Текст книги "Звезда гигантов"

Автор книги: Джеймс Хоган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

Глава 12

Нильс Сверенссен полулежал на подушках в номере для руководящего персонала на базе «Джордано Бруно», наблюдая за девушкой, которая одевалась у туалетного столика в дальней части комнаты. Она была молода и довольно привлекательна, c открытыми чертами лица, характерными для многих американцев, а ее распущенные черные волосы заманчиво контрастировали с белой кожей. «Ей стоит почаще посещать солярий в спортзале», – подумал он. Налет интеллектуальности, который она почерпнула в колледже, был столь же скудным, что и ее кожный пигмент; внутри она была наивна, как и большинство представительниц ее пола – не более чем способ отвлечься от более серьезной стороны жизни, до прискорбия необходимый, но в то же время весьма приятный. «Тебя интересует только мое тело», – возмущенно кричали они сквозь века. «А что еще вы можете мне предложить?» – был его ответ.

Девушка застегнула блузку и повернулась к зеркалу, чтобы спешно пробежаться расческой по волосам.

– Понимаю, выглядит странным, что я ухожу именно сейчас, – сказала она. – Но сегодня мне правда нужно выйти на смену рано утром. Я и так уже опаздываю.

– На этот счет не беспокойся, – с напускной заботой сказал ей Сверенссен. – Работа прежде всего.

Она сняла пиджак со спинки стула рядом с зеркалом и перекинула его через плечо.

– Картридж у тебя? – спросила она, поворачиваясь к нему лицом.

Сверенссен открыл ящик прикроватной секции и достал из него картридж микрокомпьютерной памяти размером со спичечный коробок.

– Вот он. Но помни – будь осторожна.

Девушка подошла к нему, взяла картридж, завернула в салфетку и положила в карман пиджака.

– Непременно. Когда мы снова увидимся?

– Сегодня я буду очень занят. Я дам тебе знать.

– Только поскорее.

Она улыбнулась, нагнулась, чтобы поцеловать его в лоб, и ушла, тихонько прикрыв за собой дверь.

Профессор Григорий Маллюск, директор по вопросам астрономии в обсерватории «Джордано Бруно», был не слишком доволен, когда она спустя десять минут появилась в зале управления главной спутниковой антенной.

– Ты снова опоздала, Джанет, – проворчал он, когда она повесила пиджак в одном из шкафчиков у двери и надела вместо него белый рабочий халат. – Джону пришлось спешно уехать, потому что сегодня он собирается на Птолемей, и я был вынужден выйти вместо него. Меньше чем через час у меня совещание, а перед ним нужно сделать кое-какую работу. Это уже на грани моего терпения.

– Прошу прощения, профессор, – извинилась она. – Я проспала. Этого больше не повторится.

Она быстрым шагом прошла к управляющей консоли и ловкими, отработанными движениями пальцев занялась рутинным просмотром ночных журналов событий.

Маллюск с мрачным видом наблюдал за ней у стоек с оборудованием перед его кабинетом, стараясь не обращать внимания на упругие стройные контуры ее тела, подчеркнутые белой тканью лабораторного халата, и черные как смоль локоны, небрежно ниспадавшие с ее воротника.

– Все опять из-за того шведа, да? – спросил он, не успев сдержаться.

– Это мое дело, – твердым, насколько хватало смелости, голосом ответила Джанет, не поднимая глаз. – Как я и сказала, этого больше не повторится.

Ее губы сжались в тонкую линию, и она остервенело ударила по клавиатуре, выводя на экран очередную порцию данных.

– Вчера ты не закончила проверку корреляции по объекту 557B, – холодно заметил Маллюск. – По плану это нужно было сделать к пятнадцати ноль-ноль.

Джанет замешкалась, на секунду закрыла глаза и прикусила губу.

– Черт! – вполголоса пробормотала она, а затем, уже громче, добавила: – Тогда я пропущу перерыв и доведу проверку до конца. Работы там осталось не так много.

