Текст книги "Обворожительно жестокий (ЛП)"

Автор книги: Джей Ти Джессинжер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

∙ ГЛАВА 7 ∙

Тру

Моя квартира находится на третьем этаже. Лиам не несет меня всю дорогу, хотя я не сомневаюсь, что он достаточно силен, так что если бы хотел, то сделал бы это. Вместо этого он осторожно ставит меня перед лифтом в вестибюле и нажимает пальцем на кнопку вызова.

Мы не смотрим друг на друга, ожидая прибытия лифта, но я прекрасно ощущаю его присутствие. Он – огонь, мускулы и опасность; лезвие бритвы, обтянутое шелком.

И вот мы совершаем поездку в лифте. Тихую, но потрескивающую от сексуального напряжения.

Я смотрю прямо перед собой, стараясь не вспоминать сцену в лифте из «Пятидесяти оттенков серого», где Кристиан прижимает Ану к стене и поднимает ее руки. Но вот оно что: чем больше стараешься о чем-то не думать, тем больше думаешь, пока не становишься одержимым и не начинаешь себя ненавидеть, потому что абсолютно беспомощный и не можешь остановиться.

Я представляю, как он нажимает на кнопку экстренной остановки кабины, чтобы сорвать с меня одежду и засунуть свою пульсирующую эрекцию внутрь меня, рыча возле моей шеи и кусая меня. Я бы тогда кричала и царапала ногтями его спину.

К моменту остановки лифта я вся красная и вспотевшая.

– Что-то случилось? – резко спрашивает Лиам.

Конечно, он заметил. Он замечает все. Эти его проклятые волчьи глаза.

– Ничего, – отмахиваюсь я.

Мой голос такой высокий, словно я надула легкие гелием.

Сжимая в руке экземпляр «В поисках утраченного времени», я выхожу из лифта, избегая взглядов на Лиама. Он следует за мной по пятам. Только когда я оказываюсь перед дверью своей квартиры, я понимаю, что моя сумочка все еще в «У Бадди», следовательно, у меня нет ключей.

Следовательно, мне придется разбудить Элли.

Тяжело вздохнув, я поднимаю руку, чтобы позвонить в звонок. Прежде чем я успеваю это сделать, Лиам хватает меня за запястье.

Ощущение его сильных пальцев снова напоминает мне сцену в лифте, и я краснею. Очень.

– У меня есть ключ, – заявляет он.

Я уверена, что мое пылающее лицо подняло температуру, по крайней мере, на десять градусов в коридоре, но мы оба делаем вид, что не замечаем этого.

– Откуда у тебя ключ?

– Твоя соседка дала мне свой запасной.

Я удивленно моргаю.

– Элли дала тебе свой запасной ключ?

– Да.

– Это... странно.

– Она очень милая девушка.

– Милая? Обычно ее описывают как грубую, пугающую и необычайно умную, но никогда не милую. Я не уверена, что мы говорим об одном и том же человеке.

Он опускает свою руку, но не отпускает моего запястья. Его хватка кажется успокаивающей, но явно собственнической.

Не похоже, что его план держаться от меня подальше хорошо работает.

Глядя на мои румяные щеки, он говорит:

– Люди обычно делают то, что я прошу.

– Это я уже заметила. И что же ты ей сказал?

– Правду.

Я вскидываю бровь.

– Что именно?

Его глаза горят огнем.

– Что мне было необходимо. Могу я теперь открыть дверь?

Я вообще ничего не понимаю. Пора уже отказаться от этих попыток. Мой бедный мозг нуждается в отдыхе.

– Да. Спасибо.

Наконец он отпускает мое запястье и достает ключ из внутреннего кармана своего пиджака. Быстро повернув замок, он открывает дверь и заходит внутрь, придерживая дверь открытой, приглашая меня вперед. Ощущение, что он хозяин этого места, а я пришла в гости.

Я вхожу и кладу книгу на шаткий столик в фойе, который мы с Элли купили на блошином рынке в день переезда. Как только за мной захлопывается дверь, Лиам снимает с меня пальто и перекидывает его через свою руку.

Мы стоим и смотрим друг на друга, пока я не начинаю извиваться.

– Ты хочешь пить, – торжественно объявляет он. – Принесу тебе немного воды.

