Текст книги "Спортивное предложение"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

ГЛАВА V

♦

Мы не видели, как приручали пони для Джози, но многое узнавали от Блю Уотерса и других скотников.

Бо (по-французски «Красавчик», так назвала своего пони Джози) не обнаруживал ни малейшего желания становиться в оглобли. Джози очень хотелось самой заняться его приручением, но это было невозможно.

И все же она каждое утро на заре, когда коровы громко мычат на росистых лугах, подъезжала в своем кресле к загону вместе с шотландской овчаркой Максом и принималась разговаривать с диким, беспокойным пони. Но когда Блю предложил ей угостить его морковкой, Джози решительно отказалась.

– Я не желаю его баловать, – высокомерно заявила она.

Ее саму всегда баловали, может, оттого она и считала, что баловство портит характер. Но длинный хлыст Джози тоже не хотелось пускать в ход. Она полностью рассчитывала на своего лохматого друга Макса, который, как все шотландские овчарки, мог неотступно следовать за пони, постепенно приучая его к послушанию. Макс был обучен этому и прекрасно справлялся со своими обязанностями.

Вскоре маленькая хозяйка вытребовала себе право заезжать в кресле прямо в загон, чтобы Бо мог лучше познакомиться с ней. Эллисон разрешил ей это, но велел Блю все время быть начеку, когда Джози подъезжала слишком близко к пони. Надо было добиться одного: чтобы Бо привык к Джози, сидящей в кресле на колесах, потому что только в кресле она могла приближаться к нему.

Теперь Джози целыми днями пропадала в загоне. Родители вынуждены были смириться, хотя был и более простой способ обуздать Бо. Например, приучить его сначала к седлу. Но Джози не позволила никому садиться на Бо верхом, и Эллисон согласился с ней.

– Коли уж пони суждено ходить в упряжке, не надо сбивать его, – сказал он Блю, предложившему погонять Бо под седлом, чтобы ускорить выучку.

В перерывах между занятиями с гувернанткой, Джози сразу катила к Бо, надеясь каждый раз подъехать к нему поближе.

И вот настал день, когда Бо впервые впрягли в оглобли, пока без повозки. Эллисон поспешно вывез дочь из загона. Бо носился как очумелый, стараясь освободиться от волочащихся за ним непонятных палок.

– Он их сломает! Они поранят его! – волновалась Джози.

– Да нет, они гибкие, – успокаивал ее Блю. – Погнет немного, и все.

В бешеных попытках расправиться с ненавистными оглоблями Бо угодил с размаху головой между двумя перекладинами ограды. Джози громко закричала, зовя на помощь Блю, который, как на грех, куда-то отлучился. Но пони, инстинктивно чувствуя, что вырываться – значит изувечить себя, вдруг притих и замер в неподвижности.

Джози уловила в нем эту перемену, подъехала вплотную к ограде и стала гладить его по шее и почесывать ему холку. И, хотя Бо настороженно косил на нее диким глазом, подбежавший на помощь Блю понял, что теперь дело пойдет на лад.

– Подожди, – приказала Джози Блю, – не трогай его!

Она продолжала уговаривать Бо, гладить его и похлопывать его по шее.

– Не слишком доверяйте ему, – предостерегал Блю, – не то он укусит вас.

Едва он это сказал, как зубы Бо щелкнули, точно у злой собаки. Но Джози успела отдернуть руку.

– Это низко! – крикнула она возмущенно.

Бо скривил губы, и Блю решил, что лошадь насмехается над хозяйкой.

– Возьмите да отхлещите его.

– Не надо. Пускай кусает, – сердито глядя на Бо, проговорила Джози и принялась снова поглаживать его.

Она словно изучала Бо. А тот тоже присматривался к ней и, видимо, решил наконец, что ему делать: он изловчился и цапнул ее за другую руку. Правда, это был не настоящий укус, так может укусить хозяйку любимая кошка. При желании это даже можно было принять за ласку.

– Да он и не укусил вовсе, – возражала Джози, когда Блю сообщил об этом хозяину. – Разве это укус!

Дальше все уже было делом только времени. Выяснилось, кстати, что Бо пугает кресло Джози. Вот если б она могла подбежать к нему на собственных ногах! Обходить его со всех сторон, приближаться к нему, удаляться и при этом с той легкостью, какую дарит человеку пара здоровых ног. Но все, что ей было дано, – это подъезжать к пони в кресле, к тому же даже дотянуться до него она толком не могла, так как кресло было довольно низкое.

