Текст книги "Проблемы жизни"

Автор книги: Джидду Кришнамурти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 47 страниц)

ПРОБЛЕМЫ И БЕГСТВО

«У меня много серьезных проблем. Мне кажется, что пытаясь разрешить их, я делаю их еще более запутанными и мучительными. Я исчерпала все возможности и не знаю, как теперь быть. Вдобавок ко всему я глухая и должна пользоваться вот этой несносной вещью в помощь своему слуху. У меня несколько детей; был муж, который бросил меня. Я очень беспокоюсь о детях и хотела бы, чтобы они избежали всех тех горестей, через которые прошла сама».

– Как мы тревожимся о том, чтобы найти разрешение наших проблем! Мы так жаждем найти ответ, что не можем изучать проблему, не можем спокойно ее наблюдать. Проблема – вот что важно, а совсем не ответ. Если мы ищем ответ, то найдем его, но проблема останется, так как ответ не имеет отношения к проблеме. Мы ищем решение, чтобы убежать от проблемы, и это решение представляет собой средство чисто внешнего порядка, так что у нас нет понимания проблемы. Все проблемы исходят из одного источника; без понимания этого источника любая попытка решить проблему приведет лишь к дальнейшей путанице и страданию. Прежде всего надо отдать себе ясный отчет в том, что ваше желание понять проблему вполне серьезно, что вы сознаете необходимость освободиться вообще от всех проблем, так как лишь в этом случае возможно подойти вплотную к тому, кто создает проблемы. Без свободы от проблем не может быть никакого спокойствия; а спокойствие необходимо для счастья, хотя счастье само по себе не является целью. Подобно тому, как пруд полон тишины, когда прекратились ветры, так и ум спокоен, когда прекратились проблемы. Но ум нельзя сделать спокойным; если его успокоили, он мертв, как стоячая вода. Когда ум проясняется, можно наблюдать, кто создает проблемы. Наблюдение должно быть безмолвным, без какого-либо предварительного плана, без критерия удовольствия и страдания.

«Но вы требуете невозможного. С малых лет наш ум приучен различать, сравнивать, судить, выбирать. Чрезвычайно трудно не давать оценки тому, что мы наблюдаем. Возможно ли освободиться от этих условностей и наблюдать безмолвно?»

– Если вы видите, что безмолвное наблюдение, пассивное осознание совершенно необходимо для понимания, то истинность вашего видения освободит вас от заднего плана сознания. И только когда вы не видите непосредственной необходимости пассивного и ясного живого осознания, возникает вопрос «как», и начинается поиск средств для устранения этого заднего плана. Освобождение приносит истина, но не средства и не система. Необходимо постичь истину, что только безмолвное наблюдение дает понимание; лишь тогда вы можете освободиться от осуждения и оправдания. Когда вы стоите перед опасностью, вы не спрашиваете, что надо делать, чтобы уйти от нее. Только потому, что вы не видите необходимости в пассивном осознании, возникает вопрос «как». Но почему вы не видите этой необходимости?

«Я хотела бы видеть, но никогда до сих пор не думала в этом направлении. Все, что я могу сказать, это то, что хочу освободиться от своих проблем, так как они являются моей подлинной мукой. Я хочу быть счастливой, как и всякий другой человек».

– Сознательно или не сознательно мы отказываемся видеть важность пассивного осознания, потому что в действительности мы совсем не хотим уходить от наших проблем: чем мы тогда будем, без них? Мы скорее предпочитаем цепко держаться за то, что имеем, какие бы это ни доставляло нам муки, чем рисковать, устремляясь к неизвестному, которое может завести нас неведомо куда. С проблемами, во всяком случае, мы знакомы, но мысль о причине того, кто их создает, при полном неведении, куда это может привести, рождает в нас страх и тупость. Наш ум был бы полностью обескуражен, если бы не было тревог, связанных с проблемами.

Ум питается за счет проблем независимо от того, мировые они или кухонные, политические или личные, религиозные или идеологические. Так наши проблемы делают нас мелкими и ограниченными. Ум, сжигаемый мировыми проблемами, такой же неглубокий, как и ум, терзающийся по поводу своего собственного духовного прогресса. Проблемы отягощают ум страхом, так как они усиливают личность, «мое», «мне». Лишенное проблем, достижений и неудач «я» не существует.

