Текст книги "Тщеславие"
Автор книги: Джейн Фэйзер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)
– Пошли, Питер. – Конь послушно пошел за ней.
В стойле Питер был явно у себя дома. Октавия набросала сена в кормушку и поискала глазами, чем бы вытереть лошадь.
– Бен, какая-нибудь тряпка или щетка есть?
– Там.
Где там? Октавия осмотрелась и, увидев висящее на крюку драное одеяло, принялась вытирать им Питера, пока тот довольно пережевывал сено. Он был крупным конем, и девушке приходилось вставать на цыпочки, чтобы вытереть ему спину. К концу работы начали болеть руки и, несмотря на холод, пот заливал лицо. Бен давно кончил возиться с Люцифером и оставил в конюшне ее одну, коротко заметив, чтобы она не забыла закрыть дверь, когда станет уходить. Октавия подавила желание послать грубияна к черту.
Попона нашлась на воротах стойла, и девушка набросила ее на коня. Питер негромко фыркнул и ткнулся мордой в плечо.
– Хоть ты, приятель, хорошо ко мне относишься. – пробормотала Октавия в его бархатный нос и пошла навстречу тому, что ждало ее в каменном домике.
В единственном окошке внизу теплилась свеча. Октавия отворила дверь и оказалась в квадратной комнате, занимавшей весь первый этаж.
Перед пылающим очагом в деревянном кресле-качалке сидел Руперт. Напротив в таком же кресле-качалке устроился Бен. Мужчины держали оловянные кружки, из которых поднимался ароматный пар. На каминной полке поблескивала медная миска.
– Закрывайте дверь, мисс Морган, сейчас не лето!
Октавия обиженно поджала губы и с треском захлопнула дверь. Ей было сейчас так же холодно, как недавно жарко от работы в конюшне. Два кресла, два стула и стол – другой мебели в комнате не было, но Октавии все же показалось, что в доме очень уютно – от золотистого света масляной лампы и от багряных отблесков из очага.
Она решительно прошла через комнату и наклонилась к огню, чтобы погреть руки.
– Лорд Ник и Люцифер – отличная парочка. – Ее замечание прозвучало почти небрежно.
– Полагаете? – Руперт безразлично пожал плечами.
– Дуэт существ, объединившихся, чтобы бросить вызов судьбе. Вор с большой дороги на белом коне.
– Хочется сделать жизнь поострее. – Руперт не отрывал взгляда от огня. – Ведь вы, мисс Морган, понимаете толк в удовольствии, которое доставляет опасность.
– Напротив, сэр, терпеть не могу напрасно рисковать головой.
Он поднял на нее смеющиеся глаза:
– Ах вот как? А тем вечером нашей первой встречи, как вы думаете, чем вы рисковали?
– Только уж не головой! Руперт усмехнулся:
– Вы правы. Чему-чему, а уж вашей голове с моей стороны ничего не грозило.
Бен поперхнулся, и Октавия посмотрела на него с неприкрытой неприязнью:
– Нам обязательно продолжать разговор в таком обществе?
– О, Бен – это не общество… Общество – это вы, – заявил грабитель. – Бену здесь быть положено, а вот вам – нет.
– Но не Бен спас вас сегодня от пули.
– Не буду отрицать, резон в ваших словах есть. – Руперт, казалось, о чем-то задумался.
– Гляди-ка, да она не иначе в твоем наряде разъезжает. – Бен снова хмыкнул и уткнулся носом в кружку.
– Боже правый! – Руперт впервые обратил внимание на то, что было на Октавии под плащом. – Вы носите мои панталоны?! Если только слово «носите» подходит к тому, что вы с ними сделали!
– Не могла же я скакать верхом в платье! С удовольствием бы спросила вашего разрешения, но вы ускользнули, как змея.
– Как змея! Хорошенькое сравнение! А я тем временем уезжал по делам, – возмутился Руперт. – Да в отличие от вашего мое поведение просто ангельское!
Октавия сменила тему разговора:
– А вы ведь знали, что в карете окажется та кожаная сумка. Что в ней?
– Доход от аренды, – с готовностью ответил Руперт. – Деньги графа Гиффорда. Негодяй богат как крез и вряд ли ощутит потерю, разве что разозлится.
