Текст книги "Инструкция на конец света (ЛП)"

Автор книги: Джейми Каейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

пассажирскую дверь. Теперь я вижу, что прибыли все ребята из

Садханы. Я чуть не бросилась открывать дверь, как осознала, что я в

выцветшей футболке и шортах, в которых утром я как девочка-рабыня

прибиралась дома. И от меня должно вонять, потому что дома уже долго

нет нормального душа. В итоге, я психанула и побежала умываться к

жалкому ручейку, но удовольствия от этого купания было мало, потому

что в этой воде писают и какают рыбы и, в любом случае, двухдневную

грязь так не смыть.

Николь выходит из сарая и идёт к автобусу своей глупой походкой

девочки-охотника и серьёзной миной. Это даёт мне время забежать

наверх и попытаться привести себя в порядок, пока я не упустила

возможность поговорить с нормальными людьми.

Ладно, согласна, эти ребята не нормальные, но они точно лучше, чем моя

сестра с промытыми мозгами. С ними намного приятнее. Может быть,

они пригласят нас куда-нибудь, и тогда это было бы самое лучшее

событие с того дня, как мы переехали в эту дыру, не считая вечеринки в

Садхане.

В ванной я наспех брызгаюсь дезодорантом, гладко зачёсываю волосы в

хвост, чищу зубы и мажу губы блеском.

Потом я мчусь в свою комнату, хватаю чистые майку и шорты, бегу вниз

по лестнице, на ходу застёгивая молнию и пуговицу на шортах.

Шуршания гравия больше не слышно, так что я уверена, что они ещё

здесь. Перед дверью я притормаживаю, глубоко вдыхаю и выдыхаю,

делая вид, что я совершенно естественно вышла посмотреть, что

происходит.

Все уже вышли из автобуса. Лоурель и незнакомый мне парень

облокотились на него, и я поражена, как невыразимо круто всегда

выглядит Лоурель. Не то, чтобы я хотела носить странные вещи, как она

– сегодня на ней что-то вроде белого саронга – я точно не хотела бы

постоянно обматывать голову шарфами, но она такая очаровательная и

так не похожа ни на одну девушку, которую я когда-либо видела.

Кажется, что она с другой планеты.

Раньше я ненавидела свои прямые волосы, грустные карие глаза и узкие

мальчишеские бёдра. Но когда начался переходный возраст, всё в моём

теле стало принимать округлые черты, и мальчики – даже некоторые

мужчины – начали обращать на меня внимание, даже пялиться на меня,

куда бы я ни пошла. И мне это нравится.

– Эй! – зовёт Паули, как только видит меня.

Он стоит рядом с Николь, которая поворачивается ко мне и хмурится. По

ней даже не заметно, что она рада гостям.

Я улыбаюсь, машу рукой и стараюсь не бежать к ним вприпрыжку.

– Что случилось? – говорю я, пройдя двор.

– Мы приехали спросить, не хотите ли вы, девчонки, поехать с нами на

озеро. Мы собираемся поплавать и устроить пикник.

Я уже могу представить список с причинами, по которым мы не можем

поехать, составленный Николь, поэтому я удивляюсь, что она не

подпрыгивает в ту же минуту и не говорит: «Нет».

Вместо этого она просто переводит взгляд на меня.

– Звучит клёво, – говорю я и смотрю на неё в ответ.

Она пожимает плечами:

– Конечно, мы поедем.

Ушам своим не верю.

Сперва она едет со мной автостопом в город за пиццей, а теперь это?

Самые приятные сутки, которые я провожу с ней за всю свою жизнь.

Но потом я вижу, как она мельком смотрит на Вольфа, самого странного

из всех этих ребят, такого спокойного и молчаливого. Он напоминает

животное, которое пытается слиться с окружающей средой. И я вижу,

как неуловимо меняется выражение лица Николь. Я вижу, если я не

совсем спятила на такой жаре, что она что-то испытывает к нему.

Я приберегу это открытие, потому что оно точно пригодится. Когда я

бросаю взгляд на Лоурель, я вижу, что она тоже наблюдает за Николь.

Может быть, она увидела то же, что и я. Она смотрит на Николь странно,

как голодный хищник.

