Текст книги "Космический госпиталь. Том 2"

Автор книги: Джеймс Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 72 страниц)

Глава 8

Вдоль стены, отделявшей коридор от хирургических палат для мельфиан, Лиорен шагал уже уверенной походкой, которая, по его мнению, говорила о том, что он знает, что делает, и знает, что он сделает, как только войдет в отделение. Дежурная Старшая сестра-илленсианка, сидевшая за письменным столом, глянула на Лиорена, беспокойно поерзала внутри защитной оболочки, но ничего не сказала. Другие сестры были при деле – они усиленно ухаживали за прооперированным ЭЛНТ и просто не замечали Лиорена. Но когда Лиорен прошел вдоль двух рядов странных рамок с мягкой обивкой – именно так выглядели хирургические столы для мельфиан, – стало ясно, что ни Старшего врача Селдаля, ни медсестры-практикантки Тарзедт на месте нет, хотя, согласно графику, они должны были находиться в операционной.

Лиорен ни за что бы не пропустил налладжимца, несмотря на обилие медсестер и медбратьев – иллесиан, кельгиан и тралтанов. Ну значит, доктор до сих пор в операционной, примыкающей к палате. Лиорен взобрался по навесной лесенке к галерее операционного театра – очень многие сотрудники чисто физиологически были не способны ходить по обычным лестницам – и понял, что был прав. Кроме того, на галерее он обнаружил еще двоих зрителей. Как надеялся Лиорен – он даже почти ожидал этого, – одной из зрительниц оказалась Тарзедт, кельгианка-ДБЛФ, – та самая, которая заговорила с ним во время первого посещения столовой несколько дней назад.

– А что ты тут делаешь? – грозно вопросила кельгианка, и шерсть ее заходила беспорядочными сердитыми волнами. – Такого на Кромзаге натворил – нам говорили, что тебя к хирургическому столу и близко теперь не подпустят!

Лиорен счел, что врать существу, самому совершенно не способному врать, было бы бесчестно, но решил пойти на компромисс: не врать, но и не говорить правду.

– Мне все еще интересна многовидовая хирургия, сестра Тарзедт, хотя мне и запретили практиковать. Интересный случай?

– Может, для кого и интересный, только не для меня, – объявила Тарзедт и перевела взгляд к тому, что происходило внизу. – Меня тут интересует, как работает персонал операционной, как поддерживается искусственная гравитация, как готовят больного к операции, как раскладывают инструменты, – вот это меня интересует, а не то, как лезут в кишки к какому-то беспомощному мельфианину.

Другой находившийся на галерее зритель, ФРОБ, заколыхал речевой мембраной – это у худлариан было эквивалентом прочистки горла – и произнес:

– А меня интересует сама операция, Лиорен. Как видите, она близится к концу. Но если вам любопытно узнать, что уже было произведено раньше, я вам с удовольствием расскажу.

Лиорен устремил на ФРОБа все свои глаза. Как же различать этих худлариан – все одинаковые. Такого же мнения придерживались и большинство сотрудников госпиталя. Прозрачные оболочки глаз худлариан не имели никакого выражения. Тяжелое, объемистое туловище и шесть толстых, очень сильных щупалец, на которых оно покоилось. Кожу, которая и с виду, и на ощупь напоминала гибкую броню, покрывали пятна высохшей питательной краски, а это означало, что худларианину срочно нужно подкрепиться. Казалось, ФРОБ знает Лиорена или хотя бы слышал о нем. Может быть, этот дружелюбный гигант, как и Тарзедт, уже разговаривал с ним раньше?

– Спасибо, – поблагодарил Лиорен, старательно подбирая слова. – Меня интересует хирургическая техника налладжимцев, а особенно мастерство этого док...

