Текст книги "15 минут (ЛП)"
Автор книги: Джилли Купер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
И быстро.
От этого зависит жизнь Молли.
Глава 14
Откусываю еще кусочек кекса и отпиваю немного молока, прежде чем собрать вещи. Торопливо спускаюсь по лестнице и у двери гостиной надеваю сумку на плечо. Несколько федеральных агентов сидят на диване; кофейный столик превратился в рабочую точку с компьютерами, мониторами и каким-то неизвестным оборудованием.
Как только я вхожу в комнату, Майк врезается в меня всем телом, атакуя крепкими объятиями и заставляя опуститься на колени.
– Прости, Лара. Мне очень жаль.
Глаза брата блестят.
Откидываю его волосы назад. Из-за того, что Майк считает, будто должен извиниться, мне так плохо, словно по мне каток проехался.
– Это я должна просить у тебя прощения. Здесь нет твоей вины. Только моя. Целиком и полностью.
– Ты просила меня присматривать за ней, но я этого не сделал. Мне было очень весело, и я забыл. – Майк опускает голову и закусывает губу.
Огорчение, написанное на его мордашке, обжигает мне сердце.
– Я говорила что-нибудь еще? Когда просила тебя позаботиться о Молли, что еще я сказала?
Майк пожимает плечами, а на его лице появляется отсутствующее выражение.
– Не знаю. Только… быть рядом с ней. И остерегаться…
– Остерегаться? – настойчиво подстегиваю я его. – Остерегаться кого?
– Женщины с фиолетовыми волосами.
В моей голове вдруг всплывает картина. Что-то холодное, похожее на металл, прижимается к моей шее, и по телу проходит электрический ток. Меня забрасывают в грузовик, и мир перед глазами меркнет.
Когда зрение возвращается, затененное лицо с неясными очертаниями, обрамленное фиолетовыми волосами, наклоняется ко мне и шепчет:
– Ты должна охранять видео любой ценой. Если кто-нибудь узнает, что оно у тебя, тебе конец.
Возвращаюсь в настоящее, не имея ни малейшего представления о том, когда или где это произошло. Это случилось со мной? Или с другой Ларой, до того как я изменила прошлое?
Оставляю Майка и иду в ванную. Включаю свет, внимательно рассматриваю шею в том месте, где ощутила удар электричества, и, само собой, вижу две фиолетовые отметины. Будто меня атаковал вампир.
Или электрошокер.
Распускаю хвост и распределяю волосы по плечам, чтобы больше никто не смог заметить эти следы. Когда я выхожу, Майка нет, зато перед дверью меня ждет мама. У нее покрасневшие глаза. Если ад существует, она, по-видимому, уже там.
– Привет, – натянуто говорю я тихим голосом. Не знаю, что еще сказать.
Мама хмурится и подходит ко мне. Положив руки мне на плечи, целует в лоб и притягивает в крепкие теплые объятия. Я закрываю глаза и облегченно вздыхаю. Прислоняюсь к ней, мечтая, чтобы она держала меня так вечно.
– Мне не следовало… вчера вечером… Я прошу прощения, Лара. Ты страдаешь. Я страдаю. Я не должна была.
Я не могу говорить и просто киваю.
– Ты тоже мой ребенок. Ты ведь знаешь? Но Молли всего лишь маленькая девочка. Мне… так страшно. Я не хочу потерять ни одного из своих детей, никогда.
– Мы многое пережили за последнее время.
Она убирает волосы с моего лица и целует меня в лоб, ее подбородок дрожит.
– Это точно.
– Думаю, нам следует отправиться в отпуск сразу же, как только Молли вернется.
– Угу, как только она вернется, – шепчет мама. – Мы отлично проведем время. Ей нравится, когда ты спускаешься с ней с водных горок.
– Мне тоже. Не могу дождаться следующего раза. Я пообещала ей… – Я запинаюсь, когда на меня накатывает воспоминание.
Я сижу на кровати Молли. У нее на шее медальон, в который я вставила крошечную карту памяти. Сестра улыбается мне.
– Сбереги его для меня, Молли.
Она весело и беззаботно кивает. Думает, что это игра.
Но это не так.
