Текст книги "Обворожительно жестокий (ЛП)"
Автор книги: Джей Ти Джессинжер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)
Двигая челюстями, он изучает меня в яростном молчании.
Я его удивила. Мне нравится, что я его удивила. Он не похож на человека, которого легко смутить.
– Значит, у тебя нет мужчины.
Ух ты. Как он ухитрился произнести это как «наклонись над столом и задери юбку» мне не понять. Карла была права: этот мужчина – огонь.
Я прочищаю горло, переминаясь с ноги на ногу, и ощущаю, как жар разливается от моих щек к шее.
– Нет. У меня никого нет. – Я перевожу взгляд на его безымянный палец левой руки. – А у вас?
– Я не... отношения не... вписываются в мой образ жизни.
Смелость все бурлит во мне, поэтому я продолжаю:
– Так вы предпочитаете интрижки?
– Нет. Я ни во что не ввязываюсь. То есть, не ввязывался.
Он жадно смотрит на меня. Я слышу невысказанное «до тебя», и волоски на моих руках встают дыбом.
Я ставлю кофейник на стол, проскальзываю в кабинку напротив мужчины, складываю руки на коленях и говорю:
– Думаю, сейчас самое время познакомиться. Не могу же я вечно называть тебя «волком» в своей голове.
Слабая улыбка приподнимает уголки его рта. Я его забавляю.
Но вместо того, чтобы подыграть, он издает поразительную команду:
– Распусти волосы.
Я выгибаю брови.
– Прошу прощения?
– Волосы. Распусти пучок.
Ладно, у нас тут явно история с альфа-самцом. Он, вероятно, привык отдавать приказы и заставлять своих подчиненных бежать, сверкая пятками, чтобы выполнить его приказ. К несчастью для него, я столь же упряма, сколь вспыльчива и злобна.
Единственное, что я безропотно исполняю – это доставку заказанной еды.
– Сначала о главном. Скажи мне свое имя. Тогда, может быть, мы обменяемся телефонными номерами. Потом, может быть, сходим на свидание. Ты совсем не похож на парня, который играет в мини-гольф, так что... ужин? Да. Ужин. Сводишь меня в какое-нибудь милое местечко, я посмеюсь над твоими шутками и мы познакомимся поближе. А потом, возможно, после еще нескольких свиданий, я распущу для тебя волосы. Но это нужно заслужить. Уж не знаю, к каким женщинам ты привык, но моя мама растила не рабочую пчелку. Она воспитывала королеву. – Я смотрю на него без тени улыбки. – И я не раздаю мед бесплатно.
Он так долго молчит, что мне становится не по себе. Но потом наклоняется над столом, сцепляет руки в замок и смотрит мне в глаза. Его взгляд свирепый и жгучий.
– А я-то думал, что ты застенчивая.
– Так и есть, – я соглашаюсь. – Особенно с незнакомыми людьми. Лишаюсь дара речи и становлюсь неуклюжей. Но это вовсе не означает, что я слабая. Я почти всю жизнь прожила в своей голове, но когда необходимо, достаю ножи.
Волк на меня пялится. Никогда еще на меня не смотрели так пристально.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать четыре. Тебе?
– Много старше.
– На сколько же?
– Достаточно, чтобы понимать, что мне не следует этого делать.
– Что делать? Беседовать в дерьмовой забегаловке посреди ночи?
Он снова облизывает губы. Я представляю себе льва, который облизывает отбивные перед тем, как съесть. Его взгляд неторопливо скользит по моему лицу.
– Потакаю себе.
Меня пробирает легкая дрожь. Мое тело признает, что хотя мужчина, напротив которого я сижу, одет в костюм от кутюр и его часы, вероятно, могли бы погасить мои студенческие кредиты, он далеко не цивилизованный.
– Тогда почему ты здесь? – спрашиваю я, и мой пульс учащается.
Мгновение он так сосредоточен на мне, что мне кажется, вот-вот бросится через стол и съест меня целиком. Больше ничего в мире не существует – только я, он и этот электрический треск в воздухе между нами. Мы в странном пузыре желания и похоти.
Он открывает рот, чтобы что-то сказать... но передумывает.
Сжав губы, он смотрит на меня с каменной холодностью. Передо мной словно только что захлопнули дверь.
