Текст книги "Неистовая Матильда: Любовница Наследника"

Автор книги: Джин Вронская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Джин Вронская
Неистовая Матильда: Любовница Наследника

В 1969 году короткое время я работала в Иностранном отделе заводов Рено на юго-западе Парижа. Я собиралась переехать в Лондон, на Би-би-си и, ожидая бумаги, снимала у французской семьи комнату в 16-м районе, на улице Молитор. Рядом налево шла короткая улица Вилла Молитор.

– А здесь живет очень известная русская балерина, – сказала мне хозяйка однажды, когда мы вышли погулять. – Любовница последнего царя.

– Кто?

– Матильда Кшесинская. Кстати, вот и она…

Я увидела совсем старую женщину, которую мужчина вывез погулять в кресле. Это и была Кшесинская. Ей было 97 лет.

Тогда меня едва ли интересовала ее судьба, а через два года она скончалась. Лет десять назад, когда я вплотную стала заниматься ее историей, я очень пожалела, что тогда не познакомилась с ней.

Должна предупредить, что все лица, выведенные в книге, реальные. Боюсь назвать ее «романом» или «повестью», но это и не история балета, не история ведущей балерины ведущего царского театра. Это история жизни Матильды Кшесинской, которую любил Наследник российского престола. Как ни странно, но нет ее биографий, зато есть ее «автобиография», так называемые мемуары, которые Матильде помогли написать в последние годы ее жизни. Она продиктовала все, что хотела, и только то, что считала нужным. Многие факты долгой, исключительно впечатляющей жизни ее были до неузнаваемости искажены, а другие – весьма серьезные сведения – просто опущены. При работе над этой книгой мне пришлось прочитать десятки журналов, газет и мемуаров, как русских, дореволюционных и эмигрантских, так и западных; собирать по крупицам факты ее жизни, общаясь с выжившими Романовыми.

Имя ее единственного сына Владимира или Вовы, как она называла его дома, во французской и английской печати от полного имени «Владимир», длинного для западных читателей, было сокращено до «Влади», и иногда «Владичка».

Сан-Суси, Маринъи, Франция, 2003

Пролог

Английская набережная, д. 18 Санкт-Петербург, Россия 8 апреля 1905 г.

Дорогая мама, уже неделя, как я живу в этом прекрасном городе. Мальчик, к которому я приставлена, изумительный ребенок. Ему почти три года. Его зовут Вова, но я видела французские и английские газеты, там он зовется Влади, сокращенно от Владимир. Он единственный ребенок очень особенной леди. Мадам Матильда Кшесинская – настоящая красавица и очень известная балерина Императорского театра. Она очень богатая. Люди сплетничают, что сам Царь был в нее влюблен. Она не замужем, но у нее есть друг, настоящий принц, который красив, как бог.

Санкт-Петербург – очень интересный город, основанный царем Петром Великим в 1703 году. А в 1710 году его семья посетила город, а спустя два года они поселились здесь, вот так он и стал столицей. Здесь семнадцать дворцов. Михайловский стал теперь музеем, и большинство картин русских художников, в нем выставленных, просто замечательные. В Петербурге живут около 2000 граждан Британской империи. Все знатные богатые семьи нанимают нянями и гувернантками девушек с Британских островов. Это сейчас в моде, и важно для образования. Хотя все богатые русские говорят по-французски, это их основной язык. Я уже начала немного изучать русский. По воскресеньям я хожу в Англиканскую церковь, есть тут одна. Так как моя леди богатая и знаменитая артистка, она меня послала уже в три театра, чтобы «развить мою культуру». Мариинский, где она выступает, оперный и балетный театр. Александринский показывает комедии и драмы, а Михайловский театр ставит, главным образом, французские пьесы и потому называется «французским театром». Единственное, на что я могу пожаловаться, это – климат, который ужасный, еще хуже, чем у нас в Эдинбурге – очень холодно, сыро и часто густой туман.

Любящая тебя твоя дочь Мэри

Глава первая

Зимний дворец, 1 марта 1881 года

– Сколько еще осталось жить моему отцу? – спросил Наследник.

– Десять – пятнадцать минут, – ответил доктор Боткин.

Протоиерей Рождественский причастил умирающего Императора.

