Текст книги "Психотерапия и процесс. Основы экзистенциально-гуманистического подхода"

Автор книги: Джеймс Бьюдженталь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Вообще-то, я вовсе не пытаюсь утверждать, что в терапевтические часы нет места юмору. Юмор – это не редкость, и я считаю, что, когда терапевт и клиент могут беззаботно посмеяться вместе, это надёжный знак созревания терапевтических отношений и подлинного прогресса клиента. Юмор редко бывает результатом сознательного намерения клиента или терапевта рассмешить другого, если такое вообще возможно, но вырастает из их серьёзной и почти полной вовлечённости в текущую работу.

Уважение и искренняя забота как необходимые компоненты отношений

Отношения взаимоуважения и искренней заботы – это идеальная среда, в которой может разворачиваться процесс совместной работы и продвигаться поиск. В самом фундаментальном смысле отношения между клиентом и терапевтом являются или должны являться самыми реальными отношениями в жизни клиента. Лишь в атмосфере приверженности аутентичности можно рискнуть быть настолько обнажённым и открытым, чтобы вести полноценный внутренний поиск. Это не односторонняя близость – клиент может взрастить её лишь в том случае, если терапевт сам так же предан максимально возможному присутствию.

Мудрость терапевта не является необходимым компонентом этого предприятия, хотя остаётся полезной и вносит в процесс обогащающий вклад. Она не обязательно должна быть зрелой – она растёт со временем и опытом. Навыки терапевта также не всегда критически важны. Многие клиенты в ходе терапии подходят к развилке, где навыки терапевта могут играть жизненно важную роль, однако в конечном счёте навыки имеют второстепенное значение.

Первостепенное значение имеет отношение терапевта (хотя одного его также недостаточно). Оно должно состоять из уважения к клиенту и к абсолютной автономности клиента, из уверенности в способности человеческих существ к росту и в потенциале процесса поиска воплощать этот рост, а также из готовности посвятить себя настойчивому пребыванию рядом с клиентом, сохраняя веру даже в условиях провокаций, соблазнов и усталости.

Итак, мы познакомились с условиями, предшествующими интенсивной психотерапии, а также со средствами осуществления этой работы. Остаётся лишь представить короткое утверждение об ожидаемом исходе этого предприятия.

Плоды внутреннего поиска

Человек, исследующий жизненные заботы таким образом и использующий осознавание, порождаемое процессом поиска, выходит из терапии с изменённым и расширенным ощущением идентичности и силы. Заметьте, что в этом утверждении не говорится о «решении всех проблем», «более счастливой жизни», «новых друзьях», «успехах на работе», «превращении в лучшего любовника», «способности легко влиять на людей» или другом желанном или желательном результате, хотя в первую очередь, сознательно или бессознательно, многие люди, проходящие терапию, ищут именно этого.

Интенсивная психотерапия такого рода, который описан в этой книге, не является техникой решения проблем. Нередко по прошествии нескольких лет упорной, дорогой и требующей усилий работы клиент осознаёт: «У меня всё ещё остался пунктик, с которым я сюда пришёл, однако сейчас он почему-то кажется другим, не таким большим и не таким угрожающим. Можно сказать, что он остался тем же самым, но я стал намного больше, так что теперь он не кажется таким уж важным или беспокоящим».

«Я стал намного больше». Это один из важнейших результатов подобной работы. Клиент, остающийся с действительно присутствующим терапевтом, почти всегда приходит к ощущению большего потенциала, большей силы, большего выбора, большей надежды и большей уверенности во внутреннем бытии. Разумеется, это значительные улучшения, однако они не являются тем волшебством, которого изначально и часто тайно ищут многие люди.

Кроме того, иметь те же пунктики вовсе не означает испытывать те же страдания. Напротив: клиент, делающий такое заявление, часто выражает изменение чувств по отношению к своим пунктикам, большее понимание тех паттернов, которые временами служат верой и правдой, а временами оказываются помехами, и ощущение такого видения собственного существа, которое реже сопряжено с оценками и чаще – с согласием и лёгкостью.

