Текст книги "Война ведьмы"
Автор книги: Джеймс Клеменс
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Крал заметил на лице офицера изумленное выражение. Парак щелкнул пальцами, и птицы оставили в покое труп Мишель. Потом они схватили Крала за руки и начали его поднимать. Оказавшись в полусидячем положении, Крал мог лучше видеть комнату. Несколько человек заковывали Толчука в железные цепи, а Могвид уже лежал, крепко связанный.
Мама Фрида стояла рядом с тощим Параком со склоненной головой. Ее ручной тамринк, Тикал, сжался у нее на плече, обернув хвост вокруг старухиной шеи. Он уставился на все происходящее огромными черными глазами, дрожа в подавленной панике и издавая тихие хныкающие гортанные звуки.
– Благодарю вас, Мама Фрида, – сказал офицер стражи. – Вы тоже любите животных, так что, я думаю, вы понимаете, как мне дороги мои птички.
Мама Фрида рассеянно почесала тамринка за ухом, успокаивая животное.
– Ну конечно. Я всегда соблюдаю свой долг перед городом и благополучием его граждан.
– Тем не менее, вам следовало бы сообщить нам об этих приезжих. Вы знаете новые постановления. Никто из них не зарегистрировался в соответствующих кастах и не заплатил пошлину. Если бы не наш однорукий друг, – Парак указал туда, где лежал мертвый воин грубой наружности, одетый в цвета стражи ворот, – который так искусно проследил за мечницей и указал ее местонахождение, мы бы никогда не обнаружили этот притон преступников. А теперь они – рабы городской стражи.
Кровь застучала у Крала в ушах. Стало быть, настоящая цель этого нападения – заполучить рабов. В Порт Роуле, похоже, на запах денег шли даже иллгарды.
– Я прошу прощения, господин Парак. Но вы же знаете мое правило: я исцеляю ; я не задаю вопросов.
Парак весело фыркнул.
– Да. Именно поэтому вас настолько ценят в городе. – Он обернулся к своим людям, которые заканчивали связывать Кралу руки за спиной. – Отведите их в гарнизон.
– А что делать с больным? – спросил один из стражников.
– Оставьте его. Судя по виду, он уже наполовину в могиле. Дохода он не принесет. – Парак оглядел комнату. – А вот за остальных из этой компании, судя по всему, мы сможем получить неплохую цену на невольничьем рынке.
Стражники поволокли свою добычу к двери. Руки Крала были резко заломлены за спину, но онемение не давало почувствовать боли.
Парак обернулся к Маме Фриде и взмахнул рукой, указывая на комнату.
– Я прошу прощения за вторжение, Мама Фрида. Завтра с утра я пришлю кого-нибудь убрать этот беспорядок.
Мама Фрида стояла среди мертвых, среди запаха крови и экскрементов. Она склонила голову.
– Как всегда, вы очень добры.
* * *
Эррил опустился на колени около кровати Елены. В кают-компании приятно пахло ароматическими маслами древесины, но с их сильным запахом смешивался резкий запах крови и лекарств. У кровати валялась куча окровавленных повязок, по полу были разбросаны баночки ивовой коры и листья подорожника.
Эррил держал руку спящей Елены в своей. Она была такой холодной, ее губы – такими бледными. Она не реагировала, когда он растирал ей запястье – еле слышное сонное бормотание, не более того.
– Она не просыпается, – сказал он Флинту. Старый брат приложил все свои немногие медицинские знания и умения, чтобы спасти Елену. Они были вдвоем в каюте. Джоах и Морис управляли, как могли, парусами и такелажем, проводя корабль вдоль берега.
– Возможно, это и к лучшему, что она спит, – сказал наконец Флинт, укрывая ее толстым шерстяным одеялом до самой шеи. – Ее телу нужна энергия, чтобы исцелиться. Когда я зашивал рану, края раны уже начинали срастаться сами по себе. Ее защищает магия.
– Значит, она будет жить, – сказал Эррил.