Он резко встает, бросив на меня пустой и темный взгляд.
– Было очень приятно познакомиться с тобой, Тру. Надеюсь, у тебя будет хорошая жизнь.
Понимая, что это прощание, я откидываюсь на спинку кресла и недоверчиво смотрю на него. Затем тихо хмыкаю:
– И тебе. Это было круто.
Он смотрит на меня напоследок, прежде чем развернуться и уйти.
∙ ГЛАВА 4 ∙
Тру
Я встаю из-за стола и направляюсь к стойке. Диего с хмурым взглядом наблюдает за мной из кухни. Не успеваю я пройти и половины зала, как ко мне подбегает Карла.
Начинается допрос.
– Черт возьми, девочка, что он тебе сказал? А что ты ему сказала? Как его зовут? Он сказал, почему так долго приходил сюда и не приглашал на свидание? Номер телефона дал? А ты оставила свой? Когда свидание? Какого черта ты молчишь, я сейчас умру от любопытства!
– О, – фыркаю я. – Теперь моя очередь говорить?
Следуя за мной по пятам, Карла хватает меня за руку.
– Хватит вредничать. Что он сказал?
Добравшись до стойки, я вставляю кофейник в кофемашину и вытираю руки о фартук.
– Если коротко, то он сказал: «Привет, я не должен быть здесь, есть ли у тебя парень, распусти волосы, было приятно познакомиться с тобой, прощай». А потом ушел.
Она раздраженно стонет.
– О нет. Вы опять говорили о твоей семье?
– Вовсе нет. Он просто сбежал.
– Скатертью дорога! – доносится из кухни голос Диего. – Не нравится мне этот мужик.
Мы его игнорируем.
– Подожди, он попросил тебя распустить волосы? – уточняет Карла.
– Угу.
Она начинает на меня таращиться.
– И ты этого не сделала?
– Конечно же, нет. Я даже не знаю имени этого человека.
– Пф-ф. Я тоже не знаю, как его зовут, но попроси он, я бы распустила волосы. Если бы он попросил, я бы скинула с себя всю одежду и распласталась на полу посреди зала.
– Мило.
Она пожимает плечами.
– Большой Папа совсем расслабился в спальне, если ты понимаешь, что я имею в виду. Мои врата рая не посещали уже целую вечность.
Большой Папа – прозвище мужа Карлы, Дейва. Не могу точно сказать, является ли это «папочка» их фетишем или ей просто нравится наблюдать, как подобными разговорами она вводит людей в ступор. Но я точно не собираюсь это выяснять.
Они привлекательная пара, но я не хочу, чтобы меня преследовали подробности сексуальной жизни моих друзей. У меня живое воображение и без наглядных пособий. Как-то раз моя школьная подружка упомянула, что ее мама – крикунья, и с тех пор я не могла смотреть той женщине в глаза.
Я начинаю варить свежий кофе, активно игнорируя Карлу, которая ворчит о своей секс-засухе. В конце концов, ей надоедает мое невнимание, и она уходит, чтобы помочь пожилой паре, которая забрела сюда, пока она занималась допросом с пристрастием о волке.
– Детка.
Я поднимаю глаза и вижу Диего, который стоит по другую сторону прилавка. Он опирается руками на поверхность из нержавеющей стали, куда ставят готовые к подаче блюда, и смотрит на меня с беспокойством.
– Мне не нравится этот мужик.
– Муж Карлы?
– Нет, глупая. Тот чувак в черном, который только что ушел.
Я собираюсь уже сообщить, что ему не стоит об этом беспокоиться, потому что мы никогда больше его не увидим, но любопытство берет надо мной верх.
– И почему же?
Он отрицательно качает головой.
– Знаю я типов вроде него.
Я жду, но он больше ничего не добавляет.
– Понятно. Спасибо за столь подробное объяснение. Оно очень помогло.
Вздохнув, он отталкивается от стойки. Затем складывает руки на груди и с кислой миной на меня смотрит.
– Ладно. Ты хочешь знать? Сейчас поясню. Я не всегда был хорошим парнем, как сейчас. В Баррио, где я вырос, я был matón. El pandillero.
– Как интересно, – сухо бормочу я. – Знай я испанский, уверена, ты меня бы дико впечатлил.
Взгляд Диего становится серьезным.
