незнание избавит тебя от многих страданий.

– Или я могу провести остаток своей жизни, создавая в своей голове худшие сценарии, – отмечаю я. – Я сводила себя с ума от всяких «а что, если» каждый божий день.

Грудь Кензо поднимается и опускается при глубоком вздохе, в его глазах читается что-то незнакомое. Это может быть вина или, возможно, печаль. Неприятно видеть его таким потрясенным, когда он стал твердой опорой в моей жизни. Тот, кто остается стойким против любой бури.

– Не многие это знают, – начинает он низким и тяжелым от эмоций голосом, который пронзает мое сердце болезненным сочувствием. – Но у меня был брат. Его звали Харуто, и он был на несколько лет старше меня. Все, что у меня есть сейчас, должно было принадлежать ему.

Мой разум трясется от этого откровения. Как я не знала о брате Кензо? Ни на каких семейных фотографиях и в воспоминаниях о нем никогда не упоминалось.

– Ты еще даже не родилась, а я был еще ребенком, когда это произошло, – продолжает Кензо, погруженный в воспоминания. – Твоя мать ехала домой из загородного клуба, пьяная сверх дозволенного.

Моё сердце замирает от ужаса.

Пожалуйста, не позволяйте этому идти туда, куда я думаю.

– Няня Харуто, которая была за рулем, – он глубоко вздыхает. – Твоя мать врезалась в них, ударившись о бок их машины. Она ушла невредимой, а Харуто погиб при ударе. Твои родители пытались это скрыть, но не поняли, с кем связались.

Мафия.

– Отец Харуто ворвался в наш дом, – мой взгляд скользит по отцу, который сидит, сгорбившись, положив локти на колени. – Он хотел отомстить за смерть сына, но когда я рассказал ему о состоянии твоей матери…

Он не мог убить ее, потому что она была беременна мной.

– В то время Якудза находилась под контролем отца Кензо, – вмешивается Мегуми. – Но в этом были замешаны и другие семьи. Харуто должен был объединить их всех под одним правилом. Они потребовали крови твоей матери, не заботясь о том, что она вынашивает ребенка. По их мнению, для нее было уместно умереть с ребенком в утробе матери, как это сделали Харуто и его няня.

– Но мой отец не был таким человеком, – шепчет Кензо. – Вместо этого он заставил твою мать пройти реабилитацию и заставил их подписать контракт, в котором говорилось, что они будут воспитывать тебя, пока тебе не исполнится восемнадцать. А потом…

– Я бы вышла за тебя замуж, – едва успеваю я выдохнуть эти слова, мое сердце тяжело от тяжести этой правды.

Кензо торжественно кивает головой.

Слезы и икота сотрясают тело моего отца, когда он пытается выдавить свое признание.

– Ты должна понять, Эвелин, мы с твоей матерью никогда не хотели детей. В тот день она была пьяна, потому что только что узнала, что беременна. После многих лет, когда ей говорили, что она никогда не сможет иметь ребенка… это было для нее слишком.

Я чувствую, как мое сердце бьется в груди, пока пытаюсь переварить его слова.

– Это не оправдание, – говорю я с горечью.

Он кивает, на его лице читается стыд.

– Ты права. Это не так. Твоя мать думала, что если она будет пить достаточно, то, возможно, у нее случится выкидыш. Мысль о рождении ребенка вызывала у нее отвращение.

Его слова пронзили меня, как нож, каждое причиняя больше боли, чем предыдущее.

– Во многих отношениях, я думаю, она возмущалась, что ей пришлось воспитывать тебя, – продолжает он тяжелым от сожаления голосом. – Отец Кензо внимательно следил за нами, следя за тем, чтобы твоя мать никоим образом не причинила тебе вреда. А потом мы узнали… ты была не единственной.

Не единственной?

– Ты родилась близнецом, Эвелин, – говорит он, и внезапно все обретает смысл. – Я был так удивлен, когда доктор вывел вас обоих закутанными в розовые одеяла. Мы отвезли тебя домой, и твоей матери, похоже, стало лучше благодаря помощи медсестры. Но тогда… – его голос затихает, полный печали и тоски. – Меня не было всего час. Твоя мать сказала медсестре, что хочет искупать вас, девочек. Тебе тогда было около года, ты была еще такой маленькой и невинной.

