Текст книги "Спортивное предложение"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Позже отец говорил нам:

«Даже если ты не можешь решить для себя, что на уме у твоего противника, все равно непоколебимо отстаивай свою позицию. Так должен был действовать и Стрэпп. Хотя вряд ли это что-нибудь изменило бы…»

Наконец, ко всеобщему удивлению, отец вызвал Скотти. В течение тех нескольких минут, что Стрэпп потратил на допрос Энгуса Пири, отец успел переговорить со Скотти, и тот уже знал, что от него требуется. Он шел к свидетельской скамье, как солдат через минное поле.

Штаны у него были безнадежно коротки, пиджак болтался, как на вешалке, в расширенных глазах читались страх, враждебность, растерянность и в то же время мрачная решимость.

– Ну, молодой мистер Пири, – шутливо сказал мой отец, приступая к допросу, – ты уверен, что пони в полицейском загоне – это твой Тэфф?

– Да, – ответил Скотти тихо, опустив голову.

– Говори громче, пожалуйста, – сказал судья.

– Ты просто забудь, где ты находишься, – отец повел рукой в сторону суда, – и говори со мной так, как говорил бы со своими учителями и товарищами по школе. Подними-ка голову, – сказал он.

– Ладно, – сказал Скотти и поднял голову.

– Этот пони подходил к тебе, когда ты его звал «Тэфф»?

– Да.

– Каждый раз? Только говори правду – это все, о чем я тебя прошу. Каждый раз?

– Нет, не каждый раз.

– Кусал тебя этот пони когда-нибудь, как говорит мисс Эйр?

– Да.

– Часто ли?

– Не знаю… – Скотти, видимо, почувствовал себя несколько свободнее, но смотрел по-прежнему только на моего отца. – Раза два или три.

– Это было случайно? Или твой пони Тэфф всегда кусал тебя?

– Да. Но не по-настоящему. Он только и ждет, когда ты зазеваешься, и непременно выкинет какой-нибудь номер. Чуть отвернешься, он и цапнет.

– Как это – цапнет? – спросил отец.

– Ну, укусит за голую ногу. А потом смеется.

– Что значит «смеется»?

– Ну, как все лошади смеются. Не как люди, конечно. Просто он доволен, что сыграл с тобой шутку.

– А ты не возражал против таких шуток?

– Нет. Мы с ним так играли.

– А что еще такого он обычно делал?

– Опрокидывал кормушку с сечкой.

– А тот, что здесь, в загоне, тоже так делает?

– Нет. Здесь он не может: кормушка прибита гвоздями.

– Что же делает этот пони?

– Раза два он опрокидывал бидон с водой.

– А как ты его за это наказывал?

– Давал ему тумака.

– Крепко?

– Иногда да.

– То есть как – палкой?

– Да нет! Рукой.

– Подними руку, чтобы все могли ее видеть.

Скотти протянул вверх худую, маленькую руку.

– Да, тут не о чем беспокоиться, – пробормотал отец, потом вздохнул и сказал, словно это только сейчас пришло ему в голову: – А скажи-ка, Скотти, если бы ты так или иначе лишился своего Тэффа, хотел бы ты, чтобы тебе дали другого пони?

– Нет, я хочу только Тэффа, – хмуро сказал Скотти.

– Другого пони ты не хочешь?

– Нет, только Тэффа! – повторил Скотти и насупился, словно мой отец уговаривал его отказаться от Тэффа.

– Мистер Эйр уже великодушно предлагал тебе любого пони из своего табуна.

– Нет! Я хочу Тэффа, и все! – В голосе Скотти слышалось нарастающее отчаяние, он, видимо, и впрямь решил, что отец отступился от него.

– Почему? – вдруг спросил отец. – Почему ты хочешь только Тэффа?

– Это мой пони, – возмущенно сказал Скотти, – вот почему!

Мой отец сел на место, и его сменил мистер Стрэпп. Я думаю, все мы ждали того самого вопроса, который Стрэпп должен был задать мальчику.

– Как у тебя оказался этот пони? – спросил Стрэпп.

– Я купил его, – ответил Скотти.

– Я спрашиваю, как у тебя оказался пони, что сейчас стоит в полицейском загоне?

