Текст книги "Грехи"
Автор книги: Джиллиан Грей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)
Глава 11
Она вернулась. Уже не девочка и больше не жертва. Она утратила идеализм своей юности, победила демонов, которые являлись ей в снах после гибели родителей, преодолела обиду и душевную боль от предательства друзей. Но победа досталась дорогой ценой, и теперь кому-то придется заплатить по счету.
Он наблюдал, как она таскала коробки из автомобиля в дом, который сняла для себя. Это не было болезненным любопытством к чужим делам – он взглянул чисто случайно, но, увидев ее, не в состоянии был отвернуться. Она была прекрасна, еще прекрасней, чем десять лет назад, и даже прекрасней, чем можно было ожидать, судя по фотографиям, напечатанным в «Плеймейтс».
Она была почти без косметики, ее волосы, довольно длинные, были убраны в бесхитростный «лошадиный хвост», на ней была фланелевая рубашка, широкие джинсы и теннисные туфли. Вряд ли кто-нибудь ожидал увидеть знаменитость в такой одежде.
Прислонясь к дверному косяку, Кин отхлебнул из банки с пивом, как будто пенистый напиток мог погасить внезапно возникшую жажду. Он любил ее так, как об этом поют барды в своих песнях и пишут поэты в своих стихах. В его душе вспыхнуло воспоминание о том коротком мгновении, которое они провели вместе, но вслед за этим он почувствовал свою вину. И одно невозможно было отделить от другого.
Эрика на секунду остановилась, пытаясь удержать на бедре коробку, пока возилась с входной дверью дома. Прижав коробку бедром к косяку двери, она смахнула пот, стекавший тонкой струйкой из-под волос, и, толкнув дверь, распахнула ее. От резкого движения коробка наклонилась, Эрика потеряла равновесие и чертыхнулась, услышав перезвон стекла из приземлившейся рядом с ней коробки.
– Черт знает что!
Она быстро поднялась на ноги, беспокойно оглядываясь вокруг, хотя это было глупо, она была здесь в полном одиночестве. Именно этим с самого начала и привлек ее этот дом. Ей хотелось уединения, и «дом на холме», как назвал его агент по недвижимости, мог полностью ей это гарантировать.
Расположенный на вершине покрытого лесом холма и окруженный восемнадцатью акрами нетронутой природы, он был великолепным убежищем. Из гостиной в задней части дома и из хозяйской спальни открывался вид на озеро, лежавшее несколькими футами ниже. Там же, внизу, виднелось одно-единственное здание – рыбацкий коттедж, который принадлежал тому же хозяину, но сдавался отдельно от дома. Именно на этот коттедж бросила Рикки смущенный взгляд, вставая на ноги после столь неграциозного вступления в свои новые владения. Но строение выглядело как полуразвалившийся сарай – оно было нежилым.
Сощурившись от яркого послеполуденного солнца, она взглянула на коттедж еще раз – она могла бы поклясться, что видела, как кто-то ходит там за решетчатой дверью. Но ведь это нелепо? Черт с ним. Жаль, что она не спросила агента по недвижимости, живет ли кто-нибудь там сейчас. Не только ради ее эксцентричной склонности к уединению, которая появилась вместе с известностью, но и в целях безопасности. А вдруг кто-то пользуется домом без ведома хозяина? Владелец должен знать об этом, верно? Она мысленно отметила, что нужно позвонить агенту как только выгрузит из автомобиля оставшиеся коробки и чемоданы.
Однако, взглянув на часы минут через сорок пять, она решила, что звонок придется отложить до следующего дня. Молодой человек, оформлявший документы на дом, сказал ей, что в субботу офис закроется в два часа из-за ежегодного Фестиваля весны. Он спросил, знает ли она о таком, и, не дожидаясь ответа, пустился в пространные описания мероприятий, включающих парад, карнавал и танцы на улицах. Рикки могла бы избавить его от ненужных хлопот – она помнила все мелочи фестиваля. Разве она могла когда-нибудь это позабыть? Она участвовала в нем каждый год, и потом, почти ровно десять лет назад у нее было первое свидание с Кином Боухэноном.
