Текст книги "Наблюдения, или Любые приказы госпожи"

Автор книги: Джейн Харрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

– Эта часть кладбища отведена для католиков, – сказала она. – Нам повезло, что мы выхлопотали здесь участок, иначе я даже не представляю, где бы похоронили Нору. Свободного места здесь мало, но Джеймсу удалось все устроить.

Она ткнула лопаткой в мерзлую землю. Я невольно задалась вопросом, откуда она взяла инструмент. Неужто привезла с собой, спрятав в рукав плаща или в какое-нибудь еще потайное место? Она что, с самого начала планировала поход на кладбище?

Земля была твердой, как хер монаха, и от лопатки осталась крохотная выбоинка. Миссус подняла на меня глаза.

– Ты думаешь, сейчас слишком холодно, чтобы посадить крокус?

– Не знаю, мэм. А откуда у вас лопатка?

Она глянула на нее и сказала:

– Попросила у церковного сторожа. Он дал, но очень неохотно. Сказал, что в такой мороз ничего не приживется.

– Наверно он прав, мэм. Почему вы сбежали из лавки?

Миссус досадливо фыркнула.

– Там все затянулось бы не на один час. С той кошмарной болтуньей. Мне надоело ждать.

– Но вы ушли, не сказав ни слова, мэм.

Она вскинула бровь.

– Ну, я знала, что ты последуешь за мной. – Она раздраженно подолбила лопаткой землю. – Проклятая погода!

У нее был такой жалостный, удрученный вид, что я простила ей бегство из лавки.

– Вы можете пока оставить цветок в горшке, – сказала я. – А когда потеплеет, мы вернемся и посадим луковки.

– Да, пожалуй. – Миссус горестно вздохнула и уставилась на могилу. – Я так хотела посадить что-нибудь сегодня. – Она снова посмотрела на меня, с легкой тревогой. – Как по-твоему, Нора будет знать, что приходила? В смысле, если я не посажу крокус. Если мы просто оставим цветок здесь, возле плиты – она поймет?

Она нечасто спрашивала моего мнения по каким-либо вопросам, и сейчас скорее всего обратилась ко мне потому, что я тоже была ирландкой, как Нора. Я кивнула.

– О да. Уверена, она поймет. Я имею в виду Нора на небесах, а не ее призрак,потому что никакого призрака не существует – правда ведь? Норина ангельская сущность. Иначе зачем бы еще люди оставляли цветы на могилах?

Похоже, мои слова успокоили миссус. Она с минуту провозилась с цветочным горшочком, аккуратно устанавливая его в изножье могилы. Потом начала счищать снег с надгробия. Я молча наблюдала за ней.

Немного погодя я решилась спросить:

– Вы были на похоронах, мэм?

– Нет, – с сожалением ответила она. – Джеймс посчитал, что мне лучше не ходить.

Миссус достала носовой платок и развернула. Чтобы промокнуть слезы, подумала я, но она стерла платком остатки снега с могильного камня.

– Тебя интересует еще что-то, Бесси, – промолвила она, не глядя на меня и не отрываясь от дела. – Что именно?

– Ничего, мэм, – сказала я, но потом любопытство взяло верх. – Ну разве только… что случилось с Норой. Я слышала, она попала под поезд.

Миссус покивала, словно обдумывая мои слова, и после паузы заговорила:

– Никто точно не знает… как все произошло. В одной из хижин что-то праздновали… устраивали гулянку. Дело было летом. Весной и летом мы всегда нанимаем дополнительных работников, чтобы управиться с сезонными работами, и тогда, помнится, все хижины были заполнены. Был выходной, день парада «Вольных садовников». Понятия не имею, зачем Нора туда пошла. Обычно она не общалась с фермерскими работниками. Ты сама знаешь, что для этого нет ни времени, ни возможности. Но так или иначе, в тот вечер Нора, покончив с делами по хозяйству, отправилась на пирушку. Ближе к ночи она покинула хижину. Никто не видел, как она уходила, должно быть, она выскользнула незаметно. Работники тогда много выпили, поэтому все показания расплывчаты и недостоверны. Я не думаю, что Нора напилась пьяной, не такой она была человек. В любом случае, к моему удивлению, на следующее утро она не сошла вниз вовремя. А поднявшись к ней в комнату, я увидела, что в постель ночью не ложились.