– Она уже должна была умереть, – ответил Флинт, сидевший на пятках у Елены в ногах. Он мрачно посмотрел на Эррила. – Яд из хвоста дракиля убивает, даже если царапина совсем крохотная. Я подозреваю, что ее сон – попытка собрать силы, чтобы выжить. Но даже ее магия может защитить ее только до определенных пределов. – Флинт высвободил из-под одеяла одну из рубиновых ладоней Елены. – Видишь, ее ладони медленно блекнут у нас на глазах. Магия питает ее дух, поддерживает ее.
Темно-алая окраска ладоней Елены поблекла до желтовато-розового. Эррил поднял глаза на Флинта.
– А когда ее магия окончательно угаснет?..
Флинт встретил взгляд Эррила, не моргая, потом просто печально покачал головой.
– Так что же нам делать?
– Я сделал все, что мог. Целители, некогда учившиеся на Алоа Глен, могли бы спасти ее, но… – Флинт пожал плечами. Остров был захвачен слугами Темного Повелителя.
– А как насчет драконьей крови? – Целительные свойства крови морских драконов были хорошо известны. – Если мы доберемся до места встречи с мирая…
– К тому времени она давно уже умрет, – сказал Флинт. – Но ты подал мне идею. В Порт Роуле есть опытная целительница. Ее дом набит всякими травами и зельями. Я не знаю, есть ли у нее драконья кровь – это редкий и дорогой ингредиент. Но она – мудрая целительница.
– Порт Роул? – скептически переспросил Эррил. Обычно визиты в этот город на болотах приносили мало добра.
– Я также знаю в Порт Роуле несколько хороших людей, которые могли бы помочь набрать экипаж корабля. Нас слишком мало, чтобы правильно провести «Морского Скорохода» через предательские течения Архипелага. А если на нас снова нападут… – Флинт пожал плечами. На этот раз их спасли только везение – и черная магия.
Эррил пододвинул стул к кровати, обдумывая возможности. Усевшись, он прижал ладонь к щеке Елены. Ее плоть была холодна, как лед. В его сердце рос такой же холод. Он не мог видеть, как она умирает.
– Нам придется рискнуть.
Флинт кивнул и встал.
– Тогда я пойду сообщу Морису о наших новых планах, а мальчику – о состоянии его сестры.
– Мальчик… – сказал Эррил, останавливая Флинта. – Насчет этой магии…
– Я знаю, – сказал Флинт. – Джоаху не следовало бы играть с такими силами. Там прячется нечто, заслуживающее более тщательного изучения. Но в любом случае я думаю, что посох следует сжечь, а пепел – развеять по ветру.
– Нет, – сказал Эррил. – Оставь мальчику его посох.
Брови Флинта поднялись в недоуменном согласии.
– Как скажешь.
Старик потянулся к засову на двери.
– Флинт…
Седой Брат обернулся через плечо.
– Хорошенько следи за мальчиком, – закончил Эррил.
Лицо Флинта помрачнело. Оба они знали, какое влияние черная магия может оказать на человека. Хватка темных искусств могла удушить даже самую чистую душу. С резким кивком Флинт вышел из комнаты и закрыл дверь.
Оставшись один у постели Елены, Эррил откинулся в кресле. Он заставил себя не думать о Джоахе. Его главная забота лежала рядом с ним, укутанная в шерстяные одеяла.
Эррил смотрел на худенькую девушку, беспокойно сжав пальцы в кулак. Если она умрет, с ней умрет последний шанс освободить Аласию. Но в сердце своем Эррил знал, что не судьба его земли тревожит его, а куда более простой страх – страх потерять саму Елену. За всю его долгую жизнь у него никогда не было ни младшей сестры, ни дочери, о которой он мог бы заботиться, но во время их длинного путешествия сюда Елена стала для него и тем, и другим – и, вероятно, чем-то большим.
Но кто она на самом деле – ведьма, женщина или спасительница?
Эррил вздохнул. Ответа у него не было.
На ее бледном лице через детскую округлость только начинали проступать черты будущей зрелости: мягкая линия скул, полнота губ. Он протянул руку и отвел с ее гладкого лба прядь огненных волос. Когда же это темная краска исчезла с ее волос? Она, должно быть, прятала волосы от него, надеясь, что он не заметит. На его губах появилась тень улыбки. Даже когда от нее зависела судьба Аласии, в ее сердце все еще жили простые девичьи желания. Эта мысль немного утешила его.