– А тот человек, что приходил к вам в «Королевский дуб»… Моррис… Он и сообщил о том, что сумка будет в карете?
– Совершенно верно, – лениво потянулся Руперт. – Большую часть своего времени Моррис болтается по окрестным тавернам и ко всеобщей пользе держит уши торчком. И вот сегодня услышал, как управляющий графа уговаривал попутчиков переночевать в «Колоколе и книге», потому что не хотел рисковать своим драгоценным грузом. Но мадам Корнелию разве в чем-нибудь убедишь? Ей никак не терпелось в город. – Руперт пожал плечами. – Что оставалось бедняге? Милейшая леди оказалась на редкость настойчивой.
Октавия даже не улыбнулась – так ей хотелось хоть что-нибудь еще разузнать о Лорде Нике.
– А почему вы ничего не взяли у этой противной женщины и ее мужа?
Руперт укоризненно покачал головой:
– Нельзя жадничать. В этой кожаной сумочке достанет денег, чтобы приодеть вас ко двору. Останется даже на туфельки с изумрудными каблуками и бриллиантовыми застежками.
– Э… что я слышу? – очнулся от дремоты Бен. – Она на твоем содержании, Ник?
– Нет! – Октавия гневно вспыхнула. – Мы будем участвовать в общем деле. Подтвердите это, сэр!
– Да, да, моя дорогая Октавия, – рассмеялся Руперт. – Нечего пронзать меня взглядом. В вашем участии никто не сомневается. Но позвольте дать вам совет. Бен – лучший друг, какого только может пожелать мужчина, и в нашем совместном деле пригодится вам так же, как и мне. Будет лучше, если вы это запомните.
– Тогда и ему лучше понять, как обстоят дела, – твердо сказала Октавия. – Я вам ничего не должна, лорд Руперт.
– Кроме штанов, рубашки и лошади, – едва слышно пробормотал тот. – Выпейте-ка лучше молочного пунша, – резко переменил он тему разговора, указывая на кувшин, стоящий на каминной решетке. – Берите сами. Кружки в шкафу у камина.
Октавия не стала заставлять себя уговаривать. Если этот странный человек больше не намерен говорить о событиях нынешней ночи, то так тому и быть. Она налила себе пуншу и уселась у камина. От первого глотка она почувствовала приятную слабость. Тот, кто готовил пунш, знал, как уложить здоровенного мужчину. От второго – пошла кругом голова.
Мужчины за ее спиной о чем-то мирно разговаривали, но она не слушала их. Предметы в комнате самым восхитительным образом стали расплываться; Октавия почувствовала, как приятная истома охватывает ее тело. Она улыбнулась огню и в полудреме откинулась на спинку стула. Сделала еще глоток и почувствовала, что мужская рука поглаживает ее волосы. Последним усилием она осушила кружку до дна.
– Недурная получилась ночка у надоедливой маленькой девчонки. – Грабитель рассмеялся.
Октавия смутно понимала, что хорошо бы возразить, но не было ни слов, ни сил, ни желания. Она почувствовала, как сильные руки подхватили ее и куда-то понесли.
Стало холодно, и Октавия что-то протестующе забормотала, но уже в следующий миг оказалась в постели. Те же уверенные руки раздели ее, но так ловко, что не впустили под одеяло холод.
Сквозь дрему Октавия почувствовала, как Руперт улегся рядом, ощутила его прохладное тело и, свернувшись калачиком, заснула, уткнувшись носом в уже согревшуюся спину, вдыхая запах мужчины, о котором грезила со дня их первой встречи.
Глава 9
– Она хороша, эта леди Уорвик, – заметил герцог Госфордский, подходя к зятю. Он взял понюшку табака и воспитанно чихнул в платок. – Остается только надеяться, что за подобную внешность комитет не даст ей отставку. Надо иметь крепкие нервы, чтобы вот так появиться на людях.
– Альмак – это еще не двор. – Филипп разглядывал молодую женщину, только что вошедшую в бальный зал под руку с мужем.
Комнаты были до отказа заполнены счастливчиками, принадлежавшими к Высшим Десяти Тысячам, где членство определял Комитет четырнадцати. Драконовские правила для участниц избранных балов привели к тому, что половина лондонской знати так и не смогла попасть в заветные десять тысяч. Среди толпы накрашенных, напудренных, тщательно причесанных записных участниц бала появление леди Уорвик произвело впечатление, близкое к шоку.
