Текст книги "Тридцать девять и девять (СИ)"
Автор книги: Джим Вестван
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
– Хватит дергаться!
А она уже и не дергалась. Музыка закончилась, и Эля стояла, радостно улыбаясь и глядя по сторонам. Слева подошли трое каких-то идиотов. Наверное, они подумали, что Данил к ней цепляется. Замечательно! Ему как раз это сейчас и нужно. Сейчас их свирепые глазки украсят собой эти убогие стены! Но Элина, видимо, тоже явственно представила себе эту картину, только, может быть, в несколько другом исполнении.
– Нам лучше уйти! – она сама взяла его за руку и решительно вывела на улицу.
Уже темнело и было довольно прохладно. Очутившись на улице и сделав несколько глубоких судорожных вдохов, Данил пришел в себя и быстро вернул на место свои взбесившиеся мозги. Так, теперь он знает, что ему нужно, и может начинать действовать в соответствии с намеченной стратегической целью.
Шумно выдохнув, Эля развалилась на скамейке, сразу начав болтать неутомимыми ногами.
– Где ты так танцевать научилась?
– По телевизору видела. А ты? – повернула она к нему свое довольное лицо с наивными глазами.
– А, так… – Данил вяло махнул рукой, – в процессе бытия.
– Я что-то хотела спросить у тебя… Но забыла!
Давыдов пересел к ней вплотную.
– Тогда можно я спрошу? – улыбнулся он, мягко взяв Элю за плечо и немного разворачивая ее к себе. – Тебя целовали когда-нибудь?
Элина кивнула. Давыдов подумал, что, скорее всего, она врет, и решил не спешить. Он хорошо знал, какое впечатление производят на впервые целующихся девочек откровенные засосы, и не хотел рисковать. Но он и не предполагал, насколько трудно ему будет сдержаться. Едва касаясь губами ее лица, он чуть не сломал ногти, впиваясь в деревянную спинку скамейки.
Эля знала, что должна его отпихнуть и дать по морде, но, кажется, забыла это сделать, рассматривая вблизи эту самую «морду» с прямыми бровями и длиннющими острыми ресницами.
Однако то, что начал делать Данил, оказалось совсем не похожим на поцелуй той слюнявой свиньи у Ингриды во дворе. Его губы были нежные и совершенно сухие. Вытянув их трубочкой, Данил слегка коснулся угла ее рта: одного, потом другого, потом немного захватил ее нижнюю губу, чуть-чуть втянул в себя и отпустил совсем. Это было похоже, скорее, на то, как целовал Элю брат, но разве чувствовала она такое, когда к ней прикасался Золтан? От Данила пахло сигаретами, и, кажется, от этого у Эли что-то медленно опускалось внутри. У нее сводило бедра и руки, а рот растягивался в идиотской улыбке до ушей.
– Почему ты смеешься? – спросил Данил, приподняв брови.
– Как дура, да?
Они засмеялись вместе, немного отодвигаясь друг от друга. Эля услышала медленную музыку и предложила:
– Хочешь, пойдем еще потанцуем?
– Хочу, конечно!
Раньше Эля часто танцевала с друзьями Золтана и не испытывала никакого смущения или неловкости. Но сейчас, стоя к Данилу лицом, она медленно и несмело поднимала руки перед тем, как положить их ему на плечи.
Данил уже жалел о том, что начал с ней танцевать: стоило ему коснуться ее талии, как его, словно неискушенного подростка, стал бить заметный озноб. Она стояла, слегка склонив голову, и Данил опустил лицо к ее пушистым волосам. От Эли не пахло духами, лаком и какой-то вообще парфюмерией. То, что едва улавливали его ноздри, было тонким, мягким, естественным ароматом. «Наверное, так пахнут маленькие детки», – подумал он и коснулся губами ее нежного уха.
От этого прикосновения по спине Эли пробежала нервная дрожь. Она слегка склонила голову, не отдавая себе отчета в том, что так только подставляет ему шею.
Данил знал, что должен остановиться, поскольку его возбуждение нарастало с такой скоростью, что уже начинало перевешивать все его расчеты и продуманные действия. Еще немного, и он вполне может представить глазам благодарной публики совершенно потрясающую, редкую и надолго запоминающуюся сцену.
