Текст книги "Наблюдения, или Любые приказы госпожи"

Автор книги: Джейн Харрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

22
Неожиданная утрата

Как сказано выше, общую картину событий я составила гораздо позже. А в тот день на лестничной площадке мы услышали от Гектора лишь самые скудные сведения, буквально несколько слов о происшествии, выпаленных единым духом вместе с вопросом, не имевшим касательства к делу.

– Миссус Рейд треснула преподобного Гренна по башке лопатой и сбежала не хошь прогуляться со мной в выходной Бесси?

– Что? – сказала Мюриэл. – Лопатой?

Но прежде чем я успела понять первую часть произнесенной Гектором фразы, господин Джеймс вышел из своей спальни и стремительно прошагал мимо нас, с развевающимися фалдами сюртука.

– За мной, Гектор, – приказал он.

Похоже нескольких минут в одиночестве ему хватило, чтобы восстановить самообладание. Гектор потрусил за ним следом. Пару секунд я стояла в остолбенении, потом кинулась вдогонку.

– Сэр! Сэр! Вы идете искать миссус?

– Разумеется! – раздраженно бросил он, не оборачиваясь.

Я глубоко вздохнула.

– Можно мне с вами, сэр? Можно я помогу?

Он остановился на верхней ступеньке, положив руку на перила, и посмотрел на меня. Я заметила, что он снял крахмальный воротничок и сменил начищенные штиблеты на старые башмаки. Господин Джеймс насмешливо улыбнулся.

– Очень любезное предложение. Но насколько я понял, ты не прочь бы лечь и спать дальше.

– Нет, сэр. Я хочу помочь.

Он вздернул подбородок и сурово промолвил:

– Кто-то должен остаться здесь. На случай, если она вернется. И я намерен поговорить с тобой позже.

Позади меня раздался голос:

– Я останусь тута, сэр.

Я обернулась и увидела Мюриэл. Батюшки светы, ну надо же! Она не удостоила меня взглядом, но продолжила:

– Я не супротив остаться, сэр, ежели Бесси хочет с вами.

Господин Джеймс вздохнул.

– Хорошо. – И пошел вниз по лестнице, его занимали более важные предметы, чем дела каких-то служанок.

Я повернулась, чтобы поблагодарить Мюриэл, но она быстро прошла мимо, обронив на ходу «не надо», я и рта раскрыть не успела. Скорее всего она никогда не поблагодарила бы меня за выручку, но она тотчас оказала мне ответную услугу и посчитала, что мы квиты.

Господин Джеймс и Гектор уже выходили за дверь. Я сбежала по лестнице, обогнав Мюриэл, и бросилась в кухню. Тогда-то я и обнаружила пропажу плаща. Должно быть я вскрикнула от расстройства, ибо в кухню вошла Мюриэл и спросила в чем дело. Когда я объяснила, она не промолвила ни слова, просто сняла с гвоздя свой плащ и кинула мне. Потом (видимо потрясенная собственным великодушием) она выскочила во двор и зашагала к нужнику – на лице у нее читалось «что дальше?», один уголок рта был приподнят, словно поддернут невидимым крючком.

Хозяин и Гектор ушли в сторону конюшен, а я двинулась на своих двоих по подъездной дороге. Если пошибче переставлять ноги, я даже успею добраться до Соплинга раньше их. Дорога была изрыта колеями и схвачена ледком, поэтому бежать я не могла, боялась навернуться. Но я шла самым быстрым шагом каким только могла, и изо рта у меня вырывались густые клубы пара и уносились назад, смешиваясь с туманом.

Произошедшее никак не укладывалось в голове. Я знала, что миссус не любит преподобного, но чтобы она ударила его лопатой, пусть даже в нынешнем своем состоянии рассудка, казалось просто немыслимым. Оставалось только предположить, что он пытался ее задержать и она схватилась за лопату, отбиваясь от него.

