Текст книги "Психотерапия и процесс. Основы экзистенциально-гуманистического подхода"

Автор книги: Джеймс Бьюдженталь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Я полностью привык приходить, ложиться на кушетку, молчать, ждать, слушать внутренним ухом и смотреть внутренним глазом на процесс жизни, происходивший во мне в данный момент. Как всегда, по прошествии некоторого времени – от нескольких минут до четверти часа – что-то начало возникать перед моим внутренним взором, перед моим осознаванием. В данном случае возник очень сильный дискомфорт. Я оставался с ним и следовал за ним, как ковбой, объезжавший дикую лошадь. Это было непросто, но непрерывная поддержка Джима, то, как он направлял и поддерживал меня, помогло мне осознать попытки моей личной жизни или моей личности уходить из центра активности, когда возникало беспокойство, и сопротивляться им. Я узнал, что могу отдаляться от беспокойства, используя разные средства, такие как мысленная критика самого себя, засыпание, переключение внимания на внешние звуки и образы и т. д., так что я полностью терял ощущение присутствия. В данном случае я направился к дискомфорту, и он продолжал усиливаться, почти превратившись в панику. Пока я старался оставаться с ним и не убегать, перед моим сознанием начала ясно раскрываться его сущность. Мне стало очевидно, что я боюсь небытия [Cogswell, 1977].

Не буду заставлять читателя ждать: за этим последовало одно из тех трансцендентных переживаний, которые случаются у клиентов на поздних этапах интенсивной психотерапии. Оно по праву включено в наше описание результатов терапии, представленное в главе 8. В данный же момент важно показать, что процесс поиска может достигать областей опыта, выходящих за пределы привычного для нас мира. (См. также [Bugental, 1976, ch. 8].)

7. Путешествие всегда новое не только для путешественника, но и для проводника

Основные аспекты вклада психотерапевта

Итак, путешественники продвигаются вперёд; они незаметно становятся спутниками, каждый из них меняется и меняет другого, а путешествие меняет их обоих. События пути следует встречать тогда, когда они возникают, и оба искателя приключений играют свою роль в том, как они встречают эти события и каким образом они подходят к цели.

Теперь мы обращаемся к работе психотерапевта. Каковы основные виды вклада, который может внести профессионал, чтобы способствовать успеху терапевтического предприятия клиента? (К этому моменту должно быть ясно, что это предприятие принадлежит клиенту, а не терапевту.) Терапевт никогда не сможет выполнить свою задачу, если будет участвовать стандартным образом, – никакое обучение системе психотерапии или преданность ей не смогут заменить человеческого присутствия и потенциала бесконечной адаптации того, кто выступает в роли психотерапевта.

За пять веков до Рождества Христова Гераклит сказал: «Невозможно войти в одну реку дважды». Так же и психотерапевт не может провести двух одинаковых сессий, не говоря уже о двух одинаковых курсах психотерапии. По этой причине будет более ценно, если в этой главе я буду писать от первого лица.

Работающий терапевтический альянс

Встреча для создания уникальных отношений

Каждый клиент, приходящий в психотерапию, приносит с собой уникальную комбинацию потребностей, ожиданий, опасений, эмоциональных паттернов и готовности к созданию конструктивных отношений. Сложность, тонкость и разнообразие таких комбинаций настолько велики, что любые попытки объективировать их обречены на провал. Вместо этого в исследовании того, как конкретная пара терапевта и клиента может проявиться самым многообещающим образом, следует полагаться лишь на наиболее тонкий и многогранный из всех человеческих инструментов: на осознающую восприимчивость человека.

Я научился продвигаться вперёд медленно; я жду момента, когда смогу уловить точку зрения клиента, чувствуя, что приходит время задавать вопросы или сообщать информацию, которая с наибольшей вероятностью приведёт к ясной коммуникации и усилит сознание того, что мы имеем дело с важным жизненным решением. Прежде всего приоритет (даже если это не будет первым действием в последовательности действий) следует отдавать тому, чтобы убедиться, что у клиента есть реальная возможность говорить о том, что стремится быть выраженным: о боли или страхе, о надеждах и опасениях, о потребности установить деловой контроль (см. главу 2). В равной степени важно дать клиенту шанс ощутить, каков я сам. Это не означает, что я должен заниматься всесторонним самораскрытием, сообщая информацию о себе. Это означает, что я говорю о том, как я работаю и чего ожидаю от клиента.

