Текст книги "Кровавые скалы"

Автор книги: Джеймс Джексон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

– Во всем виноват Пиали! Это его вина! – Мустафа-паша ударил ногой по обугленным остаткам колеса. – Будь он проклят! Это он настоял на том, чтобы завладеть стоянкой в Марсамшетте и захватить Сент-Эльмо! Это он пренебрег угрозой из Мдины! – Командующий подошел к одному из офицеров. – У тебя остались сипахи?

– Многие потеряли лошадей, Мустафа-паша.

– Другие не потеряли. Пошли их вперед, очисти остров, перережь путь этим разбойникам.

– Мы настигнем их, Мустафа-паша.

– Этого мало. Мы захватим Мдину.

– Достаточно ли у нас солдат, пушек и припасов? – спросил подошедший распорядитель лагеря. Он не ожидал пощечины тыльной стороной ладони.

Мустафа-паша пристально посмотрел в слезящиеся глаза турка.

– Твои слова поспешны.

– Мое дело лишь советовать, Мустафа-паша.

– Однако ты не сумел угодить. Найди все, что нам потребуется, или будешь расстрелян из василиска.

– Прими мою преданность, Мустафа-паша.

– Мне нужно твое умение собирать и снаряжать солдат. Мдина падет без сопротивления. В городе нет ни пехоты, ни обороны. Но там вдоволь еды и воды. Там мы восполним запасы провизии и разместим армию.

– Скольких воинов отправить в погоню, Мустафа-паша?

– Четыре сотни, не больше. Оставь осадные орудия позади. Лишь наша скорая месть преодолеет вражеские стены.

Что-то привлекло острый взор военачальника. Он подошел ближе, остановившись перед лежавшими полукругом трупами лошадей и пепелищем, оставшимся на месте его шатра.

– Встань!

Из месива конских внутренностей возник мальчик и поклонился:

– Мой господин!..

– Моего коня, белого арабского жеребца, нет.

– Его увел неверный, мой господин.

– Но ты остался жив.

– По воле Всемилостивого Аллаха.

– И доказал свою трусость. Ты не сражался.

– Я был безоружен, мой господин.

– На тебе ни царапины, ни единого шрама. Ты спрятался, скрылся, когда украли моего скакуна. Кто забрал его? Кто?

Мустафа-паша принялся бить мальчика, сначала кулаками, а затем привязанным к поясу позолоченным арапником. Удары становились все сильнее, кровь текла все гуще. Таков был один из способов выместить злобу.

– Кристиан Гарди… Мой господин, его звали Кристиан Гарди! – кричал мальчик.

– Человек в сапогах и красной куртке с пронзительными голубыми глазами, самодовольным видом и манерами пирата?

– Именно так, мой господин.

– И ты счел правильным отдать моего коня этому дьяволу, этому вору?

Кнут поднимался и падал.

– Что я мог поделать, мой господин?

– А что ты можешь поделать сейчас? У тебя нет больше ни лошадей, ни рук, чтобы за ними ухаживать.

– Мой господин!..

Мустафа-паша повернул голову в сторону:

– Он в сговоре с неверным корсаром. Отрубить ему руки.

Пока приказание исполнялось, командующий продолжил обход. Его голову посетили свежие мысли, всплыли образы, обрывки воспоминаний. Кристиан Гарди.Он так часто слышал это имя, не раз получал от дозорных его описание. Убийца на серо-стальном коне, что перебил его отряд, искавший провизию в Зейтуне. Бесстрашный защитник, который удерживал узкий дощатый мост через ров в Сент-Эльмо. Пленник, бежавший с галеры Эль-Лука Али Фартакса, прежде чем его обменяли на золото. И вновь он возник, восстал из мертвых. Мустафа-паша сплюнул на землю сгусток потемневшей мокроты. Он нашел новую причину захватить и разграбить укрепленную цитадель Мдины.

Под шепот молитвы и вздохи еще один европейский дворянин был бесцеремонно свален в общую могилу. Число потерь не позволяло оплакивать каждого, а сильная жара вынуждала хоронить трупы как можно скорее. Юбер отошел назад и отер пот со сморщенного лица. Казалось, весь мир распадался на части.

Фра Роберто пробормотал фразу на латыни и бросил тело в яму.

