Текст книги "Пламя и Пыль"

Автор книги: Джеймс Алан Гарднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Для чего Паук предназначен? Кто его построил? Этого Мириам не знала. Однако она смогла назвать тех, кто прибыл сюда вместе с ней десять дней назад.

Ее прямым начальником был тот самый дроу, но поскольку умертвие растерзало беднягу на кровавое конфетти, мы не стали уточнять его имя.

Дроу подчинялся нашему знакомцу, Беловолосому, которого на самом деле звали Петров. Петров был родом откуда-то с Прайма, из мира, где не было почти ничего, кроме льда. Мириам не помнила, как он зовется, впрочем, нас это мало интересовало. Надо сказать, что в подобных, так называемых, ледяных мирах, как правило, есть место и зеленым полям, и озерам, и даже джунглям. И когда какой-нибудь Петров заявляет, что его мир покрыт льдом, это чаще всего означает, что родом он из обычного мира, просто жил в его холодных краях. Народ на Прайме так ограничен, что ничего не знает толком даже о своей родине, чего уж там говорить о мультивселенной.

Петров стоял на второй ступени иерархической лестницы. Выше него находились лишь две влиятельные фигуры, контролировавшие все, что происходило на Стеклянном Пауке. Один из них звал себя Фоксом, хотя Мириам полагала, что ему больше подходит прозвище «Лоботряс». Фокс испытывал страсть к огню, похожую на любовь к женщине; он смотрел на пламя часами, разговаривая с ним и прислушиваясь, словно оно могло ответить ему. Благодаря разным заклинаниям он был способен выдерживать жар огня, купаясь в нем и окутывая себя плащом из языков пламени. Неудивительно, что именно Фокс создал огненные жезлы, использованные в Суде, а также спланировал все остальные поджоги, от которых пострадали резиденции фракций. Самый первый инцидент – бунт в Привратной Обители – начался, когда Фокс вырвался из камеры с мягкими стенами, где его держали все последние годы.

Его побег состоялся благодаря помощи другого лидера этой группы, женщины по имени Риви. Она не была чародейкой; по словам Мириам, Риви ненавидела чародеев (что не мешало ей уживаться с таким ненормальным, как Фокс), хотя была способна на вещи, которые казались Мириам самой настоящей магией, например, могла читать мысли или посылать своим подчиненным ментальные приказы, находившие их в любом месте здания.

– А, – сказал Иезекия, – так она, наверное, псионик.

– Тебе-то откуда знать про псиоников? – спросил я.

– А как, по-твоему, я телепортируюсь? – ответил он – Я ведь тебе не волшебник.

– Вообще-то я полагал, что волшебник.

– Ну, нет. Разум превыше материи.

Хм. Если на такое способен разум Иезекии, материя многое теряет в моих глазах.

* * *

Мириам не знала, что задумали Фокс и Риви, но ей было известно, что они пытаются отыскать нечто, давным-давно похороненное на этом плане. Этот загадочный предмет уже был найден однажды, и произошло это во время экспедиции под руководством Фелиции ДеВэйл, матери Уны. Фокс принимал участие в той экспедиции наравне с членами других фракций. Тогда они обошли несколько планов, включая План Пыли, и в конце случайно очутились посреди Серых Пустошей, обнаружив, что находятся между двух враждующих армий бушующей там Кровавой Войны.

Большая часть команды сразу погибла. Фокс сошел с ума, угодив под пагубное действие магии, но нескольким уцелевшим, включая саму Фелицию, чудом удалось спастись. Они вытащили Фокса и добрались до Сигила. Как и положено, оставшиеся в живых были обязаны доложить обо всем случившемся, сдав отчеты в архивы своих фракций. И, разумеется, Фокс решил выкрасть эти отчеты сразу, как только Риви его освободила. Его желание вновь оказаться на Плане Пыли наводило на мысль, что экспедиция обнаружила здесь некую ценную вещь, но по каким-то причинам не захватила ее с собой. И вот Фокс вернулся, чтобы забрать ее, используя для этого украденную информацию.

