Текст книги "Тридцать девять и девять (СИ)"

Автор книги: Джим Вестван

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Он стал быстро собираться на почту. Вот это сюрприз он придумал для дорогого папочки! Если Лагунов будет летчиком, то Давыдов – моряком. Он трясся от беззвучного смеха: «Моряком! Какой бред…»

На следующий день отец не замедлил поинтересоваться:

– Ну что, «завтра» наступило? Давай документы, я сам их отнесу, в конце концов!

– У меня уже нет документов. Я их отослал, – равнодушно сказал Даня, не отрываясь от страницы какой-то книжицы.

– Отослал? Куда?!

– В Севастополь, в Нахимовское. В высшее военно-морское.

– А-а… Что? – растерялся Валерка. – Надеюсь, это шутка?

– Хочешь проверить? Вот квитанция, – Данил положил на край стола мятую бумажку.

– Слушай, – судорожно глотнул Валерка, изучая документ, – ты хоть понимаешь, что ты сделал, бестолочь? Мы же не успеем уже их вернуть.

– А зачем? – пожал плечами Данил, которому все это начинало нравиться: сюрприз вышел на славу. – Я отослал их потому, что буду туда поступать.

– Ага! Замечательно! Ты хочешь сказать, что напялишь на себя военную форму и не снимешь ее до конца дней своих?! Ты будешь жить в казарме и мыть засранные унитазы?! Отлично, давай! Давай! Я посмотрю, на сколько тебя хватит! Я посмотрю на тебя!.. – отец схватился за сердце и убежал в спальню. Людмила вошла в квартиру и услышала вопли своего мужа. Когда он уже лег на кровать, держа во рту таблетку валидола, она спросила:

– Что такое, Валерочка?

– А ты пойди поинтересуйся! Наш дорогой сыночек очередной подарок преподнес!

Люда вошла к Данилу.

– Даня, что случилось?

– Ничего. Папа хотел, чтобы я подал документы, и я их подал. А он вот все равно недоволен почему-то.

– Куда же ты их подал?

– Ну привет, мама! В мореходку, конечно!

Людмила ничего не ответила. Она уже ничему не удивлялась, а теперь была даже рада, что это божье творенье скоро и надолго отчалит от родного дома. Она пошла успокаивать Валерку.

***

Данил легко сдал вступительные экзамены, однако очень скоро понял, насколько был далек от правильного представления о том, куда так необдуманно вляпался. Но пожаловаться он мог только на свои бараньи мозги.

Первым ударом была стрижка практически «под ноль», как только все поступившие съехались в казарму. Потом им выдали форму с брюками совершенно фантастического покроя. А когда начались занятия, до Давыдова окончательно дошло, что попал он не по адресу.

Их жизнь текла по строгому расписанию, их постоянно наказывали за совершенно, на его взгляд, незначительные нарушения, а Данила, кажется, больше всех.

Он привык быть центром внимания в школе, где ему прощались ехидные фразы и смех в ответ на случайную ошибку учителя. Здесь же такие штучки не проходили. Они карались вахтами вне очереди, и Данил после занятий занимался самым разнообразным общественно-полезным трудом: он красил двери и подметал плац, разгружал машины и драил полы. Каждый раз после таких вахт и ночных бдений за учебниками, падая в изнеможении в кровать, он клялся себе, что это его последний день в отвратительной тюряге. Он несколько раз уже порывался складывать вещи, но все время вспоминал последнюю папочкину фразу: «Я посмотрю, на сколько тебя хватит!» Нет, если он приедет домой – он проиграет и будет вынужден это признать. И Данил собирался с силами.

Он выбрал радиотехнику, и теоретические занятия не заставляли его особенно напрягаться: это было действительно ему интересно, но он едва выдерживал бесконечные комсомольские собрания, политзанятия и просто профилактические вливания. Одной из самых изощренных пыток для Давыдова была, конечно, строевая подготовка. Как же ненавидел он этих вечно орущих жлобов, загибающих трехэтажные матюги в адрес сбившегося с толку курсанта! Да и физподготовка была для него далеко не легкой прогулкой. Он профессионально плавал, у него неплохо получался рукопашный бой, однако кроссы, подтягивания, стрельба и полосы препятствий – точно не его дисциплины! Особенно стрельба! Данил не мог пожаловаться на плохое зрение, но стрелял он действительно неважно. И это ощутимо било по его самолюбию. Он не привык плестись в хвосте и по сто раз пересдавать зачеты.