Обучение процессу поиска

В предыдущей главе я довольно подробно описал фундаментальный человеческий навык внутреннего поиска. Каждый из нас в той или иной степени уже имеет опыт использования этого таланта, однако часто то, как мы его используем, затрудняется или пресекается предрассудками или ошибочной информацией («Чтобы найти свежие идеи, нужно сильно сосредоточиться», «Фантазии – пустая трата времени», «Чем быстрее я об этом забуду, тем лучше» или «Нельзя обращать слишком много внимания на свои желания, потому что это приведёт к неудовлетворённости жизнью»). Обнаруживая зачастую тонкие влияния подобных оценок, терапевт стремится разоблачить их работу и деструктивные последствия. Одновременно с этим терапевт наблюдает возникновение здоровых отношений и навыков, которыми уже обладает клиент, и помогает усилить их. Это требовательная и фундаментально важная часть миссии терапевта.

Мониторинг отношений

Сложно переоценить важность осознавания терапевтом того, как развиваются отношения с клиентом. Это не означает, что отношения всегда обязаны быть гладкими и беспроблемными. Иногда очень продуктивные моменты провоцируются недопониманием, несогласием, столкновениями и даже противостояниями. Качество отношений должно быть искренним настолько, насколько это возможно. Это должны быть подлинные отношения между двумя участвующими в них людьми, создающие такую эмоциональную обстановку, в которой оба человека стремятся быть максимально искренними. То, как в этих отношениях проявляет искренность клиент, отличается от того, как проявляет её терапевт, однако необходимо, чтобы оба участника терапии стремились быть друг с другом максимально настоящими.

Чтобы быть настоящим в отношениях, мой клиент должен принести в терапевтический час все свои потребности, надежды и страхи. Он не может сообщать лишь о тех переживаниях, которые испытывает в другое время. Клиент должен рискнуть присутствовать с текущими эмоциями, непосредственными искажениями восприятия, живыми стремлениями и настоящими попытками бегства от жизни. Это звучит парадоксально и отчасти является таковым, и задача терапевта в значительной степени состоит в том, чтобы помочь клиенту встретиться с этим парадоксом и продолжать работу, направленную на полное и обнажённое присутствие, – в той мере, в которой это возможно.

Терапевт отслеживает участие клиента в его попытках осознавать те способы, которые клиент использует для избегания подлинного присутствия, в попытках найти улики, указывающие на то, что может восприниматься клиентом как угроза в отношениях с терапевтом, а также оценивает общий уровень страданий, испытываемых клиентом, чтобы модулировать терапевтическую активность и знать, сколько поддержки или структурирования может понадобиться клиенту в данный момент.

Чувства терапевта

С моей стороны будет мудро одновременно отслеживать собственные чувства по отношению к данному клиенту и к тому, как продвигается наша совместная работа. Такие чувства, как сонливость, сексуальное возбуждение, раздражение или необычные вспышки заботы, часто оказываются важным указанием на нечто происходящее во мне самом, способное неуместным образом вмешаться в процесс, или на попытки клиента тем или иным образом манипулировать мной. Так или иначе раннее и полное осознавание терапевтом этих процессов является крайне желательным.

Основополагающий союз

За всем остальным в наших отношениях я ищу понимание, которое редко выражается словами, и рассчитываю на него. Я говорю о нашем общем знании того, что я нахожусь на стороне клиента, который хочет жить более полной, менее проблематичной и более насыщенной жизнью, – иными словами, я нахожусь на стороне надежды клиента. Если по прошествии определённого времени совместной работы хотя бы один из нас не знает этого, мы, скорее всего, не продолжим наш совместный путь. Что-нибудь обязательно случится. Клиент потеряет мотивацию и станет недоступным или я не стану поощрять продолжение работы после изначального облегчения симптомов.

С моей стороны негласный контракт с надеждой клиента заключается в том, что я буду с этой надеждой настолько, насколько способен, вне зависимости от того, через что может потребоваться пройти клиенту. Иногда клиенту нужно провести весьма жёсткую проверку этого решения: я сталкивался с довольно болезненными личными выпадами, обвинениями в том, что меня заботят лишь деньги или сбор материала для книг, вербальными атаками на мою семью, угрозами моему имени и репутации, отказом оплачивать прошедшие сессии, угрозами самоубийства и т. д. В целом мне удавалось выстоять, поскольку за всем этим я мог по-прежнему чувствовать человека, который тайно протягивал руку и умолял, чтобы его не бросали. Несколько раз я допускал промахи, и в основном в таких случаях клиенты сами делали всё необходимое, главным образом опираясь на фундамент того, что было между нами в остальное время. Иногда это было очень тяжело для одного или обоих из нас и принимало такие формы, которые не описываются в большинстве учебников (например, я получал удары от клиента и давал сдачу или запирал дверь, не позволяя клиентке уйти до тех пор, пока она не изменит решения убить себя, о котором она недавно заявила).

