Текст книги "Жестокие клятвы (ЛП)"

Автор книги: Джо Макколл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА 34

Ваня

– Спасибо за это, я ценю, – шепчу я Елене, когда она везет нас к небольшому участку города на окраине города. Здесь мой отец похоронил Кору. Он похоронил ее вместе с ее покойным мужем, которого он жестоко убил.

– Мой брат – засранец, – заявляет она. – Мне жаль, что он оставил тебя такой.

Все, что я могу сделать, это пожать плечами. На данный момент я не хочу говорить об этом разговоре. Мое сердце все еще болит. Возможно, я ошибалась на его счет. Может быть, никакого Адрика там вообще нет. На самом деле он не тот мальчик, который писал мне эти письма, когда я росла. Должно быть, это кто-то другой.

Должно быть.

– Ты уверена, что хочешь, чтобы я просто подбросила тебя сюда? – Елена нервно оглядывает окрестности. – Я могу остаться.

Я качаю головой.

– Нет, – говорю я ей. – Мне нужно сделать это одной.

Она глубоко вздыхает, но не спорит. Я думаю, она понимает мою потребность в пространстве и независимости. Елена – принцесса мафии, как и я, и хоть ей и предоставлена некоторая свобода, но она ограничена.

– Если ты уверена, – говорит она и останавливает машину на парковке возле входа на кладбище. – Просто позвони мне, если хочешь, чтобы я забрала тебя, – я киваю. Я рада, что Адриан решил дать мне телефон. В противном случае мне пришлось бы идти сюда пешком. – Возьми это, – Елена протягивает мне черную кредитную карту. – Используй её, чтобы получить Lyft или что-то в этом роде, если я не смогу приехать и забрать тебя, – она морщит нос. Я немного улыбаюсь. Елена выскользнула из пентхауса, чтобы сделать это для меня.

– Спасибо, – я открываю дверь и выхожу из машины. – Благодарю.

Она улыбается.

– Нам, девочкам-мафиозям, нужно держаться вместе, – я усмехаюсь и закрываю дверь, не дожидаясь, пока она выйдет из машины, прежде чем отправиться на мрачное кладбище передо мной. Мне не нужно беспокоиться о карте. Я знаю, куда идти. Я была тут, когда хоронили Кору. Тогда я еще не понимала, что значит быть похороненным здесь. Я не знала истории. Теперь я это знаю и сожалею обо всем, что сделала моя семья. Это место не для нее.

Послеполуденное солнце палит мне в спину, пока я бреду к самой дальней стороне кладбища. Несколько деревьев усеивают длинное пространство, но большая его часть открыта для непогоды. Это не самое ухоженное место для отдыха. Большинство камней треснуто, а имена тускнеют. Та трава, что есть, заросла. Маленькие перекати-поле засоряют места для прогулок.

Возле каждого участка есть небольшие навесы, которыми могут пользоваться посетители. Это место не позволяет содержать садовника. Здесь ситуация DIY. Я хватаю лопату из ближайшего сарая и направляюсь к могиле.

Надеюсь, карма не укусит меня за задницу за то, что я потревожила чье-то место отдыха. Хотя, если я права, этому конкретному человеку не место в этой могиле. Земля твердая, и мне трудно копать лопату в грязь, но как только я преодолеваю поверхность, постепенно становится легче.

Время идет, а я едва замечаю, как солнце садится позади меня. Темнеет, на кладбище зажглись огни, но я все еще копаю. Я должна быть рядом. Христос, надеюсь, что да. От отчаяния, когда я копала, сгорбившись, мою поясницу распространяется отчаянная боль. Мои ладони потрескались и кровоточат, пальцы окоченели. Пот капает со лба в глаза, но я не останавливаюсь.

Я не могу.

Необходимость выяснить, кто нацелился на меня, сильнее боли. Ничего не складывается. Я складываю два и два и получаю семь вместо четырех. Я могу понять, что Кора нацелилась на мою семью, особенно на моего отца, но почему я? Время, которое я провела с ней, было коротким, но она всегда относилась ко мне с добротой и состраданием. Она улыбалась, когда мы с Адой играли вместе, ее глаза были немного грустными.

