Текст книги "Принц наемников"

Автор книги: Джерри Пурнелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

– Товарищ, дай посмотреть…

– Убирайтесь отсюда, – крикнул Бассингер. – Вы слышали лейтенанта? Опасно высовываться за бруствер.

– А как же ты?

– Я наблюдатель. К тому же я осторожен. – Он прополз вперед и заглянул в просвет, который проделал в земле перед собой, – Видите, так безопасно. Мне кажется, я вижу…

Бассингера отбросило в траншею. Его осыпало осколками стекла, и к тому времени как все услышали хлопок выстрела, выбившего ему глаз, капрал уже не дышал.

В этот день два человека отстрелили себе пальцы на ноге, и их пришлось эвакуировать.

На холме они пробыли неделю. Каждую ночь теряли по несколько человек вследствие мелких ранений, которые, вероятно, причинял не враг. Потом Строманд вызвал взвод военной полиции и приказал расстрелять двоих солдат с ранениями в ногу.

Ранения прекратились, солдаты мрачно лежали в траншеях, пока роту не сменили.

Они провели два дня в маленьком прифронтовом городке, затем офицеров созвали на инструктаж. Офицер, проводивший совещание, говорил с сильным акцентом, но акцент был немецкий, а не испанский. На совещании присутствовали американцы, и инструктаж проводился по-английски.

– Мы начинаем всеобщее наступление. Все добровольцы-интернационалисты выступят одновременно. Используем тактику проникновения.

– Что это значит? – спросил капитан Бартон. Штабной офицер как будто обиделся.

– Прорвавшись за передовую, идете туда, где расположена техника, и все уничтожаете. Когда это сделано, война окончена.

– А где эта техника?

– Вам скажут, когда вы прорвете передовую. Остальная часть инструктажа имела для Питера не

больше смысла. После того как их отпустили, он пошел с Бартоном.

– Видели свой участок передовой? – спросил Бартон.

– Относительно, – ответил Питер. – У вас есть приличная карта?

– Нет. Старые снимки с орбитального спутника СВ и несколько набросков. Не лучше, чем у вас.

– То, что я видел, совсем не радует, – сказал Питер. – Сначала оливковая роща, потом лощина, в которую я не могу заглянуть. Может, там что-то скрывается?

– Вам лучше выслать патрули и выяснить это.

– Разрешение на патрулирование местности нужно получить у командира батальона, – послышался сзади строгий голос.

– Вам стоит отвыкнуть от привычки незаметно подбираться к людям, Строманд, – сказал Бартон. – Кто-нибудь вас не узнает. – Он посмотрел на Питера. – Да, лучше спросите.

Майор Харрис сказал Питеру, что командование бригады запретило патрулирование. Необходима внезапность, а патрули могут предупредить противника о нападении.

Возвращаясь в расположение своей роты, Питер вспомнил, что Харрис до того, как отправился добровольцем в Сантьяго, был юристом и работал на партию Освобождения.

Выступать нужно было на следующее утро. Ночь была долгая. Солдаты чистили оружие и разговаривали шепотом. Некоторые чертили в грязи блиндажей бессмысленные диаграммы. В середине ночи к роте присоединились сорок новых добровольцев. Они были вооружены только ружьями и всего два дня назад покинули портовый город. Большинство было родом с Черчилля, а поскольку они говорили по-английски, а сюда направлялись грузовики, прислали и их.

На рассвете майор Харрис созвал офицеров.

– Техники с Ксанаду сумели приобрести несколько ракет, – сказал он. – Они выпустят их в донов перед нашим выступлением. Оуэнсфорд, вы выступаете последним. Приказываю расстреливать каждого, кто не ушел перед вами.

– Это моя работа, – возразил Строманд.

– Я хочу, чтобы вы вели людей, – ответил Харрис. – Бомбардировка начнется в 8.15. Часы у всех перенастроены?

