Текст книги "Спортивное предложение"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

ГЛАВА II

♦

Благодаря пони «мальчишку из буша» стали больше замечать в городе. Они всегда были вместе. Их связывала своеобразная дружба, может быть грубоватая, но и грубость была взаимная.

Добиваясь от лошади беспрекословного послушания, Скотти заставлял Тэффа выкидывать самые невероятные номера. Тэфф в отместку пускался вскачь, не дожидаясь, пока всадник удобно устроится у него на спине. Он часто упрямился, кусал хозяина, убегал и вообще резвился как мог. Но именно потому, что они были неразлучны, у обоих выработался как бы инстинкт взаимопомощи и взаимной выручки в беде.

Мистер Джеклин, торговец лесом, однажды пожаловался в парикмахерской, что его чуть было не сшиб на улице мальчишка на пони, когда он мирно шел по тротуару, направляясь на свой лесной склад.

– Едва не растоптал меня! Скачет прямо по тротуару, потом свернул на мостовую, промчался по газону перед больницей, махнул через изгородь, через другую. Да еще повернулся, сорванец, и крикнул мне, что опаздывает в школу! Вот я скажу его старику!

– Ну да, шотландец вам тоже скажет пару слов, да только вы все равно ничего не поймете, – сказал парикмахер, и все засмеялись.

Действительно, Скотти никогда не пользовался проезжей частью улицы.

– Шпарит прямо по задворкам, – подтвердил мистер Стоун, развозчик льда. – И выскакивает из таких закоулков, о которых ты и знать не знаешь. Недавно я видел, как он вылетел со двора редакции «Стандарта». Как он туда попал, скажите на милость?

– Может быть, через задний двор скобяной лавки?

– Потом проскочил мимо пожарной вышки и вынырнул возле дома, что рядом с Роллсом, агентом по продаже тракторов…

– И главное: вот он здесь, а не успеешь оглянуться, его и след простыл!

Отметим, что во время великого раскола парикмахер был на стороне Скотти, а лесоторговец Джеклин, разумеется, горой стоял за богача Эллисона Эйра.

В общем-то, Скотти вел себя как и положено «мальчишке из буша». В городе таких считали дикарями, от которых только и жди каких-нибудь неприятностей.

Однажды Скотти застали с поличным во дворе типографии «Стандарта»: он рылся в ящике, где попадались кусочки свинца от набора. Из них получались отличные грузила для его удочек, и Скотти набивал этим добром полные карманы.

– Ты чего тут воруешь? – спросил наборщик Филлипс, хватая Скотти за ворот.

– Я не знал, что это называется воровать, – огрызнулся Скотти и покрепче уперся босыми ногами в землю, не выпуская из рук поводьев.

– Так я тебе и поверил! – проворчал наборщик и чуть-чуть ослабил хватку.

Скотти только того и ждал. Он молниеносно взвился вверх, на спину пони, и Тэфф уже летел вперед, сам зная, что от него требуется. Они промчались по аллее и исчезли за баптистской церковью.

– Вот чертенок! – сказал наборщик моему отцу, который как раз проходил мимо.

Но отец-то видел, что Филлипс сам его отпустил. Надо ли говорить, что наборщик оказался потом в рядах сторонников Скотти?

Дело в том, что Скотти, как и все мы, не был ни особенно хорошим, ни совсем уж плохим. У каждого были свои трудности, вызванные нашими местными условиями. У Скотти это были бедность семьи, проклятая богом ферма, необходимость мотаться между бушем и городом, наконец, врожденное тяготение к проказам, постоянное желание подергать город за его респектабельный хвост. Но я никогда не знал за Скотти подлости или склонности к воровству, хотя он и не упускал случая «прихватить» какую-нибудь ничейную мелочь, подвернувшуюся под руку. У него были отчетливые пристрастия и антипатии в отношении города: например, он никогда не делал чего-либо во вред семьям горожан таких же бедных, как его собственная семья.

Однажды в субботу Скотти верхом на Тэффе появился у ворот нашего дома с двумя большими мешками. Он въехал во двор, обогнул дом, миновал шпалеры винограда и через заднюю дверь звонко крикнул:

– Миссис Квэйл! Отец прислал вам немного лошадиного дерьма!