– А я-то думала, что там у себя, в Отделении Психологии, вы все про всех знаете, – фыркнула Тарзедт, и сильные эмоции всколыхнули ее шерсть. – Читал же, небось, отчеты Креск-Сара про нас, стало быть, знаешь, что я тут провожу все свое свободное время, знакомлюсь с организацией работы в операционных. Все стараюсь произвести впечатление своими глубокими познаниями на нашего вреднющего коротышку-преподавателя. А знаешь, зачем стараюсь? Чтобы он меня перевел в новую операционную для ЭЛНТ. Там я быстренько смогу продвинуться. Так что если тебя сюда О'Мара или Креск-Сар подослали – ничего удивительного. Вы там у себя, в психологии своей, – закончила тираду Тарзедт, и ее шерсть вздыбилась гневными иглами, – все знаете, вот только никому ничего не говорите.

Лиорен разозлился, но сдержался, напомнив себе, что кельгиане при всем желании не умеют скрывать свои чувства. И он ответил так же открыто и честно:

– Я пришел сюда, чтобы понаблюдать, как работает Селдаль. Меня не интересуют ни ваши планы на будущее, ни то, каким способом вы намерены осуществлять эти планы. Последние отчеты от Креск-Сара поступили сегодня утром. Читая эти и предыдущие отчеты, я узнаю о ваших успехах в крайне скучном и излишне подробном изложении. Кроме того, мне известно, что материалы о вас собраны в файлы, конфиденциальность которых обеспечивается нашим отделением. Эти сведения не подлежат обсуждению ни с кем. Однако я могу сказать, что вы...

Речевая мембрана худларианина мгновенно завибрировала, и он проговорил:

– Лиорен, будьте осторожны. Если вы располагаете сведениями, распространять которые нельзя, пусть даже вам кажется, что запрет на их распространение неразумен, что он носит административный, а не лечебный характер, прошу вас, помните, что вы теперь снова практикант и что ваше, как и наше, будущее зависит от наших начальников. Мы должны их радовать, ну или хотя бы не огорчать непослушанием или нарушением субординации.

Тарзедт изо всех сил старается получить повышение, – поспешно продолжал худларианин, – и ее раздражает то, что она считает совершенно ненужной секретностью, – она хочет знать, каковы ее реальные шансы на повышение. Но ей совершенно не нужны никакие ободрительные слова, и еще ей не нужно, чтобы вы выболтали что-нибудь такое, из-за чего вас потом могут уволить. Как и другие слушатели медсестринских курсов, которые много говорили о вас, Тарзедт полагает, что способ решить вставшую перед вами ужасную проблему один, а именно – остаться в госпитале. Лиорен, – завершил свою речь худларианин, – следите за своим языком.

На миг речевые центры Лиорена под воздействием бурных эмоций просто-таки отказались функционировать. Оказывается, не все так уж ненавидят сотрудников Отделения Психологии. Да, но ему не следует забывать, что пришел-то он сюда собирать сведения о Селдале, и ему казалось, что наилучший способ добиться этого – сделать так, чтобы оба эти существа стали ему чем-то обязаны.

– Я как раз собирался сказать, – проговорил Лиорен, – что мне запрещено разглашать материалы, предназначенные для служебного пользования, независимо от того, что за сведения в них содержатся – касательно ли мыслительных процессов практикующейся медсестры, или глубокоуважаемого Старшего врача Креск-Сара...

Тарзедт издала непереводимый звук, однако неровная рябь на ее шерсти показала, как она относится к своему старшему преподавателю.

– Однако, – продолжал тарланин, – это не исключает обсуждения подобных вопросов между собой, не исключает того, что вы можете строить предположения о своем будущем поведении на основании поведения в прошлом и прежде всего – на основании знаний о том существе, от которого таковое будущее зависит. Можно было бы начать с такого факта: на протяжении многих лет Креск-Сар зарекомендовал себя как существо, всецело преданное работе, как существо скрупулезное и мелочное, профессионально бескомпромиссное и в личном общении крайне неприятное. Но как бы ни страдали его учащиеся в процессе обучения, какие бы ни испытывали эмоциональные неудобства, тем не менее они всегда выдерживали экзамены. Вероятно, из-за страха разочаровать Креск-Сара, не показав всех своих способностей, и к наибольшим переживаниям склонны как раз самые лучшие учащиеся. Вы должны также помнить о том, что Креск-Сар настолько сосредоточен на своей работе, что зачастую останавливает практикантов в неучебное время и принимается расспрашивать их об успехах. И понятно, какое впечатление может производить такой преподаватель на учащегося амбициозного, старательного: такой учащийся может лишить себя отдыха и даже еды – вот как сейчас вы, и все из-за амбиций.