Когда я достигла окраины деревни, из тумана позади меня вылетела лошадь и галопом пронеслась мимо. На ней сидел господин Джеймс, а позади Гектор. Когда они обогнали меня, Гектор обернулся и послал мне воздушный поцелуй, но я демонстративно отворотила лицо. Я продолжала идти скорым шагом и через пару минут достигла фонтана.

Там было полно народу, люди толпились кучками по всему Перекрестку. Господин Джеймс и Гектор только что спешились. Хозяин велел Гектору привязать лошадь, а сам пошел переговорить с Аласдером, который стоял на помосте, собирая поисковые группы. До наступления темноты еще оставалось несколько часов, но многие уже сбегали домой за фонарями. Кто-то раздавал хлеб, и старый скупердяй Хендерсон не упустил своего, выставил на стол бочку и продавал пиво желающим промочить горло. Старого Хрена нигде было не видать. Верно его уже отвезли домой очухиваться. Я заметила, что господин Джеймс и доктор разговаривают с незнакомой мне женщиной, крохотной женщиной в синей шали.

Чуть в стороне от них топтался Флеминг. Я поймала его взгляд и просто из вредности нахально подмигнула и помахала рукой. По лицу молодого человека пробежала тень смятения, он проворно подступил поближе к господину Джеймсу с доктором и с напускным вниманием стал прислушиваться к разговору. Чума на него.

Я надеялась как-нибудь передать пару слов матери, но поисковые группы похоже были готовы выступить в любую минуту. Я увидела неподалеку мальчонку лет семи с карандашом в руке. Он по ребячьему обыкновению бегал взад-вперед без всякого смысла, иногда прицеливался в людей карандашом как мушкетом, а иногда сердито перебранивался сам с собой на разные голоса, изображая сразу целый отряд солдат.

Я подозвала мальчонку и показала фартинг, вынутый из кармана.

– Знаешь таверну на станции?

Он кивнул, не сводя глаз с монеты. Я сказала, что он получит этот фартинг – и еще один в придачу – если сбегает в станционную таверну и отдаст записку даме по имени миссус Кирк. Потом я взяла у него карандаш и накорябала записку на носовом платке, подаренном мне господином Джеймсом на Рождество. Карандаш писал по ткани плохо и с чтением у моей матери дело обстояло неважно, поэтому я ограничилась лишь несколькими словами.

Задерживаюсь. Можем поехать завтра. Твоя Дейзи.

До чего же странно было писать свое собственное имя впервые за много месяцев! Но мне следовало снова привыкать к нему. Я засунула сморкальник мальцу в карман, отдала ему карандаш и фартинг и сказала, что вторую монету он получит, когда доставит послание и разыщет меня. Мальчишка помчался прочь сломя голову. Я удостоверилась, что он побежал в верном направлении, а потом двинулась к фонтану.

Но не успела я сделать и двух шагов, как путь мне преградил Гектор собственной персоной. Он выскочил передо мной и принялся наступать на меня, пританцовывая и прядая из стороны в сторону точно страдающий головокружением пони. Через его плечо я видела господина Джеймса, стоявшего на помосте и по-прежнему разговаривавшего с маленькой женщиной в синей шали.

– Так-так, – сказал Гектор. – Уж не Мисс ли Воображалу я вижу.

– Отвали к черту, – проворчала я, пытаясь обойти его. – Не то придушу.

Гектор схватил меня за плечо, удерживая на расстоянии вытянутой руки.

– Да чо с тобой такое? – с обиженным видом спросил он. – Хватит ломаться! Я уж дорожку-то туды проклал слава богу. Сперва у тебя одно место прям зудит, до того тебе хочется, а потом ты вдруг морду воротишь, ах отстань.

(И можете не сомневаться, он сказал не «одно место», а совсем другое слово.)

Гектор ухватил меня за талию и попытался обнять. Но я вырвалась и повернулась к нему.

– Ладно, черт с тобой, – сказала я с равнодушным видом. – Только тебе придется заплатить.

– Не понял.

– Пять шиллингов.

У него от удивления аж шапка набекрень поехала.

– Пять шиллингов!

