Текст книги "Верный меч (ЛП)"

Автор книги: Джеймс Эйтчесон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Солнце поднималось над восточными болотами, пробивая лучами тонкий слой облаков и золотя небо. Под ним просыпался неугомонный Лондон. По улицам уже сновали люди: женщины с деревянными ведрами, мужчины с охапками дров. Кричащие дети гнались друг за другом с комьями снега в руках, они почти столкнулись с двумя дюжими парнями, несшими на плечах большие мешки. Внизу на реке несколько судов отходили от причала, направляясь в сторону устья и дальше к морю.

Мой меч вернулся на свое место у меня на поясе, и я рад был чувствовать ножны у бедра. Сын Мале шагал рядом со мной, ведя лошадь в поводу, а его слуга шел сразу за нами с его собственной лошадью.

– Какие у тебя новости от моего отца? – спросил он, как только мы выбрались из толпы.

– Вы еще ничего не слышали?

– Я не слышал вообще ничего, потому что только вчера отплыл из Нормандии, – сказал он. – Так что?

Я остановился у края дороги пропустить спускавшуюся с холма повозку.

– Новости плохие, милорд, – сказал я, когда мимо нас прошла лошадь, извергающая из ноздрей клубы пара.

Я рассказал ему все услышанное от Вигода накануне: как мятежники ворвались в город, убили триста человек и вынудили виконта отступить к замку.

– Вот все, что я знаю, – сказал я. – Сейчас король собирает армию, чтобы идти на север.

Роберт посмотрел в небо, а затем закрыл глаза. Губы его шевелились, но он не издал ни звука; без сомнения, он говорил не с теми, кто находился на земле.

– Когда мы оставили Сен-Валери вчера вечером, все, что мы знали, это только то, что город в осаде, – сказал он наконец. – Но мой отец жив?

– Насколько я знаю, – ответил я. – Ваша сестра и мать тоже, они здесь, в Лондоне.

– Они здесь? – переспросил Роберт, широко открыв глаза. – Ты это точно знаешь?

– Я один из тех людей, кому лорд Гийом поручил сопровождать их, – сказал я. – Я привез их из Эофервика вместе с капелланом вашего отца, Гилфордом. Они все в его доме.

– И Гилфорд тоже, – пробормотал он. – Я так давно его не видел. – он глубоко вздохнул и повернулся ко мне, хлопнув твердой ладонью по спине. – Это лучшее, что я слышал за последние несколько дней. Я твой должник, Танкред.

– Как и я ваш, милорд.

– Скажи мне, – сказал он, улыбаясь, когда мы тронулись дальше, – Как давно ты на службе у моего отца.

Я произвел подсчет в уме.

– Восемь дней, милорд, – по некоторым причинам мне было неловко об этом говорить, и мне казалось, что прошло гораздо больше времени.

Но такова была правда: в пятнадцатый день месяца виконт вызвал меня в свою комнату в замке, а сегодня было только двадцать третий день того же месяца.

– Восемь дней? – его лицо выражало недоверие.

– До этого я принес присягу графу Нортумбрии Роберту де Коммину, – объяснил я, выдержав его взгляд. В горле пересохло. – Я служил ему до Дунхольма.

Он серьезно кивнул, на мгновение его лоб омрачился.

– Восемь дней назад я занимался делами семьи в Гравилле. Оттуда нортумбрийцы казались призрачной угрозой. А теперь я возвратился сюда, чтобы узнать, что жизнь моего отца находится под угрозой. Видишь, Танкред, как быстро последние события перевернули наши жизни. Похоже, у нас есть много общего.

Мои пальцы сжались в кулак. Как он мог сравнивать свои тревоги с моим горем? По крайней мере, Мале был жив. Но я вспомнил, как проявил бесчувственность к леди Элис и Беатрис на борту корабля, и придержал язык.

Мы медленно шли по улице. Снежные сугробы соскальзывали с крыш, обнажая почерневшую солому. К нам подходили мужчины и женщины, предлагая продать вязанки хвороста или сморщенную морковь, бледную, как личинки майского жука, но я отмахивался от них.