А Эля была просто в восторге от происходящего, она никогда не ощущала ничего подобного. Странный был этот танец – она вдруг осознала, что они стоят как вкопанные посреди танцплощадки. И все было бы здорово, но у нее устали ноги. Она решила немного переступить, и в этот момент кто-то случайно толкнул ее сзади. Невольно подавшись вперед, она на мгновение прижалась к Данилу всем телом, и ее просто парализовало от неожиданности. Она была потрясена этой каменной твердостью.
Через секунду Данил вдруг схватил ее за плечи и грубо от себя отпихнул:
– Все, хватит! Хорошо? Достаточно для первого раза! – раздраженно говорил он, отходя от нее и держа руки перед собой так, будто боялся, что она сейчас на него набросится.
Эля опустила голову. Хорошо, что здесь темно! Она заливалась краской от стыда. Она вытворила что-то не то, что-то очень позорное. Наверное, она сделала ему больно. И стоит теперь, как полная кретинка! Она быстро повернулась и побежала на улицу. Ну откуда она об этом знает? Где можно было всему этому научиться? Может, это должно как-то передаваться по наследству?.. Кажется, Эля права, если считает себя немного ущербным подкидышем…
– Стой, куда ты летишь? – догнал ее Данил и пошел перед ней спиной вперед. – Ну, прости меня, Эля! Мне не нужно было этого делать, прости. Ну, стой же, в конце концов! – он поднял руки, уперся ей в плечи и остановился. – Больше такого не будет. Просто, понимаешь, все так быстро происходит…
Нет, она не понимала! Что это «все», которое так быстро происходит? И почему он просит прощения, если сам ее оттолкнул?
– Мне пора домой, – она начала его обходить, но Данил развернулся к ней.
– Хорошо, я тебя провожу.
Он молча шел, засунув руки в карманы, и ей тоже нечего было сказать.
– Я зайду завтра с утра, ладно? Скажем, в одиннадцать, – дружелюбно предложил Данил, уже стоя возле ее двери.
– Ну, давай, – пожала она плечами. – Но если ты не хочешь, можешь и не заходить. Пока!
Эля скрылась за скрипучей дверью, и Давыдов, засмеявшись, пошел в гостиницу. Да уж, он не хочет! Кажется, все будет довольно сложно и может весьма затянуться. Но ничего страшного – у Данила еще есть время и есть терпение. Она должна сама этого захотеть, и она захочет – не будь он Данилом Давыдовым, самым великим покорителем женских сердец на всем черноморском побережье!
Глава 4
Глава 4
Было очень жарко. Эля сидела на скамейке в тени большого шелковичного дерева, с которого осыпались ягоды, похожие на толстых фиолетовых гусениц. Она подняла одну и сдула с нее пыль.
Одиннадцать часов давно уже минули. Конечно, он уже не придет. Тем более она сама сказала ему не приходить, если он не хочет. Разумеется, он не хочет! Ему не понравилось с ней целоваться: она вела себя, как дурочка, а потом еще и сделала какую-то гадость, и он наверняка понял, что она абсолютная тупица. А она тупица и есть! Эх, если бы Золтан был сейчас с ней… Она бы решилась, ведь только у него она могла бы о таком спросить.
Впрочем, она наперед знает, что Золтан бы потребовал немедленно эти свидания прекратить. Но тогда она бы сказала, что такая же дура, как и все остальные. Что Данил нравится ей точно так же, как и всем этим расфуфыренным красоткам. И что она жутко ревнует его к этой стриженой Анжеле! Наверное, она бы не убедила Золтана. Но тогда бы она призналась, что сестрица у Золтана – ужасная развратница. Она готова целоваться с Данилом целыми сутками, а когда он обнимал ее во время тех танцев, ей показалось, что она умирает от счастья. И что же из этого получилось?.. Впрочем, какая разница, она ведь наверняка его больше не увидит. Вот и отлично! Лучше она позанимается со словарями, чем даром тратить время на эти дурацкие прогулки!
Она встала и уже пошла к дому, когда вдруг большая мягкая ладонь внезапно закрыла ей почти все лицо, и Данил молча усадил ее на скамейку.
У Эли резко подскочило настроение, и она просто заулыбалась во весь рот, так и не придумав, что сказать.
