Текст книги " Объятья"

Св. Иоанн Златоуст

Феникс настоял на том, чтобы проводить меня домой, не смотря на мои посредственные протесты, что со мной все в порядке. Мы вышли из пиццерии на уже опустевшую улицу. Тишина была чрезвычайно неудобной. Как только мы вошли в переулок, позади ресторана, я ощутила это. Острый терпкий аромат зеленых яблок. Это напомнило мне то состояние, когда разжевывая жевательную резинку, тебе попадается наполнитель. Я такие просто терпеть не могла. Феникс напрягся рядом со мной.

     – Это не ты, да? – Прошептала я, мое сердце бешено стучало. Он не ответил. Ему и не надо было. – Феникс?

Он рявкнул, поворачиваясь ко мне, положив свои руки мне на плечи.

      – Оставайся здесь. – Он тряхнул меня. – Я вернусь через минуту. ОСТАВАЙСЯ ЗДЕСЬ!

   Я кивнула. Он повернулся и пошел в переулок, оставляя сдедом облако белого мускуса. Фонарей не было. Это была одна из тех узких улочек, которая была недостаточно широка, чтобы по ней проехала машина. Мусорные баки располагались вдоль одной стены, а странные мешки полусгнившего мусора и пищевых отходов из ресторанов, были свалены рядом с ними. Пройдя несколько шагов, тьма поглотила сиуэт Феникса. Была жарко, даже немного парило, но я все равно обхватила себя руками, чувствуя озноб. Я напрягла глаза, но ничего не увидела. Затем сквозь хлопанье крыльев, я услышала приглушенный крик девушки. Следующий крик не был приглушенным. Он прозвучал громко и ясно. Крик абсолютного отчаяния. Мои ноги понесли меня в темноту прежде, чем я осознала. Феникс стоял перед тем, кто я сразу могла сказать был еще одним изгнанником. Он был высок и худощав, но широк в плечах. Он был одет во все черное, с сияющими светло-русыми волосами. Он удерживал девушку, обвив рукой вокруг ее шеи. Она вырывалась, пытаясь уйти. Ее ярко-рыжие волосы привлекли мое внимание. Потом я отметила ее униформу. Рубашка была разорвана, и черная юбка была все еще на ней, хотя было ясно, что долгое она там не продержиться. Ее золотой бейдж подминул мне в лунном свете. Клаудия. Когда я подошла к Финиксу, она увидела меня и закричала:

      – Вайолет! Слава Богу! ВАЙОЛЕТ! ПОМОГИ МНЕ!

Светлый изгнанник сжал руку на ее шее, а другой перекрыл рот, заставляя ее молчать. Я остановилась около Феникса.

     – Я сказал тебе ждать. Уходи! – рявкнул он мне. У меня не было времени, чтобы ответить прежде, чем он переместил свое внимание к блондину. – Освободите ее. – Он говорил спокойно, угроза была более сильной без крика. Дрожь пробежала по моему телу.

   Блондин вздрогнул и бросил Клодию вниз. Ее голова ударилась о землю так сильно, что она отскочила.

     – Встань передо мной на колени, – усмехнулся ей изгнанник.

   К моему ужасу я смотрела, как Клодия поползла на руках и коленях. Кровь текла свободно из глубокой раны над ее левым глазом. Она остановилась у его ног, становясь на коленях перед ним, как он приказал.

     – Умоляй меня отнять твою жизнь, – приказал он, словно разговаривал с бешеной собакой. Клаудия была потрясена от страха, но она не смогла остановить слова.

      – Убей меня. П-п-пожалуйста, – закричала она.

     – Нет! Отпусти ее! – закричала я. – Клаудия! Клаудия беги!

   Но она не сделала этого. И вместо того, чтобы отпустить ее, светлый изгнанник положил руки по обе стороны от ее лица.

     – Если она тебе нужна, подойди и забери ее, – прошипел он, глядя на меня. – Грегори!