– Как хорошо опять очутиться в Лондоне, – сказал Мале-младший. – Это был долгий путь. Я начал готовиться к отплытию, как только услышал, что Эофервик в осаде. Мы оставили Гравилль в тот же день. Это было трое суток назад; плохая погода помешала нам плыть быстрее. – он покачал головой. – И все это время мы могли только ждать и молить Бога, чтобы он сохранил моего отца.

Из Эофервика мы выбирались в два раза дольше, но я не сказал этого. По правде говоря, он должен быть благодарен, что не задержался в пути дольше; февраль был не лучшим временем для переправы. Я много слышал о коварном нраве Узкого моря: спокойная на рассвете вода могла после полудня превратиться в черный водоворот. Им еще повезло, что снегопад начался только сегодня, плыть под таким снегом было просто невозможно.

Скоро мы добрались до дома. Все тот же слуга, что охранял дверь в день нашего прибытия, встретил нас и сегодня; он вместе со слугой Роберта повел лошадей в конюшню на заднем дворе.

В доме дружинники уже проснулись и сидели у очага, завтракая хлебом и сыром. Капеллан сидел у стола, неторопливо прихлебывая что-то из кружки и кося одним глазом на лист пергамента перед собой. Он чуть не выронил кружку при виде младшего Мале. Гилфорд вскочил на ноги, развел руки, и они приветствовали друг друга, как старые приятели, болтая одновременно на английском и французском языках, пока не прибежал Вигод. Тогда Гилфорд отправился за обеими дамами.

Я уселся рядом с Уэйсом и Эдо, снимая перчатки и грея пальцы у огня.

Уэйс налил мне пива.

– Это кто такой? – спросил он, кивая в сторону новоприбывшего.

– Сын виконта, – сказал я. – Роберт Мале.

– Я не знал, что у Мале есть сын, – сказал Эдо.

– Я тоже, – ответил я и посмотрел на Роберта, который в этот момент говорил с управляющим.

– Как хорошо вернуться в этот дом, – сказал он, радостно указывая на все вокруг: на очаг, гобелены, потолок. – В последний раз я был здесь на коронации короля Гийома.

– Я не считаю, что это очень долго, – сказал Вигод. – Два года вполне приемлемый срок.

Он замолчал, услышав быстрые шаги на лестнице. Беатрис спускалась вниз, подол ее темно-зеленого платья был поднят чуть выше лодыжек. Она увидела своего брата и, не сдерживая радостного смеха, побежала вперед и бросилась ему на шею. Ее мать, следовавшая за ней по пятам, присоединилась к всеобщим объятиям.

Я отвернулся. Я не привык к семейным сценам, и видеть их всех вместе было выше моих сил. Може, Эрнст, Иво, Фулчер, Жерар: все они были моими братьями по оружию, другой семьи я никогда не знал.

Ты живешь мечом, сказал мне Обер, когда мы на корабле бежали из Эофервика. Только сейчас я начал понимать, о чем он говорил.

Беатрис отпустила Роберта и отступила, разглаживая юбку. Ее узкое платье было скроено точно по фигуре, расшито желтой нитью у горловины и на рукавах, и я не мог не заметить, что у этой худышки довольно выпуклая грудь.

– Когда ты приехал? – спросила она брата, вытирая слезы с глаз.

– Мы причалили к Стиббенхайт во время прилива, за час до рассвета. Я сразу поехал сюда с одним слугой. Он сейчас занимается нашими лошадьми.

– А остальные ваши люди? – спросил Вигод. – Вы привезли еще кого-нибудь из Нормандии?

– Двадцать рыцарей нашего Дома, их лошади переправляются на втором корабле. Я взял всех, кого успел собрать до отъезда. Я приехал, как только узнал новости.

– А твой брат? – прервала его леди Элис. – Где он?

– Я оставил его управлять делами в мое отсутствие. Думаю, неразумно было бы рисковать всем вместе. Один из нас должен был остаться.

– Вы слышали об Эофервике и о вашем отце? – спросил Гилфорд, когда вернулся.

– Только, когда прибыл в Лондон. Танкред рассказал мне обо всем, что произошло. – он посмотрел на обеих дам. – Я слышал, он заботился о вас в пути.

Леди Элис встретила мой взгляд.

– Да уж, – ответила она, поджав губы.

По правде говоря, здесь, в присутствии ее сына я ожидал услышать слова благодарности. Я должен был бы знать ее лучше, впрочем, больше она ничего не сказала.