– Джон ее уже доделал.

– Я… прошу прощения. В качестве компенсации я в следующий раз поработаю один час вместо него.

Маллюск еще несколько секунд сверлил ее хмурым взглядом, а затем резко развернулся и вышел из зала управления, не говоря ни слова.

Закончив с проверкой журналов, Джанет выключила экран, подошла к шкафу, где находился вспомогательный процессор подсистемы передачи, сняла панель-заглушку и вставила в пустой слот картридж, который ей передал Сверенссен. Затем она подошла к системной консоли и запустила процедуру, которая включала содержимое картриджа в буфер сообщений, уже подготовленный к сегодняшней передаче. Она не знала, кому именно адресован сигнал, но это явно имело отношение к визиту делегации ООН на базу «Бруно». Технической стороной этого вопроса Маллюск всегда занимался лично и никогда не обсуждал его со своими сотрудниками.

Сверенссен сказал ей, что в картридже содержатся ничем не примечательные данные, которые поступили с Земли позже остальных, и что их нужно добавить к готовому для передачи сообщению; строго говоря, любой исходящий сигнал требовал одобрения всех членов делегации, но было бы глупо собирать их ради утверждения подобной мелочи. Тем не менее, сказал он, парочку из них это наверняка возмутит, а потому предупредил, чтобы она действовала тайком. Джанет нравилось, что ее посвящают в дела уровня ООН, пусть даже и в мелочах; особенно если просьба исходила от столь изысканного и обходительного человека. Он был так очарователен в своей романтичности! И, кто знает? Если верить Сверенссену, в будущем ее помощь может вернуться к ней сторицей.

– Здесь он гость, как и все вы, и мы постарались отнестись к нему со всем возможным радушием, – позже тем же утром сказал Соброскину Маллюск в кабинете советского делегата. – Но это мешает работе обсерватории. И я не рассчитываю, что мое радушие должно доходить до того, чтобы вредить моей же работе. К тому же я не одобряю подобного поведения в моем учреждении, тем более от человека его статуса. Это попросту неприлично.

– В вопросах, которые не касаются работы делегации, у меня связаны руки, – как можно дипломатичнее заметил Соброскин, почувствовав, что за претензией ученого стоит нечто большее, чем праведный гнев перед непристойным поведением. – Правильнее было бы вам обратиться к Сверенссену напрямую. В конце концов, она ваша ассистентка, и от этого действительно страдает работа всего департамента.

– Я это уже делал, и ответ меня не удовлетворил, – сухо отозвался Маллюск. – И как советский гражданин, я хочу направить жалобу в то ведомство советского правительства, которое касается работы этой делегации, с просьбой оказать необходимое воздействие через ООН. Поэтому я и обращаюсь к вам, как представителю этого ведомства.

Соброскина не слишком интересовали муки ревности Маллюска, и еще меньше ему хотелось поднимать в Москве шум из-за подобных пустяков; слишком многим захочется узнать, чем именно делегация занимается на обратной стороне Луны, что, в свою очередь, привлечет немало вопросов и любопытных взглядов. Но Маллюска бездействие бы явно не устроило, и, если Соброскин ему откажет, кто знает, кому профессор решит позвонить после него? Выбирать здесь не приходилось.

– Хорошо, – со вздохом согласился он. – Предоставьте это мне.

Я попробую поговорить со Сверенссеном сегодня или завтра.

– Благодарю, – официальным тоном ответил Маллюск, после чего покинул кабинет.

Какое-то время Соброскин просто сидел, погруженный в размышления, а затем отпер стоявший за спиной сейф и достал документ, который ему по просьбе переслал на «Бруно» приятель из советской военной разведки. Немного полистав досье, чтобы освежить память, он поразмыслил еще и в итоге решил поменять планы.