– Это значит «бандит», Тру. Гангстер.
Бандит. Я задумываюсь о татуировках на костяшках пальцев волка, и меня снова пробирает дрожь.
Ой, все это глупости. Предрассудки, что татуировки набивают только головорезы. В наши дни вероятнее, что парень с большим количеством татуировок – шеф-повар в модном ресторане, который делает райские ребрышки с трюфелями под сырой шапкой.
Кроме того, что-то не наблюдаю ни одной татуировки у Диего, который только что заявил, что он сам бывший бандит.
– Ты даже словом с ним не обмолвился, Диего. Несправедливо так судить.
– Болтовня тут ни при чем. Акула может учуять запах другой акулы независимо от того, как далеко они находятся друг от друга в океане.
– Значит, теперь ты акула, – улыбаюсь я.
– Огромная белая акула, детка, – он ухмыляется. – Ты еще не влюблена в меня?
– С минуты на минуту.
– Окей, дай мне знать. – Он снова поворачивается к решетке и кричит через плечо. – Кстати, может, вынесешь мусор из уборной? Там куча девчачьих штучек Карлы. Не хочу к этому прикасаться.
Под «девчачьими штучками» он наверняка подразумевает тампоны. Если бы Бадди купил мусорную корзину с крышкой в туалет сотрудников, Диего не травмировал бы свою психику подобными вещами. Но, увы.
– Без проблем.
– Спасибо.
Я направляюсь в крошечную комнату отдыха в задней части здания, которую мы в шутку прозвали «VIP-залом». Четыре отвратительных пластиковых садовых стула окружают складной столик. Древняя микроволновая печь стоит на шаткой подставке для телевизора. В одном углу расположен холодильник размером с общежитие колледжа, на стене висит треснувшее зеркало с потрепанными шкафчиками, а рядом с ними – постоянно протекающий кулер для воды.
Стены выкрашены в самый уродливый оттенок желтого, какой только можно себе представить. Это все равно, что находиться в квартире курильщика, который дымит минимум тремя пачками в день и не покидает свое жилье последние сорок лет.
Воспользовавшись туалетом, мою руки и достаю мусорный пакет из корзины. Завязываю концы в узел, заменяю пакет новым и направляюсь к большим алюминиевым мусорным бакам. Они стоят вдоль стены в коридоре, который ведет в переулок позади «У Бадди», где расположены уже большие общественные мусорные баки.
В коридоре сегодня царит полный беспорядок.
Вонючие мешки с мусором и остатками еды валяются вокруг алюминиевых мусорных баков, переполненных до отказа. Содержать эту зону в чистоте – работа посудомойщика, но он уволился несколько дней назад и до сих пор замену ему не нашли.
– Отлично, – бормочу я.
Диего разбирается с посудой, пока Бадди пытается найти нового сотрудника, но, судя по всему, выбрасывать мусор Диего считает работой ниже своего достоинства.
У меня с этим проблем нет. Пока я росла, то отвечала за уборку стойл для лошадей и свинарников на ферме. Я не новичок по вонючим и грязным обязанностям.
Вернувшись в комнату для персонала, накидываю свое тяжелое пальто и ботинки, чтобы вернуться в коридор. Распахнув дверь в переулок, хватаю два мусорных пакета с пола и выхожу наружу.
Проливной дождь сменился мелким покрапыванием. Мусорный контейнер находится всего в нескольких футах от двери, поэтому мне нужно пройти всего ничего. К сожалению, контейнер закрыт крышкой. Это тяжелая металлическая откидная створка, которую нужно поднять и держать открытой достаточно долго, чтобы просунуть туда мусорный мешок.
Я бросаю пакеты на землю рядом с мусорным контейнером и откидываю крышку. Мой толчок достаточно силен, чтобы она взлетела и с грохотом уперлась в стену.
Швыряю внутрь мусор, а затем тащусь обратно за остальным. Повторяю процедуру, решив хотя бы немного разгрести беспорядок, пока не слишком замерзну и не промокну.
Во время моего четвертого путешествия кто-то хватает меня сзади.
Меня так резко оттаскивают от мусорного контейнера, что я теряю равновесие. Я отшатываюсь назад и врезаюсь в твердую грудную клетку. Стоит мне попытаться закричать, чья-то рука сжимает мое горло. Кончик чего-то ледяного и острого вонзается в мягкую впадину под моей челюстью.