Ее волосы не были напудрены, на лице ни следа румян, губ не коснулась помада. По залу пробежал шепот, и все глаза устремились к этой необычной женщине.
Желание Октавии в свой первый выход пренебречь светскими условностями сначала удивило Руперта. Он понял ее замысел позже, когда увидел, как она сходит по парадной лестнице их дома. Изумительная природная красота не требовала никаких прикрас. Ей не нужно было скрывать щербины от оспы под толстым слоем пудры, румянить бледную от недосыпания и излишеств кожу, портить жирной краской густые ресницы.
Волосы ниспадали на плечи, сияя в отблеске свечей первозданной красотой, подчеркивая белоснежную кожу и глубину золотистых карих глаз. Платье – настоящее произведение искусства из белого и красного муслина поверх яблочно-зеленой нижней юбки; рукава отделаны шелком того же цвета, запястье прикрывает изящное кружево. Кружевная косынка в низком вырезе платья вырисовывала округлость груди, хотя и предполагалось, что должна ее скрывать. Наряд подчеркивал чистоту лица, изящные линии фигуры и в то же время будто намекал на некую тайну в характере.
Через минуту все мужчины будут у ее ног – так он решил в тот момент. И теперь понял, что недооценил Октавию. Через всю залу к ним приближался принц Уэльский. Капельки пота выступили на красном лице, в глазах – похотливый отблеск, на губах – сладострастная улыбка.
– Мадам, вы восхитительны, – поклонился он. – Какой свежий, необычный облик! Уорвик, скорее представьте меня вашей жене.
Руперт учтиво представил Октавию, и принц тут же схватил ее за руку:
– Откуда вы, прелестная леди? Подумать только, сколько времени мы здесь томились, не видя вас! И как вам удавалось от нас скрываться? Почему вы позволили этому несчастному псу, – он погрозил жирным пальцем в сторону лорда Руперта, – украсть вас у нас?
– Вы слишком добры ко мне, ваше высочество. – Октавия присела в глубоком реверансе.
– Нет, нет, поверьте мне, нет! – с жаром воскликнул принц Уэльский. – Я нисколько не преувеличиваю… Такое милое создание! А ты, Уорвик, и в самом деле премерзкий пес. Всех обошел. Где ты ее раздобыл?
"Разглядывают, как редкое насекомое», – подумала Октавия.
– В провинции, сэр, – все так же учтиво ответил Руперт. – В Нортумберленде.
– В Нортумберленде! – В крошечных глазках засквозило удивление. – Вот те на! Никогда бы не подумал, что это возможно. Так далеко на севере. – Он оглянулся на свиту, ожидая подтверждения своих слов.
– Совершенно справедливо, сэр, – тут же согласился один из придворных. – Очень далеко от Лондона.
– Ну и ну, – снова заохал принц, не сводя с Октавии жадного взгляда. – Если у них там все такие красотки, стоит нанести туда визит. – И он от всей души рассмеялся собственной остроте. – Пойдем потанцуем, прелестное создание.
– Но у меня пока нет разрешения ни одной из патронесс, – скромно ответила Октавия. – Не хотелось бы нарушать правила, ваше высочество.
Принц разразился хохотом:
– Как будто они и так не нарушены, мадам. Долли… Долли, подойди сюда и разреши этому удивительному созданию потанцевать со мной. – Он махнул даме в платье из сиреневого муара, огромный парик которой украшали нелепые меховые зверюшки.
С застывшей улыбкой, враждебно разглядывая Октавию, к ним подошла герцогиня Дирвотерская.
– Леди Уорвик. – Октавия сделала почтительный реверанс.
– Если вам нужен искусный парикмахер, буду рада вам его предложить.
– Вы очень добры ко мне, мадам.
– Я слышала, что в провинции все по-другому. – Герцогиня скривила губы. – Но в Лондоне деревенские обычаи не нужны. Им здесь не место.
– О, мадам, полагаю, совершенствоваться можно везде, – мягко ответила Октавия. – Даже Лондон не закрыт для новых веяний.
