Текст книги "Пятый всадник"

Автор книги: Джеймс Паттерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Глава 67

Я нетерпеливо поерзала в мягком кресле с высокой спинкой. Под ногами ковер с плотным ворсом; рядом кофейный столик из светлого дерева с небрежно брошенным номером «Форчун»; приятная обстановка… Словом, все, как и полагается для приемной человека уровня Карла Уитли, генерального управляющего муниципальным госпиталем.

Секретарша бережно положила трубку и сообщила, что мистер Уитли готов принять меня прямо сейчас.

Я вошла в офис с огромным количеством окон. Из-за стола поднялся седовласый мужчина с гладкими розовыми щечками и в очках с проволочной оправой. Внешне он изрядно смахивал на сенатора-республиканца или бритого Санта-Клауса.

Мы потрясли друг друга за руку, и я показала ему свое удостоверение, попутно размышляя о том, что у меня с собой нет ни напарника, ни ордера, ни даже номера заведенного дела. Из всех улик и свидетельств – лишь страх Нодди Уилкинс и ни на минуту не дающий успокоиться образ мамы Юки.

– Лейтенант, я, признаться, не совсем понимаю, – начал Уитли, едва усевшись в кресло. Я заняла место через стол. Из окна, напротив, по глазам больно било солнце. – Кто-то пожаловался в полицию? Кто именно? И по какому поводу?

– Вас это удивляет? Теперь я должна признаться, что не совсем понимаю. На ваш госпиталь, извините, в суд подали.

– Чушь! – отмахнулся Уитли. – Издевательство над правосудием! У нас замечательная больница, просто мы живем в такое время, когда чуть что – сразу в суд!

– Тем не менее, я хотела бы задать вам несколько вопросов.

– Ладно, – легко согласился он, переплел пальцы за головой и откинулся в своем роскошном кресле а-ля президент. – Валяйте!

– Что вы можете сказать о монетах, которые ваши сотрудники иногда находят на глазах умерших больных? И как долго это продолжается?

– Ах, монеты… – протянул он, возвращаясь в прежнюю позу и бросая на меня снисходительный взгляд. – Вы, должно быть, имеете в виду пуговицы?

– Монеты, пуговицы… Какая, к черту, разница? Между прочим, в моей профессии их называют уликами.

– Уликами чего, дорогой мой лейтенант? Нам известны причины смерти каждого пациента, и ничто – ни разу! – не указало на убийство. Хотите знать мое мнение? Эти пуговицы – просто дурацкая шутка. Черный юмор.

– Потому вы и не сообщили о них в полицию?

– А что именно сообщать? Больные действительно порой умирают!

Уитли выглядел невероятно самодовольным, а мне в людях никогда не нравилась такая черта. А в сочетании с гладким детским личиком на фоне лошадиного ржания и подавно. Не говоря уже о том, как он нагло и неуклюже пытается задурить мне голову.

– Сокрытие улик, мистер Уитли, является преступлением. Или вы расскажете мне все об этих пуговицах, или в нашей приятной беседе придется поставить точку, после чего я вас арестую за препятствование полицейскому расследованию.

– Арестуете? Секундочку, лейтенант, я только адвоката приглашу.

– Ради Бога, – ответила я. – А пока мы его ждем, призадумайтесь над ситуацией. У вас до сих пор была неплохая репутация. Но под каким углом все начнет смотреться, когда я проведу вас в наручниках мимо шеренги полицейских машин с включенными мигалками и сиренами?

Уитли потянулся к интеркому. Набрал несколько цифр, после чего сердито бросил трубку на место.

– Слушайте, это же курам на смех! – Его глаза прожгли во мне две дырочки. – Да подавитесь! Нам скрывать нечего!

Он рывком открыл ящик стола, извлек кремовый конверт с больничной эмблемой в верхнем левом углу и, разжав пальцы, уронил его на столешницу.

– Такие пуговицы, лейтенант, можно купить в любом магазине, где торгуют спецодеждой. Как видите, я не чиню никаких препятствий… А что касается этого идиотизма в целом, то он не может выйти за рамки данного медучреждения. Если вы хоть чем-то навредите нашей репутации, я позабочусь о привлечении муниципалитета – и вас лично! – к ответственности за клевету.