Серьёзное внимание к работе клиента

Львиная доля моего внимания к работе на протяжении терапевтического часа направлена скорее на процессы активности клиента, чем на её содержание. Я стараюсь оценить ту степень, в которой мой партнёр искренне присутствует – имеет доступ к внутреннему потоку осознавания и выражает всё, что там обнаруживается. Я неизменно бдителен к любым указаниям на снижение субъективной центрированности, на тенденцию уходить от себя в осуждение, стыд и т. д. Я слушаю тонкие изменения в голосе и манере, говорящие о конфликтующих импульсах или о том, что клиент обходит стороной ту область, которая кажется ему угрожающей.

Всё это может прозвучать так, словно в моём представлении работа терапевта заключается в том, чтобы надзирать за тем, как говорит клиент. Это очень далеко от истины, хотя иногда я и кажусь клиенту своего рода понукающим родителем или терапевтической совестью. Это само по себе является сопротивлением к раскрытию и проработке. Моя функция заключается в том, чтобы быть союзником клиента, поддерживать его усилия, направленные на подлинное присутствие и эффективное самоисследование. Я не пытаюсь «ловить» клиента на неудачах в этом. Благодаря тому, что я выслушивал очень много людей, и благодаря собственному опыту я прекрасно знаю, как сложно вести эту работу. Будучи союзником, я могу взять часть груза на себя, дав клиенту больше свободы для погружения в то, что раскрывается в ходе поиска.

Большинство клиентов со временем начинают ценить эту поддерживающую функцию: я отмечаю те способы, которыми клиентов водят за нос их страхи, чувство вины, стыд и конфликты, и указываю на них. Распознавая это, клиент тут же получает награду в форме высвобождения энергий и чувства большей возможности выбора и большей уверенности в знании собственных внутренних желаний и страхов и довольно быстро начинает приветствовать любую помощь в усилении осознавания.

Локус заботы

Одной из отличительных характеристик той терапии, которую я описываю, является то, куда направлено внимание клиента. Посмотрим на следующие примеры:

К-1: Я постоянно теряю нить мысли, потому что задаюсь вопросом о том, что вы подумаете обо всём, что я вам рассказываю.

Т-1А: Что я, по-вашему, думаю?

Т-1Б: Похоже, что, даже когда я ничего не говорю, вы продолжаете думать обо мне?

Т-1В: Вам сложно оставаться с собственным потоком, когда кто-то другой слышит то, что с вами происходит.

Теперь рассмотрим каждый ответ терапевта с точки зрения того, куда он направляет клиента в плане фокуса заботы. В ответе Т-1А внимание направлено в сторону терапевта (тот факт, что это связано с воображением или проекцией клиента, вторичен). В ответе Т-1Б фокус – на отношениях между терапевтом и клиентом. В Т-1В локус заботы – на собственных попытках клиента вести внутренний поиск. Разумеется, в каждом ответе есть что-то, принадлежащее обоим участникам, однако сейчас я говорю об относительном акценте.

Многие терапии работают в основном в направлении терапевта – особенно это характерно в некоторых подходах, ориентированных на действие, таких как гештальт, биоэнергетика и психодрама. Другие – некоторые подходы эго-анализа и отношенческие подходы в гуманистическом консультировании – в основном фокусируются на отношениях или транзакциях между партнёрами. В той работе, которая интересует меня, основной локус должен быть внутри собственных переживаний клиента.

Однако поспешу добавить, что существуют такие важные периоды, когда уместным локусом становятся отношения, а также такие, хотя и более редкие, периоды, когда локусом становится терапевт. В моей работе такие периоды обычно наступают после того как клиент обретает устойчивость в навыке внутреннего поиска. Я говорю «обычно наступают», поскольку бывают исключения, когда забота, связанная со мной или с нашими отношениями, оказывается сильнее попыток клиента работать с внутренним потоком осознавания, так что нам приходится в первую очередь иметь дело с этими вторжениями.