5. Путешественники заключают договор и начинают путешествие

Отношения и процесс психотерапии

Предварительная подготовка в основном завершена, и путешествие начинается. Путешественники отправляются в путь, судно приходит в движение, и привычный мир исчезает – сначала из виду, а затем и из ума, однако так или иначе неумолимо пропадая, по мере того как приключение входит в свой ритм. Путешествие постоянно меняется, и лучшие планы – это те, что можно легко адаптировать для ответов на вопросы, которые ставят перед нами возможности или требования реальности. Путешественник желает найти точное руководство и безопасный путь, однако проводник лишь делает предположения, основанные на опыте, который хотя и является ценным, но никогда не совпадает с опытом конкретной дороги в сегодняшний уникальный день.

Можно делать обобщённые утверждения относительно психотерапии – ими уже заполнены целые библиотеки, и прямо сейчас я вношу свой вклад в это собрание, однако в реальности ни один терапевтический курс не вписывается в границы той или иной модели. Тем не менее иметь общий путеводитель полезно, поскольку это делает расхождения с ним более ценными и удовлетворяющими. Разумеется, важнейшей частью процесса являются отношения, взращиваемые клиентом и психотерапевтом. У терапевта есть общая установка относительно того, какое партнёрство кажется наиболее плодотворным, однако опыт подсказывает, что клиент сильно, пусть и бессознательно, влияет на то, как эволюционируют реальные отношения. Конфигурация каждой такой команды уникальна. Это завораживает, даёт возможность для работы и одновременно служит источником усложнений и фрустрации.

Концептуализация идеальных терапевтических отношений

Два человека вступают в партнёрство, причём каждый из них рассчитывает извлечь из него нечто значительное. Их предприятие – исследование внутреннего мира одного из партнёров, а результатом, если всё пройдёт хорошо, станет оживление существования этого человека. Такое обновление может лежать в границах от тривиального до глубинного, от временного облегчения дискомфорта до полного изменения способа жизни и бытия человека в мире, от пользы, которую получит лишь сам клиент, до изменений настолько всепроникающих, что все, кто взаимодействует с клиентом, получают от этих взаимодействий другие результаты, чем могли бы быть без психотерапии.

Однако второй партнёр, психотерапевт, вносящий важный вклад в общую задачу, также обретает значительное обновление жизни, и в это обретение входит ощущение участия в предприятии, уникальном по своей ценности.

Кроме того, когда всё идёт хорошо, оба партнёра получают практические результаты. Для одного из них это может быть повышенная эффективность и удовлетворённость в повседневных делах и отношениях, для другого одним из видов вознаграждения часто является финансовое, обеспечивающее средства к существованию. Для этой цели, а также отчасти из преданности своей профессии партнёр-терапевт намеренно отдаёт приоритет потребностям клиента в тех случаях, когда они вступают в конфликт с его личными заботами. Однако профессионал также знает, что благодаря этому предприятие в конечном итоге окажется более плодотворным для обоих партнёров.

По правде говоря, одного из партнёров или их обоих иногда изо дня в день толкает вперёд само приключение их работы и ощущение глубокой совместности, несмотря на неизбежные периоды охлаждения отношений. Такое уникальное человеческое предприятие называется интенсивной психотерапией. Теперь нам нужно подумать об отношениях между терапевтом и клиентом, через которые осуществляется это предприятие.

Многообразие моделей терапевтических отношений

Хороший родитель

Хотя вряд ли многие признают это настолько открыто, сегодня многие терапевты играют роль, считавшуюся современной более века назад (Bockoven, 1963). Они отличаются автократическим способом ведения клиентов, абсолютной уверенностью в том, что они, а не сам клиент, лучше знают, что следует делать клиенту, а также избеганием любого реального взаимодействия с клиентом на равных.

Псевдоравенство

С позицией родителя резко контрастирует концепция «мы все одинаковые и нет оснований, чтобы кто-то играл особую роль психотерапевта, если только этот человек не застрял в своей потребности в статусе». Этот подход к отношениям, как правило, умаляет значение теории, техники, ответственности и почти всего остального, за исключением вываливания всего наружу. Клиенту приходится проявлять проворство, чтобы привлечь хоть какое-то внимание к своей заботе, поскольку практика не-терапевта – это в основном заполнение эфирного времени тем, что нужно ему самому.