У меня скручивает желудок, когда он продолжает свою разрушительную историю.

– Когда я вернулся в дом, все, что я мог слышать, это крики, – он тяжело сглатывает, сдерживая очередное рыдание. – Медсестра была мертва в игровой комнате, а твоя мать… она держала тебя под водой. Твоя сестра… она уже умерла, – у него вырывается болезненный крик. – Но мне удалось спасти тебя. Только тебя.

В моем мозгу крутится слишком много мыслей, чтобы я могла сосредоточиться на всем, что они мне говорят. Какое отношение все это имеет к мужчинам, которые устроили свадьбу? Откуда такое внезапное признание? Насколько эта информация актуальна и зачем вообще мне об этом сообщать? Это жалит. Я не могу этого отрицать. Знать, что моя собственная мать пыталась меня утопить, знать, что ей это удалось с моей сестрой-близняшкой… Больно, но какое это имеет отношение к тому, что происходит здесь и сейчас? Пока не…

– Думаешь, она имеет ко всему этому какое-то отношение? – спрашиваю я, обращаясь к Кензо, надеясь, что он даст мне честный ответ. – Конечно, она немного… многовата, но нанять кого-то, чтобы похитить меня? Почему?

– Мы не уверены, – говорит Кензо, делая шаг ко мне. Он кладет руки мне на плечи и массирует успокаивающие круги большими пальцами. – Но было несколько случаев, которые заставляют нас задаться вопросом, имеет ли она какое-либо отношение к этому.

Несколько случаев?

– Как что?

– В тот вечер, когда ты пошла на работу в стриптиз-клуб, – говорит он. – Ты должна была быть просто барменом, да? – я киваю, удивляясь, что он это знает. – Твоему боссу Берти заплатили за то, чтобы он вывел тебя на сцену, а когда ты закончила свою смену, ему заплатили за то, чтобы он тебя изнасиловал.

Сильные руки Кензо подхватили меня, и мои колени подкосились. Он крепко прижимает меня к своей груди, шепчет мне на ухо успокаивающие слова и гладит руками вверх и вниз по моей спине. – У контакта Берти был номер телефона в Новом Орлеане.

– Но почему? – мой подбородок дрожит, когда я смотрю на отца. – Что она от этого выиграет?

Мой отец проводит рукой по усталому лицу и выдыхает.

– У нас дела идут не так уж хорошо, – признает он. – Контракты иссякают, а твоя мать тратит деньги так, будто они выходят из моды. Теперь, когда ты замужем за Кензо, выплаты за уход за тобой прекратились. Мы жили на этот доход.

– Я все еще не понимаю.

– Мы думаем, что твоя мать заключила сделку с кем-то еще. Для брака. Или, может быть, она планировала продать тебя на рынке, – голос Кензо становится холодным. – Она думала, что если бы я знал, что ты не девственница, мне это было бы неинтересно, а когда это не сработало, ей нужно было попробовать что-то еще.

Нет, это не может быть правильно. У моей матери много дел, но сделать что-то вроде продажи собственной дочери за деньги? Это кажется невозможным, даже абсурдным. Но выражение глаз каждого говорит мне, что они серьезны. Холодок пробегает по спине, а в мозгу происходит короткое замыкание от всего, что вышло на свет за последние полчаса.

Зачем настраиваться на «Дни нашей жизни», если я живу ими прямо здесь и сейчас? Дневное телевидение не имеет никакого отношения к моей жизни.

– Это… она бы не…

Но в глубине души я знаю, что то, что они говорят, должно быть правдой.

ГЛАВА 21

Кензо

– Что значит, ты не знаешь, где она? – я усмехаюсь над своим тестем Джерардом, глядя на него через стол.

У Джерарда перехватывает горло, и он смотрит на меня круглыми от страха глазами.

– Ее здесь нет, – заикается он. – Ее телефон и машина здесь, но ее нигде нет.

– Когда она ушла? – спрашивает Адриан, просматривая записи домашней системы безопасности Джерарда. Оно не похоже на то, что есть у нас, но это лучше, чем ничего.

– Прямо перед приемом, – рассказывает он нам. – Она сказала, что у нее мигрень, и сказала, что возьмет такси домой.

Это было шесть часов назад.