– Пискнешь, и я отрежу твой гребаный язык.
Голос низкий, мужской и смертельно серьезный.
Я застываю в ужасе. Инстинктивно хватаюсь за руку, которая зажимает мое горло. Эта рука в куртке из тонкого нейлона, сквозь который я чувствую сухожилия и мышцы, твердые, как камень.
В ушах так сильно стучит пульс, что это заглушает шум дождя и отдаленные звуки уличного движения. Задыхаясь от страха, я начинаю дрожать.
Не паникуй, не паникуй... О боже, он убьет меня... Я умру.
Еще двое мужчин появляются из тени в дальней стороне мусорного контейнера. Их головы покрывают капюшоны толстовок, поэтому я не могу разглядеть их лица в темноте, но оба мужчины широкоплечи и неуклюжи. И у обоих в руках пистолеты.
Когда я всхлипываю от страха, тот, что стоит позади меня, сильно встряхивает меня. Так сильно, что я прикусываю язык.
– Вот что сейчас произойдет, – шепчет он мне на ухо. – Мы войдем внутрь. Ты покажешь нам, где находится сейф, и продиктуешь шифр. Мы возьмем все, что там есть, а потом отчалим с миром. Делай, как я говорю, и никто не пострадает. Мы поняли друг друга?
У него сильный бостонский акцент. Его горячее дыхание превращается в пар на холодном ночном воздухе, касаясь моей щеки. По голосу, это молодой парень, который чувствует вседозволенность. Нутром чую, если я сделаю что-то, что ему не понравится, он без колебаний перережет мне горло.
Но вот незадача: у Бадди нет сейфа.
Его жена приходит каждый день в четыре часа, чтобы забрать наличные из кассы, и относит деньги в банк. Также есть терминал, который автоматом отправляет средства на счет. Этим ребятам стоило пойти в прачечную за легкими деньгами.
Но он уже подталкивает меня к открытой двери.
– Здесь нет никакого сейфа! – мой голос высокий и испуганный. Я вцепляюсь пальцами в его руку. – Только в кассе есть наличные, но совсем немного!
– Не смей мне врать, гребанная сука, – рычит он мне в ухо, снова встряхивая меня. – Я знаю, что у этого старого козла в кабинете есть сейф. Сам слышал, как он этим хвастался.
Мой разум несется со скоростью миллион миль в час. Я не могу ясно мыслить, не могу кричать, не могу бежать. Что-то теплое и влажное струйкой стекает по моему горлу.
Кровь.
У меня идет кровь.
Этот засранец порезал меня.
В моем мозгу что-то щелкает. Ужас превращается в ярость. Ярость сжигает страх и захватывает мой разум в заложники, испаряя мысли о сотрудничестве и превращая меня в рычащее животное, действующее одними инстинктами.
Я поворачиваю голову и со всей дури впиваюсь зубами в изгиб его согнутого локтя, пробиваясь сквозь тонкий слой нейлона в его мягкую незащищенную плоть.
Он дергается и воет, отступив на шаг назад. Прежде чем он успевает оправиться от удивления, я смещаю бедра в сторону и завожу руку назад, чтобы дать ему как следует по яйцам.
Мужчина завывает от боли, наклоняется вперед и роняет нож.
Я уворачиваюсь от него, выпрыгнув из его хватки. А потом убегаю.
Мое сердце колотится о грудную клетку, пока я сбегаю вниз по переулку, работая ногами и руками и глотая воздух, как будто тону.
Почти добравшись до главной улицы, меня настигают. На этот раз меня хватают за волосы с такой силой, что я на мгновение оказываюсь в воздухе, а затем моя спина и голова ударяются о мокрый цемент, выбивая дыхание.
Задыхаясь, я перекатываюсь на бок, пытаюсь снова встать на ноги, но сильный удар ногой в живот не дает мне подняться.
Потом еще один удар – мне в лицо.
Я снова заваливаюсь на бок. Кашляя и хрипя, борясь с рвотой, я сворачиваюсь в защитный клубок. Влажный бетон касается моей щеки. Все вокруг кажется размытым и шатающимся. В ушах пронзительно звенит.
Уходи. Уходи. Торопись, встань на ноги и вали отсюда!
