Текст книги "Грехи"
Автор книги: Джиллиан Грей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)
Совершенно неожиданно тишину нарушил Брет, он впервые повысил голос, и Кэрри и Пэм вздрогнули от неожиданности.
– Ты не имеешь права вершить правосудие над нами! Указывать пальцем!
Рикки резко вскочила, оттолкнув стул так, что он перевернулся и упал на пол.
– У меня есть все права! Один из вас отнял у меня будущее. Вы отняли у меня двух самых любимых, самых дорогих людей. Ты, Брет, имеешь наглость говорить, что у меня нет права? Один из вас… – она медленно оглядела стол, не пропуская ни одного из своих гостей, глубоко вздохнула и подавила в себе приступ гнева. – Один из вас разрушил мою жизнь. О, у меня есть все права. Это называется «законное право на защиту», – закончила она более спокойно, повернулась и вышла из комнаты.
– Думаю, вечер окончен, – сардонически произнес Джуниор.
– Я полагаю, ты ошибаешься. – Боу встал. – По-моему, вечер только начинается.
Глава 15
По пути домой после званого вечера Брет не заводил разговора, и Кэрри была довольна. Ей хотелось подумать, поразмышлять над переменами в своей подруге детства. Да, Эрика изменила… не только свое имя.
Рикки. Звучит непривычно, но имя подходит ей, очень подходит. Совершенно наглое, почти бесстыжее, порывистое и необузданное, как сама его обладательница, полная противоположность Кэрри.
При последней мысли Кэрри чуть не застонала вслух. Но это правда, она всегда была слабой, уступчивой, послушной – такой никогда не была Рикки Блю. Марионетка, которой могут управлять все. Она преображалась только, когда была с Дэнни. Но у нее было твердое правило – не вспоминать о нем в присутствии Брета, и она отогнала прочь мысль о своем любовнике, не доверяя себе и боясь выдать свой секрет. Лучше вернуться к Рикки.
Кэрри скучала по ней, но даже не подозревала, как сильно, пока не увидела ее сегодня вечером, и она была уверена, что Рикки тоже по ней скучала. Она увидела, как в волшебных голубых глазах Рикки отразилась ее собственная тоска. Увидела и другое: радость, одобрение, когда Кэрри взяла шампанское вместо безалкогольного виноградного сока, гнев и одиночество. Кэрри нахмурилась, ей не хотелось думать, какими тяжелыми должны были быть для Рикки прошедшие десять лет, но она знала, они должны были быть сущим адом, потому что Рикки Блю стала женщиной из стали.
Сама же Кэрри, напротив, не повзрослела, не созрела и оставалась все такой же тряпкой, какой была всегда. Она позволяла своему мужу, которого почти ненавидела, и своей матери, которая была немногим лучше Брета, помыкать собой… пользоваться собой. Мать обращалась с ней изысканно-издевательски, оказывая моральное давление искусной рукой благовоспитанной женщины. Брет обращался с ней более откровенно, и это было еще хуже. Она вздрогнула при мысли о способах, которыми он унижал и оскорблял ее, о том, как пользовался ею. Будь у нее мужество Рикки… но у нее его нет. Дэнни был ее единственным актом неповиновения, но даже это она не могла сделать как должно.
Когда они свернули на дорогу, проходившую между их домом и Первой баптистской церковью Сент-Джоуна, Брет коснулся ее руки.
– Я рад, Кэрри Энн, что мы поехали сегодня туда. Приятно, когда тебе напоминают, как ты счастлив.
– Потому что я ничуть не похожа на Рикки Блю, – закончила за него жена.
Он улыбнулся ей великодушной одобряющей улыбкой священника. Она тысячу раз видела, как он одаривал такой улыбкой своих прихожан, и тогда ненавидела его еще сильнее. Он был лицемером, гнусным и омерзительным, – волк в овечьей шкуре.
– Я тоже рада, что мы поехали, – ответила она, с вызовом встречая его взгляд. – Думаю, Рикки была очень добра ко мне. Я совсем позабыла, как сильно любила ее. – Кэрри открыла дверцу машины и собралась выйти, но при последнем замечании Брет схватил ее за руку. – Пожалуй, я позвоню и приглашу ее на ленч в субботу, когда у нее нет записи. Ой, мне больно!