Высокий, хорошо сложенный молодой человек зарыдал, глядя на изуродованное бомбой террориста тело отца. Рядом стоял мальчик в синем матросском костюме. Около – его мать с коньками в руке. Император Александр II сделал последний вздох в 3 часа 35 минут пополудни.

Кабинет в стиле ампир скончавшегося государя был переполнен. В Николаевском зале Зимнего дворца – старшие и младшие великие князья и великие княгини, начальник полиции Санкт-Петербурга, военный губернатор, офицеры и слуги застыли в полном молчании. Только красивую молодую женщину, в безумном отчаянии, полуодетую, удерживали два лакея. Цепляясь за тело убитого Императора, она громко вопила:

– Саша! Саша!..

Внезапно в зал вбежал маленький мальчик в вельветовом костюмчике с криком:

– Папа! папа!

Ужасно было слышать эти крики. Дамы плакали. Затем женщину и мальчика слуги бережно увели.

– Какие-нибудь распоряжения, Ваше Величество? – спросил старый генерал, начальник охраны Его Величества.

Все присутствовавшие обернулись к новому Императору.

– Распоряжения? Да, есть… Начальник охраны Его Величества и начальник полиции Петербурга уволены…

Оба генерала молча направились к двери.

– Отныне, – продолжал новый Император, – армия обеспечит закон и порядок в этой стране. Через час я сделаю сообщение на срочном заседании в Аничковом. Это все. Дамы и господа, возвращайтесь к своим обязанностям. Благодарю вас…

Из зала вышли министры и старшие члены Семьи. Впереди шел Император Александр III.

– Ура! Ура! – кричала огромная толпа перед дворцом.

Гигант Император стоял молча, его светлая бородка развевалась на ледяном мартовском ветру столицы России. Около него стоял 12-летний Наследник. Широкой ладонью Александр гладил голову мальчика.

Спустя три недели новый Царь вызвал генерал– майора полиции Мравинского.

– Вышлите эту женщину немедленно.

– Кого, Ваше Величество?

– Долгорукую.

– Я осмелюсь сказать, Ваше Величество, что хотя брак был морганатическим, она была женой Вашего отца, есть трое детей. Будет очень неблагоприятная реакция в Европе.

– Меня не интересует Европа. Мы достаточно долго терпели здесь ее присутствие. Моя бедная мать страдала пятнадцать лет, до того как скончалась. Дай ей, что она захочет, купи ей виллу на юге Франции, где– нибудь в Ницце, предложи драгоценности, но она должна уехать со своими детьми. Я не хочу ее здесь видеть.

– Конечно, Ваше Величество. Желаете, чтобы я попросил барона Гинцбурга профинансировать эту операцию?

– Да. И скажи Горацию, чтобы все было сделано как можно скорее. Мы расплатимся. Мой отец оставил ей достаточно, более трех миллионов золотых рублей.

– А ее апартаменты во дворце? Что с ними делать, Ваше Величество?

– Это дело пусть решает граф Адлерберг. Дай комнаты горничным или детям. Мне все равно.

– Я хотел сказать по поводу этого террориста, Ваше Величество.

– Кто он?

– Игнатий Гриневицкий, инженер, 25 лет, член Народной воли, одна из главных групп нигилистов. Сын польского помещика. Отец – абсолютно лояльный гражданин Империи.

– Это теперь дело военного суда.

– Он мертв, Ваше Величество, умер в тюремной больнице, был разорван той же бомбой, которая убила Вашего отца. Двадцать человек тяжело ранены, двое уже умерли.

– Злодей умер? Я о нем плакать не буду. Эта организация… взять их всех и повесить.

– Граф Лорис-Меликов в курсе?

– Министр внутренних дел уволен. Пусть возвращается на Кавказ, там ему и место.

Да, что там пишут об отце газеты?

– Вот. Все готово для просмотра и секретарь ждет с газетами.

Вошел молодой человек.

– Прочитай мне, Горчаков.

«Россия в трауре! Не стало великого царя-освободителя. Адские силы совершили свое темное злодейское дело. Это из «Голоса», Ваше Величество. Погиб порфироносный страдалец! Государь России, стяжавший себе при жизни народное наименование «царя-освободителя», погиб насильственной смертью». Это из «Молвы».

