Текст книги "15 минут (ЛП)"
Автор книги: Джилли Купер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
Глава 5
Доктора говорят, что все в порядке – это просто истощение и голод. Но они не считают нужным сделать мне сцинтиграфию головного мозга, а я уж точно не стану им это предлагать. В итоге мне просто дают поесть и попить сока. Примитивно, но это срабатывает.
В начале девятого вечера я уже сижу, свесив ноги с кровати, и жду, когда меня заберут родители. Надеюсь, мама приедет одна, и я смогу с ней поговорить. Слышу шаги в коридоре. В животе тревожно порхают бабочки. Я поднимаю взгляд и вижу растрепанного Джекса.
На его лице написано беспокойство. И хоть я злюсь, но мысленно вижу его на свадьбе в моих новых воспоминаниях. Я испытываю к нему новые чувства. Джекс вырастил меня, и, как бы я его ни ненавидела, но то, как я себя с ним вела, было несправедливо. Он молча садится рядом со мной на койку и накрывает теплой ладонью мою руку. Я рассматриваю его лицо, пока он изучает линолеум на полу.
Мне не хочется с ним ссориться – не стоит еще сильнее усложнять себе жизнь.
– Прости, – шепчу я, кусая губу.
– Где ты была? – спрашивает Джекс, часто моргая, и, встретив мой взгляд, тут же отводит глаза.
Такое чувство, будто ему тяжело даже находиться рядом со мной. В его глазах застыла боль, источником которой стала я, и мне стыдно – за все.
– Просто гуляла. Надо было подумать.
Джекс опирается локтями на бедра и наклоняется вперед.
– Ты пользовалась компьютером в библиотеке?
Должно быть, доктора ему все сообщили.
– Ага. – Я мну подол юбки, переполненная чувством вины.
Джекс вздыхает.
– Мне жаль, что ты узнала обо всем подобным образом. Знаю, мы должны были сами рассказать тебе о слушании по поводу условно-досрочного освобождения. Твоя мама… – Он замолкает, очевидно, старательно подбирая слова. – Мы не хотели тебя расстраивать. И это работало.
Его улыбка заразительна, и когда я улыбаюсь в ответ, Джекс пододвигается ближе. Он обнимает меня за плечи, пытаясь подбодрить. Я закрываю глаза. Все внутри меня кричит Джексу, чтобы он прекратил, но я сдерживаю порыв.
Он целует меня в лоб.
– Мне жаль, принцесса, мне очень жаль. Знаю, тебе бы хотелось, чтобы все уладилось как-нибудь само по себе.
Да, хотелось бы. Этого и многого другого.
– Где мама?
– У нее было позднее совещание, и она застряла в пробке. Мама встретит нас дома.
Он играет с моими волосами, словно делал это миллион раз, и у меня перед глазами всплывает картинка его лица, когда он укладывает меня спать. Я обнимаю его за шею пухлыми ручками и лепечу: «Я люблю тебя, папочка».
Папочка.
Меня осеняет.
– Мама много работает.
Я подобного не ожидала. Думала, мы будем вместе.
– Это ненадолго. Ведь через пару недель мы отправимся в отпуск на Багамы. Понимаю, поездка с родителями не самая модная вещь в мире…
Я смогу провести время с мамой, если к тому времени мой мозг не превратится в кашу.
– Да нет, звучит здорово. Не могу дождаться.
Джекс подмигивает, и морщины на его лбу разглаживаются.
– Понимаю, в последнее время у нас были проблемы, но я люблю тебя, Лар. Ты должна это знать.
– Я знаю. Конечно. – Хотела бы я понимать, о чем он говорит.
– Давай-ка отвезем тебя домой. Если поторопимся, ты сможешь пожелать близнецам спокойной ночи.
Мы выходим из больницы, и Джекс подталкивает меня к семейному авто. Удобно устроившись внутри, смотрю, как за окном проплывают дома, а свет фонарей отсвечивает на стекла. Звонит мой телефон. Это Донован. Отправляю звонок на голосовую почту.
– Если хочешь, можешь выбрать другую радиостанцию, – предлагает Джекс.
– Не надо, все в порядке, – безучастно отзываюсь я.
Он удивленно поднимает брови.
