Текст книги "Спортивное предложение"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

– Никакого пони он сюда не приводил, – сказал Энгус.

Непокорная земля и долги выжали из него все соки, и его изможденное лицо почти утратило человеческое выражение.

– Какой смысл прятать? – сказал сержант Коллинз. – Мы все равно его найдем.

Энгус предложил им убираться с его земли.

– Мы уйдем, когда покончим с этим делом, – возразил сержант Коллинз. – Желаете еще раз обойти территорию фермы, мистер Эйр?

– Не надо, Джо, – ответил Эллисон. – Очевидно, пони не здесь.

– Но Пири знает, где он, – настаивал Коллинз.

– Вы знаете, где находится пони? – обратился Эллисон к Энгусу.

Энгус Пири молча смотрел на него исподлобья и не отвечал. Так они и стояли друг против друга, а миссис Пири застыла на ступеньках крыльца с чашкой и салфеткой в руках.

– Дурак ты, Энгус, – заговорил наконец Коллинз. – Если я найду спрятанного пони, я тебя арестую. И твоего парнишку тоже.

– Оставьте ребенка в покое! – рявкнул Энгус. – И катитесь прочь с моей земли, пусть дьявол дует вам в зад…

Наверное, он так и сказал. Вряд ли Скотти сам это выдумал ради пущего эффекта.

Уходя вместе с Эллисоном, Джо Коллинз пригрозил:

– Мы еще встретимся, Энгус, будь уверен!

Так началась вражда между Пири и Эйрами. К концу недели повсюду в городе уже шли споры: увел Скотти пони у Эйров или нет? Если Скотти увел пони, где же он его прячет?

Сержант Коллинз, обшаривший не только ферму Пири, но и все соседние фермы, не нашел никаких следов.

– Послушай, Скотти, – приставали теперь к нему не только в школе, но и на улице, когда он шел домой, – увел ты пони или нет?

– Не суйте нос не в свое дело, – хмуро огрызался Скотти.

Он не пытался отшучиваться, поэтому нам все больше казалось, что он и впрямь где-то прячет Бо. В буше было достаточно укромных местечек. Но, конечно, рано или поздно Эйры при помощи полиции обнаружат его.

И мы наперебой гадали, как же все-таки Скотти сумел увести Бо. В том, что это сделал он, никто из нас больше не сомневался.

Говорили, что один из гуртовщиков Эллисона Эйра в ночь накануне исчезновения Бо видел на берегу какую-то маленькую фигурку. Первой заметила человека собака гуртовщика. Она залаяла, и неизвестный тут же бросился в воду и поплыл к другому берегу. Гуртовщик даже не счел нужным сообщить об этом хозяину, потому что на берегу частенько можно было наткнуться на бродягу.

Один из школьников, Питер Пэллен, сын владельца гаража, сказал:

– Ну ладно. Допустим, он переплыл реку и пробрался на ферму Эйра. А потом что? Как он пролез в загон, где держали Бо? Это всего в полусотне шагов от дома. Да еще собаки!

Мы долго спорили и решили, что Скотти, переплыв реку, проделал немалый кружной путь, чтобы подойти к ферме Эйров с тыла. Невдалеке от дома был большой загон, в котором содержались лошади. Тогда, соображали мы, Скотти взял одну из лошадей – это было нетрудно, они все прирученные, – вымазался лошадиным навозом, чтобы обмануть собак, и незамеченный прошел с лошадью к ограде, за которой отдельный загончик был отведен для Бо.

Пока все получалось стройно и логично. Но остальное вообразить было труднее, и у нас начались серьезные разногласия: как же все-таки Скотти приманил Бо и, главное, как вывел его наружу?

Большинство согласились, что Скотти воспользовался уздечкой Тэффа. Отодвинув в ограде планку, он заставил Бо пройти в открывшийся лаз, потом поставил планку на место и дал тягу.

– А как он переправил пони через реку?

Вот на этот-то вопрос и не было ответа. Если Скотти удалось уговорить пони ступить в воду и перебраться через реку, тогда Бо не был Тэффом. Мы ведь знали, что Тэффа никакой силой не заставишь подойти к воде.

