Текст книги "Сезон обольщения"

Автор книги: Дженнифер Хеймор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– Я верю тебе, Джек.

Он громко вдохнул, и даже в полумраке Бекки увидела в его лице, в его глазах какую-то беззащитность. Он склонил к ней голову:

– Я не подведу тебя.

– И всегда будешь честен со мной?

– Да, – ответил он после едва заметной паузы.

– Я тоже никогда тебе не солгу. Обещаю.

Джек зажмурился и снова открыл глаза. Беззащитное выражение, читавшееся на его лице несколько секунд назад, исчезло.

– Ты моя, Бекки. Дай мне любить тебя.

– Да, – шепнула Бекки, не в состоянии побороть дрожь в голосе, и обвила руками его шею.

Без труда подняв, Джек отнес Бекки обратно в большую комнату и снова уложил в постель. На сей раз он прилег рядом с ней на бок, подставив согнутую руку под голову и сверху вниз разглядывая ее лицо.

– Знаешь… – Его кадык двинулся вверх и вниз – Джек явно замялся.

– Что?..

Он задумчиво прикрыл глаза.

– Я так долго хотел тебя, Бекки. Не знаю… Я не мог… Я хочу доставить тебе удовольствие, но…

Тогда, надавив ему на плечо, она сама уложила Джека на спину, спустила с плеч свою сорочку и уселась верхом. Ее лицо выразило изумление – так неожиданно ее лоно оказалось отделено от его возбуждения всего лишь тонкой материей панталон.

– Господи! – ахнул Джек. Его потрясенные глаза смотрели снизу вверх в ее глаза как в зеркало. Вдруг Бекки поняла, что он тоже дрожит. Она едва сумела вдохнуть и слабо выговорила:

– Хочу тебя.

Держась руками за его разгоряченные мускулистые плечи, Бекки принялась гладить его всем своим телом и лишь прикусывала себе щеку, чтобы не стонать.

Она скользила ладонями по его груди, ощущая выступающие соски, потом ниже, осязая пальцами восхитительный рельеф мышц живота, который тьма скрывала от взора. Достигнув пупка, бегло ощупала мускулы вокруг него и узкую полоску волос, сбегающую к поясу панталон.

Тут она приподнялась, по-прежнему сидя верхом на его ногах; добравшись до завязок, осторожно распустила пояс и обнажила возбужденный орган, явившийся перед ней во всем своем величии. Жаль только, было недостаточно светло – она могла видеть лишь общие очертания.

Откинув в сторону его панталоны, Бекки соблазнительно провела кончиками пальцев по его члену – при этом Джек резко вдохнул – и, воодушевленная такой отзывчивостью, взяла его в ладонь и плотно обхватила пальцами.

С мужем она никогда не вела себя так смело.

– Тебе… нравится? – Бекки перевела взгляд на лицо Джека.

– Да, – простонал он. Не разжимая пальцев, она провела снизу вверх, гладя шелковистую кожу. Ей понравилось. Она погладила в другом направлении – теперь сверху вниз. – Бекки, – зарычал Джек, – остановись!

Она резко отпустила его.

– Прости.

Он подхватил ее под мышки и ловко усадил снова верхом на себя. Только на этот раз никакая одежда не мешала, и, ощутив горячее возбуждение ровно между своими ногами, Бекки громко ахнула.

– Нет, – возразил он, – нет, это мне следует просить прошения. Я… О Господи! Твое прикосновение чуть не заставило меня взорваться.

– Но почему? – Она действительно не понимала, но, даже задавая этот вопрос, продолжала двигаться, потому что каждое такое движение, каждое интимное прикосновение тысячами искорок удовольствия пронзали тело, заставляя то и дело вздрагивать.

– Потому что это приятно. Слишком приятно.

Она ему улыбнулась. То была улыбка вызывающая, властная. Она поняла, что может одним прикосновением довести этого мужчину до полного экстаза.

– Поцелуй меня, – приказал он.