Психоаналитический пустой экран

В отличие от предшествующих моделей, в классическом психоаналитическом идеале акцент делается на психологической невидимости психотерапевта. Задача аналитика – раскрывать себя настолько мало, насколько это возможно, так что всё, что клиент сообщает об отношении, эмоциях или мнениях терапевта, может быть плоско интерпретировано как проекция, то есть нечто, исходящее из внутренней заботы клиента. Это похвальная концепция, соответствующая идеалу абсолютной объективности XIX в. К несчастью, этот идеал совершенно недостижим.

Участник-наблюдатель

Гарри Стэк Салливан [Sullivan, 1947] порвал с психоаналитической традицией пустого экрана, настаивая на том, что психотерапевт всегда был частью происходящего в кабинете, что реакции клиента отчасти стимулируются действиями аналитика, а также что, отказываясь признавать своё участие в этом интерактивном процессе, терапевт был отрезан от важных данных. Утверждение Салливана было частью его общей позиции о том, что Фрейд придавал слишком большую важность биологическому и инстинктивному, уделяя слишком мало внимания опыту и социальному. Любопытное отступление: самого Салливана часто описывали как холодного, отчуждённого и относительно неотзывчивого. Сам он явно не собирался далеко отступать от классической позиции.

Конгруэнтное зеркало

Карл Р. Роджерс [Rogers, 1942; 1951; 1961] был одним из немногих стопроцентных американцев, оказавших всестороннее влияние на область психотерапии. Он последовательно продвигал своё убеждение в том, что человеческие существа по сути хороши и заслуживают доверия, что они обладают потенциалом самоисцеления и что честные отношения – главная сила изменений и улучшений в жизни человека. В собственной жизни он также стремился поступать в соответствии с тем, чему так хорошо научил многих других.

С точки зрения Роджерса, идеальные терапевтические отношения характеризуются конгруэнтностью. Этот термин характеризует состояние бытия терапевта, в котором его внутренние переживания (например сочувствие, раздражение или удивление) при выслушивании клиента оказываются в его сознании, а также сообщаются клиенту. Роджерс считает (и я полностью с ним согласен), что такая конгруэнтность оказывает мощное воздействие, помогая клиенту самому стать более конгруэнтным и целостным.

Ещё один аспект задачи психотерапевта, согласно этому видению, – по возможности точное отражение клиенту того, что терапевт слышит в словах клиента. Это обманчиво простое занятие, требующее от терапевта избегания любых интерпретаций, обучения клиента, предложений, оценок, поддержки, руководства и других вмешательств. Вместо этого терапевт стремится понять опыт клиента и отразить его самому клиенту, чтобы тот мог сосредоточить свой потенциал исцеления / роста для самообновления.

Дирижёр – интерактивный посредник

Новая модель терапевта требует, чтобы он работал с клиентом двумя способами. Во-первых, терапевт – это ресурс для действий, которые могут способствовать исследованию клиентом его внутреннего опыта, а во-вторых, терапевт использует личные реакции на клиента как материал для их взаимодействия. Такие терапевты часто практикуют терапии действий, описанные в главе 1, и очень активны в своём терапевтическом взаимодействии, предлагая клиенту различные действия, говоря за подавленные части клиента, насмехаясь и воодушевляя и многими другими способами вовлекаясь во взаимную игру.

Экзистенциально-гуманистический идеал отношений клиента и терапевта

С моей точки зрения, идеальные отношения между клиентом и терапевтом в наибольшей степени способствуют внутреннему исследованию клиента. То, какими будут конкретные характеристики этих отношений, зависит от клиента, от того, на каком этапе его жизни проходит терапия, от того, с какими проблемами имеет дело клиент, от личности терапевта, от предшествующей эволюции их отношений, от конкурирующих влияний, имеющих место в жизни клиента вне терапии, а также от других факторов.

Короче говоря, невозможно дать общий рецепт идеальных отношений между клиентом и терапевтом. Однако можно описать некоторые из важнейших характеристик этих отношений и указать на значение тех или иных качеств.

