Текст книги "Машина лорда Келвина"

Автор книги: Джеймс Блэйлок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

ПУТЕШЕСТВЕННИК ВО ВРЕМЕНИ

Едва успев забраться в машину, он услыхал, как к кирпичной стене башни с грохотом подкатил экипаж, отзвучала пулеметная очередь нервных приказов и запертые на засов деревянные створки двери задрожали под мощными ударами. Крышка люка захлопнулась, приглушив этот хаос. Если Парсонсу и его головорезам удастся сорвать двери с петель, они вмиг вломятся сюда и окружат машину. Впрочем, для этого им придется изрядно потрудиться – вряд ли они догадались захватить с собой нужные инструменты. Сент-Ив мысленно взмолился, чтобы Хасбро не попробовал остановить вторжение: ничего, кроме беды, эта попытка не принесет. На сей раз дело нешуточное. Более того, ученый секретарь Парсонс знает, что прибыл слишком поздно, и готов на самые отчаянные действия. Сейчас спасение Сент-Ива – только в машине; верный друг и помощник Хасбро, не раз выручавший его прежде, тут бессилен помочь.

Сент-Ив опустился на кожаное сиденье капсулы – воспоминание о том, что прежде это был батискаф Леопольда Хиггинса. Из-за этого кресла вся машина времени, чье внутреннее пространство загромоздили части магнетического двигателя лорда Келвина, казалась какой-то недоделанной. Конечно, Сент-Ив избавился от бесполезного хлама, добавленного в ходе спешной модификации во дни появления кометы, но и теперь места хватало с трудом: сидя в кресле, пилот едва не упирался носом в иллюминатор. Пришлось разработать целую систему зеркал заднего вида, которая позволяла обозревать окружающее пространство и все устройство целиком через другие иллюминаторы.

Сент-Ив мельком посмотрел в зеркала, окинув взглядом полутемное пространство башни, и отметил, насколько оно загромождено: сломанные механизмы, металлический хлам, закопченная до черноты плавильная печь с огромными мехами, длинный верстак, заваленный обрезками металла и инструментами… Какой удручающий хаос! Зрелище напомнило Сент-Иву, как сильно он опустился за последние пару лет… что там «лет» – за последние месяцы, если на то пошло! Всю свою умственную энергию, до последней крохи, он израсходовал на создание машины и так истощил себя, что сил не хватало даже на то, чтобы повесить на место молоток. Те смутно различимые дни, когда Сент-Ив был ярым поборником систематизации и порядка, канули в прошлое.

И вот тогда он и увидел послание, начертанное мелом на стене башни: «Поспеши! На Северном тракте постарайся все исправить. Если первая попытка выйдет неудачной…» На этом надпись обрывалась, словно кто-то (он сам) разочаровался в своем намерении и бежал. И тем лучше. Какой прок в этих посланиях самому себе? В будущем их смысл станет очевиден. Времени в обрез, и незачем терять его на лишние слова и избитые фразы.

Сент-Ив сосредоточился на дисках в центре пульта управления, краем уха прислушиваясь к глухим ударам в двери, – дерево стонало и потрескивало. Он прекрасно знал, куда намерен переместиться, однако отладка приборов – не щелчок пальцами, на нее нужно несколько долгих минут. «Семь раз отмерь, один – отрежь», как выражаются портные и плотники. Так поступил бы и он сам, будь у него время возиться с мерными лентами и рулетками. Но времени не было. На сей раз придется положиться на глазомер и довериться своему чутью. Быстро выполнив последние прикидки, он мягко повернул координатный диск долготы, вычерчивая маршрут вдоль Северного тракта. Затем установил минуты и секунды и перешел к координатному диску широты.

Послышался треск ломающегося дерева, и в башне сразу стало заметно светлее: осаждавшие ворвались внутрь. Сент-Ив крутил диск установки времени, прислушиваясь к тихому жужжанию вращающегося маховика, когда капсула содрогнулась под тяжестью вскарабкавшегося на нее человека. В переднем иллюминаторе возникло багровое, залитое потом лицо Парсонса; старик что-то кричал, и его борода дергалась в такт выкрикам. Подмигнув ему, Сент-Ив вновь взглянул в зеркала. Дверь башни была распахнута настежь, и в ее створе, как в раме, виднелась фигура Хасбро, бегущего через луг с дробовиком в руках. За ним семенила миссис Лэнгли со скалкой наперевес.

