Текст книги "Космический госпиталь. Том 2"

Автор книги: Джеймс Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 72 страниц)

Он пытался формулировать успокоительные мысли, пытался заставить разум гоглесканки и свой собственный сменить предмет размышлений. Он несколько раз моргнул, но продолжал лежать совершенно неподвижно. Он думал – вернее, надеялся, что так Коун будет продолжать воспринимать его в качестве объекта, не представляющего для нее опасности. Но то ли у него разыгралось воображение, то ли все-таки действительно наружность Коун внезапно изменилась?

Жесткая разноцветная шерсть вновь еще сильнее вздыбилась, ближайшее к Конвею жало вытянулось. На миг опытного медика охватил жуткий страх, почище страха самой Коун. Он понял, что может произойти в следующее мгновение.

– Нет! Не надо! – проговорил он настолько громко, насколько мог, не шевеля губами. Но мембрана гоглесканки, вибрируя, испускала звук такой мощи, что Вейнрайт не мог расслышать Конвея.

– Я открыл запасный выход, доктор! – проорал Вейнрайт в коммуникатор, ухитрившись перекрыть вопль Коун. – Сейчас открою замки на ремнях. Приготовились… быстрее, сматывайтесь оттуда!

– Опасности нет! – крикнул Конвой, но его голос потонул в обертонах клича тревоги, рвущего барабанные перепонки, и децибелах динамика коммуникатора. Он по-прежнему боялся пошевелиться, понимая, что, как только ремни спали с него, опасность появилась, и еще какая!

Он обрел потенциальную подвижность, он больше не был беспомощен, а стало быть, начал представлять собой угрозу для ФОКТ.

За миг до того, как стебелек покинул его лоб, Конвей понял, что Коун вовсе не жаждет ужалить его, но это не играло никакой роли – действия гоглесканки носили исключительно рефлекторный характер. В отчаянии Конвей скатился с носилок на пол и почувствовал, как жало ткнулось ему в плечо. Он зацепился лодыжкой за один из крепежных ремней, пытаясь уползти, и в это мгновение другое жало проткнуло его брюки и оцарапало голень. Конвей предпринял новую попытку отползти к запасному выходу, но ужаленную руку и ногу свело судорогой, и он лег на бок, не в силах двигаться. Лежал и смотрел на прозрачную перегородку. Руку и ногу жгло как огнем.

Мышцы шеи и в области лопатки скрутило спазмом, жжение от укуса в голень поднималось к животу. Конвей гадал, поражает ли яд и непроизвольную мускулатуру, в особенности – те мышцы, что заведовали сердцем и легкими. Если да, то жить ему оставалось недолго. Боль была настолько сильна, что мысль о смерти напугала Конвея не так сильно, как была бы должна. Он отчаянно пытался придумать, что же ему делать, пока он не потерял сознание.

– Вейнрайт... – еле шевеля губами, произнес Конвей.

Клич тревоги, издаваемый Коун, немного утих. Целительница больше не пыталась жалить человека – видимо, он перестал представлять для нее угрозу. Ощетинившаяся гоглесканка стояла в нескольких футах от Конвея, прижав жала к макушке. Сейчас она напоминала безобидный разноцветный стог сена. Конвей предпринял новую попытку.

– Вейнрайт, – произнес он медленно и мучительно, – желто-черный флакон. Инъекцию... Все, что там есть...

Но лейтенанта на другой половине комнаты не было. Дверь в перегородке оставалась закрытой. Может быть, Вейнрайт решил войти через запасный выход, чтобы вытащить Конвея, но обернуться и посмотреть, так ли это, у Конвея уже не было сил. Он вообще что-либо видел с трудом.

Прежде чем потерять сознание, Конвей успел заметить, как замигало освещение, и это ему кое-что сказало. «Большие затраты энергии, – успел подумать он, – для того, чтобы послать сигнал через гиперпространство».