Что, если человек в телефоне хотел именно ту карту памяти? Что, если она у Молли? Могла ли я оказаться настолько глупой, чтобы украсть что-то у опасных людей и спрятать это на моей маленькой сестренке?
Уверена, что ответ очевиден – да. Думаю, справедливости ради стоит отметить, что принятие правильных решений не входит в число моих выдающихся талантов.
– Кхм… Мам, ты не против, если я выйду? Мне нужно провести кое-какие исследования для доклада, над которым я сейчас работаю. А доклад к тому же коллективный. Мне необходима помощь Донована.
Мама категорично качает головой.
– Абсолютно исключено.
– Мам…
– Я сказала – нет, Лара. В школе поймут. Я больше никогда не выпущу еще одну мою девочку из виду.
Я сдаюсь и начинаю разрабатывать новый план.
– Ладно, тогда я буду наверху в своей комнате. Нужно кое-чем заняться.
В холле врезаюсь в Джекса.
– Ну что, с мамой все наладилось?
– Ага. Все стало почти так же хорошо, как до…
Я запинаюсь и опускаю взгляд на ковер.
Джекс вздыхает:
– Постарайся, пожалуйста, больше не расстраивать маму. Она достаточно натерпелась.
– Не буду. Обещаю. – Я обнимаю отчима, и он стискивает меня в крепких объятиях, пока я не начинаю задыхаться. – Мы скоро увидим Молли, я знаю.
Его душат слезы, но он изо всех сил старается держать себя в руках.
Целую его в щеку.
– Я люблю тебя, папа.
Слова срываются с губ, прежде чем я осознаю, что говорю. Чувствую, как изумленно распахиваются мои глаза, а брови помимо воли ползут вверх. Как я могу считать Джекса отцом? Мой папа в тюрьме. В этом есть хоть какой-то смысл? На ум приходит единственное объяснение: я теряю Лару, которой была, и превращаюсь в совершенно новую.
Джекс ласково похлопывает меня по щеке.
– Я так давно не слышал этих слов. Я очень рад, Лара. Действительно рад.
– Я тоже, – с трудом выдавливаю я, прежде чем скрыться в своей спальне.
Хватаю рюкзак и, набив всем, что, по идее, может мне пригодиться, выбрасываю его из окна. Включаю музыку, чтобы все решили, будто я села за уроки или еще чем-то занята. Надеюсь, пройдет не меньше часа, пока кто-то поймет, что я улизнула из дома. Убедившись, что путь свободен, вылезаю из окна и отправляюсь в долгое путешествие к дому Донована, старательно избегая главных дорог, где меня может обнаружить полиция.
Дверь открывает дворецкий, который проводит меня в величественный холл с мраморными полами и дюжиной изящных окон, обрамленных вычурными занавесками.
– Я дам знать Доновану, что вы здесь, мисс. – Поклонившись, он уходит.
Заглядываю в семейную гостиную. Она столь же изумительна и элегантна. Фамильные портреты таращатся на меня со стены над кирпичным камином. Захожу внутрь и провожу рукой по кожаному дивану – мягкому, как попка младенца. На стеклянной крышке столика за диваном стоят лампа и памятная наградная табличка. «Самый ценный специалист «Перемотки» два года подряд».
Вот почему я здесь. Мне нужны ответы, которые есть только у сенатора Патрисии Джеймс, но если Донован заботится о родителях так же, как я – о своих, мне нужно быть предельно осторожной.
Обдумываю план наступления, а где-то на грани сознания кружится неудержимое воспоминание.
***
Я еще малышка, мне не больше пяти. Сижу в квартире, где мы жили с родителями, до того как умерла мама. Наш дом большой, в нем много подъездов. Он не то чтобы отличный, но лучше того, где я росла после ее смерти. Я играю с кубиками, когда мое внимание привлекает спор на кухне.
– Это всего лишь ужин, Джон. Деловой ужин. Ты знаешь, как важны мои исследования…
– Еще один? Каждую неделю ты находишь новое оправдание для задержек допоздна, Миранда. Я не могу и дальше продолжать уходить с работы раньше, чтобы забирать Лару с детского сада. Меня уволят.
