Текст книги "Тщеславие"

Автор книги: Джейн Фэйзер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

На улице они остановились. Октавия держала Руперта за руку и улыбалась.

– Все-таки мы это сделали, – выдохнула она, обратив к нему измазанное сажей, опаленное жаром костра лицо.

– Точно, сделали, – подтвердил стоящий за ее спиной Бен. – Но мне думается, что сейчас самое безопасное место для Лорда Ника – это дом лорда Уорвика.

– Я тоже так полагаю, – отозвался Руперт, протягивая руку. – Когда все стихнет, наведаюсь в «Королевский дуб».

Он пожал всем руки, улыбаясь и вглядываясь в их усталые, но довольные лица.

– Я никогда не смогу вас отблагодарить.

– Никто и не нуждается в этом, – решительно возразил Бен. – Все мы так или иначе обязаны тебе. Отправляйся домой и поберегись.

Они всей гурьбой зашагали к набережной, а Руперт и Октавия повернули в сторону Стрэнда.

Октавия крепко держала спасенного за руку.

– Если встретим бунтовщиков, притворись, пожалуйста, что ты со мной, – мрачно предложила она. – А то уж очень по-джентльменски ты выглядишь, вряд ли им это понравится.

– А ты выглядишь так соблазнительно, что собьешь с пути любого, – ухмыльнулся он, поворачивая на узкую боковую улочку. – Пойдем здесь. Так быстрее.

Всю дорогу до Довер-стрит их преследовал рокот мятежа. Им встречались группы шатающихся головорезов. Октавия по-свойски отпускала им непристойные шуточки, а те отвечали пьяной похабщиной и гоготали – никто из них не обращал внимания на высокую фигуру стоявшего рядом хорошо одетого мужчины.

– Я не запирала боковую дверь, – сказала Октавия, когда они подошли к своему дому. – Надеюсь, мы не наткнемся на Гриффина. Он никогда не видел меня в таком наряде.

– Боюсь, если увидит, вряд ли сможет оправиться от удара, – с важной серьезностью заметил Руперт.

Оба они вели себя так, словно жили во сне, говорили о вещах, не имевших ничего общего с треволнениями последней недели, за исключением событий этого дня. Многое их еще разделяло, но у Руперта было чувство, что они вступили на недавно засеянное поле, где проклевываются первые слабые ростки, которые надо беречь и от ранних морозов, и от грубых сапог, и от голодных воробьев. Нельзя больше совершать ошибки. Нельзя нещадно топтать побеги любви.

Дрожащей рукой Октавия повернула ручку двери. За, ней была безопасность. Никто не будет искать грабителя с большой дороги Лорда Ника в доме лорда Рулерта Уорвика.

– Хозяин, это я сказал мисс Тави, что, ежели повесить метину на дверь, обязательно убережешься, – прошептал тоненький голосок.

– Фрэнк? – резко повернулась Октавия. Мальчишка выполз из темноты и настороженно уставился на них, готовый при малейшем намеке на опасность задать стрекача.

– Ты отдашь меня легавым?

– Нет, я же тебе уже говорила, – бодро заверила его Октавия. – Ты войдешь в дом?

– А этот мистер Гриффин меня отколошматит?

– Нет, – пообещал Руперт. – Никто этого не сделает. Но если ты не войдешь в дом, нам придется оставить тебя на улице. Сами мы уже достаточно для одной ночи нагулялись и уходим сию же минуту.

Это было сказано таким нетерпеливым тоном, что, казалось, убедило Фрэнка больше, чем любое умасливание.

– Уж ладно. – И как только Октавия открыла дверь, он нырнул в дом и исчез в коридоре, ведущем на кухню.

– Полагаю, что он уже совершает набег на кладовку, – пробормотала Октавия, запирая засовы.

– Не думаю, что наш дом – подходящее для него место, – заметил Руперт. – Как только в городе успокоится, отвезем его в «Королевский дуб». Уж Бесси знает, что с такими делать.

– Бедняжка Фрэнк, – устало усмехнулась Октавия. – Неужели он заслужил такую судьбу? – Вдруг ноги у нее стали ватными, и она прислонилась спиной к косяку.

– Идем, – мягко произнес Руперт. – Мы так намучились, дорогая.

– Не намучились – нарадовались, – поправила она, но не стала сопротивляться, когда Руперт, подхватив се на руки, понес по лестнице наверх, через уснувший дом в ее комнаты.