Глава 9

«Похоже, меня подсоединили ко всем датчикам и мониторам в палате», – думал Конвей, разглядывая дисплеи с незнакомого для него угла зрения пациента. Он наслаждался тем, что мог вытянуть руки и ноги, что они больше не скручены кошмарным спазмом. Скосив глаза, он увидел парящего под потолком Приликлу. Рядом с его кроватью расположились Мерчисон и Нэйдрад, и все трое озабоченно смотрели на него. А между землянкой и кельгианкой расположился огромный глаз на длинном трубчатом щупальце. Этим глазом, как понял Конвей, за ним наблюдал Данальта. Конвей облизнул пересохшие губы.

– Что случилось? – спросил он.

– Этот вопрос, – отозвалась Мерчисон, – по идее, должен был прозвучать вторым по счету. А первый должен быть такой: «Где я?»

– Да знаю я, где я, черт побери! На медицинской палубе «Ргабвара». Только почему я до сих пор весь обвешан датчиками? Наверняка вы отлично видите, что все они показывают оптимальные показатели всех жизненно важных функций. Я хочу узнать, как я попал сюда.

Патофизиолог усмехнулась.

– Мышление и память у тебя, похоже, не пострадали, и ты ведешь себя вполне в своем духе – вспыльчив, как всегда. Но тебе надо отдохнуть. Гоглесканский яд нейтрализован, но, что бы там ни показывали приборы, отмечается выраженная физическая слабость и существует вероятность запоздалого шока в результате перенесенной психической травмы. Показан длительный покой – по крайней мере до возвращения в госпиталь – и самое тщательное обследование.

И, пожалуйста, не надейся, что тебе удастся напугать меня своим рангом Старшего врача и заставить разрешить тебе встать, – проворковала Мерчисон в то мгновение, когда Конвей открыл рот и собрался сказать нечто как раз на эту тему. – Вы у нас теперь пациент, а не врач, доктор.

– А теперь нам пора, – вмешался в разговор Приликла, – удалиться и дать тебе покой, в котором ты так нуждаешься, друг Конвей. Мы все ощущаем радость и облегчение по поводу твоего выздоровления, но, думаю, для тебя будет лучше, если мы уйдем, а друг Мерчисон останется и ответит на твои вопросы.

Приликла дополз по потолку к выходу, Нэйдрад пробурчала что-то непереводимое и последовала за эмпатом, а Данальта втянул длиннющее щупальце, преобразился в темно-зеленый комок и покатился за коллегами к двери.

Мерчисон принялась отсоединять ненужные биодатчики и отключать мониторы – бесшумно и гораздо более сосредоточенно, чем того требовала такая несложная работа.

– И все-таки что случилось? – негромко спросил Конвей. Ответа не последовало. – Этот яд… я ведь пытался завязаться в узел. Я просил Вейнрайта ввести мне анестетик-миорелаксант, но Вейнрайта не было. Потом вроде бы замигало освещение – он наверняка послал радиосигнал через гиперпространство. Но я никак не ожидал, что очнусь на «Ргабваре»...

«И что вообще очнусь», – мысленно добавил он.

Упорно не глядя на Конвея, Мерчисон объяснила ему, что корабль-неотложка производил проверку нового оборудования на расстоянии одного гиперпространственного скачка от Главного Госпиталя Сектора, и на борту присутствовала бригада медиков в полном составе. Узнав точные координаты Гоглеска по сигналу, посланному лейтенантом, капитан «Ргабвара» сумел быстро довести неотложку до планеты и быстро посадить корабль. Весь путь у «Ргабвара» занял четыре часа.

Добравшись до Конвея, коллеги обнаружили, что он упорно пытается завязаться в узел, однако мышечные спазмы уже в значительной степени были ослаблены за счет солидной дозы миорелаксанта ДМ-82, так что при попытках завязаться в узел Конвей, на счастье, не порвал мышц и сухожилий и не сломал ни единой кости. Ему сказочно повезло.

Конвей кивнул и проговорил:

– Стало быть, лейтенанту все-таки удалось вовремя впрыснуть мне миорелаксант. Все решали секунды, я бы так сказал.

Мерчисон покачала головой.