Разговор на минуту прерывается, и я подкрадываюсь к кухне поближе. Слышу, как мама что-то бормочет, но не могу разобрать слов.
– Ох, не начинай! – злится папа, раздраженно взмахнув руками.
– Моя работа очень важна. Я на пороге кое-чего крупного, Джон, крупного. Если мне все удастся, я получу повышение, возможно, однажды даже возглавлю целый департамент. Ты понимаешь, что это значит для тебя? Для Лары?
Мама высыпает из кастрюли в дуршлаг макароны для пасты с сыром мне на ужин.
– Не притворяйся, что все это ради нас. К нам это уже довольно давно не имеет никакого отношения. Ты становишься чересчур амбициозной. А как же наши мысли о втором ребенке?
– Я хочу этого. Конечно, хочу. Я люблю тебя, Джон. Больше всего на свете. Пожалуйста, не раздувай из мухи слона. Один ужин на этой неделе. Один. Это все, о чем я прошу. Пожалуйста.
В конце концов, папа согласно кивает. Они долго и тепло обнимаются, заставляя меня улыбнуться.
– И этот мистер Монтгомери не такой уж и красавчик, правда? – шутит папа.
Мама смеется.
– Не такой красивый, как ты. Никто не может вынудить меня захотеть тебя бросить, неужели ты не знаешь?
– Когда ты вот так смотришь на меня, знаю.
***
Мама ходила на ужин с Джексом.
Эта новость обрушивается на меня, как тонна кирпичей. Возможно, они были всего лишь коллегами, которые сблизились во время судебного разбирательства. А может, я просто не хочу смотреть правде в лицо. Мама завела интрижку, и папа что-то подозревал, но она была готова покончить со всем, судя по ее заявлению об увольнении. Она любила папу и не хотела его бросать. Очевидно, она изменила свое мнение, когда кто-то попытался ее убить, по крайней мере, когда папа стал главным подозреваемым.
– Привет.
Голос Донована вырывает меня из задумчивости, и я подскакиваю на месте.
– Привет. Мы можем поговорить?
Он кивает и ведет меня вверх по лестнице. Его большая комната оформлена в простой коричнево-бежевой гамме. Я сажусь на краешек гигантской кровати, и Донован присаживается рядом, но несколько секунд мне кажется, будто нас разделяет океан, пока его рука медленно не придвигается к моей. Когда его пальцы сжимают мои, я отвечаю тем же. Смотрю в его глаза и вижу в них печаль и раскаяние. То же, что чувствую я.
– Я не должна была целоваться с Риком, – говорю я, и от правды, заключающейся в этих словах, у меня словно камень ложится на сердце. – Прости.
– Почему ты это сделала? – Его слова эхом отражаются от стен, будто мы в огромном зале.
– Это была мечта, детская мечта девочки, которая переехала, когда ей было восемь. – Я прикусываю губу. – А потом та мечта оказалась передо мной, и это просто случилось.
Донован смотрит на меня, не моргая.
– Просто случилось. – Его голос лишен каких-либо эмоций.
– Знаю, от этого не легче.
– Только хуже. – Его слова причиняют мне боль.
– С нами ведь все будет в порядке? – спрашиваю я.
– Я не знаю, – отвечает он.
Молчу, жалея, что нельзя все исправить. Если бы только Донован не видел того поцелуя.
– Ничего пока не слышно? – интересуется он.
Качаю головой, благодарная за смену темы.
– Пока нет. Они полагают, что звонок поступит до конца сегодняшнего дня.
Глаза Донована расширяются.
– Черт. Она же такая… маленькая.
– Ты помнишь, как твоя мама работала в «Перемотке»?
Он подозрительно на меня смотрит.
– Странный вопрос.
– Ну а все-таки?
Брови Дона удивленно приподнимаются.
– Ну, не очень. Я был совсем маленький. Помню, что видел там тебя.
Он толкает мое колено своим.
Я нервно смеюсь. От соприкосновения наших тел меня бросает в дрожь. Сердце колотится, хотя я этого не хочу. Не знаю, что происходит, но я начинаю чувствовать себя уютнее рядом с Донованом, чем с Риком. Улыбаюсь и потихоньку скольжу пальцами выше по его руке. Он крепко обхватывает мою ладонь второй рукой. Я помню, как любила Рика, как целовала его, но не могу вспомнить, что при этом ощущала.