Давыдов обошел скамью и присел перед ней. Его светлые, выгоревшие на висках волосы были влажными и беспорядочно торчали во все стороны.
– Я опоздал, но я не виноват! – он развернул край белой трикотажной рубашки и протянул Эле большого зеленого краба.
– Где ты его взял?! – Эля впервые видела краба такого размера.
– Поймал, – гордо ответил Давыдов.
– Ты что, нырял за ним? А как ты его увидел? Он тебя не укусил? – посыпались быстрые живые вопросики.
– Укусил, – вздохнул Данил.
– Больно? – сочувствующе спросила Эля.
– Кошмар!
Она поняла, что не больно, и сунула палец в растопыренную клешню.
– Ай, сволочь! – Эля вскочила, тряся раскрытой кистью. Ей показалось, что эта тварь отдавила ей ноготь.
– С ума сошла?! Вот будешь знать теперь!
– А ты бы лучше подсунул эту гадость своей стриженой Анжелочке!
Данил засмеялся, отворачиваясь. Она его ревнует – отлично, процесс идет как надо!
– Ладно, – примирительно сказал он, – пойдем выбросим гадость в море и сходим в кафе.
По дороге в город он без умолку трепал языком, рассказывая истории из жизни курсантов в военном училище. Данил снова был в форме: он ясно видел цель, хотя и весьма отдаленную. Он талантливый художник по части живописного развешивания лапши по ушам доверчивых слушателей, и Элина надрывала живот, рассыпая бисер своего мелкого смеха. Когда они сидели в летнем кафе, Эля, активно уплетая вторую порцию клубничного мороженого, спросила:
– А что вы учите в училище своем? Как солдатами командовать, да?
– Нет, ну почему? Не только. Теорию в основном.
– Какую еще теорию? – она казалась очень удивленной.
– Ну, математику, чертежи, электронику.
– Электронику?.. – улыбка сползла с лица Элины.
– Да. Программы всякие там, компьютеры.
При слове «компьютеры» Эля почувствовала легкую тошноту. Он что, специально называет всю эту дребедень? Для полного счастья только физики не хватает!
– Да, еще физика. Как же я забыл? Кстати, это не так уж смешно, как кажется! – сказал он прыснувшей вдруг Эле.
– Конечно, – вздохнула она, – прими мои соболезнования.
Эля отставила пустую посуду.
– Are you ready?
– Йес, – ответил Данил. – А ну-ка, ляпни еще что-нибудь!
Его удивило ее слитное мягкое английское произношение. Он даже не сразу понял эту простейшую фразу. И Эля, радостно расставив свои черные глаза и глядя на него в упор, произнесла длинную мяукающую трель, состоящую, кажется, из двух предложений. Данил смог перевести только два слова. В начале фразы – «я», а в конце «никогда». Больше он не понял ничего и скорчил кислую мину.
– Ну ладно. Не хочешь – не надо, – Эля казалась расстроенной.
– Да я, в общем-то, не против… – попытался Давыдов спасти положение, но передумал притворяться и признался: – Просто с английским у меня не так хорошо, как с физикой, например.
Эля снова засмеялась:
– Так бы сразу и сказал! Давай покатаемся на катере, я никогда на нем не плавала.
– Так бы сразу и сказала. И, кстати, на катерах не плавают, а ходят. Летс гоу, англичаночка.
Но до отправления катера еще было время, и Данил остановился перед пляжем в тени, опираясь локтями о высокую бетонную ограду. Эля стояла рядом, подняв к небу свой королевский профиль.
– Вот смотри, – негромко сказала она, – сначала земля, да? Потом воздух, потом солнце, звезды, потом… опять звезды, а потом? Бесконечность? Ты можешь представить себе бесконечность? Ты когда-нибудь задумываешься о таких вещах?
Конечно, он задумывается о таких вещах. Но сейчас его что-то не особенно тянет на рассуждения о проблемах несовершенства человеческого разума. Данил просто слушал ее переливчатый голос и смотрел на ее руки, которые свешивались с заборчика и плавно шевелили тонкими пальчиками. Ветер дул с его стороны и развевал ее волосы.
Данил стал обходить ее сзади. Он уже поднял руки, чтобы взять Элю за плечи, но передумал и встал с другой стороны, повернув к ней голову. Теперь ее пушистые локоны, взлетая от ветра, щекотали ему лицо, обдавая своим легким ароматом.