– ДМ-82 тебе ввела гоглесканка Коун. Чуть не отправила тебя на тот свет, а потом жизнь спасла! Все переживала потом, останешься ли ты в живых, причитала, пока мы люк не закрыли. Хорошеньких ты подружек заводишь, доктор.

– Представляю, каких титанических усилий ей стоил этот укол, – задумчиво проговорил Конвей. – Пожалуй, больших, чем мне, сложись все с точностью до наоборот. Скажи, насколько близко она подошла, когда вы несли меня к посадочной площадке?

Мерчисон на миг задумалась и ответила:

– Когда мы с пилотом, лейтенантом Хасламом, встретились с Вейнрайтом возле люка, она подошла метров на двадцать. Когда Нэйдрад, Приликла и Данальта вышли с носилками, она испугалась и отбежала примерно на такое же расстояние назад. Вейнрайт нам вкратце растолковал, что между вами произошло, поэтому мы старались не говорить и не делать ничего такого, что могло бы показаться Коун враждебным. Но, честно говоря, лично мне хотелось хорошенько заехать ей по тому месту, которое у нее заменяет gluteus maximus, за то, что она с тобой натворила. Очень может быть, что она просто боялась расплаты.

– Нет, – покачал головой Конвей. – Мне ее чувства знакомы, как никому, и я точно знаю, что она бы только приветствовала расплату.

Мерчисон сердито фыркнула, присела на краешек кровати Конвея, наклонилась и положила руки на подушку рядом с его плечами. Она перестала быть холодным, жестким профессионалом и превратилась в самую обычную женщину.

– Черт бы тебя побрал, Конвей, – сказала она дрожащим от волнения голосом, – ты ведь чуть было не убил себя.

Она порывисто обняла его, была готова поцеловать, но Конвей инстинктивно отстранился. Мерчисон выпрямилась, изумленно глядя на возлюбленного.

– Я... Что-то я нынче не в себе, – пробормотал Конвей. Он машинально произнес эту фразу, которой сотрудники госпиталя, как правило, оправдывались за нетипичное поведение.

– Ты хочешь сказать, – гневно нахмурилась Мерчисон, – что получил мнемограмму и что О'Мара отправил тебя на Гоглеск, не стерев ее? Ну и кто там сидит у тебя в голове? Тралтан? Мельфианин? Я точно знаю, что и те, и другие относятся к телу женщин-землянок, мягко говоря, отрицательно. Или ты сам попросил, чтобы тебя к отпуску наградили мнемограммой? Да уж, классный отпуск получился!

Конвей снова покачал головой.

– Нет никакой мнемограммы, и О'Мара тут ни при чем. У меня произошел близкий и очень интенсивный телепатический контакт с Коун. Это случилось неожиданно, непроизвольно, но… тип физиологической классификации ФОКТ обладает удивительными характеристиками поведения, включающими...

Конвей затараторил без умолку. Он рассказал Мерчисон все, что вызнал о положении дел на Гоглеске. О том, как стал очевидцем соединения гоглесканцев, повлекшего за собой жуткие разрушения в поселке, о своем общении с Коун – отдельной представительницей местной цивилизации. Будучи ведущим патофизиологом госпиталя, выше которого на иерархической лестнице стоял только великий Торннастор, Мерчисон непременно должна была заинтересоваться проблемой Гоглеска – Конвей не сомневался, что со временем так оно и будет. Но сейчас она просто не в состоянии была думать о чем-то еще, кроме того состояния, в котором застала Конвея несколько часов назад.

– Самое ужасное, – сказала Мерчисон, вымученно улыбнувшись, – это то, что ты никому не позволяешь близко подходить к тебе, если только кто-то не похож на разноцветный стог сена. Конечно, я понимаю, проще всего сослаться на головную боль.

Конвей улыбнулся в ответ.

– Вовсе нет. Телесный контакт может происходить в отсутствие соединения в любое время при условии, что он связан с целями продолжения рода. – С этими словами он нежно обнял шею Мерчисон и притянул ее к себе. – Попробуем еще раз?