Рассказ Мириам добавил новых загадок в картину происходящего, но эти вопросы могли подождать. По крайней мере, теперь мы кое-что знали о своих противниках: маге огня по имени Фокс, псионике Риви и банде головорезов из Сигила. Однако меня по-прежнему тревожил один вопрос:

– Если Петров со своими людьми возьмет пленников, куда он их денет?

– Отправит к Риви, – без промедления ответила Мириам. – Она может делать с чужими мозгами разные штуки. Она может... изменить тебя. Когда они с Фоксом собирали команду, она наняла двух первоклассных дельцов. Но была одна неувязка: воры не стали бы вместе работать – один был гит'янки, а другой гитзерай. А эти люто ненавидят друг друга. Так вот, Риви взяла их к себе на пару часов, и знаешь что? Теперь это друзья на всю жизнь. Она сделала что-то жуткое с их мозгами, точно тебе говорю.

– Такое правда возможно? – спросил я шепотом у Иезекии. Меня злило, что приходится спрашивать это у Простака, но среди нас только он один разбирался в псионике.

– Поменять мышление бывает трудно, – шепнул он в ответ. – Но поменять его навсегда гораздо сложнее. Как-то раз дядюшка Тоби потратил целый день, чтобы не дать двум королям объявить друг другу войну. Конечно, пришлось обработать и военачальников, а то бы вышло быстрее.

– Так этот твой дядя... он как бы переписал им мысли? – Я представил себе, как парой взмахов кисти делаю лицо на портрете из мрачного улыбающимся. Для дядюшки Тоби это так же легко? А для Риви? Если у нее было время заняться Ясмин, поиздеваться над ее разумом...

– Мы должны их спасти, – произнес я. – Как можно скорее.

– Где мы можем найти эту Риви? – тихо спросил Уизл.

– Ее апартаменты на нижнем уровне, – ответила Мириам. – Могу показать.

Я вопросительно взглянул на Уизла.

– Мы не можем ей доверять, – произнес гном, отвечая на мой невысказанный вопрос. – Но, с другой стороны, будет разумнее взять ее с собой, нежели отпустить или убить. Пока она с нами, у нее есть стимул сотрудничать. – Он обернулся к женщине: – Ты понимаешь, что сделают эти умертвия, если ты попытаешься нас предать?

Умертвия покосились на нее, ухмыляясь, но она в ответ лишь вздернула подбородок.

– Эта игра мне знакома, – ответила Мириам. – Я буду играть по правилам.

– А я за ней прослежу, – промолвил Иезекия. – Теперь она под моим надзором.

Он встал рядом с ней и улыбнулся. И вдруг снова стал вызывать ужас – ни один мускул не дрогнул на лице Иезекии, но в его улыбке проступило злое веселье убийцы и невинная безмятежность ребенка, способного хладнокровно убить свою мать. В ней отразилась вся сущность детской жестокости: дразнилки, угрозы, изощренные издевательства над жуками и младшими братьями и сестрами.

– Ты у меня будешь паинькой, правда? – сказал Иезекия Мириам. И снова стал прежним Простаком: улыбка как улыбка, а лицо – всего лишь лицо восемнадцатилетнего парня

Я был не в силах смотреть на него.

– Можешь не волноваться, – пробормотала Мириам. – Ты же мой босс. – Она отстранилась от него, опустив голову, как собака, выражающая волку свою покорность.

– Ну, значит, договорились, – произнес парень. – Идем дальше.

* * *

Пустив в авангарде двоих умертвий, мы двинулись дальше по коридору. Внизу, на арене, окруженной кольцом Стеклянного Паука, другие умертвия продолжали рыться в пыли в поисках неизвестно чего. Интересно, насколько велика их цель? Чтобы отыскать нечто размером с иголку, потребуется не один день, но если эта штука побольше, вроде книги заклинаний или магического меча, скоро ее должны обнаружить. Места для поисков много, но и умертвий достаточно.

Если мы не вызволим наших друзей прежде, чем твари найдут то, что ищут, у нас будут большие проблемы. Ради какой-нибудь безделушки такую кашу заваривать не станут.