Герцогиня не верила своим ушам: правильно ли она поняла эту нахалку? Неужели эта выскочка осмеливается говорить, что лондонская мода устарела?
Руперт удивленно поднял бровь. Может быть, Октавия не понимает, какую роль при дворе играет эта дама? Он подыскивал слова, чтобы замять неловкость, но в это время принц Уэльский разразился громогласным хохотом:
– Совершенно справедливо, леди Уорвик. Мы тут вовсе закоснели в наших обычаях. Правила, протокол, Бог знает что еще… Все вина нашего двора. Чертовски старомоден. Подождите, придет мое время… и вы увидите, какие наступят перемены, – помяните мое слово.
Эта потрясающая бестактность, ясно показывающая, что принц ждет не дождется смерти отца, была встречена с таким молчаливым неодобрением, что маленький вызов Октавии остался незамеченным.
Схватив Октавию за руку, принц увлек ее на середину зала, где формировались пары для контрданса.
– Его высочество – еще мальчишка… такой упрямый, – спокойно заметил Руперт и с улыбкой поклонился герцогине. – Юность есть юность.
– Конечно, – согласилась дама, прикладывая к верхней губе надушенный платок. Она окинула оценивающим взглядом статную фигуру лорда Уорвика и как будто бы смягчилась от того, что увидела.
Его светлость был одет в черный шелк, волосы, как и положено, напудрены и стянуты на затылке. Золотом сверкали карманные часы, а на белоснежной рубашке ослепительным голубым огнем сияла булавка с бриллиантом. На лице внимательное выражение, на губах участливая улыбка – он, казалось, извинялся за бестактность жены и принца Уэльского.
– Молодежь должны наставлять старшие, лорд Уорвик. – Глаза придворной дамы были прикованы к танцующим. – Ваша жена, сэр, еще не приобрела городского лоска.
– О, я думаю, дело не в этом, – раздался голос графа Уиндхэма. – Представляется мне, что леди Уорвик имеет смелость вести себя так, чтобы отличаться от всех остальных. Разве я не прав, Уорвик?
Руперт поклонился Филиппу, в глазах мелькнула насмешливая искорка:
– Разумное предположение, Уиндхэм. Граф довольно улыбнулся, и серые глаза вновь обратились к залу, где в такт музыке двигались танцующие. Он с интересом разглядывал леди Уорвик.
Неужели Филипп ничего не чувствует? Каждый раз, когда они говорили или обменивались взглядами, Руперт чувствовал, что кровь начинает быстрее бежать по жилам, а пульс – биться чаще. Филипп в его присутствии, похоже, не испытывал ни малейшего стеснения или неловкости, у него не было даже тени предчувствия. Может быть, это оттого, что он считал брата мертвым?
– Так вы познакомились с леди Уорвик в Нортумберленде? – Филипп небрежно отвернулся от танцующих и предложил Руперту табакерку.
Лорд Уорвик покачал головой:
– Не люблю нюхательный табак. Да, когда ездил навестить друзей.
– И конечно, это ее первый сезон в Лондоне? Руперт кивнул:
– Мы решили отложить свадебное путешествие до дня рождения короля.
Монарх родился в июне, и день его рождения означал закрытие сезона.
– Медовый месяц в разгар сезона в Лондоне для новичков имеет свою прелесть. – Филипп вежливо поклонился и отошел.
Графиня Уиндхэмская сидела между двумя чопорными матронами и при приближении мужа нервно улыбнулась. Она пригладила парик, поправила кружева на шее: несчастная женщина ожидала, что муж на людях примется критиковать ее внешность, и ее глаза молили о пощаде. Но тот прошел мимо, взглянув на жену так, словно та была садовым слизняком. Бедная женщина расстроилась еще больше.
Имя леди Уорвик было у всех на устах. На балу весь вечер только о ней и говорили. После первого танца принц Уэльский не отпустил свою даму, и Руперту оставалось только издалека наблюдать, каким успехом пользовалась Октавия у подхалимов и распутников из окружения принца.
Октавия была уверена, что, пока она будет рядом с принцем Уэльским, общество может ее осуждать, но никогда не отвергнет. Для выполнения плана ей необходимо было прослыть женщиной с авантюристической жилкой, пренебрегающей общепринятыми правилами поведения. Окружение принца очень подходило для этих целей. Уже к концу вечера Октавия отклонила несколько туманных намеков и четыре прямых предложения, одно из которых исходило от его высочества.
