Текст книги "Спортивное предложение"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

ГЛАВА XIII

♦

Вечером началось массовое паломничество – половина города устремилась к полицейскому загону поглядеть на пони.

В последующие две недели я не помню дня, чтобы мы с Томом не забежали туда по дороге в школу или на обратном пути. А Скотти прямо проходу не давали.

Стоило ему появиться на улице, как со всех сторон сыпались приветствия, подбадривания или насмешки. Вскоре мы с Томом уже могли, не колеблясь, сказать о каждом прохожем на улице, о владельце каждой машины, встречавшейся нам на пути, о жителях каждого дома, мимо которого мы проходили, – за Скотти они или против него. Очевидно, тут играли свою роль подспудные социальные противоречия, но случались и неожиданные вещи.

Однажды Скотти вдруг получил отрез сукна на костюм от торговца мануфактурными товарами мистера Уилсона, – значит, этот за Скотти!

Миссис Симс, жена городского контролера, обвинила его в краже апельсинов, – против Скотти!

Доктор Тэплоу окликнул его из своего «бьюика»: «Хэлло, сынок, как поживаешь?» Таких нежностей от доктора еще никто не слышал, – за Скотти!

Миссис Кэтлоу, содержательница пансиона на Трэд-стрит, посоветовала нам с Томом держаться подальше от этого сорванца Пири, – против Скотти!

В школе все было проще: либо твои симпатии на стороне Скотти, либо на стороне Джози; либо ты завидуешь Джози, либо сочувствуешь ей. Во всяком случае, у нас были более четкие мерки, чем у взрослых.

В тот день, когда Скотти привел пони, он оставался в городе и просидел всю ночь у ограды полицейского загона. Он был уверен, что Эллисон Эйр снова приедет с машиной и увезет Тэффа. Сержант Коллинз нашел его на рассвете спящим.

Надо отдать должное сержанту Коллинзу: он поднялся в три часа ночи и вышел поглядеть, все ли в порядке. Утром он позвонил отцу и пожаловался ему на Скотти. Отец велел мне поговорить с ним.

– Ворота загона заперты, – уговаривал я Скотти на перемене. – Никто не может туда войти.

– А ключ от ворот у кого? – презрительно возражал он.

Ключ был у сержанта Коллинза, и ничто не могло рассеять подозрений Скотти. Он твердил свое: Коллинз и Эйр в сговоре, они собираются ночью украсть Тэффа или подменить его.

– Они не украдут его, Скотти, – убеждал я. – Они не могут сделать этого, просто не могут.

Скотти не понимал, что Эллисон Эйр все-таки солидный, уважающий себя человек. Скотти видел только надменность богача и его уверенность в том, что закон призван служить ему, а не какому-то оборванному мальчишке.

Том был согласен со Скотти и даже спросил у отца, уверен ли он, что Эйр и Коллинз не подменят пони.

– Эйр богач, – говорил Том, – а богачи могут делать все, что им вздумается.

– Нет, не могут, – сердился отец. – Богатство или бедность тут ни при чем. Эйр – джентльмен, и Коллинз тоже знает свои обязанности. А это главное.

Отец мой не испытывал презрения к богатым вообще, просто Эллисон Эйр его разочаровал. По мнению отца, на богатом человеке лежит особая ответственность, он должен быть абсолютно чист перед законом и не использовать преимущество своего положения во вред кому-либо. Беспокоил отца не Эллисон Эйр, а Скотти, который, как ему казалось, не прочь был снова увести пони.

Он даже вызвал однажды Скотти в свою контору и полчаса разговаривал с ним. Впрочем, отец и сам ежедневно наведывался в загон, чтобы убедиться, что с пони все в порядке.

Джози тоже часто приезжала в город. Отец привозил ее в «пикапе» вместе с креслом, и она сама въезжала через ворота, которые услужливо отпирал для нее сержант Коллинз.

– Главное, не волнуйся, – предупреждал ее отец.

Однажды и Джинни по приглашению Джози была там. Она рассказала нам, как Джози потихоньку подъезжала к пони все ближе, а он следил за ней, прижав уши, вздрагивая мускулами шеи и не двигаясь с места.

– Она трогала его руками? – спросил я Джинни.