Она склонилась, чтобы быстро чмокнуть его. Но как только их губы соприкоснулись, мощный импульс энергии пронзил обоих, связал воедино, и Джек вдруг стал хозяином ситуации. Одной рукой удерживая ее за поясницу, другой – за волосы, он буквально приковал ее к себе. Двигаться она не могла. Да и не хотела. Рот его владел ее губами, язык исследовал ее жадно и чувственно, и его вкус вновь очаровал ее – жаркий, соленый, властно-мужской.

Одержимый страстью, Джек слегка прикусил ее губу и тут же приласкал ее мягкими, теплыми поцелуями, оставив на ней подобие цепочки горячих следов. Все это время длинный член скользил вдоль ее самого чувствительного места.

Продолжая целовать Бекки, он перевернул ее на спицу и навис сверху. Его тело казалось вдвое шире и больше, чем ее собственное.

Он пробовал на вкус ее лицо: подбородок, нос, веки, – потом двинулся ниже. Развязал ворот сорочки и обнажил ей груди, затем губами и руками ласкал их пышную плоть и соски до тех пор, пока от каждого прикосновения она не стала извиваться, ища все большей близости с ним, ища удовлетворения, которое мог дать только он, блаженства, которое могло исходить только от него.

– Пожалуйста, Джек, прошу тебя…

Новым жарким поцелуем он поглотил ее слова. И Бекки буквально впилась в его плечи, когда он опустился, чтобы войти в нее. Его рука по-прежнему была в гуще ее волос – и он вошел.

Бекки вскрикнула. Тело ее инстинктивно выгнулось.

– О Боже! Тебе больно?

– Нет. – Она извивалась, двигаясь то к нему, то от него, и, почувствовав, как увеличивается у нее внутри его горячая твердая плоть, сладостно застонала.

– Как сладко, – шептал он возле самого ее рта, – как крепко…

Прикрыв глаза, она вздохнула. Это была вершина удовольствия.

Наконец она позволила своему желанию и любви вырасти в полную силу и уничтожить, испепелить все недоверие и страх. Пепел развеялся по ветру, и теперь, когда ни одно из старых опасений не застило взор, она снова могла ясно видеть.

Он будет… Да нет, он уже сейчас принадлежит ей. Он – ее любимый, а вскоре будет мужем. Она тоже принадлежит ему. Она любит этого мужчину. Ей нравится, как она себя чувствует с ним. Сейчас, когда они так близки, так связаны, она не представляла без него ни всей своей жизни, ни даже единственной минуты: Бекки безумно влюбилась, и это не причиняло ей никакой боли, даже не пробуждало страха. Напротив, внушало ей ощущение могущества, непобедимости. Джек был воплощением красоты, ума и мудрости. Любящий и властный. И она определенно заслуживала его. Он дорожил ею и хотел ее так же сильно, как она хотела его.

– Джек, – молила Бекки, а он все продолжал в сладостном ритме двигаться в ней, – Джек.

Удовольствие нарастало, как будто облака сходились перед штормом, прекрасные и грозные одновременно.

– Я не могу остановиться, – прерывисто дыша, проговорил он.

Бекки тоже едва могла говорить, ощущая, как внутри у нее разыгрывается буря.

– Не останавливайся, Джек.

Сильное мужское тело задвигалось быстро, входя в нее невероятно глубоко. Все быстрее, сильнее… Каждый выдох напоминал теперь резкий взрыв. И наконец длинные пальцы у нее в волосах сжались – шторм ощущений и чувств прорвался отчаянным ливнем удовольствия, охватившим все ее естество до самых кончиков пальцев. Она впилась ногтями в его плечи.

– Бекки, – наполовину прошептал, наполовину прохрипел Джек, останавливаясь и замирая. И тут она почуяла, как пульсирует ее лоно, а в глубине его в такт отзывается твердая мужская плоть.

Бекки не чувствовала ничего, кроме того места, где они соединились, и вернулась к реальности лишь после того, как биение у нее в глубине улеглось.

Он прижался лбом к ее плечу:

– Прости меня.

Бекки изумленно моргнула:

– Что?

– Это было слишком быстро. Я не дал тебе удовольствия. Эгоистично с моей стороны. – Она услышала, как Джек проскрипел зубами. – Проклятая поспешность.

Она взяла его лицо в ладони и повернула к себе – чтобы он видел если не глаза, то хотя бы очертания ее лица в этой темноте.