Я отрицательно качаю головой.

– Я в полном порядке, спасибо. Уверена, что тебе не терпится вернуться к своему обычному графику блуждания по ночным городским улицам, срывая нападения и запугивая представителей власти. – И жестом указываю на дверь.

Какое-то мгновение он пристально смотрит на меня, потом поворачивается и бесшумно исчезает на кухне.

Его шаги едва слышно. Поразительно, что такой крупный мужчина может двигаться настолько бесшумно. Должно быть, это все из-за практики красться по лесу на мягких лапах.

На кухне со свистом открывается дверца холодильника. Вряд ли он найдет там то, что ищет, если только его не интересуют остатки китайской еды или соусы в различных стадиях разложения.

Я живу в основном на протеиновых батончиках и консервированном супе, а Элли – на лапше быстрого приготовления и замороженных котлетах. Зато у нас много мороженого и вина, но это все.

Так что представьте мое удивление, когда Лиам возвращается в коридор с бутылкой воды в руке.

– А откуда это взялось? – хмурюсь я.

– Артезианский источник во французских Альпах.

И он еще говорит, что я умничаю.

– Конечно я не об этом. Я имею в виду, как она попала в мою квартиру?

– Я принес. – Он откручивает металлическую крышку и вкладывает бутылку мне в руку. Стекло. Что за нелепая экстравагантность? – Пей. Тебе нужно много пить.

Я мгновение рассматриваю бутылку, думая о том, что ему, похоже, нравиться таскать вещи по разным местам. У меня и этих унций дизайнерской французской воды много общего.

Он видит, как крутятся колесики в моем мозгу.

– Не усложняй ситуацию еще больше, Тру. Просто пей.

– Ты собираешься стоять здесь и смотреть на меня? – Он склоняет голову на бок. – Вдруг я не смогу?

– У тебя болит горло?

– Нет, все из-за страха перед зрителями.

Он пристально смотрит на меня.

Я морщу нос.

– У меня действительно боязнь сцены. Всегда нервничаю.

С горящими глазами он делает шаг ко мне. Я отступаю. Он делает еще один шаг, и я нервно делаю шаг назад, пока моя задница не ударяется о столик. Мне больше некуда отступать. Он наклоняется ко мне, и мое сердце притворяется скаковой лошадью, начав скакать галопом.

– Труви, – шепчет он мне на ухо. – Красивая. Упрямая маленькая королева пчел. Я хочу, чтобы ты попила, потому что вода поможет тебе исцелиться, а не потому, что я пытаюсь контролировать тебя. Не бросай мне вызов только для того, чтобы доказать себе, что ты можешь это сделать.

Его голос убийственно сексуален. Боюсь, мне придется ухватиться за лацканы его костюма, чтобы не соскользнуть на пол.

Он отступает назад, прежде чем я растекаюсь в лужицу, и впивается в меня своим пронзительным взглядом.

Я делаю хороший, долгий глоток из модной стеклянной бутылки, стараясь, чтобы моя рука не дрожала, а сердце не разрывалось от напряжения.

– А теперь давай уложим тебя в постель, – произносит он, как только я допиваю.

Затем берет меня за руку и ведет через гостиную в мою спальню, не спрашивая дорогу, потому что уже ее знает.

В комнате Элли горит свет, который просачивается из-под закрытой двери ее спальни. Я слышу тихие голоса, доносящиеся изнутри, когда мы проходим мимо, и надеюсь, что на этот раз она смотрит что-то менее удручающее, чем «Собачья жизнь».

Когда мы добираемся до моей комнаты, Лиам включает свет и отходит в сторону, пропуская меня внутрь.

Все было таким же, каким я все оставила. Не знаю почему, но мне кажется, что должно быть какое-то доказательство того, что случилось со мной в переулке за рестораном. Какой-то красноречивый намек на то, что моя жизнь изменилась в период между моим отъездом и сегодняшним днем. Видимое различие.

Кроме, разумеется, волка, следящего за каждым моим движением голодными хищными глазами.

Он стоит совершенно неподвижно, наблюдая, как я ставлю полупустую бутылку с водой на комод и провожу рукой по своим растрепанным волосам.