Но Эррил откинулся, и улыбка его погасла. Он поднял взгляд к иллюминатору. В маленькое окошко светила луна.
– Спасительница ты или нет, – пробормотал он в пустоту, – я не позволю тебе умереть, Елена.
5
Вырвавшись из тьмы, Мишель увидела струящийся свет – такой яркий, что он ее ослепил. Она моргнула. Что это – Великий Мост в следующую жизнь? Если так, она никогда не думала, что переход будет настолько болезненным. Все ее тело горело и отчаянно чесалось и изнутри, и снаружи – но снаружи и изнутри чего ? Она не чувствовала своего тела, его очерчивала только боль.
– Лежи тихо, дитя, – пробормотал в ее голове бесплотный голос.
– Г-где я? – спросила она, не зная, говорит ли губами или мыслями.
В любом случае, ее вопрос был услышан.
– Ты в безопасности – по крайней мере, на какое-то время.
Этот голос… был ей знаком.
– Мама? – Когда слово прозвучало, Мишель поняла, что ошиблась. – Мама?..
Вихрем вернулась память – образы, звуки, запахи, все выстроилось по порядку и встало на свои места. Мишель вспомнила теплую комнату, обожженного эльфа и маленькое золотогривое животное старой целительницы.
– Мама Фрида.
– Да, дитя. А теперь лежи спокойно. Пакаголо еще не закончила свою работу.
Мишель все еще не чувствовала своего тела. Как она лежит – ничком или навзничь? Весь ее разум заполнил ослепительный свет. И вдруг через самую сердцевину ее существа прошла страшная судорога. Ее буквально вывернуло наизнанку.
– Держи ее голову повернутой, – сказала Мама Фрида. – Осторожно, а то она задохнется. Да, вот так… Очень хорошо.
Мишель закашлялась и сплюнула. Что происходит? Последнее, что она помнила – как проглотила яд из своего яшмового сосуда. Она помнила, как упала на пол, радуясь тому, что ее смерть защитит Елену, и что яд оказался безболезненным и безвкусным. Почему же она еще жива? На один краткий миг в ее разум закралась мысль о провале. Она все еще была жива. Можно ли еще вырвать у нее тайну местонахождения Елены?
– Нет… Я не должна… Елена…
– Прекрати дергаться! – приказала Мама Фрида. – Я же сказала, что ты в безопасности. Стражники ушли со своей добычей. Они сочли, что ты умерла от яда.
Прозвучал новый голос.
– Она была мертва.
– Тише. Смерть не так уж окончательна и бесповоротна, как обычно считают. Это как круп у ребенка. Если вовремя успеть, можно вылечить.
Недоверчивое фырканье.
– Она все еще выглядит мертвой. – Мишель внезапно узнала этот голос, это напускное высокомерие. Это был Мерик. – Сколько еще понадобится времени?
– Солнце восходит. Уже почти все закончилось. Или она сейчас соберется с силами, или мы потеряем ее навсегда.
Голоса потухли – уши Мишель внезапно заполнил какой-то рев. Если бы она могла найти свои руки, она бы заткнула уши. Что происходит? У нее была тысяча вопросов, но от шума, ослепительного света и обжигающей боли думать было трудно. И вдруг всеми своими ошеломленными чувствами она ощутила за пределами боли и растерянности… нечто.
Она потянулась к этой сущности, словно утопающая к плывущему бревну – к чему-то, за что можно было уцепиться, к ощутимому в неощутимом пространстве. Оно мерцало и искрилось, словно драгоценный камень на солнце, и медленно двигалось сквозь сущность ее бытия. Что это? Она чувствовала, как эту сущность окружает магия, словно тепло из очага. Казалось, она просачивается через нее, медленно гася боль.
В ее разуме возникло слабое чувство узнавания. Она сделала усилие, чтобы очистить сознание от тумана, и коснулась этой новой магии своими способностями Искателя. У этой магии была необычная структура: плесень, земля и легкая примесь черного угля. Внезапно Мишель поняла, что это за магия. Та самая магия, которую она почувствовала в кладовке Мамы Фриды среди сушащихся трав и полок с лекарствами. Что-то, рожденное за пределами Аласии.