Они долго молчали, глядя друг на друга, словно упиваясь чудесной реальностью, будто впитывали ее, наконец осознав, что кошмар рассеялся.

Октавия нерешительно взяла руку Руперта, сплетя свои холодные пальцы с его теплыми. Затем подняла его правую кисть так, что кольцо Уиндхэмов блеснуло в свете свечи.

– Вот оно и у тебя, – тихо произнесла она.

– Да, у меня. – Высвободив руки, он обнял ее за плечи. – Как тебе удалось проделать это с Филиппом, Октавия? После всего, что случилось? Ты ведь знала, как я к этому отношусь.

– Мне казалось, что именно так надо поступить, – просто объяснила она. – Поэтому я и решилась, иначе бы бросила дело. Прости, если тебя это огорчило, но я должна была добыть кольцо для самой себя. Не для тебя, если так тебе легче.

Резкость се интонаций смягчилась, а глаза сверкали совсем не от гнева.

– Так бы и свернул тебе твою грязную шею, – усмехнулся Руперт, охватывая ладонями точеную шейку девушки.

– А нельзя немного подождать с этим? – пробормотала она, слегка запрокидывая назад голову.

– Ну, часок можно, – рассудительно согласился он. Так стояли они, объятые тишиной, а потом, прошептав «Господи!», Руперт притянул к себе Октавию и, взяв подбородок кончиками пальцев, прижался ртом к ее губам. Руки Октавии пытались расстегнуть его ремень, а Руперт, отпустив ее подбородок, неловко распускал шнуровку корсажа, высвобождая грудь. Он ласкал нежные соски, руки поглаживали ее живот, затем добрались до жаркой бороздки между ног. Одной рукой он нащупал заветное местечко, ладонью другой сжал ягодицы, прильнув так крепко к ее телу, словно хотел разрушить все стоящие между ними физические преграды.

Застонав, Октавия слегка куснула его губы, она прижалась животом к его животу, чувствуя напрягшуюся плоть. Опускаясь на колени, Руперт потянул Октавию за собой. На полу она откинулась на спину, а он, взяв ее руки в свои, прошептал:

– Граф Уиндхэм просит вашей руки, мадам.

Легкий вздох приоткрыл ее губы, но в этот момент Руперт вошел в нее, и Октавия забыла обо всем, кроме восторга соединения.

Каллум Уиндхэм улыбнулся, глядя на женщину, которую собирался сделать графиней. Дрожь удовольствия пробежала по ее телу. В такие минуты ее широко распахнутые от восторженного удивления глаза всегда восхищали его.

Руперт не сводил взгляда с ее преображенного от радости лица, видел, как чувство упоения, такое же всесильное, как пожар, сокрушивший Ньюгейтскую тюрьму, буквально разрывает ее изнутри. Эта мощная сила была способна снести и превратить в прах стены предательства и обмана, разломать и развеять преграды старых обид и недоверия.

А когда его собственная радость излилась искрящимся огневым потоком, Руперт крепко прижал Октавию к своему телу, которое стало опорой против всего, что могло угрожать его любви.

Глава 26

На террасе Виндзорского замка толпились придворные. Среди них прохаживалась королевская чета со свитой. Под благосклонными взглядами гувернанток и статс-дам весело бегали маленькие принцессы.

Вспотевший на послеполуденной жаре принц Уэльский шел позади родителей, даже не делая попытки скрыть свое недовольство. Когда кому-нибудь из любимцев принца удавалось поймать его взгляд, он лишь кивал головой. Но большей частью принц шагал, упорно не поднимая глаз от земли, вытирая мокрый лоб носовым платком, и время от времени оттягивал нижние складки влажного жабо.

Однако лицо наследника престола прояснилось, когда он заметил, что на террасе об руку с мужем появилась леди Уорвик. Ее светлость была одета в платье, бледно-голубой корсаж которого оттеняла темно-синяя, цвета ночи, юбка. Бирюзовая подвеска покоилась в глубокой ложбинке на груди, соблазнительные округлости которой были едва прикрыты кружевом. Прическу из высоко поднятых и напудренных волос украшали расшитые жемчугом синие бархатные банты. В уголке правого глаза была приклеена маленькая круглая мушка, придававшая ее улыбке такую озорную чувственность, что лицо его высочества озарилось восторженной ухмылкой.

