Текст книги "Внутренние дела"
Автор книги: Джерри Остер
Жанр:
Полицейские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Глава двенадцатая
– Может быть, ты даже никогда не слышал эту песню, – сказал Каллен. – Я годами не вспоминал о ней:
Он ходил в черных джинсах и высоких ботинках.
В черной кожаной куртке с орлом на спине.
Он был грозою округи.
На своем мотоцикле с диким ревом носился
По шоссе 101.
Циммермана всего покоробило. Эта вещь исполнялась в стиле металлического рока.
– Тебе нравятся такие песни?
У могилы Стори произносились речи, в которых его заслуги перед обществом превозносились до небес. После этого тело было предано земле. Двенадцать волынщиков до смерти перепугали кладбищенских птиц и нескольких детей, принимавших участие в траурной церемонии. Триста полицейских, стоящих спиной к могиле, образовали живой забор внутри ветхой кладбищенской ограды, чтобы предотвратить всякие неприятные неожиданности. Они, разумеется, не могли видеть – никто вообще не ожидал такого, – как Клэр Лангуа спрыгнула вдруг в могилу, схватила красную розу на длинном стебле, брошенную ее матерью на гроб, и швырнула цветок вверх. Причем архиепископ нью-йоркский чуть-чуть не был оцарапан шипами. Опять Каллену пришлось успокаивать Клэр, до тех пор пока она вся не обмякла в его руках. Все это длилось одно мгновение. Никто не говорил и не вспоминал об этом, как будто ничего не произошло.
На обратном пути в Манхэттен ничего примечательного не произошло. Полицейские всячески опекали родственников Стори: Лайзу Стори, Клэр Лангуа, Веру Иванс и ее помощницу Ники Поттер. На ночь их отвезли в дом номер 119. Дежурство нес Кейт Бермудес и еще дюжина полицейских, находящихся в его распоряжении. Каллен и Циммерман отправились перекусить, так как изрядно проголодались, после чего поехали в Бруклин.
Им нужно было повидаться с одним человеком по поводу дела Дин.
Они сидели на скамейке в парке и смотрели на город, центр которого больше не походил на Манхэттен. Он выглядел как Атланта или Торонто: множество суперсовременных зданий из стекла и бетона, отражающих друг друга. Они видели перед собой мосты, статую Свободы в гавани, которая издалека была похожа на игрушечную. Часы на здании «Уотчтауэр» показывали полночь, и Каллен приготовился услышать сигнал своих наручных часов. Как люди могут носить такие часы? Имея их на руках, вы просто чувствуете неумолимый бег времени. Гроза, разразившаяся днем, принесла с собой лишь непродолжительную прохладу, после чего стало еще жарче, чем прежде. Даже в ночное время жара не спадала. Воздух в парке липкий, скамейка гнилая.
В некотором отдалении, там, где не было уличных фонарей в виде головы кобры, обычно селились бродяги. Но теперь этот район пустовал, ибо прошел слух, что жить на улице стало небезопасно.
* * *
Покинув дом номер 119, они поехали по Пятой авеню (маршрут выбирал Циммерман, который считал, что на «саабе» лучше ехать по Пятой, чем по Лекс-авеню) и, остановившись на красный свет возле памятника Шерману, напротив отеля «Плаза», видели, как молодой, неопытный полицейский тащит пьяную, упирающуюся женщину из кафе, которое открылось всего несколько недель назад, но быстро вышло из моды.
Молодой коп имел брюшко и страшно потел в своей форме. Он никак не мог справиться с этой женщиной, верткой, как обезьяна. Ему нужно было еще придерживать пистолет, чтобы он не болтался на поясе, дубинку, книжку для протоколов, фонарик и наручники, а также фуражку, чтобы она не упала. Его лицо покрылось потом, а возможно, и слезами негодования, так как женщина явно издевалась над ним, то и дело вырываясь из его рук. На ней были надеты какие-то лохмотья, волосы взлохмачены, руки и ноги почернели от загара и грязи. Но старой каргой ее назвать было нельзя. Быстрой, легкой походкой рядом с копом шла молодая женщина.
Зеваки и те, кто старался не смотреть на происходящее, сидели в небольших плетеных креслах, которые еще называют французскими – их можно видеть на фотографиях с видами Парижа. Отдыхающие одеты в белое или черно-белое. Они стройны, загорелы, подтянуты. Они знают цену всему и плюют на все. Они просты, совершенны и беспомощны.
Эта женщина – присмотревшись, Каллен понял, что на самом деле она скорее девушка, – таскала все свое имущество в тележке вроде тех, которыми пользуются в универмагах. Толстый неопытный бедняга коп понял, что эта тележка что-то да значит для задержанной и девушка последует за ней куда угодно.
Так он вел ее, а потом, поставив ногу на заднее колесико тележки, достал свою книжку, как будто хотел составить протокол. В это время девушка вырвалась из его рук с ловкостью обезьяны, бросилась в сторону перекрестка и прямо под колеса такси, которое как раз сворачивало с Пятьдесят девятой улицы на Пятую авеню. Машина ехала медленно, но удар все же получился приличный, и бродяжку подкинуло в воздух, а потом шлепнуло об асфальт. Она приземлилась, издав такой громкий звук, что все праздные зеваки затаили дыхание.
А через минуту они начали хихикать, ржать, аплодировать. Короче, веселиться вовсю. Некоторые из них повскакали со своих мест, опрокидывали эти французские кресла, выкрикивая приветствия и поднимая стаканы. Кого они приветствовали? Не этого ли толстяка копа? А может быть, таксиста, одетого в вылинявшую рубашку и расклешенные штаны? На вид ему лет шестьдесят с лишним, на лице – старомодные очки. Кто знает вообще, кого они приветствовали. Но только не эту грязную, безрассудную, безумную суку.
Как раз в это время загорелся зеленый свет, и Циммерман хотел уже сворачивать направо, но Каллен нагнулся и схватил руль.
– Поворачивай налево.
– Но, Джо.
– Поворачивай налево.
– Мы же видели, как это случилось. Мы могли бы помочь.
– Каким образом?
– Ну, сделать что-нибудь.
– Что?
– Прекрати задавать мне дурацкие вопросы, ради Бога. Мы могли бы как-то помочь.
– Поворачивай налево, Нейл.
Циммерман сделал глубокий вдох и выдохнул воздух через нос. Он повернул налево и вел машину молча до самой Второй авеню. Свернув на Вторую, он сказал:
– Мы ничего не смогли бы сделать.
* * *
– Мне вовсе не нравилась эта песня, но фильм «Дикарь» я любил, – говорил Каллен. – Возможно, я ошибаюсь, но, мне кажется, эта песня – просто подражание, пародия. А фильм – настоящий. Я ассоциировал тогда себя с Марлоном Брандо. В те времена Томми Вэлинтайн был спортсменом. Он интересовался хоккеем и настаивал, чтобы мы с Чаком купили клюшки, которые стоили столько же, сколько и мотоциклетный шлем. Ну, такие пластиковые шлемы, которые мото-копы носят до сих пор. Мне необходимо было иметь такой шлем. С нами дружил один парень по имени Айра, не помню его фамилию. Так вот, он никак не мог решить, купить ли ему хоккейную клюшку или шлем. Я убедил его в том, что деньги стоит вложить в шлем. Томми смирился с моей безмозглостью, но несколько месяцев не разговаривал с Айрой.
Раздался сигнал на его часах.
– Мы учились тогда в средней школе. Поступив в колледж, я перестал подражать Брандо и стал вести себя как Джеймс Дин. А это значило, что я начал читать книги. Томми пользовался популярностью в колледже – он играл в бейсбол, являлся президентом одного клуба и казначеем другого, его приглашали туда и сюда, его присутствие было желательно там и сям. Он всегда находился на гребне волны, зная куда дует ветер. Девчонки бегали за ним толпой.
Томми – спортсмен, я – упрямец. А Чарли Стори мы никак не называли. Теперь его назвали бы игроком. Он любил быть в центре событий, создавая ту или иную ситуацию. После занятий он подрабатывал в кондитерской своего отца. Но Чак вовсе не походил на других продавцов. Он выглядел скорее как Винсент Сорди. Нет, не то. Как зовут метрдотеля в ресторане «Почтовая карета»?
– Чик.
– Да, Чик. Он был похож на Чика. Вообрази себе Чика без смокинга. Чика в рубашке типа батник, без галстука, в простых штанах, белых шерстяных носках, которые – просто невероятно! – снова входят в моду, и дешевых тапочках. Так одевался Чак. Том также носил подобную одежду. Мы называли их сектантами из-за одинаковой манеры одеваться.
Циммерман фыркнул. Белые шерстяные носки – подумать только.
– А ты в самом деле носил черную кожаную куртку с орлом на спине?
– Я носил черные рубашки с поднятым воротником и расстегнутым воротом, чтобы видна была белая футболка; черные узкие штаны с белыми кантами внизу, очень узкие ремни, которые застегивались на бедрах, черные узконосые туфли с подбитыми каблуками и черную легкую куртку с желтыми полосками на спине, где также было написано мое имя.
На самом деле там стояло: «Змей», но Каллен не хотел говорить об этом Циммерману. Еще не время.
– Правила запрещали носить куртки с названиями банд на них. Тот тип куртки, которую носил я, назывался «Кугар».
Он так и ощутил на себе эту легонькую курточку – слишком холодную для зимы и слишком теплую для лета. Однако он носил ее круглый год. Он прямо слышал стук подкованных башмаков, чувствовал на себе эти штаны в облипку. Он как бы прикоснулся к воротнику куртки, вытащил из заднего кармана штанов расческу, причесался, положил расческу на место, улыбнулся улыбкой Джимми Дина-Элвиса-Брандо. Его лицо отражалось в ветровом стекле автомобиля, припаркованного на Рузвельт-авеню или в витрине кондитерской отца Чака и Веры – кажется, у этого магазина не было названия, просто кондитерская на Элмхерст-авеню. Его отражение как бы улыбалось ему и говорило: «Да, Змей, ты симпатичный чувак».
– Я был таким парнем, потому что мой отец работал в метро. В зимнее время он, случалось, днями не видел солнца. В конце каждого маршрута он перекидывался словечком-другим с кондуктором, а потом шел в последний вагон, который теперь становился первым. Во время перерыва на обед он обычно читал газеты. Больше он ни с кем не общался, если не считать меня с мамой. Однажды, когда мне было лет одиннадцать, я провел с ним в метро целый день и после этого поклялся себе, что никогда не последую примеру отца. В моем невежестве я полагал – для того, чтобы не стать таким, как отец, я должен быть его полной противоположностью во всем: он был тихим, я – шумным; он был честным, я – негодяем. Я воровал по мелочи. Я рад, что он дожил до дней, когда стало ясно – со мной все в порядке. Однако он так и не смог понять, почему я развелся. То есть он понимал, что семейная жизнь может стать невыносимой – они с матерью ругались по три раза в день, утром и за обедом. Но до него не доходило, зачем нужно разводиться.
Отец Чака владел кондитерской. Мать умерла, когда Чаку было двенадцать или тринадцать лет. Отец Тома был чем-то вроде коммивояжера, он вечно разъезжал, и я его плохо помню. Запомнил только, что он был высокого роста – так же, как и мать Тома. Он нас недолюбливал. А может, нам это просто казалось. Почему я рассказываю тебе все это, Нейл?
Защитник бездомных, пытался разложить все по полочкам Каллен, убивает друга детства. Приятель убитого – полицейский. Он занимается расследованием. Необходимо представить дело так, чтоб стали известны все мотивы преступления.
Да он даже не может выключить сигнал на своих часах! Каллен взглянул на часы: 00.04.24… 25… 26.
– А чем занималась Вера Иванс? – спросил Циммерман. – Вера Стори. Она тоже работала в этой кондитерской?
– Я плохо помню ее в школьные годы. Она моложе меня, Чака и Тома года на два, я думаю. В подростковом возрасте такая разница много значит. Она ничего из себя не представляла, разве что выделялась особой костлявостью. И она была очень застенчива. Да, Вера работала в кондитерской. Они жили прямо над магазином. Лавка находилась на первом этаже шестиэтажного дома, а семейство Стори обитало на…
Циммерман посмотрел на него:
– В чем дело?
– Все нормально. Я просто…
– Что, Джо?
Каллен покачал головой:
– Не могу вспомнить, на каком этаже они жили, вот и все…
Помню номер квартиры. Я не раз заходил к Чаку. Веры почти никогда не было дома. Но не могу вспомнить этаж, хоть убей… Я запомнил Веру в одной пьесе. Она участвовала в этой ужасной самодеятельности. Постановка называлась «Покойный Джордж Апли» или что-то в этом роде. Вера руководила артистами, но девочка, игравшая главную роль, попала в больницу с аппендицитом, и Вера заменила ее. Она сразу прославилась, но только на один вечер. Как Золушка. Она не играла ролей в других пьесах, не ходила на танцы и вечеринки… Не знаю почему.
– А что произошло после того, как вы окончили школу?
Каллену не хотелось говорить о том, что произошло после того, как они окончили школу. Да ему и не пришлось это делать, так как они увидели, что к ним приближается быстрой походкой какой-то парень крепкого телосложения.
– Дарел? – спросил Каллен.
– Дарел, – подтвердил Циммерман.
Глава тринадцатая
Дарел Дин – не то чтобы осведомитель, но человек, у которого есть что сказать им ради облегчения участи своей сестры Деборы.
Дарел остановился на расстоянии двух скамеек от них: а вдруг они какие-нибудь негодяи? На нем футболка черно-желтого цвета, черные нейлоновые шорты «Найк», довольно просторные в паху (ради удобства, разумеется), белые носки с черными и желтыми полосами, белые кроссовки с толстыми желтыми шнурками, завязанными по моде.
– Вы господа Каллен и Циммерман? – его тонкий голос не соответствовал фигуре.
– Доброе утро, офицер, – ответил Каллен. – Я сержант Джо Каллен. А это детектив Нейл Циммерман. Что случилось?
– Я полагаю, что детектив Бермудес сказал вам о том, что я звонил.
– Он сообщил нам об этом.
– Мы росли на одной улице, Кейт и я. Он немного постарше, но я был рослым подростком, и старшие ребята брали меня играть с ними в мяч.
– Он говорил нам об этом.
– Я полагаю, что он сказал вам, где я работаю.
– Да.
– И он, должно быть, сообщил вам, что я брат Деборы Дин.
Каллен улыбнулся и кивнул:
– Да.
– Не возражаете, если я присяду?
Каллен жестом пригласил его садиться.
Дарел сел на скамейку:
– Жарко.
Каллен улыбнулся, закинул ногу за ногу и обхватил руками спинку своей скамейки.
– Попали сегодня в грозу?
– Еще бы, – проговорил Циммерман.
Каллен только присвистнул.
– В самый разгар бури, – сказал Дарел, – я сидел на телефоне – по пятницам я дежурю на коммутаторе – и принял один весьма любопытный звонок. Полагаю, вас он заинтересует. Я страшно боялся, так как мою двоюродную сестру убило молнией, когда она разговаривала по телефону.
– Я читал о таком, – подтвердил Каллен. На самом деле ему читала об этом его помешанная на компьютерах дочь.
– Потом мне в голову пришла мысль о том, – продолжал Дарел, – что, может быть, меня не убьет, раз моя двоюродная сестра погибла. Она жила в Джорджии, но мы находились в близких семейных отношениях. Вы понимаете, о чем я говорю?
Циммерман ответил:
– Вы хотите сказать, что молния не бьет дважды в одно и то же место?
– Именно, – согласился Дарел.
– Одного раза, как правило, достаточно, – Каллен поднял вверх руку. – Я не имел намерений шутить по поводу смерти вашей кузины.
Дарел покачал головой:
– Это абсолютно верно. Одного раза обычно бывает достаточно.
– Расскажите об этом звонке, Дарел, – попросил Циммерман.
Каллен посмотрел на Циммермана и благодарно кивнул ему. Ему не нравилось быть занудой-полицейским, который все время говорит осведомителям, свидетелям и кому-либо о том, чтобы они не теряли времени понапрасну и переходили к сути дела. Хорошо, что Циммерман догадался сказать это Дарелу. Это означает, что его напарник эволюционирует, превращаясь из головастика в лягушку.
Обрадованный просьбой, Дарел рассказал:
– Звонок поступил от абонента, номера которого нет в телефонной книге. Звонила женщина. Я думаю, что молодая и белая. Она сообщила, что видела, как между семью и семью тридцатью вечера из дома номер 119 вышла женщина – рост около пяти футов, восьми дюймов, одета в длинный плащ светло-коричневого цвета, коричневую шляпку с мягкими полями, под которую убраны волосы, белые штаны, голубые спортивные туфли. Как известно, именно в это время грохнули комиссара полиции, – на этот раз должен был извиниться Дарел Дин: – Не обижайтесь, сержант, я знаю, что вы с ним выросли на одной улице.
Каллен не любил, когда его называли сержантом. Он чувствовал себя при этом седым и толстым, в то время как на самом деле он только еще начал седеть и толстеть.
– Итак, эта предполагаемая свидетельница не смогла определить возраст женщины, ее расу и цвет волос, потому что они находились под шляпой.
– Правильно.
– Но она уверена, что это женщина?
– Она в этом не сомневается.
– А насчет роста и цвета шляпки абонент сообщила вам сама или вы выудили из нее эту информацию?
– Она сообщила мне об этом так, как будто только и занимается тем, что поставляет подобного рода информацию полиции. Мне не следует напоминать вам, джентльмены, что обычно люди не обращают внимания на такие детали.
– Свидетельница сказала вам о том, где сама находилась в этот момент, Дарел? – спросил Циммерман. – Была ли она на улице или в каком-то другом доме по соседству?
– Женщина ничего не сказала мне об этом. Все, что она сообщила мне, я передал вам, практически ее же словами.
– А потом она повесила трубку? – спросил Каллен.
– Да, – ответил Дарел. – Я знаю, что вы, джентльмены, полагаете, будто нам не удалось установить, откуда она звонила. И вы были бы правы, но, на счастье, телефонная компания установила на нашем участке специальную аппаратуру.
– Что это за аппаратура? – спросил Циммерман, и Каллен вновь был благодарен своему напарнику, ибо он не хотел постоянно задавать вопросы собеседнику и наводить его на нужные ответы.
– Ну, что-то вроде автоответчика. Когда раздается звонок, на дисплее воспроизводится номер абонента. Это устройство для тех, кто не желал бы разговаривать с людьми, у которых они взяли в долг деньги, или вообще с какими-то неприятными им людьми. Увидя нежелательный номер, они могут не снимать трубку или включить автоответчик. Кроме того, этот аппарат можно запрограммировать так, чтобы он блокировал телефонные звонки. Он может блокировать одновременно до шести звонков. И еще одно: если вы уже разговариваете с кем-то по телефону, этот аппарат автоматически записывает все номера звонящих вам в это время людей на полчаса и автоматически набирает последний номер, по которому вам следует позвонить. Вот такая это замечательная машина. Я думаю приобрести такую для личного пользования, как только она появится в продаже. Представитель телефонной компании, который устанавливал этот аппарат в полицейском участке, сказал, что для полицейских может быть скидка на покупку этого замечательного устройства.
Каллен не перебивал Дина, потому что знал: Циммерман все равно заставит его рассказать об этом во всех деталях раньше или позже.
Обычно полицейские хранят в ящиках своих столов журналы «Плейбой» или «Пентхауз», Циммерман же держал в своем столе каталоги различных фирм. И он читал их. Он знал все о «саабах», «Блаупункте», «Айве», «Сони», о новейших телефонах фирмы «Метро» и сигнальной системе для автомобилей «Найт-Хок-2», о карманном ксероксе «Копи-Джек-96», ручках «Лейми», о новинках фирмы «Порше», бритве на батарейках и с платиновыми ножами «Браун», алюминиевом калькуляторе «Бекер», кофеварках фирмы «Круп», кофейных машинах «Европиколла», настольных лампах «Йяфа», утюгах «Корби», телевизорах «Панасоник», горном велосипеде «Стамп-Джампер» и о многих других вещах.
– Итак, откуда же она звонила, Дарел? – спросил Каллен.
– Из телефонного автомата номер 70 на Лекс-авеню.
– Вы отправили туда полицейскую машину, но там никого не оказалось, верно?
– Это два сдвоенных автомата на улице, а не телефонная будка как таковая. У нас ушло десять минут на то, чтобы освободить телефонную линию. На Восемьдесят первой улице и Второй авеню произошел обрыв провода из-за этой грозы. Когда линия освободилась, я воспользовался автоматическим устройством, чтобы позвонить в этот автомат, на случай, если кто-то поднимет трубку и опишет нам звонившую перед этим женщину. Но никто не ответил. Прибывшие к автомату полицейские, обнаружили там какого-то латиноамериканца. Капитан сказал им, чтобы они спросили у него, не видел ли он звонящую женщину.
– Какие еще меры предпринял капитан?
– Он велел мне позвонить Уолшу.
– Вы позвонили?
– Мне не сразу удалось найти его. Сначала я позвонил в департамент, забыв о том, что Уолш должен быть на похоронах комиссара полиции. Наконец я обнаружил его в машине, – голос Дарела стал менее уверенным, так же, как и его манеры: он понимал, что выходит на весьма опасную тропу, где может решиться его судьба. – Я не слышал, о чем говорили капитан с Уолшем.
– Но у вас есть какие-то предположения? – спросил Каллен.
– Ну…
– Говорите, Дарел, – настаивал Циммерман.
– Уолш…
Они ждали, что он им скажет.
– Уолш сказал капитану, что им ясно, кто убил комиссара полиции. Это сделал Том Вэлинтайн. Поэтому не стоит терять время на поиски позвонившей по телефону женщины. Он напомнил капитану, что криминалисты и сотрудники отдела по расследованию убийств, а также его личная команда искали свидетелей в районе, где произошло преступление, но им удалось найти только одного привратника, который видел, как Вэлинтайн входил в дом номер 119.
Каллен встал и потянулся. Он подошел к ограде парка «Эспланаде». Взялся за решетку и сделал несколько отжиманий. Прямо над своей головой он увидел месяц, которого не замечал раньше. Месяц потел, как и он, как все люди в этом городе, как весь этот город. Он отошел от ограды, потряс головой, чтобы прочистить мозги, и вновь сел на скамейку.
– Вам звонят гражданские лица по этому номеру, Дарел?
– Я дежурю на коммутаторе только по пятницам.
– Я понимаю.
– Обычно звонят из департамента полиции, из прокуратуры. Иногда звонят из ФБР. Мне звонил сам Рудольф Гиулиани. Звонят гражданские служащие из отдела кадров. Иногда звонит приятель капитана. Забавный тип.
Каллен и Циммерман улыбнулись.
Воцарилось долгое молчание. Часы показывали 00.37.57… 58… 59.
Циммерман чуть подался вперед, сидя на своей скамейке, опустив локти на колени.
– В департаменте полиции, в прокуратуре, в ФБР известно, что все звонки по номеру девять-одиннадцать записываются и голос любого звонящего может быть установлен, по этому голосу могут найти его обладателя.
Каллен кивнул.
Дарел подтвердил:
– Так оно и есть.
– Ничего не стоит установить сотрудника Департамента, прокуратуры или ФБР, – сказал Циммерман.
Каллен кивнул.
Дарел согласился:
– Правильно.
– Служащие департамента, прокуратуры или ФБР, возможно, знают о специальной аппаратуре, устанавливающей номер абонента, и, если бы они захотели позвонить в полицейский участок, то воспользовались бы телефоном-автоматом, – предположил Циммерман.
Каллен улыбнулся:
– Все правильно.
– Женщину, звонившую из автомата на улице во время грозы, – сказал Циммерман, – могли видеть владельцы магазинов, привратники, почтальон или водитель автобуса.
Каллен кивнул:
– Правильно.
Циммерман откинулся на скамейке.
– Спасибо, офицер Дин, – поблагодарил Каллен.
– Узнав, что вы с Томом выросли на одной улице, сержант, я подумал, что, возможно, вам интересно будет узнать о свидетельнице, которая может снять подозрения с вашего друга. Я понимаю – дело это сложное. Тем более, что вы росли вместе с комиссаром полиции.
– Дело сложное, но тем не менее спасибо… Боюсь, мы ничего не можем сделать для вас.
– Слушайте, все в порядке. Не для того я сюда пришел.
– Но, может быть, вы окажете нам кое-какую помощь?
– В чем дело, сержант?
Какого черта он все время называет меня: сержант?
– У нас есть запись телефонных разговоров вашей сестры. Она регулярно звонила в департамент одному… будем откровенны – тому парню, который стрелял в нее. Вы же не ставите под сомнение тот факт, что стрелявший в нее мог быть высокопоставленным лицом, не так ли?
Дарел покачал головой.
– Мы тоже. Детектив Циммерман предложил проверить записи телефонных звонков, чтобы узнать, не звонил ли кто-то из департамента вашей сестре. Трудно добиться разрешения на проверку записей, но если нам удастся сделать это, мы сможем установить личность преступника. Вы упомянули представителя телефонной компании. Вы хорошо его знаете?
– Это женщина, сержант.
– Ну что ж, отлично. Вы с ней в хороших отношениях?
– Ну, я…
Каллен взглянул на Дарела. Тот улыбался.
– Понимаю.
– Да.
– Все нормально, Дарел.
– Я не уверен, сержант. Я думаю, может, не стоит поддерживать близкие отношения с деловыми представителями.
– Я думаю, что все нормально, Дарел.
– Хорошо. Я рад. Так я и думал.
– Так, может быть, попросите свою подругу, Дарел, проверить наличие таких звонков. Видите ли, мы не знаем, звонил ли он, если только он вообще звонил, напрямую или через коммутатор. Я подумал вот еще о чем: было бы неплохо проверить записи разговоров, которые велись по телефонам-автоматам в здании Департамента, так как этот мужик мог пользоваться одним из них.
– Я уверен, что она может это сделать, сержант. Она очень компетентный специалист.
Они встали. Дарел пожал руку Каллена и Циммермана, а потом чуть ли не бегом заспешил прочь по парку и вскоре скрылся в темноте. А два полицейских в последний раз посмотрели на городской центр, мосты, статую Свободы, стоящую в гавани. Часы на здании «Уотчтауэр» показывали двенадцать часов пятьдесят пять минут.
– Длинный сегодня выдался день, – заметил Циммерман.
– Да, длинный день, – согласился Каллен.
– А завтра будет еще длиннее.
– Завтра уже наступило.
– Тебя подбросить до дома?
Каллен в последнее время редко появлялся дома. Домашние цветы, на наличии которых в квартире настаивала его дочь, все завяли. Возле дверей валялась целая бумажная кипа из счетов, рекламных проспектов, объявлений о розыске пропавших детей. Он не видел смысла в том, чтобы подбирать все это – ведь настоящей почты там нет. Один мусор. Холодильник заполнен остатками еды – вскоре в квартире просто не останется места для Джо Каллена.
– Подбрось меня до дома Энн, – попросил Каллен.