Если вы сами взвесите все эти факторы, – добавил Лиорен, – вы поймете, что нашему гипотетическому практиканту волноваться абсолютно не о чем, а я гипотетически должен с вами согласиться.

– Лиорен, – проговорила Тарзедт, и шерсть ее заходила широкими, успокоенными волнами. – Ты нарушаешь или по крайней мере слишком вольно трактуешь принятые здесь правила. Амбициозность – да, я амбициозна, но не тупа, уж это точно. Я взяла с собой коробку с обедом. А вот этот, – и кельгианка ткнула одной из многочисленных лапок в сторону худларианина, – этот явился, а краску свою с собой не прихватил. Придется теперь раскланиваться и извиняться – вот уж не знаю, что это значит, – перед Старшей сестрой, чтобы она его пожалела и быстренько обрызгала, а то ведь до конца не высидит.

– Я всегда вежлив, и я всегда прошу прощения, – вздохнул худларианин, – в особенности я обязан так вести себя со Старшими сестрами, которым может надоесть голодающий ФРОБ, являющийся к ним в неурочное время с протянутым щупальцем. Меня, конечно, поругают, может быть, даже оскорбят, но никогда не откажут. В конце концов, упади оголодавший худларианин посреди чужой палаты – это ведь будет так негигиенично, правда?

Лиорен молча разглядывал худларианина. Могучее гладкое туловище ФРОБа начало проседать, несмотря на то что покоилось оно на шести таких крепких конечностях. Худлариане, имевшие классификационный код ФРОБ, обитали на планете с очень большим притяжением и соответствующим высоким атмосферным давлением. Атмосфера на этой планете напоминала густой суп, в котором были растворены крошечные питательные аэрозоли. Эти аэрозоли худлариане поглощали через поры на спине и боках и делали это непрерывно, поскольку их организм нуждался в постоянной энергетической подпитке. Когда они попадали на другие планеты или находились здесь, в госпитале, им было удобнее периодически обрызгивать себя питательным аэрозолем из баллончика. Видимо, этот худларианин так увлекся наблюдением за производимой Селдалем операцией, что напрочь истощил свои энергетические ресурсы.

– Подождите тут, – быстро проговорил Лиорен. – Я попрошу у Старшей сестры баллончик. Уж лучше вам упасть на галерее, чем в палате. Кроме того, тут мы не рискуем забрызгать вашей пахучей худларианской краской ни пациентов, ни чудесный чистый пол палаты.

К тому времени, когда Лиорен вернулся с аэрозольным баллончиком, полным питательного раствора, худларианин осел до самого пола и его могучие щупальца вяло подрагивали, а сам он издавал какие-то жалобные непереводимые звуки. Лиорен аккуратно и ловко нанес на кожу ФРОБа питательный раствор – как и все офицеры Корпуса Мониторов, он был обучен производить эту процедуру, так как много трудился в контакте с ФРОБами, большими специалистами по проведению работ в безвоздушном пространстве. Буквально через несколько минут худларианин пришел в себя, однако ни Селдаля, ни пациента в операционной уже не было, расходились и другие сотрудники.

– Из-за своего гипертрофированного милосердия ты пропустил финал операции, – сообщила Лиорену Тарзедт и неодобрительно махнула шерстью в сторону худларианина. – Селдаль ушел в столовую и не вернется, пока не...

– Прости, Тарзедт, – вмешался худларианин, – но ты забываешь, что я заснял операцию от начала до конца. Я был бы счастлив, если бы вы оба зашли ко мне после лекций и просмотрели запись.

– Нет! – воскликнула Тарзедт. – Вы, худлариане, не пользуетесь ни кроватями, ни стульями – у вас негде примоститься существу с таким нежным телом, как у меня, и даже с таким, как у Лиорена. Короче, у тебя не расслабишься. А в моей комнате для таких треннигов, как вы, места не хватит. Если Лиорену интересно, пусть попросит у тебя кассету да смотрит, сколько хочет.

– Но вы вместе могли бы заглянуть ко мне, – пригласил Лиорен. – Я никогда не видел хирурга-налладжимца за работой, и ваши комментарии были бы крайне полезны.

– Когда зайти? – без стеснения уточнила Тарзедт.

Только Лиорен успел выбрать время, удобное для всех троих, как худларианин заговорил снова.

– Лиорен, – спросил он, – вы уверены, что разговор о многовидовой хирургии не приведет к тому, что мы собьемся на сплетни – а мы ведь на них непременно собьемся. Не получится ли так, что из-за этого у вас выйдут неприятности с О'Марой?

– Чепуха! – возразила Тарзедт. – Сплетничанье – это самый замечательный из нефизических видов деятельности. Увидимся, Лиорен, а я уж позабочусь о том, чтобы мой рассеянный дружок не забыл прихватить баллончик с едой.

Уходя, Лиорен вернул опустевший баллончик Старшей сестре, которую вдобавок пришлось заверить в том, что он не забрызгал краской прозрачную стену на галерее. Лиорена всегда поражало, почему Старшие сестры, вне зависимости от того, к какому биологическому виду они принадлежали, столь фанатично пеклись о поддержании чистоты и порядка в своем медицинском царстве. Но только теперь он начал понимать, что, как бы ни относились к Старшим сестрам простые медсестры лично, в той палате, где Старшая сестра особенно пеклась о малейших мелочах, всегда были готовы к любым серьезным неожиданностям.

У Лиорена вдруг появилось ощущение желудочного дискомфорта – как правило, такое случалось либо во время волнения, либо при ощущении физического неудовольствия, либо же просто от голода. Он счел, что сейчас имеют место все три предрасполагающих момента. Лиорен продумал маршрут, идя по которому он должен был как можно скорее добраться до столовой, дабы ликвидировать одну из возможных причин подташнивания. Однако он не строил больших надежд на то, что тошнота пройдет совсем, поскольку непрерывно размышлял о своем первом нехирургическом пациенте.

Очутиться на одном профессиональном уровне с двумя практикантами – медсестрой и медбратом – ему, в прошлом квалифицированному хирургу, капитану Корпуса Мониторов, оказалось вовсе не так трудно, как он предполагал. И посрамлен Лиорен был вовсе не так, как, по его мнению, заслуживал. Он даже похвалил себя за то, что его догадка была верной и Тарзедт присутствовала-таки на операции Селдаля. Лиорен решил, что после обеда вернется в офис и, дабы порадовать Брейтвейта, закончит работу с отчетами Креск-Сара.

Вообще его ожидал довольно долгий и нагруженный делами день и еще более долгий вечер, в течение которого Лиорену предстоял просмотр видеозаписи операции и длительное обсуждение хирургической техники налладжимцев. Услышав об интересе Лиорена к многовидовой хирургии, практиканты наверняка будут ждать от него множества вопросов. А в сложившихся обстоятельствах можно легко перейти с профессиональных качеств Селдаля на личные – на его привычки, характер. Посплетничать о старшем медперсонале любили все, и чем выше был ранг того, о ком шла речь, тем больше о нем судачили. И Лиорен решил, что, если будет вести себя осторожно, ни его информаторы, ни Селдаль ни за что ничего не заподозрят.

«Начало тайного расследования, – подумал Лиорен, и его даже слегка зазнобило от самодовольства, – поистине удачно».

Глава 9

– Когда налладжимцы оперируют, – проворчала Тарзедт вечером, во время просмотра видеозаписи операции Селдаля, – я никак не могу понять, что я вижу – хирургическое вмешательство или каннибализм.

– В древние, доисторические времена, – проговорил худларианин, так управляя своей речевой мембраной, чтобы собеседники поняли, что он иронизирует, – только так налладжимский врач и мог получить с пациента мзду за лечение.

– А я восхищен, – заявил Лиорен. – Прежде всего меня восторгает то, что существо, не имеющее ни одной руки, а лишь три ноги да пару полуатрофировавшихся крыльев, вообще смогло стать хирургом. Да и если уж на то пошло, удивительно, как у таких существ могла развиться цивилизация, зародиться разум, появиться техника. Они приступили к эволюции, имея столько физиологических несовершенств, что...

– Что компенсируют эти несовершенства тем, что суют свой нос в самые непредсказуемые места, – брякнула Тарзедт, и шерсть ее заходила нетерпеливыми волнами. – Ты операцию хочешь смотреть или о хирурге трепаться?

«И то, и другое», – подумал Лиорен, но вслух ничего не сказал.

К физиологической классификации, имеющей код ЛСВО, то есть к сородичам Селдаля, принадлежали теплокровные кислорододышащие существа, зародившиеся на Налладжи, большой планете с высокой скоростью вращения вокруг собственной оси, плотной атмосферой и низким давлением. Все это в сочетании с климатом более или менее плодородных экваториальных областей способствовало формированию среды обитания, в которой преобладали летающие хищники – крупные и разнообразные. Однако их природные средства защиты были настолько многочисленны и жестоки, что мало-помалу они перебили друг друга. В течение тех тысячелетий, покуда шло это массовое взаимоистребление, относительно мелкие ЛСВО были вытеснены с неба и перенесли свои гнезда, которые прежде устраивали на очень большой высоте, под деревья, в глубокие овраги и пещеры.

В скором времени им пришлось адаптироваться к тому, чтобы делить землю с небольшими животными и насекомыми, которые прежде были их добычей.

Постепенно налладжимцы утратили способность к длительному полету и прошли долгий эволюционный путь: их крылья мало-помалу превратились в руки, а кости, оснащавшие крылья, переформировались в пальцы, способные делать инструменты и оружие. Разум же у налладжимцев развился из-за того, что им приходилось вести непрерывную борьбу с дикой, безумной угрозой, исходящей от насекомых, которые жутко расплодились на поверхности планеты после того как стали исчезать летающие хищники.

Не имея настоящих рук, но уже и не будучи беспомощными, налладжимцы были вынуждены научиться думать.

На планете Налладжи водилось довольно много ядовитых, смертельно опасных насекомых, но еще больше было тех, которые нападали на спящих и откладывали свои яйца в их тела. А удалять яйца и развившиеся из них личинки можно было только с помощью длинного, тонкого, гибкого клюва налладжимцев.

Так из обычного видового признака клюв, которым ЛСВО прежде пользовались для чистки от мелких паразитов, превратился в инструмент, с помощью которого ЛСВО строили для себя защищенные от нападения насекомых жилища, делали инструменты, мастерили оружие для убийства этих самых насекомых, а потом стали строить города, а впоследствии – звездолеты.

– О, как быстро работает Селдаль! – восхитился Лиорен одним из сложных моментов операции. – И что интересно, он крайне редко дает какие-либо распоряжения ассистентам.

– Глаза разуй, – посоветовала Тарзедт. – Ему с ассистентами трепаться не приходится, потому что они больше пациенту помогают, чем хирургу. Ты глянь только, как он клювом тыкает в поднос с инструментами! Да пока он медсестру попросит, пока та ему в клюв нужный инструмент сунет, он уже сам и инструмент цапнет, и надрез сделает, и к следующему этапу перейдет.

Когда работает такой хирург, – продолжала объяснения кельгианка, – важно правильно подобрать инструменты и хорошо их разложить. Тут никто не скачет вокруг стола с зажимами и скальпелями, никто не отвлекается на разговоры, никто не орет на хирургическую сестру за то, что она подала не тот инструмент или подала слишком поздно. Пожалуй, я бы поработала с этим птицеголовым Старшим врачом.

«Ага, – обрадовался Лиорен, – разговор переходит с операции на личность Селдаля». А ведь он именно на это и надеялся. Но прежде чем Лиорен успел воспользоваться ситуацией, в разговор вступил худларианин – еще один фанат налладжимской хирургии.

– Селдаль работает очень быстро, и у вас может возникнуть недопонимание, Лиорен, – пояснил худларианин. – Тем более что вы раньше не видели, как оперируют мельфиан-ЭЛНТ. Смотрите, шесть конечностей и все тело мельфианина имеют внешний скелет. Жизненно важные органы спрятаны под толстым костяным панцирем и настолько хорошо защищены, что травмы встречаются крайне редко. Но сами органы, к несчастью, подвержены ряду дисфункций, для лечения которых требуется хирургическое вмешательство.

– Ты, – оборвала его Тарзедт, и шерсть ее от раздражения встала иголочками, – заговорил, как Креск-Сар.

– Прости, пожалуйста, – смутился худларианин. – Но я же только хотел пояснить, чем именно занят Селдаль. Я вовсе не хотел вызвать у вас обоих неприятные воспоминания о нашем преподавателе.

– Не стоит извиняться, – успокоил худларианина Лиорен. Он знал, что хотя ФРОБы и считаются чуть ли не самыми сильными существами в Галактической Федерации и хотя они на редкость толстокожи, толстокожими в эмоциональном отношении назвать их никак было нельзя. Тарланин добавил:

– Продолжайте, прошу вас.

– Я просто хотел объяснить, почему при оперировании мельфиан так важно действовать быстро, – пояснил худларианин. – Главные внутренние органы у мельфиан плавают в амортизирующей жидкости и весьма нежно закреплены на внутренних стенках панциря. Когда перед операцией эту жидкость на время откачивают, органы теряют опору, начинают наползать друг на друга, из-за чего возникает их сжатие и деформация и, кроме того, нарушение кровоснабжения. Могут иметь место необратимые изменения, и если затянуть такое состояние на несколько минут, пациент может скончаться.

Лиорен вдруг пожелал невероятного. И это желание, словно тяжелая травма, поразило его органы чувств – тарланину вдруг захотелось вернуться в прошлое, ему захотелось разделить интерес этого гиганта-практиканта к многовидовой хирургии. Но в то же время Лиорену совсем не хотелось копаться в сознании хирурга – это занятие казалось ему бессмысленным, бесцельным. Тарланину стало больно, и даже мысль о том, что, как бы больно ему ни было, это все равно мало по сравнению с тем, что он заслужил, не принесла ему утешения.

– Обычно при проведении операции ЭЛНТ требуется большое операционное поле и много ассистентов, – с энтузиазмом продолжал худларианин. – Эти ассистенты должны специальными лопатками поддерживать внутренние органы больного, органы, которые лишены возможности плавать, а хирург в это время осуществляет нужные манипуляции. Эта методика не лишена недостатков: во-первых, требуется очень большая операционная рана, и панцирь вскрывается обширным отверстием – оно нужно для того, чтобы была возможность ввести поддерживающие лопатки. Такая операционная рана впоследствии очень медленно заживает, часто происходит грубое рубцевание и обесцвечивание панциря в том месте, откуда удалялся его кусок. Это может вызвать у пациента тяжелое эмоциональное потрясение, поскольку панцирь – его красота, яркость окраски и ее индивидуальность – играет важную роль в процессе ухаживания. А когда операцию проводит один-единственный налладжимец, это дает большие преимущества: операция проходит быстрее, и раневая поверхность намного меньше по площади.

– И это правильно, – вмешалась кельгианка, и ее шерсть выразила одобрение. Кельгиане-ДБЛФ столь же ревностно пеклись о своей дивной шерсти, как мельфиане-ЭЛНТ о своем панцире. – Но все-таки как он тюкает пациента – ведь порой безо всякого инструмента сует свой клювище в рану, – словно кровожадный слепой стервятник!

Набор хирургических инструментов Селдаля был подвешен в вертикальном положении прямо над операционным полем – так, что хирург легко мог дотянуться до него клювом. В каждом отделении был закреплен инструмент с полым коническим наконечником, и налладжимец имел возможность быстро нацеплять инструменты как на нижнюю часть клюва, так и на верхнюю, а то и на зажатый клюв. С потрясающей скоростью хирург хватал инструменты, использовал их, заменял или отбрасывал. Порой Селдаль углублялся в операционное поле одним только клювом и при этом не был вооружен ничем, кроме длинных прозрачных цилиндров – корректирующих линз, – налладжимец был похож на птицу и, как птица, страдал врожденной дальнозоркостью. Линзы надевались до конца операции. Тремя когтистыми лапами хирург цепко сжимал насест, присоединенный к операционной рамке. Его короткие крылья время от времени подрагивали, сообщая их владельцу дополнительную устойчивость, когда тот орудовал клювом.

– В древние времена, – продолжил пояснения худларианин, – хирург имел право поедать и яйца, и взрослых насекомых, успевших вывестись из яиц. Если налладжимец при операции потребит немного тканей мельфианина, то не принесет ему вреда – ведь вы помните из начального курса, что никакие патогенные микроорганизмы ЭЛНТ не вредны для существ с других планет. Однако в таком месте, как Главный Госпиталь Сектора, где пребывает множество существ различных видов, поедание частей тела пациента, пусть даже самых крошечных частей... сами понимаете, такое могут счесть неэстетичным, поэтому обратите внимание: все удаляемые при операции ткани выбрасываются. Сама же операция состоит в том, чтобы удалить...

– Меня удивляет то, – прервал его Лиорен, в очередной раз попытавшись перевести разговор с работы хирурга на его личность, – что операцию не поручили представителю того же вида – например, Старшему врачу Эдальнету, а предоставили делать существу, которому пришлось просматривать и прослушивать мельфианскую мнемограмму...

– Так у тебя получится, – вмешалась Тарзедт, – что диагносту Конвею в этом госпитале положено лечить только людей-ДБДГ. Не пори ты чушь, Лиорен. Оперировать больного, относящегося к другому виду, куда интереснее, чем своего сородича, – и чем больше физиологических отличий, тем больше требуется профессионального мастерства. Но ты и сам знаешь, что я тебе рассказываю! Ты же на Кромзаге лечил...

– Не надо напоминать мне о результатах лечения, – резко проговорил Лиорен. Он обиделся, хотя прекрасно понимал, что кельгианка вовсе не хотела обидеть его. – Я имел в виду, что у Селдаля, обладающего клювом, но не имеющего настоящих рук, не проявляется никаких признаков помрачения рассудка, а ведь его разум частично находится под контролем существа, привыкшего действовать шестью конечностями, каждая из которых способна к разнообразным манипуляциям. Вероятно, должно иметь место значительное психологическое и эмоциональное давление, не говоря уже о воздействии непроизвольных сокращений мускулатуры партнера по разуму.

– Верно, – согласился худларианин. – И видимо, Селдаль неплохо владеет и своим, и чужим сознанием. Но вот что мне интересно: как бы чувствовал себя я – шестиногое существо, если бы мне перекачали налладжимскую мнемограмму. У меня не то что клюва, даже рта нету.

– Чего зря болтать-то, – возмутилась Тарзедт, вернее, ее шерсть. – Мнемограммы дают только тем, кто жутко умен, страшно профессионален и эмоционально устойчив – в общем, тем, кто метит на пост Старшего врача, а то и повыше. А Креск-Сар нас вечно так склоняет, что сам подумай – кто нам когда мнемограмму предложит?

Лиорен промолчал. В Главном Госпитале Сектора происходили и более странные вещи – изучая личные дела, он узнал, что главный ассистент Торннатора – землянка-ДБДГ, патофизиолог Мерчисон, – пришла в госпиталь медсестрой-практиканткой. Однако строжайшее правило Отделения Психологии гласило, что вопросы продвижения по служебной лестнице с практикантами обсуждать запрещалось – разве что только в самых общих чертах, а уж тем более запрещалось разговаривать о системе мнемографии.

Главная проблема, от которой отпочковывались все остальные, заключалась в том, что госпиталь имел оборудование для лечения любого разумного существа, но при этом ни одно существо не могло удержать у себя в мозгу даже малую толику сведений по физиологии, необходимых для лечения такого числа разнообразных форм жизни. Мастерство хирурга основано на таланте, обучении и опыте, однако сведения о физиологии конкретного больного можно получить только благодаря мнемограмме, то бишь записи памяти какого-нибудь медицинского светила, относящегося к тому же виду, что и больной.

И если доктору-мельфианину предстояло лечить больного-кельгианина, он получал мнемограмму ДБЛФ, которая стиралась из его памяти, как только завершался курс лечения. Исключения из этого правила делались в тех случаях, когда речь шла о Старших врачах, доказавших свою эмоциональную непогрешимость – таких, как Селдаль, – и диагностах.

Диагностами являлись те немногочисленные существа, разум которых был в состоянии удерживать постоянно и одновременно шесть-семь, а то и десять (был такой случай) физиологических мнемограмм. Помимо обычной практики и преподавания, эти гиганты разума, напичканные массой всевозможных сведений, занимались исследовательской работой в области ксенологической медицины.

Однако мнемограммы, увы, содержали не только физиологическую информацию, необходимую для проведения лечения, но фактически всю память, всю личность существа, о разуме которого шла речь. В результате диагност (а Старший врач – чуть в меньшей степени) добровольно подвергал себя приобретению крайней формы множественной шизофрении. Те существа-доноры, которые поселялись в сознании врача-реципиента, порой бывали агрессивными и неприятными типами – кто не знает, что гении редко бывают добряками и славными малыми. Словом, реципиент получал обширный набор всяческих маний и фобий. Как правило, все эти «побочные продукты» не проявлялись в процессе операции или терапевтического лечения, поскольку оба разума – и донорский, и реципиентский – сосредоточивались исключительно на медицинских аспектах работы. Самое страшное происходило тогда, когда реципиент мнемограммы укладывался спать.

Чужие кошмары – это Лиорен помнил на собственном опыте (ему довелось принять несколько мнемограмм) – вот уж поистине кошмары! А чужие сексуальные фантазии? Из-за них реципиенту хотелось (если он мог хотеть) умереть. И Лиорен даже боялся думать о том, какое эмоциональное и физическое воздействие могло произвести сознание огромного разумного членистоногого на мозг удивительно хрупкой, пускай и очень умной птицы.

Лиорен продолжал внимательно смотреть на экран, где Селдаль фантастически ловко работал над мельфианином, и вспомнил поговорку, часто произносимую сотрудниками госпиталя. Суть поговорки сводилась к тому, что тот, у кого хватило ума пойти в диагносты, определенно безумец. Поговаривали, что автор этой поговорки – не кто иной, как сам О'Мара.

– Я в восторге от того, как Селдаль оперирует ЭЛНТ, – проговорил Лиорен. – Никакой растерянности, никаких пауз на обдумывание, никаких таких, знаете ли, излишне старательных движений – это случается, когда работаешь под руководством мнемограммы. Других существ Селдаль оперирует так же ловко?