Текст книги "Соблазненная во тьме (ЛП)"

Автор книги: Дженнифер С. Робертс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

Для меня, Калеб был единственным способом выбраться отсюда, и я была настроена сделать все, что угодно, лишь бы склонить его на свою сторону. Но то, чего я никак не могла ожидать – так это того, что мои чувства к нему станут настолько глубокими.

– Я даже не знаю, что сказать, – наконец, ответила я.

Он грустно улыбнулся, – Ничего и не говори. И мне не следовало. Просто ложись в кровать.

Мое лицо исказилось от шока.

– Я не буду спать с вами двумя, – безапелляционно заявила я.

– Кроме того, ты же голый.

Его смех походил на низкий рокот, что заставило меня почувствовать себя капризным ребенком, но мне было плевать.

Он сел и простынь с трудом скрывала его пробуждающийся пенис. Положив свои руки мне на бедра, он нежно притянул меня к себе. В моем животе стало растекаться тепло и, посмотрев за его голову, я увидела спящую Селию.

Когда он заговорил, его дыхание ласкало мой живот через тонкую материю сорочки, – Это не просьба, Котенок.

Только я хотела было сказать, что считаю неправильным спать рядом с Селией, как его губы сомкнулись вокруг моего торчащего соска, и невероятно сильный внутренний толчок ускорил мой пульс, наполняя мое лоно возбуждением. Он быстро отпустил меня, но его цель была достигнута.

Влажность, оставшаяся от его рта, продолжала делать мой сосок твердым с каждым соприкосновением воздуха. Казалось, что мое дыхание стало затрудненным, но внешне Калеб выглядел спокойным и держал себя под контролем.

– А сейчас, – сказал он, едва не зарычав мне в ухо, – ты ляжешь в постель или предоставишь мне причину помучить тебя тысячей способов, от которых не испытывают лишь физической боли?

Я хныкнула.

Он начал подталкивать меня к кровати, но я, упершись пятками в пол, мягко демонстрировала свой отказ.

Калеб глубоко вздохнул. Я знала, что тем самым я испытывала его терпение на прочность, но уступать не собиралась.

– Пожалуйста, сделай так, чтобы она ушла, – прошептала я.

– А разве это не будет противно? – поддразнил он меня, ссылаясь на прошлый наш разговор, и не сдержавшись, я улыбнулась.

Он смотрел на меня некоторое время, после чего игриво закатил глаза и крикнул, – Селия!

Я подпрыгнула.

Дернувшись, Селия проснулась, потирая руками свои заспанные глаза.

– Sí, Señor? – спросила она спросонья, встревоженным тоном.

– Возвращайся к себе комнату.

Глава 13

Несколько минут Мэттью сидел в абсолютной тишине, пытаясь переварить услышанное. Что он мог сказать? История не несла в себе какой-либо важной информации, но у него, определенно, разыгралось любопытство касательно Калеба и того, каким человеком он был.

Калеб казался весьма противоречивой персоной. По мнению Мэттью, данные противоречия не оправдывали его действий, но сидя в палате Оливии, и изо всех сил стараясь игнорировать дрожь возбуждения, которое он испытывал всякий раз, ерзая на своем месте и думая о Слоан, он гадал, были ли у него какие-нибудь схожие черты с этим человеком. С какой стороны ни посмотри, эта мысль была малоприятной, но она имела право на существование. Ему стало любопытно.

Во время повествования Оливии, он вспомнил их предыдущий разговор о том, рождаются ли люди монстрами, или все-таки становятся таковыми. Он верил во второй вариант, так же, как и Оливия, но у Мэттью были проблемы с пониманием постулата о том, что жестокостью из детства можно оправдать жестокость в поведении взрослого человека. То же самое обстояло и с похотью.

В случае с Мэттью, он чувствовал, что ему следовало подчинить свою потребность к сексуальному доминированию и унижению. Его желания брали свои корни в его прошлом, когда он заботился о слабой женщине, кроме того вербально и физически унижаясь перед еще более слабым, чем он сам, мужчиной. То, что Мэттью стал решительным и уверенным в себе человеком, было благословением, но его потребность, время от времени, испытывать насилие над собой было проклятием, с которым он боролся в каждых романтических отношениях, которые у него были.

Мэттью задумался о том, если бы они с Калебом оказались в жизненных ситуациях друг друга, стали бы они другими людьми, нежели являлись сейчас? Стал бы Мэттью похитителем? И испытывал бы Калеб потребность в подчинении вместо доминирования? Или некоторые аспекты личности укоренились в них с самого рождения?