При воспоминании о первом мужчине, которого Эрика когда-то любила, возникло тревожное чувство под ложечкой – приятное и неприятное одновременно. Это не означало, что она все еще питала к нему горькие чувства, напротив, она могла улыбаться, вспоминая сладость их короткой связи. Но так было не всегда. Долгое время после, переезда с бабушкой в Бостон она думала, что ненавидит его за то, что он покинул ее в самое тяжелое для нее время, и даже думала, не он ли был тем негодяем, который жестоко убил ее родителей. Но последнее было абсурдом. Она не смогла бы полюбить сумасшедшего, способного сделать такое, а она любила его. Что же касается ненависти – она выше того, чтобы таить злобу. Они были молодые, пылкие, легко поддающиеся романтике и такие же ранимые, как дети. Она не знала, как он отнесся к ее возвращению… в таком театральном оформлении. Сообщение о ее возвращении домой было вызывающим и наглым, и таким же дерзким должно было стать ее вхождение в общество Сент-Джоуна. Но она боялась своей первой встречи с ним и ничего не могла поделать с собой. Насколько она знала его, он вряд ли был обрадован. Никто из них наверняка не был обрадован.
Проезжая мимо дома на холме, доктор Эрон Грант притормозил – у дороги среди деревьев он заметил какое-то движение. Возможно, олень, но скорее похоже на… Он схватил бинокль с соседнего сиденья, поднес к глазам и направил туда, где мелькнуло что-то рыжее.
– Интересно, – буркнул он, нажимая на акселератор и автоматически включая сигнал поворота.
Спустя две минуты он выбирался из своего джипа.
– Эй, девушка! – окликнул он Эрику.
Рикки повернулась на каблуках, и мгновенное удивление на ее лице сменилось сияющей улыбкой, которую он помнил со времен их юности.
– Эрон, привет! – Она засунула руки в карманы джинсов и пошла ему навстречу. – Как ты узнал, что я здесь?
– Я не знал этого еще пять минут назад, пока не увидел, как что-то движется среди деревьев. Я знал, что здесь никто не живет, поэтому остановился, чтобы проверить. Посмотрел в бинокль и увидел незнакомое рыжеволосое создание…
Рикки засмеялась, но тут же оборвала смех:
– Постарайся не распространяться об этом… О том, где я живу, я хочу сказать. Мне хочется воспользоваться своим уединением.
Эрон почесал затылок:
– Хорошо, я ничего не скажу, но не думаю, что тебе удастся надолго сохранить свой секрет. Ты забыла, какой любопытный здесь народ?
Он был удивлен тем, как потемнели ее голубые глаза. Он не собирался бередить болезненные воспоминания и на самом деле ожидал снова услышать ее смех. Но ему следовало понять: она вернулась не потому, что ее воспоминания были радостными.
– Прости, Эрика, это было не очень тактично с моей стороны.
Теперь она улыбнулась:
– Нет, ты прав. Я, видимо, забыла, как быстро распространяются слухи. Но, если ты не возражаешь, пусть они выясняют все сами.
– Правильно. Не буду упоминать об этом даже Пэмеле Сью.
– Как она?
– Хорошо, по-настоящему хорошо. Две недели назад она родила еще одного.
– Постой, это, должно быть, четвертый. Был один мальчик и две девочки. А сейчас кто?
– Мальчик, – ответил Эрон, усмехаясь и раскачиваясь на каблуках. – Ты наблюдала за нами, да?
– Читала газеты.
– «Сент-Джоун Бэннер» присылают в Бостон?
– Нет, – засмеялась Рикки, краснея от смущения, словно ее уличили в преступлении. – У меня есть отличная служба, которая посылала мне газету.
– Ну, теперь все, что ты упустила, ты сможешь узнать лично.