– Как не стыдно, ваше высочество, я замужняя женщина, – мягко упрекала она, а принц Уэльский меж тем, удерживая ее руку, не мог оторвать от Октавии взгляда.
Он громко расхохотался, но по всему было заметно, что он разочарован:
– Любезная мадам, я вам бы ничего и не предлагал, если бы вы не были замужем. Мужчине не пристало развлекаться с незамужней девчонкой. Только не говорите, что лорд Руперт будет вас ревновать.
– Не знаю, сэр, он муж мне совсем недавно, – скромно ответила Октавия. – Но я думаю, мне рановато бежать от брачной постели. Мы поженились только две недели назад.
Принц усмехнулся и потрепал ее по щеке.
– Люблю откровенных женщин. Но ничего, моя дорогая леди, посмотрим, через сколько времени загуляет ваш муж. Вот тогда и вы взглянете на вещи по-другому.
– Может быть, и нет, сэр.
Но где же Руперт? Было уже два часа ночи, и Октавия заглянула в роскошную столовую, где собралась большая часть общества, чтобы отведать пирожков с устрицами, хлеба с маслом и запить все это шампанским.
Руперт, стоя в оконной нише, разговаривал с накрашенной дамой в платье из темно-красной тафты. Лиф ее платья был так низок, что, когда дама протянула руку за кусочком хлеба, из выреза показался сосок. Дама ни в малой степени не смутилась, когда Руперт длинным указательным пальцем ловко вернул беглеца на место, – лишь рассмеялась и шутливо ударила Руперта по щеке веером.
– Вот видите! – послышался рядом голос принца. – Он не из тех мужчин, кто тратит время даром. Уорвика знают как большого повесу. Неужели вы полагаете, что брачные клятвы изменят характер человека?
Октавия улыбнулась и пожала плечами.
Принц усмехнулся и обнял ее; его пальцы поглаживали шею под кружевным платком.
– Сама скромность, – бормотал он. – Неужели нельзя открыть на наше обозрение что-нибудь побольше. Вот хотя бы как у леди Дрейтон? А?
– Леди Дрейтон имеет передо мной большое преимущество, – возразила Октавия.
– Ив чем же? – Мутные глаза принца уставились ей в лицо. – Уж не в том ли, что у нее здесь побольше? – И он с ухмылкой показал на зад.
– Нет, сэр. Ее преимущество в годах. – Октавия сделала шаг в сторону, освобождаясь от монарших объятий.
– Злючка! Кошечка показывает коготки! – грохнул принц своей собственной шутке. – Предупреждаю, мадам. – Он погрозил ей пальцем. – Если бы Маргарет Дрейтон вас слышала, она выцарапала бы вам глаза.
– Я трепещу, сэр.
Октавия чувствовала явное раздражение. Мадам Дрейтон для него ничего не значит. Руперт просто играет свою роль, как она свою. Но как естественно выглядело его удовольствие, когда он трогал ее грудь. И что из того? Какое дело до этого Октавии? И все же из самых глубин ее души поднималось возмущение.
Они продолжали смотреть на воркующую парочку. Руперт наклонился к самому уху женщины, и пронзительный смех леди Дрейтон перекрыл монотонный шум голосов.
– Недурно развлекаются. – Суховатый голос рядом высказал вслух то, что Октавия думала про себя. Она обернулась: за спектаклем у противоположной стены наблюдал Филипп Уиндхэм. На его губах играла улыбка, от которой по спине Октавии пробежал холодок.
Они встретились взглядами, и Октавию неожиданно поразила странная двойственность его лица – словно это красивое лицо было совсем не тем, чем казалось. Будто за гладким широким лбом, ясными серыми глазами и почти идеальными чертами таилось нечто злобное.
– Да, – холодно ответила она, разворачивая веер. – Развлекаются, как и все здесь. Уверяю вас, сэр, с тех пор как я приехала в Лондон, у меня не было вечера интереснее.