– Мы превращаемся в орден могильщиков, Юбер.

– Если и есть разница между победой и поражением, я ее больше не вижу.

– Вопрос лишь в том, как много нас пало в этот ров.

– Я начинаю завидовать тем, кто уже там.

– Кристиану такие слова не понравились бы. Ручаюсь, это он спас наши шкуры.

– В Сенглеа есть и такие, кто верит, что сигналом к отступлению турок стал сам Глас Господень.

– Может, они и правы. Чудесным образом языческая орда растворилась за мгновение до победы.

– Они вернутся.

– Мы будем их ждать.

– Юбер, Юбер… – Люка возник из ниоткуда и жестами звал молодого священника последовать за ним.

Фра Роберто пожал плечами:

– Иди, Юбер. Не видать тебе покоя, пока ты не повинуешься.

– Я лучше останусь.

– Твоим пациентам лечение уже не поможет. Я присмотрю за тем, чтобы их похоронили.

Юбер шел за бежавшим впереди мальчиком. Подобно Кристиану, Люка мужал среди разрухи. Они с англичанином были слеплены из одного теста и легко выносили суровые испытания. Юбер лишь старался не падать духом или скрыть отчаяние за притворством. Пытался не потерять рассудок.

– Здесь, Юбер. Прижми ухо к земле.

Двое спустились в глубокий погреб под основанием Кастильского бастиона. В воздухе разило разложениями, каменной пылью и тюремным зловонием. Вокруг молча стояли солдаты. Здесь, в подземном полуостровке далеко за стенами Биргу, они оказались еще ближе к врагу. Скалистый саркофаг, пост подслушивания.

Тук… тук… тук… Сквозь толщу оборонительных укреплений доносились приглушенные удары молотка. Ошибки быть не могло – звук приближался. Объяснений не требовалось. Они подтвердили бы лишь одно, представили бы всем, кто слышал во тьме этот звук, единственную ужасающую правду: турки начали рыть подкоп под стену бастиона.

Во мраке возник предатель и, быстро став на колени, шепнул на ухо молодому капеллану:

– Мы ищем добровольцев, способных предотвратить подрыв, брат Юбер. Одним мальтийцам не справиться. Ты строен, обладаешь умом и храбростью. Уверен, еще и желанием. Твой час настал.

Глава 15

Сипахи бросились в погоню. На подъеме, ведущем к Мдине, среди оливковых рощ и полей, раскинувшихся на горных уступах, мелькавшие плюмажи лошадей и всадников свидетельствовали об их продвижении. Нагнав остатки рыцарской кавалерии, сарацины окружали христиан и убивали как поодиночке, так и группами. Некоторые беглецы отчаянно пришпоривали лошадей, заставляя их перемахивать через стены и овраги, и уходили от преследователей. Другие, отчаявшись, поворачивались лицом к врагу и с пылающим ненавистью взором, грозно размахивая оружием, кидались в атаку. Все эти попытки заканчивались вонзившейся в смельчака стрелой или коротким взмахом кривой сабли, лишавшей его головы. В сражении на скаку кавалеристы маршала Копье были растоптаны неприятелем.

– Когда, Кристиан?

– Держись, Антонио. Я дам знать.

– Тебе я верю, брат, но только не стали язычников.

– Ты вызволил меня с османской галеры. Я хочу отплатить тем же.

– Уж поскорей бы…

Оба, пригнувшись, пробирались мимо лошадей, выглядывали через полуразрушенные стены. Здесь негде было скрыться. Их в любой момент могли обнаружить и, похоже, уже начинали обходить со всех сторон. Местность прочесывали отряды конников, изрубавшие в куски любого, кто им попадался, сопровождая кровавую резню дикими криками.

По пыли глухо застучали конские копыта. Кто-то из загнанных в угол одиноких всадников внезапно выскочил из зарослей кактусов и бросился на преследователей. Решившись на это самоубийство, он выручил Кристиана и Антонио. Неприятель отвлекся на храбреца.

– Пора, Антонио!

Оба тут же вскочили на лошадей. Покидать укрытие было боязно, ведь никто не мог поручиться, что они сумеют опередить превосходящего по силе противника. Оставалось лишь положиться на удачу и на эффект неожиданности. Ухватив за длинные поводья белого красавца скакуна Мустафы-паши, Гарди и Антонио помчались прочь.