Осмысление переживаний клиента

Очень многие люди, с которыми я встречаюсь, привыкли относиться к себе как к объектам, причём к таким объектам, к которым они привязаны лишь в средней степени. Они поспешно проходят мимо своих внутренних переживаний в попытке полно и точно описать эти объекты и рассматривают моё внимание к субъективному как добродушное и непрактичное чудачество.

К-2: Я пытался убедить её не уходить всеми мыслимыми способами, но я просто не мог до неё достучаться. Возможно, я мог бы заставить её сестру…

Т-2: Вам действительно хотелось до неё достучаться: хоть как-то, любым способом.

К-3: Что? Ах, да, точно, хотелось. Как бы там ни было, я начал думать, что её сестра может…

Т-3: Кажется, вы были удивлены тем, что я отразил то, насколько вам хотелось до неё достучаться.

К-4: Да нет, всё нормально. Я просто думал о том, что кто-нибудь другой сможет…

Т-4: Ваши собственные чувства словно не играют роли в том, как вы могли бы лучше поступить в этой ситуации.

К-5: Ну да, пожалуй. Я никогда об этом не думал.

Для развития внутреннего осознавания и возвращения в собственную жизнь как в свой дом важно, чтобы клиент настроился на внутренние эмоциональные реакции на переживания. Почти все терапевтические подходы активно используют вопросы: «Что вы чувствуете?», «Что вы чувствуете в связи с этим?» или «Как это ощущается?». Эти вопросы звучат так часто из-за слепоты к аффектам, повсеместно распространённой в наше время. Однако обычно, когда я пытаюсь помочь клиенту настроиться на внутренний поток, эти вопросы оставляют меня неудовлетворённым. Похоже, что, сформулированные таким образом, они обращаются к осторожной идее о том, что клиент мог бы чувствовать, так же часто, как к реальным, но не осознанным чувствам. Продолжительный клинический опыт, причём не только мой, но и других терапевтов, показал, что часто полезнее направлять внимание на сопротивление, чем на то, чему оно сопротивляется. В соответствии с этим я стремлюсь указать на то, как клиент пренебрегает эмоциями или игнорирует их, вместо того чтобы просить его напрямую назвать эти эмоции.

Что делает терапевт

Вмешательства в поток осознавания клиента

Идеальная картина терапевтического процесса выглядела бы примерно так:

Генри входит и после обмена приветствиями садится в кресло или на кушетку. Он несколько минут молчит, глубоко центрируясь в своём внутреннем бытии. Затем он начинает пересказывать то, что там обнаруживает, следуя по всем поворотам и виражам, выражая возникающие эмоции, обнаруживая связи и осознавая применимость этого в повседневной жизни. Я время от времени подчёркиваю то или иное чувство, замечаю его колебание или указываю на кратковременную потерю погружённости, однако в основном клиент поддерживает себя сам.

Хотя этот пример доведён до крайности, он является полезным руководством по деятельности терапевта. Моя роль – в основном в том, чтобы помочь клиенту максимально приблизить эту модель к реальности. Таким образом, чем меньше я вмешиваюсь в поток ассоциаций, тем лучше. С другой стороны, бывает, что я вмешиваюсь довольно решительно, прерывая попытки подменить подлинный внутренний поиск.

Использование кушетки

Кушетку часто ассоциируют с психоаналитической отрешённостью пустого экрана. Однако она не привязана лишь к этому подходу. В моём кабинете есть кушетка – в процессе терапии я знакомлю с ней каждого клиента и предлагаю опробовать этот инструмент. В дальнейшем по большей части сами клиенты решают, ложиться на неё или нет. Большинство моих клиентов, работающих интенсивно и развивающих хороший навык внутреннего поиска, часто находят кушетку полезной во время продолжительного центрального периода своей работы. Позиция лёжа связана с направленностью внутрь, фантазиями, отрешённостью от повседневных забот и пересмотром жизни – всё это вполне насущные задачи.

Сдержанность терапевта

Хотя сам я стал намного активнее в своей работе, чем когда-то находил желательным [Bugental, 1965, 115], я по-прежнему верю, что в основном терапевту стоит говорить намного меньше, чем клиенту. Если терапевт слишком много говорит, это не даёт клиенту глубоко погрузиться в поток внутреннего осознавания. Это укрепляет тенденцию говорить скорее о себе, чем изнутри себя. Это действительно существенное отличие. Сравним два высказывания клиента:

К-6А: Я совершенно не хочу походить на отца в том, как веду себя в семье. Он был властным деспотом. Я твёрдо решил, что хочу, чтобы мои дети знали: они могут поделиться со мной всем чем угодно, и я постараюсь их полностью выслушать.