– На камерах наблюдения ничего нет, – говорит Адриан. – Она никогда не возвращалась сюда.

Джерард смотрит на нас в замешательстве.

– Ей пришлось бы вернуться сюда, если бы ее телефон все еще был здесь. Оно было у нее с собой на приеме.

– Или у нее был такой, похожий на ее телефон, – фыркаю я, печатая на своем телефоне, чтобы узнать, смогу ли я получить какие-нибудь записи о том, как Благотворительная организация ЛаМонтань покупала электронику за последние несколько месяцев.

– Ребята, вы захотите это увидеть, – настойчиво заявляет Хиро, входя в комнату со своим планшетом и телефоном Чарити, который она оставила здесь. – Я позвонил Виталию за помощью, но мне удалось проникнуть в ее телефон, а также просмотреть все звонки и сообщения, которые она удалила за последние несколько лет. Я нашел это очень интересным. Похоже, на телефон Эвелин была установлена программа-зеркало, чтобы она могла отслеживать любые входящие и исходящие сообщения и звонки.

Он запускает приложение.

– Сука, – шиплю я, когда вижу, кому писала моя жена перед тем, как сбежать три года назад. – Ты уверен, что это ее телефон, с которого оно пришло?

Хиро кивает.

– Это восходит к тому же номеру, который был у Эвелин до того, как она вытащила сбежавшую невесту.

– Что это значит? – Адриан просматривает сообщения, но не понимает их значения, как мы.

– Мы так и не узнали, кто именно помог Эвелин провернуть ее трюк с исчезновением, – сообщаю я ему. – Мы думали, что ей удалось завладеть частью наличных денег своих родителей, или, может быть, она зарабатывала деньги, о которых мы не знали, но поддельные удостоверения личности и карты социального страхования в ее машине, когда мы ее нашли, не были работой. любителя. Это дорогостоящие подделки.

– Кто-то финансировал ее побег, – предполагает Адриан, и я киваю.

– Не кто-нибудь, – рычу я. – Кто-то, кто имеет глубокие связи с торговлей плотью, – я знаю этот номер. Она должна была встретиться с ними после того, как сбежала из церкви, но так и не появилась.

– Что? – я передаю телефон ее отцу. Его лицо бледнеет. Значит, он тоже узнает этот номер. – Но почему? – задается вопросом он, продолжая пролистывать телефон. – Что он должен был получить, помогая ей сбежать?

Хиро качает головой.

– Я не думаю, что речь шла о том, чтобы помочь ей сбежать. Это был способ заманить ее к себе так, чтобы никто его не заподозрил. Она исчезнет, и все подумают, что она сбежала.

– Что он должен получить? – удивляется Адриан. – Если только он не покупатель…

Дерьмо.

– Хиро! – лаю я.

– В теме, – он уже держит в руках телефон и набирает номер Ватару. – Дерьмо.

Ватару не берет трубку.

Я набираю номер жены. Она должна быть дома и спать. Уже поздно.

Звонит.

Подними.

Подними.

– Привет? – её голос сонный, как будто я ее разбудил.

– Эвелин, – я с облегчением выдыхаю ее имя.

– В чем дело? – теперь она стала более внимательной, без сомнения, услышав напряжение в моем голосе.

Тяжело сглотнув, я качаю головой и вздыхаю.

– Ничего, – говорю я ей. – Я просто хотел убедиться, что ты ответишь, когда я позвоню, – моя жена фыркает.

– Ты шутишь, что ли? – говорит она сердито. – Я спала, придурок. Сейчас середина ночи.

Я не могу не улыбнуться дерзости в ее голосе.

– Поспи немного, искорка.

– Я делала это до того, как ты позвонил, – потом телефон молчит. Посмеиваясь, я бросаю телефон на стол.

– Ватару написал. Все хорошо. Он в ванной.

Что ж, это облегчение. Я поворачиваюсь к Джерарду.

– Мы обсудим это подробнее завтра, – предупреждаю я его. – Тебе нужно выяснить, куда, черт возьми, пошла твоя жена. Потому что, если я найду ее первым, тебе не понравится то, что я с ней сделаю.

Джерард кивает головой, но я вижу, как сжимаются его челюсти, слегка напрягаются мышцы.

