Текст книги "Звезда гигантов"

Автор книги: Джеймс Хоган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

Глава 20

– Наблюдение за Землей мы ведем с зарождения человеческой цивилизации, – сообщил Калазар. – Большую часть времени эта операция находилась в ведении расы, которая в нашем обществе именуется йевленцами и на которую мы, вплоть до настоящего момента, предпочитали не обращать ваше внимание. Но, как вы уже догадались сами, внешне йевленцы ничем не отличаются от людей.

– Homo sapiens отличается… неспокойным характером, – добавила Френуа Шаум, будто чувствуя, что слова Калазара требуют дополнительных объяснений. – Люди обладают мощным инстинктом соперничества. У нас были подозрения насчет деликатности этого вопроса. О нем всегда можно было умолчать до поры до времени, но стоит раскрыть тайну, и забыть о ней уже не получится.

– Вот видите, – заметил Данчеккер, который стоял с дальней стороны от Карен Хеллер и с заметным удовлетворением поглядывал на Ханта. – Как я и говорил, это независимая линия гоминид, которые произошли от предков-приматов, перевезенных на Туриен во время миграции с Минервы.

– Эм… вообще-то нет, – извиняющимся тоном возразил Калазар.

Данчеккер моргнул и уставился на инопланетянина, будто тот совершил настоящее кощунство.

– Прошу прощения?

– В плане родства йевленцы куда ближе к Homo sapiens. Если быть точным, они происходят от тех же лунарианских предков, что и вы сами – ваши ветви разошлись всего пятьдесят тысяч лет тому назад.

Калазар с тревогой взглянул на Шаум, затем посмотрел на землян в ожидании их реакции. Гарут и Шилохин ждали молча; эту историю они уже знали.

Хант и Данчеккер, в равном недоумении, посмотрели друг на друга, а затем снова перевели взгляд на ганимейцев. Выжившие лунарианцы попали на Землю с Луны; как кто-то из них смог добраться до Туриена? Оставалось только одно объяснение: туда их доставили сами туриенцы. Но откуда туриенцы могли их забрать? На самой Минерве выживших остаться не могло. Внезапно в голове Ханта забурлило столько вопросов, что он не знал, с чего начать. С той же проблемой, по-видимому, столкнулся и Данчеккер.

– Давайте вернемся к началу этих событий и сверим кое-какие базовые факты, – наконец предложила Карен Хеллер. Ее слова были обращены к Калазару, с которого она по-прежнему не сводила глаз. – Мы считали, что лунарианцы возникли на Минерве и произошли от земных предков, которых вы оставили перед миграцией на Туриен. Это так или вы что-то от нас скрыли?

– Нет, все верно, – подтвердил Калазар. – Пятьдесят тысяч лет назад их цивилизация находилась на довольно высоком уровне технологического развития – практически в полном соответствии с вашими догадками. До этого момента ваша реконструкция их истории абсолютно верна.

– Что ж, так или иначе, это небесполезный факт. – Хеллер кивнула, и в ее голосе послышалось облегчение. – В таком случае почему бы вам не взять этот момент за отправную точку и не рассказать о том, что случилось после, в хронологическом порядке? – предложила она. – Это избавит нас от целой уймы вопросов.

– Хорошая мысль, – согласился Калазар. Он немного помолчал, чтобы собраться с мыслями, затем посмотрел по сторонам, чтобы обратиться ко всем трем землянам, и наконец продолжил: – Когда ганимейцы переселились на Туриен, они оставили на Минерве систему наблюдения. На тот момент они не располагали настолько развитыми средствами связи, как мы, поэтому их информация о планете была неполной и поступала лишь время от времени. Но ее хватало, чтобы получить адекватное представление о происходивших там событиях. Возможно, вы захотите увидеть Минерву такой, как ее запечатлели сенсоры тех времен.

Он дал команду ВИЗАРу, отошел на несколько шагов и выжидающе посмотрел в центр пола. На нем появилось большое изображение, которое казалось настолько плотным и материальным, будто к нему можно прикоснуться. Это была планета.