– Нет, сэр, – сказал Питер. – У меня только часы, которые отсчитывают земное время…

– Черт возьми, – произнес Харрис. – Ну, хорошо, час Терстоуна равен 1,08 земного часа. Вам придется рассчитывать, исходя из этого… – Он выглядел растерянным.

– Никаких проблем, – заверил Питер.

– Хорошо, возвращайтесь на свои места.

Час «зеро» миновал без всяких сигналов. Прошел еще час. Затем бригада республиканцев на севере открыла огонь, и несколько человек покинули укрытия и начали спускаться на дно долины.

Множество вспышек и блеск зеркал расцветили занятый противником хребет, прежде чем послышались выстрелы. Войска республиканцев скосило; немногие уцелевшие торопились назад в убежища.

– Огневая поддержка! – кричал Харрис. Аппарат связи Оуэнсфорда, как и прочая связная аппаратура, издавал нечленораздельные звуки, но приказ передали по линии. Его рота открыла огонь по монархистам, те отвечали.

Через несколько минут стало ясно, что враг господствует в долине. Из-за позиций противника поднялось несколько ракет и ударило по расположению республиканцев. В небе показались вспышки: это техники с Ксанаду обнаружили вражеские ракетные установки и ответили контрогнем. Постепенно стрельба прекратилась из-за отсутствия целей.

В 11.00 по часам Питера линию фронта осветила серия взрывов. На противника обрушился новый ракетный залп, и республиканцы на севере начали наступление.

– Подготовиться к выступлению! – крикнул Питер. Он ждал приказа.

Последовала почти минута тишины. Больше на врага не падали ракеты. Затем линии противника снова осветились вспышками, и республиканцы начали падать или торопливо отступать к своим позициям.

Коммуникатор издал сигнал тревоги, и Питер поднес его к уху. Как ни поразительно, но он услышал членораздельную речь. Кто-то из штаба разговаривал с майором Харрисом.

– Республиканцы уже продвинулись на полкилометра. Их уничтожают, потому что вы еще не выслали им в подкрепление своих драгоценных американцев.

– Вздор! – Голос Харриса в маленьком аппарате звучал монотонно. – Республиканцы отступили к своим окопам. Атака не удалась.

– Неправда. Вы должны показать, что значит высокий боевой дух. Все ваши люди добровольцы. Многие республиканцы мобилизованы. Покажите им пример.

– Да говорю вам, атака отбита.

– Майор Харрис, если через пять минут ваши люди не пойдут в наступление, я пошлю военную полицию арестовать вас как изменника.

Аппарат перешел на неразличимые скрипы и писки, а по рядам передали приказ:

– В атаку.

Питер переходил от ячейки к ячейке.

– Выходим и вперед. Джарвис, если вы отсюда не выберетесь, я вас застрелю. Вы трое, вперед. – Он видел, что Аллан Роуч делает то же самое.

Когда они добрались до конца линии, Роуч улыбнулся Питеру.

– Остались только мы, верно?

– Теперь наша очередь.

Они поползли вперед, за край углубления, которое их защищало, и десятью метрами ниже увидели майора Харриса. Тот лежал неподвижно.

– Теперь батальоном командует капитан Бартон, – сказал Питер.

– Интересно, знает ли он об этом? Я пойду слева и буду подгонять их, сэр.

– Хорошо. – Как никогда остро ощущая свое одиночество, Питер прошел через оливковую рощу, отыскивая солдат и заставляя их идти вперед. Противник почта не стрелял. Они прошли пятьдесят метров, сто и достигли спуска в следующую впадину. Это был старый виноградник. Остатки лоз торчали из земли, как руки старухи.

Когда они углубились в эту лощину, доны открыли огонь.

Четверо новичков из Черчилля находились прямо перед Питером. Когда залп пришелся по ним, они залегли правильным строем. Питер пополз вперед, чтобы похвалить их за хорошо усвоенные упражнения из учебника. Все четверо были мертвы.