– Он знает больше, чем говорит, – говорит Адриан, когда мы садимся в мой Escalade.

Я сжимаю руль в руке.

– Здесь происходит нечто большее, чего мы не видим.

Адриан кивает.

– Что ты хочешь делать?

– Я собираюсь пойти домой и выяснить, как именно Сантьяго Альварес помог ей сбежать три года назад.

Когда я возвращаюсь, в пентхаусе тихо, единственный звук, доносящийся из мягкого ропота голосов на первом этаже. Находившиеся там охранники уважительно кивают головами, когда я прохожу мимо, и уходят. Подойдя к столу, за которым сидит моя мать, я удивляюсь, увидев ее все еще здесь.

Моя мать.

– Окаасан, – я приветствую ее, иду к ней, пока она смотрит на игру Иго, также известную как Го. Это абстрактная стратегическая игра, в которую мы с отцом играли вместе, когда я рос. Перед ней лежит гладкая деревянная доска, на свободные места аккуратно расставлены два набора камней – белый и черный. Цель игры проста: окружить камни противника и захватить его территорию. Но достижение этой цели требует высокого уровня стратегии и дальновидности, что делает ее еще более сложной задачей, чем шахматы. Именно через эту игру мой отец научил меня войне и битве, важности думать на десять шагов вперед и проявлять кай – боевой дух. Это уроки, которые сохранили мне жизнь.

– Что ты здесь делаешь так поздно? – спрашиваю я ее, целуя ее в макушку, пока она продолжает делать ходы по обе стороны доски. Игра в одиночные игры – обычная практика. Ее движения медленны и обдуманны. Многие азиатские культуры используют Го для таких целей, как определение черт личности. То, как они играют, помогает определить, являются ли они агрессивными, жадными, мыслительными или просто слабыми.

Моя мать играет в долгую игру, рассматривая не только сиюминутные выгоды, но и будущие стратегии.

– То, что произошло сегодня, не может продолжаться, – тон моей матери ровный, но я чувствую скрытую за ним враждебность.

– Мы работаем над поиском Чарити, – начинаю я, но она меня перебивает.

– Я не это имею в виду, – положив на доску еще один камень, она поворачивается ко мне лицом. – У меня повсюду глаза и уши, сын мой, – напоминает она мне. Даже сейчас моя мать не может отключить свои шпионские инстинкты. Она глубоко связана с Якудза и всегда будет влиять на мое руководство. – Теперь она представляет нашу фамилию, – продолжает она. – Ты не можешь позволить ей проявлять к тебе неуважение перед твоими мужчинами или гостями.

Я смотрю на маму в замешательстве.

– Она подвергла сомнению твои приказы перед твоими людьми во время приема, – перечисляет она, словно читая отчет. Откуда она вообще это знает? – Она поставила тебя с Саори в неловкое положение перед высшим обществом. Ты не можешь позволить ей вот так ходить по тебе. Этим глупым людям из общества, возможно, все равно, но тем, кто последует за вами, будет. Она не пара по любви. Черт, она даже не партнерша по бизнесу. Она месть. Справедливость. Она…

– Моя жена, мама, – строго напоминаю я ей. – И я буду обращаться с ней так, как считаю нужным.

Почему она так взволнована по этому поводу? Понятно, что она хочет убедиться, что моя жена понимает границы с моими мужчинами, но зачем привлекать Саори? Пока не…

– Ты пригласила Саори? – спрашиваю я, уже зная ответ. – Ты не думаешь, что сохранение Чарити ЛаМонтань в живых не было местью? – я ухмыляюсь. – Он заставлял ее оставаться трезвой во время беременности.

Беременность, которую она никогда не хотела, а затем он продолжал заставлять ее растить ребенка, которого она не могла убить. Я бы сказал, что этого достаточно.

Мама грустно качает головой.

– Я ужасно скучаю по ним обоим, – шепчет она.

Протянув руку, я обнял ее и глубоко вздохнул.

– Я тоже, Окаасан. Я тоже.

ГЛАВА 22

Эвелин

Крик чуть не слетел с моих губ, когда поток холодного воздуха пронесся по моему телу. После событий на свадьбе мой мозг сразу переключается в боевой режим. Мое тело напрягается, когда чья-то рука зажимает мой рот. Я ругаюсь, пытаясь пнуть и вцепиться в незваного гостя.