Меня оттаскивают назад в переулок и швыряют к стене. Тот, кого я укусила (по ходу, самый главный) присаживается рядом и хватает меня за подбородок.
– Мы нашли бойца, ребята, – он ухмыляется, впиваясь пальцами в мое лицо.
Один из них хихикает и потирает ладонью свою промежность.
– Это будет забавным.
Все трое гогочут. Низкие, противные смешки, которые словно вирус растекаются по моим венам.
Похоже, прежде чем вернуться к Бадди и забрать то, за чем пришли, они решили порезвиться.
Моя губа пульсирует, глаз начинает опухать, а печень стонет от полученного удара, пока я смотрю в лицо парня, склонившегося надо мной.
Он тоже надел толстовку. Вблизи я вижу, что его голубые глаза блестят, нос кривой, как и его ухмылка. Под левым глазом вытатуированы слезинки1.
Я знаю, что означают эти слезы, и они никак не связаны с его склонностью плакать.
– Меня зовут Тру, – хриплю я. – Запомни это имя. Оно будет преследовать тебя.
Он хмыкает.
– О, собираешься натравить на меня свою гончую собаку, Алабама?
Я отвечаю ему сквозь стиснутые зубы:
– Нет, собираюсь надрать тебе задницу, когда встречу в аду. И я из Техаса, ты, врожденный идиот.
Из последних сил я ударяю кулаком в его адамово яблоко. Его голова резко откидывается назад. Он издает громкий, похожий на спазм рвоты звук, падает на задницу и хватается за горло, кашляя.
Его спутники ошеломлены примерно на две секунды, пока один из них сердито не кричит:
– Что за херня?
Он снова яростно пинает меня в живот, затем поднимает руку и направляет пистолет мне в лицо. Я инстинктивно вскидываю руку и закрываю глаза, все мое тело сжимается в ожидании громкого выстрела.
Но его нет.
Вместо этого я слышу испуганный визг, глухой удар кулаков по плоти, а затем карикатурную серию хрюканья и стонов. Среди какой-то возни и сердитой ругани, что-то ударяется о борт мусорного контейнера с громким металлическим лязгом, а затем слышится тошнотворный хруст костей, который эхом разнесся по переулку вместе с пронзительным криком агонии. Снова глухие удары, снова хрюканье, тяжелые стоны, а после – тишина.
Я поднимаю голову и оглядываюсь, прищурившись, чтобы увидеть хоть что-нибудь сквозь тени.
Когда мне удается сосредоточиться, я замечаю двух мужчин, неподвижно лежащих на земле в нескольких футах от меня с закрытыми глазами и окровавленными лицами, обращенными к дождю.
Над ними стоит человек во всем черном, как гробовщик. Он смотрит на меня без всякого выражения на лице. Его руки свободно свисают по бокам.
Это волк.
Движение позади него отвлекает меня. Тот, кто приставил нож к моему горлу, пытается подняться на ноги. Когда он кашляет, шатаясь, его глаза закатываются. Он замечает лежащий в нескольких футах от него ствол его товарищей и бросается к нему.
Но это ему не удается.
Волк резко поворачивается, хватает парня за голову и сворачивает. Тот соскальзывает на колени, падает на бок и замирает.
По омерзительному хрусту его шеи я понимаю, что грабитель с ножом, назвавший меня Алабамой, больше никогда так меня не назовет.
Дождь идет все сильнее. Где-то вдалеке гремит гром. В ночном небе вспыхивают зазубренные белые стрелы молний.
Волк опускается на колени рядом со мной и нежно касается моего лица. Оглядев меня, он чертыхается.
– Насколько сильно ты ранена? Поговори со мной, девочка. Сможешь встать?
Его голос звучит тихо, но настойчиво. Глаза пылают яростью. Лицо скрывает тень, а с кончиков темных волос стекают капельки дождя.
Он выглядит красивым и страшным, прям ангел-мститель, пришедший опустошить весь мир.
Я пытаюсь заговорить, но вырвавшийся из меня звук не похож на слово. Даже не похоже, что это издает человек.
Волк достает из кармана пиджака сотовый телефон, тычет в него пальцем и прикладывает к уху. Затем говорит оператору, что ему нужна скорая помощь, и называет адрес.