А магия все росла и становилась ее частью. Источник стихийной силы подобрался ближе, словно из какой-то бездны, скользя и извиваясь по направлению к ее спрятавшемуся разуму. По мере приближения магия становилась сильнее. Вокруг этого источника вились синие и зеленые вихри, гасившие ослепительный свет. А потом он добрался до Мишель, выжигая ее магию, топя ее в себе. Мишель почувствовала, что из нее вырвали что-то жизненно важное.
Мишель задохнулась; она не могла дышать. Источник силы заполнил и окружил ее. Она забилась, внезапно почувствовав, как в тело вернулись ощущения.
– Держи ее за руки! Прижми ее к полу!
– Я не могу…
– Чтоб тебя! Сядь на нее, если не можешь по-другому, птичка недокормленная!
Мишель задыхалась. Она попыталась вдохнуть и закашлялась.
– Тикал… Тикал… Тикал…
– Убери свой хвост с дороги! – Визг обеспокоенного зверька. – Пора, Мерик! Пакаголо поднимается из ее глотки. Сейчас она умрет или оживет.
– Матерь Верховная!
– Помоги мне удержать ее челюсти открытыми. Дай мне кляп. Нет, не этот! Вон тот! – Приглушенное ругательство. Потом Мишель почувствовала у своего уха чьи-то губы. – Не борись с ней. Дай ей пройти.
Мишель не знала, что имеет в виду старуха. Ее спина внезапно изогнулась в дикой судороге. Из глаз брызнули слезы.
– Держи ее!
Потом Мишель закричала – резкий крик, словно жизнь вырвалась из ее тела. И в каком-то смысле так оно и было. Мишель почувствовала, что, пока она кричит, что-то выползает из ее глотки и выскальзывает изо рта. Она закашлялась, а то, что она извергла из себя, скользнуло по языку и покинуло ее тело.
Когда ее глотка освободилась, ее извивающееся тело упало на землю, а с губ слетели дрожащие вздохи. Из тьмы проступили размытые образы: лица, движение, слабый свет. Она подняла руку к лицу. Рука была покрыта потом. С каждым вздохом Мишель видела все четче и четче.
– Лежи, дитя. Отдохни. Не открывай глаз.
Мишель не спорила, слишком слабая, чтобы сопротивляться. Она просто послушалась. Она почувствовала, что лежит на столе. Не на мягкой постели, а на голых досках. Но она не двигалась. Она чувствовала, как ее руки и ноги расслабляются и перестают дрожать. Ее дыхание выравнивалось, а влажная кожа становилась прохладной. Кто-то открыл поблизости окно, и от свежего ветра у нее по коже побежали мурашки. Внезапно она осознала, что обнажена.
Смущение и застенчивость наконец заставили ее открыть глаза. Свет ударил ее по глазам, она моргнула, но это был всего лишь мягкий свет восходящего солнца из окна. Рядом звучал шепот:
– …жить, но понадобятся укусы пакаголо, чтобы поддерживать ее.
Мишель приподнялась на локте. С ее губ сорвался стон. Ее мышцы болели так, словно она всю ночь сражалась двумя мечами.
Оглянувшись, Мишель увидела, что она находится в кладовой целительницы. Комнату заполняли ряды деревянных полок, уставленных бутылками, фляжками и мешочками, их не было только в задней части комнаты, где стоял деревянный стол, на котором она лежала. На стене рядом висело множество маленьких проволочных клеток. Из этих клеточек выглядывали странные зверьки, их глаза поблескивали в утреннем свете. Потрясающая коллекция животных: бескрылые пернатые существа, ящерицы с ребристыми гребнями вдоль спин, маленькие пушистые грызуны, которые раздували грудь и шипели на каждое ее движение. Мишель много путешествовала в свое время и знала, что эти зверьки родом не из Аласии, а из дальних земель.
Мишель села, увидев Маму Фриду, которая шла к ней от клеток. За ней следовал Мерик, обмотанный повязками, опираясь на костыль. За эльфом шел Фардайл. По крайней мере волк, спрятавшийся в конюшне, тоже ухитрился избежать хватки иллгарда.
Подойдя к столу, Мама Фрида закутала Мишель в одеяло и помогла ей сесть на краю стола.