– Я купил его, – повторил снова Скотти.

– Да нет, я хочу сказать – позднее. А ты не взял его как-то по-другому?

– Протестую! – резко, во весь голос заявил отец. – Мой противник требует от моего клиента, чтобы он признал себя виновным в преступлении.

– Но, ваша честь, это же жизненно важный вопрос! – воскликнул Стрэпп.

– Вы не должны ставить вопросы, ведущие к самообвинению, мистер Стрэпп, – сказал судья. – Вы это знаете.

Стрэпп раздраженно пожал плечами. Раз ему нельзя прямо спрашивать у Скотти, украл ли он пони, тогда бесцельно вообще допрашивать его. И он жестом дал понять, что Скотти может вернуться на свое место.

Казалось, слушание дела закончено. Но, несмотря на то что отец обезвредил показания свидетелей противной стороны, решающее слово оставалось за Стрэппом. В конце концов, Скотти лишился Тэффа много месяцев назад, и вдруг оказывается, что пони снова у него, и он даже приводит его через очень короткое время после того, как был украден Бо у Джози. Это и было реальным доказательством, хотя пока о нем не упоминали.

Нейтрализовав все остальное, мой отец не затронул это доказательство, которое, однако, значило больше, чем все свидетельские показания. Оно явно работало в пользу Джози Эйр.

Но отец, оказывается, еще не кончил. Он, конечно, представлял, что на суде сложится именно такая ситуация и что ему так или иначе придется из нее выходить. И вот, получив заключительное слово, он сказал:

– Я поставил своей задачей показать, что нет абсолютно никакой надежды ни для одной из сторон привести такие доказательства, которые убедили бы всех нас, что этот пони есть Бо, принадлежащий мисс Эйр, или Тэфф, владельцем которого является Скотт Пири. Это безнадежно! И я полагаю, что совершенно исключается любое конкретное решение суда на основе тех доказательств, которые приводились здесь. Любое решение было бы неверным и несправедливым…

– Так как же, по-вашему, суд должен решить этот вопрос, мистер Квэйл? – спросил судья.

– Никак, – сказал отец.

– Никак?..

Зал замер, как в столбняке.

Стрэпп в изумлении выпрямился, а Эллисон Эйр воздел руки вверх с видом полного недоумения.

– Потерпите еще минуту, ваша честь, – продолжал отец. – Здесь, в Сент-Хэлене, мы еще живем в стране лошадей. Я уверен, что вы, ваша честь, это чувствуете, как и все присутствующие. Лошади – старая австралийская традиция. Более того, наш суд – не суд в большом городе. Это сельский суд, и дела подобного рода – о лошадях, фермах, овцах, рогатом скоте – неотъемлемая часть здешней судебной деятельности. Поэтому я считаю, что к данному делу мы должны подойти особым путем, в соответствии с нашими особыми обстоятельствами.

Отец замолчал, как бы для того, чтобы перевести дыхание, но я понял, что он просто хотел усилить эффект.

– Какой же именно особый подход к делу вы имеете в виду? – спросил судья.

– Я считаю, что мы должны призвать на помощь естественное правосудие!

– Что вы хотите этим сказать?

– Естественное правосудие, – нарочито медленно повторил отец, – это та серебряная нить, которая пронизывает собой все наше право. Бывают случаи, когда без естественного правосудия не обойтись. По-моему, сейчас перед нами как раз такой случай.

– Тогда, может быть, вы раскроете наконец конкретную суть вашего предложения, мистер Квэйл?

– Поскольку мы не можем формальным путем решить, кому принадлежит интересующий нас пони, я предлагаю суду создать условия, при которых пони мог бы решить этот вопрос сам.

Мощный взрыв смеха потряс зал суда, разбившись тут же на десятки мелких взрывов. Стрэпп вскочил на ноги. В общем шуме я различил голос Джози Эйр, которая кричала отцу:

– Что он сказал? Что случилось?..

Судья откинулся на спинку кресла и принялся стучать карандашом по стене у себя над головой, а пристав безуспешно призывал аудиторию к порядку.