Теперь я знаю причину этой грусти. Мы были сестрами и никогда этого не знали.

Предназначено с самого начала.

Это тоже то, что не складывается.

Ада лгала Адриану о своей матери. Обвинение против нее, когда он упомянул, что она предала его. Ничего из этого не похоже на мою лучшую подругу.

Затем снова.

Когда я вспоминаю прошедшие годы, я понимаю, как много я могла упустить. Забавно, что, когда ты делаешь шаг назад, твой мир открывается немного больше, и ты видишь вещи под другим углом. Я думала, что Ада изменилась после внезапной смерти ее матери, но теперь я вижу, что это началось раньше. Это началось в ту ночь, когда мне показалось, что она вырезала мою родинку на своей коже.

Светлана говорит, что это не шрам от пореза.

Это значит, что она пыталась его отрезать.

Лампочка звенит.

Она знала. Ада знала, что я ее сестра, и пыталась убрать отметину, обозначавшую ее как Кастельяно. Кора рассказала ей, кто она такая? Мой отец?

– О чем ты мечтаешь? – спрашиваю я Аду, пока мы лежим в моей постели. Утреннее солнце начало медленно подниматься, но мы еще не легли спать. Некоторые ночи Аде тяжелее других без мамы. Прошел почти год с момента ее кончины, и я могу сказать, что ей одиноко без матери, которая спала рядом с ней.

– Справедливость, – шепчет она с мрачной ноткой в голосе.

– Против кого? – спрашиваю я с любопытством. Возможно, она хочет справедливости против человека, который прогорел на красный свет и убил ее мать. Но потом мой отец сказал, что мужчина уже отбывает пожизненное заключение за непредумышленное убийство.

– Горький человек и приятный человек.

– Что? – я наклоняю голову, ищу ее взгляд.

Ада вздыхает.

– Ты их не знаешь, – грустно говорит она. – Ты счастливчик.

– Эти мужчины тебе снятся?

– И каждый мой час бодрствования.

– Я не понимаю, – я пытаюсь, но она не имеет никакого смысла.

– И никогда не поймешь, Ваня, – вздыхает она. – Ты слишком замкнутая и наивная, чтобы что-либо знать. Иногда мне хотелось бы быть тобой. Я бы хотела иметь то, что есть у тебя.

Меня пронзает неженственное фырканье.

– Ты видела мою жизнь, Ада, – напоминаю я ей, играя с прядью ее прекрасных кудрей. Они такого же цвета, как мои. Ее глаза тоже. Мы могли бы быть сестрами, насколько мы похожи. Опять же, большинство греков мне кажутся похожими.

– Родители, которые едва признают мое существование. Здесь нет любви. Никакого смеха. Мне не разрешают посещать государственную школу или заводить друзей. Моя жизнь была решена за меня с того дня, как я родилась.

– Все равно лучше, чем у меня.

– Как ты вообще такое могла сказать? – почему она так думает? Мать любила ее и заботилась о ней. Моя мать выкрикивает мое имя, когда пьяна, и кричит всему миру, какое я разочарование. Как бы ей хотелось, чтобы я никогда не рождалась. Я лучше буду горничной или сотрудницей, чем их дочерью.

– Однажды, – вздыхает она. – Однажды я покажу тебе, каково это быть собой, и заберу все, что у тебя есть.

– Меня устраивает, – говорю я ей, взмахнув рукой. – Действуй. Бонусные баллы, если ты сможешь постоять в комнате пять секунд с любым из моих родителей и не заплакать.

Она смеется.

– По рукам.

Сквозь лопату раздается сильный стук.

Золотая жила.

Я использую боковые стороны лезвия, чтобы сдвинуть грязь с гроба и в сторону. Когда мне наконец открывается вид на верхнюю защелку, я отбрасываю лопату в сторону и наклоняюсь. Откидывая замок, я кряхчу, пытаясь поднять тяжелую деревянную крышку.

Негодная сука.

Когда все это будет сделано, я собираюсь получить абонемент в спортзал.

Убегая от снайперов, лазить по домам, а теперь и рыть ямы… да, скоро буду потеть под старички или ходить на занятия по зумбе.

Черт, это сложно.

Вокруг меня поднимается облако пыли, воздух наполняется отвратительным зловонием.