Так, вот «Русские ведомости» пишут: Адский умысел совершил свое адское дело. Глава государства пал жертвой злодейской руки. Удар упал на Россию, начавшую после долгих лет томления освежаться…

– Это достаточно. Что у тебя там еще есть?

– Вот, Ваше Величество, из «Земства». «Страшная весть разнеслась по русской земле, распространяя ужас, разливая глубокую беспредельную скорбь во всех концах России. Император Александр Второй погиб от руки убийцы! Из «Руси»: Царь убит у себя в России, в своей столице, зверски, варварски, на глазах у всех… «Новое время», как всегда, самая лучшая наша газета, пишет: Во всех фанатиках, во всех этих поклонниках крови и ужасов есть что-то родственное, однородное. Перед нами фанатическая идея, ищущая выхода, но какой особенный страшный вид маньячества и притом заразительный». Очень неблагоприятная статья в «Таймс», Ваше Величество, вышла 14 марта.

Лицо Государя потемнело.

– Говори, говори, что там пишут эти иностранцы? Кратко только.

– Тут всякое понаписано про народ, который живет в неблагоприятных условиях. Я это пропущу, а вот тут… властелин 80 миллионов, среди которых миллион солдат, убит в своей столице, на Екатерининском канале, в день воскресного отдыха и вопреки беспримерным предосторожностям…

– Хватит. Беспримерные предосторожности… что они знают о царских беспримерных предосторожностях? Генерал-губернатор столицы должен был сам и всегда сопровождать Государя и не разрешать ему покидать карету в такой ситуации. Если бы «беспримерная предосторожность» соблюдалась, то мой отец сегодня был бы жив. Этот петрушка Дворжицкий, полицмейстер, по-моему, ему важнее было красоваться перед прохожими, чем заботиться о безопасности своего Императора… Что-нибудь еще?

– Тут наши агенты составили целый список горячих сочувствований этим чудовищам в Нью-Йорке, Чикаго, Лондоне и Париже.

– Положи мне список. Знаю только одно. Они сами в один прекрасный день наткнутся на этих бесов.

Гатчина. Четыре года спустя

– Ваше Величество, срочная депеша с русско-афганской границы, из крепости Кушка. – Юный князь Горчаков протянул Государю на серебряном подносе сложенную вдвое бумагу. – Генерал-лейтенант Комаров ждет Ваших инструкций.

Император развернул листок. Его большое тело слегка покачнулось в кресле, лицо потемнело от гнева.

– Выбросить их и проучить… пошли немедленно. – Когда за князем закрылась тяжелая дверь, Император повернул голову к Наследнику.

– Видишь, Ники, как ты должен действовать с этими мерзавцами.

– Да, папа, но мы рискуем дипломатическим инцидентом с Англией. Это ведь они стоят за всем этим?

– Молодец, Ники, ты начинаешь понимать, что происходит. Конечно, рискуем. Но мы должны быть тверды с теми, кто пытается влезть на территорию Империи.

В дверях снова появился Горчаков.

– Ваше Величество, министр иностранных дел…

– Проси.

Голос Николая Гирса дрожал:

– Ваше Величество, мы не можем это делать. Мы не можем пойти на вооруженный конфликт с британским флотом, который в пять раз больше нашего.

Государь повернулся всем телом к говорящему, взял тоненькую серебряную вилку с подноса, которой только что ел вишни, и пальцами согнул ее в дугу. Щеки Гирса стали лиловыми.

– Тебе уже 65, Гирс, пора уходить. Успокойся! – Государь повысил голос. Он был явно раздражен. – Мы рискуем войной? Конечно. Тем не менее я выступлю против этого коварного Альбиона. Горчаков! – Он повернул голову к юному князю, замершему в ожидании с растерянностью и смущением на лице.

– Добавь в телеграмму: преследовать и поймать этих английских советников…

Император выругался. Лицо Гирса исказилось.

– Вы знаете мое мнение по поводу этого. Я не могу позволить подобные провокации. Гирс, ты иди. Ты плохо выглядишь. Выпей большой стакан водки и ложись спать.

– Слушаюсь, Ваше Величество…

В сопровождении князя Горчакова Гирс скрылся за дверью.