– Но, мистер Квэйл, – заговорил судья, когда установилось нечто вроде порядка, – объяснитесь, пожалуйста…

– Это очень просто, ваша честь, причем я должен подчеркнуть, что не обсуждал свое предложение с моим доверителем и вообще не советовался ни с кем. Но поскольку каждый из наших юных противников убежден, что пони принадлежит ему, и раз уже ясно, что даже мудрому Соломону не найти тут правильного решения, почему бы не создать условия, при которых пони сам сделает выбор?

– Но как?! – Гулкий вопрос Стрэппа будто вылетел из глубины его живота.

– Как? – переспросил отец, словно еще не додумал до конца. – Ну, предположим, суд укажет открытую территорию, где мы сможем создать эти самые условия…

– Ради бога, ваша честь!.. – взмолился Стрэпп.

– Продолжайте, мистер Квэйл, – сказал судья. – Как вы представляете себе эти условия? И как они помогут лошади высказать свое мнение по данному делу?

– Это не так сложно, ваша честь, – сказал отец, словно приглашая судью в союзники. – Ну, например, окруженное веревочной оградой место, где будет ждать пони; затем – узкий проход для пони, чтобы он мог пройти дальше; и, наконец, такая же огороженная территория побольше, в разных углах которой будут сидеть наши юные соперники. Пусть они оба зовут к себе пони, и пусть пони сам решит, к кому из них ему идти. Такой случай описан даже в классической мифологии…

– Не надо классической мифологии! – отмахнулся судья. – Идея достаточно ясна. – Судья уже смотрел на отца повеселевшими глазами заядлого игрока на скачках. – Вы сделали интересное и даже увлекательное предложение. Но сработает ли оно? И примет ли его мистер Стрэпп и его клиент? Согласится ли ваш собственный доверитель?

– Я думаю, что смогу убедить моего юного доверителя согласиться, – сказал отец. – Кроме того, – он повернулся к залу и посмотрел на Джози, – все присутствующие оценили ум и твердый характер мисс Эйр; я уверен, она тоже согласится, что это честный путь для решения интересующего всех нас вопроса. И ее отец тоже.

Поднялся Стрэпп и сказал, что должен проконсультировать предложение со своими клиентами.

– Вы желаете, чтобы суд объявил перерыв, мистер Стрэпп?

Эллисон Эйр уже втолковывал что-то Джози и своей жене. Я видел, как Джози энергично кивает головой: «Да. Да. Да».

– Ваша честь, – заговорил Эллисон Эйр, – могу я подойти и обменяться несколькими словами с мистером Стрэппом?

– Пожалуйста.

Гул разговоров в зале суда нарастал, будто шум поезда, подъезжающего к станции. Зрители горячо спорили, пререкались. Эллисон совещался со Стрэппом, мой отец объяснял что-то Скотти и его отцу. Я видел, что Скотти все сильнее сжимает губы. Но он все-таки сказал:

– Ладно, пусть так, если она согласна.

– Ваша честь! – проквакал Стрэпп лягушачьим голосом.

Шум стал стихать.

– Ваша честь! Хотя предложенная процедура несколько необычна, мои клиенты решили согласиться с внесенным предложением при условии, что оно будет тщательно организовано судом в интересах обеих сторон и будет представлять собой действительное заседание суда.

– Мистер Квэйл, – спросил судья, – вы, очевидно, посоветовались с вашим клиентом? Он дал согласие?

– Без колебаний, – сказал отец. – И я думаю, что замечания мистера Стрэппа должны быть приняты.

Судья подергал себя за верхнюю губу. Он был очень доволен.

– Что ж, я полагаю, что это честное спортивное предложение, – заявил он.

Итак, мой отец трезво и хладнокровно сделал ставку на искони присущий австралийцам спортивный азарт.

Оглядываясь на судебный зал, я уже видел в каждой паре глаз предвкушение острых переживаний. Да, коренному австралийцу трудно противостоять этому чувству! И оно несомненно захватит и Джози Эйр, и ее родителей, и Скотти, и мисс Хильдебранд, и, конечно, нас с Томом. Но только не моего отца, который все заранее спланировал, руководствуясь своей любимой «внутренней логикой».