Что еще во мне изменилось? Я дерзкий избалованный ребенок? Теперь я все принимаю на веру, потому что у меня есть мама с папой, о которых я всегда мечтала, пока мой настоящий отец гниет в тюрьме? Когда мы подъезжаем к дому, делаю глубокий вдох и выпрямляюсь на сидении. Не знаю, пускают ли к папе посетителей, но мне нужно это выяснить. Я должна его увидеть.
Дом встречает меня тишиной и приглушенным светом. Близнецы, наверное, уже спят. До меня доносятся витающие в воздухе запахи картошки и лимона, и как только я захожу на кухню, слышу звон столового серебра.
Вот и она.
Наклонилась над посудомоечной машиной и загружает тарелки после ужина. Каштановые кудри закрывают ей лицо.
– Мама? – хрипло говорю я.
Она выпрямляется. На ее лице борются беспокойство и облегчение. У меня начинают дрожать губы, и я кидаюсь к маме. Она раскрывает мне объятия. Глубоко вдыхаю, вспоминая ее ванильный аромат. Мама крепко стискивает меня, я делаю то же самое, задыхаясь от рыданий.
– Ох, детка, – шепчет она, ласково поглаживая меня по голове. – Прости, что не перезвонила тебе сегодня. У меня сейчас бешеное расписание, постоянные совещания.
Киваю, крепко закрыв глаза и счастливо спрятав лицо в ее волосах. Они щекочут мне нос, но это неважно.
Мама берет меня за плечи и чуть отодвигает от себя, чтобы заглянуть в глаза. Погрустнев, она вытирает слезы с моих щек.
– Тебе тяжелее, чем кому бы то ни было. Если бы я могла все прекратить, я бы так и сделала, Лара.
– Я рада… что я дома.
– Я тоже. – Мама улыбается и указывает на высокий табурет. – Посиди со мной минутку.
Она открывает холодильник, достает две бутылки яблочного сока и протягивает одну мне.
– Когда папа позвонил и рассказал, как ты вылетела из дома… – Она замолкает и делает глоток. – Я давно так не злилась, Лара. Но когда сообщили, что тебя забрали в больницу… – Мама бледнеет. – Так страшно мне не было с того дня в переулке.
Неловко кручу крышечку на бутылке.
– Я не хотела падать в обморок или быть такой… злой.
– Понимаю, тебе тяжело осознавать, что Джон в тюрьме, но Джекс тоже тебя любит. Он был здесь, с тобой. С нами. И я понимаю, что ты подросток и постоянно находишься в растрепанных чувствах. Сегодня ты нас ненавидишь, завтра – обожаешь. – Мама делает глубокий прерывистый вдох. – Но я хочу, чтобы ты проявляла уважение, хорошо? Джексу вовсе нелегко так сильно тебя любить и при этом выслушивать твои оскорбления.
Я и раньше так делала?
– Я извинилась.
– Хорошо. – Мама, кажется, успокоилась, она отводит волосы у меня со лба и целует меня. Мне с ней так хорошо. Я как будто купаюсь в лучах теплого солнца. – А теперь отправляйся-ка в постель. Завтра в школу.
Мне хочется остаться и просто смотреть на нее, но я послушно встаю. Поворачиваюсь в дверях.
– Люблю тебя, мам.
На секунду она застывает с открытым ртом.
– Я тебя тоже люблю, малышка.
Выхожу из кухни и вижу Джекса в гостиной. Он копается в каких-то бумагах.
– Спокойной ночи, – говорю я ему.
– Спокойной ночи, милая. – Поднимаясь по лестнице, я чувствую, как он провожает меня взглядом.
Оказавшись в комнате, переодеваюсь в пижаму и начинаю анализировать ситуацию. К завтрашнему дню я должна знать о себе все, что только можно. Замечаю выстроившиеся на комоде награды по софтболу и боулингу. Боулинг? Морщу нос. Где такое видано? На книжных полках стоят любовные романы и детективы. Ну хоть это не изменилось.
Под кроватью обнаруживаю желанную сокровищницу – фотоальбом. Листая страницы, нахожу наши с близнецами и Джексом семейные снимки. Те, что с мамой, заставляют меня улыбнуться. Я игриво позирую в платьях, одетая с иголочки, будто светская львица, которая полна решимости избавить мир ото всех цветов, кроме пастельных.
Но на моем лице румянец и цветет улыбка. Я выгляжу счастливой. По-настоящему счастливой.