Мы в это время завтракали, к тому же отец не терпел грубой «деревенской» манеры выражаться. Он даже задержал в воздухе вилку с омлетом. Но тут мой брат Том расхохотался. Мать, поднявшись из-за стола, тоже едва сдерживала смех: уж очень непосредственно это у Скотти получилось. Даже отец не нашелся, что сказать.

– Одну минуту, Скотти. – Мать вышла на заднее крыльцо. – Сколько я вам должна?

– Ничего, – сказал Скотти, а когда мать стала настаивать, объяснил, что отец не велел ему ничего брать.

Это Энгус Пири благодарил отца за помощь в суде.

– Где вывалить? – спросил Скотти.

Мать немного подумала.

– Вон там у сарая, под персиковым деревом.

Скотти, не расстававшийся с Тэффом без крайней необходимости, предоставил пони самому найти дорогу среди тщательно обработанных отцом грядок с овощами.

Подъехав к персиковому дереву, он вытряхнул из мешков навоз, затем повернул Тэффа так круто, что тот на мгновение поднялся на задние ноги, и поехал обратно между грядками осторожно, точно кот, пробирающийся среди розовых кустов.

В этот момент в дверях появился мой отец.

– Что ты тут вытворяешь? – загремел он.

– Ничего, ничего! – поспешила вмешаться мать. – Он ничего не повредил.

Затаив дыхание, следили мы за Скотти и Тэффом – мы-то знали, какая разразится гроза, если будет сломан хоть один стебелек.

– Разбросайте его на ночь, тогда не будет так сильно пахнуть, – посоветовал Скотти.

– Не хочешь ли помыть руки? – предложила мать.

– Ни к чему, миссис Квэйл. Я ведь поеду мимо реки.

И Скотти исчез, прежде чем мать успела предложить ему груш, или слив, или кусок пирога с джемом.

Назавтра я увидел его с таким же мешком у дома Томпсонов. Миссис Томпсон была вдовой, а сын ее Кейт считался самым близким из друзей Скотти. Только на Кейта временами, как выражались горожане, «находило», и он неделями сидел дома.

Дом у них был маленький, ободранный, покосившийся, но миссис Томпсон окружила его со всех сторон клумбами фиалок, запах которых доносился до самых окраин. Кейт уже неделю болел, поэтому Скотти сам высыпал навоз и сейчас шлепал босиком по двору, помогая миссис Томпсон по хозяйству.

– Осторожней, Скотти, не наклоняйся так низко. И не дыши навозом, – приговаривала миссис Томпсон, маленькая суетливая женщина. Она была уверена, что ее сын заболел от тяжелой работы.

– Не беспокойтесь, – отвечал Скотти, как всегда, грубовато и словно нехотя. – Мне это все нипочем.

Но не всегда Скотти вел себя так великодушно.

В городе были мальчишки, которых он дразнил и травил безжалостно. Была у нас такая улица – Уилсон-стрит. Это была самая богатая улица в городе, она диктовала свои законы всему городу, поэтому Скотти инстинктивно невзлюбил ее.

Дома на этой улице были солидные, вместительные и прятались за высокими заборами или живыми изгородями. При них были большие сады с густыми газонами, пальмами, фруктовыми деревьями, обычно апельсиновыми, и цветочными клумбами. Почти в каждом дворе держали злобного пса, который бегал вдоль ограды и лаял, пока кто-нибудь шел мимо.

Скотти то и дело выпускал этих собак на улицу. Сначала раздразнит как следует, потом, не сходя с Тэффа, отодвинет задвижку ворот, приоткроет их и пускается наутек, увлекая за собой обезумевшего пса. Одна из богатых семей, Уинстоны, держала в загоне позади гаража молодого кенгуру. Охранял его косматый эльзасский пес. Скотти обычным способом выманил собаку на улицу, выпустил кенгуру и заставил его перескочить через ограду на улицу. Но на улице кенгуру некуда было скрыться! Со всех сторон набежали собаки и с лаем стали наседать на незнакомого зверя. Пришлось Скотти загнать кенгуру обратно во двор.

Хорошо хоть самому удалось удрать.

А однажды Скотти выпустил на волю целый птичник – около ста буджеригарий[2]2
  Буджеригарии – название птиц, которые водятся только в Австралии.


[Закрыть]. Птицы-то хорошо знали, куда им лететь, и с радостными криками потянули через реку прямо к бушу.