Вскоре мы вышли на очередной перекресток между кольцом и ногой Паука. Как и в предыдущем случае, местом соединения служила меблированная гостиная, однако, на сей раз из центра комнаты вниз спускалась спиральная лестница. Лестница была металлической и неокрашенной, но я не видел на ней ни единого пятна ржавчины, как будто ее ступени ежедневно драила бригада умертвий с наждачной бумагой, или же это место поддерживалось в первозданном виде при помощи магии. Я бы поставил на магию: Стеклянный Паук был в отличном состоянии, но в воздухе витал особый дух старины, словно века пролетели для здания незаметно, не оставив на нем следа времени.

Мириам показала, что нам нужно спускаться. Уизл остановил ее и выслал вперед двоих умертвий – проверить, все ли внизу спокойно. Они вернулись, скаля зубы в улыбке и своим спокойным шипением показывая, что никакой засады не обнаружено. Разделив умертвий на передовой отряд, прикрытие с тыла и охрану Мириам, мы двинулись вниз по ступеням.

Постепенно я начал улавливать отдаленный гул. Сначала я не мог понять, что это за звук, но потом вспомнил, как однажды посетил Куранты Госпожи, огромную башню с часами, что стоит неподалеку от Палаты Заседаний в Сигиле. Верхние этажи башни содрогались от щелканья механизмов, шума вращающихся маховиков и треска противовесов, тянущих время вперед. Доносящееся до меня гудение было похоже на механический гул гигантской, мерно работающей машины. Должно быть, мы приближались к машинному отделению Стеклянного Паука.

Длинный сводчатый коридор уводил нас все дальше от лестницы, и вскоре воздух наполнился всевозможными запахами металла: металла обнаженного, раскаленного, покрытого маслом. Наш путь освещался стеклянными сферами, что висели под потолком. Каждая такая сфера горела ярким и ровным светом, словно внутри нее пылал маленький огонек. Я заметил, как Иезекия взял Мириам за руку. Разумеется, ему не хотелось, чтобы она сбежала, когда он сам взялся за ней присматривать.

С каждым шагом гудение становилось все громче. Впереди была открытая дверь, а за ней комната, полная металлических механизмов. Я узнал шестерни, передаточные ремни, кабели и прочие простые приспособления, однако назначение большинства агрегатов для меня было непостижимо. Кто поймет, для чего служит ряд квадратных кристаллов со светящимися иероглифами или огромные металлические барабаны, изредка стравливающие пар через раскаленные докрасна краны? Зачем нужны дюжины поршней, снующих вверх-вниз внутри дымящихся цилиндров? Или золотые сталактиты, укрепленные над медными сталагмитами, между концами которых то и дело проскакивают мостики молний? Ясно было одно: раскаленный и пропитанный парами масла воздух делал зал похожим на огненное преддверие ада.

Уизл вновь остановил нас и вопросительно посмотрел на Мириам.

– Здесь всегда так, – пожала плечами женщина. – Ты же гном, и должен разбираться в устройствах.

– Я разбираюсь в смерти, а не в устройствах, – ответил Уизл. – Мы уже близки к тому месту, где находится Риви?

– Ее апартаменты в этом машинном отделении, – сказала Мириам. – Ей здесь нравится.

– Но как она спит в таком шуме?

– Говорит, что это дисциплинирует. Она просто помешана на дисциплине.

– Почему-то меня это не удивляет, – пробормотал я. Но Уизл уже повел нас вперед.

* * *

Машинное отделение, в котором полно движущихся деталей – не место для человека с нервами, натянутыми до предела. Лязгнула шестеренка – и ты оборачиваешься в ожидании нападения. Вырвалось из клапана облачко пара – и тебе кажется, что это какой-то призрак. Поршни стучат, ремни хлопают; столько движения и столько укрытий, где может спрятаться враг. Я то и дело из-за чего-нибудь дергался.

– Там, в углу, находится комната управления, – за лязгом механизмов послышался голос Мириам. – В ней Риви проводит почти все свое время.