– Ты, сын, прав, мы… посмотрим. Тебе уже пошел семнадцатый. Ты должен учиться на таких делах.

Глава вторая

Школа Императорских театров, Петербург, апрель 1890

В 20 верстах от столицы, в Лигове, месте ничем не примечательном, стояла светлая приветливая дача. Хозяйку, бывшую танцовщицу Императорских театров, звали Юлия. Юлия вышла замуж за танцора по фамилии Ледэ, обрусевшего француза. После его смерти госпожа Ледэ вышла замуж вторично, тоже за танцора, на этот раз обрусевшего поляка Феликса Кшесинского. Оба мужа были католиками. От обоих браков было тринадцать детей. Самая младшая – Матильда, дома ее звали Мати, и она была всеобщей любимицей семьи.

Какой нарядный звук – шуршанье колес по мелкому гравию. Хотя уже наступил апрель, с Балтийского моря город продували пронзительные ледяные ветры, а каждое утро обволакивали туманы, не хуже лондонских. Элегантно одетый моложавый господин, дрожа от холода в легком шерстяном пальто, соскочил с дрожек перед тяжелой дверью здания. На стене была прибита медная табличка: Школа Императорских театров. Высокий, весь седой старик-швейцар в форме открыл дверь и получил двадцатикопеечную монету. Лицо его выразило благодарность.

– Маэстро, маэстро, входите… бррр, этот проклятый климат, на вас даже шляпы нет, не дай бог, застудитесь.

Он пропустил господина и снова вышел наружу. Ох уж эти иностранцы! Они не понимают, что Россия не Италия, что в апреле все еще холодно.

Маэстро Энрико Чекетти едва успел снять пальто, как в дверях кабинета показалась голова молодой женщины.

– Маэстро, не забудьте, директор вас ждет для обсуждения выпускного спектакля, ожидается Императорская семья.

– Помню, помню, синьорина, – пробормотал итальянец.

– Еще одно дело, синьор. Секретарша колебалась, как сказать дело. – Мати…

– Опять Мати?

– Исчезла с этим шотландцем Макферсоном.

– Найдите ее, – закричал Чекетти, – или я выброшу ее из моего класса. Она слишком молода, чтобы иметь дела с мужчинами. Сколько лет этому Макферсону?

– Сейчас двадцать, синьор.

– А ей? Семнадцать? Эта история началась, когда ей было только четырнадцать.

– Если это будет продолжаться, мы его отправим назад в Эдинбург.

– Он из Лондона, синьор.

– Хорошо, в Лондон, неважно.

***

Старшую сестру Мати, как и их мать, звали Юлией. Юлия уже училась три года в Школе Императорских театров, куда восьми лет от роду, в 1880 году, приняли и Мати. Школа размещалась в великолепном здании, рядом с Дирекцией театров и финансировалась Министерством Императорского двора. Кроме уроков танца, ученики получали общее и религиозное воспитание. Все ученики пели в школьном церковном хоре. Школа была интернатом, обучение в ней было бесплатным. В восемь утра звонил большой колокол. Девочки и мальчики быстро вставали и под наблюдением двух воспитательниц шли в две большие женские и мужские ванные комнаты, где мылись, чистили зубы и ногти. Потом одевались и отправлялись в школьную церковь на общую молитву. В девять шли в столовую, где ученикам подавали чай и кусочек хлеба с маслом и джемом. Затем – тренировочный зал. В нем стоял большой рояль, за которым уже сидел аккомпаниатор и ждал сигнала, чтобы начать. Одна стена зала была сплошь в зеркалах от пола до потолка. Другие стены были увешаны портретами русских царей. Особенно красивы портреты Екатерины Великой и Александра Первого на коне. Наступала очередь танцев. Сначала на середину выходили новички и самые маленькие ученики и только потом самые опытные. В полдень все отправлялись на прогулку в парк. По возвращении до четырех учили разные предметы, включая французский. После был легкий обед и потом свободное время. Затем расходились по разным залам – кто на фехтование, кто на музыку. Танцоры репетировали общие номера для выступлений на сцене Мариинского театра. Некоторые, самые прилежные, тренировались часами в надежде стать большими звездами. Это слово только что появилось в лексиконе. Мати намеревалась стать звездой и тренировалась по шесть часов в день. Она была уже среди тех, кто работал в театре и после первого года получал зарплату. Ужинали в восемь, а в девять расходились по спальням. На уикэнды, чтобы развить вкус и чувство прекрасного, учеников водили по театрам – в Мариинский, Александринский или Михайловский, который называли «французским».