Донован наклоняется, чтобы поцеловать меня, но я колеблюсь. Думаю о Рике, о нашем с ним общем прошлом, которого уже нет, потому что я променяла его на этот безумный мир. Могу ли я все вернуть? Мои чувства к Доновану усилились. Могу ли я рискнуть тем, что чувствую к Доновану, всем, что мы с ним построили, ради надежды на то, что однажды Рик действительно сможет меня полюбить?
Прикусываю губу, и Донован гладит мою щеку тыльной стороной ладони.
– Чего ты так боишься?
Его глаза искренни и полны тепла.
– Того, что люблю тебя. Того, что могу потерять и тебя тоже. Того, что я неудачница, по уши увязшая в одном серьезном деле, о котором мне даже говорить нельзя.
– Мы вместе с этим разберемся, – шепчет Дон.
Когда он снова придвигается, чтобы поцеловать, у меня пропадает всякое желание сопротивляться. Закрываю глаза и наклоняюсь вперед навстречу его губам. Охотно принимаю его настойчивые поцелуи. Просто чувствовать, что кто-то хочет меня, любит и ценит – так здорово. Рик никогда не будет любить меня так, как прежде, я вижу это в его глазах. А когда я с Донованом, меня наполняют любовь и тепло. Боюсь думать о том, что это значит.
Поцелуи Донована становятся более напористыми, страстными. Он крепче стискивает меня в объятиях, и я мечтаю, чтобы весь остальной мир исчез. Хочу забыть о том, что надо спасать папу, Молли – да кого угодно, – и остаться здесь.
– Спасибо, – шепчу я по миллиону причин, и на лице Донована появляется потрясенная улыбка. – Спасибо, что не бросил меня.
– Я даже представить не могу, как тяжело тебе пришлось прошлой ночью.
Я вижу в его глазах заботу и страх.
Киваю.
– Мне нужно кое-что тебе рассказать, но ты не должен никому об этом говорить.
Дождавшись его обещания, я продолжаю:
– Мне звонили похитители. Они хотят получить какую-то вещь, которая раньше принадлежала им, но сейчас находится у меня.
Он оторопело таращится на меня широко распахнутыми глазами.
– Ты должна сообщить об этом полиции.
– Не могу, – настаиваю я. – Они навредят Молли.
Донован делает глубокий вдох и отсутствующим взглядом смотрит куда-то вдаль, явно пытаясь что-то придумать.
– Тогда нам нужно сходить и забрать документы.
У меня екает сердце.
– Ты знаешь, что они имеют в виду?
Дон дарит мне скептический взгляд.
– Разве сейчас время для шуток? Конечно я знаю, где они. Ты спрятала их в отделении «ИМКА».
Внезапно все становится ясным как божий день. Ключ в моем кошельке – от шкафчика. Я потрясенно открываю рот. Пытаюсь это скрыть, но безуспешно.
– Ты действительно не помнила?
– У меня выдалась тяжелая неделя, понятно? – отмахиваюсь я, обороняясь.
– Ладно, ладно, – поднимает Донован руки, сдаваясь.
Пытаюсь скрыть ухмылку.
– Прости. Так это все, что мне нужно? Всего лишь ключ. Ну, выглядит слишком просто…
Донован качает головой. Берет меня за руку и ведет из своей комнаты в кабинет. Там Дон залезает под стол, и я слышу, как он вытаскивает что-то из-под крышки. Выбравшись оттуда, он быстро сует в мою ладонь флэшку.
Флэшку.
– Вот оно, – шепчу я самой себе, но Донован решает, что я обращаюсь к нему.
– Только часть. Тебе надо забрать бумажные документы. Тогда у тебя будет все.
Он гладит меня по голове и целует в губы.
– Будь осторожна.
Киваю, цепляясь за него.
– Это не прощание.
– Я надеюсь, – сверкнув глазами, отвечает Дон.
Он провожает меня ко входной двери, и я задерживаюсь на крыльце.
– Ты тоже будь осторожен, Донован.
Он кивает.