Миссис Лэнгли! Господь, благослови эту отважную женщину! Ведь она ушла с обидой, – и все же вернулась, готовая поразить его врагов скалкой. Преданность, не знающая границ. Сент-Ив чуть было не выпрыгнул из машины: миссис Лэнгли приносит себя в жертву, хотя он столь гнусно с нею обошелся! Он не может позволить этому случиться – ни с нею, ни с Хасбро.

Еще мгновение Сент-Ив колебался, но затем вернулся к пульту управления машиной. Стойкость и хладнокровие – вот его козыри. Бог свидетель, теперь он – путешественник во времени – и спасет всех, чего бы это ни стоило. В противном случае машина достанется Парсонсу, а сам Сент-Ив кончит свои дни жалкой, никому не нужной развалиной, хнычущей и бесполезной. Если только доживет до старости…

Он услышал, как кто-то возится с крышкой люка, пытаясь ее открыть. Момент настал. «Поспеши!» – звала надпись мелом на стене. Сент-Ив потянул рычаг, приводящий в действие электромагнитный движитель. Земля под машиной неожиданно задрожала; послышался пронзительный вой, который за секунду достиг такой высоты, что перестал восприниматься ухом. Батискаф приподнялся на расставленных ножках, опрокинув Парсонса на спину, над головой Сент-Ива раздался громкий крик, и перед иллюминатором заплясали чьи-то ноги. Вскочивший Парсонс ухватил за них перепуганного человека и стащил вниз.

Сразу вслед за этим воцарился абсолютный мрак. Сент-Ив почувствовал, что, вращаясь, стремительно падает, словно погружается в темный и очень глубокий колодец. Возникло острое желание за что-нибудь ухватиться, но поручней в капсуле не имелось, да и сами руки куда-то пропали. Сент-Ив представлял собою сгусток сознания, летящий сквозь себя самое и уже одолевший, казалось, бессчетные века и огромные расстояния, – при всем этом его не покидала мысль, что за время полета он лишь моргнуть успел. Внезапно падение прекратилось, а все ощущения вернулись. Итак, он, Сент-Ив сидит в батискафе. Руки противно трясутся. Странно: когда ему грозила опасность, они всегда бывали тверды и послушны, а теперь стали почти неуправляемы. Все окутывает сплошная мгла. Где он? Завис где-то в пустоте, ни там и ни здесь?

Затем он вдруг понял, что тьма снаружи качественно иная, чем прежде. Это была просто ночь, и шел проливной дождь. Он оказался где-то за городом. Его глаза постепенно привыкли к темноте, и мало-помалу Сент-Ив разглядел проходившую неподалеку разбитую грязную дорогу. Он переместился туда, куда и хотел: к Северному тракту.

Внезапно вынырнув из мрака и потоков воды, на дороге показался конный экипаж, которым правил сам Сент-Ив, – прежний Сент-Ив из прошлого. От лошадей валил пар, из-под бешено вращающихся колес летели брызги грязной жижи. В карете сидели Билл Кракен и Хасбро. Где-то впереди охваченный ужасом Игнасио Нарбондо уходил от преследования, увозя с собою Элис. Они мчались за ним по пятам…

Пожав плечами со смирением законченного фаталиста, сидевший в капсуле Сент-Ив набросал записку, адресованную себе самому. Он еще успеет ее вручить, если поторопится. Но не менее ясно он понимал, чем закончится эта попытка: однажды он уже видел ее глазами человека, сидящего на козлах экипажа. И внезапно его охватило смятение: такое чувство, будто он готовится предать себя самого.

«И все же будущее может измениться», – напомнил себе Сент-Ив; залог тому – спасение Пушка, туповатой псины старика Бингера. И, в любом случае, чем грозит промедление? Отказ от действий неизбежно изменит прошлое, и каковы же будут последствия? Нет, глупость и нерешительность сразу – это уж чересчур. Выберем что-нибудь одно.