– Лучше сразу наденьте купальники, – говорит Паули.

– Буду через минуту, – улыбаюсь я и иду переодеваться.

Я слышу, как Николь идёт за мной, но у меня слишком хорошее

настроение, чтобы разговаривать с ней прямо сейчас. Мои мысли

занимает купальник. Тот, который нравится папе, сплошной тёмно-

синий, я носила его прошлым летом на плавании, и у него вся попа

протёрта от того, что я сидела на краю бассейна. Или чёрный. Или тот, о

котором папа не знает, который я купила на деньги со своего дня

рождения, крошечное жёлтое бикини с белыми бусинами на лямках. Его

и надену. Меня только немного беспокоит, что Николь расскажет папе,

что я его надела перед мальчиками.

И что с того? Если когда-то и было подходящее время для этого бикини,

то это оно.

В отличие от Николь у меня есть грудь. Настоящая, 3 размера, которая

привлекает взгляды парней. Я надеваю бикини и короткие рваные шорты

и, когда я иду мимо комнаты Никки, вижу, как она выходит в своём

нелепом купальнике сборной по плаванию прошлого года. В нём она

похожа на десятилетнюю девочку, плоскую, как блин.

– Что? – спрашивает она, когда я корчу ей гримасу.

– У тебя другого ничего нет?

– Нет, а что с этим не так?

Я пожимаю плечами:

– Ничего.

Она возвращается и надевает поверх купальника топик и шорты. Потом

я смотрю, как она укладывает волосы перед зеркалом, и вдруг осознаю,

что я никогда не видела, чтобы Николь делала укладку. Она либо

заплетает косы или собирает в хвост, когда идёт на очередное задание,

даже не глядя, хорошо ли получилось. Я абсолютно не понимаю, как она

может так пренебрегать внешностью.

А теперь она занимается собой.

Через несколько минут мы втискиваемся в дряхлый старенький автобус.

Я сижу на заднем сиденье с Кивой, к которому, если честно, я

испытываю какие-то чувства. Мы обменялись поцелуями на вечеринке в

Садхане, это было мило, но этим всё закончилось. Я изредка видела его

потом и всегда в компании.

Кожа на сиденьях затвердевшая и поцарапанная, а запах напоминает

запах старого скунса. Я ищу нормальный ремень безопасности, но в

машине всего один старомодный, так что я пристёгиваюсь им и пытаюсь

себя вести так, будто всё круто. Когда мы выезжаем из леса на

автостраду, Кива закуривает косяк и предлагает мне.

Ну ладно, я никогда не курила раньше. Ни одной сигареты. Кто-то

предлагал мне косяк на вечеринке, но я отмахнулась, как это сделала

другая девушка, и никто не обратил на это внимание. В этот раз всё по-

другому, всё гораздо важнее. Пахнет отталкивающе, но я не хочу создать

впечатление зануды ещё до того, как началось веселье. Несомненно,

Кива симпатичный, с русыми кудрявыми волосами, ниспадающими на

плечи, с тёмным загаром и бледными голубыми глазами. Он сказал мне,

что ему шестнадцать, так что он всего на два года старше меня – в

пределах досягаемости.

Так что я беру косяк в губы, пытаясь подражать Киве. После этого я

долго откашливаюсь, горло горит, глаза слезятся.

Николь смотрит через плечо на меня с тем же самым безразличным

выражением, с которым она решает, стрелять ли в животное.

Вольф

Я перегибаюсь через спинку кресла и забираю косяк у сестры Николь,

пока она изо всех сил пытается восстановить дыхание. Я тушу его и

втыкаю в боковую дверь, потому сейчас нам не хватало только

остановиться на обочине в прокуренном минивене, и вообще я уверен,

что наши гости не заядлые курители марихуаны.

– Эй, отдай, – требует Кива.

– Пока мы едем, не отдам, дубина.

– Окей, бабуля, – огрызается он.

Мы с Кивой никогда не были особенно близки, но я знаю его всю жизнь,

поэтому для меня он как брат. Он может сгоряча наделать глупостей, но

обычно он безобидный, и я не хочу, чтобы он попал в беду.