– Я не хочу, чтобы после сегодняшнего вечера вас что-либо связывало, – произнес он тихим угрожающим тоном.
Кэрри старалась не замечать боли, которую причинял ей муж.
– Почему, Брет? Ты боишься ее?
– С какой стати мне бояться ее? – Он отпустил ее руку, но угроза в его взгляде не исчезла. – Не будь смешной, я просто не хочу, чтобы она вовлекала тебя в свои мирские заботы. – Он потянулся погладить ее по голове, но Кэрри уклонилась от его прикосновения. – Я люблю тебя такой, какая ты есть, Кэрри Энн. Я научил тебя, как важно следовать совету Господа: «Будьте как маленькие дети». Сегодня вечером, когда ты приняла спиртное, я понял, как она влияет на тебя.
Кэрри не отвечала, не могла ответить. Поспешно выбравшись из автомобиля, она бросилась к дому. Только бы добраться до ванной и запереть дверь до того, как он схватит ее…
Брет, смеясь, вышел из машины и прогулочным шагом, неторопливо направился вслед за ней.
Для него это была игра, она знала. Дрожащими пальцами она отперла входную дверь и почти бегом побежала в ванную, захлопнув дверь и защелкнув замок. Сев на унитаз, она сжала лицо руками и стала раскачиваться взад-вперед. Прошлое научило ее, что, сколько бы она ни оставалась здесь, он будет ждать. О Дэнни!
Она пойдет к нему завтра. Сегодня ночью она будет терпеть унижения от Брета, но завтра… завтра она, кроме того, увидится с Рикки.
Кэрри встала, смыла с лица слезы и открыла дверь.
Брет ждал ее, но она не пошла к нему, и он был вынужден прийти к ней сам. Она превратилась в деревянную куклу, пока он раздевал ее, вел к кровати и укладывал на живот. Ее едва не стошнило, когда его руки начали свой маршрут по ее телу, остановившись, как это было всегда, на ягодицах. Она почувствовала, как он раздвинул их, и собрала все силы, готовясь к боли, которая, она знала по опыту, вот-вот навалится на нее.
– Ты не побрилась, – жалобно захныкал он, дотронувшись до нее, это ей тоже было знакомо. – Как ты можешь уподобиться ребенку, если покрыта волосами, как блудница?
Кэрри все сильнее и сильнее кусала нижнюю губу. «Ты больной!» – пронзительно кричал ее мозг. Интересно, знает ли кто-нибудь еще о его магическом обряде? О его неестественном пристрастии к невинности, не достигшей полового созревания?
Не он ли убил тех людей, чтобы сохранить свою тайну?
Затем, как всегда, он с наслаждением протиснулся в ее задний проход и все вопросы исчезли из ее сознания, пока она боролась с приступами тошноты, которые всегда сопровождали это удовольствие. Она еще сильнее прикусила губу и при мысли, что может закричать, вцепилась зубами в постельное покрывало.
Когда все было кончено, она лежала, чувствуя себя оскорбленной – ее прямая кишка пульсировала, а сердце разрывалось, – и тогда она вспомнила о своем вопросе. Она знала, что вышла замуж за ненормального. А может быть, и за убийцу?
Салли Джейн скользнула в постель к любовнику.
– Ну, как там было? – спросил ее партнер.
– Забавно. Скучно. Предсказуемо. Все вместе.
– А твоя старая подруга Рикки Блю? Как она?
Салли Джейн уютно устроилась в изгибе руки друга.
– Великолепна, но она всегда была такой.
– Ты все еще расстраиваешься из-за этого? – спросил ее партнер по постели.
– Нет, конечно, нет. Я уже переросла свою детскую ревность и на самом деле восхищаюсь ею. Она не позволит этому городу запугать себя. Нелегко встретиться с дьяволом лицом к лицу.
Ее партнер рассмеялся:
– Ты говоришь с таким благоговейным страхом, что мне, наверное, следует ревновать.
Настал черед Салли Джейн рассмеяться:
– Теперь все было бы по-другому. Но я не верю, что это возможно. Спокойней тебя нет человека во всем мире.
– Кроме тебя самой, ты хочешь сказать?