Но больше всего Давыдова раздражали его однокурсники. Большинство из них с детства бредили морскими приключениями. Их, казалось, ничуть не угнетала эта жизнь в закрытом вольере, и они сочувственно смотрели на измочаленного суровыми взысканиями Давыдова.

Данил поражался, с каким спокойствием они принимали пытки. Было, конечно, среди них несколько человек, попавших сюда подобно Данилу, но они уже бросили училище. А Данил упирался. Он старался изо всех сил, он докажет, докажет, что может обойтись без папочкиной поддержки!

И только к зиме ему стало немного легче. Данил стал понемногу успокаиваться, привыкая к своей однообразной жизни. У него появилось даже несколько хороших приятелей, оказавшихся весьма остроумными ребятами. Иногда они выбирались в увольнение, бродили по городу или сидели в кинотеатре с подцепленными на улице девчонками.

Кроме того, им устраивали вечера с танцами в училище, каком-нибудь кафе или в учебном заведении, где учатся одни девушки. Однако к таким мероприятиям Данил был совершенно равнодушен: максимум, что можно было с этого иметь – поцелуйчики в темном углу с какой-нибудь кривляющейся смазливой студенткой. Он ходил туда за компанию, дабы раскатать втихаря бутылочку-другую и повыпендриваться перед публикой, дергаясь в кружке хлопающих ему, пританцовывающих зрителей. Уж что касается дискотек – здесь ему не было равных ни по части опыта, ни по части мастерства.

Другое дело – закадрить барышню, живущую не в общаге, а в квартире, и понимающую, что человек идет к ней в гости не для того, чтобы познакомиться с родителями. Такой клад можно было найти редко. У Данила был верный, наметанный глаз, и он охотно делился опытом со своими робкими дружками, все больше приобретая репутацию непревзойденного покорителя женских сердец и видавшего виды веселого повесы.

В очередном отпуске он встретился с Лагуновым и узнал, что тот был с самого начала как рыба в воде в своем Харькове. Леха не испытывал и сотой доли мучений, которые пришлось пережить его избалованному товарищу. Он весело, в привычной манере рассказывал о своих новых знакомых, о тупых преподавателях, которые ставят ему плохие оценки, и о том, как Натаха Збруева приезжала в Харьков на гастроли.

Лешка не знал об этом заранее – она неожиданно появилась перед воротами училища и, конечно, по рассказу Лагунова, повергла всех будущих летунов в состояние полного паралича своей неотразимой внешностью. Лагуна поведал, как в течение недели каждый божий день, а точнее, поздний вечер, изображая подлого диверсанта, перелезал через забор и шел в гостиницу, где Наташа, встречая его в холле, на глазах у всех вела в свой одноместный номер. Как Лешка, уступив всеобщей просьбе, повел своих друзей-курсантов на спектакль и чуть не сдох со скуки, пока его Терпсихора задирала на сцене свои хорошенькие резиновые ножки. Лагуна поклялся себе, что пошел на балет в первый и последний раз в жизни.

В общем, Леха был в полном порядке и явно вернулся к своему привычному беззаботному образу. Он обещал писать Давыдову подбадривающие письма, потому что был недоволен бледноватым видом своего закадычного друга.

***

Данилу становилось все интереснее учиться. Вводные курсы позади – и будущих покорителей морей начали всерьез обучать специальности. Теперь страдали многие курсанты, чья школьная база по части точных наук оставляла желать лучшего. Многие – но только не Давыдов. Электроника, которой была просто напичкана вся учеба, очень легко Данилу давалась. Он все больше поражался тому, насколько продуманна и совершенна военная техника, насколько она ушла вперед от гражданской, даже самой современной. Иногда ему казалось, что в этом есть несправедливость, что такая научная мощь должна использоваться и по-другому. Но благодаря многочисленным политзанятиям и разъяснениям обстановки в мире он убеждался, что все делается правильно.