– Пациент, вы еще слишком слабы, – отшутилась Мерчисон, не слишком пытаясь освободиться. Но она явно немного повеселела. Конвей зарылся пальцами в ее волосы и не отпускал. Их лица разделяло всего несколько дюймов. Мерчисон еле слышно прошептала:

– Ты мне прическу испортишь...

– Не переживай. Так ты гораздо больше похожа на желанный маленький стог сена...

Все было так хорошо, да и слабости Конвей особой не ощущал, но вдруг его начало колотить, как в ознобе, – это наступил предсказанный Мерчисон запоздалый шок. На Конвоя нахлынули воспоминания о том, что ему довелось пережить с Коун. Он вспомнил о жутких судорогах, понял, как близок был к смерти. Мерчисон крепко обняла его и не отпускала, пока не унялась дрожь и еще долго-долго потом.

Они оба знали: деликатный и все понимающий Приликла, находящийся в своей каюте двумя палубами выше, ощущает эмоциональное излучение всех существ на корабле. Эмпат никому не позволил бы помешать им до окончания процедуры восстановительной терапии.

* * *

Десять часов спустя – поскольку «Ргабвару» не было нужды устанавливать рекорды скорости на обратном пути – неотложка пришвартовалась у шлюза приемного покоя на сто третьем уровне. Старшая сестра Нэйдрад, помешанная на скрупулезном следовании инструкциям, упрямо настаивала на том, чтобы Конвея доставили в обсервационную палату на носилках. Конвей с не меньшим упрямством требовал, чтобы защитный колпак на носилках откинули и разрешили ему сидеть во время транспортировки, дабы успокоить тем самым взволнованную группу землян и инопланетян, ожидавших прибытия коллеги в приемном покое и переживавших за его здоровье. Мерчисон ушла, чтобы переговорить с Торннастором и отчитаться о проделанной работе, а Приликла полетел на большом расстоянии впереди носилок во избежание турбуленций эмоционального излучения, возникшего в непосредственной близости от Конвея.

Однако обследование в обсервационной палате заняло не больше часа, после чего коллеги подтвердили самодиагноз Конвея и согласились с ним в том, что физически он в полной форме.

А еще через час Конвей предстал перед майором О'Марой, которого физическое состояние Старшего врача интересовало меньше всего.

– Впечатления не похожи на те, что возникают у реципиента мнемограммы, – отметил О'Мара, когда Конвей поведал ему о происшествии с Коун. – Мнемографическая запись обычно содержит полную запись излучения мозга существа-донора, и, невзирая на всяческие психологические заморочки у реципиента, характеристики личности реципиента прослеживаются очень четко. Запись не подвержена изменениям. Именно поэтому она может быть стерта безо всяких отрицательных последствий для личности реципиента и состояния его психики. Но вы, доктор, пережили полный, взаимный обмен личностями с Коун, а это означает, что вы ассимилировали весьма значительный объем воспоминаний, чувств и мыслительных процессов в матрицу сознания Конвея. А Коун вы в свою очередь – да поможет ей Бог пережить это безумие – наградили уймой содержимого вашего мозга, причем в процессе обмена разумами обе стороны все происходящее осознавали и в итоге подверглись сопутствующим последствиям. На основании всего вышеизложенного я не вижу, каким способом можно было бы селективно удалить элементы сознания Коун из вашего разума, не навредив при этом вашей личности. Выражаясь терминами психологии, произошла взаимная ментальная подпитка.

Есть, правда, шанс, совсем ничтожный, – продолжал О'Мара ворчливо, – на то, что, если Коун удастся уговорить прилететь сюда и согласиться стать донором собственной мнемограммы, тогда можно было бы попытаться поколдовать с...

– Она не прилетит, – оборвал психолога Конвей.

– Судя по тому, что вы мне о ней рассказали, – вряд ли. – В голосе О'Мары появились сочувственные нотки. – А это означает, что вам придется свыкнуться со своим гоглесканским alter ego, Конвей. Ну и как оно вам? Тяжко?

Конвей покачал головой.