Она еще что-то говорила, когда Данил убрал ее волосы с лица и уверенно притянул Элю к себе. Он целовал ее и чувствовал, как она ему отвечает: губы Элины плавно шевелятся, подражая его действиям. Она в конце концов разжала челюсти, и Данил в первый раз лизнул этот маленький шустрый язычок.
Эля не переставала удивляться. Сейчас он делал практически то же самое, что тот дружок Золтана, но ей хотелось, чтобы он делал это вечно. Данил сам поднял ее руки и скрестил у себя на шее. Она запустила пальцы в его волосы. Какие они оказались мягкие! Раньше Эле казалось, что эти беспорядочные волны на ощупь должны напоминать рыбацкую леску. Она не замечала, что сильно давит ладонью ему на затылок, стараясь еще плотнее его к себе прижать…
И от их водной прогулки она была просто в восторге! Катер начал довольно ощутимо раскачиваться в открытом море, и она почти визжала от радости, словно ребенок на аттракционах.
У Данила не было надобности развлекать ее дополнительно. Он просто смотрел на это вцепившееся в борт создание, с трудом сдерживая желание схватить его в свои объятия и утащить в какое-нибудь темное подсобное помещение. Ее волосы весело развевались на сильном ветру, она щурила глаза и морщила свой выточенный носик, обнажая зубы в счастливой улыбке.
На самом же деле Эля быстро адаптировалась к этим большим, щекочущим нервы волнам и теперь косилась на Данила. Ну что он стоит как истукан со своей любимой сигаретой? А ей, между прочим, холодно, и она совсем не прочь ощутить его теплое прикосновение. Ну что он увидел там, в этой морской дали, куда он так внимательно смотрит? Эля решительно к нему повернулась. Она сейчас сделает к нему шаг и поцелует его сама при всех прямо на этом катере. В губы. Она приблизилась к Давыдову, он повернул голову, их взгляды встретились, а катер начал разворот.
Большая волна, ударившись в борт, на миг превратилась в прозрачный навес над маленькой палубой, который, рухнув вниз, окатил их прохладной соленой водой. В последний момент Данил успел наклониться над Элиной, подставляя спину под мощный водный каскад.
– Ай! – вскрикнула Эля, пряча лицо у него на груди.
– Вот блин! – выпрямился Данил, – Ну… черт!
Он был мокрый насквозь. Рубашка, брюки – все прилипло к телу. С волос стекала вода, и он только беспомощно разводил руками.
Эле тоже досталось. Они вошли в салон вместе с несколькими такими же неудачниками, наглядно демонстрируя сидящим там пассажирам, что те абсолютно правы, предпочитая оставаться в закрытом помещении. Эле и так было холодно, а теперь – вообще зуб на зуб не попадал. Она посмотрела на своего спутника. У несчастного Давыдова трясся подбородок, а руки были покрыты мелкими пупырышками. Он тоже совсем замерз.
Хлопая себя по плечам, Данил первым из вышедших пассажиров подбежал к свободному такси и открыл Эле заднюю дверцу, усевшись рядом с ней. Она начинала смеяться, стоило ей только взглянуть на эту трясущуюся сосульку.
Когда Данил, улыбаясь, вышел из машины, он оставил на сиденье мокрый отпечаток, что еще больше Элю рассмешило. В тот момент мимо проходила какая-то девица, показавшаяся Данилу знакомой, и он повернул голову ей вслед. Эля тоже уже вышла, и этот взгляд заметно поубавил ей хорошего настроения.
Девушка обернулась на звук хлопающей двери, и Данил ее узнал: это была Ирина, подруга Анжелы. Они поздоровались, Ира окинула оценивающим взглядом промокшую Элину и, презрительно хмыкнув, проследовала дальше.
Эля ясно представила себе, что именно подумала эта надменная красотка, глядя на ее жалкий вид, и что подумал Данил, сравнив Элю с такой яркой девушкой. Уже идя по дворику, она не сомневалась, что сейчас он, быстренько с ней распрощавшись, вероятнее всего, пойдет согреваться с подобной красавицей, которые то и дело строят ему глазки. Прямо перед входом она обернулась:
– Пойдем! Погреешься хоть, – и вошла внутрь, оставив дверь распахнутой настежь.