– Ты все только путаешь, – сказал мне Боб Батчер, наш «профессор» и шахматный чемпион. – Это потому, что твой старик – юрист.

Возможно, что я и путал. Но, как и мой отец, я любил, чтобы на каждый вопрос был ответ.

Была еще одна-единственная возможность: Скотти нашел брод в реке. Сейчас ведь конец лета, вода стоит низко; у нас даже была такая игра: перебраться через реку, не замочив пяток. Но хотя я знал несколько сухих переправ на малой реке, на большой я таких не встречал. И тут я вспомнил о том, как Скотти хотел посоветовать мне рыбное местечко и вдруг запнулся и замолчал.

Может быть, то место и было поблизости от найденного им брода?

– В субботу я пойду поищу, – сказал я Тому, поделившись с ним своими соображениями.

Но Том стал возражать:

– Если это место можешь найти ты, то и всякий другой его найдет. Лучше молчать об этом. И даже не думать.

– Полиция все равно будет шарить повсюду, – не соглашался я. – Какой же смысл молчать?

– Ты окончательно спятил! – возмутился Том. – Ты хочешь выдать Скотти полиции?

В конце концов мы решили, что, если даже я отыщу то место, я сохраню это в секрете.

Тем временем полиция официально начала розыски пони. И тут на сцену выступил мой отец.

Однажды сержант Коллинз явился в школу, вызвал Скотти из класса, отвел его в полицейский участок и учинил двухчасовой допрос. После чего он объявил Скотти, что тот предстанет перед судом по подозрению в краже, и укрывательстве пони, и в противодействии полиции при исполнении ею служебных обязанностей.

«Противодействие» Скотти заключалось в том, что он пытался вырваться и удрать от Коллинза еще по дороге из школы в участок и, кажется, нечаянно лягнул его.

Сержант Коллинз отвез Скотти на ферму. Его отцу было изложено обвинение против сына, и, так как в городе не нашлось адвокатов, пожелавших взяться за столь безнадежное дело, Энгус Пири обратился к моему отцу.

ГЛАВА X

♦

Если бы Джо Коллинз с самого начала знал, сколь серьезно взялся мой отец за защиту Скотти, он, может быть, действовал бы иначе. Но он, кажется, забыл, что только такого рода дела мой отец и считал стоящими. Кроме того, в известном смысле отец и сержант Коллинз были старыми противниками – не потому, что мой отец не жаловал полицейских властей; наоборот, уважая полицию, он ожидал от нее многого. Возможно, даже слишком многого.

Для моего отца статьи закона были единственными твердыми и постоянными устоями в жизни. И когда полиция вольно обходилась с законом или неправильно его истолковывала, он кипел негодованием, словно поймав вора с поличным. Впрочем, если тот же Джо Коллинз просил его помочь разобраться в каком-нибудь сложном случае, он всегда шел навстречу.

На этот же раз он был возмущен поведением Коллинза, считая, что тот нарушил два основных правила полицейской службы.

– Во-первых, я не вижу, чтобы у него были какие-либо прямые доказательства, позволяющие выдвинуть обвинение в краже, – говорил нам отец за обедом. – Он просто старается незаконными методами запутать Энгуса Пири и получить от него пони. И, во-вторых, он не использовал всех имеющихся в его распоряжении средств, чтобы отыскать пони. По сути дела, Коллинз нарушает закон, потому что за спиной у него стоит Эллисон Эйр.

Я достаточно знал, что такое суд, и понимал, что Эллисон легко выиграл бы этот процесс, не выступи против него такой фанатичный поборник законности, как мой отец.

Взявшись за дело, подобное делу Скотти, он становится похож на тигра, готового разорвать на куски любого, кто осмелился бы нарушить или оскорбить закон. Пока он еще не пришел в такое состояние, но некоторые признаки уже стали заметны, когда мы сидели за обеденным столом. Предстояла серьезная схватка – из тех, которые отцу по душе и которых должен был бы опасаться любой благоразумный противник.

И все-таки у нас в семье не было единодушия насчет дела Скотти.

– Эллисон Эйр просто хочет показать себя хозяином, как и во всем другом, – объявил Том.