Валовой. Валовой. Валовой.

Это была лучшая идея, когда она была только в голове.

Хорошо. Я мысленно препоясываю чресла и наклоняюсь к гробу. Я могу сделать это. Я могу сделать это. Может быть, если я продолжу настраивать себя, меня не будет тошнить при виде гниющей кожи и костей. Глубоко вздохнув, я укрепляю себя. Я могу сделать это.

Я стою на коленях на нижней части гроба, который, к счастью, прочный и недешевый. В противном случае я, вероятно, провалилась бы сквозь него. Наклонившись вперед, я провожу взглядом по ее левой руке в поисках…

Нет.

Это не может быть правдой.

Он выцвел, но очертания татуировки беркута на ее предплечье, там, где он всегда был, не спутать ни с чем. Это не имеет никакого смысла. Кто еще захочет убить мою семью? Все, о ком я могу думать, либо мертвы, либо не имеют мотива.

Петр хотел денег и контроля, но так и не нанял киллера.

Эти четыре семьи никогда бы не выступили против моего отца. Они слишком полагаются на перемирие, чтобы сохранить мир. Если бы кто-то призвал к нанесению удара, было бы кровопролитие.

Судя по тому, что я узнала, Адриан уже медленно разрушал империю моего отца изнутри, используя шпиона… снова. Шпион, которого тоже убили в тот же день, что и всех остальных. Если бы он приказал нанести удар, он бы оставил ее в живых. Кроме того, он бы не стал убивать киллера.

Верно?

Это явно не Кора, поскольку она гниет в гробу подо мной.

Тогда кто…? Звук лезвия лопаты, скользящего по земле, отвлекает мое внимание от могилы. Тогда нет ничего, кроме тьмы.

ГЛАВА 35

Адриан

– Ее здесь нет, – сообщает Антон.

– Черт, – огрызаюсь я. – Где, черт возьми, она может быть?

Бровь Антона уткнулась в линию роста волос. Я не получу от него никакой помощи. Я никогда раньше не видела его таким злым на меня. Он в ярости от того, что я сказал Ване в машине. В мире очень мало людей, которым я бы позволил говорить со мной так, как он.

Ему повезло.

– Ты правда ожидал, что она вернется сюда? – серьезно спрашивает он. – Выражение ее лица, когда ты сказал эти вещи, говорит мне, что ты разбил ей сердце. Она не вернется, брат.

– Она должна была знать, что речь никогда не пойдет о любви, – рычу я.

– Действительно? – удивленно спрашивает он. – Потому что то, как ты был с ней прошлой ночью после пожара, а затем в склепе – это говорит о многом. Может быть, ты еще не готов к любви, но ты заботишься о ней.

Я качаю головой, отбрасывая эту мысль.

– Черт возьми, – ухмыляется Антон. – Ты влюблен в нее, не так ли?

– Нет, – усмехаюсь я, но это слабое отрицание. – Я сказал себе, что никогда больше не влюблюсь. Не после того, что, черт возьми, сделала Ада.

– Хорошо, ты продолжаешь жить в той прекрасной стране отрицания, в которой ты себя обосновал, – он качает головой и понимающе ухмыляется. Внимательный мудак. – Дай мне знать, когда арендная плата станет слишком высокой, и тебе придется вернуться к реальности, – я провожу рукой по волосам, шагая по гостиной.

– Она должна знать, что я не могу обеспечить то, что она хочет. Ей нужно оставить свои ожидания за дверью. Я не буду проходить через это снова.

– Ваня – не Ада, Адриан, – говорит он мне тихо. – На самом деле, я почти уверен, что Ада тоже не была Адой.

Я бросаю на него любопытный взгляд.

– Почему ты это сказал?

– Понимаешь, я вообще-то слушал, что Ваня говорила в машине, – он многозначительно смотрит на меня.

– Я слушал.

Он фыркает.

– Недостаточно хорошо, или ты придумываешь оправдание, чтобы не верить тому, что ты услышал.

Я бормочу что-то неразборчивое себе под нос.

– Черт с тобой, – рычу я. – Ты никому не нравишься.

Он смеется. Этот ублюдок действительно смеется.