– Что вы так занервничали? Если между пуговицами и смертью пациентов нет причинно-следственной связи, вам не о чем беспокоиться.

С этими словами я протянула руку за конвертом, подняла не заклеенный клапан и заглянула внутрь.

Блестящие латунные бляшки.

Десятки кружочков, каждый размером меньше десятицентовика, с небольшим продырявленным выступом сзади и рельефным изображением кадуцея спереди.

Я потрясла конверт, и пуговицы забренчали. Хм-м… может, прав Уитли? Самые обыкновенные униформенные пуговицы. Ничего особенного.

Впрочем, мы оба знали, что за каждой парой из них стоял человек, умерший в муниципальном госпитале.

– Мне нужен список всех пациентов, на которых нашли эти штуки, – сказала я.

– Хорошо, пришлю по факсу, – пожал плечами Уитли.

– Очень вам признательна, – сложила я руки на груди, – но я предпочитаю подождать прямо здесь.

Глава 68

Сквозь полуденные пробки я добиралась до Дворца правосудия, всю дорогу сердито фыркая при воспоминании об Уитли и покрываясь гусиной кожей при мысли о тех чертовых пуговицах.

Во имя всего святого, что бы это могло значить?

Опечатать глаза покойников – дело, прямо скажем, жутковатое. Правда ли во всем повинен некий жестокосердный шутник, как уверял Уитли? Или же муниципальный госпиталь скрывает длинную цепочку серийных убийств?

Рядом, на пассажирском сиденье, лежал список мертвецов, что я получила от управляющего.

У перекрестка Монтгомери и Калифорния-стрит я включила проблесковый «маячок» и открыла конверт. Внутри находилась двухстраничная распечатка имен пациентов, которых на протяжении последних трех лет находили с пуговицами на глазах. Тридцать две фамилии. Боже милосердный!

В шапке таблицы шли названия колонок: «Имя больного», «Имя врача», «Дата смерти», «Причина смерти».

Я бегло просмотрела список, перевернула страницу.

Лео Харрис шел в самом конце… а строчкой выше – Кэйко Кастеллано.

У меня у самой чуть сердце не остановилось, когда я увидела имя матери Юки.

Перед глазами встало ее доброе лицо – а затем ей на веки легли два омерзительных латунных диска…

Раздраженные вопли клаксонов вывели меня из транса.

– Ладно, ладно, еду уже! – крикнула я в окно, пихнула рычаг переключения передач и выжала педаль газа. «Иксплорер» рванулся вперед.

Наперегонки с моими мыслями.

Итак, что мы имеем? Уитли заявил, что попросту не хотел предавать огласке инциденты с пуговицами. С другой стороны, такое нежелание еще не свидетельствует о факте маниакальных убийств.

У нас и так полно незакрытых дел и слишком мало рук, чтобы ввалиться к Траччио, не имея ничего более существенного, чем горсть пуговиц и список фамилий.

Если я хочу получить ответы, мне придется обжулить систему.

Попросив одного верного друга об очень большом одолжении…

Глава 69

Обеденный перерыв кончился, и Юки вновь заняла свое место в зале судебных слушаний. Ларри Крамер приступил к уплотнению обороны, в то время как Морин О'Мара на глазах публики атаковала очередного свидетеля защиты в ходе перекрестного допроса.

Для прессы это выглядело «танцем с саблями», любопытной театральной постановкой, а для Юки последние дни обернулись настоящей пыткой, эмоциональным потрясением.

Она пыталась читать мысли присяжных по лицам. Складывалось впечатление, что их вполне устраивает цепочка свидетелей Крамера: заседатели машинально кивали, слушая, как врачи и сообразительные администраторы больницы объясняют, почему была неизбежна смерть больных, уверенно шедших на поправку. Пациент за пациентом, случай за случаем…

Юки раскрыла блокнот и вновь пробежалась по своим записям, сделанным во время утренней дачи показаний Карла Уитли. Под ненавязчивым руководством Крамера генеральный управляющий предстал откровенным, добродушным, не лишенным юмора человеком.