– Самая главная достопримечательность в этом городе, мадам, – вступил в разговор принц. – Подписываетесь на десять гиней, и пожалуйста – еженедельный развеселый бал в течение всего сезона… да еще с таким изысканным ужином! – Окружение его высочества принужденно рассмеялось неуклюжему сарказму. Октавия улыбнулась.
– Мне здесь все в новинку, сэр, и мои вкусы еще не сформированы.
– Бьюсь об заклад, что это ненадолго, – вмешался в разговор какой-то молодой щеголь. – Надеюсь, мы можем вас навестить на Довер-стрит?
– Почту за честь. – Октавия повернулась к принцу. – Прошу прощения, сэр, уже поздно, и я должна возвращаться к мужу.
– Позвольте мне вас проводить. – Филипп Уиндхэм с поклоном предложил ей руку.
– Спасибо, милорд. – Октавия положила ладонь на его расшитый кружевами рукав, и они покинули кружок его высочества.
– Кажется, вы покорили принца. Поздравляю вас, мадам.
– Стоит ли это поздравлений? – вкрадчиво ответила Октавия. – Скорее наоборот. Мне сдается, что его высочество не слишком разборчив в своих симпатиях.
В серых глазах графа мелькнуло удивление и появились ростки интереса. Он улыбнулся с такой теплотой, что, казалось, затопил Октавию одобрением. Она заставила себя вспомнить, что перед ней враг Руперта.
– Рад, что вы так проницательны. Принц – глупец, но может быть полезен, если им правильно управлять.
– Я так и поняла, сэр.
Смех графа резко оборвался, когда они приблизились к нише, где оживленно болтали, стоя слишком близко друг к другу, Руперт и леди Дрейтон.
– У вас, сэр, несносный язык, – визгливо упрекала лорда Руперта дама, игриво похлопывая веером по руке. Она повернулась к вновь подошедшим, и стало заметно, как блестят ее глаза и под румянами раскраснелись щеки.
– Граф Уиндхэм, а я и не заметила, что вы сегодня здесь. С лордом Рупертом было так интересно, что я не видела никого вокруг.
Филипп поклонился.
– Значит, среди ваших поклонников раздастся плач и зубовный скрежет. – Он сказал это таким тоном, что стало ясно: себя он к их числу не относит. Фарфоровые голубые глаза леди Дрейтон сверкнули.
– Вы ведь не знакомы с моей женой, мадам? – Руперт словно нехотя вышел из ниши. – Октавия, познакомься с леди Дрейтон.
– Твоя старинная знакомая? – Октавия слегка наклонила голову.
– Нет, совсем недавняя.
– А мне показалось, что вы знаете друг друга с пеленок. Надеюсь, леди Дрейтон из хорошего отношения к тебе поможет мне войти в общество. Опыта у нес намного больше, чем у меня.
Руперт подавил одобрительный смешок, а Маргарет пронзила взглядом хорошенькую молодую женщину, которая так невинно ей улыбалась.
– У вашего мужа, милая, достаточно опыта, чтобы оказать вам эту услугу. Удивляюсь, почему он вам не объяснил, как принято одеваться в свете. Позволить жене появиться в обществе в таком наряде… знаете, это уж слишком жестоко. – Она стрельнула глазами в сторону Руперта.
– Так-таки уж и жестоко… – пробормотал тот. – Просто я считаю, что каждый должен учиться на ошибках. Как вы думаете, граф Уиндхэм?
Вопрос был поставлен в обычной манере Руперта – с некоторой ленцой в голосе, но очень неожиданно, и Октавия, подавив раздражение, с нетерпением ждала ответа. В душе она рассчитывала, что Руперт станет ее защищать, а не согласится с леди Дрейтон.
– Полагаю, леди Уорвик прекрасно знает, что ей идет, – отозвался Филипп. – Оригинально мыслящая женщина всегда вносит свежую струю. И так при дворе нас окружает какое-то стадо баранов. – Он выдержал паузу, продлившуюся несколько дольше, чем того требовали приличия, и добавил:
– Присутствующие, конечно, не в счет.
– Конечно, – согласился Руперт и повернулся к Октавии. – Дорогая, если ты готова покинуть эту арену развлечений, я к твоим услугам.
Леди Уорвик устало оперлась на его руку и, прощаясь, обратилась к Филиппу:
– Вы были очень любезны, сэр.