– Совершенно верно. – Не дав малому времени переварить услышанное, я ткнула большим пальцем в сторону помоста. – С кем там господин Джеймс разговаривает?

– Ась? – Гектор оглянулся, все еще с разинутым ртом. – А, это мисс Белл. Это она видала, как миссус Рейд поколотила священника. Пять шиллингов? Да ты чо, шутишь?

– Такая цена, – говорю. – С нынешнего дня. Так что подумай. Либо начинай копить денежки, либо продолжай гонять в кулаке.

С этими словами я пошла прочь, а он остался стоять на месте, скребя в затылке и озадаченно глядя мне вслед.

Я попала в одну из последних поисковых групп, и слава богу, Гектор оказался в другой. Нас было двенадцать человек, и нам дали задание растянувшись цепью обойти весь лесок за ложей «Вольных садовников», потом направиться на восток, потом на юг и так далее, сделать круг по полям и обогнув большой лес вернуться в деревню. Предположительно поначалу миссус пряталась в леске за Ложей, но шум поисковых отрядов спугнул ее оттуда как охотничью птицу. Стоял туман, и мы взяли с собой фонари и факелы. Аласдер велел нам держаться друг от друга примерно на расстоянии двух вытянутых рук. Наша группа состояла большей частью из мужчин, было еще несколько женщин да девиц моего возраста. Я опознала только двух углекопов, которых однажды видела в «Гашете», но не заговорила с ними, поскольку они тогда так и не заметили меня, прятавшуюся за дверью.

Женщины по одну и другую сторону от меня жили прямо у Перекрестка, и ей-богу таких трещоток свет не видывал. Они были более чем счастливы рассказать мне обо всех событиях дня, которые я пропустила. Меня страшно интересовало, что именно миссис Белл видела из окна. Она видела и слышала, как миссус ругалась на священника. Именно этот момент и занимал меня сильнее всего. Из-за чего ругалась-то? Но хотя у обеих язык был что чертово помело, ни одна из них не смогла мне ответить. На них произвело глубокое впечатление, что я служу в «Замке Хайверс», но во избежание лишних вопросов я сказала, что работаю на ферме и видела миссус Рейд только издали. Если б только они знали!

Разговор постепенно сошел на нет, и мы шагали по полям в настороженном молчании. Местами туман рассеивался, и тогда становились видны огоньки, мерцающие вдали между деревьями, где искали другие поисковые группы. Один раз у меня сердце зашлось от испуга, когда перед нами пронеслась какая-то тень, но это оказалась всего лишь олениха, она пробежала мимо, легко топоча копытами и подрагивая белым хвостиком, и скоро растаяла в тумане. Я задалась вопросом, что случилось бы, будь это не олениха, а миссус. Наверно кто-нибудь бы бросился за ней в погоню и настигнув повалил на землю. Мне не нравилось, что за бедняжкой охотятся как за диким зверем. Но я не хотела, чтобы она замерзла до смерти под кустом. Мне представилось, как она сидит съежившись в каком-нибудь укрытии или убегает от своих преследователей, с безумными глазами перебегая от дерева к дереву.

Чтобы обойти кругом лес, нам потребовалось около полутора часов. Ко времени, когда мы возвратились на Перекресток, начинало смеркаться. У обочины дороги горел большой костер, на фонтан кто-то повесил фонари. Несколько поисковых групп вернулись до нас и отдыхали в ожидании приказа выступить в другом направлении. Многие люди разбредались по домам, и я не была уверена, что они вернутся, в конце концов сегодня слишком холодно для долгих пеших прогулок по окрестностям. Оставшиеся теснились у костра.

Несколько старух разливали чай из большой кастрюли, принесенной кем-то из дома. Мне пить не хотелось, но я взяла кружку чтоб согреть руки. Потом я подошла к костру. Аласдер стоял поодаль, у фонтана, и разговаривал с Гектором и Бисквитом Кротки. Господина Джеймса сначала было нигде не видать, но пока я вертела головой туда-сюда, он подъехал на лошади со стороны леса. Очевидно он объезжал все поисковые группы одну за другой, узнавая не обнаружилось ли каких следов.