В документе было перечислено немало странностей насчет Нильса Сверенссена – шведа, который якобы родился в Мальмё в 1981 году, а затем бесследно исчез во время службы наемником в Африке, когда ему было чуть меньше двадцати лет. Спустя десять лет он появился снова, но уже в Европе, причем разные сведения о том, где он находился и чем занимался все это время, противоречили друг другу. Как он умудрился так внезапно из никому не известной персоны превратиться в весьма состоятельного человека с широким кругом социальных связей без каких-либо письменных упоминаний о его передвижениях? Как сумел наладить международные связи, не афишируя их на публике?

Его привычки ловеласа имели долгую и весьма недвусмысленную историю. Довольно любопытным случаем был роман с женой немецкого финансиста… Соперник на любовном фронте поклялся отомстить, но меньше чем через месяц стал жертвой несчастного случая на лыжной трассе при довольно подозрительных обстоятельствах. Многие факты указывали на то, что для закрытия этого дела пришлось подкупить уйму людей. Да, Сверенссен был человеком со связями, которые не хотел выставлять на публику, но при необходимости был готов безжалостно использовать их, не колеблясь ни секунды, подумал Соброскин.

Было кое-что и из недавних событий, в которых Сверенссен засветился за последний месяц: зачем ему регулярно и втайне от остальных выходить на связь с Вериковым, специалистом по космической связи в Академии наук, который имеет непосредственное отношение к сверхсекретному каналу связи между СССР и Гигой? Советское правительство не понимало официальной политики ООН, но в целом против нее не возражало, а это, в свою очередь, означало, что существование независимого канала нужно, в первую очередь, скрывать именно от ООН; американцы наверняка об этом догадывались, но доказать ничего не могли. Им же хуже. Если они хотят связать себе руки представлениями о честной игре, значит, так тому и быть. Но зачем Верикову общаться со Сверенссеном?

И наконец: за последние годы Сверенссен неизменно играл в ООН одну из ведущих ролей по вопросам стратегического разоружения и был настоящим подвижником в области мирового сотрудничества и прогресса. Почему же сейчас он так яростно поддерживает политику ООН, которая, на первый взгляд, никак не вяжется с уникальным шансом, благодаря которому человечество может достичь обеих целей? Это казалось довольно странным. Как, впрочем, и все, что было связано со Сверенссеном как таковым.

И все же, как ему поступить с ассистенткой Маллюска? По его словам, она американка. Вероятно, этот неприятный конфликт можно разрешить и не привлекая внимания Сверенссена – тем более сейчас, когда Соброскину хочется всеми силами этого избежать. Николай успел неплохо узнать Пейси и если оставить в стороне вопросы патриотизма, по-настоящему восхищался тем, как американец продолжал отстаивать интересы своей страны после отлета Хеллер. В каком-то смысле он даже жалел, что в этом вопросе СССР и США находятся по разные стороны баррикад; ведь по сути у них куда больше общего друг с другом, чем с остальными членами делегации. Вскоре это, наверное, и вовсе перестанет иметь значение, признался он самому себе.

Как однажды заметила Карен Хеллер, сейчас им стоит думать о будущем всей человеческой расы. И как человек, он был склонен согласиться; если контакт с Гигой и правда сулил обещанное, то через пятьдесят лет землянам уже не придется беспокоиться о национальных различиях; возможно даже, что в прошлое уйдут государства как таковые. Но то было его мнение как человека. Будучи еще и советским гражданином, он обязан выполнять долг перед своей страной.

Соброскин кивнул самому себе, закрыл досье и положил его обратно в сейф. Он решил поговорить с Пейси и выяснить, сможет ли тот по-тихому обсудить этот вопрос с американкой. И тогда, при должном везении, проблема решится сама собой, оставив после себя лишь едва заметную рябь, которая вскоре исчезнет без следа.