Священник выглядел удивленным.

– Ты разговаривал с Танкредом? – спросил он Роберта.

– Я встретил его около одной из церквей на холме Бишопсгейт, – ответил сын Мале. – Он там поспорил с городской стражей. Они уже собирались забрать его, когда я услышал имя своего отца. Тогда я и вмешался. Кажется, их командир не очень обрадовался.

Капеллан бросил взгляд на Вигода, а потом строго посмотрел на меня.

– Ты поссорился с людьми городского рива? – он явно был расстроен.

Я пожал плечами.

– Я выходил поискать свой меч.

– Они обвинили его в драке на улице, – продолжал Роберт. – Хотя у них не было ни пострадавшего, ни свидетелей.

Управляющий вздохнул и покачал головой.

– Ты должен был подождать, пока мы сами не сходим к риву.

– Так это правда? – спросил Роберт.

– Конечно, правда, – сказал я. – Прошлой ночью на меня напали на том самом месте, где мы сегодня с вами встретились. – я почувствовал, что обе дамы смотрят на меня, конечно, их не было в зале вчера вечером, когда я явился после ночного купания. – Их было двое. Всадник на коне, и пеший воин в кольчуге. – Я провел пальцем по щеке по линии засохшей крови, показывая, где был ранен. – Это оставил мне на память один из них. Мне повезло унести от них ноги.

Я поймал взгляд Беатрис и увидел вспышку тревоги в ее глазах, хотя и очень короткую, потому что она быстро наклонила голову.

– Это серьезный вопрос, – сказал управляющий, задумчиво потирая лысину. – Я собирался сегодня утром увидеться с ривом и сообщить ему об этом. Но теперь, думаю, он уже в курсе.

– Я разберусь, если он приедет, – сказал Роберт, пожимая плечами. – Я сказал его людям, что он может по всем вопросам обращаться ко мне.

– Вы должны быть осторожнее при обращении с ним. Он может быть опасен для своих противников. И он имеет значительное влияние на короля.

– Мой отец виконт графства Эофервика, один из сильнейших людей королевства.

– Тем не менее, – сказал Вигод, – Лучше иметь рива другом, чем врагом.

В зале стало тихо, слова управляющего повисли в воздухе, как дым.

– Пойдем, – сказала с улыбкой леди Элис, и пошла к лестнице. – Давай вернемся в наши комнаты. Ты расскажешь нам о своей поездке и о домашних новостях.

Роберт последовал за ней.

– Боюсь, новостей немного, но зато все хорошие. Вы тоже должны рассказать о своем путешествии. – он нагнулся, проходя мимо меня. – Я поговорю с тобой позже, – тихо сказал он мне на ухо.

Он выпрямился и пошел наверх, а я подумал, что он имел в виду? Я уже доложил, что городская стража хотела от меня. Что еще ему надо?

Я зевнул, прошлой ночью поспать почти не удалось. Действительно, я не мог вспомнить, когда я в последний раз спал всю ночь под защитой четырех стен с крышей над головой, а не в палатке на холодной земле. Думаю, больше недели назад.

Эдо передал мне лепешку.

– Держи. – он положил сверху кусок жареного мяса. – Вот, ешь.

Я вспомнил, что еще не ел сегодня, но не почувствовал себя голодным. Хотя запах свежего хлеба вызвал спазм в желудке.

– Я не хочу есть, – сказал я и вернул хлеб.

Он пожал плечами и начал есть сам, останавливаясь время от времени, чтобы выплюнуть песчинку.

– Ты собираешься рассказать, что случилось? – спросил Уэйс.

– Да, конечно, – ответил я. – Хотя рассказывать особенно нечего.

И я изложил им события сегодняшнего утра.

– Ты не должен был уходить в одиночку, – сказал Эдо, нахмурившись, когда я закончил.

За моей спиной раздались шаги, я поднял глаза и увидел капеллана.

– Надеюсь, я не помешал? – поинтересовался он.

Я посмотрел на свои ноги.

– В чем дело, отец?

Он оглядел нас всех, отблески огня играли на его лице.

– Я только хотел сказать, что вряд ли снег растает сегодня, так что поездку в Уилтун лучше отложить до завтра.

– Если твое сообщение не срочное, то да, – сказал Эдо с полным ртом хлеба.