К-6Б: Итак, я торопился, чтобы успеть на встречу, ведь все эти люди на меня рассчитывали. В общем, я быстро пил кофе и одновременно надевал пальто, и тут, откуда ни возьмись, появилась Салли, закатив истерику из-за какой-то ерунды в школе! Я стараюсь для всех, а ей не хватает ума подождать, пока я вернусь. Нет, ей нужен ответ прямо сейчас! И уж я ей ответил! Пожалуй, в следующий раз она будет больше думать о других, а не только всё время о себе. Не знаю, просто не понимаю, что иногда находит на этих детей…

Этот мужчина не лицемерен и не жесток – он просто обычный человек. У всех нас можно обнаружить два набора отношений и восприятий. Один – на уровне сознательного восприятия себя самих и обстоятельств. Этот уровень оправдан – исходя из этого уровня мы принимаем многие свои решения. Однако есть и другой уровень: уровень необдуманных или бессознательных действий. На этом уровне мы чаще реагируем, опираясь на неосознанные паттерны, возникшие в ранние годы, и особенно на переживания, имевшие сильное эмоциональное воздействие. Конфликты между двумя уровнями часто остаются неосознанными и могут являться источниками страданий и неприятия себя. Значительная часть работы в терапии направлена на то, чтобы извлечь из бессознательного паттерны второго уровня восприятия и поставить их в ряд с паттернами с первого уровня, что даёт клиенту бóльшую внутреннюю согласованность.

Итак, я заинтересован в том, чтобы помочь моему клиенту погрузиться в настоящий внутренний поиск, открывающий уровень скрытого восприятия и помогающий ему получить доступ к «элементам управления» большей частью переживаний и действий. Без такого восприятия клиент прежде воспринимал чувства и действия как беспричинные или противоречащие его ценностям. Если я проявляю слишком много активности, это удерживает клиента на более осознанном уровне самовосприятия.

Сдержанность терапевта в начале и, в какой-то степени, на протяжении всей терапии имеет ещё одно преимущество, показывая, что это не обычная социальная ситуация, и часто снижает тенденцию клиента использовать обычные социальные навыки как защиту. Наконец, относительная молчаливость терапевта ведёт к тому, что, когда терапевт всё же решает что-то сказать, его слова оказываются более весомыми.

Разумеется, это последнее соображение неоднозначно. Иногда я рад дополнительному воздействию, а иногда хотел бы быть свободным от него. Оно может помочь обратить внимание клиента на что-то требующее осознавания (например на паттерн сопротивления) и в то же время сделать вмешательством любое моё действие, раздувая до невероятных размеров даже случайную ремарку.

К-7: Мы спорили об этом несколько часов. Я так устал пытаться донести до неё это, и, полагаю…

Т-7:(зевает) О, простите, я вчера поздно лёг.

К-8: Да, конечно. Ну, она… Готов поспорить, скучно целый день сидеть и слушать весь этот бред.

Т-8: Нет-нет. Всё в порядке. Пожалуйста, продолжайте.

К-9: Ладно. В общем, как я сказал, мы спорили и… Может быть, открыть окно? Здесь как-то душно.

Т-9: Нет, спасибо. Почему бы вам не продолжить свой рассказ о споре и о том, какие чувства у вас возникли.

К-10: Вообще-то я чувствовал себя ужасно. Знаете, я пытаюсь быть понимающим, но, наверно, ей тоже со мной скучно. Я знаю, что иногда много говорю, и мне нужно уделять больше внимания другим людям…

Настойчивая поддержка веры клиента

Я уже писал о том, как важно помочь клиенту научиться хранить веру. Повсеместно распространённые привычки отдаляться от себя, критиковать себя, сердиться на себя и быть саркастичным уродуют и разрушают. Одно из моих частых вмешательств направлено на работу с этой тенденцией, поскольку она довольно сильно препятствует погружению клиента и ведёт к своего рода отчуждённому проговариванию текста, в целом обрекающему искреннее самоисследование на провал.

К-11: Мне было действительно жаль, что я так набросился на Салли, но… Хоть я говорю, что мне было жаль, я постоянно срываюсь на людей, так кто мне поверит, когда я говорю о своём сожалении?