Громкий писк ноутбука вырвал Мэттью из его мыслей. Он получил сообщение от агента Уильямса. Возможно, было невежливо открывать его прямо сейчас, но он был рад внезапному отвлечению и к тому же, входящая информация могла быть важной.

– Извините. Мне нужно прочитать это сообщение, – сказал Мэттью.

– Можешь сказать мне, что в нем? – спросила Оливия.

Казалось, ей тоже нужно было чем-нибудь отвлечься. И пока он, прокручивая сообщение, просматривал отрывки информации, его брови хмурились, а губы изгибались, придавая лицу разное выражение, в зависимости от того, что он читал.

– Думаю да. Было бы неплохо, если бы вы смогли добавить что-нибудь новое.

– Я могу попытаться, – сказала она, и тут Мэттью понял, что он ей верил.

Он по-прежнему был твердо уверен в том, что Оливия страдала от Стокгольмского Синдрома, но это не означало, что она пыталась помешать его работе.

– Дмитрий Балк пошел на многое, чтобы скрыть свое прошлое. Согласно полученной информации, до 1988 года его звали Владэк Рострович. По неподтвержденным данным, он был мелким торговцем оружия из России, – сказал Мэттью.

– После 1988 года он исчезает, а через десять лет появляется под фамилией Балк. В 2002 году его компания приобретает статус Открытого Акционерного Общества и буквально за одну ночь он становится миллиардером.

– Что это значит? – спросила Оливия.

– Не могу сказать наверняка, – ответил Мэттью.

Он не мог предоставить Оливии все детали сообщения. Ей не следовало знать обо всем этом. Однако, он надеялся, что открыв ей некоторую информацию, он подтолкнет ее рассказать те подробности, которые она либо скрывала, либо не знала об их существовании.

Согласно сообщению, Мэттью предположил, что Пакистан, так же, как и большинство граничащих с ним государств, в восьмидесятые годы, получал оружие от российских торговцев. Это было наиболее вероятным объяснением пересечения путей Рафика и Владэка.

На мгновение, Мэттью подумал о том, что ссора между ними двумя могла быть связана с продажей оружия врагам Пакистана, но казалось, что данный вопрос не мог оправдать мести, охватившей в своем временном масштабе целых двадцать лет. Это должно было быть чем-то личным.

По крайней мере, сейчас у Мэттью были временные рамки того, когда этот инцидент мог произойти. К тому же, учитывая факт похищения Оливии с целью дальнейшей продажи в рабство, но никак не оборота оружия или наркотиков, в этом паззле недоставало большого куска.

– Калеб когда-нибудь упоминал о том, по какой причине Рафик хотел смерти Балка?

Слегка склонив голову набок, Оливия подняла глаза к потолку, как будто ответ на заданный вопрос был написан именно там.

Мэттью подумал, что так можно было описать поведение человека, пытавшегося о чем-то вспомнить. Он нашел интересным тот факт, что, несмотря на все различия между людьми, у них наблюдались общие черты.

Наконец, Оливия ответила.

– И да и нет. В ту ночь, когда Калеб рассказал мне о том, что он..., – внезапно она стала грустной.

– В чем дело? – спросил Мэттью.

– Думаю, ты прав, Рид, – ответила она несколько грубым голосом.

– Мне понадобится интенсивная терапия.

– Мне жаль, – сказал он, и это было чистой правдой.

– Мне тоже, – прошептала она и сделала глубокий вдох.

– Во всяком случае, в ту ночь, когда Калеб рассказал мне о своих планах продать меня, он упомянул о том, что Балку нужно было заплатить за то, что тот сделал с матерью и сестрой Рафика. По-видимому, он что-то сделал и Калебу. Я помню это, потому как позже задавалась вопросом, не был ли он связан со шрамами, покрывающими спину Калеба.

– И как? – спросил Мэттью.

Снова замолчав, она отвела взгляд.

– Нет. Он сказал, что это было дело рук человека по имени Нарви. Он мало что рассказал – только то, что именно он избивал Калеба, когда тот был моложе. Еще он сказал, что его жизнь была сущим адом, пока... его не спас Рафик.