– Оставайся с Иезекией, – ответил я. – Мы с Уизлом проведаем, дома она или нет.

– Постарайтесь ее сразу же вырубить, – посоветовала Мириам, – или она вывихнет вам мозги.

– Никакой преданности бывшему боссу? – хмыкнул я.

– Какая преданность? – ответила она. – Если вы не покончите с Риви, она превратит мои мозги в сыр за то, что я вам помогла.

– Мы попробуем избежать подобного исхода, – сказал Уизл. Коротко поклонившись, он выбрал нескольких умертвий и жестом предложил мне пойти вперед.

Комната управления находилась в углу, за толстыми бетонными стенами без единого окна. Странно, разве при управлении механизмами не надо глядеть за тем, как работают агрегаты? С другой стороны, эта комната могла служить не столько командным пунктом, откуда спокойно следят за приборами, сколько бункером, в котором можно укрыться в случае, если нажал не ту кнопку.

Дверь в комнату была закрыта. Я встал с одной стороны, Уизл – с другой, умертвия замерли прямо напротив входа, готовые устремиться в атаку, как только я поверну ручку. Уизл поднял руку и начал отсчет на пальцах: три, два, один. Щелчок – я распахнул дверь, и умертвия, скребя когтями по полу, бросились внутрь. Я заскочил следом с рапирой в руках, намереваясь проткнуть всякого, кто способен малевать гадости в чужих головах.

Никого не было дома.

Но, несомненно, здесь кто-то жил. В дальнем углу ютилась небольшая кровать, жесткие простыни были сложены и заправлены с аккуратностью, которой позавидовал бы самый придирчивый член Гармониума. Вдоль стен стояли деревянные столы, на которых лежали ровные стопки бумаг, многочисленные книги были составлены в алфавитном порядке, а свитки бережно свернуты вокруг сосновых штырьков. Казалось, сам воздух этого места, дышал порядком и дисциплиной.

– Риви здесь нет, – обернулся я.

– Это так, – кивнул Уизл, – но здесь ее библиотека, которая может помочь нам узнать о ее намерениях.

– Да тут надо несколько дней, чтобы все это прочитать, если, конечно, тексты написаны на понятном нам языке. Идем отсюда.

– Думаю, у нас найдется минутка, чтобы взглянуть на страницу-другую, – сказал Уизл.

Я обвел рукой коллекцию:

– Какую именно?

– Самую старую. – Гном прошаркал к ближайшему столу и внимательно осмотрел стопки. Бумаги, грубые пергаменты, искусно выделанная кожа, папирусы. – Старейшие записи, – продолжил он, – способны многое разъяснить. Покрытые тайной секреты. Забытые истины. – Он перешел к следующему столу. – В свое время я изучил несколько древних языков и могу вполне бегло... ага, вот это уже интересно.

Он привстал на цыпочки и сдвинул в сторону стопку бумаг, вытащив из-под нее глиняную дощечку, испещренную грубо нацарапанными знаками, похожими на мышиные следы. Когда-то дощечка была разбита на три части, но Риви, или кто-то другой, пригнала обломки друг к другу, наложив их поверх нового слоя глины. Я был вынужден признать, что дощечка казалась самым древним документом в этой комнате.

– Ты можешь ее прочесть? – поинтересовался я.

– Эти символы мне знакомы, – ответил Уизл. – Этот язык называется уркским, и он невероятно древний. Говорят, что он старше самых старых богов. Никто не знает, как произносятся его слова, но мои наставники научили меня расшифровывать надписи, сделанные на нем. После Урков, кем бы они ни были, осталось множество текстов, большая часть которых связана с непостижимыми гранями их культуры, но это... это что-то другое.

– И что там написано?

– Давайте посмотрим. Слово ученого мужа... не могу разобрать его имя, ну да ладно. Слово ученого мужа такого-то к своей повелительнице: «Знай же, о Королева...»

* * *

"Знай же, о Королева, что в глубинах прошлого все было иначе, чем в наши дни. То было время, когда секрет магии был сокрыт от семи народов; поистине, некоторые ученые утверждают, что магия еще не существовала в те далекие времена, когда одни только люди жили в новом и бесхитростном мире.