В четырнадцать лет Мати была уже девочкой с характером. Она хотела добиться всего сама и обычно добивалась. Каждое утро отец, а ему уже было тогда за шестьдесят, но он все еще танцевал, – подвозил дочерей в семейном экипаже в школу.

В школе Мати вовсю манипулировала Джоном Макферсоном, почти три года ее партнером по танцу. Это началось, когда однажды во время репетиции, на полу она с силой притянула его мускулистое тело к себе. От неожиданности он упал на нее. Это произошло в присутствии тридцати человек и вызвало небольшой скандал.

– А что я сделала? – невинным голосом оправдывалась Мати в директорском кабинете.

– Ты знаешь, Мати, что ты сделала, не притворяйся. Я уважаю твоего отца и сестру, иначе…

– Я уже все забыла. Это была просто шутка. Джон не обиделся.

Но Макферсон шутку не забыл, и так все это началось. Вскоре после инцидента их застали вместе в старом пустом доме садовника.

На стене в коридоре повесили фотографию Наследника. Взяв Макферсона за руку и показав на фотографию, Мати объявила: – Не правда ли, какой он милый и красивый, Джон? Когда-нибудь он будет моим, вот увидишь…

– Ты сошла с ума, Мати. Не говори глупости.

Вернувшись после летних каникул из Лондона, Макферсон появился в школе в сопровождении английской девочки, дочери британского дипломата, служившего в Петербурге.

– Это Мэри, моя невеста, Мати.

– How do you do. – Мати показала сопернице, что владеет английским.

Вечером она сказала сестре:

– Джон привез невесту показать мне. Он хочет, чтобы я тихо ушла. Какое оскорбление!

Мы посмотрим, кто уйдет – я или она.

В конце первой же недели помолвка развалилась.

– В чем дело, Мэри, дорогая? – спрашивал англичанин дочь.

– Это все ужасная кокетка, Мати, она всегда тащит Джона с собой в лес. – Мэри была вся в слезах.

– Я видела их там, они якобы собирали грибы. Я видела, они целовались, она была почти голой.

***

На Пасху все театры Петербурга были переполнены. Два седовласых человека в красных парадных ливреях с золотыми Императорскими орлами охраняли ложу Государя в Мариинском театре.

– Кто эта девочка? – спросил Император у директора Императорских театров.

– Матильда, Мати Кшесинская, Ваше величество, одна из наших многообещающих танцовщиц. Ей семнадцать, она младшая дочь танцора Феликса Кшесинского. Ее сестра Юлия тоже талантливая ученица. Вы хотели бы увидеть Юлию?

– Спасибо, Иван. После спектакля приведи сюда Мати. Я хочу тебя поздравить, все отлично, отлично!

– C'est elle? – спросил Наследник.

Быть директором Императорских театров было большой привилегией. Редко кто имел такую возможность запросто повидаться с Государем. Директор входил в царскую ложу во время антрактов. Он встречался с Его Величеством два-три раза в неделю, а в дни спектаклей несколько раз за вечер. Тем не менее Иван Александрович Всеволожский волновался. Пот так и лил по его щекам. Пришлось вытащить из кармана носовой платок. Ему было позволено присутствовать в ложе Государя, чтобы, если понадобится, давать пояснения. Он очень нервничал: понравятся ли Их Величествам его девочки и мальчики.

– Вот она снова, Саша. Посмотри, как она делает двойные-тройные пируэты, это просто великолепно. – Императрица указывала программкой на Мати. – Очень хороша, действительно хороша!

В партере часто раздаются аплодисменты. Зал переполнен любителями балета, почти все из военных и военно-морских школ. Каждый юноша тайно уже выбрал себе девушку.

– Что это за номер, Минни? Ты же знаешь, я не знаток этих балетов. – Государь повернул голову к Ее Величеству.