Мэттью записывал каждое слово, надеясь, что в скором времени все кусочки головоломки сложатся воедино. Каждая деталь была значимой, в то время как по отдельности они не имели смысла, однако сложившись в полную картину, могли привести его к разгадке. Именно это он и любил. Это все, ради чего он жил – собирать паззл.

– Он что-нибудь еще говорил? О том, кем был Нарви? Когда это было?

Оливия замотала головой, – Сожалею, но нет. Знаю только то, что когда это происходило, Калеб был младше меня.

– Откуда вы знаете?

– Он сам мне сказал. Ближе к концу мы... мы стали очень близки, Рид. В последний раз, когда ты пришел сюда сразу же после ухода Слоан, я испугалась, что все это было плодом моего воображения. Я боялась, что то, что я испытывала к Калебу было моим способом выживания. Тогда я думаю обо всем, что он мне говорил. О том, как многие дразнили его за то, что он был мягок со мной, и я... я не считаю, что я все это придумала. Это по-настоящему. Чувства, которые я испытываю к нему настоящие, – сказала Оливия.

– Так или иначе, я не могла тебе сказать.

Мэттью пожал плечами, – Моя работа заключается в расследовании дела, а не в определении подлинности ваших чувств. Я не говорю о том, что ваши чувства не имеют значения, просто никто кроме вас не сможет ответить на этот вопрос.

– Я знаю, Рид. Просто...

– Я понимаю, мисс Руис, – сказал Мэттью.

– В самом начале моим приоритетом было выслушать ваш рассказ и привлечь виновных к ответственности. Теперь же это дело приняло гораздо большие масштабы, нежели я или мое начальство могли предположить. Я не хочу задеть ваши чувства или игнорировать их, но ключевым моментом в этой ситуации является то, что кто-то должен остановить проведение аукциона. Все остальное не имеет значения, – сказал Мэттью.

За последнюю неделю он много говорил с Оливией. Он узнал некоторые детали, но приведут ли они к аукциону, до сих пор оставалось неизвестно. К счастью, теперь для этих целей ему назначили рабочую группу.

– Почему бы вам не рассказать мне остальное?

Снова уставившись в никуда, Оливия кивнула.

– Да, почему нет…

***

Моя привязанность к Калебу становилась все сильнее, но дело было не только в этом. Я уже могла предугадывать его потребности и стала понимать, что же скрывалось за его таким частым молчанием.

Порой, он бывал жестоким, и тогда я изо всех сил старалась выполнять каждую его прихоть настолько безукоризненно, насколько могла. Иной раз, он казался удовлетворенным только оттого, что я была рядом с ним, что делало нашу жизнь похожей на повседневную рутину.

Калеб любил читать, но когда я спрашивала, он никогда не говорил мне, о чем именно были его книги. После того, как я упомянула ему о том, как мне самой нравилось это занятие, он презентовал мне Гамлета, Шекспира.

Я подумала, что это было ироничным – он подарил мне историю об одержимости человека идеей мести и о том, каким образом эта самая идея буквально отравила всех вокруг. Он не нашел в этом ничего забавного, но все же позволил мне ее сберечь. Я не понимала значения этого поступка.

Я много думала о той ночи, когда на моих глазах он занялся сексом с Селией. Это было болезненным воспоминанием по многим причинам, но самым ужасным казалось изводящее меня чувство ревности.

В независимости от обстоятельства, я всегда считала, что когда Калеб был рядом со мной, мне было лучше, чем когда его не было. Я тосковала не только по его физическому присутствию, но и по нему самому.

Через несколько недель после инцидента с Селией, я, наконец, освободилась от всех пластырей и бондажей. Боль в ребрах время от времени давала о себе знать, но эта была уже не та острая боль, заставляющая мое дыхание сбиваться.

Открыв свои глаза, я увидела, что в комнате все еще было темно, но пробивающийся свет говорил о том, что наступило утро. Селия пока не явилась выполнять свои ежедневные обязанности. Зевнув, я потянулась, стараясь не задеть спящего рядом Калеба.

Мои кошмары являлись мне уже не так часто, но каждый раз, когда Калеб спал не в моей комнате, я жутко пугалась темноты и не могла уснуть. То же самое произошло и прошлой ночью, отчего я стала снова и снова громко выкрикивать его имя, пока он со злостью не открыл дверь, одетый только в свои боксеры и не спросил меня, какого хрена я ору. Как только я увидела его, я испытала небывалое облегчение. Подбежав к нему, я обняла его. Прижав свое лицо к его груди, я тут же окунулась в безопасность и комфорт. Он казался раздраженным, но утерев мои слезы, он сказал мне возвращаться в кровать, и он остался на всю ночь. Я знала, что утро повлечет за собой перемену в его отношении ко мне, и я пока не была готова это принять. Что было само по себе смешным, ведь поначалу я ненавидела темноту.