– Скоро к тебе должны вернуться силы.
– К-как? – спросила Мишель заплетающимся языком. – Яд…
– Экстракт белладонны, – ответила Мама Фрида. – Достаточно распространенный яд… но у меня есть кое-какие свои способы.
Мишель поняла, что старуха увиливает от прямого ответа.
– Скажи мне.
Мама Фрида взглянула на Мерика, он кивнул.
– В конце концов ей все равно придется узнать, – сказал эльф.
Целительница обернулась к ближайшей клетке позади стола. Мишель, все еще ощущая одеревенение в теле, повернула голову.
– В Ирендле, – сказала Мама Фрида, открывая замок маленькой клетки, – джунгли полны разных ядов, но повсюду в природе существует равновесие. Боги джунглей создали особое существо, чтобы помогать нашим племенам защищаться от этих ядов. – Мама Фрида обернулась. Вокруг ее запястья и пальцев обернулась пурпурного оттенка змейка с синими и зелеными полосками. – Мы называем их пакаголо. На языке моего народа это означает «дыхание жизни». Эти змейки буквально пропитаны природной магией. Укус большинства змей ядовит, но укус пакаголо высасывает яд из тела.
Мама Фрида протянула змейку Мишель, чтобы та рассмотрела ее поближе. Мишель протянула руку, заинтересовавшись таким необычным животным. Из чешуйчатых челюстей высунулся маленький красный язычок и облизал один из ее пальцев. Потом змейка вытянулась и скользнула с руки целительницы на ладонь Мишель. Она думала, что змейка окажется холодной и скользкой, но чешуйчатая шкурка оказалась до странности теплой и гладкой. Змейка медленно поползла вверх по ее руке и обернулась вокруг ее запястья, словно экзотический браслет.
Фардайл подошел поближе и принюхался к змейке.
Мишель подняла глаза от змейки. Что-то было не так.
– Я проглотила свой собственный яд, – сказала она. – Я знаю, как он действует. Он убивает почти мгновенно. Человеку, отравленному этим ядом, просто нельзя успеть помочь.
Мама Фрида вздохнула и кивнула.
– Да, ты права. Но мой народ не зря так назвал эту змейку. Пакаголо действительно обладают «дыханием жизни». Они умеют не только исцелять отравленных, но и возвращать к жизни недавно умерших от яда.
– Как это возможно?
Мама Фрида пожала плечами.
– В этом случае недостаточно укуса. Змейка должна оказаться внутри тела умершего.
Мишель прищурилась, но не вздрогнула. Они никогда не пряталась от реальности, какой бы суровой и уродливой та ни была. Она вспомнила, как чувствовала у себя в животе что-то извивающееся, тошноту, магию, пронизывавшую ее плоть. Эта змейка побывала в ней. Она даже вспомнила, как змейка выскальзывала из ее глотки и рта.
– Оказавшись внутри, она своей магией высасывает яд из тканей и наполняет тело своим духом. Она становится частью возвращенного к жизни. – Последняя фраза, казалось, тревожила Маму Фриде. Она отвернулась от Мишель.
Мерик шагнул вперед.
– Скажи ей все.
Мама Фрида повернулась обратно. Ее губы были плотно сжаты.
– Эта змейка теперь единое целое с тобой. Вы связаны. Вы живете одной жизнью.
– Что это значит? – спросила Мишель и поняла, что боится ответа.
– Ты теперь навсегда связана с этой пакаголо. В первую ночь каждого полнолуния змейка должна тебя кусать. Поскольку она дала тебе жизнь, тебе нужна будет магия ее клыков, чтобы продолжать жить, а ей нужна будет твоя кровь, чтобы питаться. Без ее магии ты умрешь.
Мишель изумленно посмотрела на змейку. Ну конечно, старуха сошла с ума. Воспользовавшись своими волшебными способностями, она поискала магию змейки внутри себя. Она ничего не почувствовала. С облегчением она усилила нажим, просто чтобы удостовериться – и опять только пустота. Она взглянула на змейку, намереваясь коснуться ее магии. И нахмурилась. Опять ничего.
Подняв глаза, она посмотрела на Мерика и потянулась своими ощущениями к нему, ища знакомый запах молнии и бури. Ее глаза расширились от ужаса. Она опять ничего не почувствовала. Потрясенная, она выпрямилась.
