Текст книги "«Путь к счастью Эллы и Миши (ЛП)"

Автор книги: Джессика Соренсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Если я намереваюсь использовать иллюстрации для портфолио, придется усердно поработать над ними, но начало положено – фундамент, от которого я могу отталкиваться. Кроме того, любое начинание – всегда самая трудная часть, и, хотя я знаю, что не все будет идти как по маслу, во всяком случае, история движется к завершению.

К вероятно прекрасному завершению.

Глава 19

Миша

Когда я возвращаюсь без смокинга, потому что по-видимому в Стар Гроув их нет, Эллы не оказывается дома. Мама сообщает, что она куда-то направилась со своим альбомом, и это меня беспокоит.

– Не знаешь, куда она пошла? – спрашиваю я, усаживаясь на диван рядом с ней, она заворачивает Рождественский подарок и качает головой.

– Нет, но она же не могла уйти далеко? Раз ушла пешком.

Могла, а может и нет.

Мама закрепляет ленту на рождественском подарке, а затем наклеивает на него бант.

– Ну вот, кажется, я наконец-то все упаковала. – Она наклоняется и кладет рождественский подарок под маленькую искусственную елку в углу.

Я хмурюсь, откидываясь на спинку дивана.

– Почему все вдруг так увлеклись подарками? Мы никогда не придавали им большого значения. – Сперва Элла, теперь ты.

– И ... что плохого в том, чтобы что-то изменить и дарить подарки?

– Потому что я никому ничего не купил.

– Тебя действительно волнуют все или только Элла?

Я вздыхаю.

– Она мне что-то купила, и мне кажется, что и я должен, но не хочу дарить пустяковую вещь – мне хочется сделать значимый подарок.

Мама мгновение смотрит на меня, а затем поднимается.

– Надевай куртку и следуй за мной.

– Зачем?

– Делай, что говорю. – Она использует свой строгий голос, и я встаю.

Мы надеваем куртки, а затем она выходит на улицу, перелезает через забор и перебирается на двор Эллы. Я следую за ней, пребывая в полном замешательстве из-за ее странного поведения. Потом мы обходим «Файерберд» и поднимаемся по черным ступенькам к двери, она стучит в дверь, и ситуация становится все чуднее, потому что я редко так поступал. Обычно я захожу без стука.

– Мам, серьезно, что мы делаем? – спрашиваю я, засовывая руки в карманы.

Мама вновь стучит и поворачивается ко мне, дрожа от холода.

– Несколько недель назад я видела, как Реймонд относил в гараж несколько коробок. Я предложила свою помощь, мы разговорились, и он сказал мне, что в коробках старые вещи мамы Эллы.

– Хорошо? Я не понимаю тебя, мама.

Она улыбается мне.

– Я думаю, что возможно Элле очень понравится что-то, что принадлежало ее маме, и, может быть, она смогла бы надеть эту вещь на свадьбу.

Я открываю рот с намерением сказать, что это худшая идея, которая ей приходила, так как отец Эллы странно себя ведет при упоминании о подобном, и я даже не уверен в реакции самой Эллы, если сделаю такой подарок, ведь эта тема очень чувствительна для нее. Но прежде чем я успеваю что-то сказать, дверь открывается.

– Привет, Терри, – приветствует мистер Дэниелс в недоумении, почему мы двое стоим на его пороге.

– Привет, Рэймонд, – отвечает мама с улыбкой. – У меня к вам огромная просьба.

Я качаю головой. Мама не всегда была такой – такой настойчивой. Ну, она вроде обладала этой чертой, учитывая, что ей принадлежала идея, чтобы мы сразу же с Эллой поженились, но с возрастом она, кажется, становится все более напористой.

Реймонд хмурит брови, и мама принимается за объяснения маленькой проблемке с рождественским подарком. Я чувствую, как внутри у меня все сжимается, и меня беспокоит, что этот разговор огорчит его, и свое расстройство он выместит на Элле. Я знаю, что сейчас у них наладились отношения, но не могу забыть прошлого и того, что происходило на моих глазах.

И когда мама говорит: – И мы хотели спросить, может быть, в вещах Мэралинн есть что-нибудь в качестве подарка, возможно, в одной из тех коробок, которые я помогала тебе перенести в гараж несколько недель назад?