За спиной раздались крики – турки не знали, за кем гнаться и в кого стрелять. Гелиос, вытянувшись струной, изо всех сил старался унести хозяина как можно дальше.

– Они настигают нас, Кристиан!

– Преимущество не на нашей стороне.

Над их головами просвистела стрела, тут же вслед за ней вторая, а потом и третья. Припав к гриве жеребца. Антонио пришпоривал его, стараясь не отстать от Кристиана. Он потерял бургиньот, поломанное копье пришлось бросить. И остаться безоружным. Впрочем, здесь поможет не столько оружие, сколько фортуна и невнимательность противника.

Бросив поводья и предоставив Гелиоса самому себе, а арабского скакуна стадному инстинкту, Гарди дотянулся до нагруженного седельного вьюка. Сипахи хорошо управлялись с лошадьми и неплохо сражались, но ни они, ни их кони не были готовы к неожиданностям. Гарди кое-что приготовил. Размахнувшись, он метнул два горшка с горючей смесью. От удара они взорвались, осветив все вокруг ослепительной вспышкой и на время лишив зрения преследователей. Лошади, шарахнувшись, сбросили седоков, пытавшихся заслониться от яркого света щитами. Раздались истошные вопли и лошадиное ржание – несомненные признаки паники. Дичь ускользнула от охотников.

Едва приблизившись на расстояние пушечного выстрела к Мдине, Кристиан и Антонио решились перейти на шаг. Обливаясь потом, черные от пыли, они все же торжествовали. Гарди крепко сжал руку мальтийского дворянина:

– Антонио, лучшей компании для подобных авантюр мне не найти.

– Я о тебе того же мнения, Кристиан. Твоя репутация бесстрашного воина заслуженна.

– Все так, но на кого мы с тобой похожи?

– Жизнь дороже внешности.

– За сегодняшний день мы потеряли многих. Несомненно, в Биргу и Сенглеа потери еще больше.

Гарди провел Гелиоса и захваченного арабского скакуна на водопой к роднику.

– Остается лишь надеяться, что наша вылазка не прошла даром.

– Ты видел, как турки, протрубив сигнал к отступлению, понеслись обратно в лагерь?

– Приятно лишний раз дернуть за бороду Мустафу-пашу.

– А еще лучше и вовсе обрезать ее.

Всего за один рейд в Мдину они захватили драгоценности, лошадей, уничтожили склады припасов, словом, раздули костер в самом сердце вражеского войска. И выиграли время для великого магистра Ла Валетта.

А где-то в полях сипахи захватили отступавших мальтийских всадников.

– Неплохой трофей, месье Гарди.

– Просто Мустафа-паша решил проявить щедрость.

Соскочив с Гелиоса, Гарди приветствовал губернатора Мескиту. Вокруг на площадке перед решеткой главных ворот расположились измученные люди и лошади возле поилок. Некоторые, прихрамывая, искали, куда бы привязать скакуна. Это и были те немногие, кто уцелел.

– Сколько их, губернатор Мескита?

– По нашим подсчетам, вернулось сорок человек.

– Огромные потери, если принять во внимание, что мы отправили сто пятьдесят.

– Да, но потери стоят того, чего мы сумели достичь. – Мескита невольно смолк, услышав мычание и характерное шипение: неподалеку одному из кавалеристов прижигали рану. – Разрывы сигнальных петард в Биргу и Сенглеа подтверждают, что гарнизоны держатся.

– Передышка не продлится долго.

– He сомневаюсь, великий магистр сумеет ею воспользоваться. Что же касается нас, боюсь, растревоженные осы бросятся на тех, кто слабее.

– Ничего, губернатор Мескита, мы вырвем им жало.

– На все воля Божья. Если ради сохранения веры потребуется сдать Мдину, я готов пойти и на это.

– Наш дух еще не сломлен.

– Как и подобает христианам и их военному ордену. Не скрою, я был бы счастлив, если бы среди нас отыскалась тысяча подобных вам.

– Война каждого превращает в разбойника. Даже такого, как Антонио. – С этими словами Гарди похлопал друга по плечу. – Взгляните на этих людей, сир. Стоит им услышать зов трубы, все тут же снимутся с места.