– Да, именно так я и собираюсь сделать.
Эрон внимательно посмотрел на нее, заметив, как при последних словах ее интонация стала более жесткой, а не прежней сдержанно-дружелюбной.
– Ладно, полагаю, мне пора домой. Я обещал Пэм, что искупаю детей, а потом вечером мы пойдем в город на фестиваль.
– Передай ей привет.
– Передам. – Он уселся за руль. – Может быть, ты как-нибудь придешь на обед? – И когда она заколебалась, усмехнулся: – Думаю, ты вернулась не для того, чтобы бывать в обществе, а?
– На самом деле я намерена устроить собственный прием. По правде говоря, приглашения должны были прийти сегодня.
Эрон ответил не сразу, а когда ответил, в его тоне было гораздо меньше дружелюбия.
– Восстанавливаешь справедливость, да?
– Да, Эрон, это именно то, что я делаю.
– Надеюсь, ты не пожалеешь об этом.
– Это угроза? – Она непроизвольно отступила на несколько шагов.
– От меня? Господи, Эрика, конечно, нет! Мое дело спасать жизни, а не губить их.
Он собрался закрыть дверцу машины, но она жестом удержала его.
– Еще одна вещь, Эрон.
– Выкладывай.
– Эрики больше нет. Есть Рикки.
– Она вернулась, – сообщила Кэрри, как только Салли Джейн ступила на порог.
– Речь, должно быть, идет о печально известной Рикки Блю, – догадалась Салли Джейн, кивнув в ответ на эмоциональное вступление подруги.
– Для меня она всегда будет Эрикой, и, конечно, я говорю о ней. Мы только что получили приглашение на торжественный обед, а Эрон позвонил и сказал, что виделся с ней. У нее ярко-красный «чероки», и он набит до краев. Совсем не так прокрадываются в город.
– О, ради Бога, Кэрри! Она купила радиостанцию и планирует начать собственную программу, прямо в понедельник с утра. Они крутят рекламные ролики уже в течение месяца. Зачем в такой ситуации ей утруждать себя, чтобы «прокрадываться»?
– Не знаю. Просто все это так эксцентрично. Сперва этот непристойный журнал, в котором чуть ли не на каждой странице ее фото в голом виде и на обложке тоже, теперь радио-шоу. Я никогда не думала, что Эрика может быть такой бесстыжей.
– Здесь и кроется разгадка. Она больше не Эрика Кэссиди. Она радиосуперзвезда Рикки Блю, которая стремительно захватила радиоэфир пять лет назад. Не думаю, что ей так уж сложно было приехать в Сент-Джоун и сделать здесь то же самое.
– Вряд ли тебя, Салли Джейн, такое предположение действительно удовлетворяет. Я хочу сказать, не нужно делать вид, будто мы не знаем, зачем она здесь на самом деле.
– Конечно, знаем, но мы к этому не имеем никакого отношения, мы можем сидеть и наслаждаться шоу.
– Я вообще не собираюсь слушать.
– Ерунда!
– Ну, – усмехнулась Кэрри, – только не в том случае, если Брету есть что сказать по этому поводу. Он запретил мне включать радио, а в прошлое воскресенье даже говорил об этом с кафедры и предупреждал своих прихожан, что они могут подвергнуться сооблазнам посланца Сатаны. Он целый день просидел в доме приходского священника, готовя завтрашнюю проповедь. Я представляю, как завтра нас угостят проповедью с настоящим адским огнем и серой.
– Позволь мне сказать и, черт возьми, не обижайся на меня, Кэрри, но иногда твой муж кажется мне величайшим занудой.
На этот раз ответом ей не было хихиканье, но, как подозревала Салли Джейн, только потому, что Кэрри подавила смех. Жена преподобного никогда не сказала ни слова против своего мужа – во всяком случае, ей, но Салли Джейн не была слепоглухонемой… или полной идиоткой. А нужно быть круглым дураком, чтобы не замечать, что при всех рассуждениях супруга о рае, их брак был далек от совершенства, к тому же поговаривали о другом мужчине.