Я встревоженно оглядываюсь на Николь, на её гладкие загорелые ноги,

тонкие руки, которые лежат так близко, что вот-вот прикоснутся к моим.

Её руки лежат на коленях, длинные и ловкие, с тонкими проворными

пальцами. Натренированные, но изящные руки. Интересно, грубые у неё

ладони или мягкие, даже не знаю, каким бы я больше обрадовался.

Какие бы ни были, они идеальны.

На сиденьях передо мной Лоурель и Паули спорят о песне, играющей по

радио, вроде, выясняют, кто исполнитель. Я смотрю в окно на

пробегающий мимо пейзаж и размышляю, как я тут оказался. Я не

собирался проводить день с этими ребятами, но, когда Лоурель сказала,

что они по пути планируют пригласить Николь с сестрой, я передумал.

Она видит меня насквозь, будто бы она знала, что я поеду, как только она

упомянет Николь.

Сегодня будет больше сотни градусов по Фаренгейту, так что нам почти

нечем больше заняться, кроме купания. Даже строить дом в тени леса

было бы утомительно, и я чувствую такое облегчение, какого не

испытывал уже давно. Я рад быть здесь со своими друзьями в этот

знойный день и лететь навстречу новым возможностям. Я чувствую себя

молодым или, может, полным молодости, а не безнадёжно древним, как

всегда.

Когда мы подъезжаем к озеру, мы оставляем машину на обочине, чтобы

не платить за парковку. Хотя сейчас четверг, вторая половина дня, на

знаменитых пляжах не так много людей, так что мы хватаем свои вещи и

четверть мили пробираемся по лесу в сторону укромной бухты, о

которой мало кто знает. Она частично в тени, краешек пляжа едва

выступает из леса, а потом с головой погружается в холодную глубину –

то, что надо, в такой день, как сегодня.

Я несу корзину с едой, потому что я её сам собирал. Во главе колонны

Паули несёт переносной морозильник, а остальные – полотенца,

покрывала и рюкзаки. Николь идёт вплотную ко мне, и я чувствую себя

комфортно в её компании. Она молчит. Я рад, что она не пытается

завести какой-нибудь пустяковый разговор, хотя остальные впереди нас

постоянно болтают.

Я много чего хочу у неё спросить, но сейчас нам обоим так жарко и мы

запыхались от маршрута по неровной гористой местности.

Когда мы дошли до пляжа, я с радостью отмечаю, что мы здесь одни.

Мы ещё даже не успели положить на землю все вещи, как Кива стянул с

себя футболку и с воем бросился в воду. Младшая сестра Николь,

которая в жёлтом бикини выглядит не по годам взрослой, прыгает за

ним.

Я достаю бутылку комбучи из морозильника, который нёс Паули, и

приношу Николь, пока она расстилает полотенце на песке. Секунду она

смотрит на бутылку, потом берёт, пьёт, а сделав глоток, морщится.

– Это не чай, – говорит она.

– Это комбуча. Прости, я должен был предупредить. Я всё лето её

готовил. В деревне все верят, что она восстанавливает силы.

– Из чего она?

– Из чего-то вроде перебродивших грибов.

Она моргает и хмурится.

– Не волнуйся, тут ничего опасного. Просто такой вид газировки. Там

есть вода, если хочешь.

Я делаю большой глоток комбучи и возвращаю бутылку Николь. Она

делает ещё один глоток, сначала осторожно.

– Я знаю, что к нему надо привыкнуть.

Тогда она слегка улыбается:

– Это вовсе не ужасно.

Лоурель, переодевшись в бледно-зелёное вязаное крючком бикини,

подходит к нам:

– Идёте в воду?

– Через пару минут, – говорю я.

Николь пожимает плечами.

– Думаю, я первым делом осмотрю те скалы, – говорит она, кивая на

противоположную сторону бухты, где скалы выступают из воды под

невысоким утёсом и неглубокой пещерой.

– Пойдём, – соглашаюсь я. – Я покажу.

Я жадно ухватился за возможность сбежать от Лоурель и её зоркого

взгляда. Несмотря на то, что мы никогда не ходили с ней на свидания,

никогда не были парой, я чувствую, что она по-прежнему испытывает ко

мне что-то. Будто бы я ей не нужен, но никому больше она меня не

уступит.