– В таком случае, – подытожил судья, – я откладываю слушание дела и прошу мистера Квэйла и мистера Стрэппа посовещаться со мной в здании суда с приглашением сержанта Коллинза и судебного пристава мистера Каффа. Мы выберем подходящее место и разработаем основные «правила игры». А потом я соберу суд в установленный день и на условленном месте, и пусть серебряная нить естественного правосудия приведет нас к правильному решению.

ГЛАВА XV

♦

Отцу с самого начала было ясно, что дело Скотти выиграть невозможно, потому он и ухватился за мысль предоставить пони самому сделать выбор. Эта идея, видимо, пришла ему в голову в ту минуту, когда он впервые увидел пони и мальчика вместе в полицейском загоне. Может быть, поэтому он так и настаивал, чтобы Скотти сам задавал лошади корм. У нас дома жили кошки, собака и сорока, и все они были очень привязаны к отцу, потому что он их кормил. Скотч-терьер Микки часто сидел в суде у его ног, уютно пристроясь под адвокатским столом.

Я спрашивал себя: задавал ли отец себе самому тот самый вопрос, который он так и не дал возможности задать мистеру Стрэппу: переплыл ли Скотти реку, увел ли он пони из поместья Эйров? Честность моего отца была вне сомнения. Но, видимо, так уж повелось, что некоторые вопросы адвокаты не задают себе, когда защищают кого-либо в суде…

Проходя по улицам, отец никогда не смотрел на то, что находилось непосредственно у него перед глазами; взгляд его всегда был устремлен в какую-то неизвестную далекую точку, и я думаю, что этот особый вид слепоты в отношении близких предметов служил ему как бы средством самозащиты. Но, помимо того, ему просто доставляло удовольствие играть ту роль, которую ему навязали сограждане.

Тогдашний раскол в городе напоминал разделение болельщиков на матче по боксу или римлян во время боя гладиаторов, боя, который кончится победой для одного и последним и окончательным поражением для другого.

В поисках места для решающего испытания судья и стороны остановились на территории сельскохозяйственной выставки: во-первых, потому, что она была окружена высоким забором и изолирована от города, и, во-вторых, на ее большом стадионе легче поддерживать порядок среди «болельщиков», которые пожелают поглазеть на эту небывалую сессию «естественного правосудия».

Правила разработали очень простые. Суд соберется на выставке через неделю. В течение этой недели ни Джози, ни Скотти не разрешается приближаться к полицейскому загону. Площадки на арене распланировали в соответствии с предложением моего отца: маленький загон, где будет ждать пони, калитка, ведущая в узкий огороженный проход в двадцать ярдов, и большая площадка, в углах которой будут сидеть Джози и Скотти. Выбор, сделанный пони, будет иметь силу лишь при том условии, что оба претендента не станут передвигаться или вставать с места, пока пони не подойдет вплотную к одному из них. Решение судьи будет окончательным. Джози и Скотти обязуются быть на месте в десять утра. Все зрители должны находиться вне арены и соблюдать абсолютную тишину.

– А что, если пони не подойдет ни к ней, ни к нему? – спросил Том, когда мы прослушали за обедом эти правила.

– Будут сидеть, хоть весь день, пока не подойдет, – ответил отец.

– Это жестоко, – негодовала Джинни. – Если Джози проиграет, она не переживет этого.

– И Скотти тоже! – запротестовал Том.

– Ну, он мальчик! Ему что!

– Это очень много значит для них обоих, – сказал отец. – В том-то и беда, что один должен выиграть, другой – проиграть.

– А обязательно было устраивать из этого массовое публичное зрелище? – спросила мать.

– Правосудие всегда должно быть более или менее гласным, Ханна, – сказал отец, – иначе оно не будет голосом общественной совести.

Громкий голос общественной совести города Сент-Хэлен становился просто оглушительным.

Даже в школе открыто заключались пари. Среди школьников дело приобрело такой накал, что директор вынужден был устроить собрание, на котором пригрозил суровым наказанием всякому, кто будет биться об заклад в здании школы или вне ее. Но это ничего не изменило. В школе, как в зеркале, отражались события, происходившие в городе. Мы заключали пари на все, что оказывалось под рукой: на деньги, перочинные ножи, мраморные шарики, рогатки, крикетные мячи, теннисные ракетки, перчатки, футбольные мячи и бутсы, удочки – все шло в ход.