– Не страшнее мельфианской мнемограммы, вот только порой мне трудновато определить, кто из нас реагирует на конкретную ситуацию – я или Коун. Думаю, переживу без психологической помощи.

– Прекрасно, – сухо проговорил О'Мара и добавил:

– Вы опасаетесь, что лечение окажется тяжелее вашего нынешнего состояния, и, пожалуй, вы правы.

– Дело плохо, – решительно заявил Конвей. – Я имею в виду Гоглеск. Все население планеты отброшено назад на пути прогресса из-за расового условного рефлекса! Нам нужно что-то делать с этой самоубийственной проблемой!

– Вам придется что-то делать с этой проблемой, – уточнил О'Мара. – Наряду с другой работой, которую мы собираемся вам поручить. В конце концов, вы у нас Старший врач, лучше всех ознакомленный с положением дел на Гоглеске, так с какой же стати мне передавать это задание кому-то еще? Но мне бы хотелось задать вам один вопрос. Надеюсь, у вас хватило времени на размышления в промежутке между разрушением гоглесканских городов и принятием чуть ли не смертоносных укусов от вашей коллеги ФОКТ, чтобы решить для себя, желаете вы стажироваться на диагноста или нет? И еще... Обсудили ли вы возможные издержки вашей работы в этой должности с вашим… скажем так, личным патофизиологом?

Конвей кивнул:

– Обсудили, и я готов попробовать. Но вы говорили о какой-то другой работе. Не уверен, что я способен...

Главный психолог предостерегающе поднял руку:

– Безусловно, способны. И Старший врач Приликла, и патофизиолог Мерчисон заверили меня в том, что вы совершенно здоровы как физически, так и психологически. – Не спуская глаз со стыдливо зардевшегося Конвея, О'Мара добавил: – В подробности она не вдавалась, но сказала, что удовлетворена. У вас есть вопросы?

Конвей изможденно спросил:

– Что вы собираетесь мне поручить?

– Ряд заданий, – ответил O'Мapa. – С деталями ознакомитесь по видеозаписи, которую вам вручат в приемной. Кстати говоря, доктор, иного решения я от вас и не ожидал. Теперь вам придется столкнуться с еще большей ответственностью за поставленные вами диагнозы, принятые решения и назначенные курсы лечения, нежели та, к которой вы привыкли в свою бытность Старшим врачом. Еще сильнее, чем раньше, вам придется отвечать за ваших пациентов. Если вдруг что-то сорвется, вам, конечно, помогут, но пока вся ответственность ложится на вас и ваших подчиненных. Естественно, вы имеете право просить помощи и совета у коллег-диагностов и у других медиков любого уровня, но я буду доволен вами, да и вы – собой, только тогда, когда привыкнете обходиться безо всякой помощи.

Зная вас, доктор, – кисло добавил O'Мapa, – мне трудно сказать, кого из нас двоих вам будет труднее удовлетворить.

Конвей кивнул. Уже не впервые O'Мapa попрекал его за профессиональную гордыню и честолюбие. Но пока серьезных неприятностей Конвею удавалось избегать, поскольку в большинстве случаев он все-таки доказывал свою правоту. Прокашлявшись, он сказал:

– Я все понимаю. Но мне кажется, что ситуация на Гоглеске требует принятия срочных мер.

– Точно так же, как и положение, сложившееся в гериатрической палате для ФРОБ, – возразил майор. – Не говоря уже о срочной необходимости обустройства палаты для беременного Защитника Нерожденных и его будущего отпрыска, об обязанности вернуться к преподавательской работе и лекциям в хирургическом театре и еще уйме дел, которые ждут не дождутся, когда вы примените для их совершения свои уникальные способности. Некоторые из этих проблем назрели уже давным-давно, но, конечно, не много тысячелетий назад, как у ваших гоглесканских приятелей. Как будущему диагносту вам, кстати, и решать, как расставить приоритеты. По трезвом размышлении, естественно.