– Как хотите, – говорит она, разворачивается и идёт к воде, притормозив

на мгновение, прежде чем прыгнуть.

Пока мы шли к пещере через пляж и скалистый участок, все уже зашли в

воду.

– Когда я был маленьким, я приходил сюда и играл в пещерного человека

доисторических времён, – говорю я.

– Там глубоко? – спрашивает Николь, когда мы смотрим в провал

пещеры.

– Не сильно. Время от времени я здесь ночую. Здесь так спокойно

ночью.

В этот момент Паули с криком прыгает бомбочкой в воду, а девушки

визжат от брызг.

– Сейчас не так спокойно, – говорит она.

– Когда я узнал, что тебя пригласили, я подумал, что мне надо поехать и

защитить тебя от этого хаоса.

– Я похожа на того, кого надо спасать?

– Нет.

– Почему ты решил, что я поеду, даже если тебя не будет с ними?

Я поднимаю взгляд на неё, чтобы посмотреть, серьёзно ли она говорит.

Она улыбается, почти смущённо, будто бы никогда не флиртовала.

– Я видел, что твоих родителей нет рядом, – говорю я. – Они узнают, что

вас не было, когда вернутся?

Её лицо застыло.

– Они не узнают.

– Уверена?

Я не хочу, чтобы её отец взбесился и совсем запретил ей приходить к

нам.

Она вздыхает и садится на край скалы у воды, свесив ноги. Я сажусь

рядом.

– Если я расскажу тебе кое-что, ты сохранишь это в тайне?

– Конечно.

Она так долго молчит, что я уже думаю, что она не будет ничего

рассказывать. Я смотрю, как она наблюдает за ребятами в воде, и

наконец она заговорила.

– Родители уехали, и я не знаю, когда они вернутся. Я не хотела никому

говорить, но…

– Но?

– Это так тяжело. То есть, дома нет воды, запасы еды заканчиваются,

добраться до магазина не так просто, и меня просто бесит, что мне не с

кем об этом поговорить.

– Я думал, что вы позвоните сантехнику насчёт лопнувшей трубы.

Она мотает головой.

– На него нам не хватит денег. Я вроде остановила протечку, примотав

изолентой к трубе стеклянную банку с тряпкой. Но повязку надо менять

каждый день.

– Я могу помочь. То есть, я, возможно, смогу починить водопровод или

же найду того, кто сможет.

– Ни в коем случае, я не могу допустить, чтобы кто-то узнал, что мы

остались одни.

– Мы что-нибудь придумаем, чтобы вас прикрыть.

Она снова вздыхает.

– Врать людям я тоже устала.

– Я могу подвозить тебя до магазина. Могу попросить у кого-то машину,

по крайней мере. Это хоть как-то поможет?

Она смотрит на меня, между бровей у неё пролегла глубокая складка, но

она не выглядит встревоженной.

– Ага, спасибо.

Я хочу, чтобы мы здесь были одни. Я мог бы приблизиться и

прикоснуться к ней. Может быть, поцеловать её. Может, что-то большее.

Я определённо хочу больше, чем просто её поцеловать. Я постоянно об

этом думаю после того, как мы плавали в реке Юба. Воспоминания, её

тело, влажное, сверкающее на солнце, так изящно скользящее в воде,

преследуют меня. Просто я не знаю, хотела ли она когда-нибудь, чтобы я

поцеловал её или прикоснулся к ней. Но больше всего я не хочу спугнуть

её. Я хочу удерживать её поблизости, чтобы узнать получше, и тогда

наши отношения плавно стали бы чем-то бóльшим.

– Куда уехали твои родители?

– Не знаю. У мамы сдали нервы и она сбежала, а папа поехал её искать.

– Так что ты не знаешь, когда он вернётся?

Она отрицательно качает головой, я не могу разгадать выражение её

лица.

– Он тебе не писал, не звонил?

– Телефоны – это не для него.

– Слишком удобно?

– Вроде того. – Она поднимает камень и взвешивает его на ладони. – Он

хочет посмотреть, как мы выживем без его помощи.

– Выживете после чего?

– После чего-нибудь. После всего.