– Еще бы, конечно! – насмешливо заметил Том. – Если только это называется – трогать…

– Да, трогала, – сказала Джинни, голосом и глазами напоминая в эту минуту Джози. – Потом мистер Эллисон хотел увезти ее из загона, а она не захотела. Она даже не хотела, чтобы отец стоял рядом с ней. Она ездила в кресле вокруг пони и гладила его. У нее была с собой скребница, и она пробовала расчесывать ему гриву и даже чистить колени и бабки.

– И пони позволял ей это? – спросил отец.

– Да, конечно.

Это было не в пользу Скотти, и Том недоверчиво фыркал.

Не одна Джинни наблюдала свидания Джози с пони. Споры в городе разгорались все сильнее, тем более что многие впервые видели Джози, как она выглядит и как себя ведет. А она внушала уважение. Джинни говорила: «Даже забываешь, что она калека».

Нелегко было Скотти с ней соперничать. Чем он мог привлечь симпатии окружающих? У него ничего не было, кроме загорелого мускулистого тела, босых ног, молчаливой серьезности, упрямо сжатого рта и озорных глаз.

Правда, у Скотти были другие заслуги. Сержант Коллинз был доволен, что Скотти раз в день наполнял водой корыта. Он таскал воду из колонки в старых бидонах из-под керосина. Бидоны были огромные, и Скотти с трудом управлялся с ними, обливая штаны и ноги.

Была еще проблема корма для пони. Юридически это было обязанностью Скотти как ответчика по суду, но Эллисон Эйр предложил присылать сечку и овес. Отец принял это любезное предложение с условием, однако, чтобы Скотти сам кормил пони. Я только позже понял, почему отец так настаивал на этом.

Скотти выглядел очень внушительно, когда ухаживал за Тэффом. Джози продолжала чистить пони, расчесывать ему гриву, а Скотти делал все остальное. Обращался он с пони весьма своеобразно – толкал его, дергал за гриву, тыкал в бок. Он не был с ним ни подчеркнуто ласков, ни особенно груб. Это было привычное для него, естественное обращение с лошадью. И столько в нем было простоты и доверия, что, наверно, любой пони принял бы его. Свой старый гребень Скотти пускал в ход только для того, чтобы расчесывать длинный хвост пони – Джози это было не под силу. Пони, правда, старался убежать, но Скотти крепко держал его за хвост или плечом оттеснял в угол.

А когда однажды пони решил сам прижать Скотти к загородке, тот моментально нырнул ему под брюхо и выскочил по другую сторону, не дав пони даже опомниться. Словом, Скотти с ним не церемонился.

Постепенно общими усилиями Скотти и Джози пони приобрел приличный вид, но все-таки это была какая-то сложная игра.

Скотти являлся в загон в начале девятого и после четырех, а Джози, не связанная со школой, приезжала то к одиннадцати, то даже к трем часам пополудни. Обычно Эллисон Эйр строго следил за учением дочери. Но теперь гувернантка позволила Джози временно нарушить распорядок занятий и иногда даже приезжала вместе с девочкой в город.

– Держись подальше от загородки! Ради бога, Джози, береги руки! – покрикивала она, не выходя из машины.

И, конечно, настал день, когда Джози и Скотти столкнулись.

Скотти задержался утром дома – отец повредил руку, и мальчику пришлось подоить коров. В одиннадцать часов, когда приехала Джози, Скотти все еще возился в загоне со своими керосиновыми бидонами. Джози ждала, сидя вместе с мисс Стил в «пикапе», пока Скотти наносит воды, засыплет в кормушку сечку, сгребет навоз и сложит его в кучу в углу загона.

«Я вымыл руки и лицо в корыте с водой, – с возмущением рассказывал нам потом Скотти, – а ее гувернантка вдруг говорит: «Это негигиенично». Джози, правда, на нее шикнула – не разговаривайте, мол, с ним».

Умывшись, Скотти прислонился к загородке и стал наблюдать за Джози. Девочка расчесывала пони гриву хорошим, дорогим гребнем и при этом все время разговаривала с ним, гладила его, даже прижимала к себе его голову. Мы уже знали, что Джози любила ласкать Бо, а Скотти обращался с Тэффом без сантиментов – как с ровней. И Скотти был возмущен разыгрывавшимся у него на глазах спектаклем. Он был уверен, что Тэффу это противно.