Салли Джейн долго не отвечала, а когда ответила, то услышала усталость в своем голосе:
– Я не всегда была такой. Когда-то я была напугана. Я была уверена, что все узнают.
– О чем? О твоих склонностях или о его?
– Пожалуй, о том и о другом.
– Но никто ничего так и не узнал. И Рикки Блю это тоже не удастся. Я обещаю. Если она будет проявлять слишком большое любопытство, я позабочусь, чтобы она не осмеливалась гулять, не думая о том, что на нее могут напасть. Теперь иди сюда, не думай больше об этом. В Сент-Джоуне тебя уважают, тобой любуются, ты превратила в реальность мечту своего отца и приумножила состояние. И, что важнее всего, сохранила свою тайну.
– Не знаю, я не так уверена. Рикки Блю – это не кто-нибудь.
Джуниор отправился прямо домой, но в дом не вошел. Вместо этого он пошел в гараж, отпер все замки, врубил освещение и, зацепившись большими пальцами за карманы брюк, огляделся вокруг. Все было так, как он когда-то оставил, но он и не ожидал ничего другого. Никто бы не осмелился рыскать в его владениях. Помимо всего прочего, он был Уиткомом, его отец был шерифом, а он сам помощником, принявшим присягу. Но важнее всего, что имя Уитком вошло в историю Сент-Джоуна, люди относились к нему с уважением и одновременно со страхом. Все, кроме приезжих, которые не знали, приезжих, вроде Рикки Блю.
Эта женщина беспокоила его, она слишком упрямо лезла в его собственное дело. За ней нужно следить. Он чертовски упорно трудился, делал много того, от чего не получал никакого удовольствия, и потому не мог позволить теперь все разрушить. Он почесал свою косматую голову. Ей следует отдать должное – у нее хватило мужества вернуться в Сент-Джоун после стольких лет, и, насколько он мог судить о людях, она не была тем, кто пасует перед трудностями. Она не уедет отсюда, пока кто-нибудь не спустит на нее собак.
Джуниор запер двери, засунул руки глубоко в карманы и стал насвистывать. Не какую-то особенную мелодию, а одну из тех, что подходила к тем мыслям, которые крутились у него в голове:
– Ты дьявольски страшная женщина, Рикки Блю, но я тот мужчина, у которого есть на тебя управа.
– Она спит? – спросила Пэмела Сью мужа, прежде чем улечься спать.
– Мама? Да, как колода.
Застегивая лиф фланелевой ночной рубашки, она присела на край кровати.
– Хорошо, потому что мне нужно поговорить с тобой, и я не хочу, чтобы она слышала.
– Зачем ей слушать? – спросил Эрон, снимая боксерские трусы и надевая пижамные брюки.
Пэм повела глазами.
– Затем же, зачем она всегда слушает. Из любопытства.
Эрон вздохнул.
– Не сегодня, малышка, я устал и не хочу обсуждать поведение мамы или кого бы то ни было еще.
– Я вовсе не собираюсь что-либо обсуждать, – сказала жена, откидывая покрывало и забираясь в постель, – но есть кое-что, о чем я хочу спросить тебя.
Он обошел кровать и устроился рядом с ней.
– Все отлично, дети спят, и ни одного телефонного звонка с моей работы. – Он пошарил под покрывалом, нашел ее руку и положил себе на живот. – Пусть все так и остается, не будем говорить ни о чем мрачном. Сегодня вечером мы хорошо провели время, можно бы, добавлю, за долгое время, поставить оценку «отлично». Давай просто наслаждаться этими мгновениями. – Он выключил лампу.
– Тебя не беспокоит то, что делает Рикки?
– Что? А, ты имеешь в виду попытку найти убийцу отца? Думаю, конечно. То есть, я беспокоюсь о ней. Надеюсь, с ней не произойдет несчастья.
– А о нас ты не беспокоишься? А о себе? – настаивала Пэм, затаив дыхание.
Эрон нахмурился, повернулся на бок и приподнялся на локте, чтобы взглянуть на жену.
– О чем ты спрашиваешь, Пэмми?
– Твоя мама уверена, что их убил ты. И своего отца, и родителей Рикки, и всех других.
Он отрывисто усмехнулся и снова откинулся на спину.