Обогнув какие-то кусты, я наконец оказываюсь на улице, где вижу, как двое полицейских выходят из патрульной машины. Чуть не врезавшись прямо в них, вполголоса чертыхаюсь.
– Мисс Монтгомери, вас разыскивают родители.
Если бы можно было делать карьеру в искусстве попадания в неприятности, я бы выбилась на самую верхушку карьерной лестницы.
Глава 15
Прятаться в своей комнате, вероятно, плохая идея, но именно этим я и занимаюсь. Мама заходит и садится на кровать, но долго не говорит ни слова, заставляя меня нервничать.
– Лара, ты хоть знаешь, как сильно мы волновались? – горько говорит она.
– Ты не собираешься на меня орать? – спрашиваю я. – Я бы на себя наорала.
– Тогда зачем так поступать? Зачем сбегать из дома и идти к Доновану?
Прокатила бы куча ответов, но я решаю быть откровенной.
– Мне надоело быть одинокой и напуганной. А он… всегда заставляет меня чувствовать себя лучше.
Мама выдыхает.
– Это я. Я подтолкнула тебя к нему своим поведением вчера вечером. Боже, Лара, прости меня. – Она нежно убирает волосы с моего лица. – Мне действительно жаль. Я не хотела, чтобы ты так себя чувствовала.
– Нет, хотела, – шепчу я.
На мамином лице проступает ошеломление, но она кивает, а в ее глазах блестят слезы.
– Да, ты права, и тем сильнее это меня расстраивает, и тем больше я сама на себя злюсь.
Мы беремся за руки.
– Я рада, что ты не сердишься.
У нее вырывается короткий нервный смешок.
– Ну как я могу? Мою дочь похитили. Я счастлива, что с тобой все в порядке.
– Можно кое-что спросить?
Мама кивает.
– Конечно.
– Когда ты влюбилась в Джекса?
От изумления у мамы приоткрывается рот.
– Лара, с чего вдруг такие вопросы?
– Пожалуйста, ответь. Честно. Пожалуйста.
Она вытирает руки о брюки и ерзает на месте.
– Я ощутила мгновенное притяжение при первой же встрече и сделала все возможное, чтобы избегать его, держать на расстоянии, но мы проводили вместе массу времени. А твой отец… Я тоже любила его, но на нас многое свалилось. Мы сбились с пути.
– А когда узнал папа?
Она пожимает плечами и заправляет волосы за уши.
– Не думаю, что он знал. После того дня в переулке я поклялась, что никогда больше не увижусь с Джексом. Если бы понадобилось, я бы вывезла нас в простую хижину в горах.
Мама горько смеется.
– Так ты хотела остаться?
– Конечно, хотела! Но после того как полиция начала допрашивать твоего папу, он стал другим, нервным. А потом… наша жизнь изменилась навсегда. – Наблюдаю, как она крутит обручальное кольцо на пальце. – Мы подождали окончания судебного разбирательства, прежде чем снова начали встречаться, и поженились год спустя. Мы были счастливы… и я даже не ожидала, что смогу снова забеременеть. – Мама делает глубокий вдох. – Но это была хорошая жизнь. По большей части, мы были счастливы.
– Прости, я такая паршивая дочь, – говорю я, заламывая руки.
– От тебя никто и не ждет другого поведения. Это мне нужно постараться.
Она целует меня в обе щеки.
– То, над чем ты работаешь в «Перемотке», противозаконно?
Мамины глаза омрачаются.
– С чего ты это взяла?
– Видела… в газете. Вопросы кое-каких журналистов.
– Хранилище памяти не противозаконно! – восклицает она, поднимаясь с кровати. – Это хорошая компания, не из тех, что ввязываются в нелегальные дела. Не верь этим липовым статьям: их пишут для того, чтобы журналы продавались. Не переживай, Лара. Моя работа абсолютно безопасна. И когда мы вернем Молли, все снова придет в норму.
По ее тону становится понятно, что разговор окончен. Даже зная, что она лжет, часть меня верит ей. Она такая же хорошая лгунья, как и я.
Как только мама уходит, я составляю план побега. Мне нужно отправиться в «ИМКА» и найти те документы, но, выглянув из окна, я замечаю двух полицейских, охраняющих двор. Я ни за что не смогу выбраться отсюда, пока на улице светло. Надеюсь, получится ускользнуть попозже, когда стемнеет и все уснут.