– Да нет же. Ты дал мне удовольствие. Такое невероятное удовольствие…

Джек облегченно вздохнул:

– Иди сюда, милая. – С этими словами он лег рядом с ней на бок, увлекая ее за собой и крепче прижимая к своему телу.

Так они лежали друг возле друга долгие сладостные минуты. Без Джека эта постель казалась холодной, но теперь все тело было в поту, отчего Бекки даже заерзала.

– Тебе жарко?

– Немного.

Тогда он приподнялся и снял с нее сорочку, оставив совершенно обнаженной. Отбросив ненужную вещь, снова привлек Бекки ближе.

– Вот так вот, – пробормотал он, – по-моему, отлично.

О да! Бекки лениво промурлыкала что-то в знак согласия и уютно устроилась у него на плече, тепло которого было так притягательно и обещало покой и счастье.

Джек долго лежал и слушал, как дыхание Бекки становится глубже, чувствовал, как тело ее расслабляется у него под боком. Но он по-прежнему обнимал ее обеими руками, словно боялся отпустить.

Он обещал ей быть честным. Но существует всего две вещи, которые он никогда не сможет ей открыть. Первая – это правда о той ночи, когда погиб маркиз Хардаун. Вторая – изначальная причина его желания жениться на ней.

Он влюблен в эту прекрасную женщину, которая лежит сейчас в его объятиях. Раскрытие любой из двух его тайн больно ранит ее, уничтожит доверие, которое она ему даровала, разрушит ту связь, которая зародилась между ними.

Он не может так поступить с ней. Что еще хуже – он не может так поступить с собой. Она слишком нужна ему…

Да. Пожалуй, он чересчур эгоистичен. Просто самому противно. Джек закрыл глаза и вознес молитву Господу, чтобы тот не допустил необходимости солгать ей хоть раз в жизни. Джек твердо знал, что будет честен во всем, исключая две эти вещи, и, видит Бог, его нынешние намерения относительно леди Ребекки Фиск – самые достойные и чистые.

«Пожалуйста, Господи, не приведи, чтобы я ее обидел когда-нибудь».

Так и не разжимая объятий, Джек провалился в темную пропасть сна.

Глава 14

Она спустилась вниз поздно – Джек успел вернуться из деревни с завтраком в корзинке. Еду собрала хозяйка дома – бесстрастная и невозмутимая вдова с пышной каштаново-рыжей прической и морщинистым лицом. Снимая этот дом, Джек предупредил ее о возможном неожиданном приезде вместе с Бекки. Сегодня он сказал ей, что они намерены питаться от ее стола, и хозяйка положила в корзинку легкую закуску для завтрака, пообещав на обед горячую тушеную говядину.

Бекки замялась на пороге кухни. Джек обернулся от печи, и в груди у него что-то сжалось при виде ее фигуры, такой красивой в этой помятой сорочке. Волосы она расчесала – они спускались по спине шелковистым черным водопадом. Глаза его, однако, остановились на кремовых полукружиях, соблазнительно выглядывающих над вырезом сорочки.

– Доброе утро, – пробормотал он, переводя взгляд на ее лицо. – Хочешь кофе?

– О да, конечно! Спасибо.

– Садись. Сейчас принесу. Вот тут еще свежие горячие булочки и вареные яйца.

Она согласно кивнула и уселась за стол. Джек поставил перед ней тарелку и чашку дымящегося напитка, а сам сел рядом. Бекки осторожно отхлебнула кофе. По тому, как она сморщилась, он понял, что кофе не часто бывал на ее столе.

Они поглощали завтрак молча, и хотя здесь не было привычной пачки свежих газет, как у Стрэтфорда, Джек понял, что ему куда приятнее просто пить кофе, сидя рядом с Бекки.

Когда они закончили еду, Джек унес грязную посуду в буфетную, чтобы помыть тарелки и чашки. Бекки, проследовавшая за ним, изумленно наблюдала за его ловкими действиями.

– Как странно, – сказала она.

Не прекращая своего занятия, Джек обернулся к ней и поднял брови:

– Что странного?

– Ты моешь…

– Ну да, а что?