Очертания береговых линий и детали поверхности Минервы Хант знал наизусть. Одним из самых знаменательных открытий последних лет, запустившим череду расследований, кульминацией которых стало доказательство существования Минервы и расы ганимейцев еще до прибытия «Шапирона», стал «Чарли» – тело мертвого лунарианца в скафандре, обнаруженное в ходе раскопок на Луне. По найденным при Чарли картам исследователи НавКомм смогли реконструировать двухметровую модель планеты. Но на изображении, которое Хант рассматривал прямо сейчас, не было огромных ледяных шапок и узкого экваториального пояса, отличавших известную ему модель. По-прежнему были видны два материка, пусть и с заметно изменившимися очертаниями, но здесь они входили в состав обширной системы континентов, простиравшихся на север и юг вплоть до полярных шапок – куда меньшего размера, не сильно больше, чем у современной Земли. Ведь такой Минерва была не пятьдесят тысяч лет тому назад, когда на ней жили лунарианцы, а за двадцать пять миллионов лет до этого. Плюс ко всему, в отличие от реконструкции по картам, это изображение было снято в реальном времени. Хант взглянул на Данчеккера, но профессор был слишком заворожен увиденным, чтобы ответить.

В течение последующих десяти минут они слушали и наблюдали, пока Калазар показывал серию снятых с орбиты кадров крупного плана, на которых было видно, как животные с Земли эволюционируют и расселяются по планете, вытесняя исконно минервианские формы жизни, адаптируясь и разделяясь на все новые виды со скоростью больше двух миллионов лет в минуту, пока на Минерве наконец не появились социальные человекообезьяны, предками которых были завезенные приматы с искусственно модифицированным геномом.

История их развития в общем и целом соответствовала гипотезам, которые много лет бытовали на Земле, но с важным отличием: до 2028 года считалось, что все эти события происходили на совершенно другой планете. Как минимум, ископаемые останки давностью в пятьдесят тысяч лет ошибочно приписывались не той ветви семейства гоминид. Тем не менее в выстроенной земными антропологами истории не хватало одного неожиданного этапа: в начале эры человекообразных обезьян представители этого вида на время вернулись к полуводному образу жизни, что объяснялось в первую очередь их неспособностью справиться с угрозой наземных хищников. Другими словами, они пошли по тому же пути, который некогда избрали киты и другие водные млекопитающие, но затем сменили направление и вновь вышли из воды, когда у них, благодаря возросшему интеллекту, появились новые способы защиты. Произошло это еще до того, как у этих приматов успели развиться заметные физические адаптации. Именно этой фазе в своем развитии они были обязаны прямохождением, утратой волосяного покрова, рудиментарными перепонками между большим и указательным пальцами, солевыводящей функцией слезно-носовых протоков и рядом других особенностей, которые в течение многих лет оставались предметом споров среди земных экспертов. Об одной только этой теме Данчеккер мог бы разглагольствовать до конца недели, но Хант убедил его обсудить этот вопрос с Исианом – как-нибудь в другой раз.

За этим последовало открытие орудий труда и огня, образование племенного уклада и последовательное развитие социального порядка: примитивная экономика охотников и собирателей, сельское хозяйство, образование городов, открытие научного метода и начало промышленной революции. По мнению Ханта, в этом этапе их истории было нечто, разительно отличавшее лунарианцев от людей на Земле: практичный и реалистичный подход во всех делах. Они эффективно использовали доступные ресурсы и таланты, не питая беспочвенной надежды на то, что их проблемы решат суеверия и магия, как на протяжении тысяч лет поступали люди Земли. Успех древних охотников зависел от качества оружия и их личных навыков, а вовсе не от прихотей воображаемых богов, которых приходилось ублажать людям. Понимание природы растений, земли и стихии помогало поднять урожай, а ритуалы и заклинания оказывались бесполезными и быстро предавались забвению. В скором времени измерения, наблюдения и сила разума стали ключом, открывшим не только законы природы, но и новые возможности для овладения энергией и роста достатка. Как результат, лунарианская наука и промышленность расцвели буквально в одночасье, в то время как земляне двигались к просвещению наощупь и постоянно спотыкаясь в темноте.