– Я... – Я прочищаю горло. – Я хочу принять душ перед сном.

Я не хотела его провоцировать, но будь я проклята, если его глаза не вспыхивают желанием. Он смотрит на кровать, опустив ресницы, потом снова на меня.

– Конечно, – хрипит он. – Я сам закрою за собой. Твое пальто на кухонном стуле. Лекарства лежат на полке в маленьком белом пакете.

Я почти забыла о лекарствах. Должно быть, он принес их, когда приходил за свежей одеждой. Или позже. Или просто дал задание своему угрюмому водителю.

Так много вопросов, которым придется остаться без ответов.

– А ключ Элли?

Он молча достает его из внутреннего кармана пиджака и протягивает мне.

А потом мы стоим и смотрим друг на друга. Неловкость просто сокрушительная.

– Еще раз спасибо тебе за то, что ты сделал, – тихо благодарю я. – В переулке. И в больнице тоже. И за книгу. В общем... за все. Я знаю, что больше не увижу тебя, но никогда не забуду.

Он смотрит на мой рот, стиснув зубы. Какое-то мгновение он колеблется, словно слова вертятся на кончике его языка, но потом выдыхает и сжимает губы, передумывая.

– Может быть, в другой жизни, – пробормотав себе под нос, резко разворачивается и уходит.

Я прислушиваюсь к затихающему звуку его шагов и слабому скрипу петель на входной двери. Затем все стихает, кроме глухого стука моего пульса и шума уличного движения с улицы.

С уходом Лиама мой адреналин испаряется, усталость берет верх.

Я раздеваюсь и принимаю горячий душ, морщась, когда брызги попадают на мою рассеченную губу. Различные части моего тела либо болят, либо покалывают, либо смертельно устали. Моя грудная клетка ноет, а живот крутит. Действие внутривенных препаратов проходит, и я чувствую себя такой же избитой, какой выгляжу. Все, чего я хочу – это забраться под одеяло и заснуть на целый год.

Но когда я выхожу из ванной, завернувшись в полотенце, этот план рушится.

Лиам сидит на краю моей кровати в ожидании меня.

∙ ГЛАВА 8 ∙

Тру

Я резко останавливаюсь, широко распахнув глаза. Мое сердце вновь пытается выскочить из груди.

Упираясь локтями в колени и подперев подбородок ладонями, Лиам напряженно изучает ковер в моей спальне.

Когда становится ясно, что он не собирается заговаривать первым, я спрашиваю:

– Как ты вернулся без ключа?

– Я не запирал за собой дверь.

– Почему это?

Он тяжело выдыхает, как будто боялся этого вопроса. Затем закрывает глаза и понижает голос.

– Я знал, что мне захочется вернуться.

Это настолько выходит за рамки моего опыта общения с мужчинами, что я не знаю, как действовать дальше. Я стою и таращусь на него с минуту, пока бешено колотится сердце, а капли с мокрых волос стекают по спине.

– Ты можешь остаться, если хочешь, но... я не в том состоянии, чтобы...

– Блядь, девочка, – ругается он сквозь стиснутые зубы. – Я способен на множество плохих вещей, но не отношусь к числу мужчин, которые используют в своих интересах раненую женщину.

– Я это знаю.

Он поднимает голову и смотрит на меня, сдвинув брови. Грозовые тучи собираются над его головой.

– Ты не можешь этого знать.

– Но знаю.

Моя уверенность раздражает его. Он поднимается, возвышаясь надо мной, и бросает на меня такой взгляд, от которого любой разумный человек задрожал бы. Но, по-видимому, я не разумна, потому что он меня нисколько не пугает.

Я поднимаю подбородок и встречаюсь с ним взглядом.

– Ты не представляешь для меня никакой опасности. И никакие твои слова не убедят меня в обратном.

Он подходит ближе, сверкая глазами.

– Ты видела, как я убил трех человек.

– А еще я видела, как ты почти целый год старался не разговаривать со мной, потому что считал, что ты мне не подходишь.

– Я тебе не подхожу.