Он чешет голову, испытывая неловкость.

– Не уверен, что в них можно что-нибудь найти. В основном там ее старая одежда.

Я дергаю мать за рукав и говорю мистеру Дэниелсу: – Не беспокойтесь, мы что-нибудь придумаем.

Мама не обращает на меня внимания и не собирается никуда уходить.

– Даже украшений или чего-то в этом роде нет? Например, сережек.

Неловкость Рэймонда усиливается, и я уже намереваюсь уходить и оставить ее, когда вдруг он выпрямляется и смотрит на гараж.

– Подождите ... кажется, я кое-что придумал. – Он возвращается в дом, хватает объемистую куртку, надевает ее вместе с шапочкой, и выходит, закрывая за собой дверь. Мы следуем за ним в гараж, на лице мамы сияет улыбка, говорящая «ха-ха, я была права» – я качаю головой, но улыбаюсь.

Когда мы ступаем в гараж, мистер Дэниелс включает свет и направляется к груде коробок в углу. Он поднимает верхнюю коробку и откладывает ее в сторону, а затем некоторое время смотрит на коробку под ней, словно страшится ее открыть. Я смотрю на маму: она проглатывает подступивший к горлу комок, испытывая смущение. Но тут мистер Дэниелс слегка успокаивается и осторожно ее открывает. Он некоторое время копается в ней и достает маленькую деревянную коробочку. Оборачивается к нам, держа ее в руке, словно это нечто важное.

– Знаете, у нас не было настоящей свадьбы, – сообщает он, поднимая глаза от коробки. – Едва ли даже приоделись.

Мама понимающе кивает.

– Мы с отцом Миши поженились в парке, и, по-моему, гостей было человек десять.

– На нашей было только двое, – произносит мистер Дэниелс. – Они были моими друзьями, и мы пригласили их по одной причине, чтобы они стали нашими свидетелями. Мэралинн не хотела никаких гостей. Он делает глубокий вдох и вздыхает. – В общем, – продолжает он и протягивает мне руку, убеждая взять деревянную коробочку. – Я подарил это маме Эллы утром в день нашей свадьбы. Ничего особенного. Купил в ломбарде за двадцать пять баксов, но она надела его на свадьбу, и, возможно, подарив его Элле, она сделает то же самое.

Футляр скрипит, когда я его открываю. Внутри лежит кулон с красной розой продетый черной лентой.

– Это колье, – объясняет мне мистер Дэниелс. – Мама Эллы обожала розы. Не знаю захочет ли Элла его одевать, но попробовать не помешает.

Если не принимать во внимание, что оно принадлежало ее матери и реакция Элла может быть слишком эмоциональной, и будь это колье обычным, я бы с гордостью мог наблюдать как она его носит.

– Спасибо, – говорю я, закрывая коробку. – Уверен, оно ей понравится, и она обрадуется, если его подарите вы.

Мистер Дэниелс кивает, и мы молча выходим из гаража. Они с мамой болтает о пустяках у задней двери, а я смотрю на небо, отмечая, что оно приобретает серый оттенок, и задумываюсь, а вернулась ли Элла домой, пока мы были в гараже. Я решаю пойти проверить и еще раз благодарю мистера Дэниелса, прежде чем направиться к своему дому. Когда я вхожу, Лила и Итан сообщают, что она еще не возвращалась, а они собираются навестить его родителей, хотя он этого не хочет. Ребята уходят, а я направляюсь в свою комнату и прячу кулон. Затем, в попытках отвлечься я читаю дневник ее мамы. Страница за страницей мрачных мыслей:

Я больше не могу. Быть матерью и женой. Я думала, что у меня получится, но сейчас чувствую, что мне надо бежать, искать пути отступления, нестись на всех парах от страха перед семейными обязательствами. Либо побег, либо ожидание момента, когда Рэймонд решит, что с него хватит и бросит меня. Это неизбежно. Я это чувствую. Он оставит меня, поскольку и я вправду недостаточно хороша, а порой и желание у меня быть таковой нет. Слишком много сил надо прикладывать, а я так устала.

Может быть, мне стоит просто убежать и оставить все в прошлом.

Мне действительно следует уехать.