Последнее, что я вижу перед тем, как потерять сознание, – это как он смотрит на меня сверху вниз, пока его большая грубая рука гладит мое лицо.
∙ ГЛАВА 5 ∙
Тру
Я прихожу в себя на больничной койке с иглой в руке и приятным туманом в голове. Солнечный свет струится сквозь окна. Снаружи на деревьях щебечут птицы.
Я понятия не имею, что происходит.
Боль смутно ощущается где-то на краю моего сознания, но ее сдерживает та чудесная смесь лекарств, что растекается по моим венам через иглу. Трубка из неё ведет к прозрачному пластиковому пакету с жидкостью, висящему на металлической подставке. Пикающий аппарат рядом показывает множество бессмысленных показаний в веселых желтых цифрах.
Обрывки воспоминаний проплывают мимо, как облака. Сирены. Ливень. Поездка в больницу на машине скорой помощи прошла слишком быстро, судя по всем неконтролируемым поворотам. Волк сидел напротив и молча смотрел на меня с каменным лицом.
Его рука сжимала мою.
Должно быть, я то теряла сознание, то приходила в себя, потому что совершенно не помню, как очутилась в этой комнате или на этой кровати. Я помню людей, которые склонялись надо мной. Их лица расплывались, губы беззвучно двигались. Меня катили по каким-то коридорам, швы потолочных плиток пролетали над головой, как линии на автостраде. Должно быть, были какие-то анализы, рентген или что-то в этом роде, но я это тоже не помню.
Что я отчетливо помню, так это то, что я верила, что вот-вот умру – ужасно, мучительно – но я выжила.
Мой большой и страшный серый волк меня спас.
Эта мысль вызывает у меня улыбку – свидетельство того, что я нахожусь под кайфом от болеутоляющих препаратов.
– Ты проснулась.
Низкий голос доносится справа от меня. Когда я поворачиваю голову в ту сторону, волк поднимается со стула рядом с моей кроватью. Высокий и величавый, он стоит, разглядывая меня сверху вниз; его глаза темные и непроницаемые, черный костюм и галстук не помяты и ни один волосок не выбился из прически.
Единственное свидетельство вчерашней расправы – красноречивое пятно на его накрахмаленном воротнике белой рубашки и разбитые костяшки правой руки.
Стоит мне облизать губы, он берет стакан с тумбочки и подносит согнутую соломинку к моему рту, чтобы я могла попить. Я делаю глоток, и холодная вода скользит по моему языку и вниз по горлу. Глотая, пристально смотрю на волка.
Он сосредоточенно изучает меня. Напряжение сжимает уголки его рта.
Закончив с водой, я откидываюсь на подушки и лениво моргаю, пытаясь определить, является ли мое отсутствие страха перед этим опасным человеком, который смотрит на меня с такой серьезной интенсивностью, смелостью или глупостью.
Решаю, что дело в глупости. Мои гормоны взяли под контроль мой мозг. Если бы он был похож на тролля, я бы уже кричала об опасности.
– Держу пари, что это помогает твоей работе.
Его темные брови сходятся вместе.
– Что именно?
– Быть таким горячим и таинственным. Это отвлекает людей. Застает их врасплох. Назовешь теперь свое имя, учитывая, что спас мне жизнь, или мне стоит предположить, что Бэтмен реален, и ты миллиардер с фетишем на латексные костюмы и мачо-технологии, который бродит по ночным улицам и борется с преступностью?
Он продолжает молча на меня таращиться.
Я вздыхаю.
– Окей, Брюс Уэйн. Хотя стоит отметить, что тебе не очень-то подходит Брюс. Я бы скорее назвала тебя Аполлоном или типа того.
– Аполлон – греческое имя.
– Ох. Верно. Не совсем ирландское.
– И означает «разрушитель».
– Ну, так поехали! Есть ли ирландское имя для разрушителя? Что значит «Коннор»? Я всегда думала, что оно для горячих крутых парней. Ты что, наемный убийца?
Он задумчиво смотрит на меня с минуту, затем касается моего лба тыльной стороной ладони.
– Я не в бреду, – заявляю я, наслаждаясь ощущением его прикосновения слишком сильно. – Немного не в себе от того, чем меня накачивают из этого пакета, но мой мозг в основном работает. Примерно на девяносто процентов. Ладно, наверное, чуть больше пятидесяти процентов, но хочу сказать, что мне действительно хотелось бы знать твое имя, а также то, чем ты зарабатываешь на жизнь, потому что я думаю, что обе эти детали важны для развития наших отношений.