   Он поднял Клодию, протягивая ее нам. Ее ноги повисли в воздухе. Прежде, чем я понимала, что делаю, я побежала. Я почувствовал крылья Финикса на моей спине, когда он потянулся, чтобы остановить меня. Раскинув руки в стороны, я бежала, даже при том, что я знала, что была слишком медленной, и он был слишком быстрым. Его руки переместились с быстрой точностью. Такое маленькое движение, но сила было своеобразна. Шея Клодии была свернула в сторону, заканчивая жизнь трещиной. Безошибочный звук отпечатался во мне навечно. Я был там меньше чем за секунду, но было слишком поздно. Но это, возможно, когда были часы для всего хорошего, которое было. Он освободил ее, бросая ее в мои протянутые руки. Ее мертвый вес рухнул как массивная тряпичная кукла, и я попала под нее. Изгнанник сделал глубокий вдох, удовлетворенный выдох, задерживая его на мгновение, прежде чем посмотреть прямо на меня, пока я отчаянно пыталась высвободиться. Его лицо было каменным. Никаких угрызений.

    – Твоя очередь, – произнес он с улыбкой, словно предлагая мне пройти на Колесо Обозрения.

    Он бросился ко мне. Я не выдержала, но потом, мне и не нужно было. Он едва ли оказался на расстоянии вытянутой руки, прежде чем Феникс уже был тут как тут, приближаясь к нему словно грузовой поезд. Они молниеносно обменивались удар за ударом. Если бы я сама не увидела, я не поберила бы. Светловолосый был слишком быстр, ударяя кулаком Феникса по лицу с такой сокрушающей силой, что отбросил его через всю ширину переулка к кирпичной стене. Поразительно, но это едва ли остановило Феникса, который снова стал быстрее, чем я смогла уловить своим человеческим зрением. Феникс не сомневался в своем отмщении. Он был красивой, смертоносной машиной – гибкой и подвижной, когда он наносил и уворачивался от ударов изгнанника. Вскоре стало ясно, что они равны в силе, но не в мастерстве. С жестокой точностью, Феникс маневром заманил блондина с конец переулка, ударяя его кулаками снова и снова. Наконец, изгнанник сполз на землю. Феникс стоя на коленях, возвышался над ним. Я не могла четко видеть в темноте, и я была этому рада. Один чудовищный удар, затем влажный липкий звук чего-то рвущегося и треснувшего. Я никогда не слышала ничего подобного прежде, и мне не хотелось услышать что-то подобное снова. Феникс быстро забрал у меня Клаудию и помог мне подняться. Он вытер слезы с моих глаз и прижал меня к себе. Чувства все еще оказывали на меня воздействие, но я не обратила внимания. Я стиснула его так крепко, как только смогла. И как только я это сделала, я ощутила его усталось...и что-то еще. Он был жестким, напряженным.

     – Что случилось? – я дернулась, слегка отпрянув.

     – Он мертв.

     – Как?

     – У Грегори свои способы, у изгнанников свои.

     – Я слышала. Ты оторвал ему голову?

     – Да, – ответил он.

Самым пугающим было то, что я нисколько не возражала.

      – Как он мог заставить ее молить о смерти? – Я качала головой, даже задавая вопрос. Это было невозможно.

      – Воображение. Он заставил видеть ее одно, а говорить другое. Она была слабой и он с легкостью завладел ею.

Я подумала о письме матери, которое перечитала бесчисленное колличество раз. Воображение – это их путь, свобода воли – наш. Мой разум работал по инерции, вспоминая моменты. Я почти снова переживала это заново.

     – Он назвал меня Грегори,– произнесла я. – Он убил ее потому что она позвала меня.

 У меня перехватило дыхание при мысли об этом. Была ли я причиной, по которой убили Клаудию? Пожалуйста, нет.

     – Он бы все равно убил ее, просто не так быстро.

   Я отпрянула от него и впервые хорошенько рассмотрела его. Он тяжело дышал. Не отусталости... От адреналина. Его взгляд был таким.... живым....колючим.