Это уже была месть. В доме, где был птичник, жила школьница по имени Клэр Александер. Однажды во время перемены она, сморщив нос, воскликнула:

– О боже мой, от тебя пахнет, Скотти Пири! От тебя воняет!

Девчонки захихикали, а мальчишки ждали, что будет дальше. Скотти расстегнул рубашку, понюхал ее, понюхал рукава и повернулся к Клэр.

– Ну и что! Пахнет фермой! – сказал в ответ Скотти. – А твой папаша делает колбасу из дохлых кошек и собак, а ты ее ешь… О боже мой! – И Скотти скорчил брезгливую гримасу.

Отец Клэр торговал мясом, и Скотти только повторил то, что всегда и везде говорят о мясоторговцах. Поэтому Клэр нисколько не обиделась, и тогда Скотти решил отомстить ей по-другому.

Назавтра он забрался в сад Александера и выпустил его птиц. Отец Клэр не остался в долгу. Встретив Скотти на следующий день, он учинил форменную охоту: в машине гнал его по всей Главной улице, пока Скотти не юркнул на всем скаку в знакомую лазейку.

Естественно, что впоследствии мистер Александер выступал в качестве заядлого врага Скотти вместе со всеми обитателями Уилсон-стрит.

У читателя может создаться впечатление, что Скотти не приходилось рассчитывать на сочувствие или снисхождение богатых. Но это не так. У него были доброжелатели и среди богатых граждан нашего города.

Одно время в нем принимал участие аптекарь Данкэн, завзятый лошадник. Он даже одолжил Скотти седло, бриджи и ботинки и записал его на скачки. Но в день состязаний, когда выкликнули имя Скотти, его на месте не оказалось. В последнюю минуту ему вдруг расхотелось скакать на Тэффе перед этой огромной, шумной толпой да еще в костюме жокея. Он вывел Тэффа из загона, где седлали пони перед заездом, и исчез. Седло, бриджи и прочее Скотти потихоньку сложил на заднем крыльце дома Данкэна.

Однажды к моему отцу пришел торговец зерном Дормен Уокер и попросил помочь ему привлечь к суду некоего Энгуса Пири за неуплату долгов. Хотя Дормен Уокер и был клиентом, отец мой отказал ему. Он посоветовал Уокеру съездить на ферму и попробовать уладить дело миром, например предложить Энгусу уплатить хотя бы небольшую часть долга.

У отца не было ни малейшего желания помогать Уокеру тащить Энгуса Пири в суд.

Уокер побывал у Пири и выяснил, что единственной материальной ценностью на ферме, о которой могла идти речь, был Тэфф. Стоимость его к настоящему времени возросла до двадцати фунтов, так как Тэфф был удивительно красивой маленькой лошадкой.

ГЛАВА III

♦

Я не знаю, слышал ли в то время Скотти о намерении Дормена Уокера завладеть Тэффом в счет оплаты безнадежного отцовского долга. Но нам стало известно, что Энгус Пири наотрез отказался отдать Тэффа. А узнали мы об этом потому, что Энгус и Уокер довольно громко пререкались по этому поводу в конторе торговца.

А потом малыш Тэфф исчез! И все перевернулось вверх дном.

Исчезновение пони ошеломило всех. Высказывались самые разные предположения, но ни одно из них не могло объяснить, как же это произошло.

Зима была на исходе, но вода в реке стояла еще высоко, берега были топкие. Возможно, Тэфф ночью выбрался из небрежно запертого загона и направился к берегу в поисках корма. Такие прогулки были для Тэффа не редкость. Как и Скотти, он не любил дисциплины, а главное, почти всегда был голоден. В последнее время Скотти не расставался с сумкой, в которой лежал английский серп, и, где бы он ни приметил клочок травы, пригодной для пони, он срезал ее и привозил домой.

Друзья Скотти тоже не пропускали ни травинки, рвали, сушили и притаскивали прямо в школу. И это было большое подспорье, иначе Тэффу пришлось бы туго.

И вот однажды Скотти вскочил спозаранку и крикнул матери:

– Тэфф поднял задвижку и ушел!

И Скотти помчался по топкой грязи к реке. Он был уверен, что Тэфф пасется на тощих полосках прошлогодней травы. Но Тэффа там не было. А место было ровное, видно далеко, и Скотти встревожился.