– За что я им безмерно благодарен, – устало улыбнувшись, ответил Мескита.

– Турки слабеют с каждым днем, растет число заболевших. Они продолжают сражаться, но я чувствую, они уже не те, что прежде. В их глазах появилось сомнение. Все они – от янычара до дервиша – ожидали легкой победы, а сейчас их вера испаряется.

– Когда же они окончательно лишатся сил, месье Гарди?

– Даст Бог, раньше нас.

Раздался сигнал тревоги, высоко над стенами взорвалась сигнальная вспышка, и сразу все вокруг оживились. Турки наступали. Мескита в сопровождении Гарди и Антонио стал подниматься на крепостной вал. Прибежали посыльные, новости были одна не лучше другой, подтверждались самые худшие опасения. Как это зачастую бывает, городские жители утратили всякое хладнокровие перед лицом надвигающейся опасности.

– Спасите нас!

– Да смилуется над нами Господь!

– Что делать? Ведь у нас нет солдат!

– Выдержат ли стены их натиск? Или мы все погибнем?

Обеспокоенные лица и молитвы сопровождали друзей по пути на бастион. Простого ответа на эти вопросы не было. А возможно, его не было вовсе. Османы решили атаковать Мдину, И когда губернатор Мескита вместе с Кристианом и Антонио поднялся на бастион и взглянул на юго-восток, все убедились, что причин для опасений и тревог предостаточно. От самой Марсы над Большой гаванью растянулось пыльное облако. Оно густело и приближалось. В клубах пыли поблескивали шлемы и сталь сабель. Даже сюда доносилась зловещая барабанная дробь.

Мескита, прикрыв глаза рукой, присмотрелся.

– Вот и осы налетели, месье Гарди.

– Чем-то мы их привлекли.

– А как по-вашему, сумеем мы разогнать их?

– Они рассчитывают одним своим видом повергнуть нас в панику. Вселим же панику в сердца врагов.

– Каким образом? Выставив против них женщин, детей и пару пушек?

– Необходимо заставить их поверить, что нас много. Трубить во все трубы, бить в барабаны, выставить на стены всех, кого только можно, выдать всем шлемы и пики. А что до пушек, открыть огонь, прежде чем неприятель успеет приблизиться.

– И чем все это может кончиться, месье Гарди?

– Тем, что мы выстоим. Наша крепость покажется язычникам неприступной, все башни будут заняты солдатами, а наши резервы людей, пороха и провианта станут неисчерпаемыми.

– Рискованная затея.

– Причина которой – опасные времена. Ведь нам нечего терять, кроме города и собственных жизней?

– Вероятно, это единственный выход. – Обернувшись к кому-то из подчиненных, Мескита распорядился: – Срочно созвать все население, открыть арсеналы. Я хочу устроить представление, которое перепугало бы самого султана. Необходимо уставить стены копьями и надеть шлемы на камни.

Вперед вышел Антонио:

– Я помогу вам, сир.

– И побыстрее, медлить нельзя. Если приходится рассчитывать лишь на то, чтобы пустить пыль в глаза врагу, следует начать с его передних рядов.

– Что за вздор!

К ним подошел престарелый отец Марии и Антонио. Старик трясся от злости – лишенный власти владыка острова, принадлежавшего рыцарям и осажденного турками. Сегодня его ненависть к захватчикам достигла апогея.

Старик ткнул пальцем в сторону Гарди:

– Будь ты проклят, англичанин. Я следил за твоей бессмысленной кавалерийской атакой. А теперь к этим стенам приближается враг, который не явит милости.

– Значит, будем сражаться.

– Чем? Колдовством?

– Больше нечем.

– Раньше здесь был мирный остров и мы спокойно жили и торговали.

– Свобода дороже всякой торговли.

– А вы свалились на наши головы словно проклятие! – Лицо дворянина перекосилось от злобы. – Именно вы навлекли на нас все эти беды.

Вмешался Антонио:

– Отец, как мы, по-твоему, должны действовать?

– Мы? Это не наша битва!

– Но язычники у стен нашей крепости, и гибель грозит нашим жителям. А твои упреки ничем не помогут и нас не спасут.

