Текст книги "Тщеславие"
Автор книги: Джейн Фэйзер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
Глава 11
– Никаких приглашений на ужин, Октавия?
– Нет, хоть раз хочу побаловать себя тишиной и покоем. – Она улыбнулась стоявшему на пороге ванной Руперту. – Входи, а то напустишь холода.
Руперт закрыл за собой дверь.
– Нелл, госпожа позвонит, когда ты ей снова понадобишься.
Служанка, стоявшая наготове с темно-зеленым шелковым халатом, перехватила взгляд лорда Руперта, брошенный им на плещущуюся в ванне леди Уорвик, и ей сразу стало ясно, что ее присутствие здесь излишне. Она повесила халат на вешалку и скромно вышла из комнаты. Руперт придвинул стул к ванне, поближе к огню.
– Если думаешь позабавиться, учти, испортишь сюртук, – строго заявила Октавия. – Вода и бархат, сэр, как известно, сочетаются плохо.
– Тоже мне проблема! – Руперт снял сюртук из черного бархата и темный шелковый жилет и аккуратно повесил все это на спинку стула.
– Намочишь панталоны, – предупредила Октавия все тем же тоном.
– Придется рискнуть. Что ты сделала с мылом?
– Намылила его на себя, – в истоме объяснила она.
– Тогда намылим тебя еще раз. – Руперт взял пахнущее лавандой мыло. – Итак, откуда начнем?
Октавия усмехнулась и сдалась – податливое тело стремилось к новым урокам. Руперт всегда получал большое наслаждение, когда она, подчиняясь его власти, отстранялась от рассудочного и находила удовольствие в чисто чувственных ощущениях.
Октавия с нетерпением ждала, когда ласки разожгут чувство возбуждения до экстаза. Она знала, что Руперт будет до ночи поглядывать на нее, поглаживать, легко касаясь чувственных мест, шептать на ухо ласковые слова, а когда ее тело уже будет изнывать от желания – отстранится. Зато потом, когда они наконец окажутся вместе, одно лишь легкое прикосновение ввергнет Октавию в оргазм.
– Где ты сегодня ужинаешь? – Попытки удержаться в рамках повседневного разговора были частью их обычной игры.
– Виконт Лоутон собирает небольшое общество, – ответил он самым обычным тоном, а рука тем временем продолжала заниматься своим делом. – Обещал какое-то изысканное развлечение.
– Другими словами – женщин.
– Может быть, – согласился Руперт. – Вечеринка с раздеванием. Принц Уэльский намекнул, что обожает подобные зрелища, а Малькольм заверил, что три девицы-танцовщицы, которых он нанял, сумеют удовлетворить самый привередливый вкус.
Он провел кончиком пальца по ее губам.
– Мне говорили, что одна очень сильна в бичевании, а этот вид удовольствия его высочество особенно ценит. Октавия усмехнулась и облизала его палец.
– Любит хлестать других или подставляет себя?
– И то и другое, а то и оба вместе, – с легкомысленным смешком ответил Руперт. – Придется извиниться перед его высочеством и покинуть избранную компанию, перед тем как великосветские забавы достигнут пика. – Он сел на стул и положил на колени большое полотенце. – Вылезай.
– На игру приедешь попозже? – Октавия осторожно вышла из ванны и устроилась на колене Руперта.
– Конечно. – Он завернул ее в полотенце и стал промокать им влагу. – И думаю, с большинством гостей Лоутона. Как только им надоест кривляние трех шлюх.
– Мне казалось, что девицы подобного рода шлюхами себя не считают. – Октавия наклонилась вперед, чтобы Руперт смог вытереть ей спину. – Ведь телами они не торгуют?
– Нет, но изображают в развратной форме все, что потребует всякий нанявший их идиот. Вставай, надо высушить остальное.
Октавия повиновалась. Теперь, когда полотенце поглаживало ее ягодицы и бедра, ей с трудом удавалось поддерживать обычный разговор.
– Нанявший – невежественный, напыщенный идиот. – Она поперхнулась собственными словами. – Мы всех их дурачим, а им это даже не приходит в голову!
Руперт повернул ее к себе лицом, и Октавия поняла, что это сражение она проиграла.
Руперт рассмеялся, откинулся назад, оглядел ее тело восхищенными, жаждущими глазами:
– Сдаешься?