Он решил обшарить как следует ферму, ее окрестности и берег реки: вдруг Тэфф лежит где-нибудь со сломанной ногой или, укушенный змеей или игуаной, валяется где-нибудь мертвый! Правда, змеям еще рано было просыпаться от зимней спячки, как, впрочем, и игуанам. Но от этих зловредных уродов всего можно ожидать! Укус игуаны вполне может убить лошадь; мы слышали даже, что от одного только страха перед нападающей игуаной лошади падали бездыханными.

А может быть, Тэфф, проголодавшись, съел гнилую дыню, и его раздуло, и он не может встать и прийти домой?

Скотти облазил прибрежные фермы – ни малейшего следа! Тэфф как сквозь землю провалился.

А может, он каким-то образом упал в реку и утонул?

Скотти бродил вверх и вниз по течению реки, вглядываясь в топкую почву – нет ли где следов копыт? Но ведь Тэфф боится воды! Просто невероятно, чтобы пони даже близко подошел к реке, а тем более очертя голову кинулся в воду и пустился вплавь. Дикие лошади с фермы Эллисона Эйра убегали и бросались в реку, но Тэфф ведь пасовал даже перед самой мелкой лужицей.

Оставалось только одно: Тэффа украли. Пири не держали собак, опытный вор мог выманить Тэффа охапкой сена и потихоньку увести. Ведь если бы Тэфф ушел сам, кто-нибудь увидел бы его и привел обратно.

В городе уже почти все знали об этом событии. После двух дней поисков по зарослям Скотти пришел в школу пешком, один, без Тэффа. Мы наперебой гадали, что же произошло. Но на любое соображение у Скотти был один ответ:

– Вы не знаете Тэффа!

Дорис Даулинг, дочь врача, настаивала на том, что пони никогда не ушел бы с чужим человеком. Но мы-то знали, что от Тэффа – как и от его хозяина – можно ждать чего угодно. Конечно, мало кому удавалось даже приблизиться к нему, а не то что оседлать. Если, например, нашему школьному сорванцу удавалось вскочить на спину Тэффа, тот осторожно выжидал несколько секунд, потом молниеносно оборачивался и кусал смельчака за ногу либо пускался вскачь по кругу и носился до тех пор, пока не сбросит с себя седока.

Мужчин и мальчишек Тэфф не любил, но иногда по приказанию Скотти позволял кому-либо из девочек подойти и погладить его.

Однажды он даже снисходительно позволил Дорис Даулинг поводить себя по берегу под уздцы, пока Скотти купался. Видимо, обаяние Дорис действовало и на Тэффа.

В конце концов мы решили, что, кто бы ни украл Тэффа (а уже не оставалось иного объяснения), этот человек должен быть знатоком лошадей, знать Тэффа, ферму Пири да и иметь какой-то резон совершить эту кражу.

Все эти приметы указывали на Дормена Уокера, которого все мы недолюбливали. Странным, конечно, казалось, что богатый торговец мог украсть лошадь, но таков уж был Уокер: любым способом выколотит у бедняка все, что только можно взять за долги. Случалось, он даже посылал грузовик забрать и увезти с фермы какую-нибудь неоплаченную сеялку, либо упряжь, либо телегу.

Возможно, так он поступил и с Тэффом. Только тайком, потому что он знал, что мой отец пристально следит за судьбой семьи Пири. Так что пришлось обойтись без судебного ордера. Просто он потихоньку увез пони и продал в соседнем городе.

Так что это было возможно… Возможно… Поначалу Скотти не принимал это предположение всерьез. Он был уверен, что Тэфф рано или поздно где-то обнаружится. Но чем больше мы спорили, тем угрюмее и молчаливее он становился.

В конце концов он, видимо, стал склоняться к мысли, что Тэфф и впрямь украден и самостоятельно уже не найдет дорогу домой.

Я никогда не забуду, как Скотти пешком приходил в школу и пешком возвращался домой. Это было печальное зрелище. Говорят, что всадник, потерявший в бою коня, беспомощен, как дитя, оторванное от материнской груди. Я думаю, что спешенный Скотти больше походил на случайно забредшего к нам странника из чужих земель. Все для него теперь стало как бы временным, ненастоящим. Он, видимо, и сам это ощущал. Его словно окружала пустота.