– Я не подозревала, что мужчины моют посуду.

– А у нас, у моряков, всегда так. Да и много ли мужчин ты знала?

– Не много.

– Ну вот. А теперь тебе придется и самой мыть посуду. У нас ведь нет слуг. Ну как, поможешь? – Он протянул ей мыльную руку.

Бекки скривила губы:

– Но я даже не представляю, как за это взяться.

– Скажи еще, что ни разу в жизни не делала этого.

– Я ни разу в жизни не мыла посуду.

– И даже в детстве, когда скакала вместе с детишками ваших слуг?

– Нет. Я просто никогда не скакала.

– Да ну, – не поверил Джек. – Разве не баловалась никогда, не шалила? Ну играла хотя бы когда-то?

– Нет. – Она стояла, опершись о дверной косяк. – Отец умер, когда мне было четыре годика, а мама – когда было шесть. Гарретт получил военный чин и еще совсем ребенком оставил меня на попечении тетушки Беатрис. Он отсутствовал большую часть моего детства. Тетя следила, чтобы я была в безопасности, но у нее начисто отсутствует материнский инстинкт. Она всячески пресекала любые ребячества.

Задумчивое выражение лица Бекки тронуло его. Значит, еще в детстве она была одинока. Он протянул ей тряпку:

– Тогда ладно, я тебе помогу. Три тарелки тряпкой по кругу. Когда отмоются, полощи их вот в этом чане.

Бекки засучила рукава и стала делать как он ей показал. Джек кивнул в знак одобрения, когда она вытащила первую тарелку из чистой воды, и показал, куда ставить посуду для просушки.

– А что случилось с твоими родителями? – спросил он, подавая следующую тарелку.

– Папа умер от апоплексического удара. Мама – от чахотки.

– Ты хорошо их помнишь?

Бекки погрузила тарелку в чан с чистой водой.

– Отца – нет. Помню какого-то очень строгого хмурого человека, но не могу уверенно сказать, что мои воспоминания о нем справедливы. Маму помню чуть лучше. Она всегда была очень хрупкой и казалась несчастной. Я не смела громко говорить или вести себя шумно в ее присутствии, потому что такое поведение ее волновало. Я всегда думала, что она такая грустная из-за меня, из-за моих шалостей, но теперь, когда вспоминаю ее, просто не понимаю, что было причиной ее печали.

– Сомневаюсь, что она так печалилась из-за твоих шалостей, Бекки.

Они закончили с посудой в молчании, а потом прошли в гостиную. Джек развел огонь в камине и присел рядом с Бекки на диван. Она положила голову ему на грудь. Глядя на поблескивающие язычки пламени, он играл мягкими шелковистыми прядями ее распущенных волос.

– Тут так славно, – проворковала Бекки. – Как во сне.

Но стоит уехать отсюда, и мы проснемся в совершенно ином мире.

– Но никакая действительность не умалит всего того, что мы пережили с тобой здесь. – В голосе Джека звучала неподдельная искренность. Однако он необъяснимо, странно нервничал. Оба они знали, что он снова станет просить ее руки, но оставалось неясно, когда именно. Джек хотел выбрать правильный момент.

– Надеюсь, ты в порядке?

Джек чмокнул ее в макушку:

– Даже не сомневайся.

– Разве действительность не повлияла на то, что было между тобой и Анной? – минуту спустя прошептала Бекки.

Джек невольно напрягся, но поскорее заставил себя расслабиться.

– Я уже говорил тебе, что это лживые слухи. После ее свадьбы мы не были любовниками.

Голова Бекки тихо лежала у него на груди.

– Но до ее замужества были же…

– Да.

Она вздохнула.

– Это было очень давно. Я был семнадцатилетним мальчишкой.

– Я знаю.

– Мне не хотелось бы говорить о ней, – признался Джек. – Я ни с кем о ней не говорю.

– Понимаю. – Она помолчала. – Я тоже не люблю вспоминать об Уильяме. Но мне ты можешь сказать… если хочешь, конечно. Я знаю, что тебе не нравится это обсуждать, однако… – Она опять умолкла, но все-таки добавила: – Наверное, мне все-таки следует знать.