В следующий миг целая охапка хвороста с треском упала в огонь рядом со мной, я чуть из кожи не выпрыгнула от неожиданности. Оглянувшись я увидела, что хворост бросила крохотная женщина в синей шали, с ней-то господин Джеймс и разговаривал пару часов назад. Мамочки мои, она была такого низенького росточка, что посади ей на плечо голубя, он смог бы клевать горох у ней из задницы.

– Миссис Белл? – сказала я.

Она улыбнулась, глядя на меня снизу вверх. Лицо у нее было круглое как ячменная лепешка, а глазки темные и маленькие как смородины.

– Я служу у дамы, которую вы видели со священником.

– О боже… – промолвила она и жалостливо так на меня посмотрела.

Мне захотелось заступиться за миссус.

– Вообще-то она и мухи не обидит, – пояснила я. – В обычных обстоятельствах. Просто в последнее время у нее нервы расстроились.

Миссис Белл кивнула и похлопала меня по руке.

Подбодренная, я продолжила:

– Говорят, она кричала на священника. Вы слышали, что именно она говорила?

Миссис Белл нахмурилась.

– Ну да. Перед тем как напасть на него, она спрашивала, где находится кто-то. Какая-то женщина. Она все повторяла: где она? где она?

Кого же миссус имела в виду? Нору? Или воображаемую Гилфиллан? И не следует ли предположить, что она приняла преподобного Гренна за пособника Гилфиллан – Макдональда или как там бишь, непревзойденного мастера маскировки?

– А потом она стала предупреждать священника, чтобы он не смел приближаться к кому-то. Не вздумай даже подходить к ней, кричала она, не вздумай даже подходить к ней. Она была не в своем уме, бедняжка.

– Что еще она говорила?

– Большей частью обзывалась на него по-всякому. У ней вообще вспыльчивый норов, у твоей госпожи?

– Да нет.

– Она все кричала, мол, это он виноват, мол, ему не следовало так поступать. Она была в совершенном безумии. А священник бедолага совсем смешался, засуетился и все брошюрки выпали у него из кармана и разлетелись по двору. Мне показалось, он пытался подобрать их.

Старый Хрен со своими паршивыми трактатами. Рассчитанными на круглых дураков. Я подумала о Норе и куче религиозных брошюрок в ее сундучке. Я словно воочию увидела, как она вся такая чопорная и правильная сидит в своей комнате и читает их при свече. Потом вдруг я вспомнила, как столкнулась со Старым Хреном в Батгейте и он пригласил меня в гости. С целью… как он там выразился… разъяснения религиозных трактатов. Хитрый старикашка ни на миг не обманул меня. Но он запросто мог одурачить Нору. Многочисленные пометки на полях Нориных брошюрок – ведь это не что иное, как разъяснения и толкования!

Внезапно я исполнилась уверенности, что Нора получила брошюрки от Гренна и ходила к нему домой – причем не один раз, судя по количеству брошюрок в сундучке. Потом я вспомнила слова Мюриэл о преподобном и «Блудливых Ручонках». Меня замутило от одной этой мысли, такое омерзение он у меня вызывал. Но спору нет, для своего возраста он довольно привлекателен. А эти оголтелые проповедники умеют убеждать. Если в течение нескольких недель он неоднократно оставался наедине с Норой – кто знает, что могло произойти? Бедняжка. Возможно даже, у нее хватило глупости влюбиться в него.

Внезапно я поняла, какая тайна скрывается за смертью Норы. Теперь все стало ясно – и почему миссус напала на преподобного и даже почему она сошла с ума от горя.

Я огляделась вокруг, ища господина Джеймса. Я решила сейчас же рассказать ему о своей догадке, ведь если правда откроется, состояние миссус наверняка улучшится. К своему облегчению я увидела, что он по-прежнему разговаривает с Аласдером у фонтана.