Однажды Блю удалось открыть пони рот и вложить ему в зубы мундштук. Пони сопротивлялся, но не очень активно, и Джози захотелось попробовать сделать это самой. Но тут Бо просто вздернул голову, и она не смогла дотянуться до его морды. Джози даже расплакалась от обиды, однако не сдалась и упрямо добивалась своего.

По субботам Блю рассказывал собутыльникам, что норов у Бо постепенно смягчается, и он уже сам опускает голову, когда Джози хочет вложить ему в рот мундштук.

На следующем этапе обучения Бо запрягли в обычную коляску, но не в ту, которую Эллисон заказал специально для Джози, потому что пони мог ее нечаянно сломать. И в то же время Эллисон не хотел превращать Бо в простую рабочую лошадь. Он велел кузнецу сделать из старой коляски экипаж не выше заказного и с такими же маленькими колесами и длинными оглоблями. Блю сел в этот экипаж и взял вожжи.

Но не тут-то было. Бо не двигался с места.

– Только не смей его бить! – предупредила Джози.

Блю подергал вожжами, стал раскачивать экипаж – пони стоял как вкопанный. Джози сидела в кресле и смеялась. Ей даже нравилось, что Бо не позволяет командовать собою.

– Ну давай же, Бо! – крикнула она. – Вперед, Бо!

Бо оглянулся и снова застыл на месте.

– Так не годится, Джози, – сказал ей отец. – Лошадь должна слушаться.

Он взял бич и несколько раз хлестнул Бо по бокам. Бо в ярости взвился на дыбы, пустился галопом по глинистой дороге и проскакал так больше ста ярдов. Потом, невзирая на то, что Блю сильно натянул вожжи, свернул с дороги и помчался через выгон.

– Не сдерживай его, – кричала вслед Джози, – не рви ему рот!

Блю и не пытался сдерживать Бо. Он думал только о том, как бы не вылететь из коляски, и ругался последними словами, когда та подскакивала на рытвинах и моталась из стороны в сторону. Мягкий рот подвел Бо: он не мог по-настоящему закусить удила, и Блю удалось в конце концов повернуть и выехать на дорогу.

Когда Бо снова очутился в загоне, у него слегка кровоточили губы. Джози была возмущена: можно ли так жестоко обращаться с животным!

– Раз он уже в оглоблях, – сказал Блю, – нельзя ему уступать ни на волос, иначе лучше отправить его обратно в буш, к сородичам.

Джози понимала, что отец и Блю правы, но ей хотелось все делать по-своему.

– Возьми меня с собой в коляску, – упрашивала она Блю.

Но тот имел строгий приказ от хозяина не позволять Джози садиться в коляску, пока не удастся обуздать своевольный нрав маленькой лошадки.

И Джози оставалось только ездить взад-вперед в своем кресле по глинистой дороге и покрикивать на Блю, который старался удержать Бо, то и дело срывавшегося на галоп. Понемногу Бо приучали бежать ровной, легкой рысцой, чтобы он привык работать в упряжке.

Колли Максу было разрешено бежать рядом с Бо, и каждый раз, когда пони сбивался в галоп, Макс начинал лаять и кусать Бо за передние ноги. И тот возвращался на заданный аллюр. Таким образом, у Бо с Максом наметилось настоящее деловое сотрудничество.

В приручении дикой лошади наступает переломный момент, когда она перестает сопротивляться и начинает приноравливаться к тому, чего от нее требуют. Этого и ждали сейчас Блю и Джози. Девочка жадно смотрела, как ровно бежит Бо по дороге, и кричала Блю:

– Он стал совсем другим, говорю тебе! Возьми меня с собой в коляску, Блю!

Наконец Блю решил, что долгожданный момент настал – у Бо началась эта таинственная внутренняя перестройка и пони окончательно забыл о беззаботных днях в буше. Блю сообщил Эллисону, что теперь можно бы прокатить и Джози.

А Джози к тому времени уже сама научилась выпрягать Бо из коляски и уводить в загон, держа за повод. И пони покорно шел за ее креслом. Она научилась даже запрягать его, поднявшись на специально для этой цели построенное возвышение. Пони теперь сразу выходил к ней, когда она подъезжала к загону и кричала: «Бо, иди сюда сию минуту!»

– Все это хорошо, – говорил Блю, когда они с хозяином усаживались в коляску. – Но в нем еще куча всяких сюрпризов. Он уже не такой пугливый и коварный, но, похоже, он только и ждет случая отколоть номер.