Она была права. Тем не менее внутри у него что-то перевернулось. Надо быть очень осторожным. Осторожным, чтобы не солгать ей. И все же он не мог открыть всю правду.

– А что ты хотела бы знать?

– Расскажи о ней.

Джек долго хранил молчание.

– Мы дружили, – наконец сказал он. – Земли ее родителей граничили с Хамбли, имением моего отца в Кенте. Мы были ровесниками, то есть я был на полгода младше.

Но в детстве она казалась намного старше меня.

Джек старался всего лишь сухо излагать факты, но, срываясь с его уст, слова словно забирались ему под кожу и начинали проникать глубже. Анна, с ее веселой улыбкой, золотистыми волосами и яркими васильковыми глазами, словно ожила перед его мысленным взором. Она всегда напоминала ему яркую свежую маргаритку.

– Ты ее любил? – шепотом спросила Бекки.

Джек заглянул в синие, как океан, глаза, такие не похожие на глаза Анны. Бекки была другой во всем. И представлялась ему намного старше, чем Анна.

Только Бекки он не даст вот так же уйти…

– Я любил ее. Это правда.

Бекки отвернула лицо, и ему пришлось взять её за подбородок, чтобы снова обратить к себе.

– Ты же просила правду.

– Иногда правда жжет. Я знаю, что не права, но так оно и есть.

– Я не солгу тебе, Бекки. Ты же не хочешь слышать от меня вранье.

– Не хочу. – Она сжала руки в кулаки. – Понимаю, что с моей стороны это несправедливо, но я бы не хотела, чтобы ты ее любил.

– Но я больше ее и не люблю. – Джек привлек Бекки к себе и поцеловал уголки ее глаз, ощутив в них соленую влагу. – Это было давно. Я был совсем юным. А юношеская страсть горяча.

– О да!

Джек вдруг понял, что Бекки всего на три года старше Анны, какой она была, когда погибла. Да, старше, но все еще такая юная. Однако она ухитрилась сбежать из дому еще четыре года назад. Пока муж не раздавил ее чувства, она, должно быть, любила его ничуть не меньше, чем Джек любил свою Анну.

– В любви есть нечто такое, чего я не знаю, – проговорила Бекки.

– И что же это?

Она облизнула пересохшие губы и посмотрела на него глазами, потемневшими до цвета индиго:

– Если ты однажды так сильно любил, разве возможно полюбить снова?

Джек ничего не отвечал, только смотрел в это прекрасное лицо.

– Я часто думала, – продолжала Бекки, – что никогда не смогу никого полюбить после того, что произошло у нас с Уильямом. Но с другой стороны, мой брат…

– А что с твоим братом? – Джек знал немного о разводе герцога Калгона и Софии, нынешней виконтессы Уэстклиф, но совсем недавно приехал в Англию, и все детали герцогских браков и разводов представлялись ему слишком сложными и запутанными.

– Когда я была еще совсем маленькой девочкой, Гарретт отчаянно влюбился в Софию, потом женился на ней. Мне было в то время всего шесть лет. Они были очень счастливы вместе, но ему пришлось уехать под Ватерлоо, оставив ее уже в положении. Гарретт отсутствовал целых восемь лет. Все думали, что он погиб, а когда все-таки вернулся, мне было восемнадцать, его дочери – семь, а София вышла замуж за Тристана, кузена и наследника Гарретта, который к тому же успел получить титул герцога Калгона.

– Ничего себе! – ахнул Джек. – И что же он тогда сделал?

– Он восстановил право на титул и земли и попытался вернуть себе Софию. Ведь Он все еще любил ее, как и она любила его. Но за те годы, которые они провели в разлуке, оба очень сильно изменились. София безмерно влюбилась в Тристана и не могла уже отказаться от него. Наконец Гарретт понял, что она больше не вернется к нему. Он от нее отказался. Они развелись, но разделили между собой заботу о ребенке.

– Невероятно, – проговорил Джек.

– Ты видел Тристана и Гарретта рядом. Они ведут себя как друзья. Эго странно и большинству людей кажется неестественным. Моя семья – одна из самых древних фамилий, с которыми тебе приходилось встречаться, я уверена. И при этом они самые любящие и великодушные люди в мире. Любой из них готов пожертвовать всем ради другого.