– Это может подождать еще день, – ответил Гилфорд. – Но завтра на рассвете надо ехать обязательно.

Он отошел к двери в дальнем конце зала и дал мне знак следовать за ним. Я нахмурился, не понимая, что ему нужно, взглянул на дружинников, но они болтали между собой, и, наконец, пошел к нему.

– Я вижу, что тебя что-то беспокоит, – сказал священник, как только мы отошли подальше от остальных.

Конечно, он был прав, в последнее время меня волновало слишком много вещей. Но я еще не был готов говорить с ним; после вчерашней ночи я неловко себя чувствовал в обществе капеллана.

– Я просто устал, – ответил я.

Он прищурился.

– Ты уверен?

– Совершенно уверен.

Англичанина моя отговорка не убедила, но он положил руку мне на плечо.

– Помни, что Господь всегда готов выслушать тебя, когда бы ты ни заговорил с ним.

– Буду помнить, – сказал я.

В последнее время мне все никак не удавалось помолиться, как следует.

– Это хорошо. – он опустил руку и отодвинулся. – Сейчас я должен кое-что обсудить с Робертом. Однако, если хочешь, я могу исповедовать тебя позже.

– Может быть.

Я не знал, что еще могу сказать ему. Я почувствовал, что сейчас опять зевну, и крепко сжал челюсти.

Он кивнул.

– Очень хорошо.

Гилфорд повернулся и пошел через зал к лестнице, а я вернулся к очагу, где огонь полыхал пуще прежнего.

– Что это было? – спросил Эдо.

– Ничего важного, – теперь я мог зевать сколько угодно, сидя на своем табурете у огня.

– То есть, нас это не касается, ты имеешь в виду. – он смотрел прямо на меня, на лицо падала тень, но глаза глядели не дружелюбно.

– Что? – я коротко взглянул на него, озадаченный вопросом, но он больше ничего не сказал, с горечью поджав губы.

Уэйс встал и повернулся к нам, прерывая неловкое молчание.

– Мы собираемся размяться во дворе, – сказал он. – Не хочешь присоединиться к нам?

Я покачал головой.

– Позже. – руки и плечи болели с прошлой ночи, и я еще не настолько проснулся, чтобы быть полезным даже в бою на палках. – Попробую-ка я поспать еще немного.

Уэйс кивнул, поправил ножны и пошел к задней двери. Радульф, Филипп и Годфруа последовали за ним. Эдо поднялся последним, но остановился, будто собираясь что-то сказать мне, потом словно передумал и вышел вслед за ними.

Я сидел в одиночестве и пытался сообразить, чем мог обидеть Эдо, но разумного объяснения в голову не приходило. В конце концов, я сдался и действительно попробовал заснуть. Однако, было уже позднее утро, и с улицы неслись крики людей и животных. А с заднего двора слышались голоса моих парней, их смех, прерываемый стуком дубовых палок по липовым щитам.

Вскоре я вообще отказался от идеи поспать днем и, усевшись за стол в зале, занялся моим мечом. Его края снова притупились во время боя, а там, где мой клинок сталкивался с лезвием небритого убийцы, остались небольшие углубления. Я, как мог, пытался сгладить их точильным камнем, но он бил сильно, и сталь не выпрямлялась.

Не знаю, как долго я сидел там, правя клинок и рассматривая вмятины на железе, но со стороны лестницы раздался скрип; я оглянулся и увидел спускающегося Роберта.

– Милорд, – сказал я.

– Танкред, – ответил он. – Я ожидал увидеть тебя с твоими товарищами во дворе. Я слышал их из верхних комнат. – он посмотрел на меч в моих руках. – Отличное оружие.

Я положил клинок на стол рядом с точильным камнем.

– Его дал мне ваш отец, когда принял к себе на службу, – сказал я.

– Помню, в молодости у меня был подобный. А сейчас я предпочитаю более быстрый клинок.

Он выдернул меч из позолоченных ножен и сделал несколько выпадов в воздух. Его меч был тоньше моего, с более ярко выраженным сходом лезвия и на полфута короче; внешне он был больше похож на английский сакс. Я знал, что у такого оружия недостаточно веса ни для того, чтобы разбить щит противника, ни чтобы пробить кольчугу. Это было отличное колющее оружие, идеальное, чтобы добить поверженного противника, но малополезное в настоящем бою. Я от души понадеялся, что у младшего Мале есть мечи посерьезнее этой зубочистки.