А между вторым и третьим курсами были настоящие каникулы: два месяца полноценного отдыха. И внезапно, побыв в Киеве дней шесть, Данил почувствовал, что начинает скучать. Лагунов должен появиться через несколько дней, все его бывшие приятели в разъездах, а при виде своих по-летнему полуобнаженных барышень Давыдова охватывала смертная тоска: они надоели ему все, вместе взятые, и при мысли об очередном голом женском теле его уже начинало слегка подташнивать. Чем заниматься эти два месяца? Все ведь одно и то же!

Данил попытался читать книги, но это было уже невозможно. Он никогда особо не увлекался этим занятием. Все, чем ограничивался круг его читательских интересов – это немножко фантастики, большое количество красочных зарубежных журналов с откровенными картинками и несколько сборников комиксов, карикатур и анекдотов.

Валерка видел, что Даня явно не знает, куда себя деть, и решил сделать очередную попытку подкупа хотя бы для того, чтобы немного его развлечь.

– Маешься, вижу, без своих швабр и тряпок, – сказал отец, войдя в комнату Данила. Тот сидел за письменным столом, положив голову на сложенные руки.

– Да, уж и не знаю, как там без меня справляются, – вяло огрызнулся Данил.

– Слушай, хочешь приз «за волю к победе»?

– Конечно, пап! Дачу на Канарских островах. Это можно решить?

Валерка ожидал как раз чего-то в этом роде.

– Решить, конечно, можно, – продолжал он развлекать свое приунывшее чадо. – А тебя не тошнит еще от твоего моря синего?

– Нет, меня не укачивает.

Данил без всякого интереса поддерживал этот разговор. Отец ведь уже смирился с его выбором профессии, хотя, конечно, был от него далеко не в восторге. Но ошибку свою насчет того, что Данил в военном училище долго не продержится, этот прорицатель явно признавал и уже давно не говорил, что еще не поздно забрать документы и все изменить.

– А на Северный Кавказ хочешь поехать? – неожиданно спросил отец. – На курорт в Геленджик? На свою любимую черную лужу, только немножко с другого боку. Мне тут отличный вариант предлагают.

Данил поднял голову:

– Хочу. Серьезно! Только возьми вариант на двоих.

– На двоих? Интересно… – подозрительно сощурился отец.

– Ну да. Мы поедем с Лагуной.

– А, с этим! – расслабился Валерка. – Ладно, на двоих, так на двоих.

У Данила все-таки потрясающий предок! Ну кому еще может папаша такое предложить и сразу же согласиться удвоить порцию? Скорее всего, ему просто не терпится от Данила избавиться!

И уже на следующий день отец протянул ему большой конверт:

– До конца сезона. Езжайте хоть завтра, надоест – возвращайтесь, а хотите – сидите там до сентября.

Данил поднял на него широко открытые благодарные глаза.

– Папа, ты лучший!

– А я знаю, – спокойно ответил отец, выходя из комнаты, и Данилу вдруг так захотелось, чтобы папа сказал что-нибудь еще… Что-нибудь не такое сухое, не такое формальное, чтобы снова пошутил, и, может быть, они бы немного поговорили… Но не самому же было лезть с разговорами!

***

Прибывший Лагунов, конечно, на ура воспринял новость об их немедленном отъезде. Но все-таки он казался Данилу слегка обеспокоенным. Понятно: он разминется с Наташкой, приезжающей с гастролей немного позже.

– Лагуна, нет проблем! – успокоил его Давыдов. – Пускай она приедет к нам. За меня не волнуйся, я найду, где переночевать!

Данил никогда раньше не был на Северном Кавказе, на этом горном лесистом побережье теплого моря. Их гостиница находилась не в самом городе, а немного в стороне – там, где море было совершенно прозрачное, спокойное, с каменистым дном и уютным пляжем. Им повезло и с погодой, и с гостиницей, и с девчонками, которых они подцепили, даже не доехав до места.