Джек подумал, что, несмотря на все эти запутанные взаимоотношения, семья Бекки выглядела намного достойнее, чем его собственная.

– Ты должна гордиться принадлежностью к такой семье.

– Это правда, – тихо сказала Бекки, – я горжусь. – Она подняла глаза на Джека. – Наверное, ты заметил, как глубоко любит жену мой брат. Кейт – моя ближайшая подруга. Им пришлось немало пережить вместе, борясь за счастье быть рядом. И хотя Гарретту скоро исполнится сорок лет, он ее обожает, несмотря на то что уже не молод и что Кейт не первая женщина, в которую он влюблен.

Джек взглянул на Бекки, поглаживая большим пальцем ее пухлую нижнюю губу.

– Итак, твой брат – доказательство того, что можно полюбить снова. Но я и не нуждаюсь в доказательствах.

– А ты можешь снова полюбить по-настоящему, Джек? Полюбить так же всепоглощающе и так же отчаянно, как ты любил в первый раз?

– Да, – проговорил он, склоняясь, чтобы поцеловать, ее. – Наверное, это уже случилось.

Бекки обняла его за шею, отвечая на поцелуй и прижимаясь жаркой грудью к его груди с такой отчаянной, такой бесстыдной жаждой, что у Джека моментально пробудилось ответное желание. Леди Ребекка, такая сдержанная, такая меланхоличная и тихая книжная барышня, в постели оказалась настоящей валькирией. И ему это нравилось.

Ладони его скользнули с крутых бедер к узкой талии, плавно – на обе груди, обхватывая их поверх сорочки.

Одной рукой он поднял подол сорочки выше колена, погладил кончиками пальцев шелковистую кожу сначала на голени, потом на бедре… Перед ним была мягкая, жаждущая женщина, взволнованная его прикосновениями. Будь он проклят, если не хочет ее каждую секунду!

Он провел ладонью между ее ногами – она быта уже готова, – скользнул по влажной поверхности, и Бекки выгнулась, плотнее прижимаясь к его руке.

Джек гладил и гладил ее лоно и наконец глубоко погрузил пальцы внутрь.

– Ах-х-х! – Бекки затрепетала и крепко вцепилась в его рубашку. По-прежнему сидя рядом с ним на диване, она сладострастно извивалась, лицо ее горело, веки были полуопущены, и из-под них пылали страстью темные глаза.

Джек дразнил ее сначала одним пальцем, потом двумя сразу; это заставляло ее стонать и вздрагивать, все плотнее сжимая его руку. Если бы он продолжал так же ласкать ее, она бы вскоре достигла вершины наслаждения.

Джек не сводил глаз с ее лица, потому что каждый вздох, каждый стон, каждый крик удовольствия добавляли силы его собственной страсти, заставляли желать ее еще сильнее, любить ее еще крепче.

– Джек, – зашептана она, – Джек, прошу тебя…

Не убирая руки, он соскользнул с дивана и встал перед ней на колени, потом ласково свободной рукой развел ее ноги и подтянул к себе, так что теперь Бекки сидела на краю дивана, совершенно раскрытая перед ним.

Раскинув руки на подушках, она смотрела на него округленными от удивления глазами.

– Что ты делаешь?..

Но она умолкла, как только он склонился и поцеловал ее. Потом провел языком по гладким внутренним складкам. – Джек!

Он оторвался, облизывая со своих губ сладкий весенний нектар и глядя ей в лицо.

– Что т-ты?..

– Пробую твой вкус. – Он пошевелил пальцами, которые все еще были глубоко у нее внутри, и заметил, как она изо всех сил старается сосредоточить на нем свое внимание.

– Зачем?

– Потому что хочу. – Он хитро улыбнулся и снова подался к ней, заработав пальцами и языком в едином медленном ритме, углубляясь в нее и гладя внутри, дразня поверхность языком, в особенности нежно касаясь возбужденной верхушки. Он кружил вокруг него кончиком языка, чувствуя, как тот наливается и твердеет, а потом осторожно потянул губами, в то же время согнув пальцы внутри влагалища, отчего Бекки дошла до предела.