В те первые недели моего заточения, я сильно изнывала от желания увидеть солнце и ощутить его лучи на своем лице. Но внезапно, все стало совсем наоборот. В темноте, мой Хозяин сбрасывал свою защиту и снова становился Калебом.

Он не исправлял меня. Не наказывал, и не отталкивал меня в эмоциональном плане. Калеб обнимал меня, пока мои ночные кошмары не оставались позади. Он говорил мне, что я прекрасна, и что со мной все будет хорошо. В темноте он соблазнял меня. И я не хотела, чтобы это когда-нибудь заканчивалось.

Медленно повернувшись к Калебу, я уставилась на его спину. Я и раньше видела его шрамы, даже целовала их, но он никогда не давал мне пристально их рассмотреть. Пока его глаза были крепко закрыты, и он делал глубокие вдохи, я воспользовалась ситуацией, чтобы удовлетворить свое растущее любопытство.

Даже в тусклом свете я смогла различить толстые линии, сплошь покрывающие его загорелую кожу. Они выглядели почти как свежие шрамы, но я знала, что они уже давно зажили.

Не в силах сдержаться, я потянулась и провела кончиками пальцев по одной из линий, идущей от плеча до середины спины. Застонав, он слегка заворочался, и я одернула руку. Подождав несколько нетерпеливых секунд на случай, если он проснется, я увидела, что он продолжил свой сон, и вернула руку на прежнее место. Там его кожа бугрилась, и меня шокировало, как много на ней было этих шрамов.

Откуда они у тебя?

Придав мне смелости, мое любопытство позволило мне провести раскрытой ладонью по всей его спине. На ней были десятки и десятки шрамов.

Кто сделал это с тобой? Поэтому ты сейчас такой?

Недолго думая, я придвинулась ближе и прижалась губами к его израненной плоти.

Калеб был мягким – мягче, чем я ожидала, учитывая твердые рубцы. Короткие, невидимые светлые волосы стали щекотать мои губы, и я улыбнулась.

Я никогда не была настолько близка к мужчине, как у меня это было с Калебом.  Все с ним было для меня открытием. И пусть, большая часть моих открытий в Калебе была ужасающей, но иногда... иногда я обнаруживала его мягкость.

Задержавшись над его обнаженной кожей, я приникла ближе, наслаждаясь им.

Он больше никогда не просил меня прикоснуться к нему. Я подумала о том разе, когда он предложил мне это сделать. Тогда я сомневалась. Я ненавидела его. И к своему удивлению, я поняла, что больше не ощущала той неприязни. Я испытывала к нему так много чувств, и да, ненависть была в их числе, но там присутствовало что-то еще, намного сложнее этого простого чувства.

Калеб собирался продать меня. За это я ненавидела его. Что до остального… Я была поражена, осознав, что, наверное, могла бы простить его. Я сражалась с этой мыслью каждый день, и при каждой возможности, повторяя себе, что это разрушит не только меня, но... и мое сердце. Мое сердце, независимо от моей логики сохранило местечко для моего мучителя и моего утешителя.

Потерявшись в мыслях, я продолжала гладить спину Калеба, когда он резко вздохнул и шлепнул себя по плечу, чуть не задев меня. Съежившись, я издала испуганный писк. Резко повернувшись, он схватил меня за руку, которой я его гладила. Мы уставились друг на друга, я – широко открытыми и испуганными глазами, он – озадаченными и немного злыми.

– Что ты делаешь? – спросил он с подозрением.

Он держал мою руку так, словно только что вытащил ее из пресловутой вазы с печеньем – и что я могла сказать – почти так оно и было.

Беззастенчиво освободив свою руку из его хватки, я спросила, – Что случилось с твоей спиной?

Посмотрев на меня так, словно я сказала что-то неприличное, он снова уронил голову на свою подушку и смачно зевнул.

– Знаешь, Котенок, когда я впервые решил тебя так назвать, я не понимал, насколько точным будет мой выбор.

Прочитав на моем лице недоумение, он продолжил.

– Любопытство сгубило кошку.

Он улыбнулся, но я не думала, что это было так уж смешно.