Конвей кивнул. Похоже, коммуникация его голосовых связок с мозгом несколько нарушилась из-за того, что мозг отчаянно пытался переварить поступившую информацию о таком количестве новых назначений. Конвей знал и о некоторых проблемах из тех, о которых упомянул Главный психолог, был знаком и с диагностами, работавшими над ними. Вдобавок по сети больничных сплетен бродили кошмарные слухи о множестве провалов сотрудников госпиталя как раз на этих самых фронтах. Теперь эти заморочки ложились на плечи Конвея, диагноста-стажера.

– Ну все, хватит тут сидеть и таращиться на меня, – буркнул O'Мapa. – Наверняка можете найти себе занятие поинтереснее.

Глава 10

Заседание оказалось несколько необычным для Конвея – в том смысле, что из присутствующих он был единственным медиком. Остальные, все без исключения, являлись офицерами Корпуса Мониторов, отвечавшими за различные вопросы эксплуатации и снабжения госпиталя. И еще в заседании участвовал майор Флетчер, капитан «Ргабвара». Еще более необычным было то, что Конвей, нацепивший отделанную золотым галуном нашивку и.о. диагноста, которая, по идее, должна была бы придать ему уверенность, никакой уверенности не испытывал и пребывал и в прямом, и в переносном смысле сам по себе.

Никакие мнемограммы не помогли бы ему решить данную проблему – оставалось полагаться на собственный опыт и на опыт майора Флетчера.

– Назрела насущная необходимость, – протокольным тоном начал Конвей, – создать условия для размещения, снабжения питанием и установки медицинской аппаратуры беременного существа с кодом физиологической классификации ФСОЖ, больше известного нам под названием Защитника Нерожденных. Существо это крайне опасно, в зрелом возрасте неразумно и на своей родной планете подвергается непрерывным нападениям с момента рождения до самой смерти. Как правило, смерть вызывают щупальца и зубы последнего отпрыска. Капитан, если вы будете так добры...

Флетчер нажал на несколько кнопок небольшого пульта. Загорелся демонстрационный экран, на котором возникло изображение взрослого Защитника, которому была оказана помощь во время одной из спасательных операций «Ргабвара». Затем последовали сведения о других ФСОЖ, собранные на их родной планете. Созерцание того, как острющие зубы Защитника и его разлетавшиеся в разные стороны щупальца кусают и колотят по внутренней обшивке неотложки, вызвало у участников заседания недоверчивое хмыканье.

– Как видите, – снова взял слово Конвей, – ФСОЖ – крупное, невероятно сильное кислорододышащее существо с дырчатым панцирем, из которого растут четыре тяжелых щупальца, хвост и голова. Щупальца и хвост снабжены большими костистыми наконечниками, напоминающими органические булавы. Главными отличительными особенностями головы ФСОЖ являются запавшие и надежно защищенные глаза и челюсти. Вы видите также, что четыре короткие ноги, расположенные в нижней части панциря, заканчиваются костяными шпорами, из-за которых ноги становятся дополнительным оружием защиты. Все эти средства самообороны крайне необходимы ФСОЖ на их родной планете.

Детеныши ФСОЖ остаются в матке до тех пор, пока их физическое развитие не достигает той стадии, когда они становятся способны выжить в невероятно суровой внешней среде. На эмбриональной стадии детеныши обладают телепатией. Однако этот аспект проблемы не относится к вашей сфере деятельности.

Постоянный дикарский конфликт составляет столь жизненно важную часть жизни ФСОЖ, – продолжал Конвей, – что в отсутствие такового конфликта они заболевают и умирают. Именно поэтому вопрос подготовки палаты для представителя этого вида гораздо более сложен, чем все проблемы такого рода, которые вам приходилось решать ранее. Палату следует основательно укрепить. Присутствующий здесь капитан Флетчер может рассказать вам о физической силе и подвижности ФСОЖ, и если вам покажется, что его рассказ изобилует преувеличениями, поверьте мне, это не так. Грузовой отсек на «Ргабваре» пришлось целиком реставрировать после того, как ФСОЖ провел в нем одиннадцать часов пути до госпиталя.