Но цветок магии распустился, и в мире наступили сложные времена. Маги познали в себе великую силу; некоторые из них пустили ее на добро, другие же использовали свое могущество во зло. И часто было так, что враждующие волшебники затевали ужасные войны, опустошавшие многие земли, и невинные люди тысячами гибли в этих жестоких кровопролитиях.

То было время, когда наши боги еще не родились. Иные сказания говорят, что те создания, что населяли тайные уголки мира, не были вовсе богами, но орудия невиданного могущества были во власти тех смертных, и люди принимали их за богов. Мне не дано знать всей правды о событиях тех лет, о Королева, но одно я могу сказать: были и другие силы, силы небесные, что взирали на бесчинства и разрушения, творившиеся руками магов, и велика была их печаль.

Одни из них пожелали обуздать разрушения и создали своих чародеев, что звались жрецами, и сила их была в послушании и подчинении воле покровителя своего. Отсюда пошел порядок, когда боги даруют заклинания своим самым праведным послушникам.

Иные же верили, что глупо сражаться магией против магии. «Истинно», – говорили они, – «лучший способ прекратить безумие – это прекратить саму магию». Многие дни спорили силы, как им поступить. Потоки магии наполняли мультивселенную, и не было никого, способного их исчерпать. Но, наконец, группа сил, что были превыше прочих, нашла такое решение: нельзя перекрыть источник магии, но можно оградить меньшие создания от его потоков, чтобы ни люди, ни кто иной не могли более владеть сущностью волшебства.

И собрались величайшие из тех сил. Их имена позабылись, и знаем мы о них только то, что это были Воин, Поэт, Колдунья, Проситель, Целитель, Ученый и Смерть. Собрав все свои знания, они создали смехотворно простую вещь – мельницу, вроде той, что используют селяне для помола перца или соли. Однако белая пыль сыпалась из той мельницы, и не было ей конца.

Простой была та вещица, но не простой оказалась пыль. В присутствии магии вспыхивала она жарким огнем, столь чистым и нестерпимым, что горели в нем даже демоны преисподней. Представь же себе, о Королева, что произойдет с Твоим придворным магом, случись ему иметь на коже или облачении своем частицы той пыли. Призвав потоки магической энергии, чтобы сотворить заклинание, он обратит себя в факел; кожа его обуглится, а одежды займутся огнем! Охваченный болью, не сможет он завершить заклинание, а заставив себя продолжить, и вовсе сгорит, рассыпавшись пеплом.

Таков был план небесных сил – намолов пыли, развеять ее по миру, по всем до единого слоям мультивселенной. И ляжет она повсюду: на людей, растения и животных, на дома и моря; и не будет магам от нее спасения. Она сядет на их тела, их одежду, их пищу и питье... и никаким способом невозможно будет от нее отмыться.

Вооружившись мельницей, начали силы свое странствие по Десяти Тысячам Миров. И всюду, где сыпалась пыль, прекращалось всякое колдовство. Иные маги пытались оградить себя защитными заклинаниями; но как они могли это сделать? Даже те, кто не был подвластен огню, кто мог танцевать в языках пламени и пить расплавленный камень, оказались бессильны пред всепоглощающим жаром пыли. Так было остановлено колдовство, и на время Десять Тысяч Миров вернулись к прежней, бесхитростной жизни без магии. И верится мне, многие вздохнули тогда с облегчением.

Но как же другие небесные силы, что наградили своих служителей собственной магией? Гнев их не знал границ; ведь имея своих последователей, они наслаждались влиянием, что поддерживалось жрецами. Но без магии жрецы превратились в обычных смертных. Верующие начали вопрошать: «Стоит ли почитать подобного бога?» Люди готовы склонять головы перед любым божеством, покуда им сулят воздаяние за послушание или кару за непокорность; но коль скоро награды и наказания прекратятся, верующие сразу же осознают, что одни божества заслуживают меньшего почитания, чем другие.