От ее слов мое сердце щемит: если бы не знал их автора, мог бы поклясться, что они принадлежат Элле. Но не верю, что Элла вновь сбежит. Я знаю, что она любит меня, даже если ей c трудом удается выразить свои чувства. Я знаю, что она хочет быть со мной. Она надела кольцо на безымянный палец и переехала ко мне. Она не сбежит.

Не сможет.

Я продолжаю читать, мама заглядывает ко мне в комнату и сообщает, что они с Томасом уходят.

– Тебе что-нибудь нужно? – спрашивает она.

Я качаю головой.

– Нет, спасибо.

– Ну, если проголодаешься загляни в холодильник, – сообщает она.

– Спасибо, – благодарю я, она улыбается и закрывает дверь.

– И мам?

Она останавливается.

– Да.

– Спасибо, что предложила сходить к Дэниелсам, – говорю я.

Она улыбается.

– Без проблем. Я рада, что мы нашли для нее хороший подарок.

– Я тоже, – отвечаю я.

Когда она уходит, я смотрю на часы и решаю дать Элле еще пятнадцать минут, прежде чем отправиться на ее поиски. Продолжаю читать дневник, периодически поглядывая на часы. Следующие пару страниц одинаково удручают, и сердце сжимается в груди. Такое ощущение, что читаешь про катившуюся под откос жизнь, но, к счастью, читаю это я, а не Элла. Это был ее выбор, и такой поступок делает ее намного сильнее всей той мрачности – она знала, что скорее всего чтение вызовет у нее негативные эмоции, и приняла решение не допустить этого – решила быть счастливой.

Я намереваюсь отложить дневник, когда понимаю, что осталась всего одна страница, и решаю прочитать ее, чтобы с ним разделаться. Но тогда придется сообщить Элле, что мне не удалось обнаружить ни одной радостной мысли в нем. Надеюсь, это не разобьет ей сердце.

Но во время прочтения последней страницы депрессивные ноты рассеиваются и написанное в дневнике вызывают у меня улыбку. Закончив читать, я поднимаюсь и направляюсь на поиски Эллы, беспокоясь ее долгим отсутствием, и желанием, чтобы она прочитала концовку дневника. Я надеваю куртку и шагаю к задней двери, где оставил ботинки, но, когда пересекаю кухню, дверь открывается и в помещение врывается ветер. Входит Элла, холодная как мороженое, с посиневшими губами и с порозовевшими от мороза щеками, вся дрожа.

Она слегка улыбается мне, закрывая за собой заднюю дверь.

– Куда-то собрался? – спрашивает она, глядя на мою куртку и прижимая альбом к груди.

– Да, на твои поиски. – Я перестаю застегивать куртку и прикладываю руки к ее ледяным щекам. – Боже, ты замерзла. Как долго ты там пробыла?

Она смотрит на часы на микроволновке.

– Пару часов.

– Господи, Элла. – Я забираю у нее альбом и кладу его на стойку. Потом стягиваю с нее перчатки, беру ее руки в свои и дышу на них, пытаясь их согреть.

Она улыбается мне.

– Как прошел день с поиском смокинга?

– Не хуже, чем любой другой день хождения по магазинам. Хотя смокингов мы не нашли.

– Хорошо, – говорит она. – Они мне никогда не нравились. Ты будешь выглядеть намного лучше в джинсах и рубашке.

– Раз ты так считаешь, я не против, – отвечаю ей, затем замолкаю, тщательно подбирая следующие слова, обхватывая пальцами ее запястье. – Вернувшись домой, я немного почитал дневник твоей мамы.

– Да? – Она делает вид, что ей это неинтересно, но я чувствую, как учащается пульс на ее запястье. – Обнаружил что-нибудь хорошее?

– Да. Хочешь прочитать?

Горло у нее сжимается – она сглатывает, а затем переводит взгляд на столешницу, на котором лежит альбом.

– Может отложим? У меня хорошее настроение и не хочу его портить.

– Но то, что я выяснил – это хорошее, – обещаю я ей. – Доверься мне.

– Понимаю, но неважно какие там мысли: хорошие или удручающие – чтение все равно будет не из легких. Они имеют отношение к ней, а она умерла, и тогда на меня накатывает печаль.

Как я могу с этим спорить?