ГЛАВА IV

♦

Эйры были коренными скваттерами. За восемьдесят лет владения фермой «Риверсайд» они разбогатели и приобрели вес и власть, возглавив аристократию нашего города. Строго говоря, они не были гражданами Сент-Хэлена и даже нашего штата. На той стороне реки начинался уже штат Новый Южный Уэльс, а Сент-Хэлен принадлежал штату Виктория. Как и у всех штатов Австралии, у Нового Южного Уэльса была своя полиция, свои законы, администрация, правительство и так далее. Правда, ближайший крупный город этого штата был за пятьдесят миль от «Риверсайда».

Но не одна только река отделяла нас от «Риверсайда», подлинным барьером между нами и Эйрами было, конечно, их богатство, их высокомерие, их чувство превосходства над всеми прочими нашими согражданами.

У супругов Эйр была дочь Джозефина (Джози) одних лет со Скотти.

В городе Джози видали редко: ее обучала гувернантка, и лишь иногда Эйр, приезжая в Сент-Хэлен на машине, привозил с собой и дочку. Об этих их приездах бесконечно судачили городские кумушки:

– Видели вы маленькую Джози Эйр?

Может быть, Джози была красивой или хорошенькой, может быть, упрямой и своевольной, а может быть, умной и волевой. Мне она помнится сдержанной, но самоуверенной девочкой, всегда в бриджах для верховой езды, с решительными движениями и отрывистой речью, словно она всегда знала, чего хочет, как и ее отец, который, кстати, тоже носил бриджи.

Иногда он приезжал в город верхом на одном из своих великолепных, чистых кровей скакунов, но чаще появлялся на колесах – в «мармоне»[3]3
  Полноприводный автомобиль, пассажирский или грузовой, произведенный американской фирмой Marmon-Herrington после 1931 г. – Прим. книгодела.


[Закрыть], и, когда он входил в банк или в контору юриста, у него был тот независимый, безразличный вид, который свойствен богатым людям.

Джози было около одиннадцати лет, когда она заболела полиомиелитом. С тех пор сведения о ней поступали к нам только от Блю Уотерса, старшего скотника из «Риверсайда», который каждую субботу являлся в «Белый лебедь» выпить пива. Кое-что удавалось узнать и от городского врача Даулинга, от ухаживавших за Джози сиделок, наконец, от телефонистки, которая внимательно прослушивала каждый разговор с «Риверсайдом». Казалось, Джози не выжить. В городе все сочувствовали семье Эйров, понимая, что эта богатая девочка по ту сторону реки мучительно борется за свою жизнь.

Сначала к Джози ежедневно вызывали доктора Даулинга. Потом смотреть больную прилетели лучшие специалисты из большого города. Оттуда же прибыли две сиделки.

Моя мать, как и всякая другая мать в городе, беспокоилась, как бы и мы с Томом не подхватили эту страшную болезнь. Отец успокаивал ее:

– Это все равно, как если бы Джози жила за тысячу миль отсюда. Эйры никак не соприкасаются с жителями Сент-Хэлена. Так что не тревожься, Ханна.

– Да, богач ты или бедняк, – вздыхала наша мать, – но это ужасно, когда такое горе сваливается на семью. Болезнь сделает девочку калекой, если не убьет совсем.

– Джози воспитывалась как типичная маленькая мисс, дочь богача, – говорил отец, – но, насколько я ее помню, она не сдастся так легко. Она будет бороться.

И Джози действительно не сдалась, она боролась и выжила. Но прошло почти полгода, прежде чем в городе узнали, в каком состоянии она вернулась к жизни: одна нога была полностью парализована, в другой частично сохранилась подвижность. И только через год мы снова увидели ее.

Мы даже стали видеть ее чаще, чем раньше. Она приезжала в город, устроившись на переднем сиденье отцовского «пикапа» или «мармона», но никогда не покидала машину – она ни за что не позволила бы кому-нибудь увидеть ее мертвые, бесполезные ноги. Говорили, что ее лечат новейшими методами, гимнастикой и массажем.

Так или иначе, но и теперь тринадцатилетняя Джози, сидевшая в машине очень прямо, не глядя по сторонам, оставалась в наших глазах все той же маленькой мисс.

Увидев ее однажды в субботу, я поздоровался:

– Привет, Джози! Как дела?

– Все в порядке, спасибо, Кит, – ответила она спокойно, но таким тоном, что я не рискнул спрашивать о чем-нибудь еще.

Она ничуть не изменилась.