     – Он был темным изгнанником, Херувимом. Никогда не любил Херувимов, ни здесь, ни в обители. – Он вытер ладони о джинсы, стирая с них пыль. – Его единственной целью было причинить боль. Ты просто спасла ее от мучения.

     – Ее звали Клаудия – Мне нужно было произнести ее имя вслух. Я бы никогда не забыла его снова.

     – Нужно уходить, – произнес Феникс, оглядываясь.

     – Нет. Нам нужно что-то сделать. Позвонить в полицию, – произнесла я, ужасаясь тому, что он хотел просто оставить ее в грязном переулке.

     – Кто-нибудь еще найдет ее. – Он попытался вытолкать меня на главную дорогу. Я отказалась идти и в итоге, он вздохнул и кивнул.

   Когда полиция приехала, мы ответили на все их вопросы. Я чувствовала себя ужасно, когда лгала, но Феникс ясно дал понять, что другого выбора нет. По-крайней мере, для объяснений было только тело Клаудии. Тело изгнанника исчезло. Даже и следа не осталось. Полиция приняла наши заявления, включая все то, что мы случайно увидели промелькнувшее лежащее на земле тело, когда мы проходили мимо переулка, по пути домой из пиццерии.

Феникс разобрался со всеми вопросами с ошеломляющей легкостью. Я даже задумалась, делал ли он что-нибудь этакое. Офицеры были слишком услужливы, и весь процесс был окончен в считанные минуты. Я почувствовала себя ужасно из -за того, что семья Клаудии никогда не узнает правду. Впрочем, я обнаружила, что правда не всегда лучше.

   После того, как Феникс проводил меня домой, он неуклюже стоял на тротуаре, пока я рылась в сумочке, в поисках магнитной карточки для входной двери. Молчание затянулось когда я икала и рыдала большую часть нашего пути домой. В любой другой раз, я бы смутилась, но сейчас на меня нашло своего рода оцепенение.

     – Вайолет?

     – Что? – я напряглась, взволнованная тем, что он может попроситься подняться в квартиру. Но это оказалось еще хуже.

     – Тебе нужно повидать Линка...

     – Нет! – я покачала головой, пытаясь отбросить весь этот разговор. Феникс защищаясь выставил руки перед собой.

      – Эй, я даже не знаю этого парня и мне он не нравится. Но существуют вещи, которые... ты сама видела. Тебе нужно научиться защищать себя. Подумай над этим.

   Это было именно то, чего мне не хотелось делать. При мысли об этом, мне хотелось развалиться на части, и я не могла, не стала бы, делать этого.

     – Может быть, – ответила я, только чтобы отвязаться.

   Образы тела Клаудии закружились у меня в голове, и мысли о Линкольне шевельнулись где-то позади. Боль, любовь и потеря. Слишком много, чтобы осознать.

     – Мне пора. – Я слишком сильно приложила карточку к двери и поэтому, мне пришлось повторить трижды, прежде чем дверь открылась.

     – Ты не можешь просто притворяться, что его не существует, – пробрмотал он.

Я обернулась, жар в моем теле возрос.

      – Вообще-то могу! И если ты захочешь увидеть меня еще раз, то и ты сможешь! – У меня защемило сердце от этих слов, когда я ворвалась в двери.

     – Посмотрим.

   Я даже не обернулась. Посто продолжила идти по светлому вестибюлю, оставляя его на темной улице. Когда я услышала, как двери закрылись за моей спиной, я вздохнула с облегчением.

Глава 16

«Вы можете делать все, чего пожелаете, но в любой момент вашей жизни, вы сможете пожелать только одну конкретную вещь.»

Артур Шопенгауэр.