– О боже, – сказала я.

– Да, – кивнула миссус. – Я подумала то же самое. Я надеялась, что Нора объявится в течение дня, но когда она так и не вернулась к вечеру, мы забили тревогу. Поиски в ближайших окрестностях ничего не дали. А через несколько дней группа объездчиков наткнулась на… часть ее тела… у железной дороги. Остальное нашли позже, дальше по колее.

Она пару раз резко взмахнула платком, стряхивая с него снег, и положила обратно в карман. Несколько мгновений мы стояли в молчании, глядя на могилу. Я думала о Норе, лежащей там по частям в ящике.

– Но почему она вышла на рельсы, мэм? Она заблудилась на обратном пути или что?

Миссус наклонила голову набок.

– По общему мнению, да, она сбилась с пути в темноте. Мне говорили, похожих случаев довольно много по стране, они происходят каждый год. Люди просто нечаянно выходят на рельсы и погибают под поездами. В современную эпоху такое не редкость. Это был самый настоящий несчастный случай. Ужасный удар для всех нас.

Она держалась молодцом, поверьте. Но у меня возникло ощущение, что в глубине души она винит себя в происшедшем. Мне вспомнился день, когда она слегла в нервной горячке. Вспомнились ее слова: «Это я во всем виновата». Должно быть, она чувствовала за собой вину, что не уберегла Нору.

Мне показалось, миссус хочет добавить еще что-то, но уже в следующую секунду она наклонилась и подняла с земли лопатку.

– Надо вернуть это сторожу. – И, бросив последний взгляд на Норину могилу, она зашагала по дорожке к церкви.

По возвращении в «Замок Хайверс» я доложила господину Джеймсу, что все прошло замечательно. Разумеется, я не стала рассказывать, как миссус задала стрекача из мануфактурной лавки и навестила могилу любимой служанки, а подробно остановилась на более приятных моментах нашей поездки. В частности сообщила, что миссус приценивалась к эполетам, но передумала их покупать и взамен приобрела галун для отделки сюртука. Господин Джеймс возымел интерес узнать, во сколько обошлась покупка, и я сказала, что в пару-другую пенсов. Вид у него сделался довольный, хотя и малость утомленный. Потом я поведала, что мы видели в окно пляшущего медведя, когда сидели в кофейне. «Кофий! – вскричал он. – Боже мой!!!» – и тотчас пожелал узнать, сколько он стоил и не обходили ли цыгане зрителей со шляпой – а я ответила, что насчет цыган мне неведомо, поскольку мы смотрели всего две-три минуты, а потом отправились на станцию подвести наши часы.

– Ага! – воскликнул господин Джеймс с видимым удовольствием, словно подводка часов ничуть не менее приятное дело, чем питье превосходного кофия. – Ты отлично справилась с поручением.

– Благодарю вас, сэр.

– Теперь вот что, – сказал он далее. – Дабы удостовериться, что твоя госпожа сможет выдержать путешествие в Эдинбург и сопряженные с ним мероприятия, мы устраиваем чаепитие завтра в три пополудни. Я уже отправил Гектора с приглашениями. Будут преподобный Гренн и мистер Флеминг, ну и разумеется, я и твоя госпожа. Она хорошо перенесла поездку в город – но посмотрим, как у нее получится со светским общением.

Против Флеминга миссус ничего не имела, само собой. Но позже я случайно услышала, как в разговоре с мужем она заметила, что идея пригласить второго гостя не кажется ей удачной, и привела ряд доводов в обоснование своего мнения. Слишком неожиданное приглашение, сказала она, вряд ли преподобный сумеет выкроить время для нас. Напротив, возразил господин Джеймс, он уже ответил согласием. В таком случае, сказала миссус, с нашей стороны просто эгоистично отрывать почтенного священника от важных приходских дел, он наверняка не хочет попусту тратить время на всякие там чаепития. Чепуха, отозвался господин Джеймс, он придет с превеликой радостью, ничто его не остановит. После короткого раздумья миссус выразила беспокойство по поводу того, что чайный сервиз у них пришел в непрезентабельный вид. Не лучше ли, спросила она, повременить с чаепитием, пока они не купят новый? Ерунда, заявил господин Джеймс, сервиз в полном порядке.