Велика была ярость богов, испытавших пренебрежение своей паствы, и восстали они против создателей мельницы, и объявили войну отмщения. Долго сотрясались небеса от звуков той битвы. Семь создателей были могущественнейшими из сил, но разгневанные боги превзошли их числом, и семеро были повержены. Мне не известна их судьба, о Королева; одни ученые умы говорят, что создателей уничтожили и вычеркнули из памяти, другие – что семеро были разорваны на части, но потом возродились, дабы стать божествами, которым мы поклоняемся ныне.

Но была еще мельница, разрушить которую силы небесные не сумели, как не смогли они прекратить приток пыли, убивающей магию. И тогда их решением стала новая мельница и новая пыль, только бурого цвета, что берет и отводит от белой магические потоки. Я поведал тебе, о Королева, что случится с Твоим придворным магом, попытайся он сотворить заклинание, неся на себе следы белой пыли. Но если на нем будет также и бурая, она подействует как воронка, что отнимает силу у белой пыли и направляет ее в распоряжение мага. Не вспыхнет белая пыль, а магические потоки станут еще интенсивнее.

Знай же, о Королева, что и маг Твой, и каждая вещь в природе несут на себе хотя бы частицу и той, и другой пыли. По всему миру развеяли свою пыль создатели первой мельницы, но то же сделали их противники, рассеяв своей столько, чтобы уравновесить их действие. И в тот миг, когда равновесие наступило, обе мельницы были связаны воедино, подобно Мировой Солонке и Перечнице, и выброшены богами на пустой план бытия. По сей день продолжают молоть мельницы. От одного горизонта до другого заполнился пылью тот план, но нет ей конца, и будет она прибывать до скончания времен.

Так говорят сказания".

* * *

Уизл закончил читать, и несколько секунд мы оба молчали. Притихли даже умертвия, их горящие глаза смотрели куда-то вдаль.

– Мириам говорила, что Риви ненавидит магию, – произнес я, наконец.

– Да, – кивнул Уизл. – И если она найдет обе мельницы... Одна делает невозможным творить заклинания, а другая нейтрализует ее. В паре это чрезвычайно могущественное оружие.

– Что же получится, – спросил я, – если она развеет белую пыль над битвой? А себя и своих союзников защитит бурой?

– Магия часто решает исход сражений, – ответил Уизл, – особенно, когда ее нет у противника. Используя должную тактику, Риви превратится в настоящую угрозу.

– В конце концов, – сказал я, – ее обязательно остановит кто-нибудь из богов. Он вмешается и отберет у нее мельницы.

Уизл покачал головой.

– Думаю, если один из богов решит завладеть столь сильными артефактами, то остальные не дадут ему этого сделать. Скажем, кто-то из Сил добра предъявит права на мельницы; Силы зла, опасаясь, что оружие будет использовано во имя торжества добродетели, постараются отвоевать их себе. Подобное столкновение может вылиться в Рагнарёк, последнюю битву богов, в которой будет уничтожено мироздание. Нет, – сказал Уизл, – боги будут всячески избегать вмешательства... но если это сделает хоть один, Риви станет наименьшей из проблем для мультивселенной.

– Но что если она попытается захватить Сигил? – возразил я. – Что если она пустит пыль и приведет армию, вооруженную магией? Госпожа Боли просто вынуждена будет вмешаться, ведь защищать Сигил – ее работа.

– Госпожа Боли может как быть, так и не быть богиней, – ответил Уизл. – Она вечная хранительница Сигила и его самая большая загадка. Допустим, она просто маг; в таком случае Госпожа Боли станет так же беспомощна, как и любой уличный чародей. Но если она все же богиня... то, как я уже сказал, боги, независимо от своих убеждений, объединятся, чтобы не дать другой Силе получить мельницы. Ведь кто знает, чем это обернется?

Я содрогнулся. Каких-то несколько минут назад мы искали способ спасти друзей, а теперь, похоже, целые миры встали в очередь на спасение. Сказать по правде, судьба Ясмин по-прежнему волновала меня больше, чем абстрактные угрозы спокойствию Сигила и прочих земель... однако, новый груз проблем не прибавлял оптимизма.