Если бы не болезнь, Джози, конечно, устроили бы в какую-нибудь частную привилегированную школу в большом городе. Но это было невозможно, и она по сути дела осталась совсем одна в огромном и богатом поместье.

У Джози почти не было друзей среди городских школьников-однолеток, кроме нескольких девочек, которых приглашали иногда навестить ее.

Это были дочери врачей (но не Дорис Даулинг), землевладельцев, адвоката Стрэппа, а также члена парламента от нашего округа.

Иногда приглашали и мою сестру Джинни.

От них мы узнали, что Джози делает попытки снова ездить верхом. Она с младенчества привыкла к седлу, и теперь можно было иногда видеть ее вместе с отцом и изящной, столичного облика матерью на берегу реки верхом на лошади.

Но однажды Джози упала с лошади, сильно ушиблась, и ей настрого запретили верховые прогулки.

Случилось это примерно тогда, когда у Скотти пропал Тэфф.

Эллисон Эйр, видя, как удручает девочку ее неподвижность, решил найти для нее другой способ передвижения. На одном из наших частных самолетов он слетал в большой город, и через месяц на железнодорожную станцию прибыл чудесный маленький двухколесный экипаж. Блю Уотерс, который приезжал за ним на грузовике, рассказал все подробности.

Он объяснил, что коляска нарочно сделана очень низкой: чем ниже центр тяжести, тем меньше опасность опрокинуться. Из тех же соображений ее сделали очень широкой. Колеса у нее маленькие, но прочные, с толстыми резиновыми шинами. Гибкие полированные оглобли раздвигаются вширь, как у беговой двуколки.

Внутренняя обивка коляски была великолепна – атласная, на волосе. У глубоких сидений подлокотники отводились в стороны, чтобы легче было входить и выходить. Складная лесенка с перилами приводилась в действие с помощью рычага. Да, это был изумительный, талантливо сконструированный экипаж! Он был окрашен в желтый цвет, чтобы его было видно издалека.

Теперь нужен был только пони, чтобы запрягать его в новую коляску.

Эллисон Эйр послал Блю Уотерса с помощниками отловить трех или четырех диких пони из валлийского табуна и привести Джози на выбор.

Заарканить даже одного из этих ходивших на воле дикарей было делом нелегким. У нас говорили, что поймать можно только того пони, который сам этого захочет, другой предпочтет скорее погибнуть, чем даться в руки.

К тому же порой табун забирался в глубь зарослей, в болота, так что даже верховым табунщикам нелегко было добраться до них и выманить на открытое место.

Блю Уотерсу и его помощникам пришлось немало потрудиться. Было начало лета, когда пони особенно пугливы и норовисты. Но все-таки удалось отловить четырех валлийцев и доставить их на ферму.

Джози в кресле привезли посмотреть на них. Блю Уотерс не удержался и спросил хозяина: не проще ли было взять уже прирученного пони со скотного двора.

– Нет, – сказал Эйр. – Джози нужен пони, который будет слушаться ее во всем, когда он будет ходить в упряжке. Хотя я не очень себе представляю, что из этого получится. Во всяком случае коляска у нее специальная, значит, пони должен быть приучен именно к ней. Пусть уж Джози делает, как ей хочется.

– Ну конечно, конечно, – поспешил согласиться Блю.

В субботу он подробно доложил обо всем приятелям в «Белом лебеде», где любой рассказ об Эйрах считался теперь лучшей закуской к пиву. Блю беззастенчиво этим пользовался, выдавая подробности постепенно, по мере того как возрастало число выпитых кружек. А любопытные слушатели не скупились на угощение. Все отловленные Блю валлийские пони были из хозяйства Эйра и все одинаковы цветом и ростом, так что и выбирать-то было нечего.

Блю привел всех четырех в загон, и Джози приказала гонять их по кругу.

– Быстрее! Ну быстрее же! – кричала она.

Потом Блю получил приказание погнаться за одним из четырех пони и отделить его от других.

Не так легко пешему состязаться в беге с лошадью. Но наконец пони оказался перед Блю один. Опустив голову, он пятился назад с весьма угрожающим видом.

– Держи его, Блю! – крикнула Джози. – А то он опять убежит.

Эллисон Эйр попытался отговорить Джози:

– Тебе ведь нужен пони в упряжку, а не под седло. Это совсем другое дело…

– Нет! Я хочу этого! Только этого! – настаивала Джози.

– Ты с ним намучаешься, – предупредил отец.