– Хорошая попытка, – он хлопает на меня ресницами. – Меня все любят.

– Потому что ты ущербный. Им тебя жаль.

Дверь лифта со звоном открывается.

– Мне его не жаль, – раздается самодовольный голос. – Он как милый щенок, который гадит на пол, но от него невозможно избавиться из-за этих больших печальных глаз.

Антон хмуро смотрит на вновь прибывшего.

– Пошел ты, Виталий, – игриво выплевывает он. – По крайней мере, я милый. Ты выглядишь как не тот доберман.

– Он прав, – соглашается Кензо, стоящий справа от Виталия.

– Пффф, – отмахивается от комментария Виталий. – Это говорит человек, который ведет себя как миниатюрный пинчер. Все кора и не укус.

Мы вчетвером рассмеялись.

Я скучал по ним. Это не похоже на старые времена, когда мы вместе учились в Royal Elite. Мы были неразлучны. Теперь у нас почти нет возможности видеться, за исключением особых случаев.

– Что ты здесь делаешь? – я спрашиваю их.

Виталий наклоняет голову в сторону Антона.

– Этот ублюдок рассказал нам, что происходит.

Кензо качает головой и пристально смотрит на меня. – Какого черта ты не сказал нам, что происходит, брат. Мы были бы здесь через секунду.

– Это я ему сказал, – ревет Антон. На его губах играет дразнящая ухмылка, но глаза по-прежнему серьезны. Он так же обеспокоен, как и я.

– Я не хотел тебя обременять, – стыдливо признаюсь я. – Если бы я не был таким слабым, ничего бы этого не произошло.

Виталий встает передо мной и кладет сильную руку мне на плечо.

– Ты никогда не будешь обузой, брат. Мы все в этом вместе.

– Да, – говорит Кензо с широкой улыбкой. – Вот почему мы – Братство.

Знаете, Братство. Он произносит последнее слово.

– Мы не братья-одиночки.

Мы втроем некоторое время смотрим на него, прежде чем рассмеяться. Черт, я скучал по ним. Мы все учились в Королевском элитном университете. Это специализированное учебное заведение для членов мафии, основанное Томасом Иванковым. Это нейтральная территория, любой может отправить туда своих мужчин и женщин для обучения в качестве наследников, исполнителей или заместителей командира.

Виталий, Кензо и я были обучены перенимать власть у наших отцов. Антон научился быть моим советцем. Большинство моих людей прошли соответствующую подготовку, как и остальные. У Маттиаса есть аналогичная школа для детей, где они ходят в школу и тренируются с детского сада, но она рассчитана только на братву.

– Хорошо, точка зрения принята, – я вздыхаю с облегчением. Таких друзей трудно найти в нашем мире. Доверие – это слово, которое знают немногие.

– Итак, – начинает Виталий. – В чем тебе нужна помощь, брателло?

– Кензо, ты можешь посмотреть, что можно узнать о том, куда пропала моя невеста? – спрашиваю я его, бросая ему свой телефон. – Там есть приложение, которое отслеживает чип на ее шее, но оно не работает. По какой-то причине сигнал продолжает прыгать повсюду.

Кензо кивает и чувствует себя как дома на кухонном острове, вытаскивая из рюкзака ноутбук и принимаясь за работу.

Я обращаюсь к Виталию.

– Мне нужна информация о смерти Коры Бериши. Ваня недавно запросила папку, но она вся сгорела вместе с моим домом.

Виталий вздрагивает.

– Да, мне жаль этого человека.

Я пожимаю плечами.

– В любом случае, я никогда не чувствовал себя как дома.

Виталий понимающе кивает. Его отца узурпировал этот дядя, когда ему было восемнадцать, в Италии, и он так и не смог вернуться. К сожалению, даже с нашей объединенной мощью и охватом, эту битву мы не сможем выиграть. Мы много раз говорили ему, что если бы он захотел драться, мы бы встали на его сторону, но он не хочет рисковать.

– Я посмотрю, что смогу накопать, – говорит он мне и направляется на кухню, чтобы присоединиться к Кензо. Антон поворачивается ко мне.

– Я все еще работаю над установлением личности этого мужчины и его дочери, – говорит он мне. – У меня есть программа распознавания лиц, работающая сверхурочно, и Матиас позволил мне одолжить его лучшего хакера.