Сент-Ив быстро перечел свою записку: «Н. убьет Элис на площади Сэвен-Дайлз, если ты не выстрелишь первым. Действуй!» Забавы ради хотел было добавить «Искренне твой» и подписаться, но передумал: сейчас не время. У того, кто правит лошадьми, вожжи уже валятся из слабеющих рук. Нынешний Сент-Ив слишком нетороплив. Он повернул рукоять рычага на крышке люка, откинул ее и, соскользнув по корпусу батискафа в дождливую ночь, приземлился на колени в глубокую, полную воды канаву. Струи дождя хлестали его по лицу, и мощный шум ливня заглушал собою грохот колес мчавшегося экипажа и стук копыт.

Он выругался, неуклюже поднялся на ноги и, выбравшись из канавы, бросился бежать к дороге, карете наперерез. Та неслась вперед, управляемая человеком, который уже стал призраком из прошлого. В глазах возницы застыло выражение изумления: он узнал самого себя. Однако идея с запиской оказалась не слишком удачной: прошлое «я» на глазах теряло материальность для «я» настоящего. Сент-Ив вытянул руку с бумажкой, уповая на то, что получатель сохранил хотя бы каплю материальности. «Двойник» из прошлого шевельнул губами, но с них не слетело ни единого звука. Нагнулся, чтобы схватить письмо, но его рука прошла сквозь листок, как сквозь туман.

Сент-Ив швырнул записку вслед карете, понимая, что опоздал. «Бери же!» – выкрикнул он, но на козлах было уже пусто. «Двойник» исчез, рассыпался на атомы, растворился в эфире, а записка упорхнула в дождливую темень подобно воздушному змею, увлекаемому мощным ураганом. В отчаянии Сент-Ив с такой решимостью рванулся за бумажкой, словно был готов вечно преследовать ее по всей Англии, но вскоре оставил эту затею и вернулся к дороге, чтобы проследить, как осиротевшие вожжи хлопают лошадей по спинам, а карета, прыгая через глубокие рытвины, несется навстречу верному крушению.

Сердце Сент-Ива обливалось кровью. «Ничего, выживут», – твердил он про себя. Так или иначе, они доберутся до Крика, где врач займется сломанной рукой Кракена, а затем рванут в Лондон. Нарбондо, конечно же, окажется там много раньше, но Кракен отыщет доктора в Лаймхаусе и ошарашит своим появлением прямо посреди одной из его тошнотворных трапез, а тот сбежит. И они снова бросятся в погоню и настигнут похитителя Элис на площади Сэвен-Дайлз, когда забрезжит рассвет, и…

Вот оно, мрачное будущее, расстелено впереди. Или, вернее, мрачное прошлое, – это уж как посмотреть. Машина времени справилась великолепно, а вот он сам допустил досадный промах. И что дальше? Слезами горю не поможешь. Нужно пошевеливаться, скорее убраться отсюда, действовать, – как и призывала записка. Спешка, эта вечная спешка… Сент-Ив стоял под дождем, подставляя себя леденящим порывам ветра. Дорога терялась во мгле, и на ней уже ничего нельзя было различить.

– Куда теперь? – спросил он себя вслух. Назад, сражаться с Парсонсом? Ну уж нет. Может, стоит вернуться в башню, но за пару дней до бегства? Можно уговорить себя быть повежливее с миссис Лэнгдон, и та не уедет обиженной. А дальше? Он безоглядно ухватится за возможность привести все, что только можно, в порядок, а породит полнейший хаос, разве не так? Нет никакого смысла переживать заново наугад взятые эпизоды из жизни. Если уж вмешиваться, то лишь в одно событие. И только одну вещь надо навсегда вычеркнуть из жизни.

«А кто сказал, что его путешествия во времени меняют жизнь только к лучшему?» – пораженный, как молнией, этой внезапной мыслью, Сент-Ив буквально заледенел от ужаса. Предположим, ему удалось бы благополучно передать записку самому себе и умчаться прочь на машине времени. Тогда он и его друзья настигли бы Нарбондо в течение часа. Не было бы ни крушения кареты, ни потерянного дня в Крике, а схватка на площади Сэвен-Дайлз попросту не состоялась бы. Но тогда записка оказалась бы бессмыслицей, предупреждение – нелепой тарабарщиной. И теперь, стоя под проливным дождем у Северного тракта, Сент-Ив с содроганием осознал: жуткая ирония всей ситуации в том, что все его путешествия во времени, все его отчаянные усилия спасти Элис были не чем иным, как орудиями, приводившими в действие цепочку событий, которая заканчивалась ее смертью. Выходит, он убил ее своими руками?