– Успокойся, искра.

Я сразу расслабляюсь при звуке глубокого тембра мужа.

– Нам нужно поговорить, – требует он, устроившись между моими бедрами.

– Бля, Кензо, – рычу я. – Разве это не могло подождать до утра?

Он качает головой.

– Нет, не может.

У меня кружится голова, и мурашки бегут по моему телу, когда он лениво ласкает мою кожу. Мне следует отстраниться и положить этому конец сейчас же. Скажи ему нет. Он позволил своей любовнице неуважительно относиться ко мне. Черт, он не уважает меня, имея чертову любовницу. Но мое тело под его телом парализовано. Кензо слегка шевелится, его выпуклость трется о мою киску так, что внутри меня танцуют покалывания фейерверка. Я от стыда поворачиваю голову, чувствуя, что вся влажная от него.

Стыдно, как легко мое тело оживает от его прикосновений.

Лицо Кензо суровеет, когда он смотрит на меня, и я не могу не задаться вопросом, что у него на уме.

– Ну, продолжай, пожалуйста, чтобы я могла снова заснуть.

Он склоняет голову набок.

– Это наша брачная ночь, жена, – напоминает он мне. – Кто сказал, что ты собираешься спать?

Я фыркаю. Неженственно, я знаю.

– Если ты хотя бы на секунду подумаешь, что получаешь от меня что-то, ты ошибаешься.

Его лицо темнеет, как грозовая туча.

– Я не собираюсь заниматься с тобой сексом, пока ты мне открыто изменяешь, муж. Надо было подумать об этом, прежде чем спать со мной, а затем приглашать ее на нашу (я цитирую это в эфире) свадьбу.

– Я не изменяю тебе, Эвелин, – говорит он мне.

– На седьмой странице журнала Elite Magazine написано другое, – напоминаю я ему. – Очень большое и красочное напоминание, которое увидит весь мир.

Он издает низкое рычание, проводя рукой по лицу.

– Она меня поцеловала, – признается он с усталым вздохом. – Я не ответил ей на поцелуй.

– Вероятная история, которую можно рассказать в нашу брачную ночь, когда ты захочешь меня трахнуть, – усмехаюсь я. – Это была не та мелодия, которую ты пел, когда я сказала тебе об этом.

Его рука обхватывает мое горло, но он не оказывает никакого давления.

– Я не рассказывал тебе никакой истории той ночью, – рычит он. – Если я правильно помню, я вообще ничего не говорил, потому что, что бы я ни говорил, ты мне не поверишь.

Я остаюсь тихим под ним. Нечего сказать. Потому что, в конце концов, я не знаю, могу ли я ему доверять и даже хочу ли я этого.

– Теперь мы вернемся к этому через секунду, – говорит он, его голос становится бессердечным. – Почему кто-то хочет тебя похитить?

Мои брови опускаются в замешательстве.

– Что? Я не знаю.

– Не лги мне, Эвелин.

– Я не вру, – настаиваю я. – Я понятия не имею, почему кто-то захотел меня похитить.

– Даже тот человек, который помог тебе сбежать три года назад? – он хлопает рукой по кровати рядом с моей головой. Я вздрагиваю под ним. – Сантьяго Альварес.

Я сглатываю, мои глаза расширяются, когда он произносит имя.

– Откуда ты об этом знаешь?

– Твоя мать клонировала твой телефон, Эвелин, – говорит он. – У нее были все твои сообщения, включая те, что были отправлены Альваресу и от него.

Это многое объясняет о последних нескольких месяцах, предшествовавших моему побегу. Какая сука.

Мои верхние зубы играют с нижней губой, пока я изо всех сил пытаюсь придумать, как рассказать ему о своем побеге. Альварес профинансировал мой побег, но за это пришлось заплатить цену, которую я даже не предполагала, что он попытается добиться этого. Я едва ускользнула от него и его людей.

– Это не имеет значения, – я пытаюсь отмахнуться от этого. – Я все равно не сбежала, и теперь твоя семья мстит… я полагаю.

Потому что в этом вся суть этого фиктивного брака. Неудивительно, что у него есть любовница. У него нет реальных инвестиций в этот союз. Не так, как я думала. У меня было больше игровой силы, когда я думала, что он полагался на имя моей семьи. Но речь никогда не шла об этом. Все дело было в мести. Все дело в мести.