Однако рука Эллисона, державшая вожжи, была достаточно твердой, и пони не удалось бы его перехитрить. Бо мирно, слушаясь вожжей, рысил взад и вперед по дороге, точно старый батрак, привыкший беспрекословно подчиняться хозяину.

– Да-а-а, – протянул раздумчиво Эллисон, останавливая пони. Он, конечно, знал, что Бо далеко еще не так послушен, как кажется. – Что ж, давай теперь ты, – предложил он дочери.

Джози подъехала к коляске, Блю поднял ее и посадил рядом с Эллисоном. Она живо выхватила из рук отца вожжи и, прежде чем он успел что-нибудь сказать, крикнула:

– Вперед, Бо! Вперед!

Бо послушно пошел легкой рысью. Но Джози не терпелось ехать быстрее.

– Не гони его. Будь осторожна, – сказал отец.

Все шло хорошо, пока они не поравнялись с деревьями у поворота дороги. Едва они повернули, как навстречу им показался «крейслер» миссис Эйр, возвращавшейся от соседей. Не слушаясь вожжей, Бо спокойно бежал прямо навстречу «крейслеру». Он проскочил мимо машины буквально в нескольких дюймах. Эллисон схватил вожжи и натянул их так, что Бо чуть не сел на задние ноги. Только тут он остановился.

– Что за глупый звереныш! – воскликнула миссис Эйр.

– Ты сама напугала его, мама, – сердито возразила Джози.

– Но ведь это очень опасно!.. – возмущалась мать.

Эллисон молчал и о чем-то думал. Потом он сказал Джози, что, по-видимому, Бо пока еще не чувствует ширины коляски.

– Будь очень осторожна и сама рассчитывай расстояние – проскочишь или нет, потому что он его не чувствует пока. Позже он, конечно, научится сам определять ширину коляски вместе с колесами, а сейчас все это для него сплошная загадка.

– Знаю, знаю, – нетерпеливо отвечала Джози, сгорая желанием ехать дальше. – Он просто растерялся.

– А ты не давай ему теряться. В нем сидит маленький бесенок, и его так и тянет выкинуть какой-нибудь номер. Просто так, для забавы. Ни в коем случае не давай ему воли. Для ездовой лошади это очень опасно.

– Ладно, – отмахнулась Джози.

И наконец Бо впрягли в экипаж, сделанный специально для Джози, с гладко отполированными оглоблями. Но, когда Джози разрешили в первый раз выехать одной, случилось нечто непредвиденное. Коляска оказалась намного легче обычной, а колеса на мягких шинах и шарикоподшипниках катили так быстро, что Бо, почувствовав у себя за спиной вдруг меньшую тяжесть, припустил по дорожной пыли легким аллюром. Эллисон радовался, глядя на него, а Джози была просто в восторге.

– Смотри, как идет! – сказал Эллисон жене.

– Девочка не успокоится, пока не свернет с дороги и не махнет прямиком через выгон, – испугалась миссис Эйр.

Эллисон тоже почувствовал тревогу.

– Да, Пэт, – сказал он. – Но пусть лучше Джози сама увидит, что она может и чего не может.

– Нет, нет! Что ты! – возразила мать. – Если ей что-нибудь не дается, она все равно постарается добиться своего. Смотри, смотри!

Джози на полном ходу проскочила через ворота, находившиеся у выезда на старую дорогу. Расстояние между столбами было достаточное, но отец учил ее в таких случаях придерживать Бо.

– Ладно, не беспокойся, я уж послежу за ней.

– Да, придется, – со вздохом сказала миссис Эйр. – Она обращается с коляской так, словно скачет на ней верхом.

ГЛАВА VI

♦

С тех пор мы часто видели, как Джози переезжает вброд через реку или же мчится в своей коляске по выгонам Эйров в сторону буша.

Желтая коляска Джози и Бо надолго стали притчей во языцех в городе, как в свое время Скотти и Тэфф.

Сколько ни старался Эллисон Эйр привить дочери осторожность, Джози носилась, где ей заблагорассудится: по зарослям, по вспаханному полю, по берегу реки. Ее коляска все выдерживала. Просто поразительно.

Блю рассказывал в «Белом лебеде», что, когда они отгоняли овец или лошадей, Джози увязывалась за ними туда, где не проехать и верхом. Приезжие фермеры говорили, что встречали желтую коляску в самых непроходимых местах.