Глава 13

На экран, занимавший большую часть стены, было выведено изображение планеты, запечатленной с расстояния в несколько тысяч километров. Большую часть поверхности занимал голубой океан вкупе с закрученными спиралями творожистых облаков, через которые проглядывали фрагменты ее континентов: от желтовато-коричневых и зеленых на экваторе до бело-ледяных на полюсах. Это был теплый, солнечный и радостный мир, но фото не могло отразить ощущения чуда перед бурлящей на нем энергией жизни, которое Гарут испытал несколько месяцев тому назад, когда и был сделан этот кадр.

Сидя в своей личной каюте и разглядывая последний снимок Земли, Гарут, командующий дальней исследовательской миссией на борту «Шапирона», размышлял об удивительной расе существ, встретивших его корабль после долгого изгнания в таинственном мире релятивистского замедления. Двадцать пять миллионов лет тому назад – но лишь чуть больше двадцати по времени самого «Шапирона» – Гарут и его соратники покинули процветающую цивилизацию Минервы, чтобы провести научный эксперимент у звезды под названием Искарис; если бы эксперимент прошел по плану, то на родной планете минуло бы всего двадцать три года, а сам экипаж потратил бы на экспедицию меньше пяти лет. На деле же все сложилось иначе, и к моменту возвращения «Шапирона» от ганимейцев на Минерве не осталось и следа; им на смену пришли лунарианцы, которые за это время построили цивилизацию, раскололись на две противоборствующие фракции и в итоге уничтожили себя вместе с планетой, а Homo sapiens вернулся на Землю и успел вписать в свою историю несколько десятков тысяч лет.

Именно тогда они и встретились с «Шапироном». Жалкий обезображенный мутант, которого ганимейцы оставили один на один с суровой и бескомпромиссной природой, превратился в гордое и непокорное существо, которое сумело выжить вопреки всем шансам и было готово ответить презрительным смешком любой преграде, которую Вселенная воздвигала на его пути. Солнечная система, некогда бывшая безраздельной вотчиной ганимейцев, теперь по праву принадлежала человеческой расе. И тогда «Шапирон» снова отправился в путь сквозь космическую бездну в отчаянном стремлении достичь Звезды Гигантов, где цивилизация ганимейцев, как считалось, нашла новый дом.

Гарут вздохнул. Считалось на основании чего? Беспочвенных догадок, которые отмел бы даже новичок от логики; хрупкой соломинки, ставшей оправданием решения, о настоящих причинах которого знали только Гарут и немногие из его офицеров; выдумкой в умах землян, чей оптимизм и рвение не знали границ.

Эти невероятные земляне.

Они убедили себя в реальности мифа о Звезде Гигантов и, когда «Шапирон» покинул Землю, собрались, чтобы пожелать ганимейцам счастливого пути, веря, как до сих пор верило большинство подопечных Гарута, в названную им причину: что хрупкая цивилизация землян еще слишком молода, чтобы ужиться с инопланетной расой, которая бы рано или поздно выросла в численности и приобрела заметное влияние. Но среди них наверняка нашлась и горстка тех, кто, подобно американскому биологу Данчеккеру и британцу Ханту, догадался об истинных мотивах, стоявших за отлетом инопланетян, – о том, что именно ганимейцы в далеком прошлом сотворили предков Homo sapiens. Человеческая раса выжила и достигла расцвета, несмотря на вложенные ганимейцами недостатки. Земляне заслужили право на свободу от ганимейского вмешательства; ведь те и без того оставили немалый след в их истории.

И тогда Гарут позволил своим людям поверить в этот миф и последовать за ним в пучины забвения. Решение далось ему непросто, но Гарут уверял себя, что ганимейцы заслуживали утешения, пусть и временного, которое им давала надежда. Надежда помогла им пережить долгий путь от Искариса; теперь они снова доверились ему, как и в тот раз. Было бы неправильным лишать их этой возможности, пока не придет время и они не узнают то, о чем сейчас знает лишь Гарут, его немногочисленные доверенные лица и, вероятно, земляне вроде Данчеккера и Ханта. Впрочем, он уже никогда не узнает наверняка, много ли смогли выяснить двое друзей, представлявших эту удивительную расу порывистых и подчас склонных к агрессии карликов. Ведь их пути уже никогда не пересекутся.