– Как и твое пренебрежение к сыновнему долгу.

– Мой долг в том, чтобы сражаться за общее дело, сохранить честь нашей фамилии и разгромить врага.

– Все кончено. И ты заодно с теми, кто повинен в нашей смерти.

– Я готов биться, а не сидеть сложа руки и тешить себя пустыми надеждами о переговорах и почетной сдаче.

– Я твой отец, и ты должен мне подчиняться. Не смей говорить со мной таким тоном!

– С чего бы? Может, ты и мечом мне пригрозишь? Оставь свое дурное настроение для турок.

– Окаянные рыцари и английский пират, это они сбили тебя с верного пути!

– А тебя – спесь и старость.

– Все вы глупцы, все до единого! Пусть судьба этой войны решается не здесь, а у Большой гавани. Я лично готов сесть на коня и поехать на переговоры с турками. Не битвы нас спасут, а дипломатия.

К старику повернулся губернатор Мескита:

– Отбросьте трусость и праздную болтовню. Не то окажетесь за стенами бастиона, в петле.

– Вы осмеливаетесь мне угрожать?

– Я губернатор Мдины.

– А я глава самого древнего и прославленного рода.

– Не забывайте, великий магистр Ла Валетт повесил члена городского совета лишь за то, что тот пожаловался на нас королю Испании.

– Вам известно, что я не какой-то обычный советник.

– Нам известно, что вы обязаны подчиняться указаниям главы ордена.

– Это законы захватчиков.

– Из которых и вы извлекли выгоду. Ныне пришла пора расплачиваться.

– Я не могу биться.

– Это и не нужно. Зато можете надеть шлем, накинуть плащ поярче и вместе с остальными занять стены крепости.

– Вы уже лишили меня сына и дочери, а сегодня хотите лишить и титула.

– Мы возвращаем вам утраченное мужество.

– А если я откажусь, Мескита?

– Тогда вас ждет свидание с палачом.

Достойно сожаления было наблюдать, как гордость уступает перед властью, как пожилой аристократ меняет высокомерный тон на услужливый. Старику вручили копье, примитивные доспехи простого солдата и отправили на бастион. Отец даже не взглянул на сына и не заговорил с ним.

Густое облако пыли приближалось.

Весть дошла до самого последнего ряда наступавшей колонны. Выкрики и шепот вселяли сомнения в души воинов, распространяясь подобно заразе и лишая солдат уверенности. Мдина неприступна.Офицерам пришлось прибегнуть к плеткам во имя поддержания порядка и боевого духа; ругательства смешались с призывами имамов к Всевышнему. Это всегда плохой знак. Но солдат необходимо было успокоить. Сарацины прониклись уважением к извечно ненавистным врагам-христианам, стали бояться их подожженных стрел, острых пик, мечей и граничащего с безумием мужества. И столица из легкой мишени превратилась в твердыню.

К главнокомандующему галопом подъехал разведчик.

– Я спешил к тебе, Мустафа-паша, из первых рядов.

– Докладывай.

– В столице множество солдат. Их столько, что вот-вот стены рухнут. Трубы звучат без умолку.

– Ты лжешь!

– Ни мой язык, ни глаза, ни уши не обманывают меня, Мустафа-паша. Остальные видели то же самое.

– Ты скорее внемлешь голосу гашиша, чем разума.

– Если бы так, Мустафа-паша, но эти преисполненные силой псы взвыли.

– Они запоют совсем иной мотив, когда я начну спускать с них шкуру.

Главнокомандующий подал знак конным офицерам последовать за ним и легким галопом поскакал к городу. На стенах Мдины палили пушки. Странно, что перед лицом смерти жители столицы сохранили стойкость. Быть такого не могло. Это всего лишь бравада. Видение. Мираж, какие бывают в пустыне. Мустафа-паша уставился перед собой. И понял, что настрой его войска сменился – ропот солдат стал отчетливее. Негодяи, он им еще покажет. Их долг состоит в том, чтобы отдать жизнь за султана, а не мешкать.

Но тут, рванув на себя поводья, Мустафа-паша внезапно остановился и стал вглядываться в линию горизонта. Аллах Всемогущий! Как это объяснить? Разведчик был прав, а лазутчик в самом сердце ордена ошибался. И невооруженному глазу были видны на фоне неба ощерившиеся наконечники копий, а вокруг – вспышки и грохот пушечных выстрелов.