Таков мой план.
У меня осталось всего тридцать часов.
***
Я пакую на ночь спортивную сумку. Когда укладываю фонарик, слышу, как снизу кричат, что ужин будет рано. Все на взводе, так что я тихонько выхожу в коридор, но у лестницы сталкиваюсь с Джексом. В его глазах мелькает удивление, но через секунду я вижу, как его лицо перекашивается от печали и гнева.
– Папа, прости, что я улизнула из дома утром после нашего разговора, – тихо говорю я и тянусь к его руке.
Он кивает, и на короткий момент я чувствую облегчение.
– Ты всегда даешь обещания, но они ничего не значат, Лара. Вот в чем вся проблема. Ты… слишком склонна к спонтанным поступкам. Тебе иногда нужно задумываться о том, как твои действия влияют на других людей.
Он разворачивается и исчезает на лестнице, оставляя меня с чувством вины.
Но я же могу ее вернуть. Мне всего лишь нужно самую малость времени подальше от ФБР.
Спускаюсь вниз поесть пиццы со всей семьей. Этот молчаливый странный ужин проходит в гостиной. Под стеночкой сидят и жуют агенты. Все это смахивает на похороны или бдения над гробом, когда никто не хочет говорить, но в комнате витает дымка дурных предчувствий. Мне в голову не приходит ни одной подходящей темы для разговора, как, очевидно, и всем остальным. Даже Майк трижды сворачивает пиццу, прежде чем остается удовлетворен результатом, и откусывает кусочек.
Чувствую потребность не откладывая выпить таблетку, чтобы остановить надвигающуюся головную боль, прежде чем меня накроет по полной. Встаю, упомянув, что собираюсь попить на кухне, когда с верхнего этажа доносится грохот.
Все вскакивают на ноги, и Джекс прижимает Майка к груди в стремлении защитить. Два агента мчатся наверх, а еще двое остаются с нами. Все думают, что в доме кто-то есть, но я в безопасности и абсолютно спокойна, словно все будет в порядке.
– Лара, – с болью в голосе выдавливает мама.
Бросаю взгляд на журналиста, вещающего с экрана телевизора. Хватаю пульт и увеличиваю громкость.
– Судя по всему, Джек, охранникам удалось вновь взять контроль в тюрьме в свои руки вскоре после того, как вспыхнул бунт. Пострадало несколько человек, но лишь один заключенный был серьезно ранен, и его увезли на вертолете в Центральную больницу штата Массачусетс. Больница его имя пока не разглашает, но ближайших родственников оповестят.
Это тюрьма, в которой находится мой отец. Когда позади мамы звонит телефон, я знаю, каких новостей следует ожидать.
Но Джек, ведущий из студии, еще не закончил разговор. Он продолжает:
– А что насчет просочившейся информации о том, будто бы в стенах тюрьмы была замечена женщина с… фиолетовыми волосами?
Во мне все замирает, и я поворачиваюсь к маме, застывшей с телефонной трубкой в руке. На ее лице появляется то, чего я еще не видела.
Страх.
– Ты ее знаешь? – требую я ответа, подходя к ней. – Ты знаешь женщину с фиолетовыми волосами?
Она качает головой.
– Нет, я… я не знаю, кто это…
– Лгунья, – рычу я. – У тебя же на лице все написано. Кто она?
Мама вешает трубку.
– Я не знаю! Ну, я ее видела. Мельком. Как привидение. Н-н-но-но я понятия не имею, кто она такая.
Закрыв лицо руками, она начинает плакать.
– Вы вместе работаете? На сенатора?
– Что тебе известно о моей работе с сенатором? – У нее гневно раздуваются ноздри.
Агенты ФБР возвращаются обратно. Очевидно, им не удалось никого обнаружить в доме. Мне бы следовало испытывать облегчение, но не получается. Джекс и Майк все еще здесь, но я забыла о них, буравя взглядом маму.
– Достаточно, – выпаливаю я. – Достаточно, чтобы быть в курсе твоих незаконных исследований. То хранилище памяти всего лишь прикрытие.