– Я… я ослепла, – прошептала она.
Мерик шагнул ближе, его глаза тревожно прищурились.
Мишель наконец поняла, что ощущение «глухоты» в голове было не тошнотой от лечения, а омертвением ее духа. Она испуганно посмотрела на Маму Фриду, потом на Мерика.
– Я больше не могу искать, – пробормотала она. – Мои магические способности исчезли.
Мама Фрида спокойно сказала:
– За все приходится платить.
Мерик подошел к краю стола, поднял руку, чтобы утешить ее. Внезапно он замер. Затем наклонился поближе, глядя Мишель в лицо.
– Твои глаза! – воскликнул он. – Они изменились.
Руки Мишель поднялись к лицу, проверяя, какой же новый ужас ее ждет. Змейка у нее на запястье слегка зашипела, испуганная этим внезапным движением.
– Они теперь золотые и с вертикальными зрачками, – сказал Мерик, глядя на сидевшего рядом волка, – как у Фардайла.
Руки Мишель, прижатые к щекам, сжались в кулаки. Этого не могло быть. Она не осмеливалась надеяться.
– Я никогда не видела такого изменения, – сказала Мама Фрида. – Она…
Мишель больше не слушала. Опасливо, осторожно, она заглянула к себе в сердце и коснулась давно угасшей, умершей части своего духа. Там, где еще недавно ничего не было, она почувствовала знакомое сопротивление. Она слегка нажала и почувствовала, как кости и мышцы, давно застывшие в одной форме, смещаются и гнутся. Словно пруд весной, растаяла замерзшая плоть. Она соскользнула со стола и поднялась на когтистые лапы. Одеяло спало с нее.
Пакаголо зашипела и крепче обвилась вокруг ее руки, плавившейся в змеином объятии.
Мишель поднесла змейку к глазам. Что за чудо? Пакаголо не только вернула ей жизнь, но и оживила мертвое наследие. Мишель приказала плоти снова принять твердую форму, возвращаясь в свой привычный облик.
– Я… я опять могу оборачиваться, – объяснила она потрясенным зрителям. Слезы радости бежали по ее щекам, голос дрожал. – Я не просто жива, я – сайлура!
Фардайл посмотрел на нее сияющими глазами, темно-янтарными, и впервые за много зим в разум Мишель ворвались образы ментальной речи ее народа: Мертвый волк, которого вылизывает горюющая стая, возвращается к жизни. Стая радостно воет.
* * *
Джоах стоял на палубе у правого борта «Морского Скорохода». На востоке солнце поднималось из океана. Он смотрел на западную границу Архипелага. Корабль шел вдоль побережья на север. Рассвет превращал далекие острова из грозных черных горбов в высокие зеленые горы. Их вершины тонули в розоватом тумане. Даже отсюда Джоах чувствовал в утреннем бризе приятный запах пышной листвы островных лесов.
– Здесь очень красиво, – прозвучал суровый голос у него за спиной.
Джоаху не нужно было поворачиваться, чтобы узнать Мориса, высокого темнокожего Брата.
– И очень опасно, – мрачно добавил Джоах.
– Такова жизнь, – пробормотал Брат. Морис подошел к поручням и встал рядом с Джоахем. – Я только что от твоей сестры. Она жива, но во власти ядов.
Джоах молчал – от страха за сестру у него перехватило дыхание.
– Почему эти гоблины напали на нее? Их послал Темный Лорд?
Морис озабоченно нахмурился.
– Мы не знаем точно. Гоблины известны приверженностью к кровной вражде. Когда твоя сестра уничтожила стаю рок-гоблинов в руинах древней школы около твоего дома, должно быть, об этом прослышали прочие племена этих гадких существ, даже прибрежные кланы дракилей.
– И с тех пор они охотились за ней?
– Похоже на то, но я все еще подозреваю, что это нападение произошло не без ведома Черного Сердца. Оно было слишком скоординировано, слишком хорошо организовано. Кто-то вел этих тварей.
Джоах крепко сжал левой рукой свой посох из дерева пои.
– Долго ли нам еще плыть до Порт Роула?