Он на тридцать метров углубился в лощину. Впереди висела сеть красных полосок, переплетенных в воздухе в метре над поверхностью. Он видел такое в Пойнте: сеть перекрестного огня, направляемого лазерными лучами. Теоретически техники с Ксанаду могут засечь зеркала или даже сами энергетические установки, но сеть висит неподвижно.

Некоторые из его людей не знали, что это такое, и устремились вперед. Спустя несколько мгновений у края сети возникла стена из мертвых тел. Никто не прорвался. Снайперы принялись добивать тех, кто еще двигался. Питер лежал и гадал, удалось ли продвинуться другим ротам. Большинство его людей попытались найти убежище за телами погибших товарищей. Один за другим солдаты умирали на открытом месте, под ярким солнцем в мертвом винограднике.

Позже пошел дождь; вначале всего несколько капель, потом еще, и наконец гроза сделала все невидимым. Те, кто мог ползти, вернулись в окопы. Приказа отступать не было.

Питер собирал небольшие группы и отправлял их обратно – за ранеными. Трудно было посылать людей в лощину, даже под прикрытием грозы, и ему пришлось самому пойти с ними, иначе они исчезли бы в грязи и мраке. Наконец, находить раненых больше не удавалось.

* * *

Траншея превратилась в картину ада, написанную грязью и кровью. Люди падали в окопы и лежали там, где упали, слишком усталые или испуганные, чтобы двигаться. Некоторые раненые так и умерли здесь, в грязи, другие падали на них сверху, покрывая мертвые тела и погружая их в грязь, потому что ни у кого не было сил двигаться. В течение нескольких часов Питер был в батальоне единственным офицером. Рота была его, и солдаты называли его «капитаном».

В полдень в траншеях появился Строманд. Он принес какой-то тюк.

Как ни невероятно, Аллан Роуч был невредим. Борец огромного роста преградил Строманду дорогу.

– В чем дело? – спросил Строманд. Роуч не шелохнулся.

– Пока мы атаковали, вы печатали листовки?

– Я исполнял приказ, – сказал Строманд. Он нервно попятился от рослого сержанта. Его рука легла на рукоять пистолета.

– Роуч, – спокойно сказал Питер. – Пожалуйста, помогите мне перенести раненых.

Роуч стоял в нерешительности. Наконец повернулся к Питеру.

– Да, сэр.

На рассвете у Питера удерживали позицию восемьдесят боеспособных солдат. Доны овладели бы ею без труда, но они вели себя подозрительно тихо. Питер переходил от ячейки к ячейке, стараясь сосчитать людей. Двести раненых отправлены в тыл. Он насчитал сто тринадцать мертвых. Значит, не хватало еще девяноста четырех. Погибли, дезертировали, утонули в грязи – он не знал.

Никакого общего наступления не было. Командир добровольцев посчитал, что и без него предоставилась великолепная возможность продемонстрировать, на что способен высокий боевой дух. И продемонстрировал – без сомнения.

Командование республиканцев было в ярости. Война зашла в тупик, а это означало, что превосходящие силы донов медленно перемалывают республиканцев.

В отчаянии они попытались направить большую группу на юг. Предыдущее наступление было спланировано в мельчайших подробностях, новое целиком полагалось на внезапность. Остатки части Питера получили подкрепление из других частей и свежих добровольцев и были брошены против врага.

Целью служил сельскохозяйственный центр Сарагоса, небольшой городок, расположенный среди оливковых рощ и виноградников. Колонна Питера через рощи прошла на окраину города.

Внезапность подействовала, и схватка была короткой. Залп, стремительное наступление, и враг отступил. Связь поддерживали с трудом, но, похоже, группа Питера продвинулась дальше других. Они были острием копья свободы на юге.

Они шли между ликующих толп. Армия Питера выглядела пугалами, но женщины поднимали детей повыше, показывая им освободителей. Это искупило все. Тупость генералов, жара, грязь, холод, вши – были забыты благодаря этой победе.