К тому времени Бо уже окончательно освоился со своей работой и выполнял ее весьма охотно. Его приезды и отъезды, то есть появление и исчезновение желтого экипажа, всегда было в центре внимания горожан. Хотя в самом городе его никто не видел.

Чтобы приехать в город, Джози потребовалось бы менее часа, однако она появлялась там не в экипаже, а на переднем сиденье отцовской машины или грузовика. Сидела она всегда очень прямо, закрученные хвостики косиц едва касались плеч, взгляд настороженный и вызывающий – достойная дочь своего отца, Эллисона Эйра. Только ноги были всегда спрятаны. Ни за что она не допустила бы, чтобы кто-нибудь из горожан увидел, как ее относят или сажают в экипаж.

Обычно она дожидалась отца, сидя в машине. А если приезжала с родителями к кому-либо в гости, разрешала отнести себя в дом, только когда никого рядом не было. Носила она только длинные брюки, хотя в городе и поговаривали, что массаж ей пошел на пользу и ноги постепенно начинают служить ей.

Вот и все, что мы знали о Джози и о Бо.

Тем временем Скотти овладело непонятное беспокойство. Ощущение непостоянства в этом мире, пришедшее с исчезновением Тэффа, охватило его с новой силой, и в один прекрасный день он исчез точно так же, как его малыш Тэфф.

Сначала мы подумали, что он просто решил прогулять дня два-три, но потом Энгус Пири явился в полицию и сообщил, что Скотти вот уже четыре дня и три ночи нет дома.

– Бедная женщина! – сказала моя мать.

Она сразу представила себе, в каком отчаянии сейчас миссис Пири. Наверное, без конца выскакивает на веранду своего жалкого, затерянного среди болот домика, надеясь, что Скотти вот-вот появится на дороге.

Первое, о чем все подумали, – утонул!

Вполне могло случиться, что Скотти во время рыбной ловли, ныряя, зацепился за корягу и утонул. Или же его укусила змея, и он лежит где-нибудь мертвый.

– На Скотти это не похоже! – возражал Том. – Он просто ушел искать Тэффа, вот и все.

– Но ведь пони пропал уже много месяцев назад, – говорила мать.

– И все-таки он отправился его искать, – упрямо твердил Том.

Мы решили, что на месте Скотти и сами поступили бы так же.

А Скотти добрался зайцем в поезде до ближнего города Тэско, где было четыре или пять валлийских пони, и стал искать там по виноградникам.

Потом один виноградарь застал Скотти под навесом, где у него сушился виноград; Скотти поедал недосушенные гроздья. Виноградарь позвонил в полицию, и наутро Скотти доставили в Сент-Хэлен. Наши полицейские назвали его маленьким паршивцем, угостили несколькими ударами палкой по заду и отпустили домой.

Но недели через две Скотти пропал снова. На этот раз мы уж и представить не могли, куда он подался.

– Вернее всего, к Эйрам, – решил Боб Рансимэн, низенький левша, который всегда все знал.

– А может быть, махнул на молочную ферму Тэйлоров. Там есть кобылка пони, и хозяин поговаривал, что неплохо бы заняться их разведением, – сказал я.

– Да нет же! – вмешался Том. – Все очень просто. Скотти отправился в Лайа, там живет миссис Стэйн – ну, знаете ее, она без ума от пони, у нее их уже четыре штуки.

А Скотти тем временем обшаривал буш вверх по реке: кто-то сказал ему, что видел бродячего охотника верхом на пони. В городе изредка появлялись такие охотники с большими связками кроличьих шкурок и продавали их Дормену Уокеру и другим торговцам по шиллингу за штуку. Может быть, один из них и увел Тэффа…

Когда Скотти вернулся, он сказал, что никакого такого охотника верхом на пони не встретил.

– Был там один какой-то, так он ездил на велосипеде, – сказал Скотти.

– Как! По зарослям?

– Ну да. У него хорошие покрышки, а велосипед трехколесный. А еще у него двадцатидвухмиллиметровое ружье, и он стрелял разных птиц и ел их. Даже ржанок.

И Скотти рассказал нам, как он день-другой провел с этим велосипедистом в поисках охотника верхом на шотландском пони, пока не убедился, что такого и в помине не было. Зато в город нет-нет да наведывались разные бродяги, у одного из них вполне мог оказаться пони. И по дороге домой Скотти каждый вечер теперь нарочно проходил городом. Вид у него был очень деловой, словно он спешил куда-то.