– Спасибо, – он качает головой и идет присоединиться к остальным. Тем временем я направляюсь в свою спальню, чтобы посмотреть, смогу ли я найти какие-нибудь улики о Ване. Тогда я об этом не подумал, но мне показалось странным, что она потащила с собой на крышу спортивную сумку. Она крепко вцепилась в неё, не желая его отпускать. Это та самая сумка, в которую она упаковала свои скудные пожитки из дома Кастеллано.

Что она так яростно защищает?

Куда она это положила? Я копаюсь в комнате, ища сумку повсюду. Вот оно. Я нахожу его спрятанным в задней части гардеробной, за коробкой. Присев, я расстегиваю сумку и заглядываю внутрь. Одежда, одежда, еще одежда и… вот так.

Подождите. Это…

Моя рука тянется, чтобы схватить стопку переплетенных, сложенных бумаг. Вытащив их, я сажусь на задницу и переворачиваю их в руках. Бумага и конкретная складка легко узнаваемы. Мои неряшливые каракули можно увидеть в верхней части первой буквы.

Моя маленькая львица.

Я никогда не называл Аду так. Ни разу. Я собирался это сделать, но всякий раз, когда я пытался назвать ее по этому прозвищу, оно никогда не подходило. Вот почему? Развязывая ленту, я перебираю каждую букву, которую в течение многих лет помещал на это дерево. Их десятки, все прекрасно сохранились. Точно такие же, как те, что я держал в коробке в своем офисе на работе. Что это? Внизу есть еще одно письмо, беспорядочно сложенное, с моим именем. Отложив остальное в сторону, я осторожно провожу большим пальцем по бумаге. Оно заплаканное. Проглотив комок, застрявший в горле от нарастающих вокруг меня эмоций, я открываю его.

Адрик

До сих пор я никогда не знала горя. Никогда не знала истинного горя, пока не дождалась тебя у красной ивы.

Прошли часы, и надежда, которая у меня была, начала превращаться из ревущего огня в одни угли и дым.

Я писала тебе снова и снова, умоляя узнать, что я сделала не так.

Я что-то сказала?

Это моя семья? Ты видел меня и знал, кто я?

Все мои сообщения остались без ответа.

Снова и снова, пока, наконец, я не избавилась от телефона, который когда-то связывал меня с тобой.

Ты мальчик, в которого я влюбилась, и мальчик, который разбил мне сердце.

Я не знаю, дойдет ли оно когда-нибудь до ивы, но если это произойдет, знайте вот что…

Ты прощен.

Люблю всем сердцем,

Ваня Кастеллано, твоя львица.

В этом письме она подписала свое настоящее имя. Дала мне свою личность. Мои глаза просматривают страницу снова и снова. Это доказывает, что Ада никогда не была той, кем я ее считал. Она была не той девушкой, с которой я общался все эти годы.

Тогда зачем притворяться, что она была такой?

Что она получила, выйдя за меня замуж?

Я вскакиваю на ноги и выхожу за дверь туда, где мужчины собрались вокруг кухонного острова.

– Виталий, – выдыхаю я. – Можно ли клонировать одноразовый телефон?

Виталий отворачивается от ноутбука лицом ко мне и кивает.

– На самом деле клонировать устройство записи проще из-за отсутствия встроенной защиты.

– Сможешь ли ты увидеть записи клонированного одноразового телефона? – это натяжка, но я надеюсь, что он скажет «да».

– Это возможно, если у меня есть телефон, – говорит он мне. Я поднимаю палец, пятюсь в коридор и открываю дверь чулана. Взяв изнутри большую коробку, я направляюсь в гостиную и роюсь в ней, пока не нахожу то, что ищу.

– Думаю, телефон сгорел, – я передаю ему. – Но информация все равно должна быть доступной.

Виталий кивает и переносит его в свой ноутбук. В течение нескольких минут он отключил экран сотового телефона и несколько проводов, соединяющих его базовый блок с его ноутбуком. Цифры и буквы заполняют его экран, как сцена из «Матрицы». Его пальцы летают по клавиатуре.