– Это чистейшая глупость. Мама знает, что я любил отца. Зачем бы я убивал его или кого-то еще?
Пэм не отвечала.
Комнату наполнила тишина, такая же глубокая, как и темнота.
Чутким материнским ухом Пэм слышала, как Кевин, их старший, шевелился под одеялом в комнате напротив. Ее глаза наполнились слезами. «О Боже, пусть Ронда будет не права, пусть я буду не права».
– Она звонила на радио, Эрон. – Пэм услышала раздраженный вздох мужа, но сделала вид, что не заметила его, и продолжила: – Я поднималась по лестнице, чтобы сложить белье, и слышала ее разговор с Рикки в эфире. Она говорила шепотом, велела ей убираться, сказала, что никому здесь не нужна ее доброжелательность.
– Ну да, она эксцентрична, ты это знаешь, мы оба это знаем. Но это не означает, что она думает, будто я убил папу или других.
– Она напугана, Эрон, и я тоже. Ты можешь убеждать себя сколько угодно в своей любви к отцу, но мы оба знаем, что это неправда. Ты ненавидел его за то, что он оставил твою мать, что был таким властным по отношению к тебе. – Она сделала глубокий вдох и добавила: – И я знаю, ты встречался с Синди.
– Вот оно что! Но это не означает, что я убил кого-то из них. Боже мой, Пэм! Я работаю по другую сторону поля боя.
В его голосе ей послышалась мольба. Но, может быть, это было просто проявлением паники? Не так уж это важно. Она – дарующая жизнь. Повернувшись на бок, Пэм обняла мужа, ей хотелось верить, что он не ниновен в тех ужасных преступлениях, которые сегодня были так же ярки в ее памяти, как и десять лет назад. Она любила его. Так или иначе, она будет верить в него… и будет защищать его.
Боу зажмурился, когда свет фар джипа «чероки» скользнул по окну его гостиной. Он волновался за нее, она ушла с приема больше двух часов назад. Где она была? А впрочем, какая разница? Теперь она в безопасности.
Он поднял бутылку виски с пола и снова наполнил стакан. Выпивка в одиночку – это не просто выпивка, особенно если она не ограничивается одной бутылкой. У телепсихиатров, наверное, нашлось бы что сказать по этому поводу. Прежде чем одним большим глотком осушить стакан наполовину, он поднял его, как бы приветствуя кого-то, потом посмотрел, как Рикки поднялась на террасу и исчезла внутри дома, и снова выпил.
Странно, но спиртное сыграло с ним злую шутку – его руки и ноги онемели, а мозг, вопреки надеждам, оставался ясным.
Боу не мог ни забыть того, что услышал на обеде, ни заглушить чувство вины, возникшее в тот момент, когда Джуниор напомнил Рикки о платье. Он не знал, что именно произошло в кабинете шерифа, когда было предъявлено платье, но мог себе это представить. И в последние несколько часов вина растревожила рану на его совести. Он, не щадя сил, упорно добивался и хотел только одного – все позабыть, но сегодня вечером он отказался от этого.
Поставив стакан на подоконник, он спрятал лицо в ладонях. Жизнь была сукой, а он ублюдком, он оставил ее одну лицом к лицу встретить тот ужас. Она этого не заслужила, но он не знал, что ее родителей убьют, что полиция найдет платье, что ее подвергнут унижению в горе, глубину которого он не мог измерить. Он тоже болезненно переживал смерть родителей, но это совсем не то, не идет ни в какое сравнение. Чувство вины болезненно терзало его.
– О Боже, Блю, – простонал он, – не удивительно, что ты никогда не отвечала на мои письма и телефонные звонки.
Он не плакал с похорон Берта, а сейчас заплакал. Ему пришло в голову, что слезы, возможно, вызваны алкоголем, но надеялся, что это не так, надеялся, что плачет о ней, о себе, о них, о том, что могло быть…
Войдя в дом, Рикки не стала включать свет, она любила темноту, ее тяжесть, казалось, согревала ее, как одеяло. Но когда позади нее неожиданно пронзительн зазвонил телефон, она чуть не закричала. Черт побери!