– Если это то, чего ты хочешь, так и быть, но клянусь, там не все так ужасно, и я действительно считаю, что тебе стоит прочитать до того, как мы поженимся. – Она морщится, когда я поглаживаю ее правую руку. – У тебя болит рука?

Она кивает, снова морщась.

– Этой рукой я врезала Мики. Мой кулак столкнулся с его челюстью.

Мысль о том, что Мики ее ударил, все еще вызывает во мне раздражение, но я заставляю себя выбросить ее из головы, потому что пообещал ничего не предпринимать, и отказываюсь его нарушать несмотря ни на что. – Сколько раз я тебе говорил бить вот так? – Я выпускаю ее руку и ударяю кулаком по своей ладони. – Не используй костяшки пальцев.

– Знаю, но я была пьяна, а он парень устрашающий. Я слегка нервничала и напортачила с ударом, – объясняет она, и во мне вспыхивает гнев. Я не любитель махать кулаками. Конечно, я ввязывался в парочку драк, но единственная серьезная драка у меня была с Грантфордом Дэвисом, который заслужил, чтобы ему надрали задницу.

– Чем хочешь заняться остаток вечера? – Я заправляю прядь ее каштановых волос за ухо.

Она оглядывает пустую кухню.

– Где все?

– Кэролайн ушла с Дином к вам домой. Мама отправилась ужинать, а Томас встречается со своим другом. – Я кладу руки ей на бедра. – А Лила с Итаном вышли за едой.

– Значит, весь дом в нашем распоряжении? – спрашивает она с озорной улыбкой на лице.

Я постукиваю пальцем по губе.

– Чем же нам заняться?

– Хммм ... – ее глаза загораются, когда она берет альбом со стойки. – Понятия не имею.

Моя рука вновь ложится на ее талию, ладонь скользит к ее попе и грубо сжимает ее. Она выгибается на встречу мне.

– О, у меня есть парочка идей, начиная с той, где ты раздеваешься.

Элла смеется, а затем внезапно срывается в прихожую по пути бросая альбом на диван.

– Вот что я тебе скажу: разденусь, после того, как ты меня найдешь. – Она улыбается мне, затем разворачивается и исчезает в коридоре.

– О, милашка, – кричу я, огибая стол и мчусь вслед за ней. В доме стоит тишина, я пересекаю гостиную, прохожу мимо дивана, и в открытом альбоме мельком замечаю кусок, над которым она работала. На рисунке изображен я с гитарой в руке и разбросанными вокруг меня музыкальными нотами. Ниже стояла надпись: «Его рот согрел мою душу».

Мое сердце устраивает глупую, очень недостойную мужчины учащённую вещь в груди, но я улыбаюсь и бегу в свою комнату. Проверяю шкаф, под кроватью, прекращаю поиски в моей комнате и следую в мамину комнату. Я везде обыскиваю, но нигде не могу найти, после чего заглядываю в ванную. Так ее не отыскав, я возвращаюсь в гостиную. Только намереваюсь переступить порог кухни, как Элла выскакивает из-за стены прямо передо мной, пугая меня до чертиков. Я прижимаю руку к груди, пытаясь отдышаться, а она смеется и обхватывает меня ногами, всем своим весом наваливаясь на меня и опрокидывает навзничь. Мне удается не удариться головой об пол, но сильно ушибаюсь спиной.

Элла приземляется сверху, ее тело распластывается поверх моей груди, а затем она резко отталкивается и принимает сидячее положение, размещая ноги по обе стороны от меня. Она пристально вглядывается в мое лицо, ее руки опускаются рядом с моей головой, а волосы закрывают наши лица.

– Это за все те разы, когда ты опрокидывал меня на землю, – тяжело дыша, но очень довольная собой, сообщает она.

Я качаю головой и опускаю руки ей на бедра.

– Неужели я ничему тебя не научил? – Одним быстрым движением я переворачиваю нас так, что она оказывается на спине, а я располагаюсь сверху на ней. – В борьбе всегда побеждаю я.

А потом целую ее.

* * *

Спустя пару часов мы валяемся в постели, Элла лежит обнаженная на боку, а наши тела переплетены. Она еще не прочитала ту страницу дневника, а я не собираюсь давить на нее. Вместо этого она достает альбом и делает набросок на чистом листе, пытаясь перенести на бумагу фотографию своей мамы, сидящей на кровати с печальным взглядом. На другой странице альбома рисунок того, что похоже на меня, со словами «Мое все», написанными внизу.