Он вложил меч в ножны и сел рядом со мной.

– Гилфорд сказал, что завтра рано утром вы уедете.

– В Уилтун, – сказал я. – Ваш отец хочет, чтобы мы доставили туда послание.

Его лицо помрачнело.

– Как это на него похоже, – сказал он, – Посылать людей с ничего не стоящим поручением, когда враги ломятся в ворота. Ты знаешь, кому предназначается это письмо?

– Нет, милорд.

– Уилтун, – повторил он, рассеянно теребя занозу на столе. – Думаю, оно для Эдгиты.

– Эдгита? – я не слышал этого имени раньше.

– Она одна из монахинь в тамошнем монастыре, – сказал Роберт, – Хотя раньше она была очень важной персоной.

Для меня это было полной новостью. Я уже не думал, что после вчерашних приключений меня можно еще чем-то удивить.

– Что вы имеете ввиду? – спросил я его.

Заноза подалась с тихим треском.

– Не спрашивай, – сказал он, вздохнув. – Важно, чтобы ты вовремя вернулся в Эофервик.

– Конечно, – ответил я, не уверенный в том, что он даже слышал вопрос, и сомневаясь, не будет ли грубым спросить во второй раз. Капеллан явно не собирался делиться со мной информацией, иначе давно бы уже сделал это. Поэтому, если Роберт мог хотя бы намекнуть на цель нашей миссии, я должен был вытянуть это из него. – Милорд…

– Сестра и мать рассказали, как ты заботился о них по дороге из Эофервика, – сказал он.

Я напрягся. Я чувствовал, что, по крайней мере, с Беатрис пришел к пониманию, но не ожидал, что леди Элис отзовется обо мне благосклонно.

– Что они сказали? – спросил я.

Должно быть, он почувствовал настороженность в моем тоне, потому что усмехнулся.

– Нет никаких оснований для беспокойства, – сказал он. – Я хорошо знаю, когда они преувеличивают. Они могут быть мне родной кровью, но они все же женщины, и не могут влиять на мое мнение. Главное, что они здесь, живые и невредимые, и только это имеет значение. Я снова благодарю тебя.

– Не за что, милорд, – я сказал это не из скромности.

Я был здесь, потому что отрабатывал долг его отцу. И не ждал награды.

– Есть одна вещь, которую я хотел бы обсудить с тобой, – продолжал Роберт. – Те люди, что напали на тебя вчера ночью, ты знаешь, почему они сделали это?

– Нет, милорд, – ответил я.

Я говорил правду, у меня не было ничего, кроме подозрений.

Роберт изучающе рассматривал меня, став в этот момент удивительно похожим на отца. Его взгляд был твердым и непроницаемым.

– Ты не знаешь их? – спросил он. – Они не ссорились с тобой?

Я покачал головой.

– Почему вы спрашиваете?

– Это удивляет меня, вот и все. Рыцарь нападает на своего земляка посреди улицы без всякой видимой причины. Это более, чем странно. Но, вероятно, эта загадка так и останется без ответа.

– Да, милорд.

Он поднялся со скамьи.

– Послушай, Танкред, – сказал он. – В наши времена слишком просто нажить себе врагов. Смотри, чтобы их не стало больше, чем нужно.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Небо только начало светлеть, и мерный дождь стучал по крышам и земле, когда мы собрались во дворе, чтобы оседлать лошадей в дорогу. Лошадь Гилфорда, пятнистая серая кобыла уже стояла под седлом, но священник все не появлялся, и никто из слуг не мог сказать, что видел его.

– Я пойду за ним, – сказал я и побрел обратно в зал.

Весь снег растаял и двор был залит толстым слоем грязи. Вода до краев наполняла каждую колею, каждую ямку, отражая свинцовое небо над нами.

Час был ранний, и в доме было очень тихо, но у очага я обнаружил Осрика, выметающего вчерашний пепел. Он смотрел, как я подхожу, его волосы клочьями торчали из-под шапки, лицо и руки покрывал слой серой пыли.

– Гилфорд, – громко сказал я. – Preost.