Они познакомились в автобусе, петлявшем по горной извилистой трассе. Ира, Анжела и Света – молодые поварихи, которые направлялись в соседний санаторий на практику. Это были веселые, разговорчивые и симпатичные девочки. Они строили глазки, выставляли коленки и курили, выйдя на остановке. По всему было видно, что цель их поездки не ограничивается закреплением навыков кулинарного искусства. Лешка явно был в ударе: он трепал языком и, кажется, положил глаз на маленькую курносую Светку.

Данил, немного поколебавшись, решил выбрать Анжелу: довольно высокую и стройную, хорошо подстриженную и со вкусом одетую – что называется, «фирменную дамочку». Она в меру кривлялась, манерно держа сигарету пальцами с ухоженными ногтями. Ирина тоже была хороша, но одного взгляда на ее ярко-красный маникюр Данилу хватило, чтобы у него пропало всякое желание поближе с ней познакомиться.

Лагуна был на подъеме: он явно решил немного размяться перед приездом своей темпераментной звезды балета. А в том, что Наташка не замедлит появиться, не сомневались ни Давыдов, ни Лагунов. Она с удовольствием пропустит несколько дней своих танцулек, прикинувшись, скорее всего, больной, измученной славой примой, нуждающейся в срочном санаторном лечении.

Но вечером, прошвырнувшись с девочками по пляжу, оба поняли, что одной двухместной комнаты в гостинице им будет явно мало. Блестящую идею подала Анжела.

– У тебя же есть бабки, – томно поднимая ресницы, сказала она Давыдову. – Сними одну из будок в кемпинге возле нашего санатория и отправь туда своего сопровождающего.

Конечно, у Данила, как всегда, куча денег, заботливо переданная в конверте вместе с путевками его предусмотрительным Валерием Борисовичем. И это была отличная мысль – молодец, дамочка!

На следующий день они выбрали один из свободных дощатых домиков, стоявших недалеко от берега, и проблема решилась: этим вечером Данил привел Анжелу в свой номер.

Она была достаточно опытна и знала чувство меры. Ничего лишнего – все четко, правильно и на уровне. После окончания основной части они покурили и немного потрепались о прелестях вольной и богатой жизни. Данила всегда раздражала тема заграничных удовольствий и мучений на родной земле, но он вполне мог поддерживать такой разговор, чтобы не разочаровывать помешанного на загранице собеседника.

Его новая знакомая пришла к нему на следующий день сама, не считая нужным придумывать какой-нибудь предлог. Когда она наконец удалилась, Данил почувствовал, что этого уже достаточно – она надоела ему точно так же, как его киевские приятельницы. Он понял, что снова впадает в состояние смертной скуки, когда у него нет никаких желаний: он не хочет спать, не хочет жариться на пляже и купаться в море, не хочет идти в город и угощать кого-нибудь в кафе.

Он волевым усилием заставил себя отправиться с Анжелой на местный небольшой базар. Она видела, что с ним что-то происходит, и старалась его отвлечь. Когда он сидел на бетонном блоке, прихлебывая воду из своей желтой фляжки, она бегала между торговыми рядами и, оборачиваясь, кричала ему: «Дэни, хочешь вишен?» Данил только вздыхал в ответ. «Дэни»… Такого он еще не слышал!

Прошел еще день, и Анжела, слава богу, оставила его в покое, решив, наверное, что он переутомился. Лешка уехал в город встречать свою долгожданную грацию. Теперь пришла очередь Данила пожить в дощатом коттеджике – Леха хотел побыть с Наташей в гостинице, а Давыдову все равно. Вечером счастливая парочка явилась, они посидели, отметили Наташкин приезд, окончание сезона гастролей, и Данил вежливо убрался.

Лежа на кровати в своей деревянной будке, он пытался понять, что же с ним творится. И тоскливо как-то, и почему-то немного тревожно. Будто бы что-то может случиться… Ему просто надо развлечься, найти какое-нибудь приключение, иначе он, наверное, уедет в Севастополь и присоединится к первокурсникам, ремонтирующим казармы…

Глава 3

Глава 3

Решив изучить окрестности, Данил пошел вдоль скалистого крутого берега, перепрыгивая с камня на камень и с интересом разглядывая водоросли и ракушки, которые отчетливо просматривались в прозрачной воде. По пути он встретил нескольких рыбаков, уныло сидящих на горячих камнях. Они лениво пожимали плечами в ответ на его вопросы об улове: им явно нечем было похвастаться.