– Порой ты лучше меня знаешь, чего я хочу. – Голос перестал ей повиноваться, тело требовало обещанной разрядки.
Она желала одного – чтобы он поскорее довел дело до конца, но понимала, что это прервет долгие часы чувственных ожиданий, которые и делали их игры восхитительными.
– Что ж, я согласен. Хотя… я думаю, лучше оставить все как есть.
Тяжело дышащая Октавия поспешно вырвалась из его рук… Слишком поспешно… И, зацепившись за край ванны и взмахнув руками, она снова плюхнулась в воду. Мыльная пена потоком хлынула через край.
– Какая неуклюжая! – осуждающе покачал головой Руперт. – Теперь придется начинать все сначала.
– Нет уж, сэр, уходите! Обо мне позаботится Нелл.
Руперт рассмеялся ее возмущению, которое лишь наполовину было притворным, поймал за подбородок и поцеловал в губы:
– Вернусь не позднее одиннадцати. Не думаю, что серьезные дела начнутся раньше.
В доме Уорвиков на Довер-стрит были две приманки: прелестная хозяйка и игра по-крупному, которой руководил лорд Руперт.
Игра была запрещена законом, но оставалась самым популярным развлечением в Лондоне. Руперт оказался искусным картежником. Он с легкостью обыгрывал неопытных богатых сосунков, и это помогало чете Уорвиков оплачивать часть счетов за жилье. Октавия же, которая не умела и не любила играть, выполняла роль приветливой хозяйки, радушно принимавшей гостей своего мужа.
Занятие было на редкость забавным, хотя цель серьезна. Пустые, напыщенные идиоты заслуживали того, чтобы над ними посмеялись. Мужчины принимали за чистую монету кокетство Октавии, в полном убеждении, что покорили ее сердце. Женщины, за которыми ухаживал Руперт, ни минуты не сомневались в его искренности. Алчность, самомнение и тщеславие двора Георга III разрушали ум и чувство, люди теряли способность оценивать себя трезво. В глазах Руперта и Октавии они были достойны одного – чтобы их дурачили.
Интересная игра, но изматывающая. После нескольких часов на сцене Октавия обычно чувствовала себя совершенно выжатой. И сейчас она мечтала о тихом вечере, прежде чем поднимется занавес. Она пообедает с отцом, который снова превратился в интересного и доброго спутника ее детства.
Дирк Ригби и Гектор Лакросс не относились к «золотой молодежи», окружавшей принца Уэльского, потому что были уже – увы! – не так молоды. Тем более шутовски выглядели на них яркие жилеты, высокие напудренные парики, вышитые золотом обшлага камзолов, блестящие безвкусные украшения.
Октавия с трудом отвела взгляд от людей, разоривших отца. Дирк Ригби и Гектор Лакросс должны быть для нее лишь двумя из множества гостей, хлынувших на Довер-стрит, стоило часам пробить десять.
– Ты сегодня немного рассеянна, Октавия, – прошептал ей на ухо Руперт. – Последние четыре минуты принц тебе подмигивает, а ты даже ни разу не посмотрела в его сторону.
Октавия виновато взглянула туда, где за партией в фараон восседал принц. Улыбнувшись его высочеству, она расстроенно повернулась к Руперту:
– Прости… Но сегодня я их увидела впервые…
– Знаю, – решительно перебил он. – Но они – мои голубки, а не твои. А ты если будешь и дальше так на них глазеть, то привлечешь внимание и к ним, и к себе.
Октавия, покорно склонив голову, направилась к карточному столу принца. Он сказал, что ее враги – это его забота. Но как он собирался вернуть ей дом и деньги? Поначалу Октавия решила, что он попробует вернуть состояние отца за карточным столом. Но лорд Руперт Уорвик – не Лорд Ник. Лорд Ник наслаждается опасностью, делает ставку на случай. Лорд Руперт Уорвик – человек ясного ума, рассчитывающий с холодной трезвостью все детали.
Руперт незаметно наблюдал за Октавией. Вот она подошла к принцу Уэльскому, рассмеялась очередной грубой королевской остроте. Тело напряглось от воспоминаний об их игре у ванны.
Сегодня Октавия была особенно хороша: в темно-зеленом шелковом платье с бантами из лент цвета слоновой кости. Волосы ниспадали на белоснежные плечи крупными блестящими локонами. Бриллиантовые серьги и колье настолько искусно сделаны, что никто не мог даже заподозрить, что это – стразы.