Было, вероятно, около полуночи. Кто мог звонить ей в такое время? Она споткнулась о коробку, которую оставила у книжной полки и о которой позабыла, еще раз выругалась, потом ударилась голенью об острый угол стола. Телефон прозвонил трижды, прежде чем она подняла трубку.
– Алло?
– Где тебя черти носили? И почему ты не позвонила? – без всяких предисловий требовательно спросил голос на другом конце.
Рикки рассмеялась, но тут же оборвала себя, чтобы извиниться:
– О, Кит, прости. Я однажды пыталась позвонить, клянусь. Я была очень занята, но, прости, с моей стороны невежливо и эгоистично не связаться с тобой.
– Ну, ладно, во всяком случае, теперь я знаю, что с тобой все в порядке, и сегодня я могу поспать. С тобой ведь все в порядке?
– Да, я здесь, у меня все в порядке, все чудесно.
– Итак, рассказывай, – поторопил ее Кит и добавил: – И поздоровайся с Сейди. Она как раз вошла в спальню.
Рикки засмеялась. Она любила Кита Холлинса, и, хотя и не знала, будет ли его молодая жена Сейди так же любить его, она одобряла их брак. Кит был популярным актером, три года назад он получил главную роль в «мыльной опере», которая шла в дневное время. Красивый мужчина с внешностью умудренного опытом человека, необычной для таких молодых лет, он дал обет «оставаться холостяком, пока ему не исполнится хотя бы сорок. Чего только ни делали молодые актрисы, чтобы освободить его от этого обещания! Но Сейди Мартин, его налоговый поверенный, добилась того, к чему ни одна из них и близко не приближалась. Сейди не была хорошенькой в обычном смысле слова. Рикки помнила, как удивилась, впервые встретившись с ней. Как и все, Рикки считала, что красавец трагик влюбится в одну из прелестниц своего бизнеса. Но если кто-то думал, что Сейди поймала на крючок лучшую рыбу в океане, то Кит думал по-другому. Он считал, что ему повезло, и был без ума от своей молодой жены.
– Теперь я наконец верю, что это правда. Ты женатый старик, который всем делится с малышкой, – сказала Рикки.
– Осторожно, Рикки, последний, кто назвал Сейди малышкой, до сих пор пытается извлечь свежую зелень из своих трусов.
– Свежую… О чем он говорит, Сейди?
– Он преувеличивает. Уолли с рынка на углу – ты его знаешь – отпустил наглое замечание, а я дала ему совет, куда положить салат-латук, но сама я его туда поклала. Ну, довольно об этом. Как ты, дорогая? И почему, черт возьми, ты не дала о себе знать?
– Прости, Сейди, но это правда – они подключили мой: телефон только вчера в конце дня, а сегодня меня не было. Я только что вошла, когда зазвонил телефон. Но, клянусь, я собиралась позвонить вам утром.
– Давай рассказывай, что происходило… Подробно, – перебил ее Кит.
Глаза Рикки уже привыкли к темноте, она направилась к креслу у окна, села и принялась подробно описывать четыре дня своего пребывания в Сент-Джоуне. В конце их разговора ей снова пришлось выслушать от Кита лекцию – это было неизбежно. Слушая его вполуха, Рикки взглянула в окно.
Она сразу же увидела его – он сидел в доме внизу. И если бы она не знала, кто занимал это крохотное бунгало, она никогда бы не узнала человека, на которого сейчас смотрела. Опустив плечи, Боу спрятал лицо в ладонях, и даже с такого расстояния она видела, как он вздрагивает от рыданий. Но это невероятно – Кип Боухэнон плачет! Рикки встала и подошла поближе к окну, но в этот момент Боу тоже встал и исчез из ее поля зрения. Она с досадой вздохнула.
– Рикки, ты еще здесь? – спросил Кит с тревогой в голосе.
– О, прости, Кит, я отвлеклась. Что ты сказал?
– Я сказал, возможно, мы с Сейди приедем туда. Следующие шесть недель я не занят, и сейчас, когда окончились отчеты по налогам, Сейди может взять пару недель отпуска.
– Не будь смешным, ради Бога, у вас даже не было медового месяца. Если вы собираетесь уехать ненадолго, поезжайте в какое-нибудь экзотическое и романтическое место, как делают все новобрачные.