Я уже собиралась направиться к нему, когда вдруг заметила мужчину, бегущего по Главной улице со стороны Глазго. Молодого парня в рабочей одежде, в куртке, но без пальто. Шляпу он держал в руке, поскольку она слетела бы с головы на бегу. Люди смотрели на него, когда он пробегал мимо, но без особого интереса, потому что из леса никаких вестей о миссус не ждали.

Завидев господина Джеймса, парень заорал:

– Мистер Рейд! Мистер Рейд! Ее нашли!

Вот тогда-то все разом повернулись и с полным вниманием уставились на него, а он подбежал к группе мужчин у фонтана и выпалил еще несколько слов, указывая пальцем поверх деревенских крыш – не точно в том направлении, откуда появился, а немного северо-западнее.

Миссис Белл дотронулась до моей руки.

– Что он говорит?

– Тш-ш! – сказала я. – Не разобрать.

Но что-то там было неладно. Господин Джеймс стоял совершенно неподвижно, с бледным ошеломленным лицом. Аласдер положил руку ему на плечо, словно призывая держаться. Потом вдруг несколько мужчин отделились от группы и стремглав помчались по Главной улице. Еще один вскочил на телегу и схватил поводья. Доктор запрыгнул в свою двуколку. Поднялась паника, люди побежали. Почти все пустились в сторону леса по Большой дороге, но несколько человек устремились к железнодорожной станции. Господин Джеймс стоял столбом посреди всей этой сумятицы. И только когда Макгрегор-Робертсон наклонился к нему и настойчиво заговорил, он заставил себя действовать и одним прыжком оказался в двуколке, которая тотчас тронулась с места и быстро покатила по Станционной дороге.

– Что стряслось? – крикнула я, обращаясь к пробегавшему мимо парню. – Где она?

Он остановился и повернулся ко мне.

– Ее труп нашли на железной колее. Она попала под поезд!

Помоги мне господи, кажется я рассмеялась в голос. Но то был короткий истерический смех, вызванный потрясением. Сейчас я это знаю, поскольку с тех пор неоднократно наблюдала такое явление. Смех замер на моих губах, а я все еще не могла осознать значение услышанных слов. Они звенели в ушах, но не имели никакого смысла. Поезд. Железная колея. Труп. В особенности последнее слово сбивало меня с толку. Мистер Леви, скрюченный на турецком ковре, холодный и недвижный. Вот этотруп. Или Нора в гробу. Труп.

Но с миссус это слово никак не увязывалось.

Парень неодобрительно нахмурился, приняв мой смех за проявление жестокосердия.

– Ничего смешного, – сказал он, отворачиваясь. – Женщина погибла.

Он снова пустился бежать и скоро растаял в темноте и тумане.

Пиша эти строки, я пытаюсь вспомнить, о чем я думала в последующие секунды и минуты. Но нет, никаких мыслей не было. Пустота в голове и суматошное движение повсюду вокруг. Все куда-то неслись словно угорелые. Одни, у кого были лошади, вскакивали в седло и мчались к месту происшествия, либо по Станционной дороге, либо по Главной улице. Другие, у кого лошадей не было, бежали в тех же направлениях. Третьи позапрыгивали в оказавшиеся поблизости повозки, и куда ни глянь, всюду катили перегруженные пассажирами подводы и двуколки.

В глазах у меня помутилось, мне показалось, сейчас я лишусь чувств. Потом я осознала, что миссис Белл крепко держит меня за руку не давая упасть, слава богу она оказалась рядом тогда. Она поняла, что мой приступ смеха вызван потрясением, и нисколько не возмутилась. Теперь славная женщина помогала мне устоять на ногах. Я постаралась сосредоточиться на цепкой хватке миссис Белл, мне пришло в голову что я не потеряю сознание, если направлю все свои мысли на какое-нибудь телесное ощущение. И я так сильно сосредоточилась, что все мое существо словно исчезло и от меня остался один только локоть, стиснутый пальцами миссис Белл. Я осознала, что она ведет мой локоть через улицу, к гостинице «Лебедь». Из двора там выезжала двуколка, которой правил сам ублюдок Хендерсон. Миссис Белл коротко переговорила с ним, потом подсадила мой локоть в повозку, а следом и сама залезла.