Миссус опять умолкла, теперь надолго, потом наконец вздохнула и призналась, что она еще недостаточно хорошо себя чувствует, чтобы выступать в роли хозяйки, и нельзя ли ей остаться в своей комнате, пока господин Джеймс принимает гостей.

– Фуфф! – раздраженно выдохнул господин Джеймс.

Обстоятельства воспрепятствовали мне выслушать весь ответ целиком, но об исходе предпринятых попыток уклониться от чаепития свидетельствовал тот факт что назавтра без пяти три пополудни миссус сидела на своем месте в гостиной в ожидании гостей – бледная, с каменным лицом. Представлялось совершенно очевидным, что она не рада предстоящему мероприятию, ни капельки. Я боялась, как бы она опять не занемогла, и досадовала на господина Джеймса, не послушавшего жену. Но она, казалось, смирилась с необходимостью играть свою роль в ближайшие несколько часов.

Мистер Флеминг прибыл первым, пришел пешком с фермы «Трэшберн». Я открыла ему дверь. Он сказал, что вестей от издателя еще не поступало, но что в подарок мне он аккуратно переписал одну из моих песенок, сопроводив текст нотными знаками. Только вот забыл прихватить с собой. Он страшно извинялся, называл себя обидными словами, означающими всякие разновидности дурака, и порывался вернуться домой за подарком. Такого я, разумеется, не могла допустить, ведь тогда он опоздал бы к чаепитию и получилось бы, что по моей вине. Флеминг все норовил спуститься с крыльца, а я просила не уходить и хватала за рукав, чтоб удержать. Пока мы топтались так у порога, появился преподобный Гренн.

– Ахх-хах! Вот и я! Ахх-хах!

Старикан подошел совершенно бесшумно, и я подивилась, как такое возможно, если только он не парил над чертовым гравием. Во всяком случае, судя по довольной физиономии, он воображал, будто застукал нас за каким-то непотребным делом.

– Доброго дня, преподобный Гренн, – любезно кивнул Флеминг. Потом повернулся ко мне и вздохнул с глубочайшим сожалением. – Похоже, Бесси, остальные гости уже прибывают. Наверно я все-таки не успею обернуться до «Трэшберна» и обратно.

– Мне тоже так кажется, сэр, – сказала я. – Не беспокойтесь, принесете ваш подарок в другой раз.

– Конечно, – ответил Флеминг. – Какой же я болван, что забыл его.

Преподобный Гренн слушал наш разговор с превеликим интересом. Улыбался и кивал понимающе, старый проныра. Я решила, что лучше без дальнейших отлагательств проводить обоих в гостиную. Однако выполнить свое намерение не смогла, поскольку преподобный никуда не торопился. Они с Флемингом обменялись несколькими любезными фразами, не двигаясь с места, потом наконец вняли моему настойчивому предложению войти в дом, чем стоять на морозе, и уже в дверях преподобный повернулся кругом и с минуту созерцал обсаженную кустарником подъездную дорогу с таким восхищением, словно она была одним из семи чудес света. После ряда сложных телодвижений мне удалось втереться между ним и дверью и затворить последнюю. Затем мне по обыкновению пришлось изрядно постараться, чтобы извлечь старикана из пальто и шляпы. Он достал из кармана одну из своих брошюр и попытался всучить мне. Я запротестовала и отпихнула книжонку прочь. Еще через минуту, после всяческих моих уговоров и призывов, старикан все-таки выбрался из своего пропахшего нафталином пальто. Потом стянул шляпу. И наконец, с чувством огромного облегчения, я проводила обоих мужчин в гостиную.

Миссус сидела там одна, господин Джеймс еще не соизволил выйти из кабинета. Она приподнялась в кресле, приветствуя гостей. Вид у нее был болезненный и неспокойный. Я бы осталась присмотреть за ней, но она пару раз выразительно взглянула на меня, а потом нетерпеливо промолвила: «Можешь идти Бесси» – ну и мне ничего не оставалось, как выйти вон и закрыть за собой дверь.