Взаимность

Всё, что я буду говорить о терапевтических отношениях в следующих абзацах, следует читать с крепко прилепленным к этому прилагательным «взаимный». Я убеждён, что партнёры по этому предприятию должны ощущать взаимосвязь, превосходящую любые частные различия между ними. Это союз, основанный на общей человечности, на общей неполноценности, на общей подверженности превратностям судьбы и фрустрациям, на поиске хорошей жизни, на заботе о происходящем. Это основание легко принять как должное, однако не стоит относиться к нему слишком уж небрежно. Часто неявно и нередко явно один из партнёров обращается к этой основополагающей общности и черпает из неё силы.

Однако утверждение о том, что партнёры по терапии имеют много общего, ещё не означает, что между ними нет различий. Они не равны в том, что приносят на встречи, в том, что им приходится там делать, а также в том, что они надеются осознать в результате этих сессий. Конечно, в каждом из этих аспектов также есть определённые сходства, однако эти сходства не стоит ошибочно принимать за тождество.

Хорошие терапевтические отношения обычно начинаются с довольно выраженных различий между партнёрами, и, если всё идёт хорошо, в значительной степени происходит выход за пределы этих различий. Действительно, в нескольких моих отношениях с клиентами, которые сами были терапевтами, ближе к концу нашей формальной совместной работы как терапевта и клиента оказалась желательной смена ролей.

Честность

Обоим участникам этого предприятия нужно стараться быть полностью честными с собой и друг с другом – настолько, насколько это вообще возможно. Часто это сложно для них обоих. Значительную часть времени клиент обманывает, что-то скрывает или искажает. Однако то, что делает клиент, далеко не является «плохим» – когда неизбежные обманы раскрываются, это может предоставить важный материал, и клиент вместе с терапевтом могут совместно исследовать потребность в таких контрпродуктивных действиях.

Терапевт также время от времени испытывает соблазн к искажению. Часто это принимает форму изображения себя более знающим, помнящим и восприимчивым, чем есть на самом деле. Терапевт тонким или очевидным образом может претендовать на экспертизу, которой на самом деле не обладает, либо изображать или выражать свободу от личных страданий, которая скорее является желанной, нежели реально достигнутой. В такие искажения очень легко соскользнуть, и большинство из нас время от времени делают это. Терапевту, как и клиенту, в случае подобных промахов следует избегать самоцензуры. Они могут стать отправной точкой для внутреннего исследования (при необходимости с помощью другого профессионала), позволяющего работать с недостаточным принятием себя, которое обнаруживается в этом.

Это больше, чем вопрос вежливости и даже этической корректности, хотя эти соображения также являются довольно значительными. Однако значение честности лежит глубже: клиенту нужно совершенно реально зависеть от терапевта как источника подтверждения восприятий. Таким образом, терапевт пустого экрана в важном смысле направляет клиента по ложному пути, если все восприятия терапевта пациентом считаются проекциями. Клиенту нужно иметь возможность верить, что терапевт попытается в ответ быть настолько честным, насколько это возможно. Это необязательно означает, что терапевт будет отвечать на все возможные вопросы, но означает, что терапевт будет говорить настолько прямолинейно, насколько это возможно.

К-1: Тогда у меня возникло ощущение, что я раздражаю вас своими вопросами.

Т-1: Да, пожалуй, вы правы. Я почувствовал некоторое раздражение, когда вы на меня давили.

К-2: Почему?

Т-2: Это было связано с вашей манерой, говорившей, что вы получали удовольствие от того, что давили на меня, а также с определёнными частями моей личной истории, которые делают меня немного более чувствительным к насмешкам.

К-3: Что сделало вас таким чувствительным?

Т-3: Не думаю, что, если я сейчас начну углубляться в эти переживания, это принесёт пользу вашей терапии. Возможно, мы поговорим об этом в другой раз. А пока, мне кажется, вам будет полезнее посмотреть на те чувства, которые вы, возможно, испытываете в отношении меня, а также в отношении нашего диалога.

По моему мнению, все приведённые выше ответы являются честными и взаимными в своём отражении отношений между терапевтом и клиентом. Я полагаю, что в Т-3 терапевт не использует манёвр, чтобы избежать некомфортного вопроса, а искренне пытается удержать рабочий фокус на теме внутреннего опыта клиента, вместо того чтобы согласиться на предложение отвлечься от неё.