«Но как же возможно вообще существовать без «я»? Оно ведь источник всех действий».

– Пока действие является результатом желания, памяти, страха, удовольствия и страдания, оно неизбежно должно питать конфликт, хаос и антагонизм. Наши действия – результат личной обусловленности, на каком бы это ни было уровне. Так как наши ответы на вызовы жизни неадекватны и неполны, они неизбежно порождают конфликт, который и есть проблема. Конфликт – вот подлинная структура личности. Вполне возможно жить без конфликта, например, без конфликта, вызываемого жадностью, страхом, успехом; но эта возможность будет чисто теоретической и не перейдет в действие, пока вы не раскроете это путем непосредственного переживания. Жить, не имея жадности, возможно лишь тогда, когда имеется понимание путей «я».

«Не думаете ли вы, что моя глухота есть результат страха и подавления? Врачи уверяют меня, что она не связана с органическими дефектами. В самом деле, имеется ли какая-то возможность восстановить слух? В течение всей моей жизни в той или иной форме я пребывала в состоянии, когда надо мною что-то довлеет; мне никогда не приходилось делать то, что действительно хотелось бы».

– Подавить что-либо внутри или вне себя, конечно, легче, чем понять. Понимание требует упорного труда, особенно для тех, кто с малых лет был тяжело обусловлен. Подавление, хотя оно и связано с усилиями, постепенно входит в привычку. Понимание же никогда не может стать привычкой, превратиться в рутину, оно требует постоянной бдительности, настороженности. Для того чтобы понимать, надо обладать гибкостью, сенситивностью, сердечностью, которые ничего общего не имеют с сентиментальностью. Для подавления же, в какой бы ни было форме, нет надобности стимулировать осознание. Подавление – самый легкий и наиболее глупый способ отвечать на толчки жизни. Подавление – это согласование с идеей, с образцом, оно создает внешнюю безопасность, респектабельность. Понимание несет освобождение, а подавление всегда ограничивает, замыкает в себе. Страх перед авторитетом, страх, порождаемый неудовлетворенностью, страх перед общественным мнением создает идеологическое убежище с его физическим отображением, к которому и обращается ум. Это убежище, на каком бы оно ни было уровне, всегда поддерживает страх. Страх же порождает подмену, сублимацию или дисциплину, причем все они – различные формы подавления. Подавление должно найти себе выход; это может быть физическое заболевание или какая-либо идеологическая иллюзия. Расплата зависит от темперамента и особенностей индивидуума.

«Я заметила, что всякий раз, когда приходится слушать что-либо неприятное, я ищу убежища с помощью вот этого инструмента; он облегчает мне уход в мой собственный мир. Но как возможно освободиться от подавления, которое культивировалось в течение многих лет? Не потребует ли это очень долгого времени?»

– Это не связано ни со временем, ни с погружением в прошлое, ни с тщательным анализом. Весь вопрос в том, чтобы усмотреть истину подавления. Если находиться в состоянии пассивного осознания всего процесса подавления, при этом без какого-либо выбора, то истину подавления можно тотчас же постичь. Но истина подавленная не может быть раскрыта, если мы мыслим понятиями вчерашнего или завтрашнего дня; истину нельзя постичь с помощью процесса времени. Истина – не то, чего можно достичь; она понята и не понята, ее невозможно постигать постепенно. Воля быть свободным от подавления является помехой для понимания этой истины; ибо воля – это желание, позитивное или негативное, а при наличии желания не может быть никакого пассивного осознания. Желание или страстное стремление вызвало подавление; и то же самое желание, хотя теперь называемое волей, никогда не может освободить себя от собственного порождения. И снова истина должна быть воспринята пассивным и живым осознанием. Тот, кто анализирует, хотя он может отделять себя от предмета анализа, является частью анализируемого; и, будучи обусловлен предметом, который он анализирует, оказывается неспособным освободить себя от него. Эта истина также должна быть понята, истина – но не воля и не усилие – несет освобождение.