Следом двигались другие войска, а команда Питера разбила лагерь на окраине городка. Завтра армия двинется дальше; если сделать войну подвижной, перейти на тактику коротких схваток и стремительных перемещений, ее еще можно выиграть. «Конечно, – думал Питер, – жители Сантьяго ждут их. Население их поддержит. Сколько тогда продержатся доны?»

Незадолго до темноты они услышали в городе выстрелы.

Питер повел взвод бегом по пыльным улицам, мимо стен с пулевыми пробоинами, на городскую площадь. Там была военная полиция.

– Никогда не видел таких нарядных солдат, – сказал Аллан Роуч.

Питер кивнул.

– Капитан, как вы думаете, откуда у них такие начищенные сапоги? И новые ружья? Кажется, для войск обмундирования никогда не хватает, но полиция всегда получает больше чем нужно…

Над телами сидел старик. Он держал на коленях голову юноши, и кровь проступала у него между пальцами. Старик пустыми глазами посмотрел на Питера.

– Зачем вы здесь? – спросил он. – Разве нет более богатых планет, чтобы вы их захватывали?

Питер не отвечая отвернулся. Не знал, что ответить.

– Капитан!

Питер проснулся, услышав настойчивый шепот Аллана Роуча.

– Капитан, внизу у ручья какое-то движение. Это не доны. Человек пять, и с ними мистер Строманд. Думаю, это офицеры из штаба.

Питер сел. С той самой катастрофической атаки в трех километрах к северу он не видел Строманда. Этот человек и пяти минут не прожил бы среди бывших товарищей.

– Кто еще знает?

– Альберт, больше никто. Он меня позвал.

– Пойдем узнаем, что им нужно. Тише, Аллан. Они молча шли в жаркой ночи.

Что делают штабные офицеры в расположении роты, в авангарде наступающих сил республиканцев? И почему не сообщили мне?

Они шли за небольшой группой вдоль русла почти пересохшего ручья почти до самой городской стены. Когда те остановились, подобрались поближе и стали слушать.

– Приблизительно здесь, – послышалась книжная речь Строманда. – Подходящее место.

– Сколько у нас времени? – Питер узнал немецкий акцент штабного офицера, который их инструктировал. Следующий голос поразил его еще больше.

– Два часа. Достаточно, но уходить придется быстро. – Это бригадир Гермак, второй по старшинству человек в руководстве республиканскими силами. – Установили?

– Да.

– Подождите. – Питер вышел из тени. Он держал небольшую группу на прицеле. Рядом стремительно возник Аллан Роуч, тоже держа оружие наготове. – Назовитесь.

– Вам известно, кто мы, Оуэнсфорд, – выпалил Строманд.

– Да. Что вы здесь делаете?

– Не ваше дело, капитан, – ответил Гермак. – Приказываю вам вернуться к своей роте и никому не говорить, что вы нас видели.

– Минутку. Майор, если вы не уберете руку от пистолета, сержант Роуч разрежет вас пополам. Аллан, я собираюсь взглянуть, что они принесли. Прикройте меня.

– Есть.

– Нельзя! – Штабной офицер-немец двинулся к Питеру. Оуэнсфорд реагировал автоматически. Прикладом ружья он снизу вверх ударил немца в подбородок. Тот со сдавленным криком упал и лежал неподвижно. Все застыли.

– Интересно, капитан, – заметил Аллан Роуч. – Кажется, они больше боятся, что их услышат свои, чем враг.

Питер пригнулся к устройству, оставленному у стены.

– Какая-то бомба, вот таймер… Боже!

– Что это, капитан?

– Атомная бомба, – медленно ответил Питер. – Они собирались оставить здесь атомную бомбу. Она должна взорваться через два часа? – спросил он небрежно. Мысли его смешались, но никакого объяснения он не находил и только диву давался собственному спокойствию. – Зачем?

Никто не ответил.

– Зачем взрывать единственную наступающую часть республиканской армии? – с удивлением спросил Питер. – Они не могут быть изменниками. Доны такого не одобрят… но… Строманд, на орбите у нас новый боевой корабль СВ, верно? Силы Флота, способные прекратить войну?