Несмотря на свои десять лет, он уже многое знал о неравенстве положения богатых и бедных, о людях высшего и низшего сорта. Особую неприязнь питал он к богачам из нашей скваттеровской аристократии. Ему очень хотелось, чтобы именно против них повел на этот раз войну наш отец.

Но отец, кажется, не ставил во главу угла эту сторону дела. Едва ли его занимало здесь одно только грубое нарушение закона. Этот случай был для него типичным случаем с английским бедняком иммигрантом, поставленным в невыносимо тяжелые условия, а сейчас еще попавшим в лапы такого богатого коренного австралийца, как Эллисон Эйр. И отец решил добиться, чтобы Скотти по крайней мере перед лицом закона был поставлен в равное положение с Эйром.

Для отца это было очень важно. Он видел, что закон применительно к беднякам сплошь и рядом толкуется произвольно.

Тем более осторожно следовало применять законы к несовершеннолетним. Об этом принципе британской юстиции, на которой основывалась и австралийская, мы не раз слышали за обеденным столом.

– Так как же с ними можно сладить? – спросил я.

– Прежде всего я поговорю с Джоном Стрэппом, он собирается выступить в этом деле обвинителем от полиции. Я постараюсь убедить его, чтобы обвинение в краже, выдвинутое против Скотти, было полностью устранено из дела. Хотя, правда, Джон Стрэпп – постоянный адвокат Эллисона Эйра…

– Мистер Стрэпп ничего не станет устранять, когда узнает, что Скотти будешь защищать ты, – сказала Джинни.

– Это было бы так, если бы Стрэппу в руки попало верное дело, – возразил отец. – Но у него нет никаких реальных доказательств, и он будет выглядеть дураком, если пойдет в суд с таким шатким обвинением.

– Он не уступит, – настаивала Джинни.

Моя сестра училась в частной школе для девочек, единственной в Сент-Хэлен, где училась и дочь Стрэппа Эллен. Джинни постоянно ссорилась с ней, соперничество отцов отражалось в непрерывной войне между дочерьми.

– Посмотрим, – сказал отец. Больше он ничего не добавил.

Но тут разгорелся спор между мной, Томом и Джинни, которая оставалась пока на стороне Джози Эйр. Она, правда, не хотела, чтобы Скотти судили, но была уверена, как и большинство девочек в ее школе, что Скотти украл чужого пони и должен его вернуть.

– У Джози сто валлийских пони! – запальчиво воскликнул Том.

– Но они совсем не то, что Бо. Все знают, как Джози и Бо привязаны друг к другу. Она просто не может без него…

– Ей ничего не стоит приручить другого, – не сдавался Том.

– Ну, это будет не то же самое.

– Да хватит вам! – сказала мать.

– Разве я не права, Кит? – спросила Джинни, обернувшись ко мне.

Это был редкий случай: Джинни всегда считалась только с собственным мнением и не искала поддержки в споре.

Но я не знал, кто прав.

Мне было жаль Джози Эйр. Все ее жалели. Блю Уотерс рассказывал своим приятелям в «Белом лебеде», как плохо Джози без Бо. Она ведь лишилась не просто пони, а свободы передвижения в окрестностях «Риверсайда». И она наотрез отказалась от любого пони, кроме Бо. Только Бо!

– Она даже из дому перестала выходить, – докладывал Блю Уотерс собутыльникам, которые на все лады толковали о пропаже Бо, используя ценную информацию очевидца.

Пиво лилось рекой, Блю ораторствовал:

– Вам бы потерять обе ноги, посмотрел бы я на вас!

Из реляций Блю трудно было понять, как ведет себя Джози. Подавлена она или возмущена? Кажется, она отказалась даже от занятий на дому, пока ей не вернут ее обожаемого Бо.

– «Ты должен его найти!» – вот что она без конца твердит отцу, – сообщал Блю.

И Эллисон намерен был его найти. Ведь для Джози этот пони стал спасителем. Я понимал чувства Эллисона Эйра. Я даже готов был понять сержанта Коллинза, на которого оказывали такое сильное давление. Что ему оставалось делать? И все-таки мои симпатии все больше склонялись к Скотти, хоть он и не был для меня образцом совершенства. Но кто из нас безупречен? А Скотти может стать жертвой несправедливости, если не сумеет как-то отстоять себя. А может, и отстоит – драться он умеет, мы все ценили в нем это качество.