– Объясни мне! Как такое возможно?

Офицер беспокойно заерзал в седле.

– Оказывается, они располагали неизвестными нам резервами, Мустафа-паша.

– Не может быть! И все-таки я вижу это собственными глазами…

– Их оборона кажется неприступной, Мустафа-паша.

– Сент-Эльмо казался слабо защищенным. А обошелся нам во многие тысячи жизней.

– Вы считаете, что здесь нам придется труднее, Мустафа-паша?

– Я считаю, что здесь нас ждет закованная в броню твердь, о которую мы разобьем себе лбы и потеряем армию.

– Они смеются над нами.

– Не без причин. Я уже начинаю верить, что нападение на лагерь в Марсе имело целью склонить нас к безрассудному штурму этих стен. Они сражаются ради жизни своего ордена и великого магистра.

Оставив группу командиров, Мустафа-паша верхом проехал пару сотен ярдов. В одиночестве он мог поразмыслить и приглядеться к вздымавшейся на вершине холма крепости. То, что совсем недавно казалось слабым, вдруг обрело силу. Столь неожиданно, непостижимо!.. Мустафа-паша невольно подался вперед, всматриваясь в образ города. У него перехватило дыхание от кипевшей внутри злости. Возможность уберечь свою голову и выиграть хоть что-то от провальной кампании таяла на глазах. Он хотел захватить Мдину, она была нужна ему. Но город остался в руках рыцарей. Он стал жертвой заговора, его предали, ему лгали все – и адмирал, и шпионы, и даже сама судьба. Пролилась лишь та кровь, чей привкус он ощущал во рту. Но этого будет недостаточно.

– Тихо…

Они остановились и прислушались, страх и узкие стены подземного хода давили на них. Встречный подкоп. Юбер отер пот и пыль с лица и отдышался. Было трудно не впасть в панику, не закричать – известняк поднимался уступами, враг был в двух шагах, а скрип и удары кирок и лопат звучали в унисон с чьими-то еще. Сарацины пытались устроить все втайне. Он ни за что не позволит рыть подкопы под Кастильский бастион. Он дал обещание Богу и самому себе и теперь обязан сдержать слово перед друзьями, орденом, Кристианом Гарди, покойным мавром. Должен отбросить детские страхи и действовать мужественно. К ноге привязана веревка. И он продолжит, доведет задуманное до конца.

Обнаженный Юбер прополз на животе дальше во тьму и приставил стамеску к стене. Еще удар молотком, еще порция каменной пыли в легкие. Время от времени скалу сотрясали взрывы, иногда сквозь камень слышались крики. Может, там наверху обрушилась крыша; может, прорвался вражеский отряд, когда схватка переместилась за стены крепости. Адские сцены разыгрывались в подземном лабиринте.

– Назад, друзья! Назад!

Не успел Юбер договорить, как его предостерегающий окрик заглушил грохот камня. Поздно. Вырытый проход обрушился, похоронив под собой тех, кто пытался пробиться вперед. Молодой священник дернулся, стараясь выбраться из-под камней. Ноздри его забила пыль. Теперь каждое движение таило в себе угрозу – стоило пошевелиться, как вниз устремлялся дождь из мелких камней и земли, грозившей задушить насмерть. Он был погребен заживо.

Тьма сгустилась. Юбер слышал, как кто-то бормочет слова молитвы, ощущал, как ужас куда-то уходит. Самое лучшее было неподвижно лежать, дожидаясь, пока не появится свет.

– Ты снова среди живых, Юбер.

Стоя на четвереньках, священник кашлял, отплевывался, отхаркивал засевшую в легких известняковую пыль, его изможденная плоть бунтовала. Голос показался Юберу до ужаса знакомым. Невидимый собеседник был прав – он пока что не вознесся в обитель святых и ангелов. До рая еще далеко.

Фра Роберто врезал ему кулачищем между лопаток.

– Однажды я уже вытаскивал тебя из моря, а сейчас извлек из-под земли. Так мы наставляем на путь истинный наших молодых пастырей!

– Я вновь у тебя в долгу.