– Это па-де-де из балета, который называется «La Fille Mal Gardee», Ваше Величество, – объясняет директор, наклонившись к самому уху Государя.

– Спасибо, дорогой Иван Александрович. Я в этом ничего не понимаю. И все равно все забуду. – Государь повернулся к Наследнику. – Она тебе нравится, Ники?

– Да, папа.

– Хорошо, тогда пользуйся случаем. – Он с улыбкой, ободряюще потрепал сына по плечу.

Это было выступление выпускного класса, на котором по традиции присутствовала Императорская Семья. После спектакля новые артисты были представлены членам Семьи. Хотя его окружила дюжина полуодетых девушек, Наследник не мог отвести глаз от Мати. Ему уже сообщили ее имя.

В главной столовой был подан обед с блинами с холодным миндальным молоком, любимым блюдом Государя.

– Сядь около меня, дорогая. Я полагаю, ты любишь блины? – Император произвел на Мати огромное впечатление. У него был особый нежный взгляд.

– О, спасибо, Ваше Величество. – На секунду Мати застыла в позе благоговейного страха.

По другую сторону от Государя сидел Наследник. Он улыбался ей. Ему был 21 год. Изящного телосложения, в отличие от своего огромного, как медведь, отца, Николай был единственным из Романовых среднего роста в свою мать-датчанку. Остальные – великаны.

Вскоре Государь встал и пошел к соседнему столу.

– Не флиртуй слишком с молодой леди, – громко сказал он сыну, и хитроватая улыбка осветила его лицо. – Ты знаешь, я не сторонник флирта.

Это было немного грубо, так показалось Мати. С другой стороны, Государь шутил, не мог же он сказать Наследнику, делай что хочешь, но чтобы ничего серьезного.

Весь вечер Наследник провел с Мати, факт, не оставшийся незамеченным всеми.

– Ваше Величество, прибыл доктор Вельяминов.

У Государя на службе было три врача, один немец – доктор Лейден, и два русских – профессор Захарьин и доктор Вельяминов. Доктор Лейден, профессор Берлинского университета, был как раз специалистом в деликатной области. Но об иностранце не могло быть и речи. Профессор Захарьин пользовал всех женщин Императорской Семьи, и допустить, чтобы он занимался кем-то, кто не был членом Семьи, было невозможно. Государь предпочел доктора Вельяминова, которому, кстати, и доверял. Доктор Вельяминов абсолютно соответствовал этому особому делу.

– Пошли его сюда…

В дверях появился человек с бородкой и кожаным портфелем.

– Вельяминов, садись поудобнее, рюмку водки налей себе сам и мне дай маленькую. Вот, на блюдечке вишенки, насладимся вместе… Хм, скажи мне, как она?

Доктор Вельяминов надел на нос очки, передал Его Величеству традиционную серебряную вилочку и удобно погрузился в кресло.

– Отлично, абсолютно отлично, Ваше Величество. Я сам ее осмотрел, ассистентов даже не подпустил. Проделал все в школе под предлогом заботы о здоровье Императорских танцоров.

– Ха… ха-ха, правильно, верно, доктор. Ты не сказал ей, конечно, что я тебя просил?

– Ваше Величество, как вы можете даже подумать такое? Конечно, нет. У нее великолепное здоровье и изумительное тело, по-настоящему изумительное.

– Я верю, верю.

– Но…

– Что? – Лицо Императора напряглось.

– Юная леди… хм, как бы это сказать, Ваше Величество, леди, которая Вас интересует… совсем не… девственница. – Доктор Вельяминов вытер лоб платком.

– Да?

– Да, Ваше Величество. К сожалению. Я взял на себя смелость навести справки, кто мог быть этот молодой человек…

– Правильно, и кто же?

– Молодой шотландец по имени Джон Макферсон, тоже ученик школы. Он был ее партнером по танцу, сейчас нет. Я выяснил, что все об этом знают. История началась три года назад, и мне сказали, что Макферсон даже потерял свою английскую невесту из-за леди. Еще, хм… роль леди в совращении молодого человека была, по словам ее учителя, этого чудного Маэстро, итальянца, очень активной.

– Сколько ей сейчас лет, я забыл?

– Семнадцать. Ей было четырнадцать, когда… Прошу прощенья, Ваше Величество.