Одна из девочек, Сэнди Уильямс, попробовала вызвать на пари самого Скотти, утверждая, что он проиграет. Скотти ужасно разозлился, толкнул ее, дернул за косы, она завизжала. Это был единственный случай, когда я увидел Скотти плачущим! Злые, молчаливые слезы.

Все были удивлены: что тут особенного – ему просто предлагают пари, пусть даже против него самого.

Я тоже заключил пари, поставив старую отцовскую удочку против новенькой катушки для спиннинга.

В городе держали пари на деньги, правда, не делая таких отчаянных ставок, как во время бегов. «Поставлю-ка пару шиллингов за мальчика», – слышалось в парикмахерских, пивных, на улице, на почте или в кегельбане[5]5
  Кегельбан – помещение для игры в кегли.


[Закрыть]. Пит, сын мясника, огрызком карандаша записывал ставки домохозяек на переплете книги заказов:

«Миссис Эндрюс (4–6), супруга пожарника; не путать с миссис Эндрюс, женой столяра;

миссис Джонсон (2–1);

миссис Рид (4/3)» и так далее.

Я с восхищением читал этот список. Деньги, которые вносили спорящие, Пит держал в бараньем черепе, висевшем над холодильником.

В субботу (испытание было назначено на среду) я увидел в городе Джози. Она сидела в отцовском «мармоне» перед домом капитана Элвина Джонса, бывшего военного летчика, компаньона Стрэппа по юридической конторе.

– Кит, – позвала меня Джози, – пойди-ка сюда.

Я подошел. Глаза Джози так и сверлили меня.

– Все держат пари, правда? – сказала она.

– Да, – сказал я.

– А ты на кого ставишь? – напрямик спросила она.

Я не ответил.

– Почему у вас в школе все меня ненавидят? – продолжала Джози.

Я удивился.

– Никто не ненавидит тебя, Джози, – сказал я. По правде говоря, большинство ребят восхищалось ею. – Ты ошибаешься…

– Нет, нет, они меня ненавидят, – повторила Джози.

– Откуда ты взяла?

– А почему же тогда меня ненавидит Дорис Даулинг? – не отвечая, спросила она.

Дорис Даулинг была у нас главной и ярой сторонницей Скотти среди девочек.

– Ей просто нравится Скотти, вот и все, – сказал я.

– Вы там без конца меня обсуждаете.

– Мы всегда и всех обсуждаем.

– А что говорит он?

– Кто? Скотти?

– Да, он!

– Ничего. Он вообще не хочет об этом разговаривать.

– Я тоже не хочу! – страстно воскликнула она. – Почему вы не верите, что это мой пони?

– Не знаю, – сказал я. – Но многие считают, что пони твой.

– А сколько их?

– Не знаю. Откуда мне знать?

– Больше всего – девочки, – мрачно сказала Джози.

– Нет. И мальчики тоже.

– Городские мальчики! – сказала она презрительно.

– Да, пожалуй.

– А сельские все за него, да?

– Да, большинство.

– Ну, а почему же ты на его стороне? Ты ведь городской.

Я не мог объяснить ей, что у меня куча причин поддерживать Скотти, но что симпатии мои принадлежали одинаково и ей и ему. Я знал, что мне будет очень жаль любого из них, кто проиграет.

– У вас на ферме так много пони, Джози, – сказал я. – Ты могла бы выбрать себе любого.

Это был не ответ, конечно, но что другое я мог ей сказать?

– Но это мой пони! – сказала она сердито. – Почему они не могут мне поверить? Почему все вы вбили себе в голову, что он не мой? Вы ведь ничего не знаете. Если бы я была в вашей школе…

Она не договорила. Джози знала все о наших спорах и стычках, но наша жизнь не была ее жизнью. Ей бы очень хотелось быть в самой гуще драки. Не в городе вообще, а именно в школе, где она могла бы сама постоять за себя. Но она была в стороне, и это ее мучило.

– Если пони достанется ему, я никогда больше не приеду в город и ни с кем не буду разговаривать, – пригрозила она.