– Что это значит? – спросил Аллан Роуч. Ружье он держал уверенно, но в его голосе слышалось напряжение. – Зачем взрывать атомной бомбой своих?

– Запрет, – ответил Питер. – Единственное, что СВ всегда навязывает силой. Никакого атомного оружия. – Он почти не сознавал, что говорит вслух. – Инспекторы СВ увидят, что передовые части наступающих республиканцев уничтожены атомной бомбой, и решат, что это сделали доны. Ведь только им это выгодно. Поэтому СВ разгонит карлистов, а когда Флот уйдет, эти ублюдки останутся победителями. Верно? Гермак? Строманд?

– Конечно, – ответил Строманд. – Глупец! Идите с нами. Оставьте бомбу здесь. Извините, но мы решили, что не можем доверить вам этот план. Он слишком важен… он означает победу в войне.

– Какой ценой?

– Цена невелика. Батальон солдат и одна деревня. Да за неделю на войне гибнет больше. Сравнительно бескровная победа.

Аллан Роуч презрительно сплюнул.

– Если это свобода, она мне не нужна. А их вы спросили? – Он махнул в сторону городка.

Питер вспомнил радостные толпы. Наклонился к бомбе и внимательно осмотрел ее.

– Есть какая-то хитрость при остановке таймера? Если есть, то мы с вами одинаково близко от бомбы.

– Подождите, – крикнул Строманд. – Не трогайте ее, оставьте, идите с нами. Вы получите повышение, станете героем движения…

– Разрядите, или я сам рискну, – перебил Питер. Он нацелил ружье и ждал.

Немного погодя Строманд наклонился к бомбе. Она была размером с небольшой саквояж. Политкомиссар достал из кармана ключ, вставил его и повернул наборный диск.

– Теперь не взорвется.

– Взгляну еще раз, – сказал Питер. Он склонился к бомбе. Да, толстый металлический прут прошел через центр устройства, и теперь половинки взрывчатки не могут соприкоснуться. Тут позади послышался шум.

– Стой! – крикнул Роуч. Он поднял ружье, но политкомиссар Строманд уже исчез в темноте. – Я за ним, капитан. – Они услышали шум в ближних оливах.

– Нет. Его не поймать. Не поймать без большого шума. Тогда все выплывет наружу, и с делом республиканцев будет покончено.

– Вы становитесь умнее, – сказал Гермак. – Почему бы не позволить нам осуществить план целиком?

– Будь я проклят, – сказал Питер. – Убирайтесь отсюда, Гермак. Забирайте с собой своих стервятников. А если пришлете военную полицию арестовать меня и сержанта Роуча, можете быть уверены, что вся история – и про бомбу тоже – станет известна инспекторам СВ.

Гермак покачал головой.

– Вы делаете ошибку…

– Ошибка отпускать вас, – сказал Роуч. – Почему бы мне их не застрелить? Или перерезать им горло?

– В этом нет смысла, – сказал Питер. – Если Гермак его не остановит, Строманд вернется с военной полицией. Нет, пусть идут.

XIV

В следующие три дня рота Питера продвинулась на тридцать километров. Они пересекли плоскую долину с пересохшим песчаным руслом на дне и добрались до низкого кустарника на противоположной стороне. Здесь, на вершине хребта, они остановились.

Вокруг рвались снаряды и ракеты. Сражаться было не с кем, невидимый враг засел на следующем хребте, и оттуда три дня велась стрельба по их батальону.

Вражеский огонь удерживал их на месте, и они страдали от жары и безжалостного солнца Терстоуна. Люди слепли от блеска солнца и различали только один цвет – ярко-желтый. Когда вспыхивали трава и деревья, они не замечали разницы.

Кончилась вода, и они отступили. Ничего иного не оставалось. Снова пересекли долину. Миновали захваченные позиции и остановились, чтобы пропустить остальных, пока сами удерживают дорогу. На седьмой день после выступления они снова оказались на дороге, по которой вошли в долину.

Никакой организации не было. Питер оставался единственным офицером в батальоне из ста семидесяти двух человек, не имевших ни командиров, ни вооружения; только сто семьдесят два человека, слишком уставшие, чтобы о чем-то думать.

– Во всяком случае у нас есть ночь, – сказал Роуч. Он сидел рядом с Питером и курил сигарету. – Последний табак в батальоне, капитан. Хотите?

– Нет, спасибо. Возьмите все себе.

– Ночь для отдыха, – снова сказал Роуч. – Кажется бесконечностью – целая ночь, когда никто в тебя не стреляет.

Пятнадцать минут спустя ожила рация Питера. Он старался расслышать приказ сквозь статические разряды и шумы. Выслушав, распорядился:

– Созовите всех.

– Вот каково положение, – сказал он солдатам. – Мы по-прежнему удерживаем Сарагосу. В город ведет узкий коридор, и если его кто-нибудь не будет оборонять, мы потеряем город. В таком случае под угрозой окажется вся наша позиция.

– Капитан, вы не можете нас об этом просить! – Солдаты не хотели ему верить. – Вернуться назад? Нельзя нас заставлять это делать!

– Да. Я не могу вас заставить. Но помните Сарагосу? Помните, как нас приветствовали жители, когда мы входили? Это наш город. Никто другой не освободил этих людей. Это сделали мы. И никто другой не сможет сохранить их свободу. Никаких подкреплений нет. Неужели мы от них откажемся?

– Нельзя, – сказал Аллан Роуч. – Нужно занять коридор. Я с вами, капитан.

Один за другим поднимались остальные. Нестройная колонна двинулась вниз по склону хребта, спускаясь с прохладных высот, где вода в изобилии, в песчаную долину.

К рассвету они оказались в полукилометре от города. К ним по дороге двигались республиканские войска. Другие части выходили из оливковых рощ по обе стороны от дороги.

– Танки! – крикнул кто-то. – Танки идут! Слишком поздно. Бронетанковые части противника

обогнули Сарагосу и быстро приближались. За танками шла пехота донов. Питер ощутил горечь во рту и приказал своим людям окопаться среди олив. Это будет их последний бой.

Час спустя их окружили. Еще два часа они сражались, чтобы удержать бесполезную рощу. Танки давно миновали их позиции, но пехота оставалась вокруг. Потом стрельба прекратилась, и над рощей нависла тишина.

Питер полз по периметру своей части – сто метров, не больше. У него оставалось меньше пятидесяти человек.

На краю позиции в неглубокой яме лежал Аллан Роуч. Спелые оливки, срезанные с ветвей, почти покрывали его, но, когда Питер подполз ближе, сержант рассмеялся.

– Чувствую себя салатом, – сказал он, отбрасывая оливки. – Что нам делать, капитан? Как по-вашему, почему они не стреляют?

– Подождем и увидим. Ждать пришлось недолго.

– Сдаетесь? – послышался голос.

– Кому? – спросил Питер.

– Капитану Хансу Орту, фридландская бронированная пехота.

– Наемники, – прошипел Питер. – Как они сюда попали? Ведь считается, что СВ держит карантин…

– Ваше положение безнадежно, и вы не помогаете своим товарищам, удерживая позицию, – кричал голос.

– Мы не позволяем вам войти в город! – крикнул в ответ Питер.

– До поры. Но мы в любое время можем войти с другой стороны. Сдаетесь?

Питер беспомощно посмотрел на Роуча. Его люди молчали. Молчали, и Питер гордился ими. «Но, – подумал он, – у меня нет выбора».

– Да, – крикнул он.

Фридландцы были в темно-зеленых мундирах и по сравнению с пугалами Питера выглядели очень воинственно.

– Наемники? – спросил капитан Орт.

Питер открыл рот, собираясь с негодованием ответить отрицательно. Но его определил голос:

– Конечно, наемники. – Хромая, подошел капитан Бартон.

Орт подозрительно разглядывал их.

– Хорошо. Хотите поговорить с ними, капитан Бартон?

– Конечно. От некоторых из них я вас избавлю, – ответил Бартон. Он подождал, пока фридландец отошел. – Вы едва все не испортили, Пит. Сболтни вы, что вы добровольцы, он передал бы вас донам. А так он оставит вас у себя. И поверьте мне, это гораздо лучше.

– А вы что здесь делаете? – спросил Питер.

– Попал на севере в плен, – ответил Бартон. – К этим ребятам. Там, в тылу, набирают людей для Фалькенберга. Я записался, и меня отправили на поиски еще нескольких подходящих парней. Если хотите примкнуть, милости просим. Через неделю улетаем с этой планеты; и, конечно, на этой планете вы больше воевать не будете.

– Я вам говорил, что я не наемник.

– А кто вы? – спросил Бартон. – К чему вы вернетесь? Лучшее, на что вы можете здесь надеяться, – что вас интернируют. Но вы не обязаны принимать решение немедленно. Давайте вернемся в город. – Они через оливковые рощи направились в Сарагосу. – Вы делаете выбор в пользу службы СВ, – сказал Бартон. Это не был вопрос.

– Да. Наемником Фалькенберга не буду…

– Думаете, здесь будет мир, когда уйдет Флот СВ?

– Нет. Но я бы хотел сам выбирать свои войны.

– Вам нужна причина. Мне тоже была нужна – когда-то. Теперь я смирился с тем, что имею. Не забывайте две вещи, Пит. В таком отряде, как у Фалькенберга, вы не выбираете противника, но вам никогда не приходится нарушать слово. И как вы теперь будете зарабатывать на жизнь?

У Питера не нашлось ответа. Они пошли дальше.

– Кому-то нужно поддерживать здесь порядок, – сказал Бартон. Подумайте об этом.

Они дошли до города. Наемники-фридландцы в него не входили; зато показалась колонна солдат-монархистов. Сапоги грязные, одежда порвана – внешне они не очень отличались от остатков роты Питера.

Когда монархисты вошли в город, жители выбежали из домов. Они выстроились по обе стороны улицы. И когда показались карлисты, послышались приветственные крики.

* * *

Лисандр осушил свой стакан. Графин опустел.

– Неплохая история, капитан. А кстати – что вы сделали с атомной бомбой?

– Отдал Фалькенбергу.

– А он?..

– Не знаю.

– Во всяком случае у майора Бартона ее нет, – сказал Лисандр.

– Не забудьте, это происходило двенадцать лет назад. И если Эйс Бартон решит, что ему нужна атомная бомба, он ее раздобудет.

– Двенадцать лет, и вы по-прежнему высокого мнения о нем?

– Конечно. И мне совсем не хочется с ним так встретиться.

– Может, и не придется, – сказал Лисандр. – Полковник Фалькенберг сказал губернатору Блейну, что вопрос политический и решать его нужно политическими средствами.

– Надеюсь, он прав, но Эйс легко не сдастся.

– Конечно, есть простое решение…

– Какое?

– Просто перехватить урожай, который сейчас у него.

– Да, это подошло бы, – усмехнулся Оуэнсфорд. – Но Эйс понимает это не хуже нас. Он очень умно спрятал эту штуку. Роттермилл загонял своих людей, заставляя изучать снимки со спутника, но пока они ничего не высмотрели.

– А нельзя подкупить кого-нибудь из плантаторов?

– Пытались. Они тоже не знают. Очевидно, Бартон сообщает им пункт доставки, а оттуда урожай переходит к его войскам.

Вечерняя выпивка не способствовала мысленной сосредоточенности Лисандра. Он нахмурился.

– Это должно быть очень большое укрытие. Даже если урожай концентрированный, его тонны. Нелегко спрятать.

– Может, и так. Но они это сделали.

* * *

Лисандр закрыл дверь и прислонился к ней. Он не стал зажигать свет. Серый рассвет позволял видеть достаточно, чтобы не наталкиваться на мебель, и, несмотря на средство Оуэнсфорда, яркого света он бы сейчас не выдержал.

– Спать, – пробормотал он. Выбрался из рубашки и брюк, швырнул их на кресло и направился к кровати.

Там кто-то был.

– Какого дьявола?

– Гммм? Линн?

– Урсула?

– Боже, который час?

– Четверть шестого. Что ты здесь делаешь?

– Я не хотела спать одна. Чего ты стоишь? Здесь холодно.

– Долго не будет. – Он лег и приладился к изгибам ее тела. Несколько мгновений спустя мягко, но решительно отвел ее руки. – Не сейчас, Урса. Пожалуйста.

– Голова болит?

– Не так сильно, как бывало.

– Нужно было пить воду.

– Боже, дорогая. Чем, по-твоему, я занимался?

– Ты часами пил воду? Ну, ваше высочество… Он рассмеялся, но от этого заболела голова.

– Вода. Средство от похмелья. Рассказ капитана Оуэнсфорда.

– Должно быть, интересный был рассказ!

– Очень. Еще мы пытались понять, где эти проклятые ранчеро прячут галлоны и галлоны наркотика. Но ни к чему не пришли.

– Ну, хорошо. Спокойной ночи.

– Урса… что ты собираешься делать утром?

– Позавтракать с тобой. Спокойной ночи.

Офицерская гостиная была пуста. Лисандр и Урсула выбрали столик в углу, так, чтобы их не слышал официант, и поставили свои подносы с завтраком.

– Прости за такой выбор, – сказал Лисандр, поморщившись при виде тарелки с чем-то похожим на зеленую овсянку.

– Уже поздно, нам повезло, что вообще что-то получили. А ты выглядишь гораздо лучше, чем полчаса назад.

– Собираюсь прихватить формулу этого витаминного напитка на Спарту. Мы сделаем его правительственной монополией и через пять лет сможем отменить все налоги. – Он чокнулся своей кофейной чашкой с ее. – А теперь, может, расскажешь, что у тебя на уме все утро?

Она отхлебнула кофе.

– Линн… ведь они должны перевозить этот наркотик вертолетами, верно?

– Кто?

– Плантаторы. Мятежники.

– Да, вероятно. А почему ты об этом думаешь?

– Разве мне не должно быть интересно? Или это чисто мужская проблема?

– Послушай, Урса. Я этого не заслуживаю. Она вздохнула.

– Да. Наверно, не заслуживаешь.

– Так в чем дело? У тебя есть идея?

– Может быть. Не знаю.

– Ну, расскажи.

– Я… мне стыдно…

– Что? Это же я, вспомни. – Он поставил кружку с кофе и обнял ее за плечи. – Что бы это ни было…

– Конечно. Ну, хорошо. Это случилось за шесть недель до твоего прилета на Танит. До нашей встречи.

– И что?

– Помнишь, я тебе рассказывала, что нас, девушек из отеля, посылают на плантации?

– Боже! Ты хочешь сказать, что тебя…

– Нет, не меня. Не совсем. Мне повезло. Я была… не смотри на меня, пока я рассказываю.

– Что бы это ни было, лучше расскажи. Так в чем дело?

– Я была… на праздновании дня рождения сына плантатора. Ему исполнилось шестнадцать. Я была… ты ведь читал Мида и Бенедикт,55
  Джордж Херберт Мид, 1869–1931, и Руфь Фултон Бенедикт, 1887–1948, – американские антропологи. – Прим. перев.


[Закрыть] верно? Так вот, это и есть обряд совершеннолетия на Таните. – Она сухо рассмеялась.

– Урса… – Он обнял ее крепче.

– Ну, неважно. Это была… работа. Но произошло и кое-что еще. Тогда для меня это ничего не значило, но сейчас…

Лисандр опустил свою ложку.

– Рассказывай.