Октавия сразу же вжилась в свою роль, будто была специально для нее рождена – молодая, милая и экстравагантная жена важного вельможи, с радостью готовая принять в своем доме любых гостей. Каждое ее движение, каждый взгляд, казалось, говорили о том, что она рада всем. А Руперт, в свою очередь, разыгрывал партию мужа, обожающего собственную жену, но при этом не пропускающего ни одной другой женщины.
Руперт и Октавия стали самой популярной парой сезона. Их общества жаждали, о них много судачили.
Но иногда, когда Руперт замечал, как останавливается на ней чей-нибудь похотливый взгляд, тянется к груди чья-то грязная лапа, ему становилось до тошноты противно от мысли, что надушенная дамасским благовонием кожа будет опоганена, от мысли, какие грязные желания таятся за жадными взорами и дружескими рукопожатиями. Ее великолепное тело принадлежало только ему, и он с отвращением отворачивался, замечая страсть во взглядах других мужчин. И все же это представление было необходимо.
Холодные глаза Руперта отыскали стоящего у камина Филиппа. Поверх края бокала граф смотрел на Октавию. Уиндхэм отнюдь не слыл заядлым игроком, но это не мешало ему ежедневно появляться на Довер-стрит. А Октавия заманивала его в сети со сноровкой опытного рыбака.
Руперт приказал себе не думать о том, что руки брата когда-нибудь будут по-хозяйски ласкать золотистое тело Октавии. Он вспомнил об изумрудах Уиндхэмов и решил, что если удастся вернуть законное право первородства, то Октавию больше никогда не будут украшать фальшивые драгоценности. Ладонь сама скользнула в карман, а пальцы нащупали шелковый мешочек с маленьким круглым предметом – его собственным фамильным кольцом Уиндхэмов.
Семейное предание гласило, что традиция колец восходит еще ко временам крестоносцев, но память о ее происхождении терялась в глубине веков. Как только мальчику перерезали пуповину, на палец ему надевали кольцо, как бы налагая обязательство во всех поступках хранить честь семьи. А когда рождался его собственный сын, этот долг вместе с кольцом передавался по наследству. Заподозрив, что леди Уиндхэм вынашивает близнецов, их бабушка, дама причудливого характера, заказала два одинаковых особым образом сделанных кольца, которые, по ее убеждению, должны были привязать мальчиков не только к семье, но и друг к другу. Однако ее мечта была обречена на неудачу с самого первого крика новорожденных.
Джервас, как старший, носил кольцо отца и, поскольку умер бездетным, был похоронен вместе с ним. Теперь кольцо, символизирующее графский титул Уиндхэмов, находится у Филиппа.
Руперт недобро улыбнулся. Октавия украдет его. Только близнецы знали тайну колец, и когда Филипп увидит, что оба кольца у Уорвика, он наконец узнает брата. Это его уничтожит. Руперт мечтал увидеть лицо Филиппа, когда тот поймет, что его брат жив. Тогда и настанет миг сладостной мести, который позволит забыть все горести и невзгоды детства. И Октавия ему поможет.
Убежденность в успехе дела помогла обрести ему душевное равновесие, и он переключил внимание на Ригби и Лакросса. Они разыгрывали партию в фараон. С ними за столом сидели двое юнцов, и Руперт был убежден, что мечущий банк Ригби играет нечисто.
Руперт не был против крупных выигрышей. Более того, чтобы раздуть шумиху вокруг своего дома, он даже приветствовал игру по-крупному. Но он возражал против нечестной игры. Однако сейчас ему было невыгодно разоблачать Дирка Ригби. Алчность этого человека и станет тем оружием, которое Руперт использует против него, а потому эту алчность всячески следовало разжигать.
Он подошел к столу и остановился между двумя молодыми людьми, которые с отчаянным безрассудством только-только принялись выписывать долговые расписки.
– Джентльмены, в своем доме я не признаю расписок. Здесь играют только на золото.
Юноши растерянно посмотрели на него снизу вверх.
– В чем дело, Уорвик? – забеспокоился Лакросс. – Почему бы не принять и расписки?
– Я нахожу их слишком утомительными, – терпеливо объяснил Руперт. – Такая скука – гоняться за должниками. – Он снова посмотрел на молодых людей, и на его губах мелькнуло подобие улыбки. – Так что, джентльмены, если располагаете деньгами, мы всегда вам рады. Если же нет… – Он развел руками. – Если же нет, прошу вас покинуть мой дом.