В третий раз Скотти исчез во вторник, а в пятницу в город прямо к нам домой пришла миссис Пири и спросила у матери, не могли бы мы с Томом поискать Скотти за рекой в буше, во владениях Эйров. Мать предложила миссис Пири подождать, пока мы вернемся из школы.

Мы нашли ее в гостиной, где они пили чай; на миссис Пири было черное платье, черные чулки и башмаки, неуклюже подбитые кусками от старой покрышки. На голове у нее была черная соломенная шляпка с поломанными полями и двумя вишенками сбоку. Глаза ее смотрели куда-то вдаль, словно не замечая ничего вокруг себя. Это был взгляд человека не только одинокого, но и постоянно озабоченного то ли прошедшим, то ли будущим, а может, просто чем-то очень далеким от будничной жизни.

Когда мать передала нам ее просьбу, Том тут же загорелся: мы переплывем реку, походим вокруг фермы Эйров, заглянем в буш, пока еще не стемнело…

– Вы не станете переплывать реку, – прервала его мать, – а перейдете через мост и попросите у Эйров разрешения походить по их владениям.

Но тут пришел отец и, узнав, в чем дело, сказал:

– Чего уж проще, надо позвонить Эйру и попросить его послать на поиски кого-нибудь из его людей.

Он позвонил Эллисону Эйру и сказал, что из города пропал мальчик, сын Пири, у которого был пони, и скорей всего он находится где-то на его берегу реки. Так вот, не будет ли Эйр так добр, чтобы послать кого-нибудь из своих людей обыскать буш вверх по реке?

– Завтра же отряжу туда Блю Уотерса, – пообещал Эллисон моему отцу.

Повесив трубку, отец спросил, удовлетворена ли миссис Пири. Та кивнула, но взгляд ее не отрывался от телефона, словно этот равнодушный аппарат лишил ее последней надежды.

Потом она поднялась, и мы проводили ее до калитки. Она не плакала, вид у нее был скорее растерянный, чем удрученный.

– Не тревожьтесь, миссис Пири, – сказал Том. – Скотти вернется. Он найдет Тэффа и вернется.

– Но что же он ест там и где спит? – горестно спросила мать Скотти, будто мы могли ей ответить.

Но, видимо, она и сама знала, что Скотти вернется. Просто без Скотти ей было совсем плохо. В ее жизни образовалась пустота, которую ничем нельзя было заполнить. Даже мы с Томом это почувствовали.

– Наверно, он на острове, – высказал я предположение, хотя сам в это не верил, но надо же было что-то сказать. – Мы с Томом утром пойдем туда и поищем.

– Да, наверно, там, – согласилась она, и взгляд ее устремился вдаль.

На черном платье миссис Пири была приколота брошь – выплетенное из серебряной проволоки имя «Эйлин». «Кто такая эта Эйлин?» – думали мы…

Скотти вскоре отыскался, и именно в городке Лайа.

Там шли очередные состязания, устраиваемые для местных и приезжих лошадников. Пони, конечно, тоже принимали в них участие. На этой встрече в Лайа для пони намечалось три заезда. Скотти быстро просмотрел первую группу пони и стал ждать прибытия остальных – из дальних районов. Ставки в состязаниях между местными пони и гостями колебались от пяти до двадцати пяти фунтов за заезд. Среди прочих были, само собой, и валлийские пони.

Скотти целыми днями бродил возле их загончиков и однажды попался на глаза Эндри Мэгуайру, владельцу гаража, который готовил к состязаниям трех валлийских пони, принадлежавших Эйру. Мэгуайр спросил Скотти, не хочет ли тот заработать шиллинг, другой, ухаживая за одним из пони, тоже готовившимся к состязаниям. Скотти с радостью согласился, тем более что Мэгуайр обмолвился, что после бегов намерен продать этого пони.

– За сколько? – встрепенулся Скотти.

– Понимаешь, в него словно бес засел. Ничему его не обучишь, – признался Мэгуайр. – У Эйра все пони такие, словно злой бес в них сидит.

Позже Скотти передал нам этот разговор. Мы обсуждали валлийских пони, и Скотти сказал, что сам Мэгуайр ничего в них не смыслит. Он держит пони на привязи под железным навесом, не дает им побегать на воле, обрубает им хвосты и стрижет коротко гривы.

– В этом деле он круглый дурак! – с презрением заключил Скотти.