В другой раз он поспорил с Эйром. Эллисон привез Джози раньше обычного и стоял и смотрел, как Скотти засыпает сечку в кормушку.

– Ты слишком много ему даешь, – сказал Эллисон.

– Он все съедает, – ответил Скотти.

– Все-таки это слишком много, – повторил Эллисон. – Он же мало двигается. Давай ему немножко сечки и немножко овса. Будет вполне достаточно.

– Овес он не ест, – возразил Скотти. – Он его не любит.

– Чепуха! – фыркнул Элиссон.

– Он не любит овес, это правда! – крикнула Джози отцу из машины.

Нам, зрителям, казалось очень забавным видеть, как Джози и Скотти переговариваются через Эллисона Эйра, словно через переводчика. До сих пор они не обменялись прямо ни единым словом, и я часто сожалел, что они не могут поговорить между собой.

– Скажи ему, чтобы он не дергал Бо за гриву! – крикнула Джози Эллисону.

А Скотти просто мешало, что пони тычется мордой в кормушку, когда он засыпает сечку, вот он и тянул пони за гриву, словно якорь из воды.

– Зачем ты таскаешь его за гриву? – сердито спросил Эллисон.

Скотти возмутился:

– Скажите ей, что ему не больно. Если его не придержать, он весь корм рассыплет…

Я увидел, как Эллисон усмехнулся, – наверно, и он уловил печальный юмор сложившейся ситуации. По-моему, ему даже нравилось, что Скотти – этот голубоглазый мальчишка в рубашке из старой плюшевой портьеры, – умеет постоять за себя. Словом, чем дальше заходило это соперничество, тем больше мы запутывались. Пони вроде благоволил и к тому и к другому. За обедом, когда мы обсуждали этот вопрос, отец сказал:

– Животные чувствуют, когда они оказываются в центре внимания. Не исключено, что пони это даже забавляет.

Я поверил отцу. У маленького валлийского пони и впрямь был лукавый вид. Не ставя его на одну доску с человеком, я бы все-таки сказал, что его действительно веселила возможность дразнить обоих. Но я видел и другое: пони, словно собака, ходил за Скотти по загону, и он же опускал голову на колени Джози и мягко толкал ее мордой, когда она ласкала его.

Однажды, сидя верхом на ограде, я улучил момент, когда пони оказался возле меня, и крикнул ему прямо в ухо:

– Ах ты сукин сын!

Клянусь, он вздрогнул, прижал уши, поднял голову, и взгляд у него, честное слово, был как у собаки.

Между тем бумаги поступили в суд, и мистер Дж. Ч. Стрэпп, теперь уже представлявший интересы Эллисона Эйра, сообщил, что дело будет слушаться первым на ближайшей сессии. Прошел слух, что оно будет рассматриваться более высокой инстанцией, для чего к нам прибудет разъездной судья мистер Лэйкер, известный своей неразговорчивостью, зато страстный любитель скачек. Он не пропускал ни одного состязания в округе и слыл большим знатоком лошадей.

За день до суда к нам зашел молочник мистер Пэйли и сказал, что хочет поговорить с отцом. Он сказал следующее:

– Я знаю этого пони, мистер Квэйл. Я хорошо рассмотрел его в полицейском загоне и готов принести присягу в суде, что он принадлежит сыну Пири. Я видел этого пони сотни раз и разбираюсь в лошадях. Я ведь вожу молоко на лошади уже двадцать лет.

– Вы очень любезны, мистер Пэйли, – сказал мой отец. – Но видели ли вы вблизи пони мисс Джози Эйр?

– Нет, не видел никогда.

– Значит, вы не можете под присягой сказать, что пони, о котором идет речь, – это не пони Джози Эйр?

– Нет, этого я не могу.

– Тогда боюсь, что вы не сможете помочь нам, мистер Пэйли, – сказал отец.

Молочник сразу смекнул, в чем загвоздка.

– Если вы ищете, кто бы показал это под присягой, так ничего у вас не выйдет, мистер Квэйл. Никто в городе не видел близко пони мисс Эйр.

– В том-то и дело, – сказал отец.

– Ну что ж, помоги вам бог, – с сожалением сказал мистер Пэйли.

– Если вы мне понадобитесь, – сказал отец, – я дам вам знать. Может быть, ваши показания помогут нам.