Уважение

Взаимоуважение необходимо на всём протяжении отношений. Это означает, что терапевт ведёт себя в соответствии с основополагающей серьёзностью задачи, на которую настроились партнёры. Это не означает, что в терапевтическом процессе нет места лёгкости, юмору или игривости. Если вам кажется, что последние два предложения противоречат друг другу, вспомните, сколько раз вы включали телепередачу с записанным смехом, смутно ощущая, что вас обманывают, или чувствуя пустой вкус во рту, только что смеявшемся фальшивым смехом. Искренний юмор, лёгкость или игра возникают из более глубокого фонтана связи с парадоксами и сюрпризами жизни.

Отношение уважения подразумевает, что в роли клиента, стремящегося пересмотреть свою жизнь и привести её к более осмысленным и приносящим удовлетворение результатам, есть достоинство и что быть выбранным для участия в таком поиске другого человека является предметом здоровой гордости. Это означает, что оба участника очень серьёзно относятся к своим ролям в происходящем и что терапия имеет высокий приоритет среди соперничающих забот в жизнях их обоих. Ни тот ни другой не опоздают на встречу и не отменят её без веской причины, а также не станут мимоходом рассказывать в других ситуациях о происходящем между ними.

Уважение означает, что и клиент, и терапевт осознают тот факт, что они оба участвуют в битве со смертью за жизнь одного или обоих из них и преданны этой битве. Смерть жизненных сил, возможностей, надежды, актуализации собственного потенциала – совершенно реальная трагедия, а её противоположность – подлинный триумф человеческого духа.

Динамичность

Идеальные терапевтические отношения постоянно эволюционируют и меняются. Это не такой способ быть вместе, который возникает в начале отношений участников и остаётся неизменным: он постоянно меняется по мере продвижения работы и проявления потребностей участников. В какие-то моменты терапевт может быть относительно пассивным и занятым исключительно демонстрацией понимания и приятия; в другие моменты весьма уместно быть в высшей степени активным, настойчивым и неуступчивым. В какие-то моменты клиент может искать руководства и поддержки, тогда как в другие моменты может существовать потребность бросать вызов любому руководству со стороны терапевта и настаивать на собственном способе двигаться вперёд. По моему мнению, хорошие терапевтические отношения невозможно описать в целом или абстрактно. Они гибкие и в каждый момент являются уникальными для двух участников в важных для них аспектах. Один и тот же терапевт будет иметь разные отношения с каждым своим клиентом, а один и тот же клиент будет иметь разные отношения с другими терапевтами.

Жизненность

Слово «жизненность» связано с самой жизнью. Это фокус работы партнёров по терапии. Его значение уже было обозначено выше, однако оно имеет дополнительные следствия, которые я бы хотел обрисовать здесь. Я уверен, что человеческая жизнь – гораздо более насыщенный, глубокий, непостижимый и менее понятый феномен, чем мы вообще можем себе представить. Для систем жизнеобеспечения (таких как общество, безопасность, мирные взаимоотношения между людьми) важно и даже необходимо накладывать ограничения на наши действия (народные обычаи, законы), однако нам не следует путать эти практические необходимости с естественными границами условий человеческого существования. С моей точки зрения, психотерапии часто приходится существовать на границе между принятым (конвенциональным) и неконвенциональным или вообще запретным.

Это означает, что глубинная психотерапия, стремящаяся помочь клиенту установить связь с самими корнями бытия в жизни, часто оказывается рискованным и сомнительным с точки зрения общества предприятием. Этот момент часто остаётся непонятным для тех, кто обладает лишь абстрактным знанием о том, что входит в интенсивную, меняющую жизнь психотерапию. Здесь ведётся работа с источниками насилия, убийств, самоубийств, изнасилований, преступного мышления, жестокости, кощунства, деструктивного распутства и другими импульсами и действиями, презираемыми цивилизацией и интеллигентными людьми. Многие люди признают это, пусть и неохотно, однако настаивают на том, чтобы терапия говорила об этих возможностях, не выходя за рамки уровня абстракции.