8. Три обожженных пленника

Мрачные как тучи, мы вышли из бункера, вновь окунувшись в гул машинного зала. Покидая комнату, мой коллега напихал полные карманы свитков и бумаг, не забыв прихватить дневник Фелиции ДеВэйл. Продолжить чтение у нас не было времени, однако он твердо решил все просмотреть, как только появится такая возможность.

Умертвия встретили нас приветливыми оскалами, но Иезекия с Мириам поначалу нас не заметили – они были слишком увлечены беседой, точнее, орали друг другу в ухо, стараясь перекричать лязганье поршней. Но, несмотря на их усилия, до меня не долетало не единого слова. Когда мы подошли ближе, Иезекия нас увидел и виновато прервал разговор.

Мне это не понравилось. Мириам не выглядела опытной соблазнительницей, но много ли надо, чтобы вскружить голову юному Простаку? Ей ни за что не подговорить его ударить меня или Уизла ножом в спину – для этого он слишком уж добродушен – но я опасался того, что Иезекия согласится ей «немного помочь» и тем самым навлечет на нас крупные неприятности.

– Запомни, эта женщина – наш враг, – крикнул я Иезекии. – Она опасна, и ей нельзя доверять.

– Она говорит, я тоже опасен, – ответил он. – Из-за того, как я ее напугал, она решила... ну, она сказала, что хотела бы служить мне.

Я удивленно моргнул. Мне и в голову не приходило, что Мириам может проявить такую покорность. Вероятно, Иезекия в своем ужасном перевоплощении задел какие-то струны в ее душе. Я знал, что есть люди, которым нравится подчиняться, и видел, как Мириам смотрит на парня, едва ли не боготворя его. С другой стороны, это могло быть притворством, просто не таким, как я ожидал.

– Будь начеку, – бросил я Иезекии и в растерянности отвернулся. * * *

За минуту мы оставили позади грохот всех приводов, дросселей и храповиков. В таком шуме не было ничего интересного – много экспрессии и никакого изящества.

– Куда теперь? – спросил я Мириам.

– Дальше лежит жилище Петрова, – ответила она. – Вы сказали, что он мог схватить ваших друзей. Если он там, можете сами у него все узнать.

– Жду не дождусь, – сказал я, доставая рапиру из ножен. Если она заведет нас в ловушку, я буду счастлив встретить Петрова с оружием наготове.

Коридор привел нас к большому помещению, где находилось, по меньшей мере, десятка два коек, устроенных в стенах, наподобие погребальных ниш в мавзолее. Посреди комнаты стояло несколько металлических столов, привинченных к полу. Такие столы обычно ставят в казармах, чтобы солдатам было где перекинуться в карты, хвастаясь любовными подвигами. Однако от казарменных эти столы отличались тем, что были отполированы до зеркального блеска. На них не было ни пятен от пролитого пива, ни царапин от кружек, которыми в гневе стучат по столу, когда у кого-то находят лишний туз в рукаве. В комнате отсутствовали и другие обычные признаки жилья: застоявшийся запах пота, следы от подошв на полу.

– На удивление чисто для пристанища головорезов, – сказал я Мириам. – Вы что, и вправду здесь обитаете?

– Не валяй дурака, – ответила она раздраженно. – Мы люди маленькие, и живем дальше по коридору. Его Высокомерие господин Петров нашего общества не выносит, вот он и перебрался сюда. Сказал, что Риви просила его быть рядом, если вдруг ей станет холодно ночью. Но у этой девки в крови столько льда, что поцелуй ее красный дракон – и то не согреется.

– Кстати, дядюшка Тоби как-то раз искупал одного дракона, – встрял Иезекия, – правда, я не знаю, какого он был цвета.

– Тише, – сказал ему я.

– Нет, правда, клевая же история. Тот дракон сожрал какого-то искателя приключений и подцепил от него мумифицированную гниль, а дядюшка Тоби его...

Я приложил палец к его губам.

– Закрой рот, – шепнул я, – сюда кто-то идет.