Он же знал, что не должен был идти! Но ему и правда было холодно. Ему интересно было посмотреть, как она живет, да и просто хотелось побыть с ней еще.
– Ну и где ты там застрял? – Эля включила свет в тесном коридорчике, и Данил вошел в этот деревянный сарай. Изнутри он оказался гораздо приличнее, чем снаружи. Это был обычный сельский дом с побеленными известью стенами.
– На первом этаже хозяйка живет. Нам – на второй, – сообщила Эля, свернув вправо на деревянную лесенку.
– А… она не будет возражать? – поинтересовался опытный Давыдов.
– Ей-то что? Ей вообще все до фени! Сидит себе в каморке своей и квасит целыми днями. Я ее даже не вижу.
Они уже стояли в уютной, оклеенной дешевыми обоями комнатушке с низкой деревянной кроватью, маленьким столиком и двустворчатым шкафом напротив окна.
У Эли было очень чисто, скромно и совсем не так, как бывает дома. Нигде ничего не висит и не валяется, будто в только что отремонтированной комнате общежития. Только на тумбочке возле ее кровати разбросаны мелкие вещицы типа расчески, маникюрных принадлежностей и резинок для волос.
Чтобы разрядить неловкое молчание, Эля произнесла без всякого выражения:
– Пойду принесу воды. У меня есть кипятильник – хоть кофе попьем. Разденься, если хочешь, и замотайся в покрывало.
Она не поднимала глаз и уже жалела, что привела его сюда, в свои роскошные апартаменты. Теперь он точно подумает, что она какая-то оборванка. Ну зачем она его сюда притащила? Что он здесь будет делать? Ладно, ей тоже надо переодеться. Она повернулась, стараясь не смотреть на Данила, и открыла шкаф. Ну не будет же она при нем доставать с полки нижнее белье! Эля взяла свой легкий халат и закрыла дверцу шкафа.
– А у тебя совсем неплохо! – сказал Данил, видя, что она как-то потухла.
– Да? А мне вот совсем не нравится! – ответила она тем же безразличным, отчужденным тоном и вышла за дверь.
Давыдов тоже был в крайнем замешательстве: зачем он сюда приперся? Он не должен ее трогать… пока. А может, и вообще не должен. Хорошо, он и не будет. Он что-нибудь ей расскажет, они попьют кофе, а потом он уйдет. Но его вещи не высохнут… Тогда он уйдет утром: он переночует где-нибудь на полу, или они проболтают всю ночь. В любом случае, терпеть эти мокрые тряпки больше невозможно!
Данил разделся, развесив рубашку на дверце шкафа, брюки – на спинке стула, и, моментально согревшись, принялся изучать предметы, лежащие на тумбочке. Его удивила расческа Эли: обыкновенная металлическая «щетка», но только какая-то позолоченная, с цветной розочкой на обратной стороне и крошечными черными шариками на концах шипов. Он положил ее на тумбочку, подошел к шкафу и приоткрыл дверцу. Тонкое дорогое белье на верхней полке. Давыдов заглянул за другую створку: ничего себе гардеробчик! Плотный пестрый ряд отлично сшитых нарядов, большинство из которых с лейблами известных фирм на воротниках. Да она вовсе не так проста, как ее спартанское жилище…
Эля вошла в комнату:
– Смотри, есть кое-что получше!
Она повернулась к нему, держа в одной руке стаканы, а в другой – бутылку вина. Несколько секунд они смотрели друг на друга, не находя, что сказать. Эля была совсем другой в этом светло-голубом свободном халате, завязанном на узкой талии и с небрежно запахнутым воротом. Ее смуглая кожа просто вызывающе контрастировала с небесным цветом мягко струящейся вокруг нее ткани. Данил в жизни не видел одежды более возбуждающей, чем эта тряпка, закрывающая почти все ее тело. Он опустил глаза. Он должен взять себя в руки…
Но взять себя в руки пытался не только Давыдов. Взглянув на его глянцевый обнаженный торс, Эля судорожно глотнула. Ей захотелось потрогать эту гладкую, геометрически правильную спину с угловато торчащими плечами, эту рельефную грудь с разложенной по выпирающим ключицам золотой цепочкой. Она тоже отвела глаза, и она не будет возражать, если он к ней немного попристает. Пускай даже он опять потом обидится. Эля села возле него и поставила на стол стаканы.