Шутки о том, что может убить меня. Неа – не смешно.

– Ты перестанешь задавать вопросы, если я тебе отвечу? – сказал он и потянулся.

Я старалась не отвлекаться на его почти обнаженное тело и нешуточный утренний стояк.

– Для чего мне продолжать спрашивать, если у меня есть ответ?

Сказав это, я смело улыбнулась, когда он впился в меня взглядом.

– Правильнее было бы спросить: чего ради я с тобой вожусь?

Я понимала, что он хотел надо мной подшутить, но этими словами он добавил ситуации еще больше неловкости. Мы оба знали, почему он возился со мной и ответ на этот вопрос был препоганым. Я уже хотела ему соврать, сказав, что мне вообще-то и не очень интересно, но в комнату вошла Селия с завтраком.

Селия... на удивление, отношения между нами не были натянутыми. Ее не очень то и радовало видеть Калеба, воспользовавшегося ею и отправившего ее восвояси, но на следующее – после случившегося – утро, когда Селия вошла к нам, она сделала вид, что ничего не произошло. А в один из дней, когда Калеб провел ночь вне моей комнаты и соответственно, на утро его еще не было, я снова попыталась с ней заговорить.

На самом деле, она даже казалась несколько напуганной, когда схватив ее за руку, я задала ей вопрос, что же означала та ее улыбочка.

– Пожалуйста, не обижайся на меня, – сказала она, и я, почувствовав себя несколько мерзко, отпустила ее.

– Он привел меня для тебя, – продолжила она.

Выражение ее лица давало мне понять, что она считала меня полной тупицей, раз я не понимала этого, хотя, судя по всему, так оно и было.

– Что значит, для меня?

– Он заботится о тебе. Заботится так, как бы мне хотелось, чтобы мой Хозяин заботился обо мне, – сказала она грустным и задумчивым голосом.

– В некотором смысле, я была рада, что ты завидовала мне – это было видно по твоему лицу. И мне было приятно поменяться с тобой местами, потому как все это время я завидовала тебе.

Она поразила меня – я никогда не думала о том, что она мне завидовала. Я никогда не считала свое положение достойным зависти.

После того, как Селия завершила свои утренние приготовления, мы с Калебом остались лежать в кровати – только мы вдвоем. С каждым днем, с каждой неделей, это чувство становилось все более и более комфортным.

У меня все еще не было возможности убедить его позволить мне осмотреть особняк – как называл его Калеб – но в его сопровождении я иногда выбиралась на террасу. От открывающегося вида захватывало дух.

Оказалось, что это была типичная вилла в испанском стиле, окруженная пышными лугами, распростертыми у подножия особняка, и цветущими кактусами, расставленными в огромных керамических горшках, установленных на испанской плитке, и украшающей причудливую террасу.

Я мечтала жить в таком месте, как это. Хотя, в своих мечтах я никогда не была пленницей. Н-да.

– Завтракаем на террасе? – спросила я с большим энтузиазмом, чем требовалось.

Он улыбнулся.

– Тебе кажется, что мы на отдыхе?

Я почувствовала в груди острый укол, когда он поддразнил меня. Думаю, мне это уже начинало нравиться. Не сами поддразнивания, а то, как он при этом улыбался.

– Это вряд ли, – смущенно ответила я.

Снова потянувшись, он закинул руки за голову, после чего посмотрел на меня с недоверием. Его губы растянулись в широкой улыбке.

– Ты... целовала меня утром?

Мгновение и мое лицо вспыхнуло, окрасив меня как минимум в восемь различных оттенков красного. Я изо всех сил сдерживалась, чтобы устоять перед желанием зарыться лицом в подушку.

Убейте меня. Убейте меня, сейчас же!

Я не могла говорить, просто решительно замотала головой, но судя по его глазам, он знал о том, что я лгала.

– Да. Целовала.

На этот раз его поддразнивания были несколько болезненными. Мне, действительно, было стыдно, и я знала, что он это так просто не оставит, на мои глаза набежали слезы.

– Нет, не целовала! – возразила я на выдохе, и почувствовала, как по моим щекам покатились теплые слезы.

Закатив глаза, он приподнялся и сел. Положив палец мне под подбородок, он приподнял мою голову выше.

– Да ладно? Слезы, Котенок? Ты поцеловала меня. Смею добавить, без моего разрешения. Разве это не я должен плакать? – сказал он.