– Дело не в этом, Эвелин, – он вздрагивает. – Речь идет о том, что кто-то расстрелял нашу свадьбу и попытался похитить тебя. Мне нужно знать, замешан в этом Альварес или нет.

– Почему тебя волнует, если меня похитят? – спрашиваю я с любопытством. – Я думаю, это было бы идеально для тебя. Ты получишь то, что хочешь, хотя я не уверена, что принуждение меня выйти за тебя замуж было на самом деле каким-то наказанием против моей матери за убийство твоего брата. Единственный, кто понесет какое-либо наказание, – это я. Так что я думаю, ты будешь счастлив. Тогда ты сможешь трахать свою вонючую любовницу сколько хочешь.

– Ты. Являешься. Моей. Женой.

Я дрожу от его ответа. Каждое слово акцентируется покачиванием бедрами. Огонь, горящий в его глазах, плавит что-то внутри меня. Кензо проводит губами по моему лицу, оставляя поцелуи на моей челюсти и шее. Какая мягкость со стороны опасного человека, из рук которого пролилось столько крови.

– Ты сводишь меня с ума, – его зубы прикусывают мою нижнюю губу, и я открываюсь для него. Мы целуемся, наши языки борются за доминирование. – Скажи мне, – это отчаянная просьба, и когда я смотрю ему в глаза, я вижу то, чего никогда раньше не видела.

Страх.

Он боялся за меня. Все еще боится за меня.

– За два месяца до нашей первой попытки пожениться ко мне пришла мама, – это меня чертовски удивило, поскольку в 99,9 процентах случаев она делала вид, что меня не существует. – Сказала мне, что никогда не хотела, чтобы я женилась на тебе. Что сколько бы денег ни предлагала твоя семья, она не смогла бы пойти на это, зная, что я буду недовольна.

Кензо бросает на меня скептический взгляд. Я закатываю глаза.

– Да, шок, я знаю. На минуту я подумала, что ее тело похитили.

Прочистив горло, я вспоминаю то время и пытаюсь вспомнить некоторые детали.

– Она сказала, что у нового окружного прокурора против тебя есть дело, и он хочет помочь мне сбежать. Он дал бы мне новую личность, и это было бы так, как будто Эвелин ЛаМонтань никогда не существовало. Я выросла в этом обществе и знала, что ничто не обходится без платы, но он никогда не давал мне ее. До дня свадьбы, сразу после того, как я побежала…

Сглатывая подступающие к горлу рыдания, я поднимаю руки, чтобы закрыть лицо. Однако Кензо не позволяет мне спрятаться. Он хватает меня за запястья, оттягивая мои руки назад в стороны, и прижимает мое лицо к своему. Его лоб касается моего, и он смотрит прямо мне в глаза.

– Все в порядке, – шепчет он, лаская большими пальцами мои щеки. – Я понял тебя. Ты в безопасности.

Но я не могу быть. Не тогда, когда единственной причиной, по которой он женился на мне, была месть. Моя мать убила его брата, и я расплачиваюсь за это. Это несправедливо. Но когда он держит меня вот так, глядя мне в глаза, я чувствую, что ему не все равно. Действительно заботится.

Я никогда не буду любить тебя.

Когда-то эти слова меня так разозлили, но сейчас я чувствую только глубокую меланхолическую печаль по поводу того, чего я всегда хотела, но никогда не получу. Конечно, он никогда не полюбит меня. Я ежедневно напоминаю о его утрате. Даже если он был еще ребенком, Харуто был его семьей.

– Мы должны были встретиться в назначенное время, но я пришла раньше, – говорю я дрожащим голосом. – Это было на верфи недалеко от церкви. Они меня сначала не заметили. Они ждали меня не раньше, чем через час, – я делаю паузу, когда болезненные воспоминания выходят на поверхность. – Они загружали женщин в грузовик. Большинство из них были избиты и обнажены. Более половины из них были моложе меня. Я нырнула за контейнер, чтобы никто из них меня не увидел. Мне просто нужно было дождаться подходящего момента, чтобы уйти. Тогда они никогда не узнают, что я была там.

– Они тебя не видели?