Теперь, когда Скотти проходил по городу, на его лице был написан вызов: пусть ищут, пусть найдут, где он прячет пони! Пусть поймают его, если смогут. Посмотрим, чья возьмет…

Так держался Скотти и в школе. Он стал болезненно чувствительным, чуть что – рвался в драку, и мы остерегались задеть его каким-либо неосторожным словом.

Да, у Скотти не было бы никаких шансов выиграть дело в суде – по закону или в обход закона, – если бы его дело не оказалось в руках моего отца. Если бы не отец, дело Скотти не заняло бы и десяти минут. Но из этого следует, что ты не можешь быть перед законом равным своему противнику, если у тебя нет «равного» адвоката? Значит, главное – адвокат, а вовсе не закон?

– Ну так как? – настаивала Джинни, видя мои сомнения. – Разве я не права, Кит? Разве этот пони – не Бо?

– Скотти не взял бы его, если бы не был убежден, что это его пони, – сказал я.

Джинни только усмехнулась в ответ.

– Когда будет слушаться дело, если его передадут в суд? – спросила мать.

– На следующей неделе.

– И долго оно продлится?

– Несколько часов, вероятно.

– И это все?

– Я не могу тебе точно сказать, Ханна, – ответил отец, начиная, видимо, сердиться.

Я знал, что было у матери на уме: отец будет выступать бесплатно. Родители Скотти не могли, конечно, заплатить, да отец и не взял бы у них денег. Мы поэтому и были очень небогатой семьей. Лишних денег у нас никогда не бывало. Отец часто отказывался от сомнительных дел, суливших большой гонорар, что, естественно, не способствовало его популярности среди состоятельных жителей города.

– Конечно, ты должен был взяться за это дело, – сказала мать примирительно и стала раздавать нам сладкое – не слишком сладкий рисовый пудинг; мы знали, что сахар ей приходится экономить, но мы уже привыкли и ели с аппетитом.

В воскресенье, накануне суда, на ферму к супругам Пири приехал Эллисон Эйр. На нем были куртка и серые брюки вместо обычных бриджей. Он остановился на ступеньках крыльца и окликнул Энгуса, который в это время завтракал. Когда Энгус вышел (Скотти шел за ним), Эллисон сказал, что хотел бы переговорить с ними.

– Вам бы только разговаривать, – кисло отозвался Энгус. – Говорите, что вам надо, и уходите с моей земли.

У Энгуса не было никакой причины быть приветливым с Эллисоном, к тому же он чувствовал, что раз уж Эллисон пожаловал к нему собственной персоной, значит, жди какой-нибудь каверзы. Больше того, мой отец предупредил Энгуса: не говорить о судебном деле ни с кем, особенно с «противной стороной». А тут сам главный противник явился для переговоров.

– Может быть, побеседуем в моей машине? – сказал Эллисон. – Она тут недалеко, на асфальте. – Он был вежлив и любезен.

– А зачем? – недоверчиво спросил Скотти.

– Помолчи! – сурово оборвал его Энгус.

– Моя дочь Джози в машине, и она хотела бы поговорить с тобой, – объяснил Скотти Эллисон.

– Парень не двинется отсюда, – сказал Энгус, – даже если вы привезли за ним в машине полицию.

– Уверяю вас, что в машине только моя дочь Джози, – сдержанно ответил Эллисон. – И все, чего она хочет, – это поговорить пять минут с вашим сыном. Я даю вам слово.

Энгус в нерешительности молчал. Скотти и вышедшая из дома миссис Пири стояли за его спиной, и все трое были как будто сконфужены вежливостью и предупредительностью Эйра.

– Пожалуйста, убедите их пойти, миссис Пири, – сказал Эллисон Эйр. – Вы мать, вы поймете меня.

Должно быть, хозяин «Риверсайда» в эту минуту забыл, что это из-за него Скотти вызывают в суд по обвинению в конокрадстве. А может быть, он и не думал о том, каково Скотти сидеть здесь, в грязи, на этой захудалой ферме, и ждать, когда его вызовут и станут судить как уголовного преступника.