Данил снова начинал на себя злиться. Пока ее нет, он очень умный: все правильно и все хорошо. Но стоит только ей перед ним появиться, и все его планы летят к черту. Она снова решила поиздеваться: глоточек винца – как раз то, чего ему сейчас не хватает.
– Где ты это взяла? – Давыдов забрал у нее бутылку и взглянул на этикетку.
– В буфете у хозяйки, – спокойно ответила Эля.
– А ты знаешь, что воровать нехорошо?
– А я и не украла. Я, скажем, одолжила!
– Так это надо будет вернуть?
– Ну да. Мы же не выпьем все!
Данил засмеялся и стал открывать бутылку. Этой малышке нельзя давать в долг! Он налил вино в стаканы. Эля сидела на низкой кровати, ее острые колени находились на уровне груди. Данил поставил на кровать согнутую ногу, закрывая тем самым вид порядком приподнявшегося покрывала, и, почти совсем отвернувшись, стал прихлебывать вино.
Эля же была просто в недоумении: он что, уже расстроился? Что-то рановато сегодня! Он ведь даже к ней не прикоснулся, он вообще сидит к ней спиной и лакает себе из стаканчика, чертов алкоголик!
Она быстро выпила вино. Нет, так не пойдет, нужно как-нибудь о себе напомнить, а то, кажется, он вообще забыл, что она тоже здесь находится. Элина удивилась, как быстро она размякла от совсем небольшой порции спиртного. Она снова начинала улыбаться как идиотка, ее уши горели, ей было хорошо, тепло, и заметно прибавилось храбрости. Она придумала, как его встряхнуть!
– Давай налью еще! – предложила Эля, взяв бутылку, и, когда он обернулся, стала менять местами свои ноги, открывая колено в разрезе халата.
Все. Это уже было слишком – Давыдов больше не отворачивался. Он смотрел, как держит она стакан в своей бархатной руке и подносит его к губам. Теперь он видел только эту маленькую красную губку, вытянувшуюся по прозрачному стеклу. Было уже совершенно ясно, что на месте ее граненого стакана сейчас появится кое-кто другой.
Данил едва дождался, когда юная пьянчужка оторвется от его стеклянного соперника, нервно забрал у Элины стакан, с грохотом поставив на тумбочку, схватил ее и жадно присосался к губам. В ответ она только открыла совершенно расслабленный рот и обвила его шею своими гибкими руками.
С Элей творилось нечто необыкновенное. У нее закатывались глаза, ее била крупная дрожь, заставлявшая сильно напрягаться живот. Зачем она так напилась! Она же похожа на какую-то тряпку! Но она ничего не могла с собой поделать, она практически теряла сознание, всеми легкими вдыхая исходящий от него запах сигарет и одеколона, она водила руками по его гладкой спине и запускала пальцы в мягкие волосы. Его теплые уверенные руки скользнули под халат. Она должна остановить его! Эля уже вдохнула, чтобы это сделать, но только застонала на выдохе – это слишком хорошо! Она еще немножко подождет, ведь ничего страшного еще не происходит… Хотя нет! Кажется, наступила невесомость…
Не отрываясь от ее лица, Данил слегка привстал и одним уверенным движением положил ее ноги на кровать. Он закрыл глаза, он больше ничего не хочет видеть и слышать. Он сделает это сейчас или никогда. Вернее, только сейчас! Он все равно уже не сможет себя сдержать. Почувствовав приятную тяжесть его тела, Эля немного собралась с мыслями. Но она ничего не видит! Его лицо закрывает ей весь обзор. Как же она очутилась в таком дурацком положении?.. Ее ноги беспомощно раздвинуты, и колени Данила уже находятся между ними.
– Ну все! Перестань, ну… хватит! – Эля попыталась его оттолкнуть, но он схватил ее руки и прижал к подушке. – Отпусти меня! Ну пожалуйста!
Она уже окончательно пришла в себя, и ей стало страшно. Данил прочно удерживал ее, прижимая к кровати. Эля отчаянно дернулась всем телом, но от этого он окончательно рассвирепел.