Едва двуколка тронулась с места, я вернулась в свое тело, потому что страшная тряска передалась через мою задницу и позвоночник в череп и у меня залязгали зубы. Казалось у повозки рессоры разбиты в хлам, хотя на самом деле они наверняка были в полном порядке, просто в отсутствие мыслей я гораздо острее воспринимала все физические ощущения. Когда мы свернули на Станционную дорогу и набрали скорость, тряска усилилась и я заболталась, запрыгала, затряслась что хер у лакея на запятках. Я буквально чувствовала, как у меня плоть отделяется от костей. Отделяется и спадает с меня точно холодные шелковые ленты. Я рассыпалась на части, я растворялась, я таяла и мой рот наполнялся слюной. Я превращалась в пар, и дыхание вырывалось белыми клубами, словно я запыхалась от бега. И все же я сидела – по крайней мере насколько вообще можно сидеть в повозке, прыгающей и скользящей по мерзлой грязи. В воздухе пахло дымом и сажей. Хендерсон принялся подгонять лошадей кнутом и криками, и рваная пелена тумана стремительно полетела нам навстречу, а когда мы стали подниматься по склону к железнодорожному мосту, мне показалось, будто двуколка с грохотом несется к самим вратам ада.

У моста Хендерсон придержал лошадей, поскольку здесь перед поворотом скопилась вереница повозок. Дорога уходила дальше на север. Справа от нее находилась станция. Слева ответвлялась проезжая тропа, которая шла вдоль железной колеи мили на две и заканчивалась у следующего моста – повернув оттуда в южном направлении, вы в конечном счете доезжали до «Замка Хайверс». Все повозки направлялись по тропе, и мы последовали за ними. Едва завернув за поворот, лошади прибавили ходу и мы резво покатили дальше, обгоняя спешащих пешеходов. Сбоку от тропы тянулись поблескивающие рельсы. Иногда они подступали буквально на расстояние вытянутой руки, а порой – в местах где колея ныряла в железнодорожный ров – резко уходили в сторону и вниз.

Немного впереди на траве у обочины стояли телеги, двуколки и лошади, привязанные к деревьям. У крутого откоса железнодорожного рва толпился народ, другие люди выскакивали из повозок и бежали к толпе. Через минуту мы подъехали и Хендерсон остановил лошадей. Я помогла миссис Белл выйти, а потом бросилась к откосу.

С края откоса была видна железная колея. Рядом с рельсами стояли четверо мужчин в рабочей одежде. Вид у них был не особо радостный. На земле подле них лежало тело, накрытое мешками. Несколькими ярдами дальше у колеи лежало еще одно тело, тоже накрытое мешками. Немного в стороне стоял Сэмми Сумма и считал накрытые мешками тела, показывая пальцем сначала на одно, потом на другое. Раз-два, бубнил он. Раз-два. Раз-два.

Господин Джеймс и доктор торопливо спустились по травянистому откосу, подошли к мужчинам и коротко перемолвились с ними. Рядом со мной появилась миссис Белл и взяла меня за руку, но я вырвалась и, еще не успев понять что делаю, полусбежала-полусъехала вниз по склону.

Ровно в тот момент, когда я оказалась у самых рельсов, один из рабочих нагнулся и приподнял угол мешка. Господин Джеймс, бледный от волнения, наклонился посмотреть, а в следующий миг взволнованное выражение лица сменилось изумленным. Потом он произнес: «Это не она. Это не моя жена».

На меня нахлынуло несказанное облегчение, аж голова закружилась как от стакана джина на пустое брюхо. Я подошла поближе, просто чтобы удостовериться собственными глазами, и увидела, что господин Джеймс совершенно прав. Там у колеи действительно лежала не миссус. А Бриджет. Моя мать.