– Она мать своего сына, – отрезал Энгус, – того самого, которого вы собираетесь засадить в тюрьму. Так что кончайте ваши хитрые заходы и убирайтесь с моей земли!

– Извините, – спохватился Эллисон. – Вы не так меня поняли. Но, может быть, вы, миссис Пири, все-таки подошли бы и поговорили с Джози? И ты тоже, – обернулся он к Скотти, не называя его по имени. – Я уверен, что тогда недоразумение разрешилось бы и ты бы не остался в накладе.

– Не остался бы в накладе? – насмешливо прищурившись, переспросил Энгус.

– Я думаю, лучше вам все же сначала повидаться с моей дочерью.

Скотти первый раскусил, чем дело пахнет.

– Не ходи, па! – быстро сказал он отцу. – Это ловушка!

Энгус снова велел ему помолчать.

– А зачем нам говорить с вашей дочерью? Что она скажет такого, чего не можете сказать вы?

– Дело не в этом, – сказал Эллисон, стараясь сдержаться. – Просто моя дочь хочет поговорить с вашим сыном и объяснить ему, что значит для нее этот пони.

– Какой пони? – сердито прервал его Энгус. – О каком пони вы толкуете?

Терпение Эллисона истощилось:

– Ну Пири, будьте же благоразумны, черт возьми!

Тут Скотти стал пятиться, чтобы улизнуть, словно Эллисон наконец раскрыл свои истинные намерения и собирался схватить его, как в тот раз, на выставке. Заметив это, Эллисон сказал:

– Погоди, мальчик, не уходи. Одну минуту…

Если бы он сказал «Скотти», а не «мальчик» и заговорил бы с ним дружески, спрятав подальше высокомерие богатого скваттера, все, может быть, обернулось бы по-другому.

– Джози ведь не может подойти сюда, – сказал он, обращаясь теперь только к Скотти, – и я подумал, что ты не откажешься пойти к ней.

Это была вторая его ошибка. И Скотти уже понимал – и все они понимали, – что, приглашая их встретиться с Джози, с ее мертвыми ногами, Эллисон рассчитывал на милостыню от тех, кто сам нуждается в милостыне, на сочувствие тех, кто живет за чертой человеческого сочувствия.

– Я не пойду, – сказал Скотти и попятился. – Я никуда не пойду с вами.

Эллисон понял, что ему не удастся растрогать этих людей, и сказал, словно примиряясь с неизбежным:

– Ну что ж, я все скажу вам сам.

– Ладно, – согласился Энгус. – Валяйте.

– Я предлагаю тебе любого пони, какого ты выберешь в табуне, – сказал Эллисон, снова обращаясь к Скотти, – если ты вернешь того, которого ты взял у меня на ферме.

Скотти уже было собрался улизнуть, но тут остановился и крикнул:

– Не надо мне никаких ваших пони, мистер Эйр!

– Я уплачу сверх того двадцать фунтов, – добавил Эллисон, поворачиваясь к Энгусу.

– Двадцать фунтов… – повторил Энгус.

– Нет! – закричал Скотти, умоляюще глядя на отца.

– Не слушайте мальчика, – сказал Эллисон.

– Не брал я вашего пони! – кричал вне себя Скотти. – У меня нет вашего пони!

– Но я знаю, что он у тебя, – резко сказал Эллисон.

– Где же он тогда? Почему вы не нашли его? – спросил Энгус.

– В конце концов мы его найдем, – нахмурившись, продолжал Эллисон. – Но тогда вы не получите ничего. А я хотел было похлопотать, чтобы с вашего сына сняли обвинение.

– Он хочет тебя надуть! – кричал Скотти.

– Миссис Пири, а вы-то как думаете? – спросил Эллисон.

– Мой сын не крал у вас лошади. Он не вор.