ЧТО ЕСТЬ И ЧТО ДОЛЖНО БЫТЬ

«Я замужем, имею детей, – сказала она, – но мне кажется, что совсем лишилась любви. Я медленно сохну; хотя я и занята повседневными делами, это своего рода времяпрепровождение; я вижу их бессодержательность. Ничто не интересует меня по-настоящему. Не так давно, получив длительный отдых от семейной рутины и общественных дел, я пыталась рисовать, но душа моя не лежит к этому. Я чувствую себя совсем мертвой, лишенной творческого духа, подавленной и испытываю глубокое недовольство. Я еще молода, но будущее представляется мне таким мрачным. Я думала о самоубийстве, но как-то почувствовала полную бессмысленность этого. Смятение мое возрастает все более и более, а мое недовольство как будто не имеет конца».

– В чем причина вашего смятения? Не связано ли это с семейными отношениями?

«Нет. Я прошла через семейные трудности еще раньше и вышла из них не слишком разбитой. Но я нахожусь в смятении, и ничто, как мне кажется, не удовлетворяет меня».

– Есть ли у вас какая-то определенная проблема или вы чувствуете просто недовольство вообще? У вас глубоко внутри должно лежать какое-то беспокойство, какой-то страх, и вполне возможно, что вы не сознаете этого. Вы хотите узнать, что это такое?

«Да. Именно для этого я и приехала к вам. Я совершенно не могу продолжать дальше так жить. Мне кажется, что все потеряло для меня значение. Иногда я делаюсь совсем больной».

– Может быть, ваша болезнь – это бегство от самой себя, от ваших трудностей?

«Я совершенно уверена, что это именно так. Но что мне делать? Я действительно нахожусь в полном отчаянии. Прежде чем уехать домой, я должна найти выход из всего этого».

– Не является ли это конфликтом между действительным и воображаемым? Не является ли ваше недовольство просто неудовлетворенностью, которую легко удовлетворить, или же это – беспричинная тоска? Неудовлетворенность вскоре находит тот или иной канал, с помощью которого она получает удовлетворение. Неудовлетворенность быстро входит в берега, но недовольство невозможно унять воздействием мысли. Не возникает ли это так называемое недовольство именно в связи с тем, что вы не нашли удовлетворения? Если бы вы нашли удовлетворение, разве ваше недовольство не исчезло бы? Не ищете ли вы в действительности какого-то постоянного, неизменного удовлетворения?

«Нет, это не то. Я действительно не ищу никакого удовлетворения. По крайней мере, мне представляется, что это так. Все, что я могу сказать, – это то, что нахожусь в смятении и конфликте и, по-видимому, не в состоянии найти выход из этого».

– Когда вы говорите, что находитесь в конфликте, это должно относиться к чему-либо, например, к мужу, к детям, к вашей деятельности. Если же, как вы говорите, ваш конфликт не связан ни с чем этим, тогда он может быть только конфликтом между тем, что вы есть, и тем, чем вы желаете быть, между действительностью и идеалом, между тем, что есть, и мифом относительна того, что должно бы быть. У вас есть идея о том, чем вы должны быть, и, вероятно, ваш конфликт и смятение вытекают из желания приспособить себя к вами же созданному образцу. Вы делаете усилия, чтобы стать тем, чем вы на самом деле не являетесь. Разве это не так?

«Я начинаю понимать, в чем моя тоска. Я думаю, то, что вы говорите, правильно».

– Существует конфликт между действительностью и мифом, между тем, что вы есть, и тем, чем вы хотели бы быть. Мифический образец культивировался с детских лет, постепенно становясь все шире и глубже, возрастая в своем противопоставлении действительности и непрерывно видоизменяясь в зависимости от обстоятельств. Вот этот миф, как и любые идеалы, цели, утопии, находится в противоречии с тем, что есть, с тем, что этим подразумевается, – с действительностью. Таким образом, миф оказывается бегством от того, что есть вы сами. Это бегство неизбежно создает бесплодный конфликт противоположностей; но любой конфликт, внутренний или внешний, бесплоден, пуст, бессмыслен и лишь приводит к смятению и антагонизму.