Это было одно из немногих английский слов, которые я знал.

Осрик лишь моргнул; было ясно, что он тоже не видел капеллана. Я нахмурился. Вообще-то именно Гилфорд настаивал на таком раннем отъезде.

Я оставил мальчика у очага и направился к лестнице в дальнем конце зала. Дверь капеллана была первой на галерее. Я постучал, но не получил никакого ответа, тогда я толкнул ее, и она открылась легко, без звука.

Гилфорда там не было. Деревянная тарелка с недоеденным хлебом стояла на полу рядом с кружкой и фонарем; на постели лежали смятые шерстяные одеяла. Открытые ставни пропускали в комнату холодный воздух, и я зашел внутрь, чтобы закрыть их; кольчуга и шоссы звенели при каждом шаге. Окно выходило на Уэлброк, его воды бежали под стенами дома, при этом часть вида закрывали толстые ветви дуба, росшего за окном: доброе дерево, на которое я любил подниматься в молодости, его равномерно растущие ветви и крепкие сучья служили отличной опорой для рук и ног.

– Танкред, – раздался голос у меня за спиной.

Я обернулся. В дверном проеме стояла Беатрис. Я даже не слышал, как она подошла.

– Миледи, – сказал я. – Ты рано поднялась.

– Как только я услышала снаружи ваши голоса, поняла, что не смогу больше спать, – ответила она.

– Мы не хотели тебя будить.

– Это не имеет значения, – она махнула рукой. – Полагаю, ты ищешь Гилфорда?

– Ты его видела?

– Он в кухне, собирает провизию в дорогу. Роберт с ним, я думаю. Он хотел увидеть тебя перед отъездом.

По крайней мере, капеллан не ушел далеко. Зимний день слишком короток, и поэтому мы должны были наилучшим образом использовать его. Чем раньше мы уедем, тем лучше.

– Спасибо, – сказал я, закрывая ставни и направляясь к двери.

Беатрис не пошевелилась, она стояла в проеме, загораживая мне путь.

– Я должен идти, миледи, – сказал я, пытаясь протиснуться мимо нее в узкий проход.

Она положила руку на рукав моей куртки.

– Подожди, – попросила она, и я повернулся. – У меня не было возможности поблагодарить тебя за ту ночь. За то, что разговаривал со мной. И за то, что не ушел, даже когда я попросила.

Я пожал плечами.

– Я не мог бросить тебя посреди леса. Я поклялся твоему отцу защищать тебя и выполнял свое обещание.

– И все же, – сказала она, касаясь грудью моего плеча и переплетая свои пальцы с моими, – Ты должен знать, что я тебе благодарна.

Я посмотрел в ее спокойные улыбающиеся глаза. Внизу послышались голоса, в зал вошли Уэйс и Эдо; конечно, они искали меня. Я слышал, как капеллан и Роберт приветствуют их.

– Они ждут меня, – сказал я.

Беатрис ничего не сказала, но подняла руку к моей щеке, нежно коснувшись кончиками пальцев пореза. Рана еще была чувствительна, и я вздрогнул, сопротивляясь желанию вырваться. Что-то похожее на дрожь пробежало по спине, я чувствовал, что мое сердце колотится, как птица в силке. Я старался не думать, что может сказать священник, если застукает нас сейчас.

– Береги себя, – сказала она и, прежде чем я успел ответить, потянулась ко мне, стоя на цыпочках, и прижалась губами к тому месту, где только что были ее пальцы.

Прикосновение было легким, но она задержалась на несколько мгновений и когда отодвинулась, я почувствовал влагу на щеке.

Она сжала мою руку.

– Иди, Танкред.

Мое горло пересохло, и я сглотнул, не в силах понять, что только что произошло.

– Да, миледи.

Мои пальцы выскользнули из ее руки, я повернулся и с горящими щеками начал спускаться вниз по лестнице. Пройдя несколько шагов, я остановился, чтобы оглянуться назад, но она уже исчезла.

Как и сказала Беатрис, Роберт вышел проводить нас. Он был во вчерашнем черном плаще и в таких же черных чулках и тунике. Его красно-золотые ножны были единственным ярким пятном на фоне почти монашеской одежды.

– Мы надеемся вернуться через неделю, – сказал ему Гилфорд.