Ученые Земли, которым удалось добыть информацию о лунарианцах, представляли их безнадежно агрессивной и воинственной расой, для которой открытие высоких технологий стало предвестником неизбежного самоуничтожения. Теперь Хант и остальные узнали, что эта картина была не вполне верна. Да, на ранних этапах лунарианской истории действительно случались эпизоды вражды и междоусобиц, но к началу промышленной эпохи подобные конфликты стали редкостью. Минервианские нации объединились под флагом общей, куда более серьезной проблемы. Когда их ученые обнаружили, что грядущий ледниковый период повлечет за собой ухудшение экологической обстановки, вся лунарианская раса принялась судорожно развивать научные дисциплины, которые помогли бы им в ближайшие столетия переселиться на более теплую планету. В качестве наиболее перспективных кандидатов астрономы той эпохи выделили Землю и Марс. На кону стояло выживание, и они не могли позволить себе тратить ресурсы на внутренние склоки, но затем…

Все изменилось примерно за двести лет до последней, катастрофической войны. Калазар объяснил это так:

– Причиной могла быть экстремальная генетическая нестабильность, которая все еще была неотъемлемой чертой их расы. Примерно в то же время, когда лунарианцы уже овладели силой пара и только начинали осваивать электричество, на Минерве вдруг появилась сверхраса, которая по сравнению со всей остальной планетой совершила в своем развитии настоящий квантовый скачок. Где и когда они возникли, мы точно не знаем. Изначально их численность была мала, но затем они быстро расселились и пустили корни.

– Это и стало началом раскола на две противоборствующие фракции? – спросила Хеллер.

– Да, – ответил Калазар. – Впоследствии представители этой сверхрасы стали ламбийцами. Эти люди не знали пощады. Они создали военно-тоталитарный режим и силой навязали его значительной части планеты, прежде чем остальные нации смогли дать им отпор. Их целью был полный и единоличный контроль над промышленно-техническим потенциалом Минервы, который с гарантией позволил бы им перебраться на Землю. А для этого нужно было подчинить себе страны, которые шли к той же цели общими усилиями. Сдаться означало обречь себя на вымирание. У оставшихся государств не осталось иного выбора, кроме как объединиться, взять в руки оружие и встать на защиту своей безопасности. Они стали церианами. Так история взяла безвозвратный курс на смертельную битву между двумя фракциями лунарианцев.

Хант просмотрел еще несколько кадров, демонстрирующих постепенное превращение Минервы в одну громадную военно-промышленную машину, целиком и полностью предназначенную для подготовки к войне. Трагедия лунарианцев потрясла его до глубины души. Ведь во всем этом не было никакой необходимости. На вооружение планеты были потрачены усилия, которых бы с лихвой хватило, чтобы дважды переселить на Землю всю лунарианскую расу. И народу Минервы это бы удалось, не появись на планете ламбийцы. После многих тысяч лет от заветной цели их отделяла всего пара веков, которые бы спасли лунарианцев от вымирания и сохранили их цивилизацию, но они потратили это время впустую.

Затем ВИЗАР начал показывать хронику самой войны. Планета содрогалась под ударами километровых огненных шаров, которые испепеляли целые города; океаны закипали; леса вспыхивали, превращаясь в ковры из стерильного пепла, которые дергались и извивались в бушующей атмосфере. Затем поверхность накрыло облаками из дыма и пыли, превратившими планету в тусклый черно-бурый шар. Дальше на темном фоне проступили красные и медленно пульсирующие желтые пятна; поначалу они были тусклыми и изолированными друг от друга, но со временем разрастались и становились все ярче, а затем и вовсе слились в единое целое, когда материки лопнули и содержимое взорвавшейся планеты хлынуло наружу, выбросив в космос обломки планетарной коры. Так появились астероиды и Плутон, который стал надгробным камнем целой расы и был обречен вечно дрейфовать вдали от Солнца. Гарут и Шилохин уже видели эти сцены, но сейчас притихли даже они; среди присутствующих только они знали Минерву как свой родной дом.