Такое видение человеческой природы в лучшем случае наивно и часто ведёт к намеренной слепоте. Границу между действием и субъективным импульсом не так легко увидеть или поддерживать. Глубинной психотерапии часто приходится парить над этой непростой и опасной границей или бывать с обеих её сторон. Лишь когда неодомашненным чувствам и желаниям, являющимся частью каждого из нас, позволяют проявиться и найти какое-то выражение, желательно контролируемое и приглушённое, возникает возможность проработки, позволяющей клиенту жить с внешним и внутренним равновесием, не навязывая себе вытягивающих энергию полицейских схем контроля.

Доверие

В этом аспекте гуманистическое видение человека довольно резко контрастирует со многими другими взглядами. Для Фрейда сексуальные и агрессивные импульсы человека были настолько безусловно разрушительными, что возможность защититься от себя самих лежала лишь в ограничениях, созданных обществом, а также в созревании самоконтроля и сублимации. Подобным образом традиционные религиозные воззрения стремились поймать и посадить в клетку дикого зверя, живущего внутри нас, и значительная часть аппарата современной культуры до сих пор построена на недоверии к человеческим импульсам.

Гуманистическая позиция состоит в том, что когда человеческим существам доверяют, когда им помогают смотреть в лицо любым чувствам и импульсам в неосуждающей атмосфере, когда им даётся возможность взвесить все альтернативы без необходимости немедленно действовать, – тогда и только тогда человеческие существа освобождаются от многовекового страха собственной природы и начинают жить целостно, тогда и только тогда они находят способы усилить синергию с другими.

Эта гипотеза о природе человеческой жизни радикальным образом отличается от той, согласно которой, насколько нам известно, на протяжении большей части своей истории жили мужчины и женщины. Я могу ручаться за тех, кто совершил путешествие к последним уровням терапии, описанным мной ранее: они – все без исключения – оправдали возложенное на них доверие. Однако верно и то, что это крайне малая доля клиентов – даже если к ним добавить всех клиентов всех терапевтов, прошедших через схожий процесс, включая тех, кто сообщил о подобных результатах: их общее число по-прежнему останется крайне малым. Тем не менее я и другие гуманистические психологи утверждаем: старый взгляд на человеческую природу настолько очевидно исчерпал себя, что нам необходимо найти новое, по-настоящему революционное видение. Мы также утверждаем, что наше видение по крайней мере отчасти эмпирически обосновано и заслуживает рассмотрения.

Хочу прояснить распространённое недопонимание: я не выступаю за отказ от контроля человеческих импульсов и действий. Если глубинная психотерапия чему-то меня и научила, так это тому, что каждый из нас способен на всевозможные чудовищные поступки [Bugental, 1974]. Простой отказ от цепей социальных условностей и закона означает безумие – это подтверждается многим происходящим сейчас в нашей культуре. На самом деле я выступаю за искренние и широкомасштабные попытки пересмотреть тот образ нашей природы, которым мы руководствуемся и который привносим в каждый этап своей жизни. (В [Bugental, 1971] это предложение описано более подробно.)

Стадии психотерапевтического процесса

Я бы хотел описать то, как может продвигаться интенсивная психотерапия, помогающая клиенту обрести внутреннее видение и увеличить жизненную силу. Для создания такого описания мне придётся сделать абстрактным и объективным по своей сути конкретный и субъективный процесс. Когда мы редуцируем живые взаимодействия, представляющие собой борьбу партнёров по терапии за жизнь, до слов и предложений, они претерпевают неизбежные искажения, так же как рентгеновский снимок является искажением живого человека, которого он представляет.

Однако рентгеновский снимок может оказать ценную помощь в понимании функционирования человека в целом. Он устраняет одни детали, подчёркивая другие. Исключённые аспекты не всегда являются менее важными и устраняются лишь с определённой и ограниченной целью. Можно уделить какое-то время изучению скелета, не обращая внимания на систему кровообращения или нервную систему, однако если мы хотим понять тело целиком или понять реального человека, полезно поддерживать периферийное осознавание других жизненно важных аспектов. Действительно, если мы стремимся к полному пониманию скелета, оно должно постоянно учитывать его соотношение со всеми остальными системами и с организмом в целом.