После отправления с Земли Гарут в безмолвном одиночестве много раз разглядывал эту картинку вместе со звездными картами, где была показана их далекая цель – одна ничтожная крупинка среди миллионов других звезд, от которой их и сейчас отделяют многие годы пути. Не исключено, что ученые Земли правы. Всегда остается толика надежды, что… Гарут резко себя одернул. Он поддался соблазну беспочвенных иллюзий. Все это лишь пустые мечты, не более того.

Он выпрямился в кресле и вернулся в реальность, оставив грезы позади. Его ждет работа.

– ЗОРАК, – произнес он вслух. – Удали это изображение. Сообщи Шилохин и Мончару, что сегодня я хочу с ними встретиться – по возможности сразу же после вечернего концерта. – Картинка с Землей исчезла. – Также я хочу еще раз взглянуть на проект по пересмотру учебной программы третьего уровня.

Экран моментально ожил, и на нем появилась таблица со статистическими данными в сопровождении текста. Какое-то время Гарут изучал информацию, затем обратился к ЗОРАКу, чтобы тот записал несколько комментариев, и переключился на следующий экран. Почему он вообще беспокоится насчет учебной программы, если она лишь часть того образа нормальности, которую приходится поддерживать на корабле? Из-за его решения эти дети обречены сгинуть в безвестности вместе с остальным экипажем, не зная иного дома, кроме «Шапирона», и остаток жизни провести в межзвездной пустоте, где их не оплачет ни одна живая душа. Так к чему переживать насчет нюансов учебного плана, который не служит никакой цели?

Решительным усилием воли он изгнал эту мысль из своего сознания и полностью сосредоточился на насущной задаче.

Глава 14

– Послушай, я знаю, у меня нет права вмешиваться в твою личную жизнь, да я, собственно, и не пытаюсь, – сказал Норман Пейси, сидя в кресле своей комнаты на «Бруно». После того, как они с Соброскиным обсудили инцидент с Джанет, прошло несколько часов. Он старался говорить рассудительно и мягко, но вместе с тем решительно. – Но я не могу молчать, когда ситуация настолько выходит за рамки, что сказывается и на мне, и на делах всей делегации.

Джанет слушала его из противоположного кресла, не меняя выражения лица. Ее глаза слегка поблескивали от влаги, но Пейси не мог сказать, что именно было тому причиной: раскаяние, гнев или никак не связанное с этим воспаление пазух.

– Пожалуй, это было немного глупо, – наконец еле слышным голосом произнесла она.

Пейси мысленно вздохнул, постаравшись не выказать это внешне.

– Сверенссену в любом случае стоило быть умнее, – сказал он, надеясь, что Джанет найдет в этих словах хоть немного утешения. – Черт… послушай, я не могу указывать тебе, как поступать, но по крайней мере не делай глупостей. Если хочешь искреннего совета, то забудь об этом происшествии и сосредоточься на своей работе. Но окончательный выбор за тобой. Если решишь поступить иначе, то постарайся сделать так, чтобы у Маллюска не было повода для сплетен в наш адрес. Вот мое мнение – откровеннее некуда.

Джанет провела по губе костяшками пальцев и слегка улыбнулась.

– Не знаю, возможно ли это, – призналась она. – Если хочешь знать настоящую причину, почему это не дает ему покоя, то на меня он взъелся с самого моего появления на базе.

Пейси еле слышно простонал. Он уже почувствовал, что постепенно перенимает роль отцовской фигуры, и Джанет это вполне устраивает. И теперь его вот-вот захлестнет историей всей ее жизни. Но сейчас на это не было времени.