– Очень рано. Мне все это не нравится. С другой стороны, это, может, даже и хорошо, будет легко это кончить. Продолжай, Вельяминов…

– Я взял на себя смелость, Ваше Величество, и осмотрел партнера тоже, под тем же предлогом. У него тоже отличное здоровье.

– Спасибо, Вельяминов, ты все сделал правильно. По крайней мере, теперь я знаю, кем интересуется мой сын. Еще раз спасибо. Хорошо, что легко все это кончить, когда надо будет. Но, Вельяминов, это строго между нами.

В то же утро в двери городского дома Кшесинских позвонили. Горничная доложила хозяину, что молодой офицер с огромным букетом роз спрашивает мадемуазель Мати.

– Скажи, что я иду. Одну минуточку. Доброе утро. Как Вас зовут, молодой человек?

– Евгений Волков, милостивый государь. Я адъютант Его Императорского Высочества. Вот, это для Матильды. – И он протянул отцу роскошный букет и исчез так же внезапно, как появился.

– Это для тебя, детка… от Наследника.

– Ой, папа, они такие прекрасные. – Мати кинулась к отцу и расцеловала его в обе щеки.

Выждав, когда отец выйдет из комнаты, она вытащила из цветов изящный конверт.

– Юля, Юля, дорогая, – позвала она сестру. – Быстрее, быстрее, посмотри, это от Него. Пожалуйста, прочти вслух, я слишком волнуюсь.

– Хорошо, хорошо.

Юлия открыла конверт, в нем была маленькая с золотой каемкой карточка.

«Я надеюсь, что ты не слишком устала после вчерашнего спектакля. Ники», – громко прочитала Юлия.

– Ники, видишь, не Николай! О, Юля, он любит меня!

– А как же Джон?

– Боже мой, какой Джон? Неужели ты не понимаешь? Сам Наследник престола влюбился в меня.

– Ты жестокая и абсолютная эгоистка, Мати.

– Да, так и есть. Должны же мы использовать возможности, которые посылает нам судьба.

Она обняла сестру за талию и закружилась с ней в танце по комнате.

Следующее появление Мати на сцене состоялось вскоре после выпускного экзамена, 22 апреля 1890 года. Ее партнером был не студент, а уже известный Николай Легат. Наследник сидел в Императорской ложе. Он внимательно следил за каждым ее движением. В конце спектакля он послал Волкова в костюмерную к Мати с маленькой коробочкой.

– Милый Волков, это кольцо великолепно! У меня нет слов. – Мати поцеловала кольцо в коробочке. – Скажи Его Императорскому Высочеству, что я его обожаю, обожаю, обожаю! Так и скажи. Повтори ему точно, как я сказала, три раза.

– Есть, мадемуазель, повторить три раза, – подтвердил Волков очень серьезно.

Полицейский наряд, охранявший дорогу, ведущую к Аничкову дворцу, где жил Наследник, вскоре привык видеть маленькую коляску, запряженную парой крошечных пони, украшенных цветными лентами и цветами. На облучке сидела и управляла девочка– подросток. Экипаж подарил Мати отец в день выпускного экзамена в школе. Мати знала, что по этой дороге Наследник часто ездил верхом, и она надеялась его увидеть. Иногда она брала с собой сестру Юлию.

Прошла неделя, но ничего не случилось. Она Его не встретила. Каждый вечер, перед сном, она молилась, чтобы встретить Его. И Бог помог ей. На следующее утро, когда она катила в коляске одна, ее внезапно обогнала тройка Наследника. Сердце Мати забилось так громко, что ей казалось, все слышат эти удары. Наследник на мгновение приостановился, не говоря ни слова, бросил ей розу, и тройка умчалась.

На следующее утро Таня Николаева, тоже ученица школы и подруга Евгения Волкова, передала Мати личную просьбу от Наследника – подарить ему ее фотографию.

– Ой, папа, у меня нет красивой фотографии. Как быть?

– Не беда, Мати, сделаем красивую.

Через три недели Ее Величество Императрица предложила, чтобы Наследник пригласил Мати в Аничков дворец.

– Пригласи ее на чай, Ники.

– Да, я хотел бы, мама.