– Над чем именно ты работаешь? – спрашиваю я, проводя пальцем вверх и вниз по ее спине, вызывая каждым своим движением у нее дрожь. – Я знаю, что это твоя мама, – я постукиваю пальцем по своему наброску, – а что насчёт этого?

Карандаш на мгновение перестает двигаться по бумаге.

– Можно я позже объясню? – Она оглядывается через плечо, и прядь волос падает ей на лицо. – Сперва хочу его закончить, а потом все тебе расскажу.

Всё. Что она имеет в виду под «всем»?

– Подсказку дашь?

Она, покусывая губу, изучает меня, а затем снова возвращается к рисунку с изогнутыми линиями и темными тенями.

– Сюжет этого рисунка в нашем прошлом... и будущем.

Нашем будущем. Я удивлен ее открытости и испытываю вину из-за того, что она в последнее время была со мной честна, а я скрываю от нее огромный секрет. Ну, не совсем секрет, но скрываю информацию, переживая из-за ее реакции и страшась, что она отправиться со мной против своего желания. Или откажется уезжать и моей музыкальной мечте придет конец. Но пора перестать избегать приговора, учитывая ее откровенность.

Я еще пару раз провожу пальцем по ее спине, потом обхватываю ее за талию, утыкаюсь лицом в ее шее и заключаю в объятия.

– Я должен тебе кое-что сказать, – начинаю я, ее тело становится жестким, как доска. – Успокойся. Это не плохие известия. Лишь новости... нам нужно принять решение.

Я слышу, как она роняет карандаш на бумагу.

– Ладно. – Ее голос встревожен.

Я целую ее в шею и закрываю глаза.

– На днях мне звонил Майк.

– Да? Чего он хотел? – Она пытается вести себя спокойно, но я вижу, что ей это не удается.

Я открываю глаза и прижимаюсь щекой к ее коже.

– Помнишь я недавно тебе говорил о туре?

– Тур, в который ты очень хотел поехать, но не считал себя достаточно хорошим, чтобы получить приглашение? – Она переворачивается на спину и смотрит на меня. – В тот тур, в котором примут участия группы и певцы, которых ты боготворишь?

– Да, тот самый.

Она молчит.

– Тебя берут?

Я медленно киваю.

– Да.

На ее лице медленно расплывается улыбка.

– Я так рада за тебя. – Она целует меня в губы, вызывая во мне шок и удивление, что я даже не целую ее в ответ. Когда она отстраняется от меня, то выглядит смущенной и изучает мою реакцию. – Что случилось? Почему тебя это не радует?

– Потому что ... – я замолкаю, подыскивая правильные слова. Наконец я принимаю сидячее положение, поднимаю колено и опираюсь на него локтем. – Турне начнется через пару недель и продлится несколько месяцев.

Она садится и прижимает колени к обнаженной груди, делая вид, что все в порядке, но печаль отражается в ее глазах.

– Значит, тебя не будет несколько месяцев?

Я киваю, разглядывая в окне сияние рождественских огней, отражающихся от льда на дом.

– И мне придется отменить наш медовый месяц.

Она сжимает губы, как будто хочет что-то сказать, но пытается сдерживаться. Затем опускает голову на колени.

– Мне нет дела до медового месяца. Я хочу, чтобы ты осуществил свою мечту.

Я на мгновение замолкаю, стараясь уловить ее настроение – ее подлинное настроение, которое она пытается скрыть от меня.

– Милашка, скажи мне, о чем ты думаешь? – спрашиваю я, поскольку в данный момент не очень хорошо ее понимаю.

– Думаю, тебе лучше поехать, – произносит она, поднимая голову. – Я не собираюсь тебя удерживать. Пообещала себе, что никогда этого не сделаю.

– Ты бы меня не удерживала. – Я придвигаюсь к ней поближе и располагаю ноги по обе стороны от нее. – Я хочу быть с тобой несмотря ни на что.

– Знаю, – произносит она, взяв мои руки в свои. – И будешь. Всего лишь три месяца мы проведем порознь, много раз такое случалось.