– Ага, ты так и сказал. Вино и чизбургеры тоже не идут мне на пользу, но это две мои любимые вещи. Кроме того, твой аргумент имел бы больший вес, не спаси ты мне жизнь. Спасение жизни человека – это своего рода стандартное определение того, что ему подходит. Мне подходит быть живой. Следовательно, ты мне подходишь. Если ты хочешь доказать, что не особо подходишь тем троим парням в переулке, что ж, в этом ты меня убедил.

Раздувая ноздри, он бормочет проклятие.

– Ты можешь проклинать все, что душе угодно, господин Волк. Это никак не поменяет факта, что я тебе доверяю.

Он просто в ужасе от этого. Его глаза расширяются, а губы приоткрываются от шока.

– Ты мне доверяешь, – еле слышно повторяет он.

– Не смотри так испуганно. Может быть, я хорошо разбираюсь в людях.

– Или, может быть, полученный удар по голове что-то из нее выбил.

– Окей. Ты победил. Я в бреду, а ты на самом деле чудовище. Уходи.

Но он не двигается с места. Лиам словно прирос к кровати, смотря на меня в возмущенном неверии. И со здоровой дозой гнева.

Он злиться на себя, а не на меня.

Мы оба знаем, что он хочет уйти, но не собирается этого делать.

Я стараюсь звучать не слишком самодовольной:

– Хорошо. Теперь, когда мы установили, что ты остаешься, я собираюсь переодеться в пижаму и лечь в постель.

Его горящий взгляд падает на мою кровать. Каким-то чудом она не вспыхивает пламенем.

Я не дожидаюсь от него еще каких-нибудь замечаний по поводу ужасного состояния моего мозга. Выхватываю из ящика комода штаны для йоги, трусы и майку для сна. Затем возвращаюсь в ванную и закрываю дверь, прислоняясь к ней, как только она за мной закрывается. Я стою, тяжело дыша, пока мои колени не перестают дрожать и хаос в моем сознании не превращается в некое подобие порядка.

Быстро одеваюсь и сушу волосы феном, оставляя их влажными, потому что мне не терпится с этим закончить.

Затем, как будто это совершенно нормально, и у меня постоянно отираются безумно горячие, таинственные, опасные мужчины в черных костюмах от Armani, борющиеся со своей совестью за ночевку, я спокойно выхожу из ванной и заползаю в постель.

Сворачиваюсь калачиком на боку, натягиваю одеяло до подбородка и поднимаю взгляд на Лиама.

Он стоит на том же самом месте, где стоял перед моим походом в ванную, и смотрит на меня так, словно никак не может понять, что происходит.

– Спой мне на сон грядущий, волчок, – шепчу я. – Спой мне ирландскую колыбельную.

Он прикрывает глаза рукой и тихо стонет.

– Если это поможет, я притворюсь, что боюсь тебя, если ты все еще будешь здесь, когда я проснусь. Буду кричать и все такое.

Он опускает руку и вздыхает. Тяжелый смиренный вздох означает мою победу.

Если кто-то и находится здесь в опасности, то это определенно он.

Лиам опускает свое тело на край матраса, осторожно ложась. Я отодвигаюсь в сторону, чтобы освободить ему больше места. Сую подушку под голову и наблюдаю, как он борется с собой в течение нескольких безмолвных мгновений, хрустя костяшками пальцев и скрежеща задними коренными зубами, таращась на ковер. Я дергаю его за рукав костюма.

Он поворачивает голову и смотрит на меня из-под опущенных ресниц; его челюсть сжата, прядь темных волос спадает ему на глаза. Мне хочется протянуть руку и убрать ее, но я держу себя в руках.

Сохраняя тон мягким, произношу:

– Если не хочешь, то не пой. Можем просто полежать вместе.

– Ты всегда такая? – выглядя расстроенным, спрашивает он.

Я хмурю брови.

– Какая?

Он на мгновение задумывается.

– По-идиотски бесстрашная.

– Я вовсе не бесстрашная. Я очень многого боюсь. Только не тебя.

– Что делает тебя идиоткой.

Я улыбаюсь ему, ничуть не обидевшись.

– Увы, но я очень умный человек.

– Умные не приглашают совершенно незнакомых людей в свои спальни посреди ночи после того, как на них напали в темном переулке.

– Приглашают, если этот совершенно незнакомый человек был не совсем незнакомцем, а тем, кто спас их от упомянутого нападения. И, между прочим, я тебя прогнала, а не приглашала. Ты уже был здесь, когда я вышла из ванной.