– После Армагеддона что ли?

В ответ она улыбается, но взгляд при этом остаётся мрачным.

– Наверно.

– Твой отец сурвивалист?

– Он предпочитает называть себя подготовленцем.

– Кем?

– Человеком, который готовится к худшему. Мне кажется, что у

сурвивализма теперь какой-то слишком негативный оттенок.

– Так вот почему ты охотишься и живёшь на отшибе?

– Ты тоже живёшь на отшибе.

– Я живу в духовном центре, мама была одним из его основателей. Они

решили купить эти земли, потому что тут красиво, дёшево и они думали,

что само место вдохновляет на духовное созерцание.

Я говорю это, стараясь звучать менее пафосно, но Николь серьёзно

кивает, смотря прямо перед собой.

– Цели папиного плана – превратить дом в автономную крепость. Он

даже убежище собирается построить.

– На случай ядерной войны?

– На случай любой катастрофы.

– Ты веришь, что это всё пригодится?

Она пожимает плечами.

– Все мы когда-нибудь умрём, верно?

– Большинство из нас к тому времени будут лежать с восковыми лицами

в кровати, доживая старость.

– А зомби будут карабкаться в окно.

Я смеюсь и оглядываюсь на неё посмотреть, шутит ли она. Она

иронично улыбается.

– Так твой отец научил тебя, как выживать в диких условиях? Это

достаточно полезно, так ведь?

– Ну да. То есть так и есть, но это тяжелее, чем я думала. Я чувствую

себя безнадёжно тупой, когда дом неумолимо разваливается.

– Дом разваливался и до твоего приезда, так что ты никакого вреда не

нанесла.

– Спасибо, утешил.

– Я умею обращаться с гвоздями и молотком, если хочешь, могу помочь

с ремонтом.

Она с недоверием смотрит на меня.

– Почему ты хочешь помочь?

– Почему бы нет?

Она молчит.

– Мне тоже нужна ещё одна пара рук, чтобы помочь на стройке дома на

дереве. Может, мы могли бы совершить обмен услугами.

– Может быть.

– Ты не против, если я приду завтра и посмотрю, в чём у тебя дело?

Она пожимает плечами.

– Только, если ты хочешь.

Я вижу, как в озере ребята брызгаются, визжат и смеются, устраивая бои

мальчиков против девочек. Лоурель будто чувствует, что на неё смотрят,

и оборачивается на нас, в выражении её лица что-то меняется. Её губы

всё ещё улыбаются, а глаза – уже нет.

Николь, должно быть, тоже заметила это, потому что она спрашивает:

– Вы с Лоурель встречались когда-то?

– Нет. Мы только друзья, – говорю я, соображая, как деликатно описать

все наши запутанные отношения.

– Мне кажется, что я ей не нравлюсь.

– Ага, я не в курсе. Но, если от этого станет понятнее, она немного

жадная до вещей, которые ей не принадлежат.

– То есть, вы никогда не гуляли под ручку или что-то ещё?

– Боже, нет. Это как ухаживать за собственной сестрой.

От одной мысли мне стало даже немного противно, но вслух я этого не

сказал, чтобы она не подумала, что я извращенец.

Лоурель всем нравится. Она похожа на мою маму в миниатюре, только

без серьёзных пагубных пристрастий.

– Это почти бессмысленно, – продолжаю я. – Но она ведёт себя так же,

когда дело касается моей матери. Будто бы она хочет завладеть всем

маминым вниманием и раздражается, когда мама хочет провести время

со мной.

– Мда.

– Как я и говорил, всё очень запутанно. Она выросла без семьи. Именно

поэтому, наверное, она испытывает ко мне глубочайшую привязанность,

как к родному брату, и боится, что кто-то меня украдёт? Её одержимость

моей мамой такого же рода.

– Хочешь теперь поплавать? – спрашивает она.

Не хочу. Я хочу поцеловать её, доказать ей, что дурацкая ревность

Лоурель никак на меня не влияет, но я знаю, что сейчас неподходящее

время, неподходящие условия.

Так что я беру её за руку.

– Пойдём, – говорю я. – В воду!