Солнце все больше раскаляло воздух, и Данил, сняв резиновые шлепанцы и закатав спортивные брюки, побрел по мелководью. Он развлекался тем, что старался удержаться на скользком камне после очередного прыжка, и хорошо, что это ему удавалось, иначе пришлось бы сушить одежду прямо на себе – он не хотел останавливаться. Немного повыше вдоль скалистого берега начали встречаться небольшие домики местных жителей. Под крышами этих избушек вдоль стен неизменно висели связки вяленых бычков.

Дойдя до подножия отвесной скалы, за которой начинался небольшой лиман, Данил услышал громкий голос какого-то парня. Он остановился и заглянул за край крутого склона. Молодой загорелый мужчина с фигурой борца в среднем весе сидел на катамаране в одних плавках и, держа ноги на педалях, смотрел куда-то вверх. Судя по всему, он прибыл сюда с городского пляжа. Данил прислушался.

– Девушка, ну почему вы такая невоспитанная? Нормально поговорить нельзя? Все хамите и хамите! А я не отстану, пока мы с вами не покатаемся!

Но ему никто не отвечал. Видимо, невоспитанная дама сидела где-то за этой скалой.

Поднявшись на высокий берег, Данил выглянул из-за большого камня и тут же спрятался опять: он едва не наткнулся на сидящую к нему спиной девушку с длинными черными волосами. Больше он ничего не успел рассмотреть.

– Ну давайте поедем на пляж! – не оставлял своих попыток настойчивый кавалер. – Все равно же сидите без дела! Давайте покатаемся хотя бы!

Данил осторожно выглянул снова. Теперь скала скрывала катамаран, и парень внизу не мог его видеть. Девушка была довольно хрупкой и, наверное, среднего роста. Но это все, что можно было определить по ее виду сзади. Разбросанные по спине совершенно черные волосы, доходившие до середины лопаток, угадывающихся под свободной блузкой, скрывали все детали. Ее плечи слегка шевелились – видимо, у нее чем-то были заняты руки.

Вдруг Данил услышал ее тихий раздраженный голос:

– Как ты мне надоел, велосипедист придурочный…

Данил поднял брови от неожиданности. Да, воспитанностью она действительно не блещет.

– Ну так что? – не унимался молодой человек. – Что вы скажете?

– То же самое! – громко крикнула она. – Проваливай!

Данил улыбнулся: девочка явно не из робких, она уже начинала ему нравиться. До шпионящего Давыдова снова донеслось ее тихое шипенье:

– Чтоб ты перевернулся пять раз на корыте своем!..

Данил едва сдержал смех. Она, наверное, только что спустилась с гор и была недовольна всем этим миром.

– Ладно, я уезжаю! Подумайте, я завтра приеду снова! – катамаран развернулся и стал удаляться в сторону городского пляжа.

– Доживи еще до завтра, банный листочек! – тихонько послала она ему вслед.

Немного подождав, Данил вышел из-за камня, приблизился к девушке и сел рядом.

– Привет!

Она была в солнцезащитных очках, скрывающих значительную часть лица. Из-под них торчал кончик тонкого носа, а ее рот был очень плотно закрыт. Казалось, она специально сжимает свои довольно яркие и немного выпяченные губы.

– Здорово! – мотнула она головой в его сторону. – Откуда вы только беретесь!

– Кто – «мы»? Я один.

Она держала в руках какой-то странный сухофрукт, состоящий из нескольких сложенных долек, и разгибала их наподобие лепестков.

– Слушай, кажется, я тебя уже видела где-то. Чего тебе надо?

У нее была необычная манера разговаривать. Она делала паузы между словами, состоящими из каких-то переливчатых катящихся звуков, а ее низкий голос сразу очень понравился Данилу, и он с удовольствием послушает его еще.

– Мне? Мне ничего не надо! – сказал ей Давыдов.