– Я говорил лишь правду. – Он поднес ее руку к губам. – Надеюсь, вы позволите мне посетить вас?
– Почту за честь… Леди Дрейтон. – Церемонный полупоклон в сторону Маргарет Дрейтон, и Октавия под руку с мужем покинула гостиную.
Спустившись по парадной лестнице в вестибюль, супруги остановились в ожидании кареты. Повисло неловкое молчание. Октавия чувствовала необъяснимое раздражение. Что-то не давало ей покоя – она сама не знала что. Руперт же, как всегда, был спокоен. Постукивая по мраморному полу ногой в такт музыке, доносившейся из бального зала, он лениво разглядывал толпу отъезжающих гостей.
– О, милейшая леди Уорвик покидает нас так рано! – Пошатываясь, по лестнице тяжело спускался принц Уэльский. – Поедемте играть в карты, мадам. Сегодняшней ночью обещаю вам отличную игру у леди Эдтекомб. – Он заговорщически подмигнул Руперту. – Готов поспорить, ваш муж не откажется перекинуться в очко. Как, Уорвик?
– Как-нибудь в другой раз, сэр. Я бы с радостью, но моя жена устала.
– О конечно, конечно… – кивнул понимающе принц. – Вы ведь недавно в брачной постели. Что… что? – Он шутовски изобразил отца и сам покатился со смеху, вслед за ним грохнуло и все его окружение.
– Надеюсь, мы сумеем убедить ваше высочество как-нибудь поиграть на Довер-стрит, – предложил Руперт, когда пароксизм всеобщего смеха прошел.
– Хотите основать собственный игорный дом? – Глаза принца округлились. – Станем играть в фараон, и леди Уорвик войдет в сонм его дочерей?
– По крайней мере обещаю вам интересный вечер, – вступила в разговор Октавия. – Не смею и думать соревноваться с леди Букингемшир или виконтессой Эдгекомб, но думаю, ваше высочество не будет скучать и в нашем доме.
– О столица… столица. – Принц захлопал в ладоши. – Слышали, ребята, леди Уорвик вступает в ряды дочерей фараона. – Он нежно поцеловал ее в щеку. – Пришлите карточку, дорогая, когда застелете столы сукном.
– Карета лорда Руперта Уорвика! – Руперт повел Октавию к экипажу, а компания принца Уэльского шумно направилась прочь.
На Кинг-стрит было множество карет и портшезов, ожидающих своих хозяев. Туда и сюда сновали мальчишки, подняв высоко над головой масляные лампы. На аллее, ведущей к королевскому дворцу, появились две женщины – платья в беспорядке, волосы растрепаны.
Принц Уэльский, вывалившийся в это время вместе со своей шумной компанией на улицу, с воем побежал к этим дамам.
– После всего этого респектабельного безобразия у меня появилось настроение посетить ваш монастырь! – что есть мочи заорал он. – Так что отведите меня к аббатисе, дорогуши. – И под руки с проститутками удалился по улице. Свита охотно последовала вслед за ними.
– Мерзкий сифилитик? – с чувством воскликнула Октавия.
– Вероятно, им станет, если спутается с этими шлюхами, – ответил Руперт. – В районе Королевской площади и на Ковент-Гарден есть чистые, пристойные дома, но по необъяснимой причине наш уважаемый наследник предпочитает развлекаться в притонах. – Он отступил в сторону, помогая Октавии подняться в карету.
В это время в дверях бального собрания показалась дородная дама. Неловко ступив на мостовую, она упала. Выпустив руку Октавии, Руперт бросился на помощь.
– Вы не ушиблись, мадам? – помогая ей подняться, заботливо спросил Руперт.
– Нет, сэр, спасибо… Как я по-глупому неуклюжа!
– Как обычно, – раздался позади ледяной голос. Филипп Уиндхэм презрительно смотрел на жену. Глупа и неуклюжа, как корова. – Вы хотите что-то возразить мне, мадам?
Легация опустила глаза и мечтала только об одном: чтобы земля разверзлась и поглотила ее. Вокруг стояли люди, которые видели и слышали, с каким холодным презрением обращается с ней муж.
– Так как же, мадам? – с упорной жестокостью настаивал граф Уиндхэм.