– Господи боже… – Он умоляюще развел руками. – Я правда не хочу чересчур вторгаться в твою личную жизнь. Я просто посчитал нужным высказаться насчет некоторых ее сторон – исключительно как представитель США в составе делегации. Давай поставим на этом точку и останемся друзьями, идет?

Он заставил свои губы изогнуться в улыбке и выжидающе посмотрел на Джанет.

Но ей нужно было непременно объяснить все до конца.

– Наверное, дело в том, что все казалось таким странным и непривычным… ну, знаешь… здесь, на обратной стороне Луны. – В ее взгляде проступила легкая застенчивость. – Не знаю… наверное, мне просто было приятно встретить того, кто проявил ко мне симпатию.

– Понимаю. – Пейси приподнял ладонь. – Не думай, что ты первая…

– К тому же в разговоре он был так непохож на других… Он был таким понимающим, прямо как ты.

Внезапно выражение ее лица поменялось, и она как-то странно посмотрела на Пейси, будто не зная, стоит ли делиться с ним тем, что пришло ей на ум. Пейси уже хотел было встать и закончить разговор, пока она не превратила комнату в персональную исповедальню, но Джанет заговорила раньше, чем он успел шевельнуться.

– Мне еще кое-что не дает покоя… и я не знаю, стоит ли об этом рассказывать. Раньше это казалось нормальным, но теперь… я просто ума не приложу… в общем, меня все это немного тревожит.

Она смотрела на Пейси, будто ожидая от него сигнала к продолжению. Но тот просто смотрел в ответ без малейшего намека на интерес. Джанет все же продолжила:

– Он выдал мне несколько блоков микропамяти с данными, которые нужно было добавить к передачам в ведении Маллюска. Сказал, что это всего лишь тривиальные поправки, но… даже не знаю… в том, как он сказал, было что-то странное. – Она резко выдохнула и, по-видимому, ощутила облегчение. – В общем, такие дела – теперь ты тоже об этом знаешь.

Поза и манеры Пейси резко поменялись. Теперь он наклонился вперед и глазел на Джанет с ужасом на лице. Глаза девушки испуганно расширились, когда она поняла, что ситуация куда серьезнее, чем она думала.

– Сколько их было? – твердо спросил он.

– Три… Последняя – сегодня, рано утром.

– А первая?

– Несколько дней назад… может, больше. Еще до отлета Карен Хеллер.

– И что там было?

– Я не в курсе. – Джанет беспомощно пожала плечами. – Откуда мне знать?

– Ой, да ладно. – Пейси нетерпеливо махнул рукой. – Только не говори, что тебе не было любопытно. У тебя есть оборудование, которое выводит содержимое памяти на экран.

– Я пыталась, – спустя несколько секунд призналась она. – Но данные защищены кодом блокировки, который не допускает чтение консольной подпрограммой. Скорее всего, в передачу была встроена одноразовая последовательность активации. Которая впоследствии самоуничтожилась.

– И это не вызвало у тебя подозрений?

– Поначалу я думала, что это стандартный протокол безопасности ООН… Но потом начала сомневаться. Тогда-то я и встревожилась. – Она посмотрела на Пейси беспокойным взглядом и спустя несколько секунд робко добавила: – Он ведь сказал, что это всего лишь тривиальные поправки.

Судя по ее тону, эти слова тоже не вызывали у Джанет особого доверия. Затем она умолкла, а Пейси с отстраненным выражением сидел в кресле, машинально покусывая костяшку большого пальца, пока его мысли в бешеном темпе пытались разгадать смысл, стоящий за ее словами.

– Что еще он тебе сказал? – наконец спросил он.

– Например?

– Что угодно. Попытайся вспомнить, не делал ли он или не говорил чего-то странного или необычного – даже если это звучало глупо. Это важно.

– Ну… – Джанет нахмурилась и вперилась взглядом в стену позади Пейси. – Он рассказывал о своем вкладе в глобальное разоружение, о том, как с тех пор был вовлечен в становление ООН как эффективной силы глобальных масштабов… обо всех высокопоставленных людях, с которыми он знаком.