Я была немного удивлена, когда на следующее утро Феникс позвонил по домофону. Я забыла, что согласилась пойти с ним на выставку живописи; я была настолько ошеломлена тем, что произошло прошлой ночью. Но сейчас, более, чем когда-либо, я осознала, что мне нужно понять этот мир. Феникс, возможно, знал об этом больше, как никто другой, и по какой-то причине, я доверяла тому, что он мне рассказал. Смерть Клаудии научила меня тому, что изгнанники определенно знали, что я такое и если это могло поставить под угрозу невинных людей, ну, мне нужно было удостовериться, что я не была за это ответственна. Но я же тоже невиновна. Я не смогла удержаться от следующей мысли: Да, и я связана с проклятым.

   Когда я присоединилась к Фениксу на улице, меня поразило, каким невозмутимым он был. Я чувствовала себя отекшей и несвежей с ночи. На мне была удобная одежда и едва провела щеткой по волосам. Он выглядел свежим и отдохнувшим. Почти энергичным. Когда он посмотрел на меня, его шоколадно-карими глазами приняли взволнованное выражение прежде, чем он смог замаскировать улыбку, появившуюся в них.

     – Сколько времени ты здесь? На земле я имею в виду? – спросила я, когда мы шли к автобусной остановке.

     – Слишком долго, чтобы считать. Мы можем взять такси, если ты хочешь?

     – Нет. Автобус подойдет. – Я предпочитала пользоваться автобусом, нежели такси, когда могла. У меня всегда возникала тошнота, на заднем сиденье такси.

   Феникс отошел в сторону, когда приехал автобус, тем самым, позволяя мне войти первой. Он действительно старался вести себя как можно лучше. Я пришла в ярость, когда опустилась на сиденье и обдумала его ранешний коментарий.

      – Что? Мы говорим о сотне лет?

      – Полагаю, – ответил он, словно это было не так уж и важно. У меня отвисла челюсть.

      – Ты скучаешь по обители ангелов? – Я не была уверена, считал ли он это место своим домом.

      – Иногда.

   Я повернулась, чтобы посмотреть на него. Вспышки фиолетового промелькнули в черной основе его волос, и когда солнце поймало его под разными углами, несколько прядей сверкнули серебром.

     – Твои волосы... потрясающие.

Он улыбнулся и поерзал на месте.

      – Ты не выбьешь меня из колеи комментарием про волосы. Я определил тебя глазами.

Я почувствовала себя беззащитной, что он так быстро раскусил меня.

      – У тебя всегда были такие волосы? – поинтересовалась я, пытаясь игнорировать его коментарий. Он рассмеялся, более раскованно, чем я слышала раньше.

      – Не совсем. Это больше то, что я унаследовал. Напоминает природный камень. Это...

     – Опал.

     – Да.

    Улыбка, которой он одарил меня, отличалась, она была подлинной. Я мгновенно поняла, что это была улыбка, которую я не часто видела и было еще что-то очевидно ... я улыбнулась в ответ.

   Когда мы приехали к Музею Современного Искусства, двери были закрыты, с объявлением на парадной двери, что выставка не откроется до завтрашнего дня.

     – Вот досада, – произнесла я.

     – Не совсем. Так лучше. Все место в нашем распоряжении. – Феникс не остановился у главного входа. Вместо этого, он обошел вокруги постучался в маленькую неприметную дверь, с пометкой ВЫХОД.

     – Феникс, ты не можешь...

   Дверь открылась. Маленький лысеющий мужчина уже стоял внутри. Когда он увидел Феникса, он отошел в сторону, открывая дверь, приглашая нас внутрь. Феникс посмотрел на меня с лукавой усмешкой.

      – Как я и говорил. Не так уж плохо. – Он протянул руку по направлению к дверям и затем проводил меня внутрь.

Лысый мужчина пожал руку Фениксу и сказал нам, что у нас есть час, пока не прибудет следующая смена. Затем он оставил нас одних.

     – Вау. Это было потрясающе. Кто это был?

     – Кто-то, кто задолжал мне, – сказал Феникс, и я знала, что больше он ничего не скажет. Думаю, действительно не нужно знать, не тогда, когда было так много других, более насущных вопросов.