Дождавшись, пока мрачный настрой немного смягчится, Калазар продолжил:

– Ганимейцы уже давно испытывали муки совести из-за вмешательства в генетическую природу древних лунарианских предков. И потому в отношении Минервы придерживались политики невмешательства. Только что вы видели, к чему это привело. После катастрофы горстка выживших застряла на Луне без надежды на выживание. К тому моменту туриенцы довели до совершенства технологию сингулярностей, открывавшую возможности для мгновенной связи и переноса физических объектов, поэтому ганимейцы наблюдали за происходящим в реальном времени и могли вмешаться. Увидев, до чего довела их прежняя политика, они просто не могли стоять в стороне и позволить выжившим сгинуть в космосе. Тогда они организовали спасательную операцию и направили в окрестности Луны и Минервы несколько крупных кораблей.

Ханту потребовалось несколько секунд, чтобы осознать последствия сказанного Калазаром. Он вытаращился на ганимейца с выражением внезапного удивления на лице.

– Не за пределы Солнечной системы? – уточнил он. – Вы же говорили, что не создаете крупные тороиды внутри планетных систем.

– Речь шла об экстренной ситуации, – ответил Калазар. – В тот раз ганимейцы решили забыть о правилах. Время было непозволительной роскошью.

Глаза Ханта широко раскрылись от изумления, когда он понял, к чему привело такое решение: вот как Плутон оказался на своей теперешней орбите! И вот как спутник Минервы смог вырваться из гравитационного притяжения планеты. Одно простое заявление оставило без работы половину его сотрудников в НавКомм.

– Получается, лунарианские предки человеческой расы не попали на Землю с Луны, – заключила Карен Хеллер. – Туда их перевезли – и не кто-нибудь, а ганимейцы. Луна появилась позже.

– Именно, – просто ответил Калазар.

Это давало ответ и на другую загадку. Все математические модели предсказывали, что полет Луны от Минервы к Земле должен был занять продолжительное время. Мысль о том, что горстка уцелевших лунарианцев могла хоть немного прожить на спутнике, тем более с ресурсами, необходимыми для полета на Землю, вызывала немалый скепсис. Но все менялось, стоило лишь учесть в этом уравнении факт ганимейского вмешательства. Благодаря помощи ганимейцев эта горстка могла основать защищенное поселение, имея все шансы приступить к восстановлению церианской культуры. Почему же тогда они опустились до варварства, от которого впоследствии не могли оправиться на протяжении десятков тысяч лет? Единственным ответом могли быть лишь катаклизмы, вызванные более поздним захватом Луны. Правда оказалась настолько ироничной, подумал Хант: если бы собственная Луна не ударила их в спину, люди могли бы выйти в космос еще в 45000 году до нашей эры, если не раньше.

– Но на Землю доставили не всех, – заключил Данчеккер. –

Еще одну группу выживших перевезли на Туриен, где они впоследствии стали известны как йевленцы.

– Верно, – подтвердил Калазар.

– Даже после всего случившегося, – объяснила Шаум, – цериане и ламбийцы не выносили друг друга. И поскольку именно ламбийцы были инициаторами конфликта, ганимейцы решили, что правильнее будет перевезти их на Туриен в надежде, что там они смогут перенять ганимейский образ мышления и влиться в туриенское общество. Цериан, по их же просьбе, доставили на Землю. Им предложили бессрочную помощь с восстановлением, но они отказались. И тогда ганимейцы развернули систему наблюдения, чтобы присматривать за ними – в том числе и ради их собственной защиты.

Хант был удивлен. Если систему наблюдения создали настолько давно, ганимейцы должны были знать о крахе колонии, которую сами же помогли основать. Как они могли такое допустить?

– А как сложилась судьба тех других – ламбийцев? – спросила Хеллер. – Они не могли контролировать систему наблюдения в таком далеком прошлом. Как им удалось заполучить ее в свое ведение?

Калазар тяжело вздохнул:

– Для туриенцев той эпохи они стали источником массы неприятностей – настолько, что, когда Луна была захвачена Землей и вызванные ею глобальные катастрофы уничтожили хрупкий фундамент едва укоренившегося церианского общества, ганимейцы решили оставить все как есть. У них хватало проблем и на своей планете, поэтому туриенцам не очень-то хотелось, чтобы очередная цивилизация людей неслась сломя голову к высоким технологиям с риском повторить минервианскую катастрофу.