А затем за него взялась О'Мара, пытая свидетеля традиционным вопросом: «Вы ведь не отрицаете тот факт, что за последние три года смертность по медикаментозным причинам подскочила в больнице в три раза?»

Уитли с готовностью это подтвердил, но – в отличие от Сони Энгстром – безо всякого замешательства и путаного лепета. Он старательно обошел острые углы, попутно отстреливаясь таким потоком цифр и статданных по национальной отрасли здравоохранения, что их с лихвой хватило бы на десять составов присяжных. Люди на глазах тупели от столь могучей лавины информации.

– Желаете что-то уточнить, мистер Крамер?

– Да, ваша честь, спасибо. – Крамер поднялся и, не выходя из-за стола, обратился к своему свидетелю: – Мистер Уитли. В той статистике, которую вы сейчас привели, упоминалось, что из-за врачебных ошибок в Соединенных Штатах ежегодно умирает от пятидесяти до ста тысяч пациентов. Эти сведения достоверны?

– Разумеется, – кивнул Уитли. – Поданным Института безопасной лекарственной практики, от одних только медикаментозных просчетов каждый год умирает порядка семи тысяч человек.

Юки старательно занесла это в свой блокнот. Факты просто ошеломляющие, хотя ее не так уж сильно интересовали слова Уитли. Ведь он кто? Корпоративщик, так называемый пиджак. Ему по статусу положено, отбиваясь всеми силами, опровергать любые обвинения.

Есть нечто куда более интересное. Юки во время перерыва украдкой просмотрела список свидетелей защиты. И уже неделю с нетерпением ждет, когда выйдет этот человек. До вожделенного мига осталось всего ничего.

Как только Крамер закончит с Уитли, он пригласит доктора Денниса Гарзу.

Глава 70

Пока Гарзу приводили к присяге, Крамер перекладывал бумаги и думал: «Что поделаешь, не всегда удается найти нужного свидетеля. Приходится работать с тем, что есть…»

Он вскинул глаза и еще раз оглядел красавчика. Тот обдернул свой дизайнерский пиджак от Армани, сел на свидетельское место, аккуратно поправил обшлаги шитой на заказ сорочки, скрестил ноги и выпрямил спину, приняв горделиво-непринужденную позу.

Гарза скорее походил на голливудского актера, нежели на трудягу, шестьдесят часов в неделю по локоть в крови копающегося в человеческих кишках.

Однако Крамера волновал не столько этот факт, сколько собственно личность Гарзы, а точнее, непредсказуемость милого доктора, способная соперничать даже с его наглостью. Тот наотрез отказался выслушивать рекомендации и репетировать вероятные сценарии, заявив, что двадцать два года работы уж как-нибудь дадут ему возможность ответить на предъявленные больнице обвинения.

В том-то и проблема: «как-нибудь» здесь не пройдет. Что ж, остается надеяться на лучшее.

А впрочем, чего заранее паниковать? Показания Гарзы вполне могут решительно изменить ход процесса.

Крамер позволил себе легкую улыбку и, поприветствовав свидетеля, спросил:

– Доктор Гарза, вы ознакомились с выдвинутыми обвинениями?

– Да. И я искренне сопереживаю пострадавшим семьям.

– Я намерен поговорить с вами о тех конкретно пациентах, которые поступили в отделение неотложной помощи в период ваших дежурств.

И Крамер приступил к допросу, с каждой минутой чувствуя все большее и большее душевное облегчение. Доктор очень квалифицированно и толково объяснил смерть каждого больного, буквально покорив заседателей своим профессионально-лаконичным языком, внушавшим несомненное уважение и доверие. Он, образно выражаясь, попал в жилу.

– А скажите, пожалуйста, доктор Гарза: видится ли вам нечто общее за всеми этими трагическими событиями?