Он громко рассмеялся, и на этот раз я зарылась лицом в подушку.

– Ой, да ладно тебе! – сказал он раздраженным тоном и устроил свое лицо рядом с моим.

– Так уж и быть, сделаю вид, что не заметил.

Медленно подняв голову и утерев свои слезы, я прошептала, – Обещаешь?

Он обернул руку вокруг моей талии, и, прижав к себе, перевернул меня на спину. Очарованная его действиями, я просто смотрела на него.

– Конечно, нет, – ответил он.

Я осторожно попыталась отодвинуться, но он вдавил меня своим весом в матрас.

– Пора бы тебе уже знать, что я всегда получаю то, что хочу.

Пока я смотрела в его загадочные голубые глаза, мне было трудно игнорировать чувственную линию его подбородка. На нем проступила еле видимая утренняя щетина. Его волосы были взъерошены от сна и хотя – как я думала – это должно было придать ему нелепый вид, его это делало еще более привлекательным. Калебу шло все, даже утренняя прическа. Но, несмотря на красоту, лежащего на мне мужчины, все-таки между нами стояла одна штуковина... в буквальном смысле слова. Между моих бедер он был невероятно твердым.

– И чего же ты хочешь? – мягко спросила я.

Казалось, мы не отрывали взгляда друг от друга целую вечность. Он смотрел на меня так, как никогда прежде. Я не хотела давать этому взгляду ни названия, ни относить его к какой-либо категории. Я была более, чем счастлива быть предметом его внимания, особенно, когда он смотрел на меня вот ТАК.

Медленно, я подняла руки к его лицу. Я ничего не могла с собой поделать. Я знала, каким он мог быть мягким, и не хотела сопротивляться своему желанию почувствовать его.

Казалось, он опешил от моего прикосновения, и с его лица сползла игривая улыбка. На краткий момент наши глаза встретились, и своими пальцами я ощутила легкое мотание его головы, после чего впилась в его губы с такой силой, что мы оба издали болезненный стон.

Мой мозг разжег синапсами все части моего тела, распространяя огонь по всей моей коже, и сосредотачиваясь у меня между ног. Его язык молил впустить его внутрь, и я открылась ему. Мои руки зарылись в его волосы. Он простонал мне в рот, и мой обращенный к нему голод взорвался в том месте, о существовании которого я узнала совсем недавно.

Мне стало немного не по себе, когда он, потянувшись вниз, задрал мою сорочку. Не думаю, что я была готова к этому.

Раздвинув мои ноги свои телом, он устроился между моими бедрами. Его член был невероятно твердым. Я хотела что-нибудь сказать, как-нибудь воспротивиться, но когда я почувствовала его жар у моей влажности, я могла поклясться, что услышала наше обоюдное шипение.

Оторвавшись от моих губ, он впился своим горячим ртом в мою шею, посасывая ее. Откинув голову назад, я потонула в ощущениях блаженства и боли, в ощущениях, которые стали еще острее, когда этот сукин сын укусил меня. Громко вдохнув, мои руки инстинктивно сжали его волосы в кулаках, и я оттянула его назад.

– Больно! – сказала я сквозь сжатые зубы.

Вытащив мои руки из своих волос, он завел их над моей головой, удерживая левой рукой.

– Думаешь, я не знаю? – сказал он.

Его лицо исказило безошибочное чувство похоти, своей глубиной придавая ему дикость. Я была немного напугана, но мое желание к нему не давало мне об этом задумываться.

Я вновь притянула его губы к себе. Мое сердце бешено колотилось в груди, разнося поток жидкого огня по моим венам, и сжигая меня изнутри. Внезапно, его прикосновения стали мягкими, а его поцелуи нежными, отчего мне снова захотелось плакать.

– Ты такая влажная... мой член покрыт твоей влагой, – прошептал он в мой рот.

Я громко простонала от его слов, и поняла, что мой мозг принял решение.

– Займись со мной любовью, – ответила я.

Мой голос звучал чужим даже для моих собственных ушей. Его сердце билось очень сильно, а его член пульсировал у моей плоти.

Сделав глубокий, дрожащий вдох, он уронил свой лоб на мое плечо. В тишине мой голод конфликтовал с моим возрастающим чувством стыда при мысли, что он мог сказать что-нибудь жестокое или озвучить какую-нибудь глупую шутку. Это убьет меня.