– И все те разы были паршивыми. – Я убираю руки только для того, чтобы положить их ей на ноги и раздвинуть их. – Не думаю, что мне стоит ехать. – Притягиваю ее к себе, и она обхватывает меня своими длинными ногами, я чувствую укол разочарования, но понимаю, что так будет правильно. Если она не поедет, то и я тоже.

– Нет, ты поедешь, и будешь наслаждаться туром. По-другому и быть не может. – Она пристально смотрит мне в глаза, как будто это не пустая угроза. – Я не выйду за тебя, если ты откажешься о турне.

Не знаю, что и ответить. Я знаю ее достаточно хорошо, чтобы понимать, что ей такая ситуация не совсем по нутру, но она пытается сделать меня счастливым. Только я не хочу уезжать без нее.

– Поедем со мной, – внезапно выдавливаю из себя дурацким голосом.

Ее глаза расширяются.

– Пробыть в дороге три месяца?

Я киваю, немного взволнованный своей случайной, но блестящей идеей.

– Будет весело. Ты, я, машина и дорога. Это может стать нашим первым приключением в качестве мужа и жены. В детстве мы постоянно говорили о том, чтобы побывать в разных местах. Собственно, мы и пообещали друг другу, что однажды так и поступим. Это наш шанс.

– Три месяца? – повторяет она. – Это большой срок для разъездов, а у меня учеба и работа.

– Ты могла бы сделать перерыв в работе и брать онлайн-уроки, – предлагаю я, а затем чувствую себя придурком, даже попросив ее о таком.

Она замолкает, раздумывая над моими словами, выглядя одновременно испуганной, потерянной и взволнованной.

– Ты не должна решать сейчас, – уверяю я ее, не желая, чтобы она испытывала какое-либо давление и делать то, чего она не хочет. – Просто подумай об этом пару дней.

Она колеблется, а затем решительно кивает.

– Ладно, я подумаю, но только если ты сделаешь для меня одну вещь.

– Что угодно.

Улыбка медленно появляется на ее губах.

– Спой мне.

Глава 20

Элла

Отправиться с ним на три месяца в турне? Серьезно? Одна мысль об этом сводит с ума, и в то же время мне хочется поехать. Сильно скучать по работе в художественной галерее я не буду, и учебу могу закончить дистанционно. На самом деле, чем больше я об этом думаю, тем сильнее удивляюсь, зачем вообще об этом задумываться. Я должна поехать с ним. Жить полной жизнью. Рисовать. Быть счастливой. Отдыхать. Я никогда не делала этого раньше, никогда не думала, что смогу. Но тут меня осеняет: а ведь я могу. Твою мать. Я могу делать все, что мне захочется. Путешествовать с ним, слушать его пение, наблюдать за его выступлениями на сцене и чувствовать, как тексты его песен затрагивают струнки моей души, как часто это случается, когда он поет. Кажется, что это чертовски просто, но почему же я сомневаюсь?

Я принимаю решение: после того, как он сыграет мне свою песню, я сообщу, что отправлюсь вместе с ним. И ему не придется переживать, что я останусь одна, а ведь так и будет. О Боже, я и в правду на эту решусь.

Миша, одетый лишь в трусы-боксеры, вытаскивает из шкафа гитару и садится у подножия кровати. Держа гитару на коленях, он обхватывает ее длинными руками и принимается перебирает струны.

– Я слегка нервничаю. – Его взгляд скользит по моему обнаженному телу, удобно прислонившегося к стене и, прикрытому одной простыней. – Никогда бы не подумал, что буду петь эту песню, когда ты обнажена.

Я не сдерживаю улыбку, взбиваю подушку и облокачиваюсь на нее.

– Не удивлюсь, если в твоей песне прозвучат слова о моей наготе.

– Исключено. – Он устраивается с гитарой, опускает голову и пряди светлых волос спадают на глаза цвета морской волны. – Эта песня не о моей похоти к тебе. А лишь о моей любви. Он смотрит на меня с ухмылкой, в которой читается нервозность.

Я закатываю глаза, но в животе порхают бабочки.

– Такой сентиментальный.

Он поигрывает бровями, а затем замолкает, затаив дыхание.

– Ты готова к этому, Элла Мэй? Потому что песня очень откровенная.

Я взволновано киваю.

– Жги.