Внезапная боль заставила ее дико закричать. Он шумно дышал, нагнув голову к самому ее лицу. Она сделала еще одну попытку освободиться, но он резко, часто задергался, делая ей еще больнее. Эля мотала головой, сжимала зубы и выла от боли и ужаса, она изо всех сил кусала его руку, но он никак не реагировал, и это пугало ее еще больше.
Все закончилось довольно быстро. Она больно ударила его пяткой под колено, и Данил сел от неожиданности. Извиваясь и продолжая завывать, Эля в панике выползала из-под него, округленными от ужаса глазами глядя на открывшуюся картину, и Данил быстро закрылся простыней.
– Все, перестань орать! Да все уже, успокойся!
Но она, подняв на него полный ярости взгляд, стала изо всех сил бить его ладонями по лицу.
– Скотина ты! Свинья! Зачем ты!..
Данил схватил ее руки и сжал так, что она снова вскрикнула. Ему было больно, и он тоже разозлился. Эта святая невинность притащила его в свой сарай. Она заставила его раздеться догола и сама приперлась почти голая, в этом своем свободном халатике! Она напоила его вином и демонстрировала свои паучьи ножки! Она позволила себя целовать и шарить под этой символической тряпкой! Она разлеглась перед ним как настоящая шлюха, и когда он уже начал делать то, к чему она так сильно стремилась, она вдруг передумала. И теперь, после того, как он не смог по ее желанию остановиться, бьет его по лицу, обзывая последними словами! Да он сейчас врежет ей так, что вылетят ее куриные мозги!
Но Данил вдруг рванул ее на себя, заставив ткнуться лбом себе в грудь, и, прижимая к плечу ее голову, сказал:
– Что «зачем»?! Зачем! Понятно же, что я люблю тебя.
Он сказал это первый раз в жизни, раньше у него никогда не поворачивался язык. А сейчас это прозвучало как нечто само собой разумеющееся. Впрочем, она этого уже не услышала.
Эля громко всхлипывала, и ее прохладные слезы капали ему на живот. Данилу показалось, они просидели так очень долго, пока она понемногу перестала плакать и, внезапно выпрямившись, сказала:
– Ну все. Иди теперь. Ты же получил, что хотел!
Данил такого не ожидал.
– Эля, ты слышала, что я сказал?..
– Слышала! А я тебя – ненавижу! Видеть тебя не могу!
– Эля…
– Да уйди уже отсюда! – пихнула она его ногой, и Данил резко встал, начиная натягивать противные мокрые вещи, но снова к ней повернулся.
Ее спутанные черные волосы разбросаны по плечам, лицо – еще мокрое от слез, и немного опухли глаза. Она же действительно необыкновенная!..
– Послушай…
– Я знаю! Я сама виновата. Проваливай!
Данил хлопнул дверью и пошел вниз. Отлично, что она это знает! Он действительно получил что хотел, и если ее что-то не устраивает, пусть остается и спит здесь одна, по соседству со своей хозяюшкой! Он почувствовал тупую боль в предплечье и посмотрел на руку. Два полукруга ровных фиолетовых пунктирных отпечатков. Что, эта бешеная кошка его укусила?!
Элина снова начала плакать. Его шаги затихли, он ушел… Зачем он это сделал? Чего он добился? Она же теперь его ненавидит! Теперь он на первом месте среди самых ненавистных ей людей! И никого больше нет рядом с ней, нет даже ее брата, который мог бы за нее заступиться! Теперь она совсем одна, униженная и оставленная здесь со своим позором. Обманутая беспомощная дура! Она может только лежать на этой колченогой кровати, плакать и ненавидеть его. А ему – наплевать на эту ненависть, сейчас он здорово повеселится, рассказывая все своему дружку, этому горластому гитаристу! А завтра он найдет себе следующее развлечение. Он будет рассказывать эти свои истории, кататься на катерке, пока не добьется своего от такой же легковерной идиотки…
Эля ревела все громче, уткнувшись в свою жесткую подушку. Ей было нужно пойти вниз и нагреть воды, но она не могла двинуть ногами, ей было больно и без всяких движений. Ей вообще было больно шевелиться. А как отвратительно это выглядит – то, что она увидела, когда уже села. Она не думала, что это может иметь такую форму! Еще и ее кровью испачканную… Она представляла себе это совсем по-другому. И как только она могла так доверчиво себя с ним вести? Как он вообще мог ей нравиться? Эх, если б она могла уехать сейчас же! Уехать от этого стыда и больше никогда не вспоминать о случившемся. Но куда она поедет? Она даже не взяла ключи от дома Ингриды!