– Мою берцовую кость тоже пришлось реставрировать, – сухо добавил Флетчер.

Конвей собрался продолжить свое вступительное слово, но его вновь прервали. Полковник Хардин, Главный диетолог госпиталя, сказал:

– У меня такое впечатление, что ваш ФСОЖ добывает себе пропитание охотой, доктор. А вы должны не забывать о том, что в госпитале пациентов живой пищей не обеспечивают никогда и кормят исключительно синтезированными животными тканями или привозными растениями, которых мы не можем здесь синтезировать. Некоторые из поедаемых в пределах Федерации животных весьма напоминают других ее разумных обитателей, многие из которых находят поедание нерастительной пищи отвратительным и...

– Нет проблем, полковник, – не дал диетологу договорить Конвей. – ФСОЖ едят все, что угодно. Наша главная головная боль – это обустройство помещения, которое должно больше походить на камеру пыток, чем на больничную палату.

– Просветят ли нас относительно цели данного проекта? – осведомился офицер, которого Конвей видел впервые. На рукаве у него красовались нашивки Эксплуатационного отдела и знаки различия майора. Улыбнувшись, он добавил:

– Это послужило бы для нас руководством при проектировании палаты, и к тому же мы могли бы удовлетворить наше любопытство.

– Работа не засекречена, – отвечал Конвей, – и единственная причина, по которой мне бы не хотелось предавать ее широкой огласке, состоит в том, что мы можем обмануться во всех наших ожиданиях. Если это произойдет, то вызовет исключительно личные переживания, учитывая тот факт, что возглавлять этот проект поручено мне.

В организме каждого взрослого представителя этого вида, – продолжал Конвей, – постоянно происходят зачатия. Наши намерения заключаются в том, чтобы тщательно изучить этот процесс и предпринять попытку подавить действие механизма, разрушающего разумные, обеспечивающие телепатическую деятельность участки мозга эмбриона до его рождения. Если бы удалось сохранить вменяемость и телепатические способности новорожденного ФСОЖ, со временем он смог бы телепатически общаться со своим собственным зародышем. Тогда, вероятно, между ними установилась бы тесная связь, которая не позволила бы им в последующем вредить друг другу. Кроме того, мы попытаемся снизить степень жестокости окружающей среды, к которой привыкли ФСОЖ, и попробуем стимулировать – скорее медикаментозно, нежели физически, – секреторное выделение, сопутствующее агрессивности. Таким образом, ФСОЖ постепенно отвыкнут от привычки убивать и пожирать все, что попадается им на глаза. Полученные нами результаты, как мы надеемся, помогут ФСОЖ в выживании на родине и дадут им возможность выбраться из эволюционного капкана, попав в который они лишились всякой возможности превращения в цивилизованную нацию.

«У них так много общего с гоглесканцами», – подумал Конвей и, улыбнувшись, добавил:

– Но это – только одна из моих проблем. Другая состоит в том, чтобы удостовериться: до конца ли вы понимаете те задачи, которые стоят перед вами.

Последовала долгая и (местами) жаркая дискуссия, к концу которой все присутствующие уразумели, какие перед ними стоят задачи, и поняли, что срочность их решения – весьма немаловажный фактор. Плененного Защитника Нерожденных нельзя было долго держать в старой обсервационной палате для тралтанов на двести втором уровне, где двое инженеров-эксплуатационников ФРОБ по очереди колотили его железными прутьями. Эти двое худлариан, невзирая на колоссальную физическую силу и устрашающую внешность, в душе были большими добряками, и порученная им работа, хоть их и непрерывно убеждали в том, что она направлена исключительно на благо ФСОЖ, приносила худларианам множество огорчений.

«У всех свои проблемы», – мысленно вздохнул Конвей. Свою, самую насущную – то бишь голод – он ликвидировал довольно быстро и легко.

Он нарочно пошел в столовую к тому времени, когда там обедала бригада медиков «Ргабвара» – прежде всего потому, что хотел повидаться с Мерчисон, и нашел ее в компании с Нэйдрад, Приликлой и Данальтой за столиком, сконструированным для мельфиан-ЭЛНТ. Патофизиолог молчала, пока Конвей заказывал себе еду – огромную отбивную с двойным гарниром.