– Ну и иди себе, куда шел!

– А я никуда не шел! – Данил слегка повысил тон: он уже начинал выходить из себя от такого хамского обращения. Но она ответила еще громче:

– Вот и продолжай свой путь!

«Ладно, – подумал Давыдов. – Будем вести себя по-другому».

– Ты знаешь, – ленивым тоном сказал он, – а мне здесь нравится. Отличный вид на море. Если я тебе мешаю, ты можешь быть свободна.

Данил лег на спину, положив под голову скрещенные пальцы.

– Ты мне мешаешь, но мне тоже здесь нравится. На! – она вдруг протянула ему оторванную дольку своего неизвестного плода.

– Спасибо, – взял Давыдов свою порцию. – А что это?

– Съешь.

Данил засунул в рот угощение. Довольно приятный оригинальный вкус, только слишком сладкий.

– Ну как? Вкусно? – спросила она.

– Да. И что это?

– Инжир сушеный.

– Это и есть инжир? Я никогда раньше его не ел. Теперь мне хочется пить.

– А, я вспомнила, где я тебя видела! – радостно сказала эта пигалица. – Ты что, уже не носишь с собой желтую бутылку?

Она внезапно повернулась к нему лицом и, сев на колени, сняла очки.

Данил увидел ее глаза и забыл, о чем она спросила. Они меняли все! Как-то слишком широко расставленные, большие, продолговатые и тоже совершенно черные, они придавали ее лицу какое-то нагловато-наивное выражение. «Она совсем девчонка…» – подумал Давыдов и посмотрел куда-то в сторону.

– Я даже знаю, как тебя зовут! – улыбнулась она.

– И как же? – Данил снова взглянул на нее. Лицо как лицо, ничего особенного. Что его так поразило?

– Дэни. Ну, по крайней мере, так называла тебя твоя подружка, – и, снова пересев, она оказалась к нему боком.

У нее был очень необычный изящный профиль. Слегка покатая кривая гладкого лба плавно переходила в линию тонкого прямого носа. В сочетании с широко расставленными большими глазами этот точеный профиль напоминал Данилу королевскую морду чистокровной колли. Ее вид сбоку никак не вязался с грубой манерой поведения.

– Ясно, откуда ты знаешь про фляжку, – вздохнул Давыдов.

Девушка повернулась к нему и с интересом окинула нахальным взглядом:

– Ну да. Я на базаре тебя видела.

– Только вот… это не совсем то. Меня зовут по-другому. И вообще, нашла «подружку»! – криво улыбнулся Данил. Зачем он это говорит? Уж не собирается ли он начать кадрить эту малолетку?

– Ну и как же тебя звать?

– Данил.

– Дурацкое имя.

– Спасибо, я знаю, – ответил Давыдов, хотя совсем не обиделся.

– Но это еще ничего! – успокоила она его. – Вот у меня – вообще умора!

– А ну-ка.

– Элина! – театрально закатила она глаза. – Слышал что-нибудь подобное?

– Элина… – повторил он задумчиво. – Ты что, иностранка?

– Нет, конечно. Просто… не повезло, – опустила она глаза. – Эля можно тоже.

Она просто ненавидела свое явно иностранное имя. Наверное, этот слюнявый плевочек придумал ее залетный папочка или беспутная мамаша под впечатлением чего-то возвышенного, внезапно долетевшего до ее подворотни! Хотя имя ее родного братца тоже неизвестно откуда…

– Почему не повезло? – удивился Давыдов. – По-моему, просто здорово. Элина!

– Да ладно, – отмахнувшись, сказала она. – Пойдем, если хочешь, спасу тебя от жажды.

Она встала и направилась к домикам. Данил шел немного позади. Она ниже, чем ему показалось, очень стройная и подвижная, с резвой, какой-то подпрыгивающей походкой. Длинная широкая юбка слегка развевалась от движений ее быстрых ног, обутых в легкие сандалии из множества сложно переплетенных кожаных ремешков, петлей охватывающих тонкие смуглые щиколотки.