– А, – вдруг сказала Кэрри, – ты, может быть, тоже видела ее прибытие? Вот почему ты не удивилась моему звонку.
– Ничего подобного. Я всего пять минут назад вернулась из Кэмдентона, но я знала о ее приезде. Бобби Хайден, один из моих агентов, оформлял документы на дом.
– И ты ни слова мне не сказала? – упрекнула ее Кэрри.
– Извини, голубушка, но дело идет о земле. Для каждого удачливого торговца недвижимостью существует неписаный закон – мы не обсуждаем дела своих клиентов.
– Но сейчас ты говоришь об этом.
– Ты права, я сказала слишком много, – согласилась Салли Джейн. – И, чтобы не сболтнуть еще чего-нибудь лишнего, мне лучше уйти. Но знаешь, тебе нужно безопасное место, чтобы в понедельник послушать радиопередачу. Приходи ко мне в офис, а Брету можешь сказать, что идешь за покупками.
– Солгать?! – спросила Кэрри с притворным возмущением.
– А почему бы и нет? Это будет не в первый раз.
– Иногда, Салли Джейн, ты бываешь абсолютной тварью.
– В большинстве случаев, дорогуша.
Кэрри рассмеялась:
– Ладно, я позволю тебе уйти, но сперва скажи, ведь тебя немного волнует встреча с ней?
– Мы опять говорим о Рикки? Конечно, почему нет? Она мне нравилась. Мне действительно интересно, какой она стала после стольких лет.
– Мне тоже, – призналась Кэрри и добавила: – Кроме того, я скучаю по ней. Надеюсь, у нее больше нет ко мне ненависти.
– Существует одна вещь, дорогуша, которую ты должна признать. Она ненавидит нас всех. Но кто может винить ее за это? В ту ночь, когда убили ее родителей, она открыла нам тайну и потом явно дала понять, что уверена в том, что один из нас ответствен за случившееся. У меня такое чувство, что мы все будем виноваты до тех пор, пока не будет доказана наша невиновность.
– Значит, по-твоему, Брет прав, когда говорит, что она собирается трясти наши жизни так же сильно, как Джошуа раскачивал стены Иерихона?
– Дорогуша, твой муж первостатейный дурак, но в этом случае, я думаю, его метафора вполне уместна. Ты это тоже понимаешь, и все, кто был там в ту ночь, знает это. Она обещала.
Шериф А.Р.Уитком стоял в дверях тюрьмы Сент-Джоуна. Четыре здания, в которых камеры были битком набиты, главным образом, пьяницами, посаженными ради их же собственного блага; была и пара молодых людей, ограбивших магазин «Блесны и снасти» Сэма Петерса; один серьезный преступник-рецидивист, уже совершивший два побега из тюрьмы Фултон, – прошлой ночью он застрелил служащего заправочной станции на шоссе. Это не была территория Скутера, но все улики указывали на этого парня, и сегодня около семи утра Джуниор выследил его и доставил в тюрьму. Но Скутер не думал ни о ком из своих «постояльцев» – он размышлял о приезде Эрики Кэссиди. Да, он знал, что она больше не носит это имя, но как же это, черт возьми, было неприятно, – для него она всегда оставалась девочкой Кэссиди. Мысли о возвращении домой Эрики Кэссиди напомнили ему о разгуле убийств в восемьдесят пятом, которые ему так и не удалось раскрыть. Те шесть недель были для него мучительным воспоминанием, и даже сейчас ему ненавистно было думать об этом. Он не смог выполнить свой долг шерифа. Итак, она сдержала свою клятву вернуться и сделать это вместо него. Возможно, ей удастся это выполнить.