– Для меня Сент-Джоун звучит весьма экзотически и романтично, – вставила Сейди, – там, конечно, нет недостатка в атмосфере таинственности. Кроме того, со способностями Кита к драматизму и моим талантом к логической дедукции, быть может, мы могли бы помочь тебе найти ответы, которые ты ищешь.
Рикки раскрыла было рот, но Кит опередил ее:
– И мы, возможно, могли бы сохранить тебе жизнь.
– О, перестань, Кит, со мной все прекрасно. На самом деле единственная серьезная неприятность, с которой я столкнулась с момента прибытия сюда, досталась мне от края моего стола, когда ты позвонил. Я здорово ушибла ногу, утром, наверное, будет страшнейший синяк.
– Не засвечивайся. Если убийца еще живет в Сент-Джоуне, ты можешь оказаться в смертельной опасности, дорогая, – Наставлял ее Кит. – Особенно если твои предположения верны и это один из твоих старых друзей. Ты дразнишь сумасшедшего, Рикки.
– Я знаю, что делаю, – вздохнула Рикки.
– И у тебя даже не хватает здравого смысла бояться, – с укором произнес Кит.
– Конечно, я боюсь. Но я не могу поступить иначе, я обязана ради родителей… – Она снова выглянула в окно, но Боу нигде не было видно. – Если бы убили меня, они бы не успокоились, пока не отдали ублюдка о руки правосудия. Я тоже так сделаю.
– Мы беспокоимся, потому что любим тебя, – сказал Кит.
Рикки улыбалась в трубку, накручивая на палец телефонный провод.
– Я тоже люблю тебя. Но, поверь мне, это все скоро кончится. Я бросила перчатку на середину арены, и тот, кого я ищу, поднимет ее.
– Будь осторожна, – поддержала Кита Сейди.
– Буду, и буду аккуратно звонить, обещаю.
Но, отвечая, она услышала щелчок и поняла, что Сейди положила трубку. Разговор продолжил Кит:
– Будь умницей, если не хочешь, чтобы через пару дней мы появились у тебя на пороге. Звони каждый вечер, Рикки, как бы поздно ни было, мы будем ждать.
Рикки почувствовала, как слезы жгут ей глаза.
– Я правда люблю тебя, Кит, – сказала она и затем добавила приглушенно: – До встречи.
– Как трогательно, – произнес голос у входной двери.
– Ты до смерти напугал меня, – сказала Рикки, пересекая комнату, чтобы поставить на место телефон. Ее сердце бешено колотилось, несмотря на то, что она сразу узнала голос Боу. – Что ты делаешь среди ночи на моей террасе?
– Возможно, демонстрирую тебе, насколько ты уязвима, а может, мне просто одиноко или я просто подслушивал твой разговор с любовником. Он звонил из Бостона?
Рикки подошла к двери, но не стала открывать ее и выходить, а повернулась к Боу спиной и прислонилась к решетке.
– Он мой друг, Боу, но это тебя не касается.
– Положим, это так, – пьяно пробормотал он.
Рикки закрыла глаза, покачала головой и засмеялась. Она смеялась не над ним, она смеялась над собой. Она жалела его, думая, что он плачет, а он раскачивался спьяну.
– Иди домой и ложись в постель, Боу. Проспись.
– Я не могу спать, – пробормотал он.
– Почему же?
– Не могу перестать думать о тебе, – ответил он с откровенностью пьяного.
Рикки вздохнула, стала уговаривать его пойти домой и принять душ, но ее слова были прерваны грохотом по другую сторону двери. Она резко повернулась, и вцепилась пальцами в решетку, стараясь разглядеть его в темноте.
– Боу? Где ты? С тобой все в порядке?
В ответ раздался болезненный стон умирающего.
Рикки неохотно вышла на террасу, чтобы посмотреть, в чем дело.
Цветочный горшок, раскачиваясь, свисал с карниза, объясняя, что произошло. Боу сидел на деревянном полу, держась за голову. На нем были брюки от смокинга, а расстегнутая рубашка открывала сильную грудь и тонкую талию.
– Я беспокоился, что ты не можешь позаботиться о себе, однако эти цветочные горшки хорошая защита, они могут быть смертоносными. Как проход по минному полю.
Рикки мягко усмехнулась и опустилась перед ним на корточки.