Когда королевская семья со свитой приблизилась к этой паре, стоявшей немного в стороне от гуляющих, леди Уорвик присела в глубоком реверансе, а лорд Уорвик, великолепный в своем расшитом серебром костюме цвета антрацита, почтительно поклонился.

– А, миледи… Уорвик… добрый день, – радушно улыбнулся король, знаком разрешая Октавии выпрямиться. – Вы, Уорвик, пропустили самое интересное. Э-э-э… Город, слава Богу, под полным контролем солдат.

– Отрадно слышать, сэр.

– Рад вас видеть снова среди нас, Уорвик.

– Вы очень любезны, сэр, – улыбнулся Руперт.

– И ваша прелестная супруга тосковала без вас. Разве не так, миледи? – В глазах короля светилось добродушное веселье.

– Тосковала – это еще недостаточно сильно сказано, – скромно потупилась Октавия. – Когда милорда нет рядом, я просто схожу с ума.

Довольная ответом королева приветливо улыбнулась и, прежде чем пойти дальше, любезно заметила что-то о хорошей погоде.

Стоявшая среди придворных дам Летиция Уиндхэм быстро, почти виновато, взглянула на Октавию и тут же перевела глаза на се мужа.

Руперт улыбнулся Летиции, и выражение его глаз вдруг странным образом утешило женщину. Словно он ободрял ее и успокаивал. В ответ на губах Летиции мелькнула нерешительная улыбка.

Принц Уэльский задержался на мгновение.

– Восхитительны, как всегда, дорогая. Ну и счастливчик же вы, Уорвик.

– Пока не знаю, сэр.

Принцу хотелось еще постоять, но королевская процессия неумолимо двигалась вперед, как корабль под всеми парусами, так что он был вынужден занять свое место на борту.

Октавия подавила смешок.

– Есть нечто будоражащее в мысли о том, что четыре дня назад ты был обычным уголовником и томился в Ньюгейте, а теперь болтаешь с королем и никто ни о чем не догадывается.

– Им не составит труда догадаться, если ты и дальше будешь об этом рассказывать так громко, – рассеянно упрекнул ее Руперт. Его глаза искали в нарядной толпе гуляющих брата. Машинально он прижал к ладони палец, на котором было надето кольцо с печаткой.

– Ты думаешь, он придет?

– Не сомневаюсь. А ты, Октавия, ведешь себя как неопытный заговорщик. Каждый, кто на тебя посмотрит, скажет, что у тебя есть какой-то секрет.

– Я ничего не могу с собой поделать, – пожаловалась она. – Так волнуюсь. После всех лет страданий из-за… – Она замолчала и проследила за взглядом Руперта.

По террасе шел человек, известный как граф Уиндхэм. Он постоял минуту, разглядывая через лорнет толпу, словно решал, кого осчастливить своим приветствием, затем направился к стоящей у края террасы группе дам.

Филипп был одет в костюм изумрудного цвета, на каждой щеке налеплено по мушке. Золотые кудри ангелочка прикрывал парик. Лицо было как всегда красиво, а черты как всегда безупречно правильны. Когда Филипп заметил Октавию, его рот слегка скривился, а в сланцево-серых сузившихся глазах появилось ледяное выражение. Но даже это не испортило его внешность.

Октавия намеренно почтительно поклонилась, а он столь же намеренно отвернулся.

– Похоже, джентльмен все нянчится со своей уязвленной гордостью.

– Держись от него подальше, Октавия. Никто еще безнаказанно не унижал Филиппа Уиндхэма. – По резкому тону Руперта Октавия поняла, что это приказ, но у нее и мысли не было ослушаться. От одной мысли о встрече наедине с братом Руперта у нее все холодело внутри.

– Когда ты хочешь с ним поговорить?

– Лучшего момента, чем сейчас, не представится, – ответил он с ледяной улыбкой. – Иди и расскажи все Летиции.

– Слушаюсь, милорд. Ваше слово для меня закон.

– Как бы не так. Дождешься скорее, что в аду все замерзнет, – хмыкнул Руперт и решительно направился к противоположному концу террасы.

Октавия внимательно следила за ним. Она понимала, что ее пристальный взгляд почти неприличен, но ничего не могла с собой поделать. Нужно предупредить Летицию о том, что должно произойти, чтобы скандал не застал бедняжку врасплох. Кроме того, Летиции потребуется поддержка, ведь жена Филиппа нисколько не виновата, хотя ей вот-вот предстоит лишиться и титула, и положения.