Неожиданно Сент-Ив громко рассмеялся. Дождь низвергался сплошным потоком, заливая его лицо и стекая за воротник, а он кричал и улюлюкал среди грязи, стуча кулаками по латунной стенке батискафа – его нынешней машины времени, – пока вконец не выдохся, выплеснув всю энергию. Ночь была черной, кошмарной, непроглядной. Его туфли давно превратились в мокрые обмотки, облепленные грязью и илом сточной канавы. Грудь тяжело вздымалась, голова шла кругом. Но он все же заставил себя действовать и медленно полез по скобам к люку, разражаясь по пути взрывами истеричного смеха.

– Запеканка, – бормотал Сент-Ив, вслепую нащупывая крышку. – Базилик, шалфей, картофель… – Этот перечень ингредиентов ничего для него не значил, но он повторял и повторял его до тех пор, пока не занял место пилота, ощущая, что сил на неконтролируемое проявление эмоций уже не осталось, и не уставился сквозь иллюминатор в ночь. – Крестьянский сыр, – подытожил он.

Настроив координатные диски, Сент-Ив вновь привел машину в действие. Знакомая вибрация и дрожь сменились резким воем, оборвавшимся тишиной перед самым началом неотвратимого погружения в воронку по узкой крутой спирали… Когда Сент-Ив материализовался вновь, ночь наконец закончилась: сквозь толщу мутной воды пробивался яркий солнечный свет. Он оказался на дне Уиндермирского озера – подходящее место для реализации задуманного. Да и время выбрано правильно: за пятьдесят лет до рождения самого Сент-Ива. И, стало быть, здесь и в помине нет злосчастных «двойников», при встрече с ним нынешним растворяющихся в воздухе. Недосягаемый ни для Парсонса, ни для себя самого, невидимый для всех, кроме рыб, он может никуда не торопиться. Ему необходима практика – чем меньше спешки, тем лучше.

На какое-то время Сент-Ив задумался, подыскивая себе посильную задачу. В его власти вся история человечества: выбирай – не хочу. Озерное дно за иллюминатором не выглядело многообещающе, сплошь ил да водоросли. Осторожно повернув диски настройки, он дернул за рычаг. На миг черная ночь вернулась, а потом ее вновь сменил солнечный свет. Аппарат по-прежнему стоял на дне, но уже на мелководье, и в иллюминаторе виднелся кусочек голубого неба.

Сент-Ив осторожно откинул крышку люка и выглянул наружу, вполне довольный результатом. Сразу за камышами, примерно в двадцати ярдах от капсулы, начинался травянистый берег, где мирно паслись овцы. И ни одной живой души поблизости! Сент-Ив закрыл люк, поколдовал над панелью управления и снова совершил прыжок – переместился на сушу. Капсула опустилась на луг прямо посреди овец, и те, испуганно блея, бросились врассыпную. Он еще раз поднял крышку люка и осмотрелся. На берегу поодаль виднелся домик. Две женщины срезали в саду цветы. Одна внезапно обернулась и, приложив ладонь к глазам, начала вглядываться вдаль. Похоже, заметила аппарат. Вторая тоже обернулась, всмотрелась, испуганно прикрыла рот рукой и кинулась к дому.