– Итак, одноразовые телефоны пользуются большим спросом, потому что невозможно отследить, кто их покупает, особенно если они оплачиваются наличными. Но одноразовые телефоны, которые клонируют другой телефон, попадают в NOTL, или общенациональный телеграфный список, потому что они помечаются как имеющие повторяющийся номер.

Кензо впечатленно смотрит на ноутбук Виталия.

– Ищу номер телефона и… бинго, – восклицает Виталий. – Есть еще один телефон с точно таким же номером, – он нажимает на оба числа, выводя их на отдельные экраны. – Хорошо, – он указывает на левую часть экрана. – Этому номеру телефона больше пятнадцати лет, – он указывает на противоположную сторону. – Этому номеру телефона всего около восьми лет. На самом деле, ничто на этом устройстве не старше восьми лет. Сообщения, звонки, всему этому ровно восемь лет.

– Что дата? – спрашиваю я.

– 5 июня 2015 года.

Мы все обмениваемся понимающими взглядами. Все мужчины в этой комнате знают мою историю. В том числе тексты и письма.

– В тот день я получил текстовое сообщение с просьбой изменить место встречи.

– Зачем менять локацию? – спрашивает Кензо.

– Потому что Ада не знала, где находится красная ива.

Боже, я такой идиот. Как я мог не видеть всего этого? Ада манипулировала мной с самого начала. Готов поспорить на что угодно, что Ада заблокировала мой номер в Ванином мобильном телефоне, чтобы она подумала, что я ее бросил. И я не стал бы мудрее, потому что все наши сообщения были у Ады как доказательство того, кем она была. Или кем она притворялась.

– Но почему? – Виталий задает вопрос, о котором я думаю. – Она не могла знать, кем ты был в то время. Ты никогда не раскрывал свою личность.

– Потому что речь никогда не шла о нем, – шепчет Антон. – Все это не касается Адриана.

– Тогда о ком речь? – спрашивает Кензо.

– Ваня, – говорю я. – Это все о Ване. – Она никогда не шпионила за мной в пользу Кастеллано, – горько возразил я. – Она хотела, чтобы я в это поверил. Я думаю, она делала чью-то грязную работу. Спиридакос заявил, что E-Ris пытался заполучить свои поставки. Тео Кастеллано был должен поставщикам миллионы, потому что постоянно терял их все из-за неизвестного вора. Это информация, на сбор которой уходят годы. Могу поспорить, что она действительно хотела уничтожить Кастеллано, и тот, кому она подчинялась, был тем, кто это финансировал.

– Итак, ты утверждаешь, что последние шесть лет тот, кто сейчас заправляет всем, использовал информацию Ады?

Я киваю. Телефон Антона звонит, и он идет на другую сторону острова, чтобы взять его.

– Но вот чего я не понимаю, – я в отчаянии щипаю себя за переносицу. – Если они собирались просто призвать к нападению на семью Кастеллано, зачем вообще закапывать их империю в землю? Зачем ждать шесть лет?

Антон щелкает пальцами.

– Разве Спиридакос не говорил, что Тео отказывается от Вани, потому что она ему больше не нужна для брачного союза?

– Ага, – я не уверен, куда он идет с информацией.

– Что, если он найдет еще одного наследника? Кто-то, связанный с ним по крови, но не являвшийся его дочерью.

Я смотрю на него в растерянности.

– Я не уверен, что ты сейчас говоришь.

– Эта маленькая девочка и ее отец? – начинает он. – Их зовут Джонатон и Мэри Тесслер, и это… – он проводит пальцем по своему телефону и протягивает его нам, чтобы мы могли увидеть. – Это его покойная жена Моника.

Святое чертово дерьмо. Я смотрю на фотографию Ады.

– Ты хочешь сказать, что у его предательской жены была совсем другая семья? – потрясенно спрашивает Кензо. Я бы почти в это поверил, если бы не одна маленькая проблема.

– Ада не могла иметь детей, – говорю я им. – Ей пришлось удалить яичники, когда ей было шестнадцать, из-за кисты.

– Что это значит? Кто это тогда? Ее чертов двойник?

Я смотрю на фотографию и качаю головой. Черт, я должен был предвидеть это. У Ады не было двойника. У нее есть близнец.