Густые черные волосы, хотя и были совсем прямыми, не свисали наподобие соломы, а казались какими-то объемистыми и пушистыми. Хаотически разбросанные пряди подлетали от малейшего дуновения ветра. Данилу захотелось их потрогать. Он осторожно поднял руку, но вдруг Элина, не оборачиваясь, быстрым движением тонкой руки убрала волосы со спины и перебросила их на плечо. «У нее что, глаза на затылке?» – подумал Данил, отдернув руку.

Они пришли в небольшой квадратный дворик перед двухэтажной деревянной развалюхой.

– Ты здесь живешь?

– Ага. На втором этаже. Сейчас попить принесу, подожди.

Она скрылась за скрипучей перекошенной дверью и через несколько минут уже вышла с открытой бутылкой лимонада в одной руке и стаканом в другой. Подойдя к Давыдову, Эля налила лимонад, протянула ему стакан и поднесла бутылку к своим губам, собираясь отхлебнуть из горлышка. Данил, успев перехватить ее уверенное движение, протянул ей стакан и взял бутылку. «Кажется, я точно начинаю за ней ухлестывать!» – подумал он, вливая в рот булькающую шипучую жидкость.

– Ты живешь с родителями? – спросил у нее Давыдов.

– Нет.

– Что, одна?

– С хозяйкой дома.

– Ты местная или отдохнуть приехала?

– Отдохнуть, – она сосредоточенно отхлебывала лимонад.

– Надолго?

– Не знаю.

Кажется, у нее снова стало портиться настроение.

– А откуда ты? – как можно беззаботнее сказал Давыдов, но веселый тон ему явно не помог.

– Все, напился? До свидания!

Данил немного обиделся, поскольку не сказал ей ничего такого, за что можно было бы его прогонять.

– Постой секундочку! – сказал он уже повернувшейся к дому Эле. – Хочешь, сходим куда-нибудь вечером?

– Куда это? – подозрительно спросила она.

– В город, например. В кино или там… в кафе.

– Лучше в кафе. Только завтра. Хорошо?

– Все, договорились. Я днем зайду, часа в три.

– Как хочешь. Ну, давай! – пошла она к дому.

Возвращаясь в гостиницу, Данил улыбался, думая об этой диковатой девчонке. Она совсем не умеет заигрывать, строить глазки и ведет себя так интересно, так естественно… Наверное, она еще совсем маленькая и ничему такому не научилась. Данил не знал, как правильно себя вести, и это было необычно. Кажется, он нашел себе развлечение. Ему все равно надо отдохнуть от всех этих потасканных мочалок, а Элина – то, что нужно: она не представляет собой объект для каких-либо притязаний, с ней просто интересно разговаривать. Например, так, как с Лагуновым.

***

А Эля и в самом деле совершенно не смущалась, общаясь с мужчинами. Ее с детства окружали друзья ее брата, а сам Золтан был для нее эталоном представителя мужского пола: спокойный, умный, добрый, в общем – нормальный человек. И она не испытывала никаких неудобств, беседуя с Данилом. Он такой же нормальный, как и все остальные. Он к ней не пристает, и она с удовольствием поболтает с ним еще завтра. Ей все равно здесь не с кем общаться…

Войдя в номер, Данил рассказал своей влюбленной парочке о новом приключении. Он весело смеялся, описывая разговор Эли с борцом-велосипедистом, но Лагунов и Збруева, похоже, не находили в этом ничего смешного, и вообще – они были явно не в восторге от его внезапного появления. Данил почувствовал это и оставил их в покое: в конце концов, послезавтра Наташа уезжает, и у них действительно очень мало времени.

Он вышел из гостиницы все в том же приподнятом настроении. И, кажется, в прямом смысле: ему же действительно этого хочется! Давыдов свернул с утоптанной дорожки и направился в сторону санаторской столовой. Он подошел с черного входа. И здесь удача – Анжела со своими неизменными подружками и с такой же неизменной сигареткой сидела на скамейке.

– Привет. Можно тебя на минутку, Анжел?

Она встала и последовала за быстро идущим к берегу Давыдовым.

– Что случилось-то? Куда ты несешься?

– Угадай.