– Вы… вы полагаете, что я не отдаю долги? – вспыхнул один из юнцов. – Вы меня оскорбили, сэр, и я требую удовлетворения.
– Не глупите, Маркхэм, – негромко возразил Руперт. – Никто вас не хотел оскорбить. Я лишь сказал, что в своем доме могу устанавливать собственные правила. Поэтому выбор за вами: в состоянии заплатить за игру, пожалуйста, продолжайте. Если же нет, боюсь, мне придется пожелать вам доброй ночи.
Красные от смущения, юнцы, неловко раскланявшись с окружающими, покинули дом.
– Очень уж вы жестоки, Руперт, – проговорил Питер Карсон, наблюдая, как позорно ретируются молодые картежники.
– Несмышленыши, – пожал тот плечами. – Куда им со взрослыми играть! Как-нибудь перенесут. Лучше уж раз пережить позор, чем потом долго-долго сидеть в тюрьме.
Он снова повернулся к явно раздосадованным Ригби и Лакроссу.
– Откроем банк на две сотни гиней, джентльмены? Прошу вас, наполняйте бокалы. – Он подал знак стоявшему за его спиной лакею. – Начнем по новой. Вы играете, Лакросс? Питер, ты к нам не присоединишься?
Ригби собрал раскиданные по столу расписки и положил в карман сюртука.
– За вашими столами странные правила, Уорвик! Руперт рассмеялся:
– Юные щенята превратятся в настоящих игроков, Ригби, если с самого начала их не раздавить. – Он высыпал на стол пригоршню гиней. Монеты раскатились по сукну. Перед глазами Ригби и Лакросса на кон швырнули целое состояние.
От возбуждения Гектор Лакросс опрокинул полный бокал кларета. Красное вино растеклось по столу, несколько капель упало на натертый пол. Лакей мигом ринулся приводить все в порядок, а другой – чтобы наполнить опустевший бокал.
Руперт невозмутимым взглядом обвел собравшееся за столиком общество и разорвал колоду карт.
– Должен заметить, что знаю более надежный способ набить карманы, чем полагаться на неопытность сосунков.
– И каков же он? – Лакросс облокотился на стол. – Что это за способ, Уорвик? – Маленькие бесцветные глазки сверлили сидящего напротив человека.
– Возможностей много, их нужно только найти, – улыбнулся Руперт. – Так мы играем, джентльмены?
Октавия издалека видела всю эту сцену, но постаралась не проявить любопытства. Спиной она чувствовала взгляд Филиппа Уиндхэма, и ей было не по себе от его холодного спокойствия и решительности. Граф не заигрывал с ней, но всегда оказывался рядом. Может быть, он хочет, чтобы она сделала первый шаг? Однако инстинкт подсказывал, что делать этого не стоит. Она чувствовала, что спокойное равнодушие привяжет его сильнее, чем явно выказанная симпатия. К тому же она была слегка напугана Филиппом Уиндхэмом, но не хотела себе в этом признаваться.
– Леди Маргарет Дрейтон! – объявил нового гостя управляющий. Не многие женщины решались посещать игорные комнаты Уорвиков, а Маргарет Дрейтон здесь еще ни разу не появлялась.
Бросив игру, Руперт устремился к леди Дрейтон.
– Мадам, вы, как всегда, восхитительны! – Он прикоснулся губами к ее руке. – Такая честь для нашего скромного дома!
– Ну-ну, сэр Руперт, вы очень любезны. Мне говорили, что здесь очень большие ставки, – проговорила Маргарет, с любопытством оглядывая присутствующих.
– Надеюсь, вы не будете разочарованы, – пообещал Руперт, увлекая ее в комнату. – Садитесь со мной, сыграйте в фараон. Правда, сначала я закончу партию.
Октавия незаметно взглянула на Филиппа. Каменное лицо, глаза – словно серые булавочные головки.
– Вашему мужу нравится общество леди Дрейтон, – заметил граф, перехватив ее взгляд.
– Не ему одному, – легкомысленно пожала плечами Октавия.