Руперт подошел к брату. Мужчины обменялись поклонами. Октавия не могла слышать, о чем они говорили, а по выражению их лиц догадаться было невозможно. Она искала в лице Филиппа сходство с его братом-близнецом, с Рупертом… вернее, с Каллумом, так она должна теперь его называть. Сходство было в глазах, линии рта. Теперь она понимала, что ее все время тревожило в облике Филиппа – ощущение знакомого, но как бы отраженного в кривом зеркале лица.

Оба зародились и развивались в одной утробе, пробились в этот мир с разницей всего лишь в несколько минут. В жилах обоих текла одна кровь, и все же они были не похожи, как только могут быть не похожи два человека.

С усилием она оторвала взгляд от того места, где должна была разыграться драма, и отправилась к Летиции.

Филипп холодно посмотрел на Уорвика:

– Как я вижу, вы снова вернулись в город. Руперт, улыбнувшись, кивнул. Подняв правую руку к кружевной пене жабо, он неторопливо поправлял бриллиантовую булавку. Изящный перстень с печаткой блеснул на солнце.

Филипп не отрываясь смотрел на кольцо. Румянец медленно сходил с его щек, и на лице застыл страх. Рука потянулась к жилету, а затем безвольно упала. Его кольцо соединено с другим. Это могло означать только одно – и теперь все становилось на свои места.

– Ты? – прошептал он. – Каллум? Другого быть ничего не могло. В голосе Филиппа, считавшего брата уже восемнадцать лет как мертвым, слышалось недоверие. Хотя каждой жилкой он чувствовал, что перед ним брат.

– Да, Филипп, – спокойно ответил Руперт. Он всегда знал, что все именно так и произойдет. Он столько лет ждал возмездия – и сейчас, довольно улыбаясь, читал в глазах брата, как мучительно тот борется со своими чувствами. В конце концов холодный расчет взял верх над потрясением и отчаянием. Сланцево-серые глаза брата сузились и сделались такими же колючими, как в тот далекий день на Бичи-Хэд.

– Здесь не лучшее место для радостной семейной встречи. – Филипп выдавил ироническую улыбку. – Может, пройдем в сад?

– Безусловно. – Повернувшись, Руперт направился в дальний конец террасы, откуда пологая лестница вела к обсаженной кустами аллее. Мускулы на спине напряглись, когда он почувствовал, что брат следует за ним по пятам, и только огромным усилием воли он заставил себя не обернуться.

– А эта шлюха, которую ты выдаешь за жену, отлично сделала свое дело, – проронил Филипп. – Где ты ее отыскал? Надо признать, она изысканнее, чем то, что обыкновенно находишь в борделях.

Руперт круто повернулся, и Филипп невольно отступил назад, наткнувшись на могучую волну гневного презрения в серых ледяных глазах брата.

– Если еще хоть раз ты отзовешься об Октавии в таких выражениях, я отрежу тебе язык. – Голос его был суров и беспощадно зол.

Филипп с застывшим от ужаса лицом прижал ладони к губам. Это выражение было знакомо Руперту с детства, когда, доведенный до крайности, до того, что исчезал страх перед наказанием, юный Каллум, физически более сильный, обрушивался на брата.

Руперт помолчал минуту, дожидаясь, чтобы его слова растаяли в горячем застывшем воздухе. Потом произнес:

– Если ты предпочитаешь оспаривать мои претензии…

– Оспаривать?! – Филипп словно выплевывал слова. – Да кто ты такой? Разумеется, я готов судиться в каждом суде королевства. Если, Каллум, ты думаешь, что я тебе все отдам, то ты просто чокнутый. Надеешься ворваться в мою жизнь и сразу стать обладателем и титула, и поместья? Прости, но ты еще глупее, чем я думал.

Руперт дал брату пощечину.

– Довольно оскорблений, Филипп, – спокойно проговорил он. – Мне на всю жизнь хватит тех, что я получил от тебя в детстве. Больше я их не потерплю.

Потрясенный Филипп поднес ладонь к пламенеющей от удара щеке и отступил назад.

– Ты осмелился меня ударить, – прошептал он.

– Ну и что? – Каллум небрежно пожал плечами. – Не надо было доводить меня до этого, дорогой. Попридержи свой язык и тогда можешь меня на бояться.