По пути в кухню я заметила на столике в холле брошюрку преподобного. Верно, он украдкой положил туда, пока я вешала пальто. На сей раз трактат назывался не «Дорогому другу-католику», а «Пагубное влияние современных танцев», и я от души повеселилась, полистав его в кухне. Оказывается, танцы страшно вредны для нравственного здоровья. Особливо тяжелый ущерб наносит вальс, неизбежно приводящий к нарушению седьмой заповеди, и вообще никаких весомых доводов в пользу танцев нет, «ибо даже глупого африканца или мартышку можно научить превосходно танцевать».

Разрази меня гром! Я провальсировала к камину и швырнула книжонку в пляшущее пламя.

Когда я вернулась в гостиную с чайным подносом, господин Джеймс уже присоединился к обществу и они обсуждали планы строительства фонтана в деревне. Лично я полагаю, что господина Джеймса нисколько не интересовало, нужен или нет местным жителям источник чистой питьевой воды, он просто хотел выставиться. Особенно перед Дунканом Гренном, ЧП, который владел литейной мастерской, где изготавливали фонтаны. Господин Джеймс получил от него каталог продукции и теперь притащил его показать гостям, гордый как кобель с двумя херами. Когда я начала выставлять на стол чайные приборы, он раскрыл каталог на нужной странице и протянул преподобному.

– Вот, пожалуйста, – говорит. – Возможно, вы знаете, какой из них, сэр. Номер тридцать три. С четырьмя колоннами и навесом.

Преподобный Гренн откинулся на спинку кресла и начал читать вслух текст под иллюстрацией, медленно и чеканно, мигом завладев вниманием всех присутствующих.

– «Питьевой фонтан в виде пагоды высотой девять футов шесть дюймов. С двух сторон предусмотрены таблички для надписи». Ахх-хах! «С двух же других сторон имеется надпись „Не брызгайте на мостовую“». Ахх-хах! Замечательно, Джеймс, замечательно. Но интересно, что будет гласить другая надпись? Несомненно, что-нибудь уместное. О, придумал, вот самое то. – И он изрек голосом не только громким, но также грозным и скорбным, каким видимо произносил проповеди: – «Всякий пьющий воду сию, возжаждет опять».

Господин Джеймс набрал в грудь воздуха и подался вперед, собираясь заговорить, но преподобный поднял палец, призывая к молчанию: он еще не закончил.

– «А кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную!» – Он с улыбкой повернулся к миссус и, слегка наклонив голову, завершил: – От Иоанна, глава четвертая, стих двадцать пятый. Ахх-хах! Новый Завет, положим – но ведь уместно!

Господин Джеймс прищурился, словно обдумывая предложение преподобного (правда, больше было похоже, будто он скривился от боли).

– Боюсь, – говорит, – данное высказывание, сколь бы уместным и прекрасным оно ни было, окажется непригодным к делу.

– О? – промолвил преподобный. – Непригодным?

– Не поместится на табличку, – коротко пояснил господин Джеймс.

– Ахх-хах! – сказал Старый Хрен. – Значит, нужно что-нибудь лаконичное. Тогда давайте обратимся к сорок второму псалму. – Снова зычный проповеднический голос: – «Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к тебе, Боже!»

– Да, – кивнул господин Джеймс. – Это действительно покороче. Однако, к сожалению, я уже заказал вырезать надпись.

– Понятно, – сказал преподобный. – Скажите же, прошу вас, какое изречение вы выбрали?

– Да, дорогой, – подхватила миссус. – Что же там будет написано?

До этого момента она сидела молча, с беспокойным видом, и я уже начала волноваться за нее, но сейчас увидела насмешливый огонек в ее в глазах.

Господин Джеймс прочистил горло.

– Просто – «Дар Джеймса Рейда».

Преподобный неодобрительно приподнял бровь.

– И впрямь лаконично, – проронил он и продолжил читать каталог, теперь бормоча себе под нос.

Несколько мгновений все остальные молчали. Но господин Джеймс, похоже, полагал нужным объясниться.

– Видите ли, – обратился он к Флемингу, – каждая буква стоит отдельных денег. И после того как я выложил столь солидную сумму за сам фонтан, я счел разумным сэкономить на надписи.

– Конечно, – подтвердил Флеминг. – Вы правильно поступили, сэр, совершенно правильно. Позвольте поинтересоваться, сколько вообще стоит подобное великолепное сооружение?

Господин Джеймс шумно выдохнул и потряс головой.