Она разрядилась внезапно, чему он сильно удивился. Бедра прижались к его голове, руки ухватились за его волосы, она выкрикнула его имя. Тело ее пульсировало под пальцами, под губами, и сладкий мускусный вкус окутал его язык.

Он продолжал гладить ее языком, пока она не иссякла, и лишь после этого оторвался от нее. Он быстро освободился от брюк, стащив их с ног, и от рубашки, сорвав ее через голову. Потом снова вернулся к Бекки, укладывая ее на диване.

Он не мог ждать более ни секунды. Он должен был овладеть ею.

Джек быстро вонзился в ее горячее, влажное, жаждущее лоно. Наслаждение поразило его с такой силой, что в глазах засверкали белые пятна. В самой глубине он остановился – пальцы запутались в ее волосах – и постарался вернуть себе подобие разума.

Она смотрела на него восхищенно, и взор ее был полон удовольствия. Она заскользила ладонями по его ребрам, по спине, обвила ногами.

Стиснув зубы, стараясь не потерять голову и не начать сильно и отчаянно биться в нее, пытаясь обуздать и укротить свою горячность, он задвигался нарочно медленно, с каждым толчком все глубже и глубже, все сильнее и сильнее. Он хотел, чтобы они оба успели насладиться, не спеша поднимаясь к вершине блаженства. Его мускулы напрягались все сильнее, яички набухли, член вытянулся и стал тверд, а нижняя челюсть так напряглась, что он почти скрипел зубами. Бекки двигалась в лад ему, то совершенно расслабляясь, то напрягая мышцы. Поначалу она просто гладила его торс, затем руки пустились в беспорядочное путешествие по всему его телу – куда только могли дотянуться. Веки ее были опушены, потом она крепко зажмурилась и стоны блаженства послышались из-под плотно сжатых в тонкую линию губ.

Джек наблюдал за ней. Все его мышцы были напряжены, а последний взрыв страсти так близок! Но он не закрывал глаз, сосредоточившись на любимой женщине, такой прекрасной в этом экстазе.

И вот она стала вздрагивать, дрожа и пульсируя. Губы ее приоткрылись, тело выгнулось в изумительной агонии. Ее лоно продолжало сжиматься, удерживая его словно тисками.

Джек как будто взбирался на вершину девятого вала. И вот, рыча, он словно прыгнул с самого гребня волны в беснующуюся внизу воду. Он вздрагивал синхронно с любимой, вселяя в ее глубины свое семя, свое сердце и свою душу.

– Бекки, – прошептал он, почувствовав, как она впитывает последние капли.

Втиснувшись между нею и спинкой дивана, он повернулся лицом к очагу, обняв ее грудь и положив подбородок ей на макушку. Бекки устроилась поуютнее. Даже в этой позе они отлично подходили друг другу.

Он смотрел в огонь из-под полуопущенных век и наслаждался молчанием. Немного погодя Бекки промурлыкала:

– Ты действительно думаешь, у нас получится?

– Что получится?

– Быть вместе.

– Да. – Он сказал это «да» решительно и бесповоротно. Несмотря на то что их судьбы до сих пор были так не похожи, они оказались намного более совместимы, чем он предполагал. Давным-давно они шли одним путем, но случайно разошлись на развилке: Джек – когда его обвинили в убийстве, Бекки – когда погиб ее муж. И все же какая-то сила свела их и они снова очутились на одном пути – на пути исцеления, ведущем к лучшей доле, прочь от скучного болота, которое их окружало.

Бекки еще крепче прижалась к нему и погладила рукой бедро.

– А знаешь, я тоже так думаю.

– Выходи за меня, Бекки.

Она помедлила, потом грудь ее высоко поднялась и опустилась – Бекки вздохнула и прошептала:

– Да, Джек. Я выйду за тебя замуж.

Все существо Джека с невероятной силой отозвалось на эти несколько слов. Он даже зажмурился – такая сильная волна чувств его захлестнула. И, крепко обнимая любимую, он поклялся себе: что бы ни произошло, он будет благороден по отношению к ней.