   Выставка была удивительной. Некоторые экспонаты были все еще в ящиках, ждущие, чтобы их повесили, но мы увидели большую часть этого.

     – Так, тебе нравится современное искусство? – спросила я, когда мы проходили через секцию абстрактной скульптуры.

     – Честно говоря, это не самое мое любимое. Я предпочитаю Ренессанс. – Он наблюдал за моей реакцией. – Но я знал, что тебе понравится. Уверен, что ты была на миллионе выставок со своим дружком Грегори, но я знал, что это будет хороший шанс, что ты не видела этих работ.

   Я заставила себя улыбнуться, но не ответила. Я была слишком растеряна, чтобы признаться, что никогда не была на выставке с Линкольном. В действительности, я нигде не бывала с Линкольном. Мы постоянно тренировались.

     – Сейчас моя очередь? – произнес он, когда мы продолжили идти через огромные комнаты.

     – Для чего? – спросила я, внезапно занервничав.

     – Чтобы задать вопрос.

Я нахмурилась.

      – Наверное.

   Он поправил рукава. Движения выглядели настолько небрежно и нормально, и все же они были настолько точными. Я задалась вопросом, сколько практики потребовалось от перехода ангела к человеку. Он чувствовал себя больше ангелом или человеком теперь?

     – Почему ты так боишься стать чем то большим, нежели обычной?

   Я непроизвольно опустила глаза. Из всего спросить это. Я почувствовала слезы, и напряженно заработала, в попытке сдержать их и взять контроль над собой. Я попыталась сосредоточиться на других экспонатах: искривленная велосипедная скульптура, запутанный карниз, случайные части из ящика рассыпанные по земле.

     – Я не, я просто... не хочу выносить это на всеобщее обозрение.

     – И ты думаешь, что будучи Грегори, поставит тебя в такое положение?

     – Я просто хочу свою жизнь. Над которой я работаю в течение последних семнадцати лет. У меня есть планы, планы, которые мне нравятся, и он... они, не имели никакого права на.., – я покачала головой. Я не могла ему сказать, насколько было больно, что Линкольн солгал мне. Притворялся моим другом. Знал мое будущее и не сказал мне. Я не стала добавлять, что моя мать была включена в категорию «неимеющий никаких прав».

     – Он? Линкольн, твой Грегори? – Феникс не собирался спускать это на тормоза.

     – Он не... мой.

     – Приятно узнать, – ответил он, идя к следующей скульптуре обнаженной женщине, объятую пламенем. Я испытывала желание ударить его. Вместо этого я шагнула вперед.

      – Мы не разговариваем о нем.

Феникс осматривал горящую женщину, прежде чем ответить.

      – Послушай, Вайолетт, одну вещь. Грегори обычно не... дружит с изгнанниками. В некотором смысле, мы – кровные враги... Тем не менее, говорю это как твой друг, ты должна прекратить действовать как томящийся от любви ребенок. Нравится ли тебе он или нет, теперь ты находишься в этом мире, и изгнанники очень хороши в ощущении власти над другими изгнанниками и Грегори.

     – И ты можешь ощущать меня, – сказал я, принимая решение отвлечься от его других комментариев. Пока.

     – Какая-то часть тебя способна чувствовать как ты могущественна.

Я хотела отрацать это, но не смогла.

      – Когда я дотрагиваюсь до тебя,меня, буквально, засасывает. Я не могу это контролировать.

     – Знаю. Отчасти я тоже могу это ощутить. – Он указал на деревянную скамейку посреди комнаты. Я помнила, как чувства утихли, когда он смотрел на меня в пиццерии. Так или иначе, когда я была рядом с ним, они, казалось, замирали.

      – Ты контролировал это, успокаивал.

Он кивнул.

      – Я убрал часть твоего беспокойства и дал тебе немного эмоции, ты должна была управлять этим.

      – Ты дал мне эмоции? – сказал я, мои глаза широко распахнулись.