Сент-Ив, внезапно запаниковав, нырнул в машину, захлопнул крышку люка и, внеся поправку в настройки, переместился на дно того же озера, но на пять лет вперед, подальше от людских глаз. Впрочем, что проку от сидения на глубине? И, не раздумывая долго, Сент-Ив вернулся назад на шестьдесят лет и снова опустился на луг. Не видно ни домика, ни овец. Он начал совершать короткие прыжки во времени: один прыжок – один год. Овцы появились и снова исчезли. Потом возник недостроенный дом: с десяток мужчин поднимают и устанавливают на место огромную кровельную балку. Сент-Ив переместился на час вперед. Балка уже установлена, ее подпирают вертикальные брусья. Утреннюю тишь нарушает дробный стук плотницких молотков…

Наконец он решился. Он отправится в будущее, в Харрогейт, на встречу с мистером Бингером и его собакой. Вернее, наоборот: сначала с псом, а потом уж со стариной Бингером. Это и будет испытание. Только какое? Сент-Ив на минуту задумался. Может, лучше не спасать собаку? Это дало бы более точный ответ на донимающие его вопросы. Хотя исход-то ему известен: Пушок погибнет. Угодит под колеса той колымаги. Значит, пока выбора нет.

Он высадился в ярде от Боу-стрит, за углом закусочной «Воронье гнездо». На сей раз не колебался. Выбрался наружу, припустил по тротуару и замедлил свой бег уже почти у перекрестка, вовсю предвкушая, как выскочит из-за угла, выхватит собаку из-под копыт и покажет Парсонсу нос.

Что-то, однако, пошло не так. Сент-Ив понял это, когда не услышал ни лая, ни скрипа груженой телеги: он явился слишком рано. Осознав свою ошибку, резко развернулся и бросился назад к машине. Вот только… Насколько раньше положенного времени он прибыл? У Сент-Ива имелась одна догадка, но рисковать не стоило: действовать нужно наверняка. Он свернул на заросший сорняками пустырь позади «Вороньего гнезда» и, крадучись, двинулся вдоль стены закусочной. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что за углом никого, осторожно приник к заднему окну почти пустого заведения и увидел там себя – человека из прошлого, только что уронившего вилку себе на брюки. Сидевший за столом Сент-Ив медленно повернулся к окну и на долю секунды встретился глазами с Сент-Ивом нынешним, но и этого краткого взгляда было вполне достаточно, чтобы оба поняли, сколь он измучен, нелеп и жалок.

«Вот тебе урок на будущее», – подумал Сент-Ив и бросился бежать, предоставив своему прошлому «я» разбираться с этой загадкой. Он забрался в машину, передвинул диск настройки времени на пять минут вперед и совершил новый прыжок. Открыв люк, услышал яростный собачий лай и поспешно вылез наружу, не отрывая взгляда от перекрестка, к которому уже приближалась телега. Боже! Неужели опоздал? Сент-Ив скатился на землю и пустился бежать, но лай вдруг оборвался тонким страдальческим визгом, после чего наступила тишина. Извозчик выругался, одна из лошадей с ржанием встала на дыбы.

Борясь с приступом паники, взмокший Сент-Ив вернулся в машину, слегка тронул диск, переводя время на двадцать секунд назад. Совершив мгновенный прыжок, без промедления выскочил из люка и помчался к перекрестку. Снова послышался грохот несущейся телеги, но ее самой еще не было видно, зато в воздухе уже разносился звонкий лай Пушка, которому вторило свирепое рычание мастиффа.

Пробегая мимо Парсонса, Сент-Ив ловко соскочил с тротуара – оторопевший ученый секретарь Академии только глаза вытаращил. Сент-Ив раскинул руки, нагнулся и вмиг сгреб собаку в объятия: сам чуть было не попал под копыта, но успел отшатнуться назад и в сторону, развернулся и, крепко прижимая к себе беспокойную животину, слегка пошатываясь, направился к тротуару. Там он выпустил пса из рук, потратил еще одну драгоценную секунду на мастиффа – кинулся на него с безумным криком. Свирепый зверь поджал хвост и, с воем пустившись наутек, скрылся за галантерейной лавкой.

– Жми! – выдохнул Сент-Ив самому себе и бросился бежать по Боу-стрит, преследуемый Парсонсом, который пыхтел за спиной, не забывая придерживать шляпу. Подгоняемый радостью от успеха, Сент-Ив легко оставил престарелого ученого позади, забрался в машину и захлопнул люк. Куда теперь? Внезапно ему пришло в голову, что он знает, куда должен направиться. Все необходимые вычисления были произведены еще на дне озера.