Он сердится из-за моей логики.

– Все это как минимум безрассудно.

– Смотри. Ты очаровал мою злющую соседку по квартире, которая ненавидит почти всех, но она дала тебе ключ. Ты взял для меня лекарство. Принес мне в больницу чистую одежду. Подарил мне книгу о жизни, смерти и любви. Затарил дорогой французской водой мой холодильник, где она, вероятно, в ужасе рыдала, когда осмотрелась. Так бы плохой парень не поступил. И ты не убедишь меня в обратном. Давайте двигаться дальше, пожалуйста.

Какое-то время он пристально меня изучает, потом снова переводит взгляд на ковер. Думает, опустив голову. Проводит большой лапищей по темным волосам, сжимает затылок и тяжело вздыхает.

– Перевернись на другой бок, – наконец низким голосом командует он.

Такой обжигающе горячий и неистовый, что адреналин взрывается в моей крови. С колотящимся сердцем я переворачиваюсь и широко распахнутыми глазами смотрю на стену.

Матрас шевелится, когда Лиам встает. До меня доносится шорох и скольжение ткани, затем матрас прогибается под тяжестью мужчины.

Лиам вытягивается позади меня и прижимается своими ногами к моим.

Очень осторожно он просовывает левую руку под мою голову, пока моя шея не оказывается на его бицепсе, а щека – на подушке. Я застываю, если не считать бешено бьющегося сердца.

Как много из своей одежды он снял? Неужели он сейчас голый? Неужели волк лежит совершенно голый прямо рядом со мной? Нет... на нем точно рубашка (его рука под моей шеей прикрыта тканью рукава). Но, может быть, он снял свои брюки? Определенно пиджак. А как же галстук? Обувь? Ремень?

Нижнее белье?

У меня сердечный приступ. Прощайте. Боже. Я умру здесь и сейчас.

– Дыши, – бормочет Лиам. Я выдыхаю с огромным порывом, дрожа. – Так-то лучше.

Закрыв глаза, я несколько долгих минут прислушиваюсь к гулу своего сердцебиения. Позади меня Лиам тих и неподвижен. Единственные соприкасающиеся части наших тел – это его колени, верхняя часть моей спины и моя шея с его рукой, но я мучительно ощущаю каждый дюйм его тела с головы до ног.

Он излучает так много тепла, что к нему хочется прижаться, как к печке.

Когда мой язык вспоминает, как формировать слова, я шепчу:

– Лиам?

– М-м-м.

– Я... я рада, что ты здесь.

Его тихий выдох колышет мои волосы.

– Давай спать.

Он думает, что я могу спать в такое время?

Я прикусываю нижнюю губу зубами, чувствуя ее толщину, гадая, насколько будет больно, когда он поцелует меня (а он поцелует меня, это только вопрос времени). Но затем снова застываю, потому что Лиам утыкается носом в мой затылок…

И осторожно вдыхает.

Каждый дюйм моего тела покрывается гусиной кожей. Соски мгновенно твердеют. И я практически стону вслух.

Он обнимает своей большой теплой рукой мое плечо и сжимает его.

– Тише, – бормочет он.

Может быть, я застонала вслух? Черт, вероятно, я и простыни намочила. Между ног отчетливо пульсирует, что, вероятно, посылает ударные волны, которые он может почувствовать и измерить по шкале Рихтера.

Я утыкаюсь лицом в подушку и всхлипываю.

– Я принесу тебе обезболивающее, – резко говорит он.

Мне хочется перевернуться и ударить его подушкой.

– Мы оба знаем, что ты не настолько невежественен.

Он не отвечает. Проходит минута. Две. Я делаю долгий выдох через губы, беззвучно считая до ста и обратно. В конце концов, я успокаиваюсь.

Лиам остается совершенно неподвижным все это время, явно находясь в нервном напряжении, пока не чувствует, что я взяла себя в руки. Он тоже выдыхает и начинает медленно поглаживать большим пальцем мое предплечье.

Но потом напрягается и рычит:

– Что это было?

Я открываю глаза и напрягаю слух в ожидании нового шума. Был глухой стук, который, похоже, доносился из квартиры.