Роберт кивнул, глядя на нас с капелланом, потом на Эдо с Уэйсом и остальных рыцарей своего отца.

– Я не знаю, как скоро король намерен выступить, но если к тому времени, как вы вернетесь, я уже уйду, поезжайте на север по старой дороге и найдите черно-желтое знамя. У меня всего двадцать бойцов, я буду рад принять еще шестерых.

– Милорд, – сказал я, чувствуя пустоту в груди.

Судя по всему, он не собирался предлагать мне возглавить его людей, как это было в Дунхольме и бесчисленное множество раз до того; я вспомнил, что я уже не командую собственным отрядом, единственными людьми, признававшими меня за командира были пятеро, стоявшие сейчас передо мной. Их было явно недостаточно, чтобы составить боевое подразделение и самостоятельно идти в атаку на врага. Это означало, что нам предстоит биться под знаменем Роберта Мале – и по его приказу, а не по моему собственному.

– Мы будем молиться о безопасности вашего отца, – сказал капеллан.

– Как и я, Гилфорд, – ответил Роберт. – Желаю вам счастливого пути.

Мы простились с ним и поехали сначала вниз с холма, потом вдоль реки. Дорога расширилась, и мы выехали на рынок, где торговцы уже устанавливали свои палатки. Вдоль улицы стояли корзины, некоторые полные рыбы, без сомнения, только что выловленной; в других копошились крабы, они карабкались друг на друга у стенок корзин, пытаясь сбежать. Дальше мужчина перекладывал тощих кур из деревянной клетки в корзину. Торговцы, признав в нас французов, обращались к нам на нашем языке, соблазняя фламандским сукном и бочонками рейнских вин.

Мы проехали мимо них к западным воротам города и за его пределы. Дорога шла вдоль берега Темзы, изгибаясь к югу в сторону Вестминстерского собора и королевского дворца. Там было пришвартовано великое множество судов от небольших барж до длинных боевых кораблей. Среди них я заметил «Мору», личный корабль короля Гийома, тот самый, на котором он плыл из Нормандии во время вторжения. Было несколько таких же больших кораблей, одно из них с тридцатью тремя парами весел было длиннее самого «Крылатого Дракона». Сейчас его борта высоко поднимались над водой; не загруженное, судя по всему, всего с несколькими охранниками на палубе. Я догадывался, какое впечатляющее зрелище он являл собой на открытой воде, и вполне мог представить его под красно-желтым королевским парусом, вздымающимся над волнами.

На холме за Вестминстером стояли сотни палаток со знаменами всех цветов, развевающимися над ними: красными и зелеными, синими и белыми. На склоне под лагерем был возведен деревянный частокол, огораживающий большое пространство, внутри которого были собраны все королевские лошади. Я не знал, как много людей расположилось здесь. Вигод говорил, что король собрал восемьсот рыцарей и пеших ратников, и, если судить по количеству палаток и знамен, он был прав. Но даже если все они были опытными бойцами, это воинство не было похоже на армию, способную отбить Эофервик.

Я вздохнул, но промолчал, хотя при взгляде на Уэйса заметил выражение его лица, и понял, что мы думаем одинаково.

Темза отклонилась далеко на юг, а мы оказались посреди пашен и холмов, покрытых негустым лесом. Стояла тишина, нарушаемая только далекими криками птиц, скрипом веток на ветру и хрустом камешков под копытами наших лошадей. Довольно часто нам попадались другие путешественники: крестьяне гнали овец и свиней на рынок, разносчики и торговцы со своим товаром, унылая компания монахов в коричневых капюшонах. Однако, чем дальше от города мы удалялись, тем реже встречали путников, и к полудню оказались совсем одни.

Мои мысли все время возвращались к беседе с Робертом и его упоминанию имени монахини, Эдгиты. Он сказал, что когда-то она была больше, чем просто монахиней. Может быть, он имел в виду, что она и Мале были любовниками? Но даже если это так, зачем отправлять ей вести именно теперь?

Меня отвлек смех Эдо и Радульфа, рассказывающих похабные анекдоты. Я оглянулся, пытаясь поймать взгляд Эдо, но он продолжал игнорировать меня. Со вчерашнего утра мы так и не успели поговорить; на самом деле, он провел остаток дня вдали от дома, скорее всего, ничего нам не сказав, отправился через мост в Судверку. Он вернулся, когда мы уже начали собираться в дорогу. Он не стал пускаться в объяснения, но когда смотрел на меня, глаза его были полны осуждения, а рот сжимался в брезгливую гримасу.