Очень много фотографий, где мы с мамой и Джексом. Я целую его в щеку и помогаю ему задувать свечи на именинном торте. Мы празднично одеты и, судя по фону на заднем плане, кажется, где-то в тропиках или на корабле. Крепко закрываю глаза и мысленно переношусь в последний день рождения папы, моего настоящего отца.
Квартира настолько мала, что кухонный стол стоит впритык к дивану, и наш пес скулит из-под стола. Папа высокий, сильный и мужественный, но на нем желтый именинный колпак, и он глупо ухмыляется, тряся завернутый подарок.
– Это не бомба. И не «Лего».
– Не «Лего», – весело соглашаюсь я.
На мне удобная старая толстовка, я не накрашена, но улыбаюсь. Папа говорит, что это единственный макияж, который мне нужен.
Он открывает коробку и обнаруживает там несколько паровозиков для его игрушечной железной дороги. Папа строит ее много лет – у него никогда не хватает на это денег. Его глаза затуманиваются, и, конечно, винить в этом можно только аллергию.
– Лара, это же фантастика! Спасибо, девочка.
Тянусь через стол, и мы обнимаемся. Перед нами пустые тарелки из-под макарон с сыром и маленький торт со свечками, на которых пляшут праздничные язычки пламени.
– Загадай желание, – предлагаю я.
Интересно, что он загадает? Я вот из года в года задумываю одно и то же.
Папа улыбается и задувает свечи. Я хлопаю в ладоши, а папа вытаскивает вилки и тарелки. Десерт подан.
– Что ты пожелал? – спрашиваю я, слизывая с ложки остатки мороженого.
– Проводить больше времени с тобой.
Папа подмигивает и ласково гладит мою руку. Он поднимается, и ножки стула скрипят по полу.
Надув губы, я наблюдаю, как он натягивает сюртук швейцара. В этот раз обеденный перерыв закончился слишком быстро.
– Папа…
Он целует меня в макушку.
– Именинный обед вышел потрясающий, Лара. Поговорим утром перед школой, ладно?
Вымученно улыбаюсь.
– С днем рождения.
Печаль в глазах заставляет папу казаться старше, чем несколько минут назад. Дверь за ним закрывается, и гулкое «Бум!» эхом разносится по квартире, оставляя меня в оцепенении. Искра скулит и трется о мою ногу. Наклонившись, треплю его по спине.
– Я это исправлю. Я собираюсь это исправить для всех нас.
Отношу тарелки к мойке и соскребаю остатки в мусор. Нахожу поздравительную открытку, которую папа выбросил, так и не распечатав. Так же, как и каждый год. На конверте изысканная наклейка с обратным адресом. В углу заглавная J с эффектной завитушкой. Раздумываю, не посмотреть ли, от кого открытка, но все же решаю уважать папину личную жизнь. Смахиваю остатки торта прямо на конверт и ухожу.
Теперь я сожалею, что не прочла тогда ту открытку. С шумом захлопываю фотоальбом. Раздается звонок мобильного. Выуживаю телефон из сумочки. К счастью, это не Донован, а Кристина. Она была одной из моих ближайших подруг, и я рада, что кое-какие вещи не изменились.
– С тобой все хорошо? – поспешно спрашивает она.
– Я в порядке. – Вкладываю в голос как можно больше энтузиазма. – Только-только добралась домой. Так устала! Похоже, новости быстро разлетаются.
– Конечно, если выясняется, что ты в госпитале, Лара! Должно быть, это такой стресс. Ты уверена, что все хорошо?
– Да куда ж я денусь? Ладно, я пошла спать. Поболтаем завтра.
– И о симпатичных докторах, которых ты видела, да? – Она заразительно хихикает, и я, не выдержав, начинают хихикать вместе с ней. – Может, наберешь Дона и пожелаешь ему спокойной ночи? Он очень волнуется. Ты не берешь трубку, когда он звонит.
Досадливо морщусь.
– Извини. Я… не в настроении. Может… ты позвонишь вместо меня?
– Что?! – Такое ощущение, будто я попросила ее поменять проколотую шину. – Ты просто обязана хотеть с ним поговорить.
– Ну, я правда не хочу. – Закрыв глаза, молюсь, чтобы она не подняла по этому поводу шум.
– Хорошо, хорошо. Но лучше бы тебе завтра рассказать, что между вами происходит. Особенно, если есть пикантные подробности.