За ужином отец сказал, что мистер Стрэпп снова выдвинул четырех свидетелей, в том числе и специалистов. У отца их было теперь тоже четыре, включая его консультанта Криспа, старого гуртовщика. Но он не поделился с нами планами своего выступления на суде. Сказал только, что постарается, чтобы Скотти не вызвали для свидетельских показаний.

– Если Стрэпп вздумает допрашивать Скотти, – сказал отец, – тогда я потребую допроса Эллисона Эйра.

А Эйру очень не хотелось, чтобы его допрашивал отец, да еще в таком деле – богатый человек против бедного мальчика.

В одной из парикмахерских ставили восемь против четырех, что дело выиграет Скотти. В баре «Белый лебедь» предлагали семь против пяти.

А в последний субботний вечер перед судом Блю поставил четыре фунта на Джози, сообщив, что девочка будет присутствовать на суде: мистер Стрэпп приглашает ее в качестве свидетеля, и тут уж каждому ясно, что симпатии будут на ее стороне.

– Почему ты не хочешь, чтобы Скотти тоже вызвали свидетелем? – спросил Том отца. – Он ведь знает, что надо сказать.

Отец сквозь очки посмотрел на нас обоих:

– Опыт судебной защиты показывает, что дети всегда вызывают симпатию в суде, но часто именно из-за них проигрывается дело. Во всяком случае, я надеюсь, что показания Скотти не потребуются.

Пришел наконец день суда. И начался этот день с телефонного звонка сержанта Коллинза моему отцу в половине восьмого утра. Он сообщил, что пони пропал!

– Не может быть! – крикнул в трубку отец.

– Кто-то взломал запор на воротах, – сердито говорил Коллинз. – Пони нету.

– Вы искали его? – спросил отец.

– Где же искать? Его украли. И совершенно очевидно, мистер Квэйл, кто это сделал.

– Довольно, сержант Коллинз! – резко осадил его отец. – Если вы снова обвиняете мальчика, то предупреждаю вас, что я учту это, когда мы оба явимся в суд. Хватит мне ваших прежних маневров.

– Я никого не обвиняю, – поспешил поправиться Коллинз. – Я только хотел сказать, что собираюсь поехать на ферму к Пири. И просто хотел сообщить вам, что я намерен предпринять, чтобы вы не подумали, что я действую за вашей спиной…

– Иначе говоря, вы хотите, чтобы я санкционировал ваши действия?

– Ну мое-то положение какое, мистер Квэйл! Что же еще я могу сделать?

– Меня больше интересует положение моего подзащитного, – сказал отец, – и я не потерплю, чтобы ему был нанесен какой-либо ущерб! Это все, что я имею вам сказать. – И он повесил трубку.

С минуту он стоял неподвижно, потом обернулся к Тому и ко мне.

– Как вы думаете, мальчики, и на этот раз пони увел Скотти Пири? – спросил он.

– Нет, – сказал я твердо. – Теперь – нет.

– Не валяй дурака, – возразил Том. – Конечно, увел!

– Кит, – сказал отец, – можешь ты взять у соседей велосипед, поехать на ферму Пири и узнать, дома ли Скотти и его ли это работа? Только быстро…

– Ладно, – сказал я.

– Но он еще не завтракал, – вмешалась мать.

– Я мигом, – бросил я на ходу и помчался через улицу к Филлипсам.

У Барни Филлипса был старый дамский велосипед высотой почти четыре фута. Ездить на нем было небезопасно, но я понимал, что выхода нет, и покатил по безлюдной дороге к ферме Пири.

Но не успел я проехать и полутора миль, как меня обогнал сержант Коллинз в полицейском «шевроле». Заметив меня, он остановил машину.

– Хочешь, подвезу, Кит? – крикнул он мне.

– Нет, спасибо, сержант Коллинз, я доеду сам, – сказал я, повинуясь строгому указанию отца быть вежливым и говорить уважительно со всеми взрослыми, кто бы они ни были.

Впрочем, мне было немного жаль окончательно запутавшегося сержанта Коллинза.

– Дело твое, – пробурчал сержант, включая мотор. – Твой старик в суде шкуру с меня сдерет, но что я могу поделать?

– Не знаю, – ответил я.