– Я вижу полное отсутствие чего-либо общего, – промолвил Гарза, характерным жестом откидывая волосы со лба. – Вижу случайные, достойные всяческого сожаления ошибки, которые – к нашей великой скорби – ежедневно происходят в каждом медицинском учреждении, причем не только у нас в стране, но и во всем мире. Увы, такова горькая реальность…

– Благодарю, многоуважаемый доктор Гарза! – И Крамер небрежно бросил в сторону О'Мара: – Свидетель ваш.

Он проследил, как женщина-адвокат выходит в центр зала, и от выражения ее лица благоприобретенное чувство облегчения вдруг стало искать угол потемнее. Крамер знал характер Морин. Уже доводилось схлестываться с ней на прежних процессах. Она всегда была подготовлена, ситуацию схватывала мгновенно и просто ослепляла своими способностями вести допрос.

Но на этот раз в ее глазах читалось нечто новенькое.

Улыбка профессионала за миг до контрольного выстрела.

Глава 71

Юки подалась вперед, когда О'Мара обратилась к свидетелю:

– Доктор Гарза, ответьте, была ли Джесси Фальк вашей пациенткой. Вы помните ее?

– Да. Разумеется, помню.

– Ваша ичесть, нами установлено, что Джесс и Фальк была Доставлена в муниципальный госпиталь как больная сердечной аритмией. Также установлено, что ее смерть была вызвана ошибочным введением эпинефрина, приведшим к последующему угнетению и затем к полной остановке сердечной деятельности.

– Мистер Крамер? – вскинул судья глаза.

– Мы не оспариваем.

– Продолжайте, мисс О'Мара.

Юки физически ощущала напряжение в воздухе; остается только гадать, что испытывал несчастный вдовец, молодой мужчина, сидевший в трех рядах впереди.

– Доктор Гарза, как именно умерла миссис Фальк?

– Вы только что сами сказали. От сердечного приступа.

– Справедливо подмечено. Я, впрочем, имела в виду несколько иное. Не могли бы вы описать ее смерть, чтобы нам удалось получше представить ее последние минуты?

Ларри Крамер немедленно вскочил на ноги:

– Протестую! Ваша честь, советник пытается оказать эмоциональное давление на присяжных!

– Ваша честь, я просто спросила, как умерла пациентка. Весь наш процесс именно об этом.

– Да-да… Доктор Гарза, прошу отвечать на вопрос. Юки отметила, что по лицу Гарзы скользнула рябь недоумения.

– Ну-у, имела место вентрикулярная тахикардия… Очень быстрое сердцебиение.

– Как вы полагаете, эти ощущения могли вызвать у нее страх? Панику?

– Вероятно, да.

– Что еще?

– По-видимому, она попробовала бы найти психологический комфорт в контакте с предметами своего непосредственного окружения.

– К примеру, судорожно вцепилась в простыни?

– Возможно.

– Пыталась звать на помощь?

– Ваша честь! – вмешался Крамер. – Во имя человеколюбия! Во имя уважения к чувствам семьи миссис Фа…

– Я тронута, мистер Крамер, – сообщила О'Мара. – Вы очень любезны к моим клиентам.

– Протест отклонен. Прошу вас, доктор Гарза.

– Да, она могла позвать кого-то. Не знаю. Меня там не было.

– Что еще, доктор Гарза? Просто дайте медицинское описание.

– Началась вентрикулярная фибрилляция. По мере снижения притока крови к головному мозгу развиваются клинические судороги… такие мелкие подергивания конечностей. Кожные покровы становятся холодными и липкими на ощупь. Головокружение, общая слабость, затем шок. Весь эпизод занимает каких-то две-три минуты и заканчивается потерей сознания.

– Доктор, вам знакомо выражение «психотический ужас»?

Крамер поднялся и произнес тоном глубочайшего негодования:

– Я категорически протестую, ваша честь. Советник пытается играть на чувствах присяжных!

– Отклоняется, мистер Крамер. «Психотический ужас» – термин клинической медицины и потому приемлем в суде. О чем вы и без меня отлично знаете. Итак, доктор Гарза?

– Нельзя ли повторить вопрос?

О'Мара интонациями подчеркнула каждое слово:

– Знаком ли вам термин «психотический ужас»?

– Да.

– Объясните, пожалуйста, его значение. Гарза заерзал в кресле.