Глупо улыбаясь, закрываю крышку телефона и, в последний раз глянув на фотоальбом, засовываю его под кровать. Чувствую, как он во что-то упирается.
Мне становится любопытно. Шарю рукой под кроватью, пока не нащупываю какой-то твердый предмет. Я достаю до него лишь кончиками пальцев. Боюсь, если вытяну руку еще сильнее, то вывихну плечо, но все же тянусь чуть дальше и наконец умудряюсь ухватиться и вытянуть предмет наружу. Это небольшой коричневый сундучок, опоясанный посередине золотой полосой. Он не заперт. Откинув крышку, вижу внутри небольшую тетрадь. Дневник.
Взволнованно достаю его и листаю страницы. Так, хорошо, это мой почерк. Перелистываю на последнюю исписанную страницу. Всего два дня назад.
«Я купила на выпускной платье, о котором мечтала. Папа меня отвез, мы здорово повеселились. Он даже заплатил за ланч. Было так приятно провести с ним день. Мне нравится, что у меня есть брат с сестрой, но я скучаю по тем временам, когда были только мы. Мы вдвоем.
Мама постоянно работает, и я уже к этому привыкла. Понимаю, что ее работа очень важна или типа того. Мама может делать все, что ей заблагорассудится. Когда она дома, все настойчиво требуют ее внимания, а я просто сливаюсь с чертовыми обоями. Может, она сожалеет о моем существовании? Может, я напоминаю ей о «большой ошибке» с Джоном Крейном?
Донован подарил мне красивейшее ожерелье. Я и не подозревала, как он ко мне относится, пока не открыла ту маленькую коробочку. Я его тоже люблю и жду не дождусь выпускного, когда мы останемся наедине.
Но мне тяжело сосредоточиться. Мои преследователи подбираются все ближе, и план начинает обретать конкретные черты. Надеюсь, они не подозревают, что я собираюсь сделать. Очень надеюсь!»
Уставившись на дневник, хмурюсь и шепчу:
– Что за черт?
Глава 6
Меня будит аромат яичницы с беконом. Обычно это мой любимый завтрак, но сегодня утром живот не хочет воспринимать никакой еды. Первая моя мысль об отце. Я продала одного родителя за другого, и вина жалит меня, как пчела.
Звенит будильник. Встаю под душ, вода щекочет спину. Давление гораздо сильнее, чем в моей старой квартире. Жизнь теперь должна стать намного слаще. У меня есть все блага, которые можно купить за деньги. Но это не освобождает меня от чувства вины, а лишь усиливает его.
Мама жива, и я благодарна, что буду помнить еще об одном дне с ней, но папа в тюрьме. Неужели я в конце концов забуду последние десять лет, которые мы провели вместе? Папа заботился обо мне, когда я болела, и когда нам нужны были лекарства, он экономил каждую копейку и иногда ходил голодным, лишь бы накормить меня. В один прекрасный момент я могу проснуться, и эта жертва перестанет для меня что-либо значить. Возможно, я буду знать его лишь как человека, который пытался убить маму и разрушил наше «жили долго и счастливо».
И меня явно преследуют какие-то люди. Или это, или я сошла с ума. Не уверена, какой из вариантов страшнее. Подожду завтрака, а там и решу.
Подсушив волосы полотенцем, заворачиваюсь в банный халат, как в облако, которое впитывает влагу с моего тела. Роюсь в шкафу в поисках чего-нибудь удобного, но в результате остаюсь почти ни с чем. На всей одежде дизайнерские ярлыки, каждая сумочка – от «Коуч». Я чувствую себя Барби, а не обычным человеком.
Натягиваю джинсы, мечтая взять тяжелые «мартенсы», которые нашла в глубине шкафа, но это было бы слишком подозрительно, так что обуваю блестящие розовые балетки. Ансамбль дополняет синий топ в облипку. Лара бы накрасилась, но я могу лишь воспользоваться блеском для губ. Оставив волосы не выпрямленными, надеваю на голову повязку, лежащую на туалетном столике, и спускаюсь по лестнице.
Из кухни доносится разговор мамы и Джекса на повышенных тонах. Они спорят обо мне? Подхожу к двери.
– Это исследование, – натянуто говорит мама.
– Опасное исследование. Ты обещала мне не заниматься слиянием воспоминаний. Что, если что-то пойдет не так?