Задолго до того, как я добрался до фермы Пири, сержант уже возвращался назад, и с ним в машине сидел Скотти.

– Скотти! – крикнул я.

Но сержант что-то крикнул на ходу и промчался мимо. Я повернул обратно. Задыхаясь, весь красный, я вбежал в дом и рассказал все отцу. Он немного подумал, потом велел мне пойти в полицию и привести к нему Скотти, он позвонит туда. А мне без Скотти не возвращаться.

– Быстро! – напутствовал меня отец.

Я снова вскочил на велосипед и изо всех сил заработал педалями.

Когда я подъехал к полицейскому участку, там было полно машин и мотоциклов и толпился народ, возбужденный, спорящий.

В загоне стоял пони и мирно ел из кормушки. Скотти наливал ему воду в корыто. Еще не отдышавшись, я спросил его, что, черт возьми, тут произошло.

– Кто-то нашел его внизу, возле электростанции. Он ходил и щипал траву на обочине дороги.

– Но кто же его выпустил?

– Понятия не имею, – растерянно сказал Скотти.

Он был сыт по горло всеми этими сложностями и с опаской поглядывал на толпу, шумевшую и спорившую за оградой.

Скорей всего, это кто-то из городских оболтусов смеха ради выпустил пони из загона. Или братья Мак-Кей на пари. Либо, наконец, постарался кто-нибудь из особо ярых ненавистников Скотти или Джози Эйр.

Я привел Скотти к нам домой, мать накормила его. Потом отец велел ему отправиться к себе на ферму, одеться поприличнее и быть возле суда вместе с отцом к десяти часам.

ГЛАВА XIV

♦

Нет нужды вдаваться во все подробности второго слушания дела. С самого начала было ясно, что любое обвинение в адрес одной стороны, хотя бы и подтвержденное свидетелями, может быть с тем же успехом предъявлено другой стороне и тоже будет подтверждено свидетельскими показаниями. На этом и строилась тактика, избранная моим отцом. Казалось, он заботится только о том, чтобы никакое окончательное решение судом не было принято.

Но почему?

Мистер Стрэпп ринулся в бой, доказывая, что в полицейском загоне нет никакого другого пони, кроме Бо, принадлежащего мисс Джози Эйр. Но каждый раз, когда он пытался выдвинуть особо важный для него аргумент – что пони Бо был украден Скотти с фермы Эллисона Эйра, – мой отец заявлял резкий протест: Скотти не находится под судом по обвинению в воровстве! Единственное, что может сделать истец, это доказать, что предмет спора, пони, принадлежит его дочери. И это единственный вопрос, который суду предстоит решить.

В конце концов Стрэппу пришлось отказаться от этой своей идеи, так как отец снова и снова отметал малейший намек на то, что Скотти «увел» пони Эллисона Эйра.

Что же Стрэппу оставалось?

Он вызвал свидетеля Блю Уотерса и попросил его рассказать, как этот пони был отловлен в стаде.

– Протестую! – быстро вмешался мой отец. – Еще не доказано, что пони, о котором допрашивают свидетеля, есть пони, интересующий суд. Пускай же мой процессуальный противник и его свидетель говорят просто «пони», а не «этот пони».

Неразговорчивый судья Лэйкер, как всегда, руководствовался правилом «молчание – золото» и только согласно кивал. Поэтому все свои доказательства Стрэппу пришлось относить к какому-то «пони вообще». Блю рассказал, как он был пойман, как его приручали, учили, приспосабливали к нуждам мисс Джози Эйр, сколько это стоило труда и сколько мужества и умения проявила сама Джози. Стрэпп особо подчеркивал, что значил этот пони для девочки, которая лишена возможности ходить.

Я сидел позади отца, недалеко от Скотти. На Скотти был старый серый костюмчик, из которого он давно вырос. Мистер Энгус Пири явился в саржевом пиджаке, больше похожем на куртку кондуктора. От обоих пахло нафталином. По другую сторону расположились Эллисон Эйр, Джози и миссис Эйр в шляпке с очень изящной вуалеткой, затканной бабочками. Все мужчины в зале, не исключая меня, были потрясены ее столичным великолепием.