– Здесь всего один.
Боу выглянул из-под руки, устремив взгляд на бархатистую выпуклость груди над глубоким вырезом ее вечернего платья.
– Ты выпадаешь из платья, – промычал он.
– Ты недоволен? – спросила она насмешливо.
Он ощутил ее дыхание на своем лице, как тайное приглашение. Поднявшись на ноги, он повернулся к ней спиной и стал смотреть в ночь.
– Куда ты ходила?
– Когда?
– После своего приема. Я искал тебя, волновался.
Она подошла, встала рядом с ним и, положив рукм на перила, последовала за его взглядом в ночь.
– Тебе не нужно волноваться обо мне, Боу. Я большая девочка и давно забочусь о себе сама.
Это признание резануло его, причинив боль, но он не обратил на нее внимания.
– Но раньше ты не пыталась разоблачать убийцу.
Рикки взглянула на него. Сейчас он говорил более трезво. Схватка с тяжелым глиняным горшком так подействовала на него или что-то другое?
– Почему ты не идешь домой? Поспи немного.
– Не могу, пока ты не расскажешь мне, что произошло в кабинете шерифа в ночь убийства твоих родителей.
Конечно, она понимала, о чем он говорил, – о платье. Как только Джуниор упомянул об этом во время обеда, она почувствовала, как он напрягся, хотя даже не взглянула в его сторону. Но ей не хотелось говорить об этом. Дьявол, она не позволяла себе даже думать о том времени, тем более о подробностях, они слишком больно ранят.
– Я не виню тебя, Боу.
– Почему? Это я виноват, что тебя унижали.
– Меня не унижали, – ответила она, прерывисто вздохнув.
– Я лучше знаю. Я знаю тебя, Блю. Я знаю, у тебя отобрали то, что принадлежало только тебе. Если бы я остался и был рядом с тобой, никто не осмелился бы допрашивать тебя. – Он хлопнул ладонью по перилам. – Черт возьми, Блю, прости меня! Я долго ждал, чтобы сказать тебе это.
Боль в его голосе кольнула ее в самое сердце, но ему совсем незачем знать об этом. Она никогда не признавалась никому, даже самой себе, как больно ранило ее его дезертирство, и сейчас не собиралась. Она обернулась, прислонилась спиной к перилам и, сложив руки на груди, прямо посмотрела на него.
– Выслушай меня, Боухэнон. Мои родители были не просто убиты, они были искромсаны. Матери перерезали горло, а у отца было более двадцати ножевых ран. Думаешь, то, что я должна была рассказать им о крови, о моем первом опыте в сексе, для меня что-нибудь значило? Думаешь, меня заботило, что тебя не было? Я только хотела, чтобы мои родители вернулись снова живые и невредимые, больше ничего. Поэтому перестань казнить себя. Мы были просто как два ребенка – сейчас мы другие. В то время это было интересно, но теперь все это не важно.
Он опустил руки, выпрямился и долго смотрел на нее, а ей хотелось зажмуриться от боли, которую она увидела в его глазах.
– Значит, я делаю из мухи слона, так?
Нет! Теперь она должна была отвести взгляд, она не могла произнести заведомую ложь, глядя ему в глаза.
– Да.
Он не пошевелился, и через несколько секунд Рикки заставила себя снова посмотреть на него и неожиданно увидела в его глазах совершенно другое выражение – непокорное, дерзкое. Его челюсти были сжаты, и на них вздулись желваки, он порывисто привлек ее к себе, а его рука скользнула к ее затылку, пугая и смущая ее. И прежде тем она успела что-то предпринять, он приник к ее рту, его губы напирали, требовали, его язык искал и нашел.
Поцелуй длился недолго, но она все поняла еще до того, как он заговорил. Он глухо усмехнулся и засунул руки в карманы.
– Черт, ты заставила меня забыться на мгновение. Не знаю, выпивка ли затуманила мой мозг, или моя память просто создала то, чего никогда не было. – Он подмигнул ей, проходя мимо, и, уже спустившись на последнюю ступеньку, бросил не оборачиваясь: – Можешь возражать мне, детка, если тебе так хочется, но не лги себе. Это не моя выдумка. Оно еще существует и не собирается никуда исчезать.