Итак, позвольте вам сказать, что ваше смятение происходит от конфликта между тем, что вы есть, и мифическим образом того, чем вы должны быть. Миф, идеал не имеет реальности, это созданный вами самими способ бегства, в нем нет действительности. Действительное – это то, что вы есть. То, что вы есть, гораздо важнее того, чем вы должны стать. Вы можете понять то, что есть, но вы не можете понять то, что должно бы быть. Не существует понимания иллюзии, есть лишь понимание путей, по которым она проявляется. Мифы, фикция, идеал не имеют действительного бытия, они – результат, цель, и важно понять процесс, вследствие которого они появились.

Чтобы понять то, что вы есть, будет ли это приятно или неприятно, миф, идеал, предполагаемое будущее состояние, созданное личностью, – все это должно полностью уйти. Только тогда вы можете взяться за раскрытие того, что есть. Чтобы понять то, что есть, внимание не должно отвлекаться ничем. Не должно быть суждения или оправдания того, что есть. Не должно быть сравнения, не должно быть сопротивления или дисциплины, противопоставляемой действительности. Не должно быть нарочитого усилия и стремления к пониманию. Всякое отвлечение внимания создает препятствие для мгновенного постижения того, что есть. То, что есть, не статично, оно в постоянном движении, и для того чтобы исследовать, ум не должен быть связан каким-то верованием, надеждой на успех или страхом потерпеть неудачу. Только в пассивном, но бдительном осознании может открыться то, что есть, открытие – вне времени.

ПРОТИВОРЕЧИЕ

Это был известный политик с прочным именем, но несколько высокомерный и нетерпеливый. Несмотря на хорошее образование, выражал свои мысли скорее тяжеловесно и уклончиво. Он не мог позволить себе быть мягким, так как слишком часто ему приходилось иметь дело с водворением порядка. Он олицетворял общество, государство, власть. Говорил он плавно, но как раз в этой плавности речи таилась беда. Подкупить его было невозможно, на этом зиждилось его влияние на людей. Ему было как-то неуютно в этой комнате, здесь сидел уже не политик, а человек, которому трудно было скрывать волнение, исполненный сознания себя. Шумливость и самоуверенность исчезли, осталась жажда искания, готовность обсудить вопрос и открыться.

Лучи заходящего солнца проникали в окно вместе с шумом уличного движения. Попугаи, эти ярко-зеленые вспышки света, возвращались после дневных полетов и устраивались на ночлег на высоких деревьях, росших вдоль дорог и в садах. Во время полета попугаи издавали резкие крики. Они никогда не летели прямо, то опускаясь, то поднимаясь, залетая в сторону и непрестанно болтая и издавая звуки. Их полет и крики совсем не были созвучны их красоте. Одинокий белый парус маячил в море. В комнате находилась небольшая группа людей, различных по цвету кожи и образу мышления. Зашла собачка, посмотрела вокруг себя и ушла обратно. Едва ли кто из присутствующих ее заметил. Из храма доносились звуки колокола.

«Почему существует противоречие в нашей жизни? – спросил он. – Мы говорим об идеалах мира, ненасилия и, несмотря на это, закладываем фундамент будущей войны. Мы не можем быть мечтателями. Мы обязаны реально смотреть на вещи. Мы хотим мира, но, тем не менее, наши повседневные действия неумолимо ведут к войне. Мы стремимся к свету, а в то же время сами закрываем окна. В самом процессе мысли лежит противоречие – желание и нежелание. Может быть, это противоречие присуще нашей природе, а потому, пожалуй, бесполезно стараться быть целостным и нераздираемым на части? Любовь и ненависть как будто всегда идут вместе. Почему существует это противоречие? Разве оно неизбежно? Разве нельзя обойтись без него? Может ли современное государство полностью быть за мир? Может ли оно позволить себе быть полностью одним? Оно должно действовать во имя мира и одновременно готовиться к войне; его цель – мир через готовность к войне».