Джози внес в зал на руках ее отец. Это было очень трогательное зрелище. Но Джози была чужда сентиментальности. Ей не нужно было излишнее внимание. Она поправила руками неподвижные ноги и выпрямилась, всем своим видом показывая, что не нуждается в соболезновании. Когда Стрэпп стал распространяться насчет ее положения, она нагнулась к отцу и сердито спросила:

– Зачем ему понадобилось болтать об этом?

– Он излагает суть дела, Джози. Будь терпеливой.

Джози раздраженно тряхнула косичками и на мгновение пристально посмотрела на Скотти. Он сидел, подсунув ладони под коленки, настороженный, взъерошенный, глядя прямо перед собой. Но тут Джози перехватила мой взгляд и поняла, что и за ней наблюдают. Она покраснела и резко отвернулась.

– Итак, мистер Блю… – заговорил Стрэпп.

В зале рассмеялись, Стрэпп растерянно оглянулся.

– Меня зовут мистер Уотерс, – с достоинством поправил его Блю.

– О, конечно, прошу прощения, – спохватился Стрэпп.

Новый взрыв смеха. Я чувствовал, что переполненный зал за моей спиной ожидает, что здесь разыграется занятное представление. Для них суд был вроде их излюбленных рысистых бегов: кто-то выиграет, кто-то проиграет, – может, Джози, может, Скотти… В заднем ряду я заметил нашу учительницу мисс Хильдебранд с раскрасневшимися щеками. Видно было, что она не уйдет, пока не будет принято справедливое решение.

Когда Блю кончил давать показания, отец спросил его, видел ли он когда-нибудь Тэффа, который был куплен мистером Пири для Скотти тринадцать месяцев назад.

– Да, я его видел, – сказал Блю. – Я же его и отловил и доставил на ферму Пири.

– Какого он был роста? – спросил отец. – Укажите точно: четырнадцать ладоней, тринадцать с половиной?

– Ну, ладоней, пожалуй, тринадцати с половиной, – сказал Блю.

– Нет, нет, мистер Уотерс, я спрашиваю о точном размере, о размере, который у вас записан.

– Я его, собственно, не мерил.

– А вы или кто-нибудь другой зарегистрировали ка кие-нибудь особые приметы того пони, который был продан Пири?

– Нет, не думаю.

– Значит, у вас нет точных данных о пони, проданном мистеру Пири, не правда ли?

– Точных сведений нет.

– Значит, вы не можете сказать с уверенностью, обоснованно, что пони, который находится сейчас в полицейском загоне, не есть пони мистера Пири?

– Нет, но я думаю все-таки…

– А вы когда-нибудь измеряли рост пони мисс Эйр? – перебил его отец.

– Этого не требовалось.

– Значит, вы не можете утверждать – по способу, принятому в зоотехнических лабораториях, – что пони, находящийся сейчас в полиции, есть пони мисс Эйр?

– Таким способом не берусь доказывать. Но есть другие способы.

– Какие же другие способы? – поинтересовался отец. – Если руководствоваться методом, применяемым в науке, то вы должны предъявить записи об общих размерах лошади, о ее росте, цвете, особых приметах и т. д. Разве не так?

– Да, но не с этими пони. Они все как один.

– Но если вы хотите доказать что-то в суде, вы должны иметь эти данные, мистер Уотерс. Иначе, как вы можете утверждать, что пони, о котором идет речь, есть именно тот, а не другой?

– Очень вы все усложняете, – недовольно сказал Блю.

– Возможно. Но, к сожалению, мистер Уотерс, одного вашего слова недостаточно, чтобы суд удостоверился, что этот пони – Бо. Потому что я могу представить несколько заслуживающих доверия свидетелей, которые скажут, что это Тэфф.

– И они здорово ошибутся, черт возьми! – сказал Блю.

Но отец уже покончил с его допросом. Теперь я окончательно уяснил себе его тактику: не только нейтрализовать все, что говорит Стрэпп и его свидетели, но и настойчиво показывать, что такие же точно доказательства он может привести в пользу Скотти. Я недоумевал. Зачем выпячивать этот мотив равенства сейчас? Не лучше ли было просто подорвать позицию той стороны и всячески отстаивать правоту Скотти?

Я видел, что Стрэпп явно обескуражен, да и Эллисон Эйр тоже. Даже судья надел на нос пенсне и серьезно, молча глядел на отца, словно стараясь разгадать его дальнейшие намерения.