– Помолчи лучше и побереги дыхание, юный Юбер. К тому же не каждый станет благодарить того, по чьей милости он вновь угодил в наш ад.

– Но я благодарен тебе, фра Роберто. Господь и в этот раз спас меня.

– Он добр и милосерден.

– Во славу Его я удвою усилия.

– В таком случае и мне следует быть наготове.

Редкая улыбка, словно напоминание о былых днях, осветила лица обоих послушников.

– Умереть означало бы больше не слышать дружеских насмешек.

– Не надейся, Юбер, что мы позволим тебе уйти раньше нас.

– Тем лучше для меня. – Юбер, пошатываясь, поднялся и принялся отряхиваться. – Есть вести о Кристиане?

– Он должен был уже вернуться. Но язычники накапливают силы и не намерены отступать.

– Они бросят против нас все, фра Роберто.

– А мы им ответим. Они не стали атаковать Мдину, а значит, это уже не то прославленное воинство прошлого, не та непобедимая армия, способная захватить любую крепость. Мы нанесли им глубокую рану, Юбер.

– Только раззадорили, фра Роберто.

– Тем почетнее для нас. С нами Анри де Ла Валетт, пращник Люка, великий магистр, наши верные защитники на крепостных стенах и легендарный Юбер – хранитель наших погребов.

– Когда стук языческих молотков стихнет, а порох будет уложен под нами, что тогда?

– Мы станем молиться и продолжим сражаться с удвоенной силой.

Юбер потянулся за киркой.

– Можешь не сомневаться, фра Роберто.

На небольшой площадке перед Монастырской церковью в окружении членов военного совета стоял великий магистр. Здесь собрались закаленные в битвах воины, сознающие всю важность момента и смиренные перед возможной участью. Гарнизон доживал последние дни. Ни молитвы, ни воззвания к Господу, вице-королю Сицилии или венценосным особам Европы не могли отсрочить конец. Но пока ничто не мешало рыцарям спорить о политике и отстаивать интересы как личные, так и своего ланга. Так нередко поступают обреченные. Как всегда, стоя в центре, Ла Валетт слушал и руководил собранием. И хотя вид у великого магистра был болезненный, глаза его сохраняли живой блеск, а сам он все еще внушал уважение.

– Ваша светлость, вы не согласны с моим предложением? – взволнованно спросил де Понтье.

– Я рассматриваю его наряду с другими.

– Прошу простить мою дерзость, сир. Я не хотел поставить под сомнение ваши полномочия.

– Однако вы сомневаетесь в правильности моего суждения.

– Я лишь пытаюсь довести до вашего сведения, что наши воины погибли, гибнут в эти минуты или же гибель их неминуема. Несомненно, предпочтительнее как можно бережливее расходовать оставшиеся у нас силы, отвести их в Сент-Анджело и там организовать оборону.

– Такие действия лишь ускорят наше падение. Оставив Сенглеа и Биргу, мы без боя уступим противнику территорию, которую защищали, не жалея жизней, и где нам еще удастся продержаться.

– Сир, мы не в состоянии оборонять стены по всей длине.

– Какое положение нашего устава предписывает это, шевалье?

– Я высказываюсь из военных соображений, сир.

– Каким образом ваши военные соображения уберегут население Мальты, если нас вынудят к сдаче крепости? Каким образом ваши военные соображения позволят нам сражаться, укрывшись в окруженном со всех сторон форте?

– Сир, мы и так окружены со всех сторон, враг даже под землей. Мы пытаемся удержать оборону на стенах, которые едва не рассыпаются, а численность гарнизона с каждым днем уменьшается.

– Ваше решение означает предательство жителей Мальты.

– Жители Мальты способны защищаться сами. Наше дело – отстоять и сохранить орден и веру.

– Мы такие же рыцари этого острова, как и святого Иоанна. Уцелеем мы, уцелеет и орден. Погибнут жители нашей крепости – сгинет и орден.

– Прекрасно сказано, сир. Слова мужественного человека. Но кто встанет на пути турок во время следующей атаки?

Старый солдат Лакруа одарил де Понтье взглядом, полным ненависти.

– Прислушайтесь к словам его светлости. Займитесь тем, в чем знаете толк. А знаете вы толк лишь в том, как сочинять законы, выносить приговоры и вешать пленников.