– Так в танатологии называют те несколько секунд, которые отделяют вас от смерти… Вызнаете, что она неминуема. Знаете с абсолютной точностью, что вот он – конец.

Сложив руки за спиной, О'Мара сказала:

– Господин доктор, можно ли в качестве примера психотического ужаса привести последние минуты того американского журналиста, которому террористы отрезали голову перед видеокамерой?

– Пожалуй.

– Не согласитесь ли вы с утверждением, что Джесси Фальк, ощутив практически трехкратное учащение собственного пульса, оказалась вне себя от паники? Что в течение тех двух-трех минут чудовищной боли и страха она испытывала «психотический ужас»?

– Пожалуй.

– Как вы там выразились?.. «Каких-то две-три минуты»? И О'Мара сделала паузу.

Юки следила за ленивой секундной стрелкой казенных часов, зная и понимая, что именно сделала О'Мара. Женщина-адвокат заставила всех и каждого в зале на себе примерить, как долго умирала Джесси Фальк.

Глава 72

Синди находилась там же, на скамейке прессы. Пальцы ее порхали над клавиатурой, фиксируя практически дословно ход перекрестного допроса, который оказался сухим, резким и решительно беспощадным. Один из самых впечатляющих примеров адвокатского искусства, что ей встречались за годы работы. «А она совсем даже ничего, эта рыженькая… По своим талантам ни капли не уступает Ларри…»

– Итак, господин врач, вы только что доложили нам, что смерть Джесси Фальк произошла по ошибке. А теперь прошу ответить на мой следующий вопрос. Каким образом случилась эта ошибка?

– Я не знаю, как и почему эпинефрин попал в ее капельницу. Распоряжения такого не делалось. Послушайте… – Доктор подался вперед. На его лице проступил румянец раздражения. – Мы все люди – и врачи, и медсестры. Ошибки неминуемы. Пациенты умирают. Порой дует скверный ветер.

По залу скользнул шепоток. Легкие пальцы Синди на мгновение замерли на клавишах. Что-что он сказал? «Порой дует скверный ветер»?

Коллективные вздохи и ахи улеглись, и в судебном зале воцарилась звенящая тишина, как в пустыне под полуденным солнцем. Никто уже не кашлял, не менял позу, не шуршал конфетными обертками…

О'Мара небрежно бросила:

– А вы, доктор, имеете какое-либо отношение к этому «скверному ветру»?

Лоренс Крамер вылетел из кресла:

– Протестую! Советник пытается вывести свидетеля из себя!

– Протест отклонен. Присаживайтесь, мистер Крамер.

– В чем вы меня обвиняете? – нахмурился Гарза.

– Доктор, вы здесь не для того, чтобы задавать мне вопросы, – жестко ответила О'Мара. – Четырнадцать человек из двадцати, чьи семьи я представляю, либо непосредственно являлись вашими пациентами, либо погибли во время вашего дежур…

– Да как вы смеете?!

– Ваша честь! Прошу обязать свидетеля отвечать на вопросы!

– Доктор Гарза, соблаговолите выполнять судебные правила.

– Итак, я задаю вопрос снова, – сказала О'Мара ровным, сдержанным тоном. – Имеете ли вы какое-либо отношение к смерти этих людей?

Гарза подобрался в кресле и уставился на О'Мара взглядом василиска.

«Доведись им остаться вдвоем, он бы ее застрелил», – невольно подумала Синди.

– Я беру Пятую.

– Пардон, что вы сказали?

– Я сказал, что использую Пятую поправку к Конституции.

На лицах присяжных можно было прочесть потрясение; мигом позже зал взорвался криками. Судья Бевинс поднял молоток.

– Благодарю вас, – промолвила О'Мара, и легкая улыбка осенила ее черты. Она даже позволила себе кинуть косой взгляд на Ларри Крамера. – К данному свидетелю вопросов больше не имею.

– Да нет же, погодите, я не то имел в виду…

– Спасибо, доктор Гарза!

– Свидетель, попрошу покинуть кресло. Объявляется перерыв до девяти часов утра. Продолжим завтра, – возвестил судья и в последний раз стукнул молоточком по столу.