Скутер был простым человеком – простым, но не тупым, существовало много такого, чего он не знал, но одно он знал твердо: нужно соблюдать законы. Он знал, что иногда преступники уходят в подполье, но он также знал, что их исчезновение совсем не означает, что они исчезли навсегда. В том случае он был почти абсолютно уверен, что тот, кто убил Банни, дока Гранта, супругов Кэссиди и остальных, никогда никуда не уезжал. Скутер был уверен, что убийца – постоянный житель Сент-Джоуна. У него не было веских доказательств, но он чувствовал это всем своим нутром, точно так же, как чувствовал, что убийца продолжает жить в городе. Единственное, чего он не знал, – кто он.
Те убийства преследовали Скутера не один год. Он постоянно думал о них как о своем личном поражении и взваливал всю вину на собственные плечи, но постепенно смирился с этим. Тот, кто убил шестерых, по какой-то причине остановился после убийства Линды и Лоуренса Кэссиди, и Скутер был убежден, что возвращение Эрики Кэссиди могло толкнуть подонка снова пойти на преступление. Нет сомнения, так будет снова, если ему дать хоть полшанса. Скутер любил девочку, он не хотел, чтобы этот негодяй сделал ее своей седьмой жертвой – ее или кого-нибудь другого. Кроме того, он боялся. Раньше он всегда подавлял в себе тревожные мысли: могло ведь быть так, что убийцей был тот, кого он любил? Что, если это был его собственный сын?
Помощник шерифа Аллан Уитком сидел в патрульной машине, издали наблюдая за отцом. Старик, вне всякого сомнения, волнуется об Эрике Кэссиди, вероятно, боится, что она узнает о его отношениях с Банни. Джуниор не мог винить отца, его же самого перспектива того, что может произойти, не очень пугала. Если она так поступит, что с того? Что это доказало бы? Ровным счетом ничего. Однако ему, вероятно, следует не спускать с нее глаз.
Он посмотрел вдоль улицы в направлении автостоянки банка, где электрокары проходили мелкий ремонт и подзарядку. Ему полагалось следить, чтобы главный проезд был свободен от машин, но – Дьявол! – до начала еще почти час – он может просто съездить к дому, который сняла Эрика, взглянуть на нее и вернуться через полчаса.
Он снял свои солнцезащитные «рейбены», поплевал на каждое стекло, быстро протер их рукавом рубашки и, выехав со стоянки, снова надел очки. Взглянув в зеркало заднего обзора, он заметил, что отец еще стоит у тюрьмы, и ухмыльнулся. Хорошая игра! Даже Скутер не знал, где она поселилась. Дьявол, Джуниор узнал об этом раньше, чем высохли чернила на контракте о найме. Отец не слишком ценил его как помощника, но тем приятнее. Это доказывало, как полезно быть недооцененным. И это как нельзя лучше соответствовало стилю его жизни.
Брет сидел в доме приходского священника. Он снял очки в тонкой металлической оправе, оперся локтями о стол и сжал переносицу большим и указательным пальцами. Господи, как он устал! Он провел почти восемь часов, готовясь к завтрашней проповеди. Но послание, с которым он собирался обратиться к прихожанам, было жизненно важным. Особенно теперь, когда Эрика Кэссиди возвращалась назад, к этому моменту, вероятно, она уже вернулась. Ее радио-шоу по программе должно выйти в эфир в понедельник, а во вторник вечером она собиралась устроить торжественный прием.
Он провел рукой по лицу, как будто хотел стереть усталость, но эта усталость зародилась в его душе: не легко быть пастырем более тысячи овец. На нем лежала большая ответственность, особенно когда он обзавелся женой, которая всегда подводила его, подрывала его авторитет.
Брет глянул на часы на стене кабинета приходского священника – пора встречать Кэрри. Он обещал закончить проповедь к пяти, чтобы они могли попасть в город на праздник и уличные гулянья. Приходские священники будут ждать их, но сегодня у него не было желания разыгрывать спектакль, изображая отдохновение и наслаждение, когда в голове было совсем иное. Например, Эрика Кэссиди. Например, приглашение, которое он получил сегодня по почте.