Еще одно очко в пользу острого сенсатского слуха. Поток ворчания и стонов, сдобренный отборными ругательствами, эхом долетел до нас из коридора. Уизл сделал знак, и одно из умертвий тут же зажало Мириам рот своей гниющей ладонью – на всякий случай, чтобы не успела ничего прокричать. Женщина обиженно поглядела на Уизла, как будто такая мысль ей даже в голову не приходила. Хотя закричи она во весь голос, тот, кто сюда приближался, мог ее не услышать. Похоже, он настолько был занят своим страданиями, что не обращал внимания на весь мир.

Прошло полминуты, и человек вошел в пустое, как он предполагал, помещение. Белые волосы выдали в нем нашего старого друга, Петрова, которому, очевидно, сильно досталось после событий на Вертикальном Море. Его голова была перевязана окровавленными бинтами, а грудь пылала как панцирь вареного рака. В других обстоятельствах можно было подумать, что он просто обгорел на солнце, но я знал, что это результат сильного обморожения, вызванного обжигающим холодом посоха Уны ДеВэйл.

Я порадовался, что Петров не смог уйти невредимым. Но то, что он еще мог ходить, говорило, что победа досталась его стороне. Если бы верх одержала Ясмин, валялся бы сейчас Петров где-нибудь в пыли, далеко за пределами Паука.

Здоровяк прошаркал к одному из столов и с видом страдальца рухнул на стул, уронив голову на руки. За все время, что он находился в комнате, Петров ни разу не взглянул в сторону ниш, а это означало, что он так и не заметил умертвий и нескольких живых существ, притаившихся там в ожидании. Первым признаком того, что он здесь не один, стал для него укол приставленной к шее рапиры.

– Как поживаете, уважаемый бандит? – шепнул ему на ухо Уизл. – Мы не хотим причинить вам вреда, но вас угораздило сесть именно там, куда господин Кэвендиш собирался воткнуть свой клинок. Так что я советую вам сидеть очень и очень смирно.

* * *

Уизл приказал держать Петрова сразу четырем умертвиям, что было, на мой взгляд, излишне. Старина Беловолосый и вправду был очень силен, и в удачную ночь мог подхватить по паре служанок каждой рукой, но сейчас с ним расправился бы и пятилетний ребенок, потыкав пальцем в обмороженный живот.

– А почему он так стонет? – спросил Иезекия. – Может быть, ему больно.

– Надеется усыпить наше внимание, – сказал я, когда умертвия бросили пленника на жесткий, металлический стол. За звуком удара последовал мучительный вопль. – Ну, как ребенок, честное слово, – проворчал я.

Уизл забрался на стул, чтобы находиться с Петровым на одном уровне и не глядеть на него снизу вверх.

– Итак, уважаемый бандит, – начал он, – мы хотим знать, что произошло с нашими товарищами, на которых вы напали на Вертикальном Море.

– Твари поганые, – прорычал он, – обморозили мне всю шкуру! Но я им отомстил, они у меня узнали, что чувствует котлета на сковородке.

– Ты убил их? – я позволил острию рапиры опуститься на его кадык.

– Просто мечтал об этом, но Ки и Чи сказали мне, что Риви хочет их допросить.

– Значит, все трое живы?

– Были – когда я видел их в последний раз. Не то чтобы очень, – добавил он со злобной ухмылкой, – но живы.

Один легкий нажим – и я мог проткнуть ему глотку. «Не то чтобы очень, но живы...». Эти слова ядом проникли мне в сердце. Петров и его люди сражались с нашими друзьями при помощи огненных жезлов. Представив, что Ясмин может выглядеть, как те обожженные жертвы в Суде, я поскорее отошел в сторону, чтобы не сорваться.

– Кто такие Ки и Чи? – услышал я голос Иезекии.

– Воры. Гит'янки и гитзерай, они помогли нам скрутить ваших паскудных друзей. Пока мы с парнями жарили спереди, Ки и Чи зашли сзади и пощекотали им ребра. Стоило их чуть-чуть продырявить, как они сразу все посдавались.