Он медленно проводит кончиками пальцев от моего виска к скуле, затем поглаживает мою челюсть большим пальцем.
– У нас не будет никаких отношений, – задумчиво говорит он.
Я улыбаюсь ему.
– Какой же ты глупый.
Выражение его лица – это сочетание разочарования, раздражения и заинтересованности. Я очаровываю его, и ему это не нравится.
– Я же говорил, что не вступаю в отношения.
– Ага, а еще ты почти год проторчал в моей зоне, уставившись на меня, пытался сказать мне «прощай», но потом спас мне жизнь и признался, что любишь фисташковое мороженое сразу после того, как я сказала эту воистину неловкую вещь о том, что если это так, то это знак, и что мы должны быть вместе навсегда. Поэтому чувствую, что все это вроде как аннулировало твой запрет на отношения. Скажи мне, что я ошибаюсь.
Его ресницы опускаются ниже. Он смотрит на меня горящими глазами, стиснув зубы, медленно выдыхая через раздутые ноздри.
Черт возьми, этот мужчина растопит любое женское сердце.
В комнату входят двое полицейских в форме. Они видят волка, который стоит рядом со мной, резко останавливаются и смотрят друг на друга. Тот, что постарше, почтительно кивает волку и прочищает горло.
– Лиам.
– Джон.
– Я не знал, что... – Полицейский переводит взгляд на меня.
– Угу, – кивает волк, которого, очевидно, зовут Лиам.
Лиам. Ли-ням. Ничего себе, это обезболивающее действительно очень мощное.
Снова кивнув, старший полицейский говорит:
– Что ж. Мы будем снаружи, если понадобимся.
– Спасибо тебе, Джон.
Они отступают, и шарики в моей голове начинают вращаться. Да кто этот мужчина?
Прежде чем я успеваю задать еще один вопрос, в комнату врывается доктор с задранным носом, весь такой самодовольный и надменный в своей сине-белой униформе. Он резко останавливается, как это сделали копы, подозрительно оглядывая Лиама с ног до головы.
– Вы член семьи?
– Я Лиам Блэк.
Губы доктора приоткрываются, а глаза расширяются. Он прижимает блокнот к груди, как щит, и тяжело сглатывает.
– Каков прогноз? – спрашивает Лиам.
Это звучит так, что лучше бы доктор пришел с хорошими новостями, если не жаждал смерти.
Я хихикаю над побледневшим лицом врача. Лиам кладет руку на мое плечо и нежно сжимает. Я борюсь с желанием уткнуться в его ладонь носом, предпочтя смотреть на доктора.
Тот нервно облизывает губы.
– Эм. Прогноз... – Он сверяется с блокнотом. – Кровотечения из желудочно-кишечного тракта или других внутренних повреждений нет. Компьютерная томография не выявила кровоизлияний в мозг. Ребра ушиблены, но не сломаны, а хрящевина цела.
Он игнорирует меня, обращаясь к Лиаму.
– Несколько дней постельного режима, неделя или около того ограниченной активности, и она будет как новенькая. Она очень счастливая девушка.
– А опухоль?
– Опухоль? – повторяю я, тревога пронзает мое нутро.
Доктор, наконец, понимает, что в комнате еще и я нахожусь. Он окидывает меня беглым взглядом, затем снова обращает свое внимание на Лиама.
– Она рассосется до десяти дней. Как и синяки. Лед ускорит процесс заживления.
– Когда ее выпишут?
– Сейчас подготовлю документы. Это займет меньше двадцати минут.
– Думаю, ее следует оставить еще на одну ночь для наблюдения.
Слишком напуганный, чтобы спорить, доктор соглашается.
– Да. Ее следует оставить еще на одну ночь для наблюдения.
– После выписки нам понадобится обезболивающее домой.
Нам? Домой? Становится все интереснее.
– «Тайленола» должно хватить, чтобы справиться с...
– Опиоиды, – перебивает Лиам, пристально на него смотря.
Доктор бледнеет.
– Я позабочусь, чтобы все необходимое было выписано.
– Спасибо.