      – Это то, что некоторые ангелы... изгнанники могут сделать. Одна из причин, почему мы опасны для людей. Мы можем прочитать и повлиять на их эмоции... усиливая некоторые, уничтожая других. Это – одна из моих сильных сторон.

   Я немедленно вспомнила время, проведенное с ним, стараясь думать о том, что за эмоции у меня были. Казалось, он знал... или читал...как я себя чувствовала.

     – Вайолет, я сделал это только чтобы помочь тебе обрести контроль. В свое время ты научишься делать сама. Я не причиню тебе вреда.

Я подозрительно посмотрела на него.

      – В тот день, у моей квартиры...

Он опустил глаза.

      – Я, возможно, дал тебе немного своих эмоций. В мою защиту, я не использовал в своих интересах ситуацию, независимо от того насколько мне хотелось... – Он не закончил.

     – А прошлой ночью? – Я дернулась все более взволнованная этим вторжением.

     – Я просто пытался помочь тебе пройти через то, что произошло с той девушкой. Пройти по краю.

   Мои брови скакнули до самого неба. Теперь, когда я думала об этом, я поняла, что справилась лучше, чем могла бы ожидать, учитывая то, что я видела.

     – Это что, все? – Спросила я, в голосе прозвучало обвинение.

     – Я был немного... неуклюж. Приношу извинения. – Он пожал плечами и улыбнулся. – Может быть очень трудно сдерживать себя рядом с тобой.

Я злилась и краснела от его слов под влиянием гнева. Я держалась за свой гнев.

      – Как на счет сегодня? Сейчас?

     – Едва ли, – сказал он, махнув рукой в воздухе, как будто мы говорили о том, взял ли он дополнительную конфетку из коробки с шоколадом.

      – Теперь, когда ты знаешь, не думай, что ты можешь использовать это в качестве оправдания отрицать очень реальные эмоции, ты чувствуешь меня. – И вуаля, он вернулся к своей обычной высокомерной манере.

      – Все, что ты чувствовала вчера вечером и сегодня исходило от тебя. Я должен знать. Я чувствовал это. – Его улыбка стала шире.

   Даже при том, что я хотела умереть, зная, что он может испытать каждое из моих чувств, он не собирался останавливать меня.

      – Как я буду когда-либо знать, реально ли то, что я чувствую, когда я рядом с тобой, или нет?

Его улыбка заколебалась, и он выглядел взволнованным. Он слегка наклонился ко мне.

       – Ты будешь знать больше об этом теперь. Если бы ты когда-нибудь поймала меня на этом, я знаю, что ты никогда бы не доверилась мне снова. Я не буду рисковать этим.

Он был прав, я бы не рискнула. Но вот он?

   Мои глаза подсознательно нашли входную дверь. Сила привычки. Но я почувствовала, что, если бы я угробила Феникса прямо сейчас, он бы снова только ждал на моем пороге, когда бы я вернулась домой. Я провела руками по волосам. По правде говоря, у меня было мало союзников... если я оттолкну его, это тоже меня покинет?

     – Хорошо, но не делай.., – предупредила я, пытаясь усмерить мой инстинкт полета и собрать столько угрожающих эмоции, сколько могла, чтобы укрепить слова.

     – Не буду, – пообещал он, поднимая руки в воздух в знак того, что сдается.

   На следующий день я вернулась в переулок, где была убита Клаудия и оставила букет подсолнечников на входе. Уже были груды увядших цветов, которые она никогда не увидет и письма, которые она никогда не прочтет, от друзей и семьи.

     – Мне жаль, Клаудия, – прошептала я.

   Теперь, когда я знала, что Феникс менял мои эмоции, казалось легче посмотреть внутри и найти печаль и... больше всего... вину. Звук ее шеи... самый последний взгляд на ее лицо, когда она знала, что произойдет. Я видела ее голубые глаза прежде, чем они были закрыты под одеялом рыжих волос... я видела чистый страх. Перед тем как уйти, я обернулась, чтоб посмотреть на пустую аллею.