Она лежала на спине, с закрытыми глазами, и казалась крохотной как ребенок. На ней не было ни царапины. Волосы, лицо, одежда (во всяком случае видимая мне часть) – все в полном порядке. Так и чудилось, что вот сейчас она откроет глаза, сладко потянется и заговорит. И все-таки что-то смутно тревожило меня. Я не сразу сообразила, что именно. Доктор присел на корточки, чтобы осмотреть тело получше, а господин Джеймс отвернулся. За ним лежало еще что-то, накрытое мешками. Второй труп! Может быть этомиссус? Сэмми Сумма продолжал считать. Раз-два. Раз-два. На миг я впала в растерянное недоумение. Почему господину Джеймсу не показывают другойтруп? А потом вдруг с тошнотворным ужасом поняла свою ошибку и поняла, почему моя мать кажется такой маленькой. Под мешками лежало не второе тело. Вовсе не второе тело.

Я согнулась пополам в приступе рвоты и меня выворачивало до тех пор, пока было чем рвать. Стоя там на коленях и блюя на каменистую землю, я словно издали слышала мужские голоса.

– Мы шли домой этим путем, – говорил один из рабочих. – Смотрим, она лежит тут. А потом… увидали остальное, вон там.

Я подняла голову, он показывал на вторую кучу мешков.

– Ее разрезало пополам, – произнес доктор. – Боже мой.

– Да, верно она шла прям по шпалам, как мы. Только не заметила поезда из-за тумана. И она была пьяная. От нее шибает спиртным.

– Она могла упасть с моста, – сказал доктор. – Или поезд сбил ее в другом месте и протащил досюда. Такое случается.

Разговор между ними продолжался, но я уже не прислушивалась, поскольку увидела что господин Джеймс заметил меня и направляется ко мне.

– Бесси, Бесси, – говорил он, совсем не сердито. – Какого черта ты здесь делаешь?

Я тупо посмотрела на него, потом на груду мешков за ним, потом на толпу, собравшуюся наверху. Голова у меня просто лопалась. Господин Джеймс ждал ответа, но я не открывала рта боясь заорать во всю глотку. Я обливалась потом. Меня подмывало накинуться на хозяина с кулаками и избить до полусмерти. Да, вот что мне нужно сейчас! Хорошая драка, крепкая потасовка! Почему я раньше не додумалась? Я уже сжала кулаки, приготовившись к нападению, но в последний момент передумала. Движение,вот что мне необходимо, внезапно осознала я. Движение и путь подлиннее. Ни о чем больше не думая, я сорвалась с места и помчалась вдоль рельсов со всей скоростью, на какую были способны мои ноги, и несшиеся вдогонку крики «Бесси! Бесси!» звенели у меня в ушах.

Никакого плана у меня не было. Правду сказать, я понятия не имела куда направляюсь. Я просто бежала вдоль железной колеи. Несмотря на шум в голове, бежать было приятно. Я двигалась ритмично, раз-два раз-два. Я просто бегущая девушка, вот и все. Спустя какое-то время – может пару минут, а может гораздо больше – я достигла станции. Похоже скоро ожидался поезд, потому что на платформе стоял народ и смотрел на меня, бегущую вдоль железного пути. Они тут ждут поезда, а вместо него к станции пыхтя приближается какая-то девица. Почему-то мне стало страшно смешно. Все эти люди таращатся на меня с изумлением, а иные с КРАЙНИМ неодобрением, оно написано у них на физиономиях. Вы только посмотрите на бегущую там девицу! Она нарушает владения железной дороги, нарушает общественный порядок, нарушает нормы поведения! Все обвинения были справедливы, но я плевать хотела. Взобравшись на платформу, я волком уставилась на глазевших людей и в конце концов они отвели взгляд. Я стояла там как дура, не зная что делать дальше. Если бы подошел поезд, я б наверно запрыгнула в него, но поезд не подходил, а ждать не было терпения. Поэтому секунд через пять я опять пустилась бежать.