– От пятидесяти до ста фунтов, в зависимости от…

– Кажется, данная модель стоит восемнадцать фунтов, – вмешался преподобный. – Мне в мастерской говорили. Это одна из самых простых моделей. Точная цена должна быть указана здесь, минуточку… – Он стал листать страницы каталога.

Господин Джеймс нахмурился и снова повернулся к Флемингу.

– Многие из них излишне вычурно украшены на мой вкус. Все эти мавританские узоры, грифоны, диковинные звери… Гораздо лучше – строгость и простота линий, без всяких там завитушек. – Он говорил с самым авторитетным видом, но подпортил впечатление тем, что принялся нервно грызть ногти, едва умолк.

– Действительно, – кивнул Флеминг. – Полностью с вами согласен. А где вы установите фонтан, сэр?

Казалось, господин Джеймс не услышал вопроса, он смотрел на преподобного такими злыми глазами, словно предпочел бы терзать не собственные ногти, а горло почтенного священника.

Миссус ласково взяла руку мужа и отвела от его рта.

– Джеймс, дорогой, – сказала она, – Дэви спросил, где будет установлен фонтан.

Но тут преподобный воскликнул:

– Ага, вот он! Прейскурант! – и повел пальцем вниз по списку.

Миссус подалась вперед и обратилась к нему:

– Вы не покажете мне картинку с фонтаном, преподобный? Я еще не видела.

С помощью этой уловки она хотела отвлечь его от прейскуранта, и господин Джеймс кинул на нее благодарный взгляд. Но Старый Хрен не поддался на удочку.

– Да, Арабелла, одну минуточку, – бросил он, не глядя на нее; тень раздражения пробежала по лицу миссус, и на мгновение стало видно, насколько ей противен священник. – Так, где это?.. – продолжал он. – Ага, вот, номер тридцать три. Ну да, как я и думал: восемнадцать фунтов и десять шиллингов ровно. – Он откинулся на спинку кресла и лучезарно улыбнулся всем присутствующим.

– Надо же, – сказал Флеминг. – Поистине выгодная покупка. Уверен, жители Соплинга будут чрезвычайно благодарны вам, Джеймс, ныне и вовек. Поразительная щедрость. Я снимаю перед вами шляпу, сэр. Вы пример для всех нас. И если вам когда-нибудь случится пернуть, я почту за великую честь и счастье понюхать.

Вообще-то последней фразы он не говорил, это я от себя добавила.

– Вы очень любезны, Дейви, – промолвила миссус. – Но вы абсолютно правы. – Она повернулась к мужу. – Я горжусь тобой, Джеймс, что ты делаешь людям такой нужный и полезный подарок. Мы могли бы устроить небольшую церемонию открытия, как ты полагаешь?

Старый Хрен помрачнел и насупился, явно разочарованный, что разоблачительное сообщение насчет цены не произвело желаемого конфузного эффекта. Заметив это, миссус тотчас обратилась к нему:

– Я вот думаю, преподобный, не могли бы мы, пользуясь вашим великодушием, попросить вас произнести несколько слов по случаю такого события? Я знаю, вы человек занятой, но мне кажется, без вашей речи церемония будет неполной.

И даже глазом не моргнула, будто и впрямь так считала! Она была великолепна, нельзя не восхититься.

Нет нужды говорить, Старый Хрен не устоял против такой лести.

– О… хорошо. Возможно, я найду время для кратенького выступления.

– Очень на это надеюсь, – сказала миссус. – Я, конечно же, неоднократно перечитывала вашу брошюру о Вильгельме Оранском, но никогда не слышала, как звучит сей превосходный текст. Может, на церемонии открытия фонтана вы окажете нам великую честь и продекламируете избранные места из вашего сочинения?

– Это один вариант, – торопливо встрял господин Джеймс. – А может, нам удастся уговорить преподобного написать что-нибудь более подходящее случаю.

В следующий миг миссус подняла глаза и встретилась со мной взглядом. Я уже давно накрыла стол для чаю и стояла там разиня рот.

– Все готово, Бесси? – спросила она и, когда я кивнула, весело сказала: – Вот и прекрасно. Спасибо тебе.