– О боже! – догадалась она и прибавила шагу. – Ну, ты странный…

Когда Анжела слезла с колченогого деревянного столика, стоявшего в домике, она была в прекрасном расположении духа и воодушевленно рассказывала Данилу о своих приключениях на вчерашней вечеринке, застегивая при этом белый халат. Но Данил ее не слушал. Упав без сил на кровать, он думал, что у него, наверное, уже аллергия на подобного рода отношения. Он вернулся в свое прежнее состояние, и ему казалось, что весь заряд своего хорошего настроения он прямым путем передал Анжеле.

Ему явно не нужно было с ней сегодня связываться, и больше он не будет таким дураком! Скорей бы завтра… Интересно, эта мелкая нахалка всегда носит такую длинную юбку и эту дурацкую блузочку с рукавами? Как ей только не жарко! …Но, как оказалось, она носила это не всегда.

Подойдя на следующий день к невысокому забору перед квадратным двором, Данил увидел свою новую знакомую сидящей на скамеечке, болтающей ногами и грызущей здоровенное яблоко. Заметив Давыдова, она резво поднялась и, подпрыгивая, подошла к калитке:

– Хай! Ну что, пошли?

– Пошли. Приветик.

Сегодня она была одета в хлопчатобумажные свободные брюки и желтую футболку, наверное, на пять размеров большую, чем ее собственный. Данил и сам любил свободные вещи, хотя впервые видел, чтобы так одевались девчонки. Этот мешок ей очень подходил. Свисающие с узких плеч рукава спускались почти до локтя, оставляя открытыми смуглые тоненькие предплечья, покрытые едва заметными нежными волосками. К тому же спокойный желтый цвет футболки отлично смотрелся в сочетании с ее черными волосами, сегодня заплетенными в короткую косичку.

– Слушай, а тебе не жарко? – спросил Давыдов.

– Нет, конечно. Я люблю, когда тепло. А тебе? – она повернулась к нему, и прядь непослушных волос легла ей на глаза. – А, чертовы патлы!

Внезапно разъярившись, она сдернула со своей косички ярко-зеленую резинку:

– Что ты смеешься?! Конечно, тебе хорошо! Я вот тоже постригусь, пропади все пропадом!

Как же завидовала она мальчишкам и как же всегда жалела, что родилась девочкой. Если б она была парнем! Она бы знала тогда, каким нужно быть – как Золтан! А какой должна быть девочка? Перед ней был пример жены ее брата, Ингриды, но разве может Эля с ней себя сравнивать? Спасибо и на том, что Ингрида ее хоть чему-то учит. И Эля очень старается всему научиться! Она делает все, лишь бы только ничем не раздражать Ингриду. Лишь бы только Ингрида оставила ее у себя еще на один год, лишь бы она не отправила Элину туда, где та провела свое детство – в чужую, надменную, ненавистную семью…

– Представляю себе! – смеялся Данил. – Тебе, наверное, очень пойдет стрижка!

– Да? Все, я иду в парикмахерскую.

– Даже не вздумай! Так лучше всего. О, вот так! Да, да, – кивал Давыдов, глядя, как она нервно расплетает косичку, разбрасывая по плечам густые заросли.

– А, плевать!.. – махнула она рукой и положила резинку в карман. Они как раз проходили мимо того самого небольшого базарчика.

– Хочешь чего-нибудь? – спросил Давыдов, доставая свой кожаный бумажник.

– У меня тоже есть деньги.

– Да я же не сомневаюсь! Я просто хочу тебя угостить. Что тебе купить?

– Купи абрикосы. Только я тебя потом угощать не буду! – обиженно сказала Эля, и Данил снова рассмеялся: да она же совершенно непредсказуема!

– Выбирай, – кивнул он в сторону прилавков. Эля прямиком направилась к кучке самых больших, спелых, ярко-оранжевых абрикосов. Малышке явно не грозила смерть от чрезмерной скромности.

Она взяла у него из рук весь бумажный пакет и достала абрикос.

– Подожди, надо где-то помыть, – сказал ей Данил.

– Ай, не надо. Когда они мокрые, то не такие сладкие, – она уже откусила половину крупного фрукта. – Угощайся!