Я выбежала со станции и помчалась по дороге. Навстречу шел мужчина, направляясь к билетной кассе. Он разинул рот, словно собираясь заорать, но не заорал, а просто широко зевнул, потом еще раз другой третий, я отродясь не видала, чтоб зевали так долго. Когда мы поравнялись и разминулись, он все еще зевал. Ну надо же зевать с таким удовольствием! Мне казалось, у меня так уже никогда больше не получится.

Спустя время я остановилась и огляделась по сторонам. Я не имела ни малейшего понятия, где нахожусь. Справа тянулся ряд больших домов с деревянными воротами и бересклетовыми арками в садах, в поле позади них стояли теплицы. Ну я и побежала туда, нырнула в проем в живой изгороди и помчалась дальше – по болотистой пустоши, где не было ни единого дерева, только высокие трубы и угольные отвалы вдалеке. В какой-то момент, пробираясь через вонючую черную трясину, я потеряла башмаки и промокла по уши. Бежать босиком была мука мученическая, но я не останавливалась. Немного погодя местность стала подниматься и болотистая пустошь превратилась в вересковую, с темной землей и рыжим кустарником по колено, идти по ней было все равно что вброд против течения и вскоре мои нога отяжелели. Я увидала вдали опушку леса и бросилась туда, но там оказался не лес, а просто узкая полоса деревьев. За деревьями пролегала изрытая ухабами дорога, и я зашагала по ней. Я все шла и шла, изредка проходя мимо заброшенных старых цехов с обвалившимися кирпичными стенами и торчащими как ребра балками. Уже начинало смеркаться, когда впереди показалась какая-то деревушка. Меньше всего на свете мне хотелось видеть людей, а потому я свернула с дороги и шла по полям, покуда путь мне не преградил длинный забор. Заглянув в щель, я увидала несколько ветхих сарайчиков, серый каменный домик и вход в какой-то тоннель неподалеку. Но ни единой живой души вокруг. Это был угольный рудник, закрытый на ночь, хотя тогда я не поняла этого.

К тому времени уже почти стемнело. Я нашла в заборе дыру и пролезла в нее, намереваясь переночевать в одном из сараев. Но оказалось и сам домик не заперт. Я зашла в него, там была только одна комната (видимо контора), вся обстановка которой состояла из старого стола, ветхого стула да закопченного камина. Ни занавески, ни тряпки какой, ни подушки, но по крайней мере там было чуток теплее, чем снаружи, и сухо. Я поплотнее закуталась в свою шаль и пальто Мюриэл и села в углу спиной к стене, обхватив колени и дрожа всем телом (мокрая от пота одежда стала холодной, когда я перестала двигаться). До сих пор я вообще ни о чем не думала, только бежала и шла куда глаза глядят, охваченная болью и ужасом. По размышлении я осознала, что чувствую себя хуже некуда. Меня бил озноб, голова раскалывалась. Я ничего не ела со вчерашнего дня. Должно быть я впала в забытье. Я вдруг начала грезить наяву, как выкину из барака эту рухлядь, куплю занавески, стол с креслом, маленький тюфяк и останусь жить здесь вместо того чтоб возвращаться в Глазго. Дурацкий план, сама знаю, но я все равно продолжала его обдумывать. Самое главное, чтобы никто не узнал что я здесь живу, тогда все получится, решила я. Мне придется добывать пищу по ночам. Потом я подумала, что наверно страшная боль, терзающая меня, утихнет быстрее, если я заставлю себя поплакать. Но слезы никак не шли. Я проговорила вслух «мамочка моя» – вдруг поможет? – но ничего не произошло. Я сказала еще раз «мамочка моя», но так и не заплакала. Тогда я стала повторять снова и снова «мамочка моя, мамочка моя, мамочка моя». А потом просто «мамочка, мамочка, мамочка».

Наконец подступили слезы, подкатили тугим комом к горлу и застряли там. А когда они все-таки хлынули потоком, это произошло совершенно неожиданно для меня. Я долго-долго плакала навзрыд, а после заснула мертвецким сном.