Аничков дворец, построенный в 1743 году Растрелли для императрицы Елизаветы Петровны, с самого начала был связан с романтическими историями. Начнем с того, что он немедленно был подарен Елизаветой ее фавориту графу Разумовскому. Великолепный дворец имел свой театр, итальянский театр, где выступали итальянские певцы и танцоры. У Разумовского дворец был откуплен Екатериной Великой для ее фаворита, князя Потемкина, тот позже продал его Казначейству. Александр I подарил Аничков сестре, великой княгине Екатерине Павловне, когда она вышла замуж за принца Георга Ольденбургского. До вступления на престол во дворце жил Николай I с семьей. Позже Аничков перешел в руки его внука, отца Ники. Дворец был просторный, с залами и высокими потолками; он был полон воздуха и солнца, когда оно, увы, не столь часто заглядывало в Петербург. Ники выбрал Аничков своей резиденцией, потому что это было очень удобно – прямо в центре столицы.

В закрытом экипаже Наследника Евгений Волков привез туда Мати.

– Вот так я живу, – робко сказал Ники. – Тебе нравится мой кабинет?

– Конечно, Ваше Императорское Высочество.

– Пожалуйста, зови меня Ники.

– Конечно, Ники. Кабинет мне очень нравится.

– Мама предложила пригласить тебя на чай.

Мати улыбнулась. Теперь она знала, чья эта была идея.

– Но это глупо, – продолжал Наследник. – Я заказал великолепное шампанское. Хочешь бокал шампанского?

– Это было бы очень мило.

– Как тебе нравится дворцовый театр?

– Очень красивый.

– Ты можешь иногда здесь репетировать.

– Это было бы очень мило.

– Покажи мне, как ты танцуешь.

– С удовольствием.

Мати сделала несколько пируэтов.

– Это так прекрасно. Мати, ты такая прекрасная. Давай посмотрим другие комнаты.

– Вот, здесь моя спальня.

– Кровать очень широкая, Ваше Императорское Величество, простите, Ники.

– Попробуй, она очень удобная.

– На самом деле. – Мати села на кровать и немного попрыгала.

– Ты хочешь еще шампанского?

– С удовольствием.

– У тебя есть друг?

– Нет, сейчас нет. Был один, но сейчас все кончено. А у тебя?

– Ты моя первая девушка. Можно мне тебя поцеловать?

– Да, конечно.

– Еще бокал?

– С удовольствием.

– Я люблю тебя, Мати, правда, люблю.

Домой Мати отвез Евгений Волков. Было почти четыре утра. У нее были свои ключи. Как можно тише она открыла дверь, но отец не спал и слышал, когда она вернулась.

Весь оставшийся сезон Наследник присутствовал на каждом спектакле, где танцевала Мати, обычно в главной роли. Он часто приходил также на репетиции, сидел один, скрывшись, в дальнем углу Императорской ложи, но все знали, что он в театре, так как перед дверью в ложу стояли два усатых казака из его личной охраны, в красных черкесках и черных папахах.

Оба учителя Мати тоже полностью сознавали присутствие Его Императорского Высочества. Швед Христиан Йоханнсен и несравненный итальянец Энрико Чекетти вели мастер-классы. Йоханнсен, голубоглазый ангел, хотя ему было почти шестьдесят, и он был слеп на один глаз, которого совсем недавно Мати обожала, раньше едва мог скрыть ужасную ревность при одном только появлении молодого итальянца. Теперь же оба чувствовали себя очень неловко от присутствия Наследника, но ничего не могли с этим поделать. Дружба Мати с царевичем не прошла незамеченной и для Дирекции театра. Кшесинская стала получать одно за другим предложения танцевать ведущие партии.

Однажды карета Наследника сразу после спектакля примчала Мати в «Яр», модный дорогой ресторан, известный своим цыганским хором. Здесь высшее общество столицы в непринужденной обстановке на время забывало строгий церемониал двора. В отдельном кабинете Мати увидела Наследника и десять офицеров. Ее появление встретили громким ревом восторга. Разговоры вились вокруг лошадей, балерин и парижских примадонн. Женщин не было. «Он привел меня сюда, как дорогую куртизанку», – подумала она, но оттолкнула от себя эту мысль.