– Все равно. Я хочу только этого!

– Что ж, будь по-твоему, – согласился Эллисон.

Пони поставили дегтем отметину, чтобы его легче было отличить от других, и отпустили к трем остальным.

Говорят, что, выбирая лошадь, человек инстинктивно ищет такую, которая похожа на него самого. Возможно. Но я заметил следующую вещь: если лошадь выглядит коварной, если у нее лукавые глаза и озорные повадки – значит, такая она и есть. Если уши у нее висят, а морда несимпатичная, значит, лошадь плохая. С другой стороны, лошадь может быть некрасивой, но симпатичной, тогда наверняка и характер у нее вполне приемлемый. Это общее правило. А когда имеешь дело с лошадьми не чистокровными, оно действует безотказно.

Когда Джози отвезли обратно в дом, Эллисон взял меченого пони под уздцы и сам не спеша отвел в загон. Там он начал дразнить пони, стараясь выявить, какой у него нрав: горячий или спокойный, своевольный или покорный, пугливый или бесстрашный. Казалось, пони и боялся и не боялся Эллисона. Он то рысью, то галопом носился по загону, не сводя при этом глаз с человека, сжимавшего рукой длинный кнут.

В конце концов Эллисон загнал его в угол. Когда хозяин осторожно приблизился, пони нервно захрапел и опустил голову, словно собирался боднуть его. Руки и ноги Эллисона он ни на секунду не выпускал из поля зрения.

– Тихо! – повелительным тоном сказал Эллисон. – Стой смирно!

Пони упрямо отмахнулся длинным, спутанным, покрытым репьями хвостом.

– Тихо, тихо, – повторил Эллисон помягче.

– Поглядите на его зубы, – крикнул издали Блю. – Он, наверно, кусачий!

– Они все кусачие, – отозвался Эллисон. – Все в порядке, Блю.

Он шагнул еще ближе. Пони стоял смирно, но, когда рука человека потянулась к его шее, он внезапно вскинул голову, боднул хозяина, свалил его с ног и помчался по загону.

Блю рассмеялся.

– Ладно, он все-таки быстрый и умный, – сказал Эллисон, поднимаясь. – Видишь, он не обороняется копытами, а это очень важно. Ну-ка, придержи его, посмотрим, как у него ноги.

Блю крепко держал пони, а Эллисон принялся ощупывать ноги, плечи, грудь, открыл дрожащий, ощеренный рот.

– Рот у него достаточно мягкий, – сказал Эллисон, – это хорошо: значит, не будет тянуть вожжу, а то Джози с ним не справиться.

– Да, лошадка неплохая, – подтвердил Блю.

– Все в порядке, он нас устроит, – заключил Эллисон. – Джози выбрала по себе. Чересчур резвый, зато умный и знает, чего хочет.

– Смотри-ка!

Пони подбежал к высокой ограде, словно собираясь перескочить через нее. Но в последний момент шарахнулся в сторону. Все рассмеялись. Хозяин был явно доволен.

– Молодец! Отличный пони! Отведи его теперь в стойло и вычисти хорошенько, – приказал он Блю.

Все четверо диких валлийцев были приведены прямо из зарослей. Они были грязны, в их светлых гривах, копытах и длинных хвостах застряли колючки, репей и прошлогодняя сухая трава. Из-за этого они выглядели более дикими и злобными, чем были на самом деле.

Любопытно, что Скотти, когда получил Тэффа, сразу стал делать то, что надо: он не пытался мыть пони водой, а начал терпеливо обрабатывать его старой скребницей, которую подобрал где-то, пока спина, хвост и грива Тэффа не стали блестящими и гладкими. Скоро Тэфф вообще сделался одним из самых красивых скакунов в городе. Скотти очень гордился им и содержал в безукоризненной чистоте.

Однако, по мнению Эллисона Эйра, секрет тут был в ином: дикие пони не просто грязны, но, главное, чувствуют себя грязными, а всякой лошади психологически куда приятнее, когда ее вычешут и вычистят скребницей. А посему, коли уж лошади предстоит менять образ жизни, всего лучше для ее физического состояния начинать с перемен чисто психологических. Дикого пони прежде всего надо вычистить и вычесать, чтобы он ясно почувствовал, что с ним происходит что-то приятное и из ряда вон выходящее.

Только после этого стоит начинать его выучку.