Все больше расходясь, Эля судорожно всхлипывала и завывала. Потом решила, что должна успокоиться и не думать больше о произошедшем. Надо взять себя в руки и думать только о будущем. Сжимая зубы от боли, она села на кровати и взяла недопитую бутылку. Налив себе полстакана, она быстро выпила вино несколькими большими глотками и подумала, что никуда, конечно, не поедет – так она покажет, что чувствует себя униженной. Но она не должна позволить этому ничтожеству испортить ей существование! Она будет жить как жила и, слава богу, больше его не увидит.
После второй такой же порции каберне Эля почувствовала, что уже очень устала и хочет спать. Она свалилась на подушку с закрытыми глазами и до утра уже не шевелилась.
***
…Данил тоже устал. Выйдя из ванной, он лег на кровать, но сразу понял, что уснуть ему сегодня не удастся. Он чувствовал себя отвратительно. Он злился на весь мир, но изматывающие мысли не хотели дать ему отдохнуть. Он провалялся часа два, а потом, отчаявшись, пошел курить возле окна. На соседней койке безмятежно сопел Лагунов.
Как же Данил мог такое вытворить? Ну а как он мог этого не вытворить?.. Что он должен был делать, как сопротивляться? Это чудовищная цепь случайных обстоятельств, как будто кто-то специально подстроил все так, чтобы он ее потерял.
Да, он чувствовал, что вовсе не добился своего, а, скорее, достиг обратного результата. Он ее даже не увидел! Но зато он прекрасно помнит, какое на ощупь это горячее, эластичное, гибкое тело, запах которого до сих пор стоит у него в ноздрях. Но, кажется, он почувствовал его, уже выйдя на улицу. Он прекрасно помнит эти сладкие от вина губы и руки, так нежно к нему прикасавшиеся. И вот теперь, когда она захватила его окончательно, когда он не может уже ни о ком другом думать и хочет ее так, как только можно хотеть женщину – она его ненавидит. Она потеряна для него навсегда, он уже не откупится никакими угощениями и подарками, он вообще ничем не откупится! Что бы он теперь ни сделал – она станет ненавидеть его еще больше…
Проснувшийся Лагунов вдруг открыл глаза.
– Че такое-то? – тихо прохрипел он. – Где ты был-то?
– На катере катался, – не оборачиваясь, бросил Данил.
– Укачало, что ли? Ложись спать, Даня, утро уже скоро, – Лешка отвернулся к стене.
Давыдов снова лег на кровать. Правильно, скоро утро, и он должен попытаться все исправить. Хотя бы попытаться. Он пойдет к ней и все объяснит. Наверное, она успокоится за ночь и сможет хотя бы его послушать. Он все равно не придумает сейчас, что именно ей скажет.
Немного успокоившись, Данил закрыл глаза. Пролежав так несколько часов, он снова поднялся и пошел умываться, чувствуя, что для него больше не существует никаких целей и никаких зданий, кроме двухэтажного деревянного домика.
Изображая спящего, Лешка наблюдал за Давыдовым, поскольку давно уже понял, что именно с тем происходит. Он понял это еще тогда, когда Даня привел ее в гостиницу. Лешка понял это раньше его самого, ведь Лагунов уже знал все признаки подобного кретинизма: он помнил, как влюбился в Збруеву. Однако Лешке казалось, что у Давыдова все получается: он вроде был вполне спокойным и вел себя нормально. А сейчас Леша ясно видел, что все наоборот: у Дани какие-то серьезные с ней осложнения. Иначе такой знаменитый ухарь, как Давыдов, не курил бы среди ночи, держа сигарету в дрожащих пальцах, а, скорее, вообще не приходил бы ночевать. И не вскакивал бы спозаранку, напяливая на себя шмотки, в которых он лучше всего смотрится. И не рассматривал бы в зеркале свою отличную, но очень озабоченную харю. Бедняга! Ну, может быть, все и обойдется. Может, он ее уломает или найдет себе еще кого-нибудь… В любом случае, Лешке-то что делать? Только наблюдать.