Неожиданно в руках у Филиппа появился какой-то маленький серебристый предмет, и он с искаженным от страха и ненависти лицом бросился вперед.

Нож блеснул в воздухе и мог бы распороть Руперту живот, если бы тот не отскочил в сторону. Нож лишь скользнул по серебряной пуговице камзола и, разорвав рубашку, царапнул по ребрам.

Рука Руперта потянулась к рукоятке шпаги, но Филипп с перекошенным ртом и безумными глазами снова напал на него.

Слишком поздно Руперт вспомнил, как Филипп любил игры с ножами. Как он, более легкий, чем его крепыш-брат, кружил и кружил, приплясывая вокруг Каллума и поигрывая ножом. И была в этой игре такая острота реальности, что Каллум в конце концов всегда прекращал борьбу, униженный сознанием собственной неспособности состязаться с братом в этом отвратительном смертельном танце.

Но сейчас это не было игрой. Лезвие полоснуло по рукаву камзола Руперта. Он схватил Филиппа за запястье, но тот отпрыгнул назад с присущим ему с детства проворством. Руперт едва успел наполовину вытащить из ножен свою шпагу, когда ему снова пришлось уворачиваться от стремительно мелькнувшего ножа.

И тут он споткнулся.

Он упал на одно колено, прикрываясь рукой, а застывшее, как маска, лицо брата нависло над ним. В воздухе блеснуло острие направленного в горло ножа.

Филипп не осознавал, что делает. Отчаянная ненависть овладела им целиком. Его не останавливала мысль о последствиях. Он знал лишь, что над его миром, как гром среди ясного неба, нависла опасность. И он не мог допустить, чтобы кто-то разрушил с таким трудом построенное им здание.

Руперт смотрел в глаза своего брата-близнеца, словно в глаза собственной смерти. Мгновение, показавшееся вечностью, он, как зачарованный, не мог отвести взгляда от двух темных омутов, в которых отражалась уродливая душа Филиппа.

Или уродливая сторона его собственной души?

Но затем сознание Руперта вырвалось из плена, и он отпрянул в сторону. В следующее мгновение Филипп со странным вздохом упал вперед, ткнувшись в плечо брата. Нож выскользнул из его руки.

– Господи, спаси и помилуй! – разорвал воцарившуюся тишину голос Октавии. – Летиция!

Жена Филиппа стояла над безжизненным телом мужа, и в ее прекрасных изумрудных глазах застыло отвращение. Она в молчании не сводила взгляда с большого камня, который держала в руке.

Руперт поднялся на ноги.

– До конца своих дней я буду вам признателен, мадам.

– Когда ваша жена рассказала мне обо всем, я… я поняла, что он попытается вас убить. Видите ли, я слишком хорошо его знаю.

– А я-то думал, что это я хорошо его изучил, – отозвался Руперт. – Никогда бы не поверил, что он настолько потеряет над собой власть. С ним никогда такого не случалось. Он всегда точно рассчитывал время и место, чтобы напакостить, а самому остаться непричастным. Я надеялся, что на сей раз легко раскушу все его уловки.

Филипп застонал и пошевелился. Он медленно привстал на колени, тряся головой, словно одуревшее от полученной взбучки животное. Затем, с трудом поднявшись на ноги, посмотрел на жену, все еще державшую в руке камень. Он осторожно потрогал шишку на затылке и снова уставился на супругу с выражением полного изумления.

– Я ухожу, – произнесла она ровным тоном. – Я направляюсь в имение, чтобы забрать Сюзанну. Потом я уеду к отцу. Если же он меня не приютит, я найду способ прожить и без чьей-либо помощи.

– Ты пыталась меня убить. – В глазах Филиппа застыло выражение ошеломленного недоверия. – Жалкое ничтожество, ты пыталась меня убить.

– Мое терпение лопнуло, – отозвалась Летиция все так же невозмутимо. – Мне безразлично, что вы расскажете в обществе. Можете развестись со мной – лично я только этого и хочу. Но вам никогда не удастся отнять у меня ребенка.

Она разжала пальцы, и камень упал на землю. Затем, повернувшись, зашагала прочь, высоко подняв голову. И в первый раз от ее невысокой фигурки в огромном, украшенном страусовыми перьями парике повеяло тихим достоинством.

Октавия нагнулась и подобрала нож. Лезвие из закаленной стали было настолько тонким, что могло вонзиться между ребер, оставив лишь едва заметную ранку. Это было оружие убийцы.