– Так-так. Об этом мы уже знаем. Что-нибудь еще? На лице Джанет на секунду мелькнула улыбка.

– Он злится из-за того, что ты, похоже, не даешь ему спуска на совещаниях делегации. У меня сложилось впечатление, что он считает тебя каким-то злобным уродом. Ума не приложу, с какой стати.

– Да уж.

Она внезапно изменилась в лице.

– Было кое-что еще, не так давно… Точнее, прямо вчера. – Пейси ждал, не говоря ни слова. Джанет ненадолго задумалась. – Я была у него, в ванной. Как вдруг в номер зашел кто-то из делегации, в приподнятом настроении. Но это был не ты и не тот невысокий лысый русский, а кто-то незнакомый. В общем, он не мог знать, что я в ванной, и тут же заговорил. Нильс велел ему молчать и, судя по голосу, был очень зол, но незнакомец все же успел упомянуть, что скоро в дальнем космосе будет уничтожен какой-то объект. – Она на мгновение наморщила лоб, а затем покачала головой. – Больше ничего… во всяком случае, из того, что я помню.

Пейси недоверчиво смотрел на нее:

– Ты уверена, что он так и сказал? Джанет покачала головой.

– Прозвучало именно так… точно сказать не могу. Из крана шла вода и… – Она замолчала, не договорив.

– Других разговоров не помнишь?

– Нет… прости.

Пейси встал и медленно прошел к двери. Немного постояв, он развернулся, прошагал обратно и остановился перед Джанет, пристально глядя на пол.

– Видишь ли, мне кажется, ты не до конца понимаешь, во что ввязалась, – произнес он, сопроводив свои слова зловещими нотками. Джанет испуганно подняла глаза. – Выслушай меня внимательно. Крайне важно, чтобы ты больше ни с кем об этом не говорила. Поняла? Ни с кем! Если хочешь взяться за ум, то сейчас самое время. Больше ни слова из того, что ты мне рассказала. – Она молча покачала головой. – Я хочу, чтобы ты дала мне слово, – попросил он.

Она кивнула, а спустя пару секунд спросила:

– Значит ли это, что мне нельзя видеться с Нильсом?

Пейси прикусил губу. Возможность узнать больше была весьма соблазнительной, но можно ли ей доверять? Поразмыслив несколько секунд, он ответил:

– При условии, что не будешь рассказывать ему о том, что видела и что говорила. А если снова случится что-нибудь необычное, дай мне знать. Не играй в шпионские игры и не нарывайся на неприятности. Просто смотри в оба и слушай и, если заметишь что-то странное, сообщи мне и больше никому. И ничего не записывай. Ладно?

Она снова кивнула и попыталась улыбнуться, но ничего не вышло.

– Ладно, – согласилась она.

Пейси ненадолго задержал взгляд на Джанет, а затем развел руками, показывая, что разговор окончен.

– Думаю, пока что это все. Извини, но меня ждут кое-какие дела.

Джанет поднялась и быстро прошагала к двери. Она как раз собиралась закрыть ее за собой, когда Пейси добавил:

– И Джанет…

Она остановилась и обернулась.

– Бога ради, постарайся приходить на работу вовремя и лишний раз не раздражать этого твоего русского профессора.

– Хорошо.

После краткой натужной улыбки она удалилась.

Пейси уже давно заметил, что Соброскин, как и он сам, по-видимому, не входил в сложившуюся вокруг Сверенссена клику, и со временем все больше убеждался в том, что Николай ведет одиночную игру от имени Москвы и видит в политике ООН лишь средство для достижения собственных целей. Если это действительно так, он вряд ли будет в курсе информации, которую отчасти удалось подслушать Джанет. Не желая нарушать радиомолчание с Землей по туриенскому вопросу, он решил рискнуть и, положившись на интуицию, договорился позже тем же вечером встретиться с русским в кладовой, которая располагалась в не самой многолюдной части базы.