Вращая настроечные диски, он ждал, что Парсонс вот-вот доковыляет сюда и либо заберется на батискаф, либо заглянет в иллюминатор, грозя ему кулаком. Но нет.

«Нечего Парсонсу тут делать», – осенило вдруг Сент-Ива. В находчивости старику не откажешь: он уже ищет констебля и реквизирует экипаж, чтобы поскорее ворваться в поместье и разнести в щепы дверь силосной башни. Сент-Ив дернул за рычаг, приводя в действие машину лорда Келвина, и ощутил знакомое стремительное падение сквозь медленно ползущие годы. Вновь он обрел себя в лондонском районе Лаймхаус, в один из дней осени 1835 года.

ЛАЙМХАУС

Над Лондоном висел холодный осенний туман, и Сент-Ив счел это добрым предзнаменованием: возможно, удача все же повернется к нему лицом.

Густая пелена скроет его перемещения по крыше, хотя и ему самому трудно будет что-либо разглядеть. Правда, луна светит довольно ярко, что отчасти упростит задачу, однако придется проявлять осторожность: ходить на полусогнутых и прятаться за трубами.

Сент-Ив посмотрел вниз, и сцена, представшая его взору, на мгновение пленила его: в окнах домов на Пеннифилдс и на уходившей вдаль Вест-Индиа-Док-роуд мерцали огни; несмотря на поздний час, улицы оказались запружены народом – в основном моряками в самом пестром облачении. Кого здесь только не было: индийцы, африканцы, голландцы и бог знает кто еще… Короче, иноземцы всех мастей, перемешавшиеся с местным населением – разносчиками угля, портовыми грузчиками, закупщиками, лоточниками и тысячами облаченных в рубище бездомных, которые в хорошую погоду спали прямо на улицах, а в плохую – под мостами.

Кровельные балки просели под тяжестью аппарата, но прямо сейчас машине ничто не грозило, а Сент-Ив не собирался задерживаться ни минуты сверх необходимого. Вот только «необходимого» – для чего? Что-то толкнуло его отправиться в Лаймхаус, но ученый понял вдруг, что не в силах назвать причину.

Прямо под ним, в мансарде над лавкой старьевщика, лежал в кроватке маленький Игнасио Нарбондо и, вероятно, спал. Сколько ему сейчас? Три годика? Четыре? Этого Сент-Ив не знал наверняка, как не догадывался и о том, в порыве каких чувств прибыл именно сюда. Он без всякого труда может придушить Нарбондо во сне и тем самым избавит мир от одного из самых гнусных и опасных преступников… Но сама эта мысль выглядела настолько отвратительной, что Сент-Ив едва не преисполнился презрения к самому себе за то, что вообще допустил ее в сознание. Затем он подумал об Элис и со вздохом признал: все же убийство не по его части. Он просто хотел поближе изучить свою Немезиду, раз есть такая возможность, хотел узнать, какие силы в бескрайней Вселенной сговорились превратить этого невинного младенца в то, чем он стал.

Лаймхаус бурлил. Было время прилива, и навигация шла полным ходом – причалы забиты кораблями, стоявшими под погрузкой или разгрузкой, невзирая на отсутствие солнечного света или поздний час. Прямо под Сент-Ивом из открытой двери лавки на улицу падала полоска света, рассекая туман и освещая кучу барахла – груду железного лома, ветхих замусоленных пальто, грязных бутылок, посуды, белья и прочих выброшенных за ненадобностью хозяйственных принадлежностей. Вероятно, им можно найти еще какое-то применение, но Сент-Ив при всем старании не мог вообразить, до какой степени нищеты должен дойти человек, чтобы хоть как-то использовать эти отбросы. Внезапно он ощутил ужас и безысходность, с которыми обитатели этого квартала давно смирились. И тут, как по заказу, начала болеть голова – и неудивительно: ученый уже забыл, когда последний раз спал. В минуты наибольшей усталости Сент-Ив всегда почему-то предавался путаным философским рассуждениям, так что счел последние свои мысли верным признаком умственного переутомления.