Он пожал плечами, будто пытаясь сказать: насколько бы верным ни было их решение, так уж сложились обстоятельства. Затем Калазар продолжил:

– Но время шло, поколения ламбийцев сменяли друг друга, и стало казаться, что ситуация меняется к лучшему. Появились намеки на то, что у ламбийцев все же есть шанс полностью интегрироваться в наше общество, и тогда в попытке ускорить этот процесс ганимейские лидеры переключились на политику примирения. В результате йевленцы, как к тому моменту стали называть потомков ламбийской расы, завладели контролем над системой наблюдения.

– Это было ошибкой, – заметила Шаум. – Их следовало изгнать.

– Оглядываясь назад, я, пожалуй, соглашусь, – сказал Калазар. – Но это было задолго до меня или тебя.

– Может, расскажете нам об этой системе? – предложил Хант. – Как именно она работает?

– В основном из космоса, – ответил Исиан. – Большую часть времени она была сравнительно простой, но все изменилось примерно сто лет назад. С тех пор как на Земле наступила эра электроники и космоса, йевленцам пришлось действовать более осмотрительно. Их оборудование крайне миниатюрно и практически не поддается обнаружению. Большую часть сведений они получают за счет перехвата и ретрансляции данных в ваших линиях связи вроде лазерного канала между «Юпитером» и Землей. Однажды на заре вашей космической программы они разработали наблюдательные модули, замаскированные под обломки космического мусора, но были вынуждены прекратить, когда вы занялись его расчисткой. У этого эксперимента, впрочем, были свои плюсы: именно в нем мы почерпнули идею придать перцептрону вид самолета «Боинг».

– Но как им удалось настолько хорошо подделывать отчеты? – спросил Хант. – У них наверняка есть собственная версия ВИЗАРа. Обычный компьютер бы с таким не справился.

– Есть, – подтвердил Исиан. – Давным-давно, когда у нас еще были причины верить йевленцам, жители Туриена помогли им основать собственный автономный мир. Их планета, Йевлен, располагается на границе развитого космического региона туриенцев и снабжена системой под названием ЙЕВЕКС, которая похожа на ВИЗАРа, но работает независимо от него. Как и ВИЗАР, ЙЕВЕКС действует в рамках собственной системы из множества звезд. Система наблюдения Земли подключена к ЙЕВЕКСу, а отчеты, которые мы получаем, передаются от ЙЕВЕКСа косвенным путем, через посредничество ВИЗАРа.

– Другими словами, понять, как именно были сфабрикованы ложные и искаженные данные, несложно, – добавила Шаум. – Вот вам и благодарность за филантропию. Их и близко не должны были подпускать к подобной системе.

– Но зачем им это нужно? – спросила Карен Хеллер. – Ответа у нас нет до сих пор. Их отчеты были довольно точны вплоть до Второй мировой войны. Проблемы конца двадцатого века были несколько преувеличены, но последние тридцать лет – это уже чистая выдумка. Почему они хотят внушить вам мысль, будто наш мир по-прежнему движется к третьей мировой?

– Кому под силу разобраться в хитросплетениях человеческих умов? – парировала Шаум, неосознанно употребив общий термин «человек».

Хант лишь заметил мимолетный взгляд, который она невольно продемонстрировала Калазару. Он понял, что за всем этим фасадом скрывается что-то еще – что-то, о чем туриенцы не рассказывали даже сейчас. Но какова бы ни была правда, в ту долю секунды Хант ничуть не сомневался, что Гарут и Шилохин пребывали в том же неведении, что и они сами. Но интуиция подсказывала ему, что сейчас не время разжигать конфликт. Вспомнив кое-что еще, он увел дискуссию в сторону технических деталей.

– Какие именно архивы доступны ЙЕВЕКСу? – спросил он. – Они уходят в прошлое вплоть до времен ганимейской цивилизации на Минерве, как и архивы ВИЗАРа?

– Нет, – ответил Исиан. – ЙЕВЕКС – куда более позднее творение. Загружать в него полные архивы ВИЗАРа было излишним, ведь эта информация касалась только ганимейцев. – Несколько секунд он изучал Ханта любопытным взглядом. – Вы думаете об аномалиях в смещении фоновых звезд, которые ВИЗАР обнаружил на снимках «Шапирона»?