Мама вздыхает.
– Мы еще даже не начали опыты на людях. Только собираемся попробовать, сумеем ли сделать это с мышами.
– Сумеем ли? Сумеем ли?! Может, вам стоит спросить себя, должны ли? Ни одному человеку не следует иметь подобную силу, и уж тем более не следует корпорации.
– Если правильно использовать ее обширные возможности и потом применить для лечения жертв…
Судя по голосу, Джекс кипит от ярости.
– Да мне плевать, какие вы преследуете благородные цели, Миранда. Ты должна прекратить, и немедленно. Разве ты не знаешь, что поставлено на карту?
– Ты никогда не подвергался серьезным травмам. Представь только, если бы мы могли вырвать воспоминания о них из моего мозга? Или из Лариного?
Джекс вздыхает.
– Будто я тоже через это не прошел, да? Не помогал Ларе во время ночных кошмаров?
– Хватит! – восклицает мама, со стуком поставив что-то на кухонную стойку. – Ты больше не мой начальник, ни на работе, ни здесь, так что, пожалуйста, прекрати.
Толкнув вращающуюся на петлях дверь, вижу за столом близнецов, жующих хлопья и читающих комиксы. Они общаются друг с другом натянутым тоном, делая вид, что родители не ссорятся прямо перед ними. Мама с Джексом стоят за кухонной стойкой. Она убирает тарелки, он наливает кофе, и оба старательно смотрят в разные стороны. Они то и дело сердито зыркают друг на друга краем глаза, но продолжают изображать, что все в порядке, и я им подыгрываю. Не хочу оказаться в центре их конфликта, чего бы он ни касался.
– Привет, пострелята, – кидаю я близнецам, потянувшись мимо Молли к стоящему посреди стола блюду за яблоком.
– Привет, Лара! – отзываются они, но лишь Молли поворачивает ко мне голову и слабо, принужденно улыбается. – Нам тебя вчера не хватало за ужином.
Неловко пожимаю плечами.
– Извини. У меня… были дела. Теперь же я здесь.
За стойкой суетится мама, одетая в похожий на вчерашний костюм и готовая бежать на работу.
Это напоминает мне о записях в дневнике – как горько мне было и какой забытой я себя чувствовала. Неужели я спасала ее для того, чтобы она смогла ходить на работу? Зарабатывать деньги? Нет, я спасла ее для себя. Да, это эгоистично. Но. Мне. Плевать.
Джекс наливает чашку кофе, и они с мамой одновременно поворачиваются ко мне. Он пораженно вздрагивает, и из его чашки, над которой поднимается дымок, выплескиваются сливки.
– Что? – Я перевожу взгляд с Джекса на маму и обратно. – У меня что-то между зубов застряло? – Ковыряюсь между передними зубами, пытаясь отыскать кусочек шпината или чего-то другого.
Мама подходит ближе. Заметит ли она, что во мне что-то изменилось? Часть меня надеется, что да.
– Твоя прическа. Ты так давно не оставляла волосы вот так.
Она поглаживает один из моих локонов, пока я усиленно пытаюсь придумать ответ, который бы не противоречил моим предыдущим вкусам.
– Решила попробовать что-нибудь новенькое. Так устала ото всех этих усилий ради избавления от кудряшек. Я решила, что они выглядят мило.
Мама улыбается и целует меня в щеку.
– Они выглядят прекрасно. Я сегодня буду поздно. Не жди меня, ложись спать.
Пытаюсь скрыть разочарование, но в маминых глазах вспыхивает понимание.
– Ах, золотце. – Она касается моей щеки ладонью. – Обещаю, мы скоро устроим девичник на всю ночь. Только мы с тобой.
Мама взбивает мои волосы, словно это должно меня утешить, но легче мне не становится.
Что за работа может быть настолько важной? Я никогда не спрашивала папу, чем занимается мама, а теперь жалею об этом. Перевожу взгляд на близнецов, жующих свой завтрак, и прислушиваюсь к их разговорам о школе. Они еще совсем малыши и очень впечатлительны. Зуб даю, если я застану их одних, они выболтают мне все на свете.
– Молли, помни, что я сказала. Держись подальше от моего кабинета. Там есть вещи, которые тебе не стоит видеть.
Молли кивает.
Интересно, где у мамы кабинет? Вероятно, где-то наверху.