– Я намерен вернуться на террасу и обо всем объявить, – спокойно произнес Руперт, приводя в порядок камзол и поправляя сбившееся кружевное жабо. – Ты хотел бы сопровождать меня и присоединиться к тем, кто станет приносить мне свои поздравления? – обратился он к брату. – Или предпочитаешь оспаривать мои права? Если выберешь последнее, то доставишь обществу массу удовольствия. Клянусь, они сочтут такое течение событий куда более развлекательным, чем счастливое воссоединение давно потерявших друг друга братьев.

– Тебе никогда не выиграть, – процедил сквозь зубы Филипп, но в глазах его затаилась неуверенность.

– Напротив, я безусловно выиграю. Юристы уже признали меня. Старый доктор Мэйберри приветствовал как блудного сына. А уж он-то знает все сокровенные метки на теле Каллума Уиндхэма. Я, вне всяких сомнении, могу удостоверить свою личность, и если ты попробуешь это опротестовать, то окажешься в дураках. А мы ведь знаем, что ты не дурак, – насмешливо улыбаясь, говорил Руперт. – Убийца Джерваса, но никак не дурак, – добавил он.

– Будь ты проклят, Каллум. Мне надо было самому тебя утопить. – Филипп круто повернулся и бросился через кусты прочь от террасы.

– А если бы Летиция не… – вздрогнув, проговорила Октавия. – Я ведь пришла через две минуты после нее. Я бы опоздала…

И вдруг ясно представив, что могло случиться, она с ужасом посмотрела на мужа.

– Никогда бы не поверила, что она способна на такое. – Октавия в изумлении покачала головой.

– Это была последняя соломинка.

– Надо позаботиться о ней и о ребенке.

– Конечно.

Руперт притянул жену к себе, и она приникла к нему, еще раз судорожно вздрогнув.

– Наконец-то все закончено, любимый.

– Не считая поздравлений, – отозвался он, поглаживая Октавию по шее. – Да еще уладить кое-что с юристами. Но самое главное – визит к епископу за специальным разрешением на брак.

– А что мы скажем папе?

– Может, правду?

– Да, наверное, это проще всего. Ему уже ничто не покажется странным, ведь за последние месяцы случилось столько необычного.

Октавия прижалась к Руперту.

– Я как-то странно себя чувствую. Будто плыла и плыла против течения и вдруг очутилась в мельничной заводи.

– Ты полагаешь, что сможешь зажить тихой жизнью? – улыбнулся он.

– Нет, – покачала головой Октавия. – А ты?

– Нет.

Руперт погладил щеку Октавии.

– Придется устроить еще одно землетрясение, чтобы вызвать приливную волну.

– Ну, есть один верный способ заставить землю поплыть, – шаловливо предложила она. – Здесь, на этой скамейке.

Руперт через плечо взглянул на каменную скамью.

– А это благоразумно?

– Ты ведь любишь рисковать, – напомнила с усмешкой Октавия. – И к тому же у меня такие пышные юбки, что скроют тысячу грехов. – Она взяла Руперта за руку. – Давай попробуем. А потом ты пойдешь и взорвешь на террасе свою бомбу.

– Начнем то, что собираемся продолжить?

– Или продолжим то, что уже начали, мой лорд Уиндхэм.

Он тихо засмеялся, усаживаясь на скамейку и одной рукой притягивая ее к себе на колени. Октавия приподняла юбки из тафты и расправила их вокруг себя пышным воланом. С террасы доносился гул голосов и звуки скрипок музыкантов, услаждающих слух гостей их величеств.

– Может, мы сделаем ребенка? – прошептала Октавия, почувствовав его плоть глубоко внутри себя.

– Я думаю, мне это доставит удовольствие, – улыбнулся Руперт, со вздохом наслаждения откидывая назад голову. Луч солнца коснулся его лица, и счастье теплой волной заструилось в крови. Над ним склонилось лицо Октавии. Он видел ее переполненные радостью светящиеся глаза и преображенное от восторга лицо.

Наконец он освободился от этой бесконечной цепи обид, гнева и горечи и видел, как они уплывают от него.

– Не знаю, – пробормотал он, дотрагиваясь до ее лица, – но думаю, в тихой заводи тоже что-то есть.

Октавия улыбнулась и, склонив голову, поцеловала его ладонь.

– Всему свое место и время, милорд.