Т-11: А вы?

К-12: Что я?

Т-12: А вы верите, что вам жаль, что вы сорвались на Салли?

К-13: Конечно, думаю, да.

Т-13: Кажется, вы не очень в этом уверены.

К-14: Чёрт, если бы вы сами сказали это столько раз, сколько я, а потом тут же развернулись и…

Т-14: Вопрос не в этом. Вопрос был в том, действительно ли вы сожалеете, что сорвались на Салли, и пока что я не вижу, чтобы вы старались это выяснить, поскольку вы слишком заняты рассказами о своей непоследовательности.

К-15: Ну, думаю… Нет, минуточку, дайте почувствовать. (Останавливается, затем продолжает изменившимся, более трезвым тоном.) Эй, знаете, я действительно об этом сожалею. В смысле, до этого момента я даже не представлял, насколько, но…

Направление к расширенному ощущению идентичности

Большинство людей действуют, исходя из в целом не исследованных представлений о своей идентичности, так что я пытаюсь привнести в сознание клиента его собственное представление о себе. Кроме того, многие из моих вмешательств направлены на то, чтобы бросить вызов существующему образу «я» и указать на более широкое осознавание бытия. Приходя в терапию, большинство людей считают себя в основном тем, что находится в их сознании или «в карточке». Косвенным образом они также демонстрируют то, что знают себя как нечто большее, однако редко рассчитывают на это «большее» в работе с жизненными проблемами и не знают, как получить к этому доступ. Опираясь на крайне поверхностный внутренний анализ, люди раз за разом утверждают, что использовали все возможности, которые у них были. Они действуют так, словно тот факт, что им ничего спонтанно не приходит на ум, показывает, что в данных обстоятельствах невозможно ничего придумать. Большинство людей имеют совсем немного навыков, которые они видели бы как доступные и помогающие подключиться к скрытым возможностям, создать новые подходы или понимания. Клиенты действительно часто приходят в терапию с убеждением, что им должен помочь кто-то другой, поскольку они исчерпали всё, что могли задействовать в самих себе. Это ещё более поразительно, если учесть, что часто клиенты, начинающие такую терапию, как я здесь описываю, являются людьми, демонстрирующими во внешнем мире творчество и эффективность. (См. описания такой терапии в [Bugental, 1976].)

Моя цель – посредством повторяющихся и разнообразных вмешательств предложить, указать, научить и призвать клиентов искать, находить и исследовать «большее» внутри себя самих. Это суть значительной части моей работы. Всеми доступными мне средствами (среди которых явная вербализация является одним из наименее важных) я демонстрирую, что клиенты упускают, игнорируют или обесценивают свои возможности, которые кажутся мне очень важными. Одна из форм такой коммуникации – мой отказ принимать их утверждения о том, что они достигли предела:

К-16: Будь я проклят, но я не могу понять, почему продолжаю так срываться. Видит бог, я не люблю этого делать. Я очень много об этом думал, но так ничего и не нашёл.

Т-16: Сложно представить, что вы вообще ничего не нашли.

К-17: Ничего. Полный ноль.

Т-17: Почему бы вам не попробовать прямо сейчас? Поразмышляйте об этом вслух, и посмотрим, что получится.

Разумеется, на деле такие клиенты вскоре обнаруживают, что разными способами подрывают собственный внутренний поиск, и, прекратив мешать самим себе, доходят до корней своих вспышек гнева.

Демонстрация более обширной идентичности

В терапии спонтанно происходят различные события, демонстрирующие, что в клиенте скрыто «большее». Например, клиенты ведут успешное внутреннее исследование, обретая такие прозрения, к которым никогда сознательно не стремились и на которые я, совершенно очевидно, не мог бы им указать. Бен начал свой поиск с озабоченности своим опозданием на сессию, но в итоге пришёл к гневу на свою мать, который он прежде не осознавал. Пенни прошла путь от грусти о том, что оставила мужа, до сильной тревоги из-за отказа от средств, поддерживавших её ощущение идентичности. Подобные примеры дают мне мощную возможность подчеркнуть, что в клиенте всегда скрыто намного больше.

Также я обращаю внимание клиентов на то, что сновидения и фантазии наяву являются выражениями более обширного сознания. Очень многие люди привыкли отмахиваться от них как от чего-то нереалистического, непрактичного и пустого, упуская их явную важность для нашей более истинной и обширной природы. Сновидения и фантазии – это способы выйти за пределы повседневности, найти путь к творчеству и обнаружить в наших жизнях обильные ресурсы.