Мама ахает.
– Ты рылась в моих бумагах? У меня в кабинете? Проклятие, Лара! Ты хоть понимаешь, что натворила?
– Что ж, извини, если мне нужна была информация, – выпячиваю я грудь. – Я нуждалась в ответах, а ты никогда мне ничего не рассказывала. Все, что я получала – объятия да поцелуи, и, о, мы скоро поедем в отпуск, но знаешь что? Отпуск все никак не начнется. Ты твердишь об этом годами. Годами! Что может быть настолько важным, что ты не можешь со мной поговорить? Провести с нами время? Предполагалось, что мы должны быть семьей.
Мама плачет в сжатый кулак, но мне все равно.
– Чем работа на сенатора так важна, что ты наплевала на нас?
Джекс тянет меня за плечи.
– Хватит, Лара! Твоя мама и так через многое прошла. Иди к себе в комнату.
Разворачиваюсь на каблуках, испытывая желание ткнуть пальцем ему в лицо. Он понятия не имеет, что я сделала, чем пожертвовала.
– Сейчас же, юная леди, – повышает голос Джекс, хмуря брови и уставившись на меня надменным взглядом. Он в жизни так на меня не смотрел. Ни разу.
Приходится подчиниться, и я еще никогда не чувствовала себя такой одинокой.
Поднявшись в свою комнату, глотаю болеутоляющее, отпиваю несколько глотков воды и завожу будильник. Я так зла, что могу думать только о своем плане по спасению Молли.
Просыпаюсь в темноте с раскалывающейся головой, и по телу волнами разливается боль. Ничего не вижу, кроме мерцающих красных цифр на часах, которые показывают восемь вечера. Стук сердца отдается в голове громче, чем обычно.
Со стоном падаю на колени возле кровати и сжимаю переносицу. Это оно. В чем бы ни заключалась болезнь путешественников во времени, она меня убьет. Чувствую себя так, словно кто-то проводит овощечисткой вверх-вниз по моим косточкам, обнажая мышцы, а затем посыпает солью открытые раны.
Я умудряюсь подползти к столу и после нескольких попыток щелкнуть по стоящей на нем лампе. Мои конечности не хотят слушаться команд, которые я им посылаю. Дотягиваюсь до пузырька с ибупрофеном и долго вожусь с крышкой.
Таблетки рассыпаются во все стороны, и давление в голове нарастает. Сгребаю несколько штук и глотаю их, не запивая. Я даже не уверена, сколько, но я в отчаянии и могу сойти с ума, если эта пытка не прекратится. Кладу голову на стол, по щекам текут слезы. Слышу, как кто-то барабанит в дверь, и понимаю, что кричала.
– Лара? – Джекс снова стучит.
– Папочка?
На короткий миг зрение мне изменяет. Оно то возвращается, то ускользает вновь, как заезженная пластинка на проигрывателе диджея. Впиваюсь пальцами в ковер. Пульсирование в голове усиливается, и у меня вырывается громкий крик. Я съеживаюсь, разрываясь на части. Никогда не думала, что боль может быть такой пронзительной. Мое тело ведет борьбу за зрение, часть меня отчаянно сдерживает приближающееся воспоминание. Дверь распахивается, и от треска, с которым дерево сталкивается со стеной, мой мозг начинает пылать.
– О боже, Лара! – Джекс хватает меня за плечи и притягивает к груди.
Мое тело сводит судорогой, одного его прикосновения достаточно, чтобы заставить меня завопить.
– Миранда! – кричит он, даже не подозревая о том, какую сильную боль мне причиняет.
Поднимаю на него взгляд и бормочу:
– Прости меня.
Наверняка это мои последние слова. Лицо Джекса вращается, и когда мир начинает меркнуть, в моем мозгу что-то щелкает, словно складывается пазл.
Мама вскрикивает и сжимает мои ноги.
– Детка? Лара, сколько таблеток ты приняла?
Сознание начинает ускользать, но я все никак не могу отвести взгляд от лица Джекса. Оно старше, чем я помню. Раньше его волосы были черными, а глаза – карими, а не голубыми.
И тем не менее я уверена, на все сто процентов уверена.
Он – стрелок из переулка.