Глава 13

Вольф

На следующий день я прихожу к дому девочек. Ранним утром здесь тихо

и спокойно. Лишь с ветвей деревьев неподалёку, доносится щебетание

птиц. Я обошёл участок, пытаясь представить, что должны испытывать

две девочки-подростка, живущие одни в этом месте. Когда здесь много

лет подряд никого не было, я обшарил всё, просто из любопытства.

Когда-то это был уютный дом, но за ним никто не присматривал уже

несколько десятков лет.

Я стучу в дверь и жду. Минуту спустя дверь открывает Иззи и

недружелюбно на меня смотрит.

– Чего тебе надо?

– Я пришёл к Николь. Она рядом?

– Не знаю, – отрезает она и закрывает дверь прямо перед моим носом.

Я иду на задний двор и замечаю, что Николь, выйдя из леса, тащит ведро

с водой через поле, так что я бегу к ней и беру у неё ведро, чтобы ей

было легче.

– Спасибо, – говорит она. – Что ты тут делаешь?

– Я же говорил, что приду помочь, забыла?

– О Боже, как мило с твоей стороны, но здесь абсолютно нечего делать,

только разве что спалить всё дотла и построить заново.

– Осторожней в своих желаниях, – говорю я, кивая на дым на горизонте.

Ветер, к счастью, дует сегодня не в нашу сторону, так что мы не дышим

гарью, но всегда помним, что летние лесные пожары где-то поблизости.

– А знаешь что, – добавляю я, – если ты не хочешь сегодня оставаться

здесь, мы могли бы пойти к моему домику на дереве. И ты бы помогла

мне закончить пару дел. Мне надо отшлифовать полы и стереть пару

пятен, чтобы потом покрасить.

– Ты проделал весь этот путь ради бесплатной рабочей силы, так?

– Так, но не совсем.

– Хорошо, вырваться отсюда – отличная идея. Иззи сегодня не в

настроении.

Пока мы идём по лесу, она рассказывает мне о поездке в город за

пиццей.

– Ты должна была попросить машину у меня. Ты же знаешь, что я в

любой момент могу взять её у мамы и подбросить тебя куда угодно.

– Спасибо. Мне кажется, что в этот раз, по крайней мере, было

правильно сделать что-то вместе с Иззи, без посторонних. Ей сейчас

трудно всё переносить.

– Кто вас подобрал на дороге?

– Милая семья на «Минивэне». Нам повезло, я это и тогда поняла, так

что обратно мы доехали до дома на такси за двадцать долларов, потому

что к тому времени уже стемнело.

Мы доходим до домика на дереве, и она, остановившись, смотрит на

него снизу вверх.

– Вот и пришли. Дом, милый дом, – говорю я.

– Как же я была удивлена, увидев тебя тут тогда, я не осознала ещё,

какое это красивое место. Я имею в виду, что оно странное, но

прекрасное, понимаешь?

Я улыбаюсь.

– Ты – первый человек, который его увидел, насколько мне известно.

– Правда?

– Я никогда не собирался показывать кому-то это место, – признаюсь я.

Она поворачивается и смотрит на меня.

– Почему?

– Здесь я хотел быть один.

– Ты хочешь жить здесь в одиночестве и никогда ни с кем не

встречаться?

– Если я захочу кого-то увидеть, я сам к нему приду.

– А, ты не рад гостям.

– Нет.

– Это значит, что я не могу прийти в гости?

– Тебе я показал это место, верно?

– Не совсем. Я случайно обнаружила тебя тут, помнишь?

Она скрещивает руки на груди и снова поворачивается к дому, смотря на

него так, будто она в музее, а дом – произведение искусства.

– Я специально привёл тебя сюда.

– В качестве рабочих рук.

– Мы так-то заключили договор об обмене, – возражаю я. – Но ты

можешь приходить в любое время. Ты – единственное исключение из

моего правила.

Она слегка приподнимает уголки губ в улыбке, и мне вдруг приходит в

голову, что я редко вижу, как она улыбается. Её лицо подобно водной

глади, по которой редко проходит рябь, хотя в глубине кипит жизнь.

Мне нравится, что она не улыбается только из вежливости, потому что я

чувствую, что так я присутствую при чём-то редком и завораживающем.

– Я польщена.