– Со временем и вы испытаете на себе мои умения, брат Большого Креста.

– Уж я прекрасно испытал ваше вероломство.

– Возраст и обида затмили ваш разум.

– Готов прояснить его на дуэли.

Ладонь Лакруа невольно сжала рукоять вложенного в ножны меча, бывалый рыцарь был уязвлен и разгневан. Де Понтье улыбнулся. Нет большего глупца, чем стареющий вояка, чьи дни сочтены, кому уже давным-давно пора на покой. Давнее соперничество легко оборачивается заклятой враждой. Всякое падение может оказаться стремительным.

Сквозь грохот пушек раздался взрыв. Он почему-то донесся со стороны Биргу и Сент-Анджело. Головы присутствующих одновременно повернулись, тревога застыла на лицах. Наверное, еще один пороховой склад взлетел на воздух от случайной искры. И вместе с ним обвалился в море участок крепостной стены. Старшие рыцари взглянули на великого магистра. Он остался невозмутим и, казалось, был готов к такому удару судьбы.

– Ваша светлость…

– Сохраняйте хладнокровие, братья мои. Этого и следовало ожидать.

– Вы знаете, что произошло?

– Я многое знаю и понимаю из того, что тревожит и смущает вас. Только что взорвали подъемный мост Сент-Анджело.

– По чьему приказу, ваша светлость?

– Исключительно по моему. Теперь, когда форт отрезан, артиллерия может вести огонь до самого конца. Пути к отступлению у нас не осталось, как не осталось и повода искушать себя мыслью о бегстве. Настал час, когда каждый, будь то рыцарь или простой пехотинец, должен оставаться на посту, вверив участь свою в руки Господа.

– Как вы могли, сир?

Де Понтье, казалось, не верил в случившееся.

– Брат шевалье, я поступил так, чтобы уберечь вас от необдуманных поступков. Мы останемся подле Монастырской церкви, наших священных реликвий, на двух полуостровах, которые в течение трех десятилетий были нашим домом. Если падут они, падем и мы и сгинет наша вера.

– Мы подорвали собственный тыл.

– Ради самих себя. Всегда легче проявить стойкость, когда бежать некуда.

– Некоторые решат, что мы утратили разум.

– Будущее рассудит.

– Но оно может и покарать нас.

Совещание завершилось, и все разошлись, начав последние приготовления. Распоряжений было немного, а тех, кому надлежало их выполнять, осталось не больше. Стоять насмерть. Таков был краткий приказ, суровая правда, провозглашенная Жаном Паризо де Ла Валеттом.

Де Понтье неторопливо брел в свои покои в здании магистрата. Шевалье испытывал некое удовлетворение, ощутив враждебность Лакруа и его союзников и сумев все же подлить масла в тлеющий огонь клановых раздоров. Мир рушился, только это теперь и оставалось. Следы отпечатывались на обугленной, утратившей твердость земле. Все обращалось в пепел. Вероятно, так выглядели Помпеи и Геркуланум после того, как Везувий излил на них свою огненную сердцевину, уничтожив цивилизацию. Но в отличие от жителей древних городов защитникам крепости бежать было некуда – Ла Валетт велел взорвать мост, соединявший их с фортом Сент-Анджело.

Чтобы унять невыносимую резь в глазах, де Понтье плеснул в лицо водой из каменной чаши. Здесь, в полутемной прохладе личных покоев, изнуряющая жара почти не ощущалась, сюда не проникали ни смрад разложения, ни разжиревшие на трупах мухи. Зачерпнув воды, рыцарь ополоснул лицо. Жаль, что он остался без слуг – их тоже отправили оборонять стены Биргу, и теперь их изувеченные тела разбухают на жаре.

Удар по почкам был болезненен и точен. Де Понтье попытался закричать и дернулся, чтобы защититься, но из горла вырвался лишь булькающий звук. Беспорядочно размахивая руками, шевалье мучительно пытался вырваться из железных объятий – нападавший душил его. Де Понтье уже терял сознание.

Тут голова его вынырнула из воды, изо рта хлынула вода, не позволявшая вздохнуть. Раздался чей-то голос.

– Прошу прощения за столь бесцеремонный визит, шевалье, – произнес Кристиан Гарди.