– Почему мы создаем фиксированную точку, идеал, если oтклонение от него порождает противоречие? Если бы не было фиксирования точки, не было бы выводов, тогда не существовало бы и противоречий. Мы создаем фиксированную точку, потом отклоняемся от нее в сторону, и вот это считается противоречием. Mы приходим к выводу сложными путями и на разных уровнях и в дальнейшем стараемся жить в соответствии с выводом или идеалом, но так как это не получается, создается противоречие. Тогда мы начинаем строить мост между фиксированной точкой, идеалом, выводом с одной стороны, и мыслью или действием, которое противоречит первым, с другой стороны. Этот процесс созидания моста называется уравновешиванием. Посмотрите, как мы восхищаемся человеком, действия которого лишены противоречий, который остается верен своим выводам, своему идеалу! Такого человека мы считаем святым. Но ведь и душевнобольной отличается последовательностью действий. Он твердо придерживается своих выводов, и если он чувствует, что он действительно Наполеон, то он не противоречив, он – лишь воплощение своих выводов. Однако человек, который полностью отождествил себя со своим идеалом, несомненно, далек от состояния равновесия.

Вывод, который мы называем идеалом, может быть сделан на любом уровне, он может быть сознательным или подсознательным. Когда мы на нем остановились, мы стараемся, чтобы действия наши соответствовали идеалу, но как раз это и создает противоречие. Важно не то, как быть в согласии с образцом, идеалом, важно раскрыть, почему мы создали эту фиксированную точку, этот вывод. Ведь если бы у нас не было образца, то исчезло бы противоречие. Итак, почему у нас есть идеал, вывод? Не сковывает ли идеал действие? Не появляется идеал для того, чтобы видоизменить действие, чтобы контролировать его? Нельзя ли обойтись без идеала? Идеал – это ответ заднего плана сознания, обусловленности, и поэтому он никогда не может быть средством освобождения человека от конфликта и хаоса; напротив, идеал, выводы усиливают разделение между людьми и тем самым ускоряют процесс дезинтеграции.

Если не будет существовать фиксированной точки, никакого идеала, от которого было бы возможно отклоняться в сторону, не будет и противоречий, а следовательно, и стремления к уравновешиванию. Тогда появится действие в каждый данный момент; это действие будет всегда полно и истинно. Истинное – не идеал, не миф; это то, что действительно существует. Действительно существующее может быть понято, с ним можно иметь дело. Понимание Действительного не может питать вражду, тогда как идеалы могут. Идеалы никогда не могут вызвать коренной революции, они создают лишь видоизмененное продолжение прошлого. Коренная и непрерывная революция существует лишь в действии от момента к моменту, в действии, которое не основано на идеале, а потому не зависит от выводов.

«Но государство не может действовать по этому принципу. Должна быть цель, заранее спланированные действия, усилие, сконцентрированное на определенной задаче. То, о чем вы говорите, может быть применено к индивидууму, и я вижу в этом большие возможности для себя лично, но это не годится для коллективной работы».

– Действия, совершающиеся по известному плану, нуждаются в постоянном изменении; перестройка их необходима в соответствии с меняющимися условиями. Действия, которые выполняются по определенной схеме, неизбежно потерпят неудачу, если не принять во внимание психологические и физические факторы. Если вы собираетесь строить мост, вы должны иметь не только чертежи. Вы должны изучить грунт, почву, на которой он должен быть построен, иначе ваш проект не будет соответствовать тому, что необходимо. Полнота действия возможна лишь тогда, когда имеется понимание всех физических факторов и психологических моментов человеческого тотального процесса. Такое понимание не зависит от какой-либо схемы; оно требует быстрого приспособления, а это и есть понимание. Но когда отсутствует понимание, мы прибегаем к умозаключению, идеалам, целям. Государство не статично: его лидеры могут стоять на месте, государство же, подобно индивидууму, является живым, динамичным, а то, что насыщено динамизмом, не может быть заключено в рамки какой-либо схемы. Как правило, мы возводим схемы вокруг государства, стены умозаключений, идеалов, надеясь с их помощью связать, опутать государство. Живое существо, однако, нельзя держать на привязи, этим самым мы его губим. Вот почему мы предпочитаем убить государство, а потом уже начать создавать его вновь в соответствии с нашим чертежом, применительно к идеальной схеме. Но только мертвую форму можно приспособить к образцу. Так как жизнь находится в постоянном движении, то в тот момент, когда мы пытаемся приспособить жизнь к неподвижному образцу или умозаключению, возникает противоречие. Приспособление к образцу ведет к дезинтеграции как индивидуума, так и государства. Идеал не выше жизни, но если мы возносим его над жизнью, возникает смятение, антагонизм и страдание.