Поняв, что его отпустили, доктор разворачивается и уходит, с облегчением опустив плечи.
Когда Лиам снова обращает свое внимание на меня, я говорю:
– Твоя фамилия действительно Блэк, или это дань твоему любимому цвету?
Впервые с момента нашего знакомства на его губах появляется что-то похожее на настоящую улыбку. От этого суровые черты его лица смягчаются, давая мне возможность взглянуть на другую сторону этого человека, который знает, как смеяться, быть счастливым и ничего не знает о различных способах искалечить человека. Сколько силы нужно применить, чтобы сломать шею.
– Не могу поверить, что посчитал тебя застенчивой. Обычно я хорошо разбираюсь в людях.
Мне нравится, что его голос меняется, когда Лиам разговаривает со мной. Он становится ниже. Мягче. Теплее и интимнее, словно мы лежим в постели бок о бок, пока он проводит пальцами по моей обнаженной коже.
– Я настоящая скромница. Говорила же тебе. Я очень неловко веду себя с незнакомыми людьми.
– Я незнакомец.
– Уже нет.
Что-то в моем ответе его не устраивает. Его улыбка исчезает. Он склоняется надо мной, опираясь руками о матрас по обе стороны от моей подушки.
Теперь он выглядит опасным. Опасным и обворожительным, с двигающимися желваками и горящими глазами. Его нос оказывается всего в нескольких дюймах от моего. Однако его голос остается мягким, так что я знаю, что он не сердится.
– Не принимай меня за того, кем я не являюсь, Тру.
– За кого, например?
– За хорошего человека.
У меня такое чувство, что он хочет меня напугать, но это у него не особо выходит.
– Ты спас мне жизнь, – произношу, смотря в его глаза.
– Это не делает меня хорошим человеком. – Его взгляд опускается на мой рот, а голос становится хриплым. – Я сделал это из эгоистических соображений.
Когда он снова смотрит мне в глаза, то позволяет мне все увидеть. Нужду, похоть, темные желания.
От этого я начинаю трепетать, как никогда.
– Значит, ты не убийца, – шепчу я. – Они ведь должны быть инкогнито, верно? Но копы тебя знают. Как и доктор. Ты почти до смерти напугал беднягу. Может быть, ты и вправду Бэтмен.
Лиам делает еще один медленный, раздраженный выдох.
От него приятно пахнет мылом, сигарами и тестостероном, как от полуночной прогулки по лесу. Не раздумывая, я протягиваю руку и касаюсь его лица. Борода под моими пальцами ощущается жесткой и колючей.
– Ты красивый, волчок. Тебе кто-нибудь это говорил?
– Тебе стоит прекратить болтать прямо сейчас, – хрипло велит он.
– Я недавно столкнулась со смертью, плюс, я под кайфом от болеутоляющих препаратов. Мне можно все.
Когда я провожу пальцами по его подбородку и касаюсь губ, он напрягается и будто перестает дышать. Он выглядит так, словно вот-вот выскочит из комнаты.
– Подожди-ка, – говорю я, удивленно на него смотря. – Должно быть наоборот. Это я должна бояться тебя, но вместо этого...
– Я тебя не боюсь, – хмыкает он, и его темные глаза становятся угольно-черными. – Я боюсь за тебя. Мне стоит тебя напугать, но я не хочу этого делать. Ты пожалеешь, потому что я о многом могу попросить тебя, и ты наверняка мне это дашь.
Мы пристально смотрим друг другу в глаза, и пульсометр рядом с кроватью начинает сходить с ума.
Звонит телефон Лиама, разрушая чары.
Тихо выругавшись, он протягивает руку и выключает визжащий монитор. Затем выпрямляется, отворачивается от меня, подходит к окну и достает из кармана пиджака мобильник.
– Деклан. – Он мгновение слушает. – Ничего не поделаешь. – Еще одна пауза. – Приоритеты изменились. Это подождет.
Потом завершает звонок, прячет телефон обратно в карман пиджака, складывает руки на груди и молча смотрит в окно.
– Ты из-за меня куда-то опаздываешь.
Он поворачивает голову на звук моего голоса.
– Да.
– Тебе лучше идти. Не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
По какой-то причине это его забавляет. Лиам смотрит на меня через плечо, его темные глаза искрятся весельем.