Начало развития альянса

Мои отношения с клиентом – необходимый элемент всего процесса. Если всё идёт хорошо, они становятся мостом, по которому клиент переходит от текущего способа жизни к новому рождению и новому способу бытия. Они должны будут обеспечивать поддержку в моменты воодушевления и в моменты отчаяния, а также в периоды борьбы и конфликтов и в те чёрные дни, когда клиенту может потребоваться атаковать сам этот мост и меня. Как мы уже видели, эти отношения сложно сравнить с какими-то другими отношениями в обычной жизни. Они – дружба, они – любовная связь, они – партнёрство, они – кровные узы, они – поединок; они – всё это, ничего из этого и одновременно что-то большее. Это терапевтический альянс, связь между лучшими и самыми преданными частями терапевта и самыми отважными и стремящимися к здоровью частями клиента. В разное время в него могут входить многие другие элементы, однако сущность остаётся именно такой. Время от времени любой из партнёров в альянсе может недостаточно удовлетворять его требованиям, однако альянс должен сохраняться.

Первые сессии терапии предпринимаются с очевидной целью познакомиться, но в этом обычном процессе у меня есть некоторые необычные намерения. Я хочу как можно скорее выяснить, каковы самые доступные ресурсы клиента, мотивирующие его расти. Это могут быть личные мечты и надежды, ощущение, что вкус жизни может быть гораздо сильнее, драгоценные воспоминания о пиковых переживаниях или моменты необычайной ясности видения (когда во внутренних ощущениях присутствовала особенная осознанность). Одновременно с этим могут присутствовать тайные и ужасные муки предательства самого себя, ощущение безнадёжности собственной жизни, неудачи в отношениях и действиях, чувства, пойманные в ловушку пустых повторений. Мне потребуется всё, что я смогу узнать о тех силах, которые заставляют клиента искать перемен, облегчения, возможностей или роста. Всё это станет частями моста, от которых будет зависеть путешествие и, возможно, даже сама жизнь.

Зарождение и фокусировка мотивации клиента для достижения центрированного осознавания бытия

Обычно клиент приходит в терапию в поисках облегчения какого-то страдания – переживаний паники, неспособности проявить себя в работе, неконтролируемых вспышек гнева. Клиент редко понимает, насколько ограничено его внутреннее осознавание, или ощущает, как важно это субъективное чувствование для облегчения страданий. Таким образом, в начале работы терапевту необходимо связать озабоченность клиента проявленным симптомом с более значительным скрытым состоянием. Постепенно, после того как терапевт многократно сообщит о своей убеждённости в ограниченной способности клиента к самонаправлению, клиент начинает ощущать потребность в более полной способности к знанию самого себя. Тогда начинают возникать случаи, когда клиент ненадолго обретает такое осознавание, так что у терапевта появляется возможность значительно подчеркнуть то, насколько сильно это влияет на жизнь клиента. В идеале после этого клиент и терапевт становятся партнёрами в поиске этой необходимой способности, благодаря чему фундаментальная терапевтическая работа может продвигаться вперёд.

Раскрытие и проработка сопротивлений

В предыдущей главе я описал то, как изначально присущий нам процесс внутреннего поиска по разным причинам блокируется. Сопротивления, препятствующие поиску, были необходимы клиенту на более раннем этапе его жизни, однако сейчас они могут ощущаться или не ощущаться таковыми. Значительная часть терапевтической работы связана с обнаружением, раскрытием и проработкой таких сопротивлений.

«Правило буравчика», которое подсказывает здравый смысл и которое в определённой степени используется мной и другими терапевтами, состоит в том, чтобы пройти этот процесс в три этапа. Первый этап – это обнаружение паттерна сопротивлений в том виде, в котором он проявляется в терапевтической работе («Говоря о конфликте с сыном, вы как бы удерживаете всё на очень абстрактном, интеллектуальном уровне»). Терапевт постоянно отслеживает конкретные паттерны сопротивления полностью открытому осознаванию и указывает на них с эмоциональной вовлечённостью. Можно надеяться, что через какое-то время клиент начнёт распознавать этот паттерн спонтанно («Сейчас, думая о Тиме, я сам слышу, что начинаю говорить абстрактно»).