Открыв верхний ящик, он вытащил конверт, украшенный орнаментом из листьев, и еще раз перечитал зеленовато-голубую карточку.
Рикки Блю просит Вас почтить своим присутствием неофициальный прием во вторник 18 апреля 1995 года в 8 часов вечера. Курортный отель Бар-Бер-Кин; строгий английский костюм с черным галстуком обязателен.
Вице-президент радиостанции, 555-9898, м-р Холлинз Паркер, отель «Менеджер»
Он велел Кэрри не обращать внимания на возвращение этой женщины в Сент-Джоун, как будто они никогда о ней не слышали, но, очевидно, это невозможно. Она вернулась, чтобы внести в их жизнь смуту Он не мог допустить, чтобы ей это удалось безнаказанно.
Он поднял телефонную трубку и позвонил жене.
– Позвони в отель, Кэрри, – сказал он без предисловий, когда она взяла трубку, – и скажи мистеру Паркеру, что мы прибудем на прием, который Эрика устраивает вечером во вторник.
– А я думала, ты хочешь, чтобы я не замечала ее.
– Я изменил свое мнение. Я пастор, Кэрри Энн, и мой долг встретить дьявола лицом к лицу
Кэрри хихикнула.
– Что здесь смешного?
– Ты… – она снова засмеялась, – ты так… так мелодраматичен. Эрика не дьявол, она просто женщина, ставшая достаточно богатой, чтобы проматывать свое состояние. Не могу представить себе, что ты так из-за нее расстроился.
– Я не расстроился, дорогая. Но думаю, было бы ошибкой недооценивать ее. Десять лет мы прожили в мире, теперь она опять хочет все взбаламутить. Как пастор самой большой конгрегации Сент-Джоуна, я считаю, что, очевидно, имею законное право проследить за тем, чтобы ей не удалось этого сделать.
– О, Брет, ради Бога, ты ведь не Билли Грэм! – Она снова засмеялась с явной издевкой. – Мы идем в город на фестиваль?
– Вероятно, ты охотнее пошла бы с кем-нибудь другим, – мягко сказал он.
– Конечно, нет. С кем бы это мне было приятней, чем с собственным мужем?
Брет улыбнулся в телефонную трубку, услышав нервозность в ее голосе.
– Не нужно звонить в Бар-Бер-Кин, я сам об этом позабочусь. Я буду дома через пять минут, будь готова к выходу.
Он положил трубку, потом еще раз внимательно посмотрел на вычурное приглашение, которое держал в руке, снова взял трубку, позвонил в отель и дал согласие от себя и от имени своей жены.
Покончив с этим, он усмехнулся и решил, что намерен наслаждаться, – смотреть на Кэрри всегда было для него истинным удовольствием. Рикки Блю, как она называла себя, придется подтвердить свои вызывающие заявления.
– Бог должен наказать ее за то, что она вернулась и заставила меня снова пережить всю боль, – говорила Ронда Грант, чистя у раковины картошку.
– Подожди, Ронда, ты ведь еще даже не видела ее. Как могло ее возвращение заставить тебя снова пережить смерть доктора Гранта? – удивилась Пэмела Сью.
– Ты слышала, что сказал Эрон? В понедельник утром она собирается выступать по радио. Она всерьез намерена это сделать, и мы знаем, о чем она будет говорить. Она будет говорить об убийствах. – Ронда бросила нож в дуршлаг и всплеснула руками. – Я просто не смогу этого вынести.
– Тогда не слушай.
– Ты думаешь, это так просто? Если я не буду слушать, так и не узнаю? Неужели ты думаешь, что Мэрилу, Фиби или Ванда Мей из библиотеки не удосужатся позвонить мне и описать все в мельчайших подробностях?
– Тогда оставайся здесь со мной и детьми. Ты поможешь мне справиться с малышом и одновременно избежишь их телефонных звонков.