Синди сохранила файл и запихнула компьютер в сумочку. Пока толпа выносила ее на выход, в голове неустанно звучало эхо поразительных высказываний Гарзы.

«Порой дует скверный ветер».

«Использую Пятую поправку».

Доктор только что надиктовал заголовки к репортажам.

И они разойдутся в национальном масштабе.

У двери поджидала Юки. С совершенно круглыми глазами. Такое впечатление, что она секунду назад выиграла свой собственный процесс.

– Синди! Нет, ты слышала?!

– Спрашиваешь! Дурень ухитрился заявить, что, дескать, отвечать, не намерен, чтобы не свидетельствовать против самого себя.

– Да ведь это признание! – У Юки треснул голос. – Этот скот виновен, виновен, виновен!

Глава 73

Карибские ароматы жареного мяса с луком и зрелым подорожником налетели на меня, едва я толкнула дверь в «Сьюзи». Друзья уже собрались и были совершенно поглощены беседой.

Я бедром подпихнула Клэр к краю банкетки, уселась сама и тут же заказала себе пива.

– Ну, что я пропустила?

– Честное слово, Линдси, если б ты только была с нами! – взахлеб начала Юки. Такое оживленное лицо я видела у нее, пожалуй, впервые со дня смерти матери. – В суде Гарза выдал себя с головой!

– Хочу все в деталях и красках! Излагай дословно!

Понятное дело, Юки еще до моего прихода успела принять пива, а потому на мои слова отреагировала в буквальном смысле, принявшись копировать поведение и голоса О'Мара и Гарзы, повторяя все их высказывания до запятых.

Синди не выдержала, вмешалась в повествование, и они вдвоем, перебивая и упрекая друг друга в неточностях, принялись поливать нас из такого словесного брандспойта, что мы с Клэр невольно расхохотались.

От избытка чувств Синди всплеснула руками:

– И самое главное – да хватит вам ржать, рассказать не даете! – так вот, самое главное, ему надо было только застенчиво проблеять, мол, «ну что вы, никакого отношения к их смертям я не имею!».

– А он вместо этого взял Пятую! – воскликнула Юки, для пущего эффекта шлепнув ладонью по столу. Сейчас она испытывала чувство какого-то мрачного воодушевления. – Это же надо, какой дуболом! Сам себе на член наступил!

– По-моему, в нем заговорила совесть, – добавила Синди. – Чем больше я копаюсь в его прошлом, тем большей скотиной он представляется.

– Поподробнее, пожалуйста, – сказала я, поднимая опустевший стакан.

Лоретта подмигнула, вернулась с кувшином, бросила на столешницу закатанное в пластик меню.

– К примеру, – начала Синди, – с нескольких мест он ушел при сомнительных обстоятельствах. Точнее, его «ушли». Не то чтобы «вы уволены!», но совершенно определенно – «Вот ваша шляпа, а вон там дверь». По крайней мере, один раз он едва-едва улизнул из-под назревавшего процесса о сексуальных домогательствах.

– Спрашивается, отчего меня не удивляет, что этот Гарза юбки не пропустит? – задала риторический вопрос Юки. – Сволочь наглая. Самовлюбленный павлин.

Синди энергично закивала.

– Возвращаясь к теме: слишком уж много случайностей приключилось с его пациентами. Не доведись мне раньше услышать о подобных случаях, я бы сказала, что такого не может быть.

– А знаете, что меня здесь больше всего пугает? – вступила в разговор Клэр. – Только каждая десятая врачебная ошибка привлекает к себе внимание. Такие ошибки по большей части не являются фатальными. Больной выжил и благополучненько вернулся домой. А на нет и суда нет… Но даже если больные умирают при подозрительных, если не сказать диких, обстоятельствах, в глазах людей врачи все равно выглядят полубогами, а потому их словам принято верить.

– Верить их словам… – повторила Юки, чья улыбка помрачнела, словно месяц под наползающей тучей. – Ну, уж нет, только не я. Для меня Гарза не полубог, а нечто противоположное. Я просто знаю: он – воплощение зла!