Мама целует нас по очереди в макушку, хватает со стойки свой портфель и убегает, оставив после себя лишь шлейф духов.
Джекс пьет кофе, но его глаза больше изучают не лежащую перед ним газету, а меня.
– Лучше тебе достать из холодильника свой апельсин. Дон будет здесь с минуты на минуту.
Донован. Живот скручивает от ужаса. Я совершенно о нем позабыла. Что же мне делать? Порвать с ним? Прямо перед выпускным?
Замечаю на столе тарелку с орешками и тянусь за ними, но Джекс хватает меня за запястье.
– Эти в медовой глазури. На стойке есть простые.
Благодарно киваю. В последний раз, когда я съела что-то с медом, все закончилось больницей.
– Давайте, ребятки. – Джекс подхватывает рюкзаки близнецов. – Не хочу, чтобы вы опоздали в школу. Увидимся вечером, Лар.
– Пока, Лара! – хором говорят дети и обнимают меня на прощание.
Посылаю им шаловливую улыбку.
– Сегодня у нас будет особый перекус, а может, даже и поиграем.
Лица близняшек загораются в предвкушении.
Я планирую вытянуть из них информацию, пока никого, кроме нас, не будет дома. Наливаю себе чашку кофе и включаю телевизор. Последнее, чего мне хочется после прошлой ночи, – остаться наедине со своими мыслями.
Журналист ведет новостной репортаж перед зданием, похожим на кембриджский филиал «Перемотки». Понимают ли они, что что-то не так? Внизу бежит информационная строка: «Прорыв в американском отделении «Перемотки». Заинтересованная, делаю звук погромче.
– Как вы знаете, Джим, «Перемотка» некоторое время работала над новым сервисом – способностью сохранять важные воспоминания. Дни рождения, свадьбы, выпускные, все, что хотите – за плату. Потом вы сможете снова посетить их виртуально, вместо того чтобы возвращаться назад во времени. Это дешевле и считается более безопасным, ведь всем известно, что всегда существует риск болезни путешественников во времени.
– Опасная это штука. Спасибо, Сью. Но разве это не преуменьшает достоинства их модели путешествий во времени? Что, если воспоминания будут потеряны… или украдены?
– Разумеется, есть и критики, но послушайте. Путешествия во времени дороги и небезопасны! К тому же, они требуют высокой точности наладки, и каждый клиент должен пройти всесторонний осмотр, проверяющий функции мозга, чтобы убедиться, что человек выдержит оживление времени в памяти. Теперь же есть более дешевый – и быстрый – вариант.
– Пока что у нас есть лишь базовая информация о том, как воспоминания извлекаются и хранятся. Они будут находиться здесь, в этом сверхзащищенном современном комплексе. Сомневаюсь, что в ближайшее время нам дадут его осмотреть. – Сью широко улыбается, как пластиковая кукла. – Слово тебе, Джим.
Выключаю телик и допиваю кофе. Ставлю чашку в раковину, когда с улицы доносится автомобильный гудок. Схватив учебники, торопливо выхожу из дома. Донован сидит в своем кабриолете, держа одну руку на руле. У меня в животе все переворачивается, пока я сажусь рядом с ним.
– Привет. – Поверить не могу, сколько застенчивости в моем голосе. Какого черта со мной творится?
Убрав мои волосы со лба, Донован дарит мне легкую улыбку.
– Красиво. Тебе очень идет.
У меня вырывается нервный смешок.
– Спасибо.
Он тянется, чтобы меня поцеловать, но я не могу его оттолкнуть. У Донована закрыты глаза, и я следую его примеру. Его губы слегка задевают мои, заставляя мое сердце замереть. Он углубляет поцелуй, и я забываю обо всем на свете, захваченная моментом. Тело отзывается, словно оно знает Донована, желает его, но разум противится.
Пытаюсь подумать о Рике. Стараюсь припомнить, как мы были вместе, но в голове лишь воспоминания о вчерашнем дне и о том, как он на меня теперь смотрит. Я для него никто. Меньше, чем никто.
Руки тянутся, чтобы обнять Донована за шею, и я расслабляюсь и откидываюсь на сидении. Он сжимает меня в объятиях, гладит спину, и часть меня чувствует себя с ним в безопасности.