Поэтому он ушел от Мэгуайра и переключился на козлиные бега. Владельцы козлиных упряжек ежегодно являлись в Сент-Хэлен. Ставки в козлиных бегах делались, как в обычных бегах, только не на козла, а на мальчишку, обычно из местных, который вел упряжку. Юные наездники изо всех сил подгоняли рогатых рысаков, накручивая им хвосты и неистово вопя по-козлиному.

Кто выигрывал заезд, получал пять шиллингов – не так уж плохо. Только однажды в козлиных бегах Сент-Хэлена принимал участие мальчишка не из наших, а сын хозяина бегов по имени Босси. Год назад в таких же козлиных бегах принимал участие наш Том, и я был на седьмом небе от счастья, когда букмекер Локи Макгиббон во всеуслышание заявил:

– Ставлю три против четырех на Тома Квэйла!

Но Том проиграл.

В Лайа Скотти вышел победителем и до конца бегов, продолжавшихся еще четыре дня, оставался при козлиных упряжках. Он объяснил нам свой секрет, как ему удалось победить трижды: просто, в отличие от остальных, он начинал крутить козлу хвост только в пятидесяти футах от финиша.

В понедельник Скотти пришел домой вместе с каким-то коммивояжером, продававшим зингеровские швейные машины. Через несколько дней он явился в школу, но, по-моему, это был какой-то другой Скотти, в чем-то неуловимо изменившийся.

Мой отец хорошо понимал, что с ним происходит, и однажды за ужином сказал нам, что, если так будет продолжаться и дальше, мальчишка станет заправским австралийским бродягой на большой дороге.

Мы, как всегда, только вздыхали во время отцовской проповеди. В душе мы завидовали Скотти и его приключениям, как ни тяжело было вспоминать печальные глаза миссис Пири, ее пальцы, поглаживавшие брошь из серебряной проволоки, и ее маленькую фигурку, сиротливо бредущую по пустынной дороге.

– Энгус Пири тут не виноват, – возразила мать, когда отец отпустил нелестное замечание и в адрес Энгуса.

– Виноват или не виноват, а факт налицо. Если так пойдет и дальше, мальчик может стать профессиональным бездельником.

Недели шли одна за другой.

Скотти вел себя, как все городские мальчишки из бедных семей, как мальчишки из буша, которым город не обещал в будущем ничего – ни работы, ни надежды. Подрастая, они все чаще толпились по субботам возле пивных, состязаясь в количестве поглощенных кружек, напиваясь до потери сознания и вступая в мелкие разногласия с законом. Однако больше похоже было, что Скотти в конце концов отправится бродяжить…

А пока Скотти продолжал искать Тэффа. Этим и объяснялись его исчезновения. Не было в этом распущенности, как думал мой отец, прирожденным бродягой Скотти тоже не был. Но мог им стать.

Он снова ушел, на этот раз далеко, за пятьдесят миль, через весь штат Новый Южный Уэльс, в город Мундоо, где ежегодно бывали скотоводческие ярмарки и где огромное множество лошадей и пони переходило из рук в руки.

Неизвестно, как Скотти добирался туда, – всегда молчаливый и неприступный, он не рассказывал нам об этом. Родители его как будто примирились с его исчезновениями, хотя мы знали, что каждый раз, возвратясь домой, блудный сын получал изрядную порку ремнем от своего изможденного, потерявшего уже почти все зубы отца.

В школе ему тоже доставалось. Скотти отнюдь не был туп или неразвит, ум у него был живой. Но в том положении, в каком он оказался, школа ничем не могла ему помочь.

Однажды директор резко отчитал его перед всеми учениками заодно с еще десятком школьных сорванцов.

– Как сможешь ты найти когда-либо работу, раз ты так себя ведешь? – говорил директор. – Скажи мне сам, Пири.

Скотти Пири ничего не мог ответить ему на это.

Директор действовал, конечно, из лучших побуждений. А вообще учителя смотрели сквозь пальцы на то, что Скотти пропускает занятия, понимая, что тут ничего не поделаешь, и многие ему даже симпатизировали.

На ярмарке в Мундоо Скотти перебивался случайными заработками – поил овец и лошадей, мыл фургоны, подметал загоны для скота. Потом один из тамошних полицейских пронюхал, кто он такой, и Скотти пришлось ночью сбежать, так и не обнаружив никаких следов Тэффа.

Я думаю, что долгий и трудный путь домой (тридцать миль за три дня он прошел пешком, остальные двадцать его подвез какой-то фермер) совершил перелом в душе Скотти Пири. Он наконец осознал, что Тэфф не просто затерялся, а пропал навсегда.

Теперь надо было думать о том, как жить дальше.