Единственными реальными доказательствами, которыми располагал Стрэпп, были неподкованные копыта, две мозольные отметины на задних ногах пони, оттенок его масти, а также его привязанность к Джози. Это подтверждали два свидетеля – Блю и скотник Скиттер Биндл, который тоже имел дело с обоими пони, но ни тот ни другой не могли представить требуемые моим отцом научные доказательства, что пони, содержащийся в полиции, – это Бо.

Последней была вызвана Стрэппом сама Джози. Эллисон Эйр перенес ее на свидетельскую скамью.

Судья спросил, не желает ли она сесть в кресло на возвышение, рядом с судьями.

– Нет, я хочу сидеть здесь, – ответила она.

– Так вот, Джози, – начал Стрэпп, – позволь мне спросить тебя: ты уверена, что пони в полицейском загоне есть именно Бо, твой пони?

– Да, мистер Стрэпп.

– Откуда ты это знаешь? – продолжал Стрэпп.

Джози прикусила губу.

– Ну, я ведь знаю моего отца и мою мать. Я знаю, что моя мать – это моя мать. И знаю, что Бо есть Бо. Я не могу вам сказать, откуда я знаю.

Это был очень хороший ответ, он понравился присутствующим, даже мой отец поднял брови, видимо, оценив его.

– Какой он, твой пони?

– Он упрямый и умный, иногда хитрый. Он не любит, когда кто-нибудь, кроме меня, трогает его руками, и не любит еще сорок, которые ищут червей в его стойле. Он их ненавидит.

Даже судью проняло.

– А что пони, который содержится в полицейском загоне, делает так же, как твой Бо?

– Ну, он вскидывает голову вот так, – она показала как, – когда подходят к нему близко. Он позволяет мне чистить его шею скребком, а многие пони моего отца терпеть этого не могут. Он тихонько подталкивает меня, когда я глажу его, а еще наклоняет голову, когда я хочу его причесать и не достаю до него.

– Он действительно все это делает? – спросил судья, словно впервые услышав что-то интересное.

– Да. И еще много другого.

– А как зовут твоего пони? – спросил Стрэпп.

– Бо, конечно. Вы это знаете, мистер Стрэпп.

– Конечно, Джози. Я только хотел узнать: когда ты в полицейском загоне кричишь ему «Бо!», он подходит к тебе?

– Да.

– Сразу подходит?

– Да.

– Он когда-нибудь кусал тебя? Я имею в виду пони, что в этом загоне.

– Нет. Конечно, нет.

– А валлийские пони с вашей фермы склонны брыкаться или кусаться?

– Они любят бить друг друга копытами, а людей не бьют. Но кусаются очень часто.

– А ты видела, чтобы пони, который в полицейском загоне, кусал кого-нибудь?

– Да.

– Кого же?

– Его!

Джози показала пальцем на Скотти, и оба они на несколько мгновений уставились друг на друга. Джози сглотнула слюну.

Скотти, и без того подавленный непонятными подробностями судебной процедуры, покраснел до ушей. Он смотрел на нее расширенными глазами и, словно они были близнецы, сжал губы в точности так, как это делала Джози.

– Протестую! – мягко сказал отец, не вставая с места.

– Хорошо, – сказал Стрэпп, – не будем об этом. Два последних вопроса, Джози. Ты любишь своего пони?

– Конечно.

– Что бы ты сделала, если бы потеряла его навсегда?

– Я бы умерла, – с неистовой страстностью сказала Джози.

Судья улыбнулся, а мой отец нахмурился. Он всегда возражал против того, чтобы детям задавали в суде вопросы, возбуждающие чрезмерные эмоции.

– Я вынужден заявить протест, – сказал отец, – исходя из интересов самой же мисс Эйр.

Судья кивнул и что-то пометил огрызком карандаша у себя в блокноте.

Но я-то понимал, что Джози ответила правильно, и большинство женщин в зале готовы были аплодировать ей.

– Это все, Джози, – сказал Стрэпп. – Впрочем, мистер Квэйл, вероятно, тоже пожелает задать тебе несколько вопросов, поэтому останься пока здесь, если не возражаешь.

– Я не возражаю, – сказала Джози тоном королевы.

Мой отец встал.