Погодите, вот опять. Повторяется в равномерном темпе…

Шлеп. Шлеп. Шлеп.

Когда я слышу приглушенный стон, мое лицо вспыхивает.

И вот так мы и лежим, пока Лиам не говорит:

– Я так понимаю, у твоей соседки гость.

– Ее парень, – шепчу я, соглашаясь. – Они поссорились, но так было...

Шлеп. Стон. Шлеп. Стон. ШЛЕП. ШЛЕП. ШЛЕП. СТОН.

В ответ на очередной гортанный стон Элли, Лиам цедит сквозь стиснутые зубы:

– Похоже, они снова вместе.

Теперь мы слышим, как больше не бывший Элли протяжно стонет, приближаясь к своей кульминации, долбя, толкая и стуча изголовье кровати Элли в стену.

Матерь божья. Этого не может быть.

Стук продолжается вечно, но потом резко прекращается. Элли и Тайлер одновременно вскрикивают, достаточно громко, чтобы мои окна задребезжали. Соседи по коридору, вероятно, уже звонят в полицию, чтобы сообщить об убийстве.

Позади меня Лиам неподвижно лежит, прерывисто дыша; его грудная клетка прижата к моим лопаткам, так что я чувствую, как бешено колотится его сердце.

То ли он притянул меня к себе, то ли я откинулась назад, но в любом случае сейчас я нахожусь вплотную к нему: спиной к его груди и животу, задницей к его промежности.

Его сердцебиение – не единственное, что я чувствую.

Большой, горячий стояк жадно впивается в мой зад.

Когда восторженные возгласы Элли и Тайлера затихают, оказываются слышны только наши неровные вдохи и выдохи.

Я беспокойно вытягиваю ноги под одеялом. Лиам перемещает свою руку на мое бедро и сжимает его.

– Не двигайся. Дай мне минутку, – грубо просит он.

Я замираю.

Мы лежим так целую вечность, пока он не прижимается щекой к моему затылку и не выдыхает. Его теплое дыхание скользит по моей коже под воротник рубашки и вниз по лопаткам, поджигая мои нервные окончания.

Если бы он протянул руку и ущипнул один из моих ноющих сосков, я бы кончила.

– Лиам...

– Тихо, – приказывает он. А потом очень тихо: – Блядь.

Снаружи по улице проезжают машины. Где-то вдалеке лает собака, жутко напоминая вой волка.

– Прости, – тихо шепчет Лиам. – Я не... обычно у меня получается гораздо лучше…

Когда он не продолжает, я осмеливаюсь спросить:

– Держать все под контролем?

– Типо того, – взволнованно отвечает.

Я сглатываю, потому что во рту сухо, как в пустыне.

– Если тебе от этого станет легче, то я тоже сейчас не очень хорошо себя контролирую.

– Знаю. И мне от этого не лучше.

Похоже, он вот-вот вскочит с кровати и выбежит за дверь.

– Пожалуйста, не уходи, – шепотом прошу я. – Не хочу, чтобы ты уходил. Останься со мной.

– Тру… – едва слышно выдыхает он.

– Я буду тихой, как мышь. Смотри, я уже сплю. – Я притворяюсь, что храплю.

Когда я слышу что-то похожее на смешок, мое сердце подпрыгивает от надежды. Я понятия не имею, почему мне вдруг так важно, чтобы он остался. Ну и разумеется, я чувствую себя в большей безопасности, когда он рядом.

Зависимой и возбужденной тоже, но в основном в безопасности.

Его вздох снова колышет мои волосы. Я могу сказать, о чем он думает. Борется между тем, остаться ему или уйти. Если он действительно уйдет, я не уверена, что еще раз вернется. Если ему удастся найти в себе силы оторваться от меня и переступить через дверь, он найдет в себе силы и держаться подальше навсегда.

Возможно, это мои последние минуты с ним.

Эта мысль вызывает небольшую вспышку паники в моем нутре.

Одним быстрым движением я переворачиваюсь, обнимаю его левой рукой за талию и прижимаюсь головой к его подбородку.

Лиам делает глубокий вдох и замирает.