Использование примера терапевта

Когда я не пытаюсь работать с содержанием речи моего клиента, но ограничиваю своё внимание процессом поиска, я на своём примере показываю более обширную идентичность человеческих существ. Сосредоточиваясь на поиске, а не на том, что он обнаруживает, я демонстрирую, что клиент занимает уникальное положение в работе с жизненными заботами (и что моя роль в конечном счёте вторична). Я при каждой возможности подчёркиваю, как клиент привёл нас к материалам, на которые я бы и не подумал указать, однако явно освещающим заботы клиента. Делая это, я часто обнаруживаю, что испытываю такие эмоциональные отклики, как наслаждение, слёзы радости и удивление, и позволяю им проявляться.

Возможно, это самое важное, что я могу сказать в данном отношении. Я ощущаю смирение и уважение перед раскрытием истинной природы человеческих существ. В свете глубин и богатств, постоянно раскрывающихся передо мной, но скрытых от меня, мы живём очень поверхностно. Я желаю себе и тем, с кем я столь многое разделяю, чаще переживать соприкосновение со своей истинной природой, жить в соответствии с ней и полностью в ней.

Присутствие, забота и моделирование

Одну из важнейших вещей, которые я могу сделать для клиента, сложно описать такими словами, которые передавали бы её полную значимость. Три термина – «присутствие», «забота» и «моделирование» – так же хороши, как и любые другие, однако дают лишь намёк на происходящее. Я уже описал то, насколько большой необходимостью для меня является искренняя заинтересованность в сложностях клиента, чтобы эффективно предоставить ему ту помощь, которой мы оба хотим. Это не просто «любезность» или что-то полезное для наших отношений. Заинтересованность абсолютно необходима, если я хочу настроиться на то, что скрыто, глубоко субъективно и только зарождается в моём клиенте. Путь к этому – искреннее присутствие и забота о проявлении моего клиента. Когда я пребываю с клиентом подобным образом, я моделирую для него такой способ рассмотрения переживаний и жизни, который, можно надеяться, он со временем сможет разделить. Не один клиент говорил мне: «Я так отчётливо ощущал вашу заботу, что решил: возможно, я тоже могу заботиться о себе».

Такая точка зрения в чём-то расходится с идеалом клинической отрешённости, традиционно распространённой в науках об исцелении. Возможно, это просто очередное отличие данного подхода от обычных медицинских моделей. Однако мне кажется, что это нечто большее. Мне кажется, что традиционная модель, являющаяся неотъемлемой частью всего отношения отчуждения от субъективной жизни, неоднократно упомянутого на этих страницах, родилась из недоверия к эмоциям и отношениям. Наша культура давно предчувствовала огромные, но малоисследованные ресурсы человеческого духа и реагировала на это предчувствие тревогой и отрицанием. Подобно человеку, получившему в наследство огромный дом, но занимающему в нём лишь несколько комнат, считая, что в остальной его части, которая теперь заперта на замок, обитают привидения, мы ограничили себя, руководствуясь предрассудками. Я верю, что человеческим эмоциям можно доверять и что забота сама по себе оказывает исцеляющее воздействие.

Потребности клиента / потребности терапевта

То, о чём я говорю, легко неправильно трактовать как защиту смешивания моих собственных потребностей с потребностями клиента, но именно это я не имею в виду. Я забочусь о моих клиентах, об их переживаниях, боли, фрустрации и утрате жизни в саморазрушительных паттернах. Меня волнует, что они страдают. Но я не страдаю от того, что они страдают. Мне не нужно прекращать их страдания, чтобы я мог перестать эмпатически страдать за них, поскольку я не испытываю боли от их боли. Я забочусь о них и об их жизни, однако мне не нужно оправдывать собственную жизнь тем, что они заявляют права на свою жизнь. Я радуюсь с ними, когда они обретают способность к внутреннему поиску, когда побеждают старых демонов, которых давно носили с собой, когда живут более полной жизнью и когда обнаруживают, что способны делать это самостоятельно и больше не нуждаются во мне, однако заботятся обо мне так же, как я забочусь о них. И всё же моё довольство собой, своей работой и своей жизнью не обусловлено тем, чтобы они непременно делали что-то из перечисленного.