– Нет, ты явно не в своей тарелке, – заключила Мерчисон, завистливо глядя на объемистую порцию, – либо твои alter ego – не вегетарианцы. Между прочим, от синтетической еды тоже толстеют, знаешь? И почему только у тебя не отрастает пузо, как у беременной крепеллианки?

– Тут все дело в моем психологическом отношении к еде, – усмехнулся Конвей, принявшись за массированную хирургическую операцию отбивной. – Пища – это ведь всего-навсего топливо, которое надо сжечь. Вам всем должно быть понятно, что я, потребляя здешнюю еду, особого наслаждения не испытываю.

Нэйдрад издала непереводимый кельгианский звук и продолжала есть. Приликла тихо порхал над столом, а Данальта увлеченно отращивал пару мельфианских конечностей, причем остальная часть его тела превратилась в зеленую пирамидку с глазом на вершине.

– Я – это я, – сказал Конвей Мерчисон. – С небольшой примесью гоглесканца-ФОКТ. Помимо прочих заданий, мне поручили пациента ФСОЖ, Защитника Нерожденных, и именно о нем мне хотелось бы с тобой поговорить. Я временно исполняю обязанности диагноста, несу полную ответственность за лечение больных и имею право просить любой помощи и советов. Помощь мне нужна дозарезу, но пока не понимаю, какая именно. Не хотелось бы мне донимать и других диагностов. И уж конечно, не хотелось бы дергать Главного диагноста Отделения Патофизиологии. Посему мне хотелось бы использовать обходной маневр и связаться с Торннастором через тебя, его главную заместительницу, чтобы получить столь важные для меня советы.

Несколько мгновений Мерчисон молча созерцала процесс заправки Конвея «топливом», после чего серьезно проговорила:

– Никакие обходные маневры с Торннастором не нужны. Он просто жаждет поучаствовать в работе с Защитником Нерожденных. Во главе этого проекта поставили бы его, если бы не твое звание Старшего врача и тот факт, что ты был первым, кому довелось столкнуться с этим чудищем. Кроме того, ты стажируешься на диагноста. Торни будет только рад оказать тебе любую помощь.

А вот если ты не обратишься к нему за советом, – улыбнулась Мерчисон, – наш Главный патофизиолог просто растопчет тебя всеми своими шестью тяжеленными ножищами.

– Мне бы тоже хотелось помочь тебе, друг Конвей, – вступил в разговор Приликла. – Однако, учитывая солидную мышечную массу пациента, моя помощь может быть только дистанционной.

– И мне бы тоже хотелось помочь, – заявил Данальта.

– А я, – буркнула Нэйдрад, оторвав взгляд от тарелки с зеленоватой мешаниной, столь лакомой для вкусовых рецепторов кельгиан, – буду продолжать делать то, что мне велят.

Конвей рассмеялся.

– Спасибо вам, друзья, – поблагодарил он коллег и добавил, обратившись к Мерчисон:

– Схожу с тобой в Отделение Патофизиологии, потолкую с Торннастором. Между прочим, не так уж я и заносчив. И если мне удастся обмолвиться о гоглесканской проблеме, и о палате для престарелых ФРОБ, и еще о всякой всячине, которую мне...

– Торннастора, – уверенно проговорила Мерчисон, – интересует все. И он готов сунуть свой безразмерный обонятельный орган во все на свете.

После встречи с заведующим Отделением Патофизиологии Конвей значительно приободрился. А встреча продлилась до самого окончания рабочего дня, поскольку периоды бодрствования и сна у тралтанов гораздо дольше, чем у людей. Торннастор был самым заядлым сплетником в госпитале. Казалось, его рты никогда не закрываются. Между тем он был первоклассным специалистом, и всему тому, что он знал о патофизиологии всевозможных инопланетян, можно было верить с закрытыми глазами. Да и в других областях медицины Торннастор был весьма и весьма сведущ.