– Да, да, Филипп, – пробормотала Летиция, – прости. – Из глаз закапали слезы.
– Портшез давно к твоим услугам, – холодно обронил граф.
– Прошу прощения, – снова извинилась Летиция и направилась к портшезу. Свободные юбки лишь подчеркивали ее неловкость.
Руперт ждал, что брат предложит руку жене, но тот неподвижно стоял на месте, и лишь презрительная улыбка кривила его губы. Дверца за Летицией захлопнулась, носильщики подняли на плечи портшез и, уворачиваясь от экипажей, затрусили по Кинг-стрит.
Филипп круто повернулся и направился в противоположную сторону. Когда он проходил мимо Руперта, свет масляной лампы озарил его лицо, и граф Уиндхэм предстал таким, каким Руперт знал его только в детстве. Истинное лицо больше не скрывала красивая маска – на нем отразились порывы извращенной души: глаза сузились, губы злобно усмехались. Он только что причинил другому боль и от этого испытывал удовольствие.
Руперт направился к застывшей Октавии. Она не слышала, что сказали друг другу граф Уиндхэм и его жена, но по тому, что видела, поняла смысл происходившего. И теперь выражение лица Руперта поразило ее до глубины души: каждая черточка была пронизана болью; но не это заставило заледенеть в ее жилах кровь – дикий гнев затмевал призрак муки.
– Что он тебе сделал? – сама того не ожидая, тихо спросила она.
Руперт взял себя в руки.
– Этого тебе знать не нужно, – сухо ответил он, подсаживая ее в экипаж.
– В нем есть зло, – упрямо продолжала Октавия, усаживаясь на кожаных подушках. – Я это чувствую. Ты ничего мне не говоришь, а между тем хочешь. чтобы я этого человека соблазнила. Разве это справедливо, Руперт?
Он нахмурился:
– Справедливость к этому не имеет никакого отношения. Да, Филипп Уиндхэм – человек злой. Но я не позволю, чтобы он тебе навредил. Тебе вовсе не обязательно знать то, что знаю я. И нечего бояться. Филипп опасен лишь для тех, кто оказывается в его власти, а ты в его власти не будешь.
– Откуда ты знаешь?! – воскликнула Октавия. – Я же должна соблазнить его? Какую силу имеет женщина в подобных обстоятельствах?
– О, ты сама поразишься, узнав, какую. – Теперь его голос звучал легкомысленно.
– Не понимаю, почему это тебя так веселит, – посерьезнела Октавия. – Ведь ты отлично знаешь, что я имею в виду… Я буду очень уязвима, а ты сам сказал, что этот человек привык играть слабыми.
– Дорогая, ты не будешь уязвимой тем единственным образом, который так устраивает Филиппа. – Руперт откинулся назад. – Ему нравится ранить души, а не тела. А твоя душа не будет в его власти. К тому же вовсе не обязательно, – он запнулся, подбирая слова, – вовсе не обязательно жертвовать собой до конца.
Как он мог над этим шутить? Неужели ему в самом деле безразлично, будет она близка с Филиппом Уиндхэмом или нет? Вероятно, он просто смотрит на вещи по-другому. Как и все в этом испорченном обществе, где каждый играет свою маленькую игру.
Руперт закрыл глаза, как бы давая Октавии понять, что разговор окончен. На перекрестках карета замедляла ход и в окошко проникал свет от масляных фонарей: всполохи и тени пробегали по его вдруг ставшему отчужденным лицу – волевому рту, сжатым губам.
Руперт выглядел таким непреклонным, что Октавия поняла; этого человека, человека, с кем она делит ложе и чье тело познала почти так же хорошо, как и свое, убеждать бесполезно. В мгновение ока он переходит от теплого дружелюбия к ледяной властности и становится чужим. Она не умеет противостоять его воле, когда он направляет ее по выбранному им пути, не принимая при этом во внимание ее чувства. Она не в силах бороться с магнетизмом его личности, не может оттолкнуть его, когда серые глаза загораются страстью.
– Похоже, недурное начало. – Ее голос прозвучал бесстрастно.
Глаза Руперта раскрылись. Теперь они светились теплотой, а в самой глубине угадывалось восхищенное изумление. Он принялся подсчитывать ее победы.