– Истинная правда, мадам! – вмешался в разговор принц. – Маргарет – известная в городе красавица. Но вот что я должен сказать. – Он понизил голос до нарочитого шепота, глаза блестели в складках потного жирного лица. – До вас ей очень далеко. Очень. Недостойна даже свечу перед вами нести, моя дражайшая леди! – И, довольный собой, принц раскатисто расхохотался, целуя ее руку.
– Вы слишком добры ко мне, сэр. – Октавия терпеливо ждала, когда можно будет наконец отнять руку.
Октавия смотрела в сторону Маргарет и Руперта. Уорвик что-то шептал ей на ухо. Он необыкновенно естественно изображает интерес! Намного естественнее, чем ей бы того хотелось. Он убеждал ее, что это всего лишь игра, которая подталкивает Филиппа к ней. Но цель уже достигнута. Так к чему кокетство и тайный шепот?
А может быть… Почему бы и нет? Что может удержать Руперта от связи с Маргарет Дрейтон? Уж конечно, не соображения морали. Их ведь ничто не связывает – они только партнеры в опасной игре. Во всяком случае (Октавия была в этом уверена), Руперт так считает.
Мысль эта была так неприятна, что Октавия прогнала ее прочь.
– Муж ваш следует проторенной дорожкой, – тихо заметил позади нее Филипп. – Но могу поделиться собственным опытом: она очень быстро надоедает.
– Совершенно с вами согласна, сэр. – Голос Октавии сорвался. Сочувствие Филиппа почему-то больно уязвило ее.
Усилием воли Октавия заставила себя вспомнить о своей роли в этом спектакле.
– А вы не картежник, граф Уиндхэм? – Она обольстительно улыбнулась. – Сегодня вечером я принесу вам удачу. Во что вы хотите сыграть?
– Меня ни к чему не тянет, но сегодня, пожалуй, сыграю партию в пикет.
– Может быть, лучше в триктрак? – Октавия бросила из-под ресниц виноватый взгляд. – Стыдно признаваться, но карточный игрок я никудышный. Уорвик от меня просто в отчаянии. Однако партию в триктрак я сыграть сумею.
Филипп искренне рассмеялся. Она и раньше несколько раз ощущала его нежность и сочувствие. И каждый раз ее против воли и здравого смысла тянуло к нему. В такие мгновения он о чем-то или о ком-то ей напоминал; память навевала доброе, приятное чувство, но какое именно, она сказать не могла.
– Хорошо, мадам, сыграем в триктрак. Но я не играл в него с детских лет, так что боюсь, вы останетесь мной недовольны, Я обязательно продую.
– Не будем ставить по-крупному, – успокоила его Октавия и увлекла к окну, где в нише был установлен столик для игры в триктрак.
– Сыграем на что-нибудь, что стоит проигрывать, – предложил Филипп.
– Вы хотели сказать, выигрывать? – поправила его Октавия, встряхивая в руке кости. – Так что же вы хотели бы выиграть, граф?
– Думаю, вы это знаете сами, – мягко произнес Филипп. – Не начать ли нам с поцелуя?
Наконец игра пошла в открытую. Теперь, если он обнимет ее достаточно крепко, она, быть может, сумеет узнать, где он держит кольцо. И тогда попытается вынуть, не продолжая спектакля.
Октавия опустила взгляд на собственные пальцы. Не потеряли ли они сноровки? Конечно, ей нужно тренироваться. В людных бальных залах это достаточно просто. Свой «улов» она положит на видное место – чтобы хозяева думали, что сами туда положили.
Девушка подняла глаза на лорда Уиндхэма.
– Солидная ставка, милорд.
– А что, мадам, хотели бы выиграть вы? – Его глаза были прикованы к губам Октавии.
– Ну, скажем, сэр, я хочу, чтобы вы сводили меня в театр. Я слышала, «Школа злословия» господина Шеридана – весьма приятное зрелище, но у мужа на подобные глупости не хватает времени. – Она бросила взгляд через плечо на столик, где играли в фараон. – Он любит другие развлечения.
– Что ж, мадам, выиграю я или проиграю, все равно получу удовольствие, – заметил Филипп. – Итак, начнем?
Между тем за партией в фараон обстановка была нервной. Груда золотых монет у локтя Руперта неуклонно росла.
– Так что вы имели в виду, Уорвик, когда говорили, что знаете способы, как поправить свои обстоятельства? – Гектор Лакросс осушил бокал.