– Поспеши! – пробормотал он, словно обращаясь к женщине, которая сидела на крыльце внизу и зорко, как бесценное сокровище, сторожила вынесенный из лавки хлам. Сент-Ив смотрел на обтрепанный капор на ее голове, на угольки в чашке ее короткой трубки и пытался представить, каково это – провести всю жизнь в пространстве, суженном до пары грязных улиц, время от времени утешая себя стаканчиком дрянного джина.

В конце концов, сочтя эти размышления пустой тратой времени, Сент-Ив попятился от края крыши и обернулся к высокому чердачному окну за спиной: подслеповатое око его стекол, испещренных трещинами и потеками грязи, с равнодушием взирало на туман и печные трубы. Осторожно ступая по кровельным листам, Сент-Ив приблизился к окну в надежде, что оно не заперто, – впрочем, он был готов применить силу, чтобы открыть. В кармане у него звенела целая горсть серебра. «Интересно, – думал он, – какое впечатление произведет странно одетый незнакомец, среди ночи пробравшийся через окно с единственной целью: рассыпать в доме деньги?» А именно это Сент-Ив намеревался сделать, если его застукают во время взлома. Затея ходить на цыпочках по крышам домов вдоль по Пеннифилдс, одаривая шиллингами озадаченных бедняков, на миг показалась даже заманчивой, но воодушевление тут же сменилось гадливостью: тщеславия в этой идее было больше, чем милосердия. Вероятнее всего, еще до рассвета серебро понадобится ему самому, – чтобы купить свободу.

Задвижки не было и в помине – створки удерживала сложенная в несколько раз бумажка. Сент-Ив распахнул окно, сунулся в мрак проема, жалея, что не захватил с собой фонарь, и едва не задохнулся от наполнявшего комнату зловония. Держась за оконную раму, стал нащупывать ногой пол и чуть не наступил на что-то мягкое, которое завозилось и издало слабый стон. Резко отдернув ногу, Сент-Ив упер ее в подоконник и замер испуганным, готовым броситься прочь животным. Глаза мало-помалу привыкли к темноте; несмотря на густеющий туман, ночь по-прежнему озарял бледный лунный свет.

Мебели в комнате почти не было: старая кровать у стены напротив, пара деревянных стульев, колченогий стол да щелястый буфет – почти пустой, если не считать нескольких тарелок и стаканов. На столе лежала раскрытая книга; множество других было сложено в стопки возле стен и валялось на полу. Это богатство человеческой мысли, взятое вместе, выглядело здесь неуместной роскошью, как экзотическое сокровище, кучей сваленное пиратами в темной и затхлой пещере. Снизу донесся тяжелый вздох, тряпки под ногами Сент-Ива вновь зашевелились, и прикрытый ими ребенок зашелся в долгом кашле. Второй обитатель мансарды, занимавший кровать, спал беспробудным сном: звуки ничуть его не потревожили.

Со всею осторожностью, стараясь не задеть спящего, Сент-Ив опустил ногу на пол, перенес на нее тяжесть тела и, оказавшись в комнате, притворил окно. Подойдя к столу, он склонился над книгой, отпечатанной с виду относительно недавно, и не без оторопи узнал в ней иллюстрированный том «Потрошения живых существ в экспериментальных целях» под редакцией Игнасио Нарбондо. Качая головой, Сент-Ив прикинул, сколько же времени прошло с тех пор, как Нарбондо-старший был сослан на каторгу за свои занятия вивисекцией: не так уж и много, всего пара лет. Видимо, эти книги – единственное, что унаследовала осиротевшая семья… Не считая, разумеется, наследственной тяги отпрыска ко всякого рода извращенным знаниям. И вот теперь сын, как бы юн он ни был, уже следовал по кровавым отцовским стопам.