Его пальцы грациозным движением перебирают струны, и происходящее вокруг – комната, мысли, тело – растворяется в нечто такое, чего я никогда не могла себе представить. С первыми строками песни мягкий, мелодичный звук его голоса обволакивает и уносит в воспоминания, навеянные чувствами, которые объединяют его душу с моей.

Я вижу тебя в толпе, твое сердце закрыто, утопает в страданиях, и нет никакого просвета.

Боль разрывает мою обливающейся кровью душу,

Если бы ты только позволила, я забрал бы ее полностью.

Ты считаешь себя никому не нужной. Думаешь, что не заслуживаешь лучшего и идешь ко

дну.

Но я не отпущу тебя и утону вместе с тобой. Я хочу забрать твою боль и позволить ей кровоточить в моей душе.

Он с еще большей страстью начинает перебирать струны, наращивая темп мелодии, его глаза закрываются и на припеве голос становится громче.

Знай, что бы ни случилось:

страдания, печаль, ноющая боль в груди.

Я всегда буду с тобой, от начала и до конца.

В трудные и беспомощные времена, в любови и в сомнении.

Мое сердце навеки твое. Я никогда не отпущу тебя. Никогда не позволю тебе утонуть.

Я понесу твою боль за тебя, только позволь.

Он замолкает, проигрывает еще несколько напряженных нот и снова открывает рот.

Чувства к тебе глубоко выжжены в груди моей, я сдерживаю их, но отчаянно хочу дать

им выход.

Тяжело всякий раз быть с тобою рядом и надеяться на перемены, которые помогут

спасти тебя,

помогут отыскать способ не дать утонуть, вытащить тебя и занять твое место,

пусть эта боль овладеет мной.

Пожалуйста, позволь мне избавить тебя от этой боли, пока она не убила меня, потому

что я больше не могу смотреть на твои страдания.

Ты нужна мне. Я хочу тебя. И не могу жить без тебя.

На последних словах его голос слегка дрожит, но по-прежнему прекрасен, его пальцы продолжают перебирать струны, а глаза остаются закрытыми.

Знай, что бы ни случилось:

страдания, печаль, ноющая боль в груди.

Я всегда буду с тобой, от начала и до конца.

В трудные и беспомощные времена, в любови и в сомнении.

Мое сердце навеки твое. Я никогда не отпущу тебя. Никогда не позволю тебе утонуть.

Я понесу твою боль за тебя, только позволь.

Он замолкает, проигрывает секвенцию нот, и песня заканчивается. Мгновение Миша сидит тихо, его грудь вздымается и опускается, а после открывает глаза. В них нарастает тревога, когда он бросает на меня взгляд.

– Дерьмо. – Он отодвигает гитару в сторону и бросается ко мне. – Детка, не плачь. Не предполагалась, что песня вызовет грусть.

Я прикасаюсь пальцами к мокрым от слез щекам. Даже не поняла, что плачу и не помню тот момент, когда начала плакать, скорее всего слезы потекли с первых нот музыки, потому что каждое слово пробирало до глубины души.

– Мне не грустно, – отвечаю ему и вытираю слезы рукой. – Я не подозревала о серьезности твоих чувств в пятнадцать лет. Получается, что ты испытывал их на протяжении долгого времени.

Он проводит пальцами по моим щекам, стирая слезинки, но вызванные ими эмоции не стихают, и я этому рада.

– Сперва я и сам не мог понять смысл слов, но прочувствовав их, до меня дошло, что я люблю тебя и сделаю все для твоего счастья.

Слезы потоком хлынули из глаз, и я даже не пытаюсь их сдерживать – не смогла бы, даже если бы постаралась. В этой песне чувства били через край, так что ее слова запечатлелись в моем сердце –такие сильные и животрепещущие, но удивительно правдоподобные. Я вспоминаю о всех тех годах, когда были только он и я, и задумываюсь о годах, которые ждут нас впереди.

Я забираюсь к нему на колени, обнимаю и крепко прижимаю к себе.

– К твоему сведению: ты был тем, кто не дал мне утонуть. Не будь тебя – я бы, наверное, сдалась, – произношу я, пока его рука скользит по моей спине верх-вниз. – И я рада, что ты мне этого не позволил.