– Мне это, возможно, и приятно, а для вас с Эроном?
– Для нас? – раздраженно выдохнула Пэмела Сыо.
– Ты прочитала это приглашение и слышала, как Эрон сказал, что намерен пойти туда. Ты же не думаешь, что она хочет просто поболтать о добрых старых днях?
– Я не знаю, чего она хочет.
– Знаешь, я слышала, как вы с Эроном обсуждали это у себя в спальне.
Пэм хотела было отчитать ее за подслушивание, но какой в этом толк? Ронда вечно вмешивалась в их дела, особенно последние три года, когда чаще ночевала у них в доме, чем у себя. Вероятно, ей даже известно, когда были зачаты два последних ребенка.
– Ладно, – сказала она, стараясь говорить вежливо, – мы не верим, что это вновь воскресит нашу старую дружбу. Как тебе известно, она считает, что это сделал кто-то из нас, из тех, кто был с ней в ночь убийства ее родителей, потому что убеждена, что никто другой не знал об их косвенном участии в расследовании предыдущих смертей. Но ты понимаешь, насколько это нелепо!
– Ты ошибаешься, Пэмела Сью. Я думаю об этом по-другому.
– Что? Что ты говоришь? – возмутилась Пэм.
– Что, если я скажу тебе, что Эрон тоже встречался с этой Эпперсон и Синди Ричвальски?
– О Боже, ты не в себе! – Пэм вскочила из-за стола и выбежала из комнаты.
– Я, может, и не в себе, но я не тот человек, который ненавидел его отца.
– Здравствуй, Блю, – сказал Кин. Рикки резко обернулась. Она не собиралась участвовать в празднике, а приехала в город за продуктами, но попала в дорожную пробку, и ей пришлось припарковаться почти за полмили от продуктового магазина и идти пешком. Она пробиралась через толпу, наблюдавшую парад, когда услышала свое имя.
– Боу, я не заметила тебя. – Она нервно провела рукой по волосам и сделала слабую попытку расправить фланелевую рубашку.
У него на лице появилась та же неторопливая улыбка, которую, как ей казалось, она забыла.
– Вполне вероятно, хотя, если бы сделала еще один шаг назад, ты бы сбила меня с ног и приземлилась мне на колени.
– О, извини, – сказала Рикки, чувствуя, что краснеет, и ненавидя себя за то, что позволила ему смутить себя. Она переминалась с ноги на ногу, испытывая желание просто сказать ему: «Приятно было увидеть тебя» – и отправиться по своим делам. Но не могла, просто не могла. – Как… как ты?
– Не жалуюсь. А ты?
– Я? Прекрасно. Хорошо, по-настоящему хорошо.
Снова эта неторопливая широкая улыбка.
– Да, я должен бы понять это по фотографии на обложке журнала.
– Рассмотри его как следует, чтобы не упустить главного. – Она повернулась, собираясь уйти.
– О, детка, здесь ты не права. Гарантирую, я ничего не пропустил.
Она замерла, сжав кулаки, потом медленно повернулась лицом к нему.
– Тогда ты знаешь, что у меня есть дело. Я собираюсь найти того, кто убил моих родителей. – Она сделала паузу и с вызовом добавила: – Кто бы это ни был.
Его легкомысленное настроение пропало, и он резко выпрямился.
– Ты ищешь неприятностей, Блю, я не хочу видеть, как это произойдет.
– Боу, я больше не наивная маленькая девочка. Я прошла тяжелый путь и научилась сама о себе заботиться.
Пространство между ними было наэлектризовано.
– Ах, так! – Он прислонился к стене дома. – Тогда я не стану беспокоиться о тебе.
– Ты этого никогда и не делал.
Боу смотрел, как Рикки уходит, ему нечем было защищаться – она была права, его не было с ней тогда, и сейчас он не хотел быть с ней. Он потратил массу сил и времени, чтобы научиться не чувствовать, не беспокоиться – особенно о ней.