Морис обернулся и посмотрел на берег, потом – на надутые паруса.
– Если ветер не утихнет, мы будем в порту на закате.
Джоах обернулся к темнокожему брату.
– А Елена доживет до заката?
Морис положил руку ему на плечо. Сначала Джоах отшатнулся от утешающего прикосновения, но потом его храбрая решимость угасла, и он потянулся к поддержке старика, снова став всего лишь мальчиком.
– Магия Елены сильна, – произнес Морис, – а ее воля – еще сильнее.
– Я не могу позволить ей умереть, – простонал Джоах в плечо Морису. – Я обещал отцу, что буду оберегать ее. И вот, первое же столкновение с опасностью, и она почти убита, а я ведь был рядом.
– Не вини себя. Обратившись к своей магии, ты прогнал дракилей и дал нам возможность бежать. По крайней мере, теперь у нее есть шанс.
Джоах уцепился за эту тоненькую соломинку. Может быть, Морис и прав; его черная магия по крайней мере действительно помогла ему защитить сестру, а это хоть что-то да значило. Он освободился из хватки Мориса и выпрямился, вытирая рукой лицо и всхлипывая.
– И все же, – продолжал Морис, – берегись соблазнов посоха. Это нехороший талисман, и его магия соблазнительна.
Джоах взглянул на посох из дерева пои. Он был маслянистым и гладким на ощупь. Соблазнительна? Он бы назвал это по-другому. Только необходимость защищать сестру заставила его обратиться к черному искусству, скрытому в посохе. Он провел пальцем по гладкой поверхности. Но был ли он полностью честен? Часть его знала, что не братская любовь, а ярость вела его, когда он атаковал злобных морских гоблинов.
– Будь осторожен, мальчик, – добавил Морис. – Иногда за оружие приходится платить слишком большую цену.
Джоах ничего не сказал, не согласился и не возразил. Но в сердце своем он знал, что отдаст что угодно, лишь бы Елена была в безопасности. Он все еще помнил серьезные глаза отца, когда высокий этот человек возложил бремя охраны Елены на юные плечи своего сына. То был последний приказ его отца: Храни свою сестру.
Джоах не опозорит память своего отца невыполнением его завета.
Морис хлопнул его по плечу, собираясь отправиться по своим делам.
– Вы с сестрой оба упрямые и своевольные. В силе ваших юных сердец я вижу надежду.
Джоах от этих слов покраснел и попытался поблагодарить Мориса, но у него ничего не получилось, кроме смущенного бульканья.
Морис оставил его и отправился на корму. Оставшись наедине со своими мыслями, Джоах обернулся к океану. Опершись на поручень, он уставился на синюю воду. Иногда за кораблем следовали дельфины, но сегодня воды были так же пусты, как его душа.
– Как же далеко мы с тобой уплыли, Елена, – пробормотал он морю, по которому плыл корабль.
И тогда Джоах увидел лицо, уставившееся на него из-под воды. Сначала он решил, что это просто его отражение в кристально ясных глубинах. Но потом он понял свою ошибку, и его горло сжалось. Это видение не было его отражением. Кто-то поднимался из моря, кто-то, находившийся внутри пузыря воздуха, мерцавшего волшебством.
Джоах открыл рот, чтобы выкрикнуть предупреждение, но узнавание заставило его замолчать. Он знал этого человека: узкое лицо, тонкие каштановые усики под горбатым носом, даже насмешливые глаза. Это лицо много лун преследовало его в ночных кошмарах.
Это был убийца его родителей!
Улыбающееся лицо поднялось из волн, его гладкие каштановые волосы были сухими, соленые брызги не коснулись их. Позади этого человека море кипело от извивающихся тел сотен дракилей.
– Стало быть, ты думаешь, что далеко уплыл, мой мальчик? – насмешливо спросил Рокингем, очевидно расслышавший последние слова Джоаха. – К сожалению, недостаточно далеко от меня.
Крал ходил туда-сюда по крохотной камере, бросая мрачные взгляды на стражников из-за толстых железных прутьев. Здесь воняло грязными телами, и из других камер доносилось звяканье цепей. Где-то неподалеку кто-то из пленников негромко всхлипывал. Крал не обращал на это все внимания. У него руки чесались от желания схватить деревянную рукоять своего топора. Будь проклято вмешательство этих чертовых идиотов! Он ударил кулаком по бревенчатой стене.