Мы лежим так еще некоторое время – я прижимаюсь к нему с зажмуренными глазами, задерживая дыхание, а он изображает ледяную кирпичную стену. Его сердце словно отбойный молоток. Я не смею ни дышать, ни двигаться, ни издавать и звука.

Затем, очень медленно, лед начинает таять.

Рука, сжимавшая мое бедро до того, как я повернулась, снова оседает прямо над изгибом моей тазовой кости; его пальцы слегка дрожат. Он опускает голову на подушку, расслабляя напряженные конечности, и медленно вдыхает.

Затем обхватывает рукой мою спину и мягко притягивает ближе, закинув на меня тяжелую ногу.

Он все еще в брюках. Я не уверена, испытываю ли я облегчение или разочарование по этому поводу.

Дыхание, которое я так долго сдерживала, вырывается наружу.

Он такой большой. Большой, удобный и восхитительно горячий; его сила и мужественность окутывают меня со всех сторон.

В его объятиях я могла бы остаться на всю жизнь.

– Это плохо кончится, – шепчет он.

– Обещаю, что больше не буду двигаться. Совсем-совсем.

– Я говорю не о сегодняшнем вечере.

– Не мог бы ты хоть на полминуты перестать загадывать? Я наслаждаюсь моментом.

Он издает низкий гортанный звук: мужской звук боли или удовольствия (не могу сказать точно).

– Я тоже. Вот в чем проблема, – заявляет он.

Он нежно меня обнимает. Как будто я хрупкая фарфоровая ваза, которую можно легко разбить. Это мне нравится ровно настолько, насколько и раздражает.

Я не хочу, чтобы он грубо со мной обращался, особенно сейчас, когда я вся в синяках и ссадинах. Но когда мои раны заживут, я надеюсь, что он не будет относиться ко мне так, будто я стеклянная.

На самом деле, я надеюсь, что он, возможно, немного... Хочу сказать, что было бы неплохо, если бы он потерял часть своего стального самоконтроля и прям самую малость был…

Грубым.

До любовных укусов в шею. До слабых отметин на моих бедрах от его пальцев. До восхитительной боли глубоко внутри на следующий день после ночи с мужчиной, который точно знает, что делает: куда положить свои руки на тебя и где прикоснуться, как заставить тебя стонать, дрожать и потеряться в себе, как сделать так, чтобы ты умоляла о большем.

Представив себе это, я начинаю дрожать всем телом. Это сладкий трепет.

Лиам шепчет мне на ухо, явно находясь на грани:

– О чем бы ты сейчас ни думала, девочка, остановись.

Мои уши становятся горячими.

– Прости, – выдыхаю я.

Он снова напрягается. Большой клубок нервов и разочарования просачивается наружу с каждым его неровным вздохом.

Лучше бы я не находила его нежелание столь соблазнительным. Лучше бы я не думала, что его амбивалентность так горяча. Но чем сильнее он борется с собой и отрицает то, чего так явно хочет его тело, тем больше я оказываюсь заинтригованной.

Я никогда не встречала человека, который себе в чем-то отказывал. По моему опыту, мужчины не церемонятся, полагая, что весь мир – это их конфетная банка. Самое большое для них удовольствие – брать все, что они хотят. Они полагают, что жевать конфеты – это их право по рождению. Они этого заслужили тем, что родились с членом между ног.

Они думают, что конфеты – это то, что им причитается.

Не Лиам Блэк. Он хочет, но не берет.

«Я тебя не боюсь. Я боюсь за тебя. Мне стоит тебя напугать, но я не хочу этого делать. Ты пожалеешь, потому что я о многом могу попросить тебя, и ты наверняка мне это дашь».

Вспоминая его слова, я задаюсь вопросом, чего же он хочет от меня.

Что же может заставить бояться такого человека?

Грудь Лиама размеренно вздымается и опускается.

– Давай спать, девочка. Отдохни немного.

– Ты будешь здесь, когда я проснусь?

Лиам не отвечает, но он и не обязан. Поэтому я шепчу «надеюсь», после чего он с отчаянием вздохнул. В этом вздохе я слышу капитуляцию.

Раньше я не была в этом уверена, но теперь знаю это всем своим существом: даже если утром его здесь не будет, он очень скоро вернется.

Теперь главный вопрос заключается в том, почему он так сильно не хочет этого делать.