Глава 21

Миша

Я не предполагал, что песня вызовет у нее слезы. Да, в ней очень проникновенные и эмоциональные слова, поэтому раньше никогда ее не пел, но Элла не какая-то там плакса, и ее слезы только добавили красоты этому моменту.

Я заключаю ее в свои объятия и в этот момент солнце скрывается за горами, и комната, освещаемая единственным источником света – лампой, становится темно-серой. Наконец она перестает плакать и отрывается от моей груди. Ее глаза красные и опухшие, она проводит пальцами по щекам.

– Так что тебе удалось найти в дневнике моей мамы? – спрашивает она.

Я удивленно вскидываю брови.

– Хочешь прочесть прямо сейчас? Я думал, ты решила подождать.

Она убирает волосы с лица.

– Пожалуй хочу, ты же сказал, что я должна прочитать до свадьбы, а это уже завтра.

Я улыбаюсь, когда она очерчивает курсивный шрифт татуировки на моих ребрах.

– Завтра ты полностью будешь принадлежать мне.

Она едва сдерживает улыбку, пристально всматриваясь на мою татуировку.

– Кажется, я стала твоей давным-давно.

– Ты так считаешь?

– Нет, я это знаю, по крайней мере сейчас. – Она наклоняется в сторону, хватает дневник с тумбочки и протягивает мне. – Зачитай ты... ту страницу, которую просил меня почитать.

Я нервно киваю, надеясь, что она положительно воспримет выбранный мной отрывок из дневника, и ложусь на бок. Мы смотрим друг на другу, разместив головы на подушку и переплетя ноги под простыней. Ее пальцы обвиваются вокруг моих ребер, я беру дневник и открываю отмеченную мной страницу. – Кажется, это клятвы, которые она написала перед тем, как выйти замуж за твоего отца.

– Правда? – Она выглядит шокированной. – Ты уверен, что это ее клятвы, потому что не похоже, чтобы она слишком радовалась свадьбе.

– Я почти уверен, что речь идет о твоем отце, потому что вверху есть надпись «Рэймонду», – с улыбкой отвечаю я. – И то, что она написала, мило. Коротко и просто, но мило.

– Так вот какими будут наши клятвы? – спрашивает она, с надеждой глядя на меня сквозь длинные ресницы.

– Они могут быть такими, какими ты захочешь, – отвечаю я. – И, если ты передумаешь, так и быть.

– Нет, спасибо. – Она прижимается головой к моему плечу. – Я готова. Прочти, что она написала.

Я делаю глубокий вдох.

Я жила в мире, где ничто не имело смысла. Мрак. Нестабильность. Жизнь на грани смерти. Затем появился ты и разогнал тьму светом, показывая мне, что он действительно существует. И на мгновение я, впервые за долгое время, имею возможность сделать вдох. Ты подарил мне возможность дышать, и я бы это ни на что не променяла. Без тебя я бы не помнила, каково это – не чувствовать удушья. Без тебя я бы не помнила, что из себя представляет свет. И я всегда буду любить тебя за это, Рэймонд Дэниелс.

Я заканчиваю читать и смотрю на Эллу, изучая ее реакцию. Она выглядит так, будто снова собирается заплакать, а потом резко садится и вырывается из моих объятий.

Прежде чем я успеваю среагировать, она вылезает из кровати и через голову одевает рубашку.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я, выпрямляясь.

Она натягивает джинсы до бедер и застегивает пуговицу.

– Собираюсь поговорить с отцом.

Я недоумеваю, но не хочу на нее давить. Она не выглядит расстроенной, лишь торопливо обувается и тянется за висящей на спинке кровати курткой. Затем забирает у меня дневник, вырывает страницу, которую я только что прочитал, и засовывает ее в карман.

– Хочу отдать ее отцу. – Она наклоняется через кровать и губами прижимается к моим губам. – Я сейчас вернусь, – бросает она, задыхаясь от переполнявшего ее энтузиазма, и спешит к двери, оставляя меня слегка ошеломленным одного в комнате.

Я не ожидал, что она придет в такой восторг, но я рад, что так случилось. Хочу, чтобы она была счастлива. И надеюсь, что смогу продолжать делать ее таковой, принимать правильные решения, заставлять ее улыбаться, смеяться, избегать любой боли, как в моей песне, в которой я умолял ее разрешить мне это делать.