– Сказать наверняка конечно нельзя, но речь вполне может идти о «Шапироне», – сообщил Пейси. – Похоже, что среди туриенцев есть две фракции, которые не до конца честны друг с другом. Мы говорили с представителями одной из них – по-видимому, той, что заботится о благополучии корабля, но откуда нам знать, что на «Бруно» нет людей, которые поддерживают связь со второй фракцией? И что эта самая вторая фракция разделяет наше мнение?

Соброскин был предельно внимателен.

– Вы имеете в виду кодированные сигналы, – сказал он. Как и ожидалось, все отрицали, что имеют к ним хоть какое-то отношение.

– Да, – ответил Пейси. – Мы более чем уверены, что проблема не в нашей стороне, так что винили вас. Но теперь я готов признать, что мы могли заблуждаться на их счет. Допустим, что ООН задумала все это действо на «Бруно» как прикрытие, а сама ведет какую-то другую закулисную игру. Возможно, они намеренно ставили палки в колеса и нам, и вам, а сами у нас за спиной поддерживали контакт… не знаю, может, с одной из туриенских фракций, может, с другой, а может, и с обеими разом.

– Какую еще игру? – удивился Соброскин. Он явно находился в поиске новых идей и для этого, по-видимому, был готов поделиться парой собственных.

– Кто знает? Но больше всего меня беспокоит тот самый корабль. Если я ошибаюсь на его счет, значит, ошибаюсь, но мы не можем сидеть сложа руки и просто на это надеяться. Если есть причины считать, что кораблю грозит опасность, мы должны оповестить туриенцев. Возможно, они сумеют что-нибудь предпринять.

Он долго думал о том, чтобы рискнуть и все-таки позвонить на Аляску, но в итоге решил этого не делать.

Соброскин на время погрузился в размышления. Он знал, что кодированные сигналы – ответ на передачи со стороны СССР, но причин раскрывать эту информацию у него не было. Швед оказался замешан в очередном подозрительном происшествии, и Соброскину не терпелось узнать больше. Москва всецело стремится к хорошим отношениям с туриенцами, и нет ничего плохого в том, чтобы примкнуть к США и предупредить туриенцев доступными Пейси средствами. Если страхи американца окажутся беспочвенными, долговременного вреда от этого не будет, решил Соброскин. Так или иначе, времени на консультацию с Кремлем не оставалось.

– Я уважаю ваше доверие, – наконец произнес он. Его искренность не ускользнула от внимания Пейси. – Чего именно вы от меня хотите?

– Я хочу воспользоваться передатчиками «Бруно», чтобы отправить сигнал, – ответил Пейси. – По понятным причинам я не могу привлекать к этому делегацию, а значит, нам придется обратиться напрямую к Маллюску, чтобы он взял на себя техническую сторону вопроса. Он, конечно, та еще заноза, но доверять ему, думаю, можно. Однако если я приду к нему один, он может и не согласиться, зато вам, вероятно, не откажет.

Брови Соброскина приподнялись от удивления.

– Почему вы не обратились к той американке?

– Я думал об этом, но не уверен, что она достаточно надежна.

Она слишком близка со Сверенссеном. Он может быть опасен.

С Маллюском они встретились в зале управления главной антенной, когда вечерняя смена уже закончилась, а астрономы, забронировавшие ночное время, разошлись, чтобы выпить кофе. Профессор дал добро на их просьбу лишь после того, как Соброскин согласился дать расписку, в которой говорилось, что отправка сигнала была запрошена им официально, в качестве представителя советского правительства. Маллюск спрятал бумагу вместе с остальными личными документами. Затем он запер двери зала и при помощи главного экрана диспетчерской консоли ввел и передал надиктованное Пейси сообщение. Ни он, ни Соброскин так и не поняли, почему Пейси настоял на включении в сигнал своего собственного имени. О некоторых вещах он предпочел умолчать.