Наконец, подняв голову, он посмотрел на меня. Я не могла понять выражения его глаз. В них было так много всего и сразу: нужда, злость, смущение и что-то еще.

– Блять, – выругался он.

Его плечи поникли, и я забеспокоилась, что именно сейчас он собирался сказать что-то такое, от чего мне захочется заползти внутрь себя и умереть. Я хотела что-нибудь сказать, возможно, нанести упреждающий удар, вроде, 'я просто пошутила', но я не могла произнести ни слова.

Затем, к моему облегчению, он отпустил мои руки и спустил лямки моей сорочки с плеч, открывая мою грудь.

– У тебя самая красивая грудь.

По моему телу пробрался жар, и мои соски затвердели.

– Спасибо... – неуверенно ответила я.

– Пожалуйста, – улыбаясь, сказал он, и сомкнул губы вокруг моего жаждущего соска.

Я попыталась обнять его руками, но они запутались в лямках сорочки. Превозмогая целый поток чувств, я сильно сжала свои бедра, в попытке притянуть Калеба ближе к моему телу, пока я извивалась под его уничтожающими ласками.

Он пососал и укусил один сосок, после чего принялся за второй, не оставив без внимания ни один миллиметр кожи между ними. Закрыв глаза, я поплыла в море удовольствия, желания и боли.

Кажется, я люблю тебя.

Эта мысль ворвалась в мой разум, словно безжалостное торнадо, умоляя произнести ее вслух, но я не могла, наверное, не могла. У меня было ощущение, что я кончу еще до того, как он окажется внутри меня, и до того, как он даже прикоснется ко мне ТАМ. Я балансировала на грани, что ощущалось до раздражения прекрасно.

Скажи! Кажется, я люблю тебя.

Просунув руку между нашими телами, он спустил свои боксеры, освобождая свою эрекцию.

О, Боже мой! О, Боже мой!

– Подожди, – сказала я, задыхаясь.

Калеб остановился.

– Что? – спросил он.

Казалось, что он, на самом деле, был весь во внимании.

– Будь нежным, хорошо? – прошептала я, отдавая себя ему на милость.

Его взгляд стал испепеляющим. Словно он хотел разорвать меня одними зубами, и, наверное, я бы ему это позволила.

– Не волнуйся, Котенок. Я не собираюсь тебя трахать, – сказал он, послав мне печальную улыбку.

И прежде чем я успела спросить, какого хрена нет, он раздвинул своим горячим стволом мои половые губы, и начал тереться твердым членом о мой набухший клитор. Меня парализовало. Из моего рта стали вырываться отчаянные, хныкающие крики, и мои бедра стали инстинктивно двигаться вперед и назад у его горячей плоти. Я собиралась кончить, и это должно было быть потрясающе.

Он двигал своим членом вверх и вниз по чувствительной точке в вершине моего лона, и все, что я могла делать – так это изнывать, стараясь выпутать свои руки из долбаной сорочки, чтобы прикоснуться к нему.

Его губы блуждали по моему телу и остановились в основании моей шеи. Он снова укусил меня, и на этот раз, я к нему прильнула.

– Тебе приятно, зверушка? – спросил он, пропитывая свой голос самонадеянностью, но мне было все равно.

Я неистово закивала и посмотрела на его губы.

Своими губами он ласкал мои, все это время, не сбиваясь с выбранного ритма ласки моего клитора.

– Я хочу услышать, как ты это скажешь. Скажи мне, что тебе приятно. Скажи мне, как сильно ты хочешь, чтобы твоя маленькая киска кончила.

О. Боже. Мой!

Внезапно, каждый мускул моего тела напрягся. Вход в мое тело начал сокращаться, сжимая то, чего там не было. Мое сердце помчалось вскачь, а мои руки запутались в простынях, пока мои ноги со всей силы стискивали Калеба.

Из моего тела стал беспорядочно вырываться оргазм, захлестывая все на своем пути, и ошеломляя меня настолько, что по моему лицу покатились слезы.

– Я люблю тебя! – выкрикнула я.

Не справившись с собой, я продолжала плакать, даже когда горячее семя Калеба брызнуло на мою киску и живот. Тяжело дыша, он сжимал свой член, выплескивая на меня все, что у него было. После чего, схватив меня за задницу, и еще сильнее прижав к себе, снова нашел своими губами мои губы, и целовал меня до тех пор, пока мы оба не успокоились. Несколько секунд спустя, Калеб осторожно навалился на меня.