Как и Скотти, Джози тоже готова была заплакать. Поэтому я отошел – я вообще не люблю видеть чужие слезы, чем бы они ни были вызваны. Тем более слезы Джози Эйр – она ведь не из плаксивых…

Так я узнал, что́ на душе у обоих соперников. И, наблюдая за Скотти в эти дни, я чувствовал, что оба они все время думают друг о друге.

Скотти как будто находился во взвешенном состоянии, выжидая, куда повернет его судьба, которой сам он уже не мог управлять. Один шаг отделял его от той грани, за которой он мог окончательно затеряться в равнодушной пустыне жизни. У него была натура бойца, но беда заключалась в том, что он не знал, с кем и с чем ему надо бороться. Перед ним был безликий суд, который вправе решать его судьбу и, главное, отдать или не отдать ему Тэффа. Я-то знал, что, если бы Скотти окончательно потерял пони, он взбунтовался бы против всего общества. Ни к чему хорошему это его бы не привело.

– Кит! – позвал он меня, перелезая через забор какого-то сада и доедая сорванный мимоходом осенний апельсин. – Как ты думаешь, мне позволят завтра захватить с собой старую уздечку Тэффа?

Завтра был решающий день.

– Не знаю, – сказал я. – Почему бы нет?

– Ты спросил бы у своего старика.

– Ладно.

Скотти был слишком горд, чтобы выпрашивать себе какие-то преимущества. А меня спросить можно, я ведь «свой».

– Джек Саммерс сказал мне, что ты говорил с девчонкой, – сказал Скотти.

– С какой девчонкой? С Джози Эйр?

– Ну да. С ней.

– Говорил.

Мы как раз шли мимо дома Пикерингов, где Скотти любил дразнить через забор собаку. Но это развлечение, как и другие, теперь было, видимо, забыто. Скотти овладело какое-то безразличие ко всему, и он словно расстался со старыми привычками.

– А что она сказала?

– О чем?

– Обо мне.

– Ничего, – ответил я. – Она хотела узнать, что говоришь о ней ты. Я сказал ей, что ты не хочешь о ней разговаривать.

– Но что она сказала… ну… об этом? – настаивал Скотти.

– Сказала, что об этом тоже не хочет говорить.

Мы шли, подымая клубы пыли. На худых ногах Скотти были все те же башмаки, тяжелые, как два деревянных ящика.

– Она думает, что выиграет, так, что ли? – спросил Скотти.

– Не знаю.

– Они все за нее.

– Кто «они»?

– Все, кто сидел в зале, там, в суде.

– Ничего подобного. Многие из них на твоей стороне: мистер Кафф, судебный пристав и даже сержант Коллинз.

– Ну, ты совсем спятил! – усмехнулся Скотти. – Коллинз всегда делает, что они ему прикажут.

– Потому что его заставляют.

Скотти пожал плечами:

– Все равно все они уверены, что я проиграю. Но я не проиграю, Кит. Это мой пони.

– Я знаю, Скотти.

– И когда я засвищу, или пощелкаю языком, или покажу ему уздечку, он пойдет ко мне! Вот увидишь…

– Я знаю…

– Пусть она кричит сколько хочет или зовет его по-всякому – Бо или как там, – это ей не поможет.

– Конечно, Скотти, – охотно подтвердил я.

– Она будет сидеть в своем кресле?

– Думаю, что да.

– Разве она все время в кресле? И дома тоже?

– Вроде да. Джинни бывала в «Риверсайде», она говорит, что Джози ездит в кресле взад и вперед среди всякой мебели очень ловко, как на мопеде.

– Мне наплевать, – нахмурился Скотти. – Я принесу с собой уздечку. А если они мне не позволят, я сделаю вид, будто она у меня в руках.

В отличие от Джози, Скотти не угрожал в случае проигрыша навеки порвать с городом. Скорее, он не простил бы этого самому себе.

Мы были уже почти у самого нашего дома, когда он вдруг перебежал дорогу и скрылся за углом недостроенного здания. И я понял, что он так же не уверен в исходе дела, как Джози. Ведь оба они не знают, как поведет себя завтра пони.