Я распахиваю глаза. Что я делаю? Что за чувства начинаю испытывать? У меня сводит живот. Мне кажется, будто я изменяю Рику, но он больше не мой парень. И все же мне не нравится, как сильно я злюсь на себя, в то время как губы Донована движутся вниз по моей шее и спускаются на грудь.
Рик был моей вечностью. И что же я делаю сейчас? Целую Донована, потому что от меня этого ждут? Ну и что, что он сексуальный? Раньше для меня это не имело значения. Мне нужен Рик, но как его убедить, что он меня любит, если это не так? Он меня даже всерьез не воспринимает. Делаю глубокий вдох и сдерживаю себя, чтобы не отпихнуть Донована подальше.
– Я скучал по тебе вчера вечером, – мурлычет он у моей щеки, но я подавляю порыв зарыться пальцами в его густые светлые волосы.
– У меня было дело. Прости.
Откинув выбившийся локон волос с лица, складываю руки на груди.
Донован заводит автомобиль.
– Твой папа мне рассказал. Просто ужасно, рок-звезда. Мне жаль. – Его слова звучат искренне.
Так, значит, он говорил обо мне с Джексом? Этого достаточно, чтобы заставить мою кровь вскипеть. Может, это было чем-то вроде договорной свадьбы? Наши родители знали друг друга? Но слова любви, найденные в дневнике, казались достаточно искренними. Я молча наблюдаю за Донованом краем глаза.
По дороге в школу он неразговорчив, но его свободная рука исподволь ползет вверх по моему бедру. Я старательно сопротивляюсь желанию ее оттолкнуть. И не потому, что мне не нравится то, что творит Донован, а потому, что нравится. По всему телу у меня бегают мурашки. Лучше бы он прекратил. Я не хочу Донована и не хочу хотеть его. Напоминаю себе, что я в него не влюблена.
Но что, если это не так? Что, если я начинаю вспоминать, что я люблю Донована, а не Рика? Правильного ответа на это нет.
Мы въезжаем на парковку. Кругом толпа народу, так что нам приходится проехать до самого конца, чтобы найти свободное место.
Донован выключает двигатель и, подняв наверх солнечные очки, изучает меня своими блестящими голубыми глазами.
– Если хочешь, я проведу тебя в класс.
Кривлю губы.
– Конечно.
Он хмурится.
– Иногда я тебя не понимаю. Ты так холодна, но несколько минут назад с энтузиазмом мне отвечала. А прошлым вечером даже не перезвонила. Что происходит?
С трудом сглатываю слюну.
– Просто выдалась тяжелая ночка, да и утро тоже. Вечером я загремела в больницу. Ну дай же мне поблажку!
Услышав мои слова, Донован меняется в лице, и я тут же жалею, что была с ним так резка. Он начинает играть с моими локонами. Накручивая их на палец и отпуская, наблюдает, как они снова сворачиваются кольцами.
– Я хотел убедиться, что с тобой все хорошо. Услышав, что ты попала в больницу, я испугался. И рад, что ты в порядке. – Донован придвигается ближе, на его лице написано беспокойство.
Его слова заставляют меня смягчиться, но я по-прежнему не хочу его целовать. И все же, когда Донован наклоняется ко мне, его губы такие мягкие, и он с головой отдается поцелую, с закрытыми глазами поглаживая мое предплечье. Мне надо лишь изобразить страсть, я не должна ничего чувствовать, но снова таю в его руках. Пытаюсь вспомнить о Рике и о том, как много мы друг для друга значим, но когда рука Донована заползает под мою футболку, мне остается лишь трепетать в его объятиях.
– Нам нужно идти на уроки, – шепчу я в ухо Доновану, чтобы разрушить транс, в который он меня погрузил.
Вдруг осознаю, что моя рука у него под футболкой, ласкает его грудь. Я и не подозревала, что у него там есть мускулы.
Донован улыбается и нежно глядит на меня.
– Я рад, что ты в порядке.
Он выходит из машины, открывает для меня дверь и сгибает локоть, предлагая опереться. Я принимаю предложение.
– Помнишь наше первое свидание? – В попытке пококетничать, игриво накручиваю локон на палец.
Донован улыбается.
– Если ты называешь это свиданием, то, конечно. Я хочу сказать, нам было по десять, и родители взяли нас в «Макдональдс», но мы сидели за отдельным столиком, пока они пили кофе.