– Есть кое-какие планы строительства в городе, – беззаботно ответил Руперт. – Похоже, принесут изрядный куш. Конечно, потребуются вложения, но отдача будет уже через несколько месяцев.
– И что это за планы? – Дирк Ригби не выдерживал ясного взгляда Руперта.
– Дома, – отвечал тот. – Большие дома на южном берегу реки. Лучшие земельные участки – такие любят бюргеры из среднего класса и готовы за недвижимость выложить солидные капиталы. – Руперт усмехнулся и положил три сотни гиней против валета червей. – Конечно, подрядчик кое-где подэкономит – так чтобы покупатель ничего не заметил, и это принесет изрядный доход и ему, и вкладчику.
– Нехорошо, лорд Руперт! – воскликнула Маргарет Дрейтон. – Зарабатывать на этих беднягах! – Но в ее голосе чувствовался явный сарказм.
– Они того стоят – алчные, заносчивые. – Руперт наблюдал, как банкомет открывает валета червей. – Сегодня мне чертовски не везет. – Он пододвинул монеты к Лакроссу.
– Я бы не прочь сделать небольшое вложение, – заметил тот. – А как ты, Ригби?
– Что ж, пожалуй, – с готовностью ответил компаньон. – Как войти в дело?
Руперт стал задумчиво постукивать пальцами по столу.
– В этом-то вся трудность, джентльмены. Дело, как вы понимаете, деликатное, детали не должны всплыть наружу. – Он замялся. – Я не могу назвать имени своего друга, прежде чем с ним не посоветуюсь. А он, я уверен, захочет убедиться в серьезности ваших намерений.
– Ясно, ясно, – быстро согласились друзья. – Но давайте продолжим этот разговор завтра.
Руперт склонил голову в знак одобрения.
– Не хотите испытать счастье в очко? – обратился он к Маргарет Дрейтон.
– Нет. Я и так проиграла много в фараон. Сегодня больше рисковать не могу.
– Тогда позвольте мне быть вашим банкиром. – Руперт галантно поклонился, взял ее ридикюль и высыпал в него те несколько гиней, которые выиграл до этого.
Маргарет рассмеялась, ее глаза распахнулись от удивления:
– Милорд, вы необыкновенно щедры!
– Но я претендую на половину выигрыша. – Он взял ее под руку и повел к другому столу.
За шумом в комнате Октавия не расслышала, о чем они говорили, но от нее не ускользнул блеск золота, пересыпаемого в сумочку Маргарет Дрейтон. Сначала она не поверила собственным глазам, но тут же возмутилась: неужели Руперт разбазаривает их драгоценные средства на шлюху? Что это – плата за обещанную услугу? Деньги вперед?
С трудом, но все же ей удалось скрыть ярость, и она продолжила вести игру с Филиппом, демонстрируя философское равнодушие к поведению мужа. Но когда она услышала смех за спиной, ярость снова затопила ее.
– Триктрак в моем доме! Мне следовало бы его запретить!
– Не сыграете ли с нами, сэр? – заговорила Октавия сахарным голосом. – Ставки необременительны. Ведь правда, граф Уиндхэм?
– Совершенно необременительны, – кивнул Филипп и достал табакерку. – Вы позволите? – Он взял ее руку, положил понюшку на запястье и поднес к лицу.
Октавия вспомнила, как то же самое сделал когда-то Руперт, и она еще тогда подумала, что ни одна леди не позволила бы джентльмену так фамильярно с ней обращаться. Но здесь не играли в джентльменов и леди… по крайней мере в ту благородную породу, которую она знала в Нортумберленде.
В следующую секунду Руперт положил ей руку на плечо – мимолетный жест, подчеркивающий его право собственности на Октавию. По тому, как у Филиппа сузились глаза, Октавия поняла, что этот жест задел его за живое. Руперт, видно, не зря говорил, что Филиппа больше всего привлекает то, что ему не принадлежит, а не то, что можно взять свободно, просто попросив. Воистину – запретный плод сладок.
Она радовалась этой теплой и сильной ладони, и в другое время это прикосновение было бы прелюдией того, что произойдет, когда закончится скучный вечер. Но сегодня Октавия не хотела думать о том, как они останутся наедине – слишком живо она помнила сцену с леди Дрейтон.
В некотором недоумении Руперт вернулся к игорным столам: ярость, которую он заметил в глазах Октавии, поставила его в тупик.