     – Мне так жаль, что не смогла спасти тебя, – сказала я через ужасный ком в горле, и пришло страшное понимание того, что это могло быть только быть началом.

   Феникс позвонил, когда я шла домой и уговорил меня поообедать с ним. Я испытывала желание отказаться, когда он сказал мне, что мы пойдем в «наше кафе», которое, оказалось, было Тестом к Хлебу, но он обещал вести себя хорошо после того, как я объяснила ему, что у нас не было ничего нашего. Удивительно, проводить с ним время становилось все более и более легко. Даже чувства были менее навязчивыми. Они все еще приходили и уходили, но иногда я, казалось, замечала их больше, чем другие. Мне было жаль, что я не могла сказать, что быть с Фениксом заполнило пустоту, оставленную Линкольном, но близость, полнота, которую я чувствовала, когда была ярдом с Линкольном не могла быть скопированная. Приводило в уныние считать, что связь, которую я чувствовал так сильно, возможно, просто была результатом наших «ангельских» компонентов и... еще хуже... что я никогда смогу не чувствовать его снова. По крайней мере, с Фениксом это был по-честному... точка.

   Мы все еще не говорили о том, что произошло с Клаудией. Я почувствовала, что не мне одной было это неудобо. Я даже не все сказала Стеф, просто та же самая история, которую мы дали полиции. Не было никакого способа рассказать ей больше, без необходимости объяснять все это, и я все еще казалась неспособной сделать это.

Феникс объяснил, что ангелы в их сфере могли заставлять людей говорить или не говорить определенные вещи. Это вообще противоречило правилам для нормальных людей, но казалось, что я больше не была в той категории. Он считал, что, вероятно, это было причиной, почему я не смогла поделиться больше со Стеф или моим папой. Очевидно это была стандартная процедура для все еще неуверенного Грегори.

     – Почему ты отличаетесь? – спросила я Феникса, когда принесли нашу еду. Я вспомнила, как он сказал мне, что он не был обычным изгнанником.

     – Просто повезло, я считаю. – Его саркастичный тон точно не казался убедительным. Я обхватила руками кружку с кофе, довольная, что получаю удовольствие от старого надежного.

     – Почему ты так уклончив, когда дело доходит до разговора о тебе?

Он не ответил.

     – Ты не собираешься рассказывать мне, да?

     – Разве я не доказал тебе, что не собираюсь причинять тебе боль? – он спросил, вскинув брови. Феникс не пил кофе. У него, казалось, не было маленьких ритуалов, как у меня. Все, что он делал, всегда так отличалось... и было экстремально. Он заказал бы еду самого сильного вкуса, самое сладкое или самое необычное, что он мог найти. Сегодня он ел бутерброд со стейком с дополнительной свеклой... потому что ему понравился цвет... с корнишонами и свежем перцем чили. Мне почти хотелось, чтобы тот же официант, который совал нос в мой суп и кофе был здесь.

     – Да. Думаю, да, – призналась я, сверкнув носом, когда наблюдала, как он съел маленький красный перец чили за раз.

     – Тогда этого не может быть пока достаточно? – спросил он. Я наблюдала за ним, когда перец чили поразил его. К моему недоверию только самый маленький подъем уголка рта, выдавал его с головой.

   Я не думала, что буду когда-либо принимать участие в отношениях,в которых снова есть тайны. После всего, что произошло с Линкольном, это казалось лицемерным, чтобы признать, что Фениксу нужно позволить сохранить правду о себе тайной. Но с другой стороны, не похоже, что мы болтались долгое время. Я не могла ожидать, что он доверится мне немедленно. Пока я не буду готова сделать то же самое.

     – Ты скажешь мне однажды? – спросила я, внезапно понимая, что я рассматривая Феникса как часть моего мира, часть моей жизни. Он улыбнулся и я увидела, что он читает меня. Я покраснела и стукнула его по плечу.