Хант кивнул:

– Это ведь все объясняет, верно? ЙЕВЕКС не мог знать о смещении звезд. У ВИЗАРа был доступ к проектным данным корабля, у ЙЕВЕКСа – нет.

– Верно, – подтвердил Исиан. – Были и другие аномалии, но похожего толка – все они так или иначе касались ганимейских технологий, по которым у ЙЕВЕКСа было не так много информации. Именно тогда у нас появились первые подозрения.

Хант понимал, что после этого под сомнение должны были попасть все данные, которые когда-либо выдавал ЙЕВЕКС. Но чтобы проверить остальные сведения, пришлось бы действовать в обход йевленцев и напрямую обратиться к источнику информации – Земле. Именно так в итоге и поступили туриенцы.

Калазару, похоже, хотелось поскорее отвлечь внимание от всей этой темы. И в момент очередной паузы он сказал:

– Гарут хотел, чтобы я поделился с вами еще одним видео, которое, по его мнению, может показаться вам интересным. ВИЗАР, покажи нам высадку ганимейцев в «Горде».

От удивления Хант резко поднял голову. Он уже знал это название. То же недоверчивое выражение застыло и на лице Данчеккера. Хеллер, озадаченно хмурясь, переводила взгляд то на одного, то на другого; с историей Чарли она была знакома не так глубоко, как они.

Команда лингвистов НавКомм под руководством Дона Мэддсона в итоге все же смогла расшифровать дневник Чарли, который долгое время оставался настоящей загадкой. Каждый день Чарли фиксировал в нем то, что ему довелось испытать, будучи членом быстро редеющей группы церианских выживших, которые отправились в отчаянное путешествие по поверхности Луны в надежде достичь базы, сулившей последний шанс на спасение – если таковой еще был. Записи в дневнике охватывали события вплоть до прибытия Чарли на то место, где его впоследствии обнаружили земляне; к тому моменту в их отряде по разным причинам погибли все, кроме двоих – самого Чарли и его напарника по имени Кориэль. Чарли не смог продолжить путь из-за сбоя в системе жизнеобеспечения, и Кориэль попытался добраться до базы в одиночку. Судя по всему, он так и не вернулся. База, к которой они шли, как раз и называлась «Гордой».

Над центром пола появилось новое изображение. Пустошь, где не было ничего, кроме пыли и булыжников, резко выделялась на фоне черного неба, густо усеянного звездами. Какая-то невообразимая сила выжгла и вспахала эту местность, оставив после себя лишь смятые и изуродованные руины огромной базы. Посреди этого запустения стояло одинокое сооружение, которое, по-видимому, пережило катастрофу практически невредимым – приземистый бронированный купол или нечто вроде турели с вырванной взрывом частью стены. Внутри было темно.

– Это все, что осталось от «Горды», – прокомментировал Калазар. – Кадры сняты туриенским кораблем, который приземлился за несколько минут до этого.

Из-за камеры в кадр влетел небольшой аппарат, двигавшийся примерно в шести метрах над поверхностью Луны. Он имел прямоугольные очертания с торчащими наружу капсулами и выступами. Когда корабль прилунился неподалеку от купола, из него вышли несколько ганимейцев в скафандрах и, минуя руины базы, осторожно направились к открытой части убежища. Затем они вдруг остановились. В темноте перед ними что-то зашевелилось.

Где-то сзади загорелся фонарь, осветивший дыру в куполе. Стали видны еще несколько фигур, тоже в скафандрах, которые стояли у входа в подземный комплекс, частью которого и был купол. Их скафандры отличались по виду, а ростом они были на полторы головы ниже ганимейцев, которые смотрели на них с расстояния в несколько метров. У них было оружие, но сами они неуверенно поглядывали то друг на друга, то на ганимейцев. Похоже, что никто из них не знал, что делать и чего ожидать. Никто, за исключением одного.