Пытаюсь скрыть волнение. Именно такая история была у нас с Риком. Похоже, моя жизнь полностью его стерла и вставила Донована на его место.
– Несколько лет мы были равнодушны друг к другу. В средних классах у нас была фаза некой неловкости, но когда я снова увидел тебя в десятом классе… – Он склоняется ко мне, глаза его лучатся любовью, и мне безумно хочется того, что было у нас с Риком. – Я понял, что должен тебя заполучить. – Донован закрывает глаза и целует меня.
– Так мы вместе три года, – улыбаюсь я ему. – Время и правда быстро бежит.
– Это точно, и лучшие годы впереди. – Донован целует мне руку, словно я принцесса. – Вот увидишь.
– Знаю, – отзываюсь я, но даже мне очевидно, что в голосе не слышно оптимизма. И все же часть меня… надеется.
Остаток пути до школы мы молчим. Зайдя внутрь, Донован тут же направляется по тускло освещенному коридору к моему шкафчику, чтобы положить мои учебники.
Мы оба смеемся, и в этот момент я вижу, как мимо с группой друзей проходит Рик. Раньше я была с ними, но теперь я выпендрежница в дизайнерской одежде. Я с Донованом, богатеньким снобом, над которым мы с Риком всегда потешались. Когда наши с Риком взгляды пересекаются, я начинаю задыхаться от злости на себя. Вчера я любила его, а сегодня целуюсь с Донованом. И мне не то чтобы не нравится.
Да что со мной такое?
Донован прячет мои учебники в шкафчик, не замечая, что я свирепею.
– Как ты смотришь на то, чтобы я свозил тебя куда-нибудь на ланч? Мы могли бы… – Он замолкает, увидев, как я стиснула зубы. – Что не так?
– Ничего, – огрызаюсь я, выхватив книги из его рук. – Я опоздаю на урок.
Надеваю сумочку на плечо и устремляюсь прочь.
– Лара, подожди! – кричит Донован. Обернувшись, вижу, что он указывает в противоположную сторону. – Класс вон там.
– Разумеется, он там, – фыркаю я и стремглав уношусь в указанном направлении.
Я мчусь по коридору, как вдруг что-то выпадает из тетради. Останавливаюсь и подбираю листок, который оказывается поздравительной открыткой на день рождения. Открываю и читаю.
«С днем рождения, Лара. Знаю, что теперь ты совсем взрослая, но для меня ты всегда будешь моей маленькой девочкой».
Я забываю о том, где нахожусь, пока кто-то не трогает меня за плечо. Обернувшись, вижу Кристину с ее короткими светлыми волосами и модными солнечными очками, поднятыми на лоб.
– Мы опять опаздываем на английский. Как насчет того, чтобы ускользнуть отсюда и покурить?
Покурить? Есть ли предел моему падению?
– А как насчет того, чтобы пойти на урок?
Кристина фыркает и закатывает глаза.
– Прекрасно!
Надувшись, она шагает рядом, размахивая руками, как тряпичная кукла. Очевидно, Кристина ненавидит английский точно так же сильно, как я – курево.
Она первой заходит в кабинет и ведет меня к заднему ряду, где мы с ней сидим. Пока мистер Морган делает перекличку, я листаю тетрадь, прикидываясь заинтересованной. Но как только он начинает лекцию, снова достаю из учебника открытку и тщательно изучаю каждое слово. Выглядит она просто идеально: ни грязных пятен, ни помятостей.
Значит ли это, что я на нее даже не взглянула? Но зачем тогда держать ее в шкафчике? Может, я не верила, что папа виновен, или, даже если и верила, то, может, скучала по нему?
Как скучаю по маме.
Я выхожу из класса сразу же после звонка и иду прямиком в секретариат за новой копией расписания. Как только его распечатывают, выхожу в коридор и врезаюсь в Рика. Мы так сильно сталкиваемся, что наши учебники разлетаются во все стороны.
– Извини, – съежившись, шепчу я.
Мы опускаемся, чтобы разобраться, где чьи книги. Он молча, почти не глядя, сует мне тетрадь. Каштановые волосы падают ему на глаза, и у меня начинает колотиться сердце. В его присутствии я снова становлюсь собой. На короткий миг все обретает смысл. Меня тянет к нему, и все, что мне нужно, – его поцеловать. Пытаюсь позабыть все, что делала утром с Донованом.