– Какая муха укусила Эдо, – спросил я Уэйса, когда мы остановились передохнуть в полдень.

– Спроси у него сам, – предложил он.

У меня не было ни малейшего желания вступать в переговоры. Какой бы ни была причина дурного настроения Эдо, я знал, скоро все пройдет: такое с ним случалось. Поэтому я не отозвался на слова Уэйса, а предпочел молча сидеть вместе со всеми под низкими ветвями старого дуба и есть то, что положил нам в мешки Вигод: хлеб, сыр и соленое мясо. Гилфорд убедился, что мы не собираемся задерживаться надолго, однако занудливо напомнил, что нам предстоит еще одолеть много миль пути, поэтому, дожевав последние крошки, мы вернулись к нашим лошадям.

Я убирал флягу в седельную сумку, когда сидевший рядом со мной капеллан поднялся, и я заметил, как что-то выскользнуло у него из-под плаща. Он, казалось, ничего не заметил, потому что медленно пошел за пересмеивающимися между собой дружинниками.

– Гилфорд, – крикнул я, поднимая руку, чтобы привлечь его внимание.

Эти был пергаментный свиток длиной чуть короче локтя, туго перевязанный простым кожаным ремешком. Я присел на корточки и поднял его с мокрой травы. Он выглядел свежим и новым, хотя пергамент был не лучшего качества: рыхлая поверхность даже не была отшлифована, а края обрезаны неровно и грубо.

Капелан повернул кобылу и поехал ко мне, хмуро глядя из подо лба.

– Отдай, – сказал он.

Я протянул ему свиток, он нагнулся и осторожно взял его, не отводя от меня глаз, пока прятал его под одеждой.

– Что это? – спросил я.

– Ничего, – ответил он. – Во всяком случае, ничего важного. – Он не улыбнулся, даже из вежливости. – Спасибо, Танкред.

Он повернулся и поехал. Несколько мгновений я стоял неподвижно в недоумении от его неожиданной враждебности.

– Ты идешь? – крикнул Уэйс с дороги.

Прищурившись, я посмотрел на солнце. Свиток содержал нечто важное, по крайней мере, это мне было ясно. Я не мог не связывать его с нашей миссией, этой поездкой в Уилтун и таинственной Эдгитой. Но какие у Мале были причины посылать нас к монахине, тем более к монахине английской?

– Иду, – пробормотал я, наконец забираясь в седло.

Эрмин-стрит была одной из старых римских дорог, построенных для удобной езды, так что в тот день мы одолели много миль пути. Но солнце уже спускалось к горизонту, когда мы снова выехали к берегу Темзы. Здесь река была уже, чем в Лондоне, но вода поднялась высоко и течение усилилось из-за талых вод, бежавших с холмов. На другой берег вел каменный мост; на той стороне виднелись дома, окружавшие небольшую деревянную церковь, в камышах у берега лежало несколько лодок.

– Стэйнс, – сказал Гилфорд, имя ввиду название деревни. – За ним на другой стороне лежит Уэссекс, древняя страна английских королей.

– Уэссекс, – пробормотал я про себя.

Как далеко мы забрались от Нортумбрии сюда, в самую южную провинцию английского королевства. Когда-то она принадлежала узурпатору Гарольду, прежде, чем он захватил корону. Теперь она находилась под рукой Гийома ФитцОсборна, одного из ближайших к королю дворян государства наряду с Мале. И Робертом де Коммином.

В тот день мы миновали множество деревень. Одни были больше, другие меньше, но все схожи между собой и населены изможденными и угрюмыми крестьянами, плевавшими на землю при нашем появлении. Я спрашивал себя, слышали ли они что-нибудь о событиях на севере, и что они означали для этих бедных людей? Хотя, война не должна была касаться их вообще – Эофервик находился больше чем в двухстах милях отсюда. Так что они могли смотреть на нас как угодно, и плеваться, сколько пожелают. Я знал, что они не попытаются вредить нам: у нас были мечи и кольчуги, а у них мозги в голове.