Широко расставив ноги, он твердо стоял впереди остальных в голубом скафандре, покрытом пылью и обесцвеченном гротескными подпалинами. В одной руке он уверенно держал похожее на винтовку оружие, нацеленное на предводителя ганимейцев. Свободной рукой он махнул стоявшим позади людям, приказывая им выйти вперед. Жест был решительным и властным. Остальные послушались: одни встали слева или справа от него, другие отошли от основной группы, чтобы взять инопланетян на прицел с безопасных позиций посреди окружающих обломков. Он был выше остальных и крепче сложен, а на лице, скрывавшемся за забралом его шлема, застыл оскал белых зубов, резко контрастировавших с темными небритыми щеками и подбородком. В аудиозаписи послышалось что-то нечленораздельное. И хотя смысл слов был неясен, вызывающий и дерзкий тон не допускал разночтений.

– Тогда наши методы наблюдения уступали современным, – заметил Калазар. – Мы не знали их языка.

Лидер ганимейцев ответил им на собственном языке, очевидно надеясь развеять тревогу лунарианцев при помощи интонации и жестов. По мере продолжения диалога напряжение пошло на спад. В итоге великан от людей опустил оружие, а те, кто спрятался, начали выбираться из укрытий. Он жестом поманил ганимейцев за собой и, когда ряды позади него расступились, отвернулся и повел их ко внутреннему входу.

– Это был Кориэль, – сказал Гарут.

Хант уже понял это и сам. И по какой-то причине почувствовал заметное облегчение.

– Он все-таки смог! – выдохнул Данчеккер. – Вот еще один вопрос, над которым мы ломали голову: был ли Кориэль среди тех, кто в итоге достиг Земли. Теперь по крайней мере ясно, что шанс у него был. Вы не знаете, удалось это ему или нет?

В ответ Калазар показал другое изображение. Это был вид на поселение примерно из дюжины переносных строений незнакомой архитектуры, которые располагались у берега реки на фоне полутропического леса с туманными очертаниями далеких гор. По одну сторону городка находилось нечто вроде склада с рядами и штабелями ящиков, круглых коробок и других контейнеров. На переднем плане собралась толпа из двух-трех сотен фигур – человеческих фигур, одетых по большей части в простые, но вполне практичные рубахи и штаны. У многих имелось оружие, которое они носили либо на поясе, либо перекинув через плечо.

Впереди, сунув большие пальцы за пояс, стоял высокий, широкоплечий Кориэль с густыми черными волосами и неулыбчивым лицом. На шаг позади, слева и справа от него стояло по лейтенанту. Несколько человек в толпе поднимали руки в прощальном жесте.

Затем картинка начала отдаляться и клониться вбок. Поселок быстро сжался, затерявшись среди древесного ковра, который и сам вскоре померк, превратившись в расплывчатое пятно зелени в лоскутном одеяле цветов, которое обретало форму по мере того, как уменьшался масштаб и из-за краев картинки вливалось все больше окружающего пейзажа.

– Это последние кадры, снятые с корабля, перед тем как он покинул Землю и взял курс на Туриен, – объяснил Калазар.

Перед ними появилась знакомая береговая линия Красного моря, которая затем сжалась, влившись в рельеф Ближнего Востока – вполне узнаваемый, несмотря на перспективные искажения на периферии. Наконец появился и край самой планеты. На таком расстоянии ее кривизна уже была видна невооруженным глазом.

Долгое время они молча наблюдали за происходящим. Наконец тишину нарушило бормотание Данчеккера:

– Только представьте… весь человеческий род начался с этой крошечной группы людей. И после всех тягот, выпавших на их долю, они все же смогли завоевать мир. Какой же необыкновенной, должно быть, была их раса.

Это был один из тех редких случаев, когда Хант воочию видел растроганного Данчеккера. Он и сам разделял его чувства. Он мысленно вернулся к сценам лунарианской войны и сфабрикованным йевленцами картинам Земли, в панике несущейся к той же самой катастрофе. И все же их вымысел едва не воплотился в жизнь. Человеческая цивилизация подошла к краю пропасти – к самому краю. Если бы Земля в свое время не сменила курс, выдуманное будущее могло исполниться уже в ближайшие двадцать-тридцать лет. И тогда Чарли, Кориэль, «Горда», усилия туриенцев, злоключения горстки выживших, которые им только что показал Калазар, – и все, что им пришлось пережить после этого, – пропали бы впустую.

На ум пришли слова Веллингтона, которые тот произнес после битвы при Ватерлоо: «Мы были близки к поражению, чертовски близки к поражению – ближе, чем я когда-либо был в своей жизни».