Я качаю головой, слеза скатывается по моей щеке.

– Сантьяго был там, гулял с женщиной, которую я не смогла как следует разглядеть. Они смеялись над тем, что подставили меня. Моя мать на самом деле пыталась меня спасти. Она думала, что Альварес – какой-то белый рыцарь, который хотел помочь, но он только что планировал продать меня. Они это планировали.

– Что?

– Женщина и Альварес, – говорю я ему. – Она заплатила ему, чтобы он заманил меня на верфь. Сказала, что может оставить себе любую прибыль, которую заработал на мне. Он сказал ей, что у него уже есть кто-то в очереди. Кто-то, кто заставит меня заплатить за мои грехи. Поэтому я побежала.

– Они видели тебя, когда ты уходила?

Я качаю головой.

– Я так не думаю. За мной никто не пришел.

– И ты уверена, что не заметила никаких подробностей о женщине? – он нажимает. – Нет опознавательных знаков? Не узнала ее голос? – я качаю головой.

– Не то, чтобы я могла вспомнить. Ее голос был мягким, и я едва могла расслышать все, что она сказала. Все, что я слышала, это ее смех. В остальном она выглядела как обычная женщина. Туфли, платье, кажется, черные волосы, но они были заправлены под шляпу.

Муж кивает, принимая мой ответ. Наступает тишина, пока мы смотрим друг на друга в темноте. В окнах достаточно света, чтобы мы могли видеть друг друга. Мы не говорим. Мы просто позволяем нашим рукам бродить по телам друг друга.

– Я никогда не спал с Саори, – шепчет он. – Моя мама – это та, кто постоянно ее приглашает.

Его мать? Но почему?

– Саори должна была однажды выйти замуж за моего брата, – говорит он со вздохом. – Моя мать никогда не была довольна соглашением, которое мой отец заключил с твоим. Она не воспринимала это как наказание. Она происходит из очень старой линии сторонников Якудза. Правосудие старой школы. Что-то, что мой отец пытался оставить после себя.

– Выглядит не очень приятно, – бормочу я, разочарованная тем, что тот момент связи, который, как мне казалось, произошел между нами в гримерке перед репетицией, ничего не значил. Она просто подлизывала меня перед тем, как Саори пришла меня унизить.

– Я позаботился о том, чтобы Саори была внесена в черный список на всех мероприятиях, – говорит он мне. – Может быть, она и не спровоцировала ничего, но она оскорбила тебя, а я сделал людям гораздо хуже за гораздо меньшие деньги.

– Я нахожу это сексуальным, – соблазнительно мурлычу я, проводя языком по его нижней губе.

Он поднимает бровь, глядя на меня.

– Действительно?

Я стягиваю его трусы. Он пришел спать в одном нижнем белье, и менее чем через минуту я сняла его с него, и его эрекция проникла внутрь меня. Он растягивает меня резким толчком и наполняет меня одним толчком.

– На тебе слишком много одежды, жена, – он натягивает мне на голову тонкую ночную рубашку и бросает ее. – Новое правило. В постели нет одежды.

Смех, который покидает меня, переходит в стон, когда он выдвигается и входит обратно.

– Черт, – стонет он, снова двигаясь. – Такая тугая маленькая киска.

Я выгибаю спину, умоляя о большем. Есть что-то в том, как он растягивает меня и слышит свои стоны удовольствия, что наполняет меня так, как я никогда не думала, что это возможно.

– Вот и все, маленькая искорка, – мне нравится, когда он называет меня маленькой искоркой. Мышцы его шеи напрягаются, когда он смотрит на меня сверху вниз. – Возьми весь член твоего мужа, – наблюдать за тем, как он приближается к освобождению, доставляет мне удовольствие. Падение приближается, и я хватаюсь за его бицепс, поднимаясь, когда момент приближается. Он стонет мое имя, а его тело дергается, от чего я еще сильнее падаю в пропасть.

Мы задыхаемся и потеем, но сыты.

Он перекатывается на спину, увлекая меня за собой и прижимая к себе. Сегодня мы просто муж и жена. Однако завтра начнется нечто совершенно новое.

Если бы только этот момент мира мог длиться долго.

Но я знаю так же хорошо, как и любой другой, что то, что идет вверх, должно упасть.