– Мисс Эйр… – начал он.

Он вежливо подождал ее ответа, и Джози это понравилось.

– Да, мистер Квэйл, – сказала она.

– Мисс Эйр, вы сказали, что пони в полицейском загоне подходил к вам, когда вы называли его «Бо».

– Да, я так сказала.

– Он подходил каждый раз, когда вы его звали?

Джози заколебалась.

– Нет, не каждый раз.

– Значит, иногда вы звали его, а он не подходил?

– Да, но это потому, что он коварный.

– Еще один вопрос, и вы можете вернуться к вашим родителям.

– Мне все равно. Я могу посидеть и здесь.

Это тоже был правильный ответ. Все засмеялись, и, кажется, судья тоже кивнул в знак одобрения.

– Итак, последний вопрос: ваш пони кусал кого-нибудь еще, я имею в виду – дома?

– Нет, не кусал. Иногда только чуть покусывал.

– Значит, ваш пони не был кусачим в отличие от того, который находится в полицейском загоне?

Чуть запнувшись, Джози поспешила объяснить:

– Это потому, что он всех нас любил, а этого не любит. – И снова ее палец указал на Скотти.

– Это мы увидим позже, – сказал отец как бы самому себе и сел за свой стол.

Джози перенесли на прежнее место. Глубокая тишина в зале говорила, что она завоевала сочувствие публики.

Пришла очередь моему отцу отстаивать свою позицию. Но у него не было в запасе более существенных аргументов, чем те, которыми располагал Стрэпп.

Он начал издалека.

– Валлийские пони, – говорил он, – известны тем, что у них у всех одна масть, один и тот же рост, что все они одинаково упрямы и капризны, и едва ли можно их отличить друг от друга. Поэтому без точных записей, без научных доказательств просто невозможно установить, Бо перед вами или Тэфф. Я счел своим долгом сделать эти предварительные замечания, – продолжал отец, – отдавая себе отчет в том, что доказательства, которые я представлю здесь, не лучше и не убедительнее тех, что представила другая сторона.

Снова все были поражены. Что же он собирается доказывать? Он ведь сам признал, что невозможно доказать, тот ли это пони или другой.

– Откровенно говоря, – впервые прервал свое молчание судья, – я не понимаю, к чему вы, собственно, клоните, мистер Квэйл.

– Вам станет это ясно через несколько минут, ваша честь, – ответил отец.

Эллисон Эйр насторожился, ожидая какого-то хитрого маневра.

Отец попросил вызвать свидетеля-эксперта мистера Криспа. Крисп сказал, что очень хорошо знает пони Скотта Пири. Мальчик не раз приводил Тэффа к нему лечить от ссадин и трещин на копытах.

– И вы уверены, как старый и опытный лошадник, что пони, которого я показывал вам в полицейском загоне, есть Тэфф, принадлежащий Скотту Пири? – задал вопрос отец.

– Да, я уверен.

Затем Криспа принялся допрашивать Стрэпп. Ему очень хотелось вынудить старика признать, что он, возможно, ошибается и что вообще нельзя ничего утверждать с уверенностью. Но он уже понимал, что даже сомнительность показаний свидетелей играет на руку отцу.

Было еще три свидетеля. Одна из них – мужеподобная миссис Мэдди, та, что целый день не выпускала изо рта сигареты. Она сказала, что ей известно все, что касается лошадей (все знали, что это верно: ее отец занимался приручением лошадей), и что она твердо убеждена: интересующий суд пони есть Тэфф, она его хорошо рассмотрела.

Стрэпп стал было допрашивать и ее, но как-то вяло, и дело не сдвинулось с места. Потом отец вызвал одного фермера, соседа семьи Пири, а четвертым – самого Энгуса Пири.

Энгус с горечью рассказывал о том, как он купил для Скотти пони, чтобы мальчику не ходить пешком за пять миль в школу; как добывал деньги, чтобы заплатить за пони; как Скотти, не имея ни малейшего опыта, приручил пони и они с пони стали как родные братья. Но все это не могло ослабить впечатления от картины несчастья, постигшего маленькую Джози. Даже Стрэпп растерялся. Он не мог постигнуть, какой новый ход придумал мой отец. Поэтому и вопросы, заданные им Энгусу Пири, были недостаточно четкими и целенаправленными.