Почти рассвело, когда последний гость покинул дом. Октавия смотрела на комнату, карточные столы с явным отвращением. Руперт разлил в два бокала коньяк.
– Держи. Заслужила, – подал он ей бокал.
– Не хочу, – покачала она головой. – Лучше пойду спать.
– Присядь, Октавия. – Голос Руперта звучал спокойно и ровно.
Октавия бросила на него хмурый взгляд:
– Уже пять часов утра. Я хочу спать.
– Посиди.
Что-то было в нем такое… в его тоне, что заставило ее повиноваться.
– В чем дело?
– Это ты должна мне сказать. Тебе что-то не понравилось в сегодняшнем вечере. Филипп Уиндхэм? – Руперт спокойно смотрел на нее, его глаза лучились теплотой и озабоченностью.
– Нет.
Он пригубил коньяк.
– Так отчего же ты так разозлилась?
– А ты подумай сам! – Октавия сердито вскинула голову. – Какие еще я могу испытывать чувства, когда вижу, как ты ссыпаешь в ридикюль Маргарет Дрейтон целое состояние? За что ты ей платишь?
Заботливое выражение словно испарилось из глаз Руперта, и его сменило раздражение:
– Неужели ты настолько глупа? Если чего-то не понимаешь, сначала спроси, а потом делай выводы.
– Не смей так разговаривать со мной! – Октавия побелела, глаза метали золотистые молнии. – Я не делаю никаких выводов. Я видела, как ты давал этой женщине кучу золота! И все это видели!
– Именно, – заметил он холодно. – Видели все. Октавия уставилась на него в недоумении:
– Так ты хотел… чтобы это видели?
– Именно, – снова повторил он. Потом заговорил с резкостью мужчины, который не переносит чужую глупость:
– Если бы ты взяла на себя труд хоть немного подумать, то поняла бы: именно присутствие Дирка Ригби и Гектора Лакросса было причиной моей щедрости с мадам Дрейтон. Мне было нужно, чтобы они заметили, как я сорю деньгами.
Октавия почувствовала себя неловко. Ревность привела ее в такую ярость, а отнюдь не деньги. Догадывался ли Руперт об этом? Октавия предпочла бы, чтобы ее обвинили в глупости, но только не в ревности. Но в следующую минуту она уже поняла, как отвести от себя подозрение.
– Как я могу что-либо понять, если ты ничего мне не говоришь?
Руперт помолчал.
– Мне казалось, ты уже знаешь – я люблю играть с закрытыми картами.
– Тогда нечего пенять, что я делаю глупые выводы. В его глазах появилась изумленная догадка:
– То, о чем ты думаешь, не правда.
Октавия с минуту молчала, разглядывая собственную туфельку, наконец сказала:
– Почему же? Я заметила, как она получила цену, и знаю, что в свое время с ней переспали все придворные мужского пола.
– И ты полагаешь, что я настолько неразборчив, что готов наброситься на лежалый товар? – Руперт пожал плечами. – Ты меня обижаешь, Октавия! И я думаю… да, я считаю, ты должна за это заплатить. – И злость Октавии куда-то ушла. Она стояла, не зная, что сказать и что сделать.
– Вопрос состоит лишь в том, какую плату я сочту приемлемой? – продолжал поддразнивать ее Руперт, глядя на угли в камине. – Что бы это могло быть? – Он поднял глаза и так посмотрел на нее, что Октавия засомневалась, сумеет ли она выйти из комнаты на собственных ногах.
– Хочешь, чтобы я выбирала сама? – От нахлынувшего желания ее голос прозвучал очень низко.
– Готов выслушать любые предложения, хотя окончательный выбор оставляю за собой.
Октавия облизала губы: мозг бурлил чувственными фантазиями, затмевавшими усталость дня, опасения, недобрые предчувствия и страхи. Больше не имело значения, почему они играют в эту игру, важно было лишь то, что они в нее играют.
– Не подняться ли нам в спальню, сэр?
– Непременно. Мне почему-то кажется, что в спальне тебе будет проще расплатиться.
– Мне тоже так кажется, сэр. – Октавия присела в реверансе, глядя на Руперта снизу вверх из-за развернутого веера. От предвкушения наслаждения глаза ее увлажнились, в каждом изгибе тела – страстное обещание.
Руперт торжественно взял ее за руку:
– Идемте, мадам.