Я сделала реверанс и удалилась, по пути шуганув из комнаты кота, прокравшегося в открытую дверь. Когда я выходила, все уже встали с мест, собираясь направиться к чайному столу. Миссус взяла преподобного под руку и вежливо слушала его рассуждения о возможном характере предстоящей речи. А господин Джеймс, к которому вернулась самонадеянность, стоял в важной позе (поставив одну ногу на кресло и подбоченившись) и объяснял, что к фонтану придется подвести трубу длиной свыше двухсот футов, каковой информации Флеминг внимал с таким изумлением и восторгом, что бог ты мой можно подумать, речь шла о небывалом достижении инженерного искусства.

Около пяти часов гости отбыли, явно довольные чаепитием. В общем и целом миссус выступила хорошо, уж всяко лучше своего муженька. У меня самой прям камень с души свалился. Несмотря на неудачное начало, Арабелла сумела совладать с собой и держалась любезно и мило, почти как в прежние времена. Она не только выказала непринужденную учтивость Старому Хрену, но и выручила мужа из неловкого положения. Если у нее все так славно получилось – значит, она точно выздоровела?

Однако еще до конца недели произошло событие, заставившее меня усомниться в таком умозаключении. Дело было за несколько дней до намеченного отъезда хозяев в Эдинбург. Вечером я в обычный час отправилась спать и перед сном сделала запись в дневнике, чтобы показать миссус завтра. Но когда я задула свечу и легла, сон все не шел – верно, меня донимали мысли о скорой разлуке с Арабеллой. Пока я там ворочалась и ерзала, словно блохастый пес, я все яснее сознавала, до чего же тихо в доме. Я не испугалась, так как знала, что миссус и господин Джеймс спят в своих комнатах этажом ниже. Но я подумала: а что же будет через несколько дней, когда они уедут и я останусь здесь совсем одна? Насколько тише покажется мне дом?

В общем, я с легким беспокойством задавалась подобными вопросами, когда вдруг услышала шум на лестничной площадке внизу. Шорох, тихий хлопок, слабый скрип половицы, потом тишина и снова шорох, постепенно затихший. Словно кто-то крадучись прошел по лестничной площадке. Я сразу подумала про воров. Вообще в «Замке Хайверс» красть было нечего, но у миссус имелись драгоценности, доставшиеся от матери, и хранились они в шкатулке у нее в комнате. Я представила, как злоумышленник пристально смотрит на спящую миссус, и при этой мысли взвилась с кровати как ужаленная. В спешке я не взяла свечу, и мне пришлось спускаться по лестнице ощупью.

Достигнув лестничной площадки, я увидела, что дверь в спальню миссус отворена и там горит свет. Затаив дыхание, я на цыпочках вошла, но с облегчением обнаружила, что в комнате никого нет. Одеяла на кровати были откинуты, словно миссус какое-то время лежала там, а потом встала. Решив, что она спустилась в кухню перекусить, я вышла на лестничную площадку и уже собиралась воротиться к себе, когда внимание мое привлек тихий звук, донесшийся сверху. Скрип половицы.

Я бросила взгляд вдоль коридора, в сторону главной лестницы на чердак, и ровно в этот момент в поле видимости появилась миссус, сходящая по ступенькам в круге света. Сперва показались ноги в бархатных тапочках и подол ночной сорочки. Она ступала медленно и осторожно. Миссус еще не увидела меня, лестничная стена загораживала ей обзор, и я поспешно спряталась за бельевым шкафом – наверно испугалась, как бы она не подумала, что я слежу за ней. В одной руке она держала фонарь. А под мышкой другой руки сжимала темный прямоугольный предмет.

Все это я разглядела буквально за секунду до того, как миссус вышла на лестничную площадку. Я отпрянула в тень и затаила дыхание, по счастью, в своих стараниях не производить шума она пристально смотрела себе под ноги и не заметила меня. Темный предмет она крепко прижимала к боку, и я мельком увидела лишь подобие светлого хвостика, свисающего с него, прежде чем она скрылась в комнате и затворила за собой дверь. Что бы это ни было, оно было перевязано бледно-розовой ленточкой.

Что же за таинственный предмет такой? Какая-то вещь, которую Арабелла хочет взять с собой в Эдинбург? Или что-то взятое из Нориного сундучка на чердаке? И почему она дождалась полуночи, чтобы туда подняться?