Спавший на полу мальчик громко задышал: затрудненное, хриплое, с клекотом дыхание застойных легких. Сент-Ив нагнулся над судорожно скрюченным тельцем и осторожно откинул грязное одеяло. Малыш лежал на боку в неловкой позе, с откинутой головой и вытянутой шеей, словно инстинктивно стремясь очистить забитое мокротой горло. Тонкие ручки-палочки и мертвенно-бледные впалые щеки. Легким касанием пальцев Сент-Ив огладил спину мальчика, нащупывая искривление, которое однажды разовьется в отчетливо различимый горб… Странно, но никакой патологии он не выявил: спина ребенка была пряма и упруга, лишь плоть горела лихорадочным жаром. Даже сквозь тонкое одеяло было слышно, как при каждом вдохе в стесненных легких клокочет воздух. Сент-Ив выпрямился, еще раз оглядел комнату, затем быстро подошел к буфету и достал с полки высокий фужер. Вернувшись к мальчику, опустил края фужера к его спине, приложил ухо к донышку и вслушался. Легкие воспалены: слизь булькала в них, как жидкая грязь в сточном колодце.

Ребенок вновь зашелся в кашле, и на его губах выступила окрашенная кровью пена. Отшатнувшись, Сент-Ив выпрямился. Диагноз был очевиден: пневмония, причем довольно запущенная, осложненная постоянными приступами рвоты. С таким ослабленным организмом ребенку долго не протянуть: это осознание накрыло Сент-Ива холодным потоком воды, прорвавшей плотину. Убийство вне обсуждения. Оно совершенно излишне, даже если бы Сент-Ив решился пойти на такое: естественные условия жизни в повальной нищете этого грязного, перенаселенного городского района сделают свое дело. Они убьют Нарбондо так же верно, как выпущенная в голову пуля. Сент-Иву оставалось лишь выбраться через окно на крышу и раствориться в будущем.

И все же такой вывод противоречил непреложной истине, какой ее представлял себе Сент-Ив: как, позвольте спросить, Нарбондо в обозримом будущем отправится на виселицу, если скончается прямо сейчас? Допустим, человеку под силу изменить будущее, но может ли будущее изменить самое себя? Раздумывая над этим, ученый напряженно вглядывался в лицо спящего ребенка. Мало света… Сент-Ив снова отошел к буфету и начал осторожно открывать дверцы одну за другой, пока не отыскал свечи и серные спички. Женщина на кровати не проснется: насквозь пропитанная джином, она вовсю храпит, спрятав голову под одеялами. Сент-Ив чиркнул спичкой, зажег свечу и, склонившись над малышом, осмотрел лицо, выискивая вероломную сыпь. Ничего – только влажная от пота бледная кожа, характерная для вечно недоедающих больных детей.

Никаких шансов: мальчик умрет завтра. От силы послезавтра. Пневмококковый менингит – таков окончательный диагноз. Пусть поспешный, поставленный при свечах и с помощью перевернутого фужера, но это вне всяких сомнений пневмония, и ее одной достаточно, чтобы свести в могилу. Сент-Ив постоял еще немного, размышляя над скрючившимся на полу тельцем. Что ж, менингит вполне объясняет возникновение горба. Если Нарбондо каким-то чудом удастся выжить, нанесенный болезнью вред с годами скрутит его хребет в дугу.

Точно ли он оценил состояние ребенка, в принципе не важно. Мальчик обречен; уж в этом-то Сент-Ив ничуть не сомневался. Он прикрыл ребенка одеялом, скинул свое пальто и набросил сверху; мальчик дышал теперь очень часто, как щенок, утомленный беготней по жаре. Приравнять этого маленького страдальца к чудовищу, в которое Сент-Ив выстрелил на площади Сэвен-Дайлз, ученый никак не мог. Не получалось. Два совершенно разных человека. «Время и случай», – подумалось ему. Еще и полгода не минуло с той поры, как он произнес эти слова в попытке объяснить, как дошел до жизни такой… И его вновь объяли тоска и чувство тщетности всего сущего.

Человечество представилось ему скоплением маленьких испуганных зверьков, которые отчаянно барахтаются в черной трясине. Мудрено ли забыть о давних проблесках счастья! А это обреченное дитя наверняка ни о каком счастье и не ведало… Сент-Ив со вздохом потер лоб, стремясь развеять сковавшую его усталость: подобные мысли никогда ни к чему хорошему не приводили. Лучше отдать их на откуп философам, – у тех хотя бы бутылка бренди всегда под рукой. Здесь и сейчас, при виде хрипящего на полу мальчишки все высоконаучные абстракции и вовсе казались бессмысленны. Сент-Ив кивнул, приняв внезапное решение.