      – Ты знаешь, если бы ты был Грегори, то обладал бы намного большим количеством мощи. – Он громко рассмеялся, и этот звук заставил мое сердце биться чуть быстрее. Кто бы знал... что оно все еще бьется, в конце концов!

     – В один прекрасный день, Вайолет, – он встал и потянул меня вверх, чтобы уйти, переплетая свои пальцы с моими и потянув кончик моей бейсболки, – я расскажу тебе все.

Пару дней спустя, после преследования меня повсюду, я позволила Фениксу подняться в квартиру. Для меня не было мелочью, позволить ему войти в мое личное пространство. Единсвтенными аутсайдерами, которых я уже приглашала прежде, были Стеф и Линкольн. Но приставания Феникса просто вымотали меня. Со мной, он казался таким родостным, таким заинтересованным во мне. На каком-то уровне я знала, что это было из-за всей этой чупухи с Грегори, но большинство времени я проводила с ним, это было похоже на приятное времяпрепровождение с каким-нибудь другом. Феникс уделил мало внимания разглядыванию моего личного пространства.., что заставило меня переосмыслить мое решение на разрешение посещения более чем один раз. Прошло меньше суток, прежде чем он начал бездельничать в моей спальне, читая ограниченный выбор книг и пользоваться моими вещами, словно они были его собственные. Я не возражала, однако, я встала на своем, когда он попытался пойти за мной в мою студию. Никто, даже папа, не входил туда. Но я не могла отрицать тот факт, что присутствие Феникса, заставляло меня чувствовать себя лучше. Я знала, что это могло быть результатом его способностей эмпата, но здесь также была другая причина – он мне нравился. Я задала ему множество вопросов. Он дал мне множество ответов. Ответы, конечно, не всегда были полными, и часто, они приводили меня к еще большему колличеству вопросов, но он старался и тоже задавал мне вопросы в свою очередь. Я отвечала на некоторые и избегала множества из них. Как тогда, так и сейчас, он пытался подбодрить меня на встречу с Линкольном, говоря, что это ради моего же блага. Я еще не виделась и не говорила с Линкольном с того штурма в его машине пару недель назад. Он даже не знал, что произошло с Клаудией. Я считала, что позвоню ему, чтобы рассказать ему, но пока даже не удосужилась забрать телефон. Все и во всем, я игнорировала этот вопрос сколько могла... До сегодняшнего дня.

   Была середина утра, и Феникс пришел чтобы отвести меня в кино. Мы сидели на кухне и завтракали, когда Папа вошел в дверь.

     – Привет Пап. Все в порядке? – спросила я.

     – Доброе утро, милая. – Он поцеловал меня в голову. От него пахло кремом для бритья и после бритья. Сколько его помню, он всегда пользовался одной и той же маркой.– Уже направляюсь к клиенту. Я оставил один из чертежей здесь вчера вечером.

Папино внимание переместилось на Феникса, а потом обратно на меня.

     – О, извини. Пап, это мой друг, Феникс.

Пальцы отца так и замерли на пачке бумаг, словно он только что осознал две вещи: кто-то еще находился в его квартире.... и этот кто-то был мужского пола. Отец выпрямился и обратил свой внимание на Феникса.

      – Здравствуй, Феникс, приятно познакомится, – произнес он, хотя его лицо говорило об обратном. Он давал ему острожный причал, который мог дать только отец.

     – Мне тоже, Джеймс, – ответил Феникс, едва отрываясь от журнала, который он небрежно листал на барной стойке для завтрака. Отец и я обменялись взглядами, прежде чем, я торопливо разорвала телепатическую связь «отец-дочь». Феникс был первым из моих друзей, кто назвал отца по имени. Даже Линкольн называл его Мистер Иден, хотя отец говорил ему называть его Джеймс. Я как-то не думала, что отец предложил бы Фениксу называть его по имени.

     – Кофе? – спросила я. Деверсионная тактика номер 101.