Эллисон Эйр сделал еще одну попытку:

– Но послушайте, ведь это всего только пони. Вы можете получить хорошего пони и в придачу двадцать фунтов. Я сниму обвинение с вашего сына, и поставим на этом точку. Будьте же рассудительны, Пири. Это очень щедрое предложение…

Энгус молчал. Казалось, он начинает склоняться к тому, чтобы принять предложение скотовода. Но потом, призвав на помощь остатки гордости, а может, видя упрек и отчаяние на лице сына, он решительно повернулся к Эйру:

– Бесполезное это дело – являться сюда с вашими деньгами и дочерью. Мой сын не вор. И нечего совать мне двадцать фунтов, все равно не заставите меня признать, что мой сын – уголовный преступник, способный присвоить чужое. То, что у него есть, мистер Эйр, принадлежит ему. Вот и все, и не старайтесь сбить меня с толку. Прощайте, мистер Эйр, зря беспокоились. Прощайте!

Энгус повернулся и ушел в дом.

На минуту Эллисон остался наедине со Скотти. Скотти с вызовом смотрел прямо ему в глаза, и в глазах этих Эйр прочел безжалостную решимость.

– Ну ладно, – сказал наконец Эллисон. – Помоги тебе бог. Ты ответишь за то, что ты сделал с моей дочерью.

– Ничего я вашей дочери не сделал! – крикнул Скотти ему вслед.

И, наверное, Скотти нелегко было тогда удержаться от слез, хотя он и был готов бороться до конца – так же, как Эллисон Эйр.

ГЛАВА XI

♦

Пони так и не нашли. И никто нигде его не видел. Попытка Эллисона нажать на Скотти провалилась. Я тоже не сумел найти такое место, где Скотти мог бы перевести лошадь через реку посуху. Правда, я обнаружил наскоро сооруженный загончик на той стороне, где бродил Скотти. В нем, видимо, недавно стояла лошадь, кругом был лошадиный навоз. Но, двинувшись глубже в буш, я понял, что занимаюсь пустым делом; Скотти не стал бы прятать пони долго в одном месте, к тому же слишком близко к городу.

Отец от Тома знал о моих поисках и как-то спросил, не нашел ли я чего-нибудь.

– Нет, ничего, – ответил я. Про загончик я решил молчать.

– Виделся ты с младшим Пири?

– Только в школе.

Это было в понедельник. До сих пор отец еще ни словом не перемолвился со Скотти. Он сказал, что этого не требуется. Энгус Пири зашел в контору отца рассказать ему о визите на ферму Эллисона Эйра. Но Эйр уже сам звонил отцу и просил его уговорить Пири принять его предложение.

– Эйр объяснил мне, что говорит это мне неофициально, – рассказывал нам отец, больше, правда, обращаясь к матери. – Эйр добавил еще, что предпочел бы уладить все как можно скорее, в приватном порядке, чтобы прекратить всю эту шумиху.

– А что ты ему ответил? – спросила Джинни.

– Мне пришлось сказать, что ему следовало с самого начала хорошенько обдумать свое поведение и не ездить на ферму Энгуса с сержантом Коллинзом и не угрожать семье Пири судом.

Отец, видимо, не осуждал Эйра за его предложение, просто он нашел в нем два серьезных промаха. Во-первых, он не должен был обвинять Скотти в краже, не имея серьезных доказательств; а во-вторых, предлагая денежное возмещение за возврат пони, он тем самым заставлял Скотти признать себя виновным в краже, а это нечестный прием.

В общем, мы поняли, что суд над Скотти состоится.

– А как мистер Джон Стрэпп? – спросил Том.

– Он отказался взять обратно обвинение, предъявленное Скотти, – ответил отец.

– Я говорила, что он откажется, – торжествовала Джинни.

– Стрэпп сослался на то, что Эллисон сделал семье Пири великодушное предложение и что после их отказа у него не было другого выбора, как оставить обвинение Скотти в силе.

Заседание суда было назначено на среду. Джон Стрэпп уже сообщил, что вызывает трех свидетелей. Отец решил пока не вызывать никого, а там посмотреть по ходу дела.

– Все, что я могу, – это опровергнуть выдвинутое ими обвинение, используя их же собственные доказательства, – сказал он.

Поэтому он не вызывал к себе Скотти. Он, правда, просил Энгуса Пири привести сына утром в день суда к нам домой. Уходя в школу, мы с Томом видели, как Скотти сидел на ступеньках нашей веранды; на нем были серые штаны, рубашка, даже галстук и знакомые нам старые башмаки. Он был готов предстать перед судом.