– Ты сохранишь мой секретный адрес в тайне?

– Разумеется.

Она поднимается по лестнице к входной двери, и я вхожу вслед за ней. Я

не рассчитывал, что в этом месте будут находиться двое, не представлял,

что когда-то сюда войдёт другой человек и займёт то пространство,

которое не занял я. Мы заполнили всю комнатку, и я почувствовал, как

она близко.

– Что ты будешь делать здесь совсем один? – спрашивает она, смотря в

окно.

– Всё, что захочу.

Прямо сейчас то, что я хочу – это поцеловать её, но, когда я наклоняюсь

ближе, я чувствую, как напрягается её тело, словно олень, готовящийся к

прыжку. Я снова спрашиваю себя, целовал ли её когда-нибудь кто-то по-

настоящему.

– Дух захватывает, – говорит она. – Будто в сказке оказалась.

– Ты о чём?

– Об этом доме. В прошлый раз я была немного напряжена. Не могу

поверить, что ты всё это построил своими руками. Я впечатлена.

Думаю, для этого я и привёл её сюда… чтобы впечатлить. Но нет. Я не

этого хочу. Я просто хотел показать ей частицу себя, которая не имеет

ничего общего с деревней, или мамой, или Лоурель, или кем-нибудь ещё.

Я хочу, чтобы кто-то знал – кто я, когда я вдали всего этого. Я хочу,

чтобы этим кем-то была Николь.

Она отводит взгляд и снова смотрит на меня, и я ошарашен, когда она

подаётся вперёд и оставляет на моих губах лёгкий поцелуй, как будто

спрашивает разрешения.

Я полностью погружаюсь в трепет её мягких губ, но потом она

останавливается, и я притягиваю её ближе, пока она не прижимается

вплотную ко мне. Я запускаю руку в её волосы и нежно обнимаю тёплое

основание её шеи, а поцелуй становится всё глубже, и мы медленно таем

друг в друге.

Это волшебство. Этот поцелуй.

И он длится и длится.

– Ух ты, – шепчет она.

– Да.

– Мы должны когда-нибудь повторить.

– Скоро, – говорю я.

– Да, скоро.

– Например, прямо сейчас.

И мы целуемся.

Николь

Я не святая. Я уже думала о том, как это – целоваться с парнем, который

мне нравится, лежать, прижавшись к кому-то.

Я думала о том, как это должно быть – делать всё это с Вольфом.

Он всю ночь не даёт мне уснуть.

Но на самом деле поцелуй с ним не такой, как я ожидала.

Я не представляла, что он может быть невероятно мягким и жёстким в то

же время. Я не могла вообразить, что от него по телу, словно ток,

разольётся возбуждение, что меня охватит головокружение, перехватит

дыхание, и я настолько потеряю контроль над происходящим, что

остальной мир рассеется. Это не похоже ни на что из того, что я знала

раньше. Нужно самому оказаться в центре этого, чтобы понять.

Но потом он останавливается и отстраняется, бормоча извинения.

– Я, правда, привёл тебя сюда не для того, чтобы целоваться, – говорит

он.

– Знаю.

– Я просто хотел этого уже давно.

– Вообще-то, это я тебя поцеловала, – уточняю я.

Он улыбается.

– Да, ты права. Забыл. Но я всё-таки поцеловал тебя в ответ.

– А потом ещё раз.

– Я не хочу, чтобы ты думала, что я завёл тебя в лес, чтобы домогаться.

– Может быть, это я тебя домогаюсь.

Он смеётся.

– Ты совсем не похожа на извращенку.

Я с сомнением пожимаю плечами.

– Ты ещё не видел, что я вытворяю с наждачной бумагой.

Впервые я почувствовала что-то сокровенное и опьяняющее в нашем

уединении.

Я думаю, что бы сказал папа, и тут же отбрасываю эту давнюю

привычку. Его слова ничего не значат. Важно только то, что я хочу быть

здесь с Вольфом прямо сейчас. Я хочу перестать думать, как девочка с

«промытыми» мозгами, и начать думать, как самостоятельный человек

со своими собственными желаниями.

– Не похоже, что этот пол ещё нужно шлифовать, – замечаю я, быстро