– Если ты разобьешь себе руку, это нам не поможет, – сказал Толчук у него за спиной. Голос Толчука походил на скрип мельничного камня: грубый и громкий. Остальные двое за всю ночь не издали ни звука, и Крал почти забыл об их присутствии. Огр сидел на корточках на полу, покрытом соломой, его руки и ноги были закованы в толстые цепи, предназначенные для того, чтобы тащить на поводу рабочих лошадей, а Могвид лежал навзничь на узкой койке, закинув руку на лицо.
– Но мы были так близко, – сказал Крал сквозь стиснутые зубы. Он не прятал своего гнева, скрывал лишь его истинную причину. – Елене необходима любая защита, какую только мы можем ей обеспечить, и теперь мы не только не знаем, где она, так еще и ее тетка умерла. Если бы они нас не нашли, к утру нас бы там уже не было.
– Мы все очень много потеряли этой ночью, – сказал Толчук печально.
Крал вдруг вспомнил, что Мишель, Еленина приемная тетка, Толчуку приходится родной матерью. Он не учел того, как, должно быть, повлияла гибель Мишель, принявшей смерть от собственной руки, на это громадное существо. Он заставил себя принять более спокойное, симпатизирующее выражение.
– Извини, Толчук. Я не подумал. Твоя мать сделала то, что должна была сделать, чтобы уберечь девочку.
– Мы должны найти способ вернуться к остальным, – хмуро сказал Толчук.
– Как?
– Мы должны добраться до моего вещмешка. Если мы освободимся, Сердце моего народа приведет нас к ней.
Крал прищурился. Он забыл, что у огра имеется некий талисман, кусок драгоценного сердолика, связывавший дух огра с магией, жившей в сердце этого камня. Этот кристалл был сосудом умерших душ народа Толчука. Обычно он работал как духовный канал, переносивший умерших в следующую жизнь. Но этот камень был проклят самой землей за древнее зло, причиненное одним из предков Толчука. Это проклятие приняло форму черного червя в сердцевине кристалла. Проклятие – это слово стало именем червя – держало души огрских кланов внутри камня, поглощая их и не давая им уйти в следующий мир.
Толчуку была поручена миссия – снять проклятие своего предка. Но как огр мог этого достичь, было неизвестно. Толчук мог ориентироваться только на зов магии самого камня.
– И ты думаешь, что кристалл приведет нас туда, где прячется Елена? – спросил Крал. – И нам не понадобится знать то, что знала Мишель?
Толчук отодвинулся подальше от решетки, слегка отвернувшись от Крала. Его железные цепи звякнули.
– Если нам удастся бежать, – добавил он.
Крал отвернулся от остальных и подошел к запертой двери. Он ударил кулаком по решетке, желая привлечь внимание пары стражников в конце коридора.
– Эй, стража. Я должен поговорить с вашим командиром.
Один из двух стражников, крепкий мужчина с жесткими черными волосами, сломанным носом и прищуренными глазами, равнодушно отмахнулся:
– Заткнись, или я тебе ножом язык вырежу.
С этими словами он повернулся обратно к своему собеседнику, бритоголовому головорезу с рябым от оспы лицом.
Могвид за спиной у Крала сказал:
– Ну и чего ты намерен добиться?
Крал оглянулся. Оборотень, очень бледный, приподнялся на локтях и уставился на него.
– Хочу посмотреть, не удастся ли мне силой вызволить нас отсюда, – ответил горец.
– Это против иллгарда-то? Ты что, тронулся? Лучшее, на что мы можем надеяться – что они о нас просто забудут.
– Вряд ли. Работорговцы не забывают о своей собственности.
– Тогда, может быть, будет лучше, если мы позволим им нас продать. Когда мы выберемся из этой тюрьмы, подальше от этого треклятого иллгарда и его дьявольских птиц, у нас будет больше шансов удрать.
В обычных обстоятельствах Крал согласился бы с мудростью Могвидова ответа. Но он должен был любой ценой остаться вместе с огром. Теперь Толчук был его единственной возможностью добраться до ведьмы.