Потом отец вместе со Скотти отправился в свою контору. Отец не очень умел беседовать с чужими детьми, поэтому нам было особенно любопытно узнать, о чем же они все-таки говорили.

Как потом выяснилось, это был очень важный разговор: от Скотти отец узнал гораздо больше, чем все мы и даже его собственный отец. Как бы ни относиться к моему отцу, довериться ему можно было вполне. И, видимо, Скотти доверился ему полностью.

Во всяком случае, самого Скотти в зале суда не оказалось. Это, кажется, было не по правилам, но отец велел ему держаться подальше от здания суда и даже отослал его в школу и строго наказал: не являться в суд иначе как с констеблем Питерсом, если его за ним пришлют.

– Ни с кем другим! – еще раз подчеркнул отец.

Председатель суда и обвинитель от полиции Стрэпп пожелали узнать, где находится Скотти. Почему мальчика нет в суде? Почему мистер Квэйл, то есть наш отец, представляющий интересы Скотти, не привел его? Может быть, мальчик скрылся?.. Нет? Тогда где же он? Просил ли мистер Квэйл полицию разыскать и привести его?

Я пристроился в задних рядах судебного зала. В школу я не пошел. Разве можно было упустить случай увидеть своими глазами все, что произойдет в суде! Даже наши мальчишки не верили, что моему отцу удастся выручить Скотти. Но отец был спокоен и сдержан, как всегда перед началом процесса. Правда, на расспросы о Скотти он ответил достаточно резко.

– Я прошу суд признать, что присутствие мальчика в судебном заседании пока не является необходимым, – сказал он. – При создавшихся обстоятельствах будет лучше, если ему не придется выслушивать попытки обвинения очернить его в глазах присутствующих…

С этого отец начал защиту, и председательствующий немедленно сделал ему замечание. Но сделано оно было больше для Эллисона Эйра, который как раз появился в зале. Возможно, судья решил показать ему, что намерен заставить моего отца держаться в надлежащих границах. Вполне в духе мистера Кросса (мы его звали «крисс-кросс»[4]4
  Крисс-кросс – игра в крестики и нолики.


[Закрыть]). В прошлом он был ходатаем по коммерческим делам, устраивал закладные под фермы и всегда старался быть на короткой ноге с «земляками-скотоводами» вроде Эллисона Эйра.

Два других судьи не были юристами – один занимался политикой, другой был землемером, – поэтому на них никто не обращал внимания, в том числе и отец. Он, кстати сказать, довольно спокойно воспринял замечание председательствующего.

– Мне просто не хотелось, чтобы мальчик слышал, как о нем говорят в тех выражениях, в каких составлено обвинение, – объяснил он.

Последовал протест со стороны мистера Стрэппа, обвинителя от полиции.

– Хорошо. Тогда позвольте мне сформулировать иначе, – вновь начал отец нарочито терпеливым тоном. – Если рассмотрение дела даст доказательства против мальчика, мы охотно предоставим его в ваше распоряжение. Когда это будет необходимо.

– Необходимо или нет, мистер Квэйл, – сердито возразил судья, – а мальчик должен быть здесь. Таков закон. И вы это знаете.

– Были прецеденты, ваша милость, когда несовершеннолетний обвиняемый отсутствовал при слушании дела.

И отец, вооружившись томами юридической литературы и собственными заметками, привел полдюжины примеров из австралийского судопроизводства времен колонизации, в том числе такой случай, когда сын губернатора вместе с сыновьями других влиятельных граждан был избавлен от присутствия в суде. Он процитировал также мнение суда присяжных о том, что присутствие на процессе может иногда рассматриваться как вредное для юного обвиняемого, что могут быть допущены исключения и т. д.

– Ну хорошо, хорошо, – сказал мистер Кросс, стараясь остановить поток примеров и исключений, тем более что тон у отца был довольно иронический.

– Таким образом, мое ходатайство принимается, ваша милость? – спросил отец.

– Ваше ходатайство принимается к рассмотрению, – раздраженно подтвердил судья Кросс.

Мне уже приходилось видеть, как отец заставляет суд переходить к обороне, но никогда он не выкладывал сразу все свои козыри.

Отец поощрял мой интерес к судебным заседаниям, считая, что мне полезно наблюдать закон в действии: ему хотелось, чтобы я тоже стал юристом. Но случилось так, что из зала суда я извлекал другие уроки, пристально наблюдая человеческие драмы, страдания, нищету, запутанность человеческих отношений. Так я стал писателем. Зато Том с его обостренным чувством справедливости собирался пойти по стопам отца.

– Мистер Стрэпп, – сказал судья, – вы настаиваете на том, чтобы мальчик присутствовал на суде?

Дж. Стрэпп был довольно тучный мужчина и всегда носил умопомрачительной белизны рубашки и воротнички. Иногда он надевал даже галстук-бабочку. Моего отца он, видимо, считал неисправимым чудаком, от которого никогда не знаешь, чего ждать.

– О, я полагаю, что в данном случае мы можем разрешить нашему юному правонарушителю пока не присутствовать, – сказал Стрэпп довольно небрежно.

Мой отец неожиданно ударил ладонью по столу.

– Ваша милость! Если бы я назвал обвинителя (мне показалось, что отец сейчас скажет «жирной свиньей»)… ну, например, юридическим комбинатором, обвинитель, вероятно, стал бы решительно протестовать? Не правда ли, мистер Стрэпп?

– Извините, – скривился Стрэпп. – Я снимаю свою характеристику обвиняемого. И, ради бога, покончим с этим!

– Что ж, пожалуйста, – откликнулся отец. – Но я прошу суд проследить за тем, чтоб обвинитель и в дальнейшем избегал подобных выражений в адрес моего доверителя. Скотт Пири – мальчик с хорошими задатками, и никто в суде не вправе забывать этого…

– Вам слово, мистер Стрэпп, – поспешно сказал судья, и я услышал в его голосе некоторую нервозность, словно он уже не был уверен, что сумеет угодить Эллисону Эйру.

По мнению мистера Стрэппа, дело было очень несложным. Он подробно изложил историю появления Бо на ферме Эйра. Особенно детально было описано происшествие на сельскохозяйственной выставке, а затем указано, что в ночь накануне пропажи гуртовщиком была замечена маленькая фигурка на берегу возле фермы Эйра.

Стрэпп особо подчеркнул, что единственным лицом, имевшим реальный интерес в похищении пони, был обвиняемый Скотти Пири.

– Вся совокупность обстоятельств, – сказал в заключение обвинитель, – и существенные доказательства, приведенные здесь, указывают на то, что похитителем может быть только Скотти Пири. Более того: у нас есть свидетель, сообщивший, что он видел, как обвиняемый ехал верхом на пони по берегу в ранний утренний час, сразу же после того, как исчез Бо.

Это было сюрпризом для меня, и я посмотрел на отца. Он писал что-то на листке голубой бумаги и лишь на мгновение задержал карандаш, потом снова принялся писать.

Стрэпп сказал, что не стоило бы придавать этому делу большого значения, если бы не одно обстоятельство: похищение пони доставило страдания и осложнило жизнь маленькой Джози Эйр.

– Мы просим суд решить это дело быстро и гуманно. Мы не стремимся быть мстительными. Мы не желаем никого карать. Все, чего мы хотим, – это возвращение пони. Но, конечно, все должно делаться по закону…

Мой отец слушал его совершенно спокойно, но тут прервал вопросом:

– Выступает ли обвинитель в интересах какого-либо клиента или он является обвинителем от полиции?

Некоторое время шли препирательства на эту тему. Потом судья спросил, не имеет ли отец сказать что-либо более существенное, прежде чем будут вызваны свидетели обвинения.

– Нет, не имею, – сказал отец.

Он обернулся и посмотрел в зал суда, я тоже невольно посмотрел. Зал был полон – редкий случай на обычных судебных заседаниях. Кое-кого из присутствующих я никак не ожидал увидеть здесь, в частности нашу учительницу истории мисс Хильдебранд. Она, конечно, заметила меня, так что мне будет нагоняй. Но почему она здесь?

Год назад она приехала к нам из большого города. Сна была застенчива, легко краснела и с трудом поддерживала порядок в классе; особенно трудно ей приходилось с мальчишками из буша, вроде Скотти, которые совали ей в стол ящериц. Но вообще она была хорошая. Только почему все-таки она здесь?