Текст книги "Внутренние дела"

Автор книги: Джерри Остер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Вставай, друг.

– Я не…

Герцог Глеттер пнул его ногой в ребра. Не слишком сильно, но так, чтобы негодяй почувствовал боль.

– Эй! – человек схватился руками за ребра. Он упал на бок, затем на спину, и, лежа на полу, негодующе смотрел на Глеттера. – Тупой коп.

Что за черт?

– Как ты смеешь избивать людей, черт возьми!

Боже, только не это.

Постанывая, человек сел на полу. Прижимая руки к ребрам, он покачивался вперед-назад.

– Ты за это заплатишь. Это же рукоприкладство.

Не может быть!

Мужчина сдернул с головы шапку и вытер ею покрытое потом лицо.

– Ты заплатишь за это.

Но почему я?

Мужчина начал говорить, всхлипывая:

– Почему я? Ну почему я? Почему яяяяя?

Это был мэр, Сидни Лайонс.

– Почему, почему, почему я?

Но почему я?

Глава двадцать седьмая

Ненавистное всем людям солнце поднималось на горизонте. Раскаленный жар заливал крыши домов Гарлема, убивая все живое. Каллен опустил солнцезащитный козырек на ветровом стекле «сааба», чтобы не видеть этот ужас.

– Хочешь булочку? – спросил Циммерман. Обычно он не разрешал есть в машине, но сейчас время было особенное.

– Я просто попью кофе, – он сорвал крышечку со стаканчика с кофе и не знал, куда ее бросить. Пепельницы «сааба» хранили девственную чистоту; обочина Морнингсайд-Драйв изобиловала мусором. Он сунул крышечку в карман своего пиджака. Иначе его в эту машину больше бы не пустили.

Циммерман, разрезав пластмассовым ножом упаковку, достал булочку и размазал по ней масло. Он положил булочку на щиток, вскрыл свой кофе и бросил крышечку в упаковку из-под булочки.

Каллен вынул свою крышечку из кармана пиджака и бросил ее в ту же упаковку.

Циммерман поднял свой стаканчик:

– За Кейта.

– За Кейта.

Они в задумчивости потягивали кофе.

– За Дебору Дин, – сказал Каллен.

– За Дебору Дин.

Своим ножом Циммерман отрезал кусок булочки и протянул его Каллену.

– Хочешь?

– Ладно, давай. Спасибо, – Каллен взял кусочек и подождал, пока Циммерман отрезал себе такой же.

Они ели.

Пили кофе.

– У меня есть новости, – сказал Циммерман.

Каллен старался вспомнить: говорил ли уже Циммерману о том, что Клэр Лангуа побрила голову наголо.

– Я просто не успел рассказать тебе об этом из-за всяких дел. Я работал в аптеке. Вчера вечером между семью и семью тридцатью там появляется… Кто бы ты думал? К счастью, меня не было за прилавком, а то она испугалась бы.

Скажи мне, Нейл.

– Кто же она?

– Мейбл Паркер.

– Не может быть.

– Таубман говорит, что именно она звонила по телефону во время грозы. Он уверен в этом.

– А кто такой Таубман? Ах да, аптекарь. Она не может быть этой женщиной.

– Но почему?

– Мы сказали ей, что у нас есть описание внешности звонившей, мы сказали ей, что собираемся вести наблюдение за аптекой. Разве не так?

– Мы много чего рассказали ей. Мы же думали, что она честный человек.

– Боже!

Циммерман отрезал от булочки еще два кусочка и протянул один из них Каллену.

– Я следовал за ней до дома номер 116 по Семьдесят первой улице. Это шестиэтажное здание, находящееся напротив дома номер 119. Она не живет там. Место ее жительства – Йорк-авеню. Но она приходит в дом 116 два-три раза в неделю – так сказал мне привратник, – иногда по выходным, обычно вечером в воскресенье. У нее есть ключи от квартиры номер 5. Чуть позже туда приходит пожилой мужик. Они остаются там часа три-четыре, после чего мужик уходит. Через некоторое время уходит и она. Иногда она, правда, ночует там, но это случается нечасто. Эту квартиру снимает – не падай в обморок – Норман Левитт.

Каллен покачал головой.

– Я не знаю… Тот самый Норман?

– Да.

– Муж Ли Левитт?

– Да, муж Ли Левитт.

– Муж окружного прокурора Ли Левитт.

– Других Ли Левитт я не знаю.

– Они ведь не в разводе, не так ли?

– Не слышал о таком. Но я ведь не вращаюсь в прокурорских кругах и не поддерживаю близких отношений с банкирами.

– Он работает в арбитражном суде, – сказал Каллен. – Итак, он снимает эту квартиру. А мы еще спрашивали Мейбл о том, кто в прокуратуре мог видеть женщину, выходящую из дома номер 119, – он засмеялся.

Циммерман тоже засмеялся:

– Да, мы спрашивали ее об этом.

– Господи! О чем еще мы ее спрашивали? Что еще мы ей говорили?

– Мы говорили ей о следах, оставленных на клумбе.

– Это не столь важно, так как она видела, кто оставил эти следы.

– Мы говорили, что в участок звонила женщина, которая пользовалась телефонным автоматом.

– Это неважно, так как она и есть эта женщина.

– Мы говорили ей, что Таубман узнал в звонившей свою постоянную клиентку, покупавшую в аптеке презервативы.

– Презервативы, – Каллен опять засмеялся.

– В чем дело?

Каллен не мог остановиться.

– В чем дело, черт возьми?

Каллен немного успокоился:

– Она не боится СПИДа.

– Что?

– Она не боится СПИДа, так нам сказала Мейбл.

– На что ты намекаешь, Джо?

– Признайся, Нейл, что считал ее порочной.

– Ну и что?

– Ничего. Она была порочной. Она – порочна. Я просто немного сбит с толку, вот и все.

Циммерман не счел себя вправе читать наставления.

– О чем еще мы говорили с Мейбл? – спросил Каллен.

– Я не помню.

Каллен вздохнул:

– А я помню. Мы сказали ей о том, что у Энн есть источник, сообщивший ей о поджоге здания «Ралей».

– Ты сказал ей об этом, – напомнил Циммерман.

Каллен не обратил на этот выпад никакого внимания.

– Что-то еще?

– Я не помню.

– Нейл, извини меня за смех, ладно? Не принимай это слишком близко к сердцу. Я не в себе. Не помню: говорил ли я тебе о Клэр Лангуа?

– О том, что она побрила голову?

– А, так я говорил тебе об этом. Слишком много всяких событий. Вера сказала мне, что Клэр пользовалась черным ходом и лазом в заборе.

– И ты считаешь, что она и есть та женщина, которую видела Мейбл?

– Хотел бы я знать больше о делах Чарльза Стори, – сказал Каллен.

– О чем, например?

– О том, например, кого он трахал. Я не слышал никаких сплетен на этот счет. Но я и не слушаю сплетни. А ты слышал какие-нибудь сплетни о нем?

– Нет, – Циммерман поставил свой стаканчик с кофе на щиток и повернулся лицом к Каллену: – Джо, нам нужно сообщить кому надо о Гриняке.

Зазвонил телефон, и он снял трубку:

– Циммерман. Подождите, – он прикрыл рукой микрофон. – Джо?

– Я слышу тебя.

– Нам нужно сообщить об этом Маслоски или кому-то еще.

– Я слышу тебя.

– Сегодня утром. Сейчас.

– Ответь на телефонный звонок.

– Обещай мне, Джо. Как только я закончу этот разговор, мы позвоним Маслоски.

– Я обещаю тебе. Послушай, кто там звонит. Возможно, это Конни.

Она хочет знать, специально ли он все это подстроил: привел детей на матч, а потом сбежал оттуда. Но это нечестно. Конни, хоть и не знала Бермудеса, непременно захочет помочь его семье. Ведь эта женщина – единственный порядочный человек во всем мире.

Циммерман убрал руку с микрофона:

– Да?… Привет, Энн, – он передал трубку Каллену: – Это Энн.

– Спасибо, – поблагодарил Каллен.

– Ты обещал мне, – напомнил Циммерман.

– Я обещаю тебе, – ответил он Циммерману, а Энн он сказал:

– Привет.

– Ты просил меня связаться с Дарелом Дином по поводу подслушивания телефонных разговоров…

– Господи, Энн. Но это было еще до того, как его сестра застрелилась.

– Я помню, когда это было. Я же не идиотка. Я в центре. Уолш давал пресс-конференцию. Дарел под подозрением. Он единственный, кто посещал ее вчера и мог передать ей пистолет. Дарел подошел ко мне. Откуда он знает, что я знакома с тобой? Ты сказал ему об этом?

Говорил ли он ему об этом? И что Дарел подумал по этому поводу? Что он думает о связи сотрудника ОВД и журналистки, он, который высказывал сомнения по поводу своей дружбы с представительницей телефонной компании? Или, может быть, Каллен сказал Дарелу, что они с Энн всего лишь занимаются сексом, развлекаются и слушают музыку? Ничего серьезного.

– Как себя чувствует Дарел?

– Его знакомая из телефонной компании тоже там находилась, – сказала Энн. – Ее зовут Айрис. Айрис Холл. С ним все в порядке. Я сказала им о твоей просьбе, и Айрис тотчас позвонила куда-то и все узнала. В пять часов утра. Они влюблены друг в друга. Телефоны ваших сотрудников прослушиваются. Это делается с разрешения судьи, чье имя неизвестно, и по просьбе Уолша.

– Уолша?

– Что происходит, Джо?

– Мне надо ехать, Энн. Я позвоню тебе.

– Ты сукин сын, Змей.

– Спасибо за помощь.

– Сукин сын.

Каллен повесил трубку. Он допил свой кофе и выкинул стаканчик в окно.

– Допивай свой кофе, Нейл.

Циммерман покачал головой:

– Ты обещал.

– Допивай кофе.

Глава двадцать восьмая

Полдень. Вдоль по Кэнал-стрит идет с рюкзаком за плечами, проклиная жару и свой статус беженца, высокий и заметный выпускник университета Элмхерст, самый популярный студент, баскетболист и бейсболист, президент одного клуба и казначей другого, всегда держащий нос по ветру, вечно окруженный толпой поклонниц. Он в наушниках и слушает транзисторный приемник, настроенный на волну радиостанции ВИНС, передающей новости: «Уделите нам двадцать минут своего времени, и мы расскажем вам о том, что происходит в мире». Это, разумеется, Томас Джордж Вэлинтайн.

Хорош мир, думает он. За двадцать минут разве расскажешь о всех этих несчастьях: голоде, эпидемиях, разрушениях, смертях, бесчеловечности, безразличии и некомпетентности. Да тут и двадцати часов не хватит.

Этот мир уже вряд ли пригоден для обитания. Том Вэлинтайн подъехал до Холланд-Таннел на грузовике, везущем мясо из Годофула, что в Мэриленде. Грузовик поехал дальше на север в район Двенадцатой западной, а Вэлинтайн должен был идти пешком по жаре вдоль длинной улицы. Не видно ни такси, ни автобусов. Немногочисленные пешеходы стараются держаться поближе к зданиям, отбрасывающим тень на тротуар. Вэлинтайн подумал, что неплохо бы сейчас упасть в обморок. Тогда кто-нибудь вызвал бы «скорую помощь» с кондиционером. А вдруг никто не вызовет «скорую помощь»?

И вдруг он увидел «волшебную карету» – возле поворота на Западный Бродвей стояла полицейская машина с закрытыми окнами и работающим кондиционером. Сидящие в ней копы наслаждались прохладой. Том Вэлинтайн подошел к машине и постучал по стеклу.

Совсем молоденький коп оторвался от чтения «Дейли ньюс» и посмотрел на Тома.

Вэлинтайн сделал ему знак, чтобы он опустил стекло.

Коп опять стал читать газету. На нашивке можно было видеть его фамилию: Кисс.

Вэлинтайн постучал по стеклу костяшками пальцев.

Кисс перевернул страницу. На ней была фотография Вэлинтайна, сделанная совсем недавно.

Том постучал по стеклу ладонью.

Кисс зажал газету между колен и опустил стекло на пару дюймов:

– В чем дело, друг?

Его напарник, который был слегка постарше, подался вперед, сидя на водительском месте, и посмотрел в окно.

– Проходи, приятель. У нас стекла чистые.

Его звали Манди. Он откинулся на сиденье и стал пить кофе. Кисс поднял стекло и снова развернул газету.

Итак, они приняли его за мойщика окон. Он бы им так стекла вымыл, что они бы его долго потом помнили. Он продел руки под лямки рюкзака и сел на капот автомобиля. На этом капоте запросто можно было готовить обед, и Вэлинтайн порадовался тому, что в свое время принял правильное решение и надел джинсы, перед тем как сдаваться полиции, которая разыскивала его по подозрению в убийстве. Вэлинтайн прижался к ветровому стеклу.

Манди нажал на клаксон тыльной стороной руки. Кисс начал стучать по ветровому стеклу кулаком. Вэлинтайн прочитал по его губам те слова, которые он произнес: «Эй ты, придурок!»

Видя, что вокруг него собирается толпа, которая надеялась, что бродяга скоро получит по заслугам (совсем недавно в новостях передали, среди прочего, сообщение о том, что кто-то поджег спящих бездомных ветеранов в парке возле мэрии, и неопознанный злоумышленник был пойман с поличным копом, который принадлежал совсем к другой породе, чем Кисс и Манди), Вэлинтайн, скорчив на лице гримасу отчаянья, указал Киссу на его колени, а тот, как бы защищаясь, прикрыл рукой «Дейли ньюс».

Манди уже передавал по рации: немедленно пришлите подкрепление.

Вэлинтайн сделал знак рукой Киссу. Указал на свое лицо, потом на газету, снова на свое лицо и опять на газету. Он проговорил:

– Я… Том… Вэлин…

О черт! Кто-то схватил его за ноги.

– Эй!

– Слезайте с машины, мистер.

Человек оказался довольно сильным.

– Эй, полегче, приятель.

– Слезай… с… машины.

Очень сильный человек. Вэлинтайн хотел ухватиться за «дворники», но подумал, что копы могут поднять шум, обвинив его в порче общественного имущества и все такое.

– Хорошо, ладно. Отпусти меня, и я слезу с машины.

Человек перестал делать попытки стащить его, но продолжал держать Тома за ноги.

– Слезай.

– Отпусти мои ноги.

– Сле… зай.

– Отпу… сти.

Человек отпустил его. Вэлинтайн перевернулся на спину и хотел ударить этого человека ногами в грудь, но того уже не было на прежнем месте. Он находился возле головы Тома, прижимая дуло пистолета к его щеке.

– Без шуток, мистер.

Фамилия этого копа Стил. Ее светлые волосы заплетены в косички. Ее выцветшая форменная рубашка расстегнулась, и под ней виднелся черный лифчик.

Вэлинтайн пообещал ей, что шутить не будет.

* * *

Гриняк, Уолш, Амато, Маслоски, Рут, Ингрэм, Интаглия, Никсон, Павонелли, Кин, Палтц и Уайнриб находились в коридоре, недоумевая, какое важное событие могло собрать вместе трех самых больших начальников.

Джимми Фрид, адвокат-либерал (в прошлом защищавший Дебору Дин, а теперь представляющий интересы ее брата Дарела, – все мы в одной упряжке) также присутствовал там, сидя на значительном расстоянии от своего клиента, чего обычно не делал, как бы символизируя этим свое нежелание ассоциироваться с клиентом, хотя в этом случае все это не играло особой роли.

Тут же находился и Лестер (Герцог) Глеттер, уверенный в том, что если его станут ассоциировать с клиентом Фрида, то это положит конец его привычному образу жизни: в основном, служба, гандбол в свободное время, обучение работе на компьютере в Новой Школе, сериал «Умник» по средам, софтбол по воскресеньям с утра в Алей-Понд-парк, обеды по выходным у матери в Бэйсайд – кроме тех выходных, когда он должен был работать, в таком случае он просто заезжал к ней и брал обеды с собой. В самое последнее время он также привык размышлять о физической близости с женщиной-полицейским Полиной Ричардс со смешным маленьким личиком, смешной несимметричной фигуркой и специфическим запахом.

Одно дело, когда тебе приходится ехать по вызову на место преступления, где убит комиссар полиции, после чего твое имя упоминается во всякого рода документах, связанных с этим несчастьем, а совсем другое, когда тебе приходится арестовывать мэра города Нью-Йорк за поджог бездомных ветеранов и, вдобавок ко всему, бить его по ребрам при аресте, выслушивая его негодование по поводу своего антисоциального поведения. Но если бы он не жил в стране, где его не могли в чем-то обвинить, пока вина не была доказана, Глеттер с удовольствием опять пнул бы мэра ногой в ребра, в пах, в зубы – куда угодно, лишь бы тот прекратил свой ужасный вой.

– Ппппооочччеееммууу яяяяя?

– Господин мэр, – сказал Гриняк, подавшись вперед, чтобы разобрать хоть какие-то слова воющего и стонущего мэра, – мы должны выслушать рассказ об этом происшествии с самого начала. Я хочу быть полностью уверенным в том, что вы понимаете суть выдвинутых против вас обвинений.

– Почему, почему, почему яяяяяя?

– В соответствии с показаниями полицейского Глеттера, который находится здесь…

Лайонс завертелся на стуле и заорал, тыча дрожащим пальцем в сторону Глеттера:

– Он ударил меня ногой!

Глеттер выпрямился, сидя на стуле, и приготовился защищать себя, но Джимми Фрид стукнул кулаком по столу:

– Сид! Заткнись! Пожалуйста! Черт тебя подери!

Пролетел тихий ангел, у которого, впрочем, хватило ума не задерживаться в такой компании. Затем Лайонс сделал совершенно рациональное заявление:

– Обвинения, содержащиеся в отчете полицейского Глеттера, не включают в себя преступления, которые я совершил…

– Сид! – теперь его клиент превратился из тихого в буйного. – Сид, сейчас не время и не место говорить об этих вещах.

– Я ненавидел Чарльза Стори.

– Сид.

– Я питал к нему отвращение.

– Господин мэр.

– Однако я одурачил его. Все думали, что он такой умный, а я одурачил его.

– Комиссар Гриняк, – Фрид отвернулся от своего клиента. Предпринял ли он еще одну попытку отстраниться от него? – Я думаю, что будет ко всеобщей пользе, если…

– Я надул его. Да, я. Считалось, что он такой умник, а я надул его. Я и тебя одурачил, Гриняк. Я провел тебя, как идиота. Я смотрел тебе прямо в глаза и говорил, что Стори работает в качестве тайного агента в своем собственном департаменте. Вы, копы, называете таких людей ласками. Я смотрел тебе прямо в глаза и говорил, что Стори сам все это придумал, но придумал все это я. Я, я, я. Блестящая мысль. Невероятно блестящая идея.

Знаете, что я сказал этому болвану? Я сказал этому болвану, что мною получена информация от одного из моих людей о том, что кто-то наверху проигрался и залез в очень большие долги. Чтобы расплатиться с долгами, он заключил сделку – черт возьми, да я просто взял все это из фильмов и телесериалов, а вы, профессионалы, поверили мне – он заключил сделку с мошенниками и преступниками: он обязывался сообщать им заранее о том, какие решения принимаются при покупках недвижимости.

Лайонс подался вперед, сидя на своем стуле, и засмеялся:

– Господи, как банально. Можно ли себе вообразить, что кто-то поверит в такое?

Фрид наклонился, преодолев символическое расстояние, – полосу отчуждения, разделяющую их, и коснулся руки Лайонса.

– Сидни, пожалуйста.

Лайонс зажал руку Фрида в свои руки и нежно погладил ее.

– Я смотрю тебе прямо в глаза, Джимми, и говорю, что я всегда делал все, что в моих силах, чтобы принести пользу этому гигантскому городу. Делал все, чтобы принести пользу. Пользу. Я должен был защитить Нью-Йорк от Чарльза Стори. Только так я мог спасти город, который он купил бы, подобно тому, как он покупал дома, яхты, фирмы и… все. Он собирался даже купить авиалинию. Только так я мог спасти город. Все зависело только от меня. От меня. От меня. От меня, – он стучал ногой по полу.

– Я сказал Стори, – говорил Лайонс, начиная подводить итоги, – что у меня имеется информация о том, что кто-то, занимающий высокий пост в моей администрации, залез в долги и с целью погасить их сообщает сведения о положении дел на рынке недвижимости неким господам, связанным с преступным миром. Я предложил Стори использовать его связи с людьми, занимающимися куплей и продажей недвижимости, в наших целях, представив самого Стори беспринципным человеком, готовым сообщать информацию представителям фирмы «Коринф-холдинг». Тогда этот гнилой человек в моей администрации услышит о том, что «Коринф-холдинг» интересуется какой-то недвижимостью, о которой ранее ничего не было известно, и заглотит наживку. Дворец спорта являлся наиболее привлекательным куском сала в нашей мышеловке.

Лайонс стучал ногой по полу. Этот стук и голос Лайонса, напоминающий то пение птиц, то какую-то музыку, чуть ли не убаюкали всех присутствующих. Всех, но не Уолша, начальника департамента полиции, Джона А. Уолша, старшего, имеющего грамоты за игру в баскетбол и бейсбол в колледже, а потом и в университете, награжденного орденом Пурпурного сердца во время войны в Корее, получавшего медали, благодарности в течение тридцатидвухлетней работы в департаменте. Закуривая новую сигарету (курить он начал еще в Азии), Уолш изо всех сил старался подавить улыбку на своем лице, ибо он понимал, к чему клонил мэр. Ходили слухи о том, что дворец спорта будет построен где-то в центре города. Лайонс предложил Стори сообщить «Коринф-холдинг» о том, что он решил строить дворец в районе Клинтон. Представители треста, получив эту информацию, купили недвижимость в указанном районе. Среди прочего было куплено и здание «Ралей». Но, так как в администрации Лайонса не могло быть никакого проигравшегося должника, то и никакой реакции не последовало.

Тогда Лайонс устроил так (разумеется, думая только о той пользе, которую он может принести городу), что некий хулиган поджег «Ралей». В это же время он способствовал тому, чтобы в журнал «Сити», в котором работала Энн Джонс, просочилась информация о том, что в районе Клинтон ожидаются новые поджоги. В качестве доказательства Лайонс заставил своего хулигана бросить безвредный, но впечатляющий коктейль Молотова в квартиру Энн Джонс.

Лайонс не убивал Стори. «Я хочу, чтобы вы, ребята, поняли меня», – говорил он. «Я ненавидел этого сукиного сына, но я не убивал его. Вы должны верить мне. Должны». Но он воспользовался убийством Стори и запутал все дело, заставив своего хулигана стрелять по лимузину сестры Стори и писать на стене: «Ралей-2».

И Гриняк знал все об этом. Или знал кое-что. Он знал достаточно. Не тогда, когда все это замышлялось, но тем не менее еще до того, как все это получило огласку. Почему он сам не рассказал об этом? Немудрено, что Гриняк потел.

Не отталкивая свой стул от стола, как это могут делать только стройные и длинноногие, Уолш встал и скользнул к Гриняку, который сидел, подперев руками подбородок, и смотрел на Лайонса и Фрида, шепотом разговаривавших друг с другом.

– Фил, я…

– Что? – Гриняк вздрогнул от неожиданности, потому что Уолш подкрался к нему незаметно.

Уолш наклонился к самому уху Гриняка – пусть Амато поломает голову, о чем он шепчет комиссару полиции. Пусть они все ломают голову.

– Я подумал, что мне стоит заняться этим Вэлинтайном.

Гриняк хотел бы схватить Уолша за отлично наутюженные лацканы его пиджака, рывком пригнуть его к полу, поставить на его холеную шею свою ногу и сказать ему, что он знает все, о чем Уолш думает. А думает он о том, чтобы следить за Гриняком. Вместо этого Гриняк лишь кивнул.