Текст книги "Журнал «Если», 1997 № 01"

Автор книги: Джеймс Уайт

Соавторы: Владимир Гаков,Виталий Каплан,Сергей Кудрявцев,Рафаэль Лафферти,Василий Горчаков,Джозеф Дилэни,Тэд Рейнольдс,Игорь Феоктистов,Борис Аникин,Дмитрий Савосин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Нужно подумать и о хвосте, – добавил он. – У вас длинный и роскошный хвост…

– Спасибо, – вставил Скреннагл.

– …но вы им постоянно шевелите, а это может отвлечь ваших собеседников. Мистер Фокс сообщил мне, что движения хвоста непроизвольны. Насколько я понимаю, ваш хвост можно сравнить с прической людей. Люди украшают свои волосы, особенно в торжественных случаях. Волосы можно завить, заплести, украсить, расчесать и смазать маслом. Если вы не возражаете, сэр, ваш хвост можно заплести белыми или серебряными ленточками, затем свернуть аккуратным кольцом и закрепить особой застежкой.

– У меня нет возражений, мистер Хьюлитт. Кстати говоря, на Дафе мы поступаем сходным образом.

– Все это детали, Хьюлитт, – сказал Фокс. – Важные детали, должен признать, но…

– Надо подумать также и о наградах, сэр, – продолжил Хьюлитт. – Это разноцветные ленточки или кусочки гравированного металла, указывающие, что лицо, носящее их, – или его предки – совершило некий выдающийся поступок. На вечерних приемах будет немало людей в форме или официальных костюмах, к которым полагается надевать имеющиеся награды. Мне хотелось бы, чтобы и вы надели подобный знак отличия, – серьезно произнес Хьюлитт, – но желательно, чтобы он не был изобретен «к случаю». Вы можете предложить что-либо подходящее, сэр?

Ненадолго задумавшись, Скреннагл ответил:

– У моей расы нет эквивалентов этим наградам. Но у меня есть переводчик – покрупнее медальона, который сейчас на мне, и украшенный эмблемой Федерации: я пользуюсь им, когда необходимо переводить одновременно речь нескольких собеседников. Правда, это лишь инструмент, необходимый для исполнения моих профессиональных обязанностей.

– Но ведь вашу профессию не назовешь обычной, верно?

– Верно, – с толикой гордости подтвердил Скреннагл.

– Вы не будете против, если мы прикрепим ваш переводчик к разноцветной ленте?

– У меня нет возражений.

– Спасибо, сэр, – поблагодарил Хьюлитт и торопливо продолжил:

– Утренний костюм будет готов рано утром в назначенный день, а вечерний – в тот же день после полудня. Прогулочный костюм и аксессуары к нему, которые не потребуются, пока вы не нанесете все официальные визиты, мне будет гораздо легче закончить, когда я наберусь опыта после первого костюма…

– Которым станет хорошо скроенная и со вкусом украшенная попона, – твердо произнес Фокс.

– Можете мне довериться, сэр, – закончил Хьюлитт, проигнорировав слова чиновника.

– Я верю вам больше, чем любому другому на этой планете, мистер Хьюлитт…

Клиенты давно ушли, а Хьюлитт все размышлял над заключительными словами Скреннагла. Работая вместе с женой, перекраивая и отделывая первый костюм, он не мог избавиться от тревоги.

Посол – персона чрезвычайно важная, но и он, подобно представителям других правительств, желает произвести хорошее впечатление. С другой стороны, и сам он будет анализировать свои впечатления от людей, с которыми встретится. И, будем реалистами, его мнение будет важнее, потому что распространится на все человечество. Вероятнее всего, Скреннагл достаточно важная персона и имеет право решать, стоит ли его планете и всей Федерации поддерживать отношения с Землей, или же надолго забыть об этой планете.

И именно это существо с другой планеты ему, тщеславному и небогатому портному, предстоит одеть для важнейшего события в истории человечества. Он, разумеется, покажет все, на что способен, но журналисты всегда любили высмеивать важных персон. Дай им малейший шанс, и они разорвут Скреннагла в клочки; посол улетит, и ни он, ни его друзья никогда не вернутся на планету, обитатели которой не обучены хорошим манерам.

Множество раз, распарывая шов и переделывая его заново, или придавая карманам закругленные края – особенность всех костюмов, сшитых в его мастерской, – он задумывался над тем, не отложить ли ему на пару часов работу, чтобы сделать попону. Так, на всякий случай. Он раздумывал над этим подолгу и всерьез, но, размышляя, продолжал уже начатое. И когда они с женой поздно ночью легли спать, чтобы подняться ни свет ни заря и работать дальше, он так и не смог принять решения.

Сшив роскошную попону, он тем самым застрахует себя от возможной неудачи. Но решившись на это, он попросту выполнит приказ и переложит ответственность на Фокса. Кроме того, он позволит человеку, знающему меньше, указывать ему, как следует поступать.

И тут как-то внезапно наступил день, когда утренний костюм и брюки, полностью завершенные и выглаженные, оказались вместе с полагающимися принадлежностями на манекене, которого Хьюлитт изготовил собственноручно, а на изготовление попоны времени попросту не осталось, потому что это было утро того самого ДНЯ, и Скреннагл мог в любой момент явиться за костюмом.

Посол отмалчивался, когда Хьюлитт показывал ему, как застегивать рубашку, завязывать галстук и надевать темные носки без пятки поверх окрашенных черной краской копыт. Помогая Скреннаглу облачиться в брюки, жилет и пиджак, портной напомнил ему о необходимости двигаться плавно – в резких движениях не хватает достоинства, и они плохо смотрятся на экране телевизора. Хьюлитт сознавал, что говорит слишком много, но никак не мог остановиться…

Наверное, Скреннагл не понимал, как нервничал и как неуверенно чувствовал себя Хьюлитт из-за того, что костюм смотрелся несколько не так, как мечталось. Мастер настолько устал морально и физически, что уже не мог понять, на что вообще похоже творение его рук.

Пока Хьюлитт суетился вокруг клиента, Фокс, плотно сжав губы, хранил непроницаемое молчание, но перед уходом сунул Хьюлитту утреннюю газету и на прощание встревоженно кивнул.

В разделе светских новостей Хьюлитт прочитал:

«Его Превосходительство лорд Скреннагл Дафский будет принят сегодня на аудиенции у королевы и вручит ей свои верительные грамоты Чрезвычайного и Полномочного Посла Галактической Федерации. В его честь во дворце будет устроен официальный прием».

Хьюлитт перенес телевизор в мастерскую, чтобы не потревожить спящую жену, и включил его, продолжая работать над вечерним костюмом.

Однако, увиденные новости его не удовлетворили. Очевидно, журналисты приняли официальный циркуляр за розыгрыш. Правда, какому-то туристу удалось заснять прибытие Скреннагла во дворец, и он наверняка получил целое состояние за пару минут нечеткого фильма, из которого Хьюлитт так и не понял, хорошо ли сидит на клиенте сшитый Костюм.

Через пару часов Хьюлитт включил транзисторный приемник и стал слушать возбужденный голос, пересказывающий только что полученные из дворца новости. Мастер узнал, что Дафа – обитаемая планета, Которая обращается вокруг звезды, находящейся примерно в двух тысячах световых лет от Солнца, и что прибывший оттуда дафианин Скреннагл был удостоен почестей не только посла, но и главы иностранного государства, наносящего официальный визит. И независимо от того, розыгрыш это или нет, добавил диктор, сегодняшний прием во дворце будет освещаться прессой, радио и телевидением не меньше, чем первая высадка людей на Луну.

Вскоре новости услышала и жена Хьюлитта. Она очень устала, но Хьюлитт уже много лет не видел ее такой счастливой. Правда, некоторое время жена с ним не разговаривала, потому что хотя он и сказал ей правду, но сознательно заставил прозвучать как ложь.

Разум и пальцы Хьюлитта настолько онемели и устали, что вечерний костюм он завершил на час позднее намеченного срока. Но спешка оказалась напрасной: Скреннагл за ним не приехал. И лишь за два часа до начала приема к Хьюлитту явился инспектор полиции и сказал, что возникли непредвиденные задержки, и он заберет готовый заказ и отвезет его на корабль посла. Несколько минут спустя прибыл еще офицер полиции выше званием и объявил Хьюлитту, что, поскольку необходимость в секретности отпала, они снимают маскировку перед его мастерской, а два стекольщика уже готовы заменить разбитое стекло на двери.

– А это не может подождать до утра? – спросил Хьюлитт, с трудом сдерживая зевок.

– У вас очень усталый вид, сэр, – сказал полицейский. – Я с удовольствием побуду здесь, пока они не закончат, а потом запру дверь. Ключ брошу в почтовый ящик.

– Спасибо, – поблагодарил Хьюлитт. – Мне действительно надо отдохнуть. Еще раз спасибо.

– Не за что, сэр, – произнес офицер с таким уважением, что Хьюлитту почудилось, будто полицейский сейчас отдаст ему честь.

Теплое чувство после разговора с необычно приветливым полицейским рассеялось, едва Хьюлитт поднялся на второй этаж. Он никак не мог понять, почему Скреннагл прислал за костюмом, а не приехал за ним сам. Наверное, утренний костюм ему совершенно не понравился, и вечером на нем будет попона, срочно сшитая каким-нибудь другим портным. Будучи дипломатом и тактичным существом, Скреннагл не станет сам предъявлять Хьюлитту претензии или пересказывать критические замечания о своей внешности, которые он, несомненно, услышал. Он просто без лишних слов заберет заказ.

Но переживания Хьюлитта оказались недолгими. Усевшись в кресло перед телевизором, он увидел группу экспертов, обсуждающих последствия контакта с внеземной цивилизацией, а болтовня всегда нагоняла на него сон.

Его разбудили звуки фанфар, открывающих вечерний выпуск новостей, продленный из-за репортажа о визите инопланетянина. Хьюлитт торопливо помог жене добраться из кухни к телевизору и вновь уселся в кресло.

На сей раз прибытие Скреннагла на прием снимали профессионалы – со всех ракурсов, крупным и средним планом.

И на после не было попоны.

Его пиджак хорошо сидел возле воротничка и на плечах, но слегка морщился на спине, когда Скреннагл выпрямлялся после очередного поклона, – а кланяться ему приходилось часто. Брюки оказались превосходными, ноги в них не казались ни толстыми, ни слишком худыми, а черные носки и отполированные копыта выглядели весьма элегантно. Хвост был свернут кольцом и закреплен, словно у какого-нибудь геральдического зверя, и его периодические подергивания были практически незаметны.

На благородном костюме выделялась широкая шелковая лента, диагонально пересекающая белую рубашку и пиджак – бледно-голубая, с тонкой красной и золотой окантовкой. В центре располагался изящный прибор-переводчик, украшенный эмблемой Федерации. Среди орденов и драгоценностей эта «награда» смотрелась вполне достойно.

А ведь Скреннагл Дафский, неожиданно понял Хьюлитт, смотрится хорошо…

Затем дафианин произнес речь, кратко сообщив о цели своего визита и коснувшись некоторых выгод, которые принесет обеим сторонам членство в Галактической Федерации.

– Чуть более ста пятидесяти лет назад автоматический разведывательный корабль Федерации обнаружил на Земле разумную жизнь и быстро развивающуюся технологию. Долгая задержка с ответом на это открытие, пояснил Скреннагл, была вызвана тем, что на кораблях-разведчиках, которые редко что-либо находят, не устанавливают требующий большого расхода энергии подпространственный двигатель, потому что механизмы, в отличие от дафиан, землян и других разумных существ, не стареют и не скучают. Разведчик провел много лет на околоземной орбите: фотографировал, анализировал, оценивал образцы флоры и фауны, письменность и языки землян. Последняя задача была особенно трудной, потому что радио и телевидения в те времена еще не существовало.

Когда собранная информация попала на Дафу, пришлось принимать несколько трудных решений. Разумеется, необходимость попытки Контакта с богатой и разнообразной культурой Земли даже не подвергалась сомнению. Однако в те годы, когда разведчик собирал материал, одни социополитические группировки на Земле явно клонились к упадку, а другие столь же быстро приобретали большую власть и влияние.

В ту эпоху Британская империя, чей центр власти и торговли находился в Лондоне, была наиболее влиятельной державой, но и здесь были заметны признаки будущего увядания. Тем не менее империя медленно росла, а ее законы и традиции имели глубокие корни. Имелись и признаки того, что она не рухнет катастрофически, а медленно распадется. Дафиане также предположили, что обычаи и привычки британцев, с которыми они познакомились полтора столетия назад, также существенно не изменятся.

Вот почему я приземлился именно в этой стране, а не в какой-либо другой, – продолжил Скреннагл. – Теперь я знаю, что мое решение оказалось правильным. Но и у нас имеются определенные правила поведения при подобных обстоятельствах. У вас может создаться впечатление, что для развитой галактической культуры мы на удивление старомодны. Однако при общении между различнейшими существами, входящими в Федерацию, очень важную роль играют определенные правила поведения.

Одно из наших строжайших правил заключается в том, – добавил он, изобразив на лице несомненный эквивалент улыбки, – что гости обязаны соблюдать традиции и обычаи принявшей их планеты. И внешний вид гостей должен быть максимально приближен к представлениям хозяев о том, как обязан выглядеть солидный и доброжелательный посланец.

В заключение он сказал, что намерен нанести официальные визиты главам всех земных государств, а потом совершить неторопливое путешествие по планете, чтобы ознакомиться с повседневной жизнью людей. Земля, по его словам, первый за четыреста лет новый мир, которому предлагается членство, и он счастлив, что именно ему выпала честь выступить в роли посла.

Потом стали передавать интервью с послом, в ходе которого был задан вопрос об одежде Скреннагла.

– …нам потребуется гораздо больше времени для обсуждения масштабных следствий вашего визита, – говорил репортер, – но сейчас, Ваше Превосходительство, мне хотелось бы спросить вас об одежде, а заодно и сделать вам комплимент. Но, возможно, мне следует сделать комплимент портному с вашей планеты?

– Поздравьте моего портного с Земли, – ответил Скреннагл и пояснил: – Во многих мирах одежда служит лишь защитой от неблагоприятной погоды, но на других ее изготовление, внешний вид и ношение превратились в настоящее искусство. Земля принадлежит ко второй категории и может гордиться как минимум одним портным, способным сделать инопланетянина… презентабельным.

Рассмеявшись, репортер спросил:

– И кто же он, Ваше Превосходительство?

– Сейчас мне не хотелось бы называть его имя. Мастер и его жена работали долго и тяжело и заслужили хотя бы одну спокойную ночь перед тем как на них обрушится известность. Я ограничусь словами о том, что мой портной – великолепный профессионал. Он также тиран в том, что касается его дела, но это общая черта всех портных галактики. Как вы сами видите, он не боится принять вызов своему мастерству.

– Да, действительно, – согласился репортер.

– Не сомневаюсь, что этот вызов окажется не последним, – сказал Скреннагл, поворачиваясь и глядя прямо в камеру, и Хьюлитт понял, что он обращается не только к репортеру. – Моя раса была выбрана для первого контакта с землянами только потому, что мы больше всех остальных напоминаем вас внешне, несмотря на значительные физиологические различия. Существа других рас Федерации гораздо сильнее отличаются от вас разнообразием и расположением органов и конечностей, и поначалу могут показаться чудовищами. Но со временем послы всех других планет посетят Землю для вручения верительных грамот и выражения своей доброй воли. Всем им захочется выглядеть достойно. Им будет приятно узнать, – закончил он, – что на Земле есть портной, которому они могут полностью довериться…

Гордость и волнение, которые при других обстоятельствах не дали бы Хьюлитту спать всю ночь, но не помешали усталому портному загнуть, ничуть не потускнели, когда он открывал утром свою мастерскую. Его отражение в витрине на противоположной стороне улочки выглядело таким же, как всегда, но отражение двери мастерской… Хьюлитт резко обернулся.

В центре нового дверного стекла под сделанной золотыми буквами надписью «ДЖОРДЖ Л. ХЬЮЛИТТ, ПОРТНОЙ» он увидел великолепную красочную копию эмблемы, украшавшей транслятор Скреннагла – символ всех миров Галактической Федерации.

Перевел с английского Андрей НОВИКОВ

Мила Надточи, Ирина Петрова
ХОРОШО ОДЕТАЯ ЛОШАДЬ

*********************************************************************************************

Скромный портной из рассказа Джеймса Уайта не просто шил костюмы, он вершил большую, межпланетную, политику. Гипербола? Нисколько!

На последних президентских выборах мы вплотную столкнулись с тем, что такое имидж, и какой мощной силой он обладает. Однако не только политикам, но и нам, простым гражданам, не мешает задуматься, ком лучше казаться: невзрачным человеком или «хорошо одетой лошадью». Об этом размышляют авторы статьи: модельер и журналист.

*********************************************************************************************

Отсчет истории моды можно начинать с того момента, когда человек окончательно потерял свой волосяной покров, доставшийся ему в наследство от прародителей, обезьян.

Суровое дыхание ледника загнало наших предков обратно в шкуры, заставив прикрыть наготу. Но только ли метеоусловия положили начало тому, что на протяжении тысячелетий владеет умами и сердцами населения планеты – моде? Раскопки первобытных стоянок свидетельствуют, что с первейшей потребностью человека в пище (каменные наконечники копий, стрел) тесно соседствовала другая, как видно, не менее насущная – в красоте, желании выделиться, прямо скажем, из стада, и утвердить свой социальный статус. Голодные и холодные, предки наши вытачивали из камня не одни лишь копья, но и замечательные украшения.

Издревле одежда призвана была защищать – и не только от холода и дождя. Амулет и боевая раскраска – тоже в своем роде одежда, ведь они отделяли ранимое тело от окружающего мира, придавали их обладателю определенную общественную значимость. И сейчас человек, одетый в хорошо сшитый костюм, чувствует себя увереннее, нежели в москошвеевском «изделии».

Стремление к самоидентификации и буйство фантазии со временем привели к тому, что реальное человеческое тело было как бы забыто. От мягких складок греческого хитона одежда резко устремилась к преувеличению форм. Оптический обман (вспомните кринолины) должен был подчеркивать достоинство, соответствующее общественному положению. Дойдя, казалось, до предела, мода все же решила одуматься и поползла обратно, ближе к телу. Сначала, правда, с перекосами то в одну, то в другую сторону: болезненно-осиные» талии либо пикантные турнюры (подушечка пониже талии). Так бы, верно, и продолжалось, если бы властная Коко Шанель не взяла капризницу в свои руки, объявив: «Истинная элегантность всегда предполагает беспрепятственную возможность движения». Мир стал естественнее.

Но это не значит – свободнее. Хотя мы часто говорим: «мода безгранична, она предоставляет нам массу вариантов», было бы самонадеянным полагать, что кто-то из нас получил право выбора. Правда, ныне никто не регламентирует, сколько метров материи может израсходовать на платье жена ремесленника или, скажем, жена дворянина. А ведь доходило до публичных церемоний, на которых замеряли длину шлейфа и, не дай Бог, кто-то позволял себе несколько сантиметров лишку. Публичное «обрезание» бывало более постыдным, нежели порка.

Ныне можно вдоль и поперек пересекать сословные границы (мести эскалатор метро соболями, щелкать семечки платиновыми зубами), но ширина брюк, но высота каблука – это уж будьте любезны… Выходя на улицу, мы сверяемся с журналом мод, как с показаниями термометра.

Правда, в нашем «бесклассовом» обществе, появились сферы, где определенный вид одежды обязателен, как униформа. Женщина, служащая в «приличной» конторе, обязана иметь «офисный вид» (прямая юбка, жакет или пиджак, туфли на каблуке, тщательная прическа и макияж и пр.), который оговаривается в контракте при приеме на работу. Но это – скорее, исключение. Кто же тогда заставляет нас всех: домохозяек и рабочих, инженеров и учителей – неотступно следить за малейшими изменениями в настроении капризной красавицы?

Никто, кроме нас самих, – говорят психологи. Желание быть модным можно трактовать и как стремление выглядеть не хуже других, одеваться, как все. Мы частенько недооцениваем эту потребность людей. Психологи считают подражание формой биологической самозащиты, естественным рефлексом стадных существ. Я в стае, значит, я принят ею, защищен. Причем, чем менее человек является личностью, тем сильнее зависимость от мнения окружающих и веяний моды.

Исстари взоры подражателей были устремлены вверх, к монархам. В истории моды имеется много примеров влияния на нее сильных популярных людей. Таковой была экзотичная для Франции русская княжна Анна Ярославна. Почти единственная блондинка на территории подвластной ей страны, она возбудила страстное желание француженок походить на свою королеву. Все цирюльники корпели над средствами для осветления волос. Или вспомнить супругу Карла VI, Изабеллу Баварскую. Именно она ввела при бургундском дворе геннин – конусообразный головной убор, известный нам по произведениям живописи. Современницы Изабеллы сбривали волосы, выбивавшиеся из-под модной «шляпки», оставляя лишь треугольничек на лбу.

Введению новой моды мог послужить даже физический недостаток. Людовик XIV имел довольно большую шишку на голове и потому был вынужден носить парик непомерной высоты. Придворная челядь незамедлительно обзавелась такими же. Вслед за коротышкой французский двор вышагивал на высоких каблуках, а в угоду колченогому – хромал. Одному независимому аристократу, говорят, сам король задал вопрос, почему тот не хромает. «Я хромаю, Ваше Величество, – нашелся вельможа, – но не на одну, а сразу на две ноги».

С тех пор человеческая натура не изменилась нисколько. Нынче осенью в день концерта легендарной поп-звезды, Майкла Джексона, к стадиону «Динамо» стекались толпы фанаток в черных джинсах и куртках, с «роковой» вьющейся прядью от лба до подбородка.

Этот простой человеческий инстинкт давно приручили и научились эксплуатировать бизнесмены от моды. Зачем всех хотят причесать под одну гребенку? Зачем нас так неотступно обрабатывают? Это можно расценить как элементарное прополаскивание мозгов с одной совершенно конкретной целью – сделать большие деньги. Сначала, для соблазна, облачают телекумиров. На них – индивидуальные модели, из разряда супердорогих. Когда наиболее передовые слои начинают понимать, что без такого галстука жизнь не имеет смысла, товар появляется в бутиках. А через месяц-два этого жаждет уже все население. И тут-то его можно брать «тепленьким» – всучить миллионы галстуков, курток, брюк, футболок. И так во всем мире.

Случалось, правда, жажда подражания использовалась в целях поистине благородных. Так, американцы достигли громадных успехов в оздоровлении нации, введя моду на некурение и вообще здоровый образ жизни. В современном американском кино не встретишь героя, соблазнительно затягивающегося сигаретой. (Зато он есть в телерекламе «Мальборо», которая распространяется исключительно в странах «третьего мира»).

Более того, мощным волевым усилием Америка совершила, казалось, невозможное – вернула любовь к себе своей же нации. 70-е годы стали временем, отмеченным модой на нелюбовь американцев к своей стране. Замешенная на национальном стыде за позорную вьетнамскую кампанию, эта мода получила наиболее яркое выражение в движении хиппи – их философии, поведении, манере одеваться. Внешние атрибуты философии этих молодых людей – нарочито грязных, обтрепанных, апатичных, сексуально распущенных – проникли даже через границы СССР, «самого справедливого» общества.

Впрочем, если бы феномен моды был основан только на страсти чело-зека к подражанию, мы бы до сих пор донашивали шкуры. Другая сторона этого двуликого Януса – в людском стремлении к разнообразию, самовыражению и даже лицедейству.

В шесть лет девочка открыто и наивно заявляет: «Я принцесса!». «Я рыцарь!» – утверждает мальчик. С годами, поверьте, эта уверенность не ослабевает. Женщине хочется выглядеть то роковой красавицей, то наивной милашкой, то волевым руководителем.

Имидж, слово, получившее у нас в последнее время широкое, даже слишком широкое распространение (сделала короткую стрижку – поменяла имидж), идет из глубин человеческой психологии. Имидж – это то, каким человек хотел бы казаться, подчеркнув одну из своих черт или привнеся ее искусственно. Современные универмаги, бутики, салоны мод имеют полный арсенал средств для создания любого образа – романтического, рокового, делового. Существуют, если так можно выразиться, магазины «готового имиджа», например, бутики в стиле «Мальборо» или «Харлей Дэвидсон». Здесь все, от парфюма до сапог, сделает из вас «крутого», крепкого парня.

Да и модельеры, кстати, создают вовсе не юбки, платья и жакеты. Они творят образ, усиливая, гиперболизируя ту или иную черту, в действительности присущую женщине. И вот на подиуме грациозно передвигается женщина-кошка, струится женщина-змея, отмеривает шаги «бизнес-вумен».

Однако все эти штучки, похоже, вызывают сердечные спазмы лишь у наших соотечественниц, изголодавшихся по красивой, «фирменной» одежде. Нашей западной сестре не так легко «запудрить мозги» и что-то всучить. Улицы Цюриха, Женевы, Кельна, Хельсинки поражают несоответствием того, что «для дам» и что «на дамах». Витрины исходят сиянием шелков, бархата, модного нынче кружева, «приличных» костюмов, ювелирных украшений, а немки, англичанки и финки бодро шагают мимо в брюках, громадных башмаках, бесформенных свитерах и коротко постриженные… Напрашивается продолжение – в монахини? Ведь в подобной деловитости есть что-то антисексуальное. Где шпилечка? Где ножка в чулочке? Где кокетливый завиток?

Видимо, сексуальность – явление не только природное, но и экономическое. Соблазнительная женственность – способ выживания для слабого пола, если таковое воплощено в удачном замужестве, покровительстве сильного друга… Если же женщина независима, «выживает» сама, то есть на свои деньги, тогда она надевает брюки, туфли на низком каблуке, потому что в такой «спортивной» форме жить и трудиться, расталкивая локтями конкурентов, гораздо удобнее.

Россиянки же подчеркнуто женственны. Наверное, потому, что ставка на замужество (бизнесмен, иностранец) в данный момент экономически более оправданна, нежели на самостоятельную трудовую деятельность. В бизнес женщин у нас пока не очень пускают.

Однако женская сексуальность все-таки существует, хотя бы в воспоминаниях мужчин или фантазиях модельеров. Жан-Поль Готье создает прозрачное капроновое платье и надевает его на обнаженное женское тело. Но чем меньше «табу», тем шире, похоже, распространяется гей-культура, во всяком случае, феминизация мужчин.

Средневековая эпоха закутала женщину с головы до ног. Но как! Платье точно повторяло все изгибы тела, как бы проявляя его (именно тогда появился косой крой), а пояса на бедрах ниже талии до сих пор считаются одним из наиболее сильных по эротическому воздействию моментов.

Позже стрелкой на весах благонравия становится размах декольте. Триумфом декольте стала эпоха Ренессанса, потом эстафету взяло барокко, еще больше увеличило рококо. Во времена Наполеона модницы пытались использовать прозрачные ткани. Зато никогда не выставляли напоказ ноги. Носок туфли, случайно выглянувший из-под платья, безотказно действовал на мужчин. Помните, как у Пушкина: «Летают ножки милых дам. По их пленительным следам летают пламенные взоры». Обнажение ног в начале нашего века можно без преувеличения назвать революцией в моде.

Мода – исполнение желаний. После тягот второй мировой войны человечеству, уставшему от тяжелых сапог и серых шинелей, нужны были яркие эмоции. Тут же появился понятливый Кристиан Диор и создал «женщину-цветок».

Жан-Поль Готье в некотором смысле повторил судьбу великого модельера. Самый продаваемый художник и модельер эпохи – это немало. Готье почувствовал наш сумасшедший странный мир и сделал эпатажную моду. Это наше время. Согласитесь, сегодня странно бы выглядела женщина рафинированная, изысканная.

А как же равновесие? – спросите вы. Мечтательность и доброту, радость и грусть легко выразить деталями этнического костюма. Это способ оставаться романтиком и не быть осмеянным. Этнические мотивы позволяют выглядеть не как все и в то же время не наступать на горло своему природному стремлению подражания. К тому же это еще и игра – повод и возможность для творчества. Компромисс с собой и обществом.

Те, кто носит сложные по цвету юбки, расшитые блузы, уже не наденет банальные виниловые штаны и прозрачные майки. Этнос в костюме – это вековая мудрость. Для художников это вообще бесценный кладезь. В народном костюме все продумано: ничего лишнего ни в цвете, ни в форме, ни в отделке. Модельеры с одинаковой легкостью заимствуют что-то из русского костюма, восточных орнаментов, латиноамериканских мотивов. Это относится в равной мере как к мужской, так и к женской моде.

Кстати, о мужчинах. Внимательный глаз замечает, что в последнее время в мужской моде идет «тихая революция». И это тоже неспроста: появилось новое поколение очень богатых людей, досуг которых не партия в шахматы с соседом и не футбол на пустыре. «Новые» мужчины могут отправиться на соколиную охоту или в гольф-клуб, размяться с теннисной ракеткой на престижном корте. В бутиках можно встретить одежду не просто для досуга, а для эксклюзивного времяпрепровождения.

Далее события должны развиваться по отработанному сценарию. Сегодня костюм «а-ля соколиная охота» появился в одном экземпляре, завтра в трех. А через некоторое время таких костюмов нашьют тысячи. И будет уже не важно, смогут ли люди, облаченные в эту одежду, позволить себе столь дорогое развлечение.

Сбудется ли этот прогноз? Хорошо бы сбылся. Пусть мужчины одеваются охотниками, ковбоями, спортсменами… Только бы не утвердилась окончательно «мода», которая все шире охватывает массы россиян: нечищеный пиджак, неглаженые брюки, нестриженый затылок. Запах бедности, о котором раньше приходилось только читать, заполняет улицы, перебивая кричащие одеколоны «новых русских». Так что пусть снова вернется мода на опрятный костюм, свежую рубашку и часы с будильником, который по утрам поднимает на работу.

– Да, поздравляю вас: оборок более не носят.

– Как не носят?

– На место их фестончики.

– Ах, это не хорошо, фестончики!

– Фестончики, все фестончики: пелеринка из фестончиков, на рукавах фестончики, эполетцы из фестончиков, внизу